Глава 29
Чужая стая
Дружба трагичнее любви — она умирает гораздо дольше.
Оскар Уайльд «Несколько мыслей в назидание чересчур образованным»
20 марта
Огромная серая волчица бежала, все сильнее углубляясь в лес по тропинке, едва заметной в снегу.
В вершинах деревьев гудел ветер.
Рогнеда скользила под тяжелыми ветвями, усыпанными снегом, и чутко принюхивалась. Этой дорогой не ходил никто из оборотней. Так повелось. В каждом лесу есть запретные места, окутанные тайнами легенд. В каждом доме есть правила, которые нельзя нарушать.
Летом здесь было глухо, сыро, неуютно. Молчали птицы и не цокали белки. Зима выбелила коряги, засыпала бурелом, сгладила черные вывороченные корни. Дневное небо было затянуто тяжелыми снеговыми облаками, сквозь них не пробивался ни один лучик солнца. Но Рогнеда чувствовала его жар.
Неподалеку застрекотала сорока, потом еще одна, и еще.
Волчица замерла на мгновение, принюхалась и скользнула под куст лещины, согнувшийся под тяжестью снега. Затаилась. Человеческая часть разума, скрытая в зверином теле, понимала, как удивились бы дети, увидев свою Мать, крадущуюся в чаще, словно лисица с украденной курицей по деревенскому двору. Они привыкли читать ее полновластной хозяйкой всего леса.
К сорочьему стрекоту присоединился громкий стук. Как будто кто-то изо всех сил бил колом по стволу дерева. Волчица подняла голову и уловила, наконец, в воздухе дорожку запаха. Едкого, обжигающего ноздри. Она сдержала рычание, поднимающееся в горле, проползла несколько метров под ненадежным укрытием веток и бесшумно прыгнула под еловые лапы. Побежала вперед, держась подветренной стороны.
Рогнеда знала, что ее не могли ни учуять, ни услышать, но могли почувствовать. Хотя днем опасность была меньше.
Волчица по широкой дуге обогнула поляну, с которой доносился стук, пробежала мимо упавшего дерева. Это была сосна. Срубленная несколько дней назад, она все еще пахла смолой, на ее стволе виднелись свежие следы от топора. Золотистую кору присыпал снег. Неподалеку лежала еще одна.
Спустя короткое время к чистому запаху наста и хвои примешался еще один. Рогнеда увидела разодранную тушку зайца. И убили его не для еды. Кто-то позабавился, окропив снег алой кровью и растянув пушистую шкурку на острых сучьях куста.
«Плохо, — подумала женщина, — очень плохо». Волчица тихо заворчала, вздыбив шерсть на загривке, и устремилась дальше.
Тяжелые тучи, наконец, прорвались. Повалил снег. Он падал плотной стеной на открытых кусках леса и кружил редкими хлопьями в густом ельнике. Хищница фыркнула, стряхивая с носа легкую снежинку, и побежала быстрее.
Избушка появилась как всегда неожиданно. Словно выпрыгнула из белой пелены. Покосившийся, низкий домик привалился к стволу огромной ели, и ее нижние ветви почти скрыли его. Двери не было, вместо нее в стене виднелся узкий лаз.
Несколько мгновений волчица стояла, принюхиваясь и прислушиваясь. Но уловила только шелест снега и запах прелого дерева от хижины.
Рогнеда скользнула в дыру и, оказавшись внутри, тут же приняла человеческий облик. В единственной комнате этой берлоги было грязно, еще грязнее, чем в прошлый раз. На земляном полу валялась гора поеденных молью волчьих шкур. Рядом стоял глиняный кувшин, издающий зловоние старой крови. Выложенный черными от копоти камнями очаг. Похоже, его уже давно не зажигали. У стены темнела покосившаяся лавка и виднелась дыра подземного хода под корни ели.
Женщина оглядела жалкое логовище и вдруг услышала негромкое ворчание. Груда шкур, валяющихся на полу, зашевелилась, из-под нее выбрался огромный грязно-белый зверь. Встряхнулся, оскалился, зарычал. С длинных желтоватых клыков закапала голодная слюна, косматая шерсть на загривке и хребте поднялась дыбом.
Рогнеда тяжело вздохнула и развязала тесемки мешочка, висевшего на груди.
Женщина вытащила из мешочка горсть трав и швырнула в морду зверю за мгновение до того, как он бросился на нее. Волк взвыл, отскочил в сторону, мотая головой и захлебываясь от свирепого рычания, снова попытался прыгнуть на Рогнеду, но рухнул на пол, уже не в силах справиться с ее магией. Звериное тело менялось. Медленно и болезненно. Превращение, происходящее с ней самой и ее братьями за несколько мгновений, здесь растянулось на долгие минуты, сопровождаясь хрустом суставов, хрипом и стонами.
Рогнеда стояла, безучастно глядя, как у ее ног корчится оборотень, превращающийся в человека.
— В прошлый раз тебе было легче.
Все еще стоя на четвереньках, он поднял голову, взглянул на нее сквозь спутанные космы светло-серых волос. Оскалился и заставил себя подняться.
Он был на голову выше Рогнеды. Поджарый, мускулистый. Под грязной рубахой, распахнутой на груди, виднелись белые следы шрамов. Лицо, которое когда-то казалось ей красивым, стало еще грубее, жестче утрачивало мягкость человеческих черт. Светло-голубые глаза — точная копия глаз брата. Да и сам он — отражение Иована, только моложе на десять лет. Человеческих лет.
— Здравствуй, Велед, — сказала женщина тихо.
Оборотень тяжело сел на лавку, разминая шею.
— Не думал… что ты придешь… снова. — Слова давались ему с трудом, а голос звучал пока слегка невнятно. — Думал, уже надоело.
Клан Вриколакос состоял из нескольких вожаков, переростков, умеющих контролировать волчье обличье, и пары щенков, только учившихся это делать.
А еще были те, кто жил отдельно в лесной глуши. Дикие, опасные, мудрые собственной звериной мудростью.
Когда-то давно семья вриколакосов разделилась. Большинство считали, что должны жить как можно дальше от людей и других кланов. Не подчиняться правилам большого мира, такого враждебного и непонятного. Следовать законам, оставленным предками — первыми потомками Основателя. Убивать чужаков, ступивших на закрытую лесную территорию. Только так, считали они, возможно сохранить себя, свою уникальную природу. Добиться независимости и уважения.
И лишь Иован понимал, чем закончится гордое одиночество оборотней.
Тонкая ниточка, связывающая волка и человека в их душе, оборвется. Простые потребности, простые мысли, простые законы. Свобода. Нет невыполнимых желаний и неосуществимых целей. Не к чему стремиться. Не над чем размышлять, не с кем беседовать. И ни к чему быть людьми, связанными моралью и совестью.
Иован не хотел простой жизни по закону «подчиняйся сильному и трави слабого». Не желал убивать в себе человека. И ушел для того, чтобы создать новый клан. Гордо носящих волчью шкуру, а не живущих в ней. Он заставлял детей, принимающих звериное обличье, не терять разум. Учил их быть хладнокровными, выдержанными и уважающими друг друга. И не считал унизительным общаться с другими кланами.
В лесу хватило места для всех. Вриколакос жили по своим правилам. А те, другие, по своим. Не мешая, но и не помогая.
Выкодлаки были дикими. Свобода превращала их в жестоких кровожадных существ, почти потерявших способность принимать человеческий образ. Не люди, не волки. Но этот путь они избрали сознательно.
Велед зевнул, потянулся, хрустнув суставами. Насмешливо посмотрел на задумавшуюся Рогнеду.
— Как Иован не боится отпускать тебя ко мне?
Глава клана знал, куда она уходит раз в год, зимой. Ничего не говорил, молча принимая ее выбор.
— Это ты приказал срубить сосны вокруг берлог?
— Да. — Оборотень развалился на лавке, глядя на нее со злобной усмешкой.
Рогнеда усмирила гнев, начавший пробуждаться в душе, и сказала спокойно:
— Эти деревья распространяют светлую силу, спокойствие. Они помогают тебе…
— В чем?! — рявкнул он, впиваясь в крошащееся дерево скамьи черными ногтями, похожими на когти. — Быть человеком? А если я не хочу?! Если мне… нам всем нравится быть такими.
Рогнеда безразлично пожала плечами, еще раз осмотрела темное логово:
— Да, человек не стал бы жить в такой грязи. И волк тоже. Ты слишком ленив, чтобы бороться за свой разум.
Он вскочил с плавностью хищного зверя и заворчал, свирепо глядя на нее исподлобья:
— Лучше бы тебе помолчать, женщина, пока я не разорвал твое красивое белое горло.
Рогнеда невесело улыбнулась в ответ на эту угрозу. Велед, не чувствуя ее страха, успокоился. Внимательно посмотрел на нее:
— Зачем ты приходишь?
— Не могу оставить родича.
Когда-то ей казалось, что она любит брата Иована, потом — что жалеет. И наконец все прошло, остался один долг.
Оборотень улыбнулся, и на его лице появилось задумчивое выражение.
— Женщина и волчица по сути своей очень похожи. И та и другая — отважны, преданны и заботливы.
Рогнеда почувствовала, как ее сердце сжалось на мгновение.
— Если ты так беспокоишься о моей участи, можешь остаться сама. В каждой женщине живет волчица. — Оборотень протянул руку и коснулся гривы ее волос. — Но цивилизация надела на тебя намордник и поводок. Ты заперта в человеческом теле, словно в конуре, и не можешь подать голоса. Ты думаешь, что можешь превращаться в волка, и поэтому свободна?
Рогнеда тряхнула головой, сбрасывая его руку. На нее давно не действовали его слова искушения и не волновали прикосновения. Она осталась равнодушна.
— Я знаю, почему вы не пускаете к нам молодняк, — продолжил оборотень, начиная раздражаться из-за ее безразличия. — Боитесь, что они предпочтут вольную жизнь с нами вашим нудным нравоучениям. Вы держите их в клетках.
— Мы по-разному понимаем волю. — Женщина повела плечами, чувствуя, что грязная, затхлая берлога начинает угнетать ее. Давить. Хотелось быстрее вырваться в лес, на свежий снег. — Здесь все сгнило. Как эти шкуры. Ты снял их со своих братьев?
— С тех, кто не подчинялся мне, — проворчал Велед и пояснил с оттенком гордости: — Это законы стаи.
— Да, ты живешь в стае. А я — в семье. — Осторожно переступая по грязному полу, Рогнеда подошла ближе к выходу.
— Зачем ты пришла? — повторил он, проницательно глядя на нее. — Тебе ведь что-то от меня нужно?
— Основоположник вернулся, — ответила она просто.
Велед запустил пальцы в серые волосы, сел на скамью, усмехнулся, посмотрел по сторонам, словно впервые видя свою берлогу. И она, точно повинуясь его взгляду, стала меняться. Расширились стены, превращаясь из закопченных досок в светлые, золотистые бревна, ушел вверх потолок, пропуская в дом прохладный, чистый воздух. На полу появились зеленые еловые лапы, пахнущие свежо и морозно. Развернулась широкая лестница, ведущая на нижний этаж. Оттуда повеяло душистым теплом и послышалось потрескивание печи. На белые лавки легли пушистые шкуры северных оленей.
— Так тебе легче? — спросил оборотень, с улыбкой глядя на женщину.
Отделившись от своих диких лесных братьев, вриколакос утратили большую часть магии, и каждый раз, видя нечто подобное, Рогнеда не могла сдержать удивления.
— Тогда давай поговорим.
Он и сам изменился. Его одежда и волосы стали чистыми. Звериная натура, казалось, скрылась глубоко в душе.
— Вы знаете, что можете найти здесь убежище. Мы дадим вам защиту.
— Благодарю, но мы сами можем защитить себя. — Рогнеда села на скамью, вдыхая запах леса, хвои и теплых шкур. — Я пришла не за этим. У тебя, я знаю, был амулет защиты от чужих мыслей…
— Волчий Глаз… — произнес он задумчиво.
— Ты можешь дать его мне?
— Это не слишком надежный оберег.
— Знаю.
Несколько мгновений Велед пристально смотрел на женщину. Потом решительно поднялся с лавки:
— Ну, раз он тебе нужен, пойдем, поищем.
Он первым выскользнул из дома, перевоплотившись. Рогнеда последовала за ним, тоже принимая волчье обличье.
Лес неуловимо преобразился. Глубокое беззвучие сменилось ровным гулом ветра среди стволов. Сумерки сгустились, мягким бархатом укрывая землю. Запахи стали острее и ярче.
Они бежали рядом. Две молчаливые серые тени.
Снегопад прекратился. В воздухе закружили яркие, враждебные запахи. Опасность, спящая днем, зашевелилась, и с минуты на минуту была готова проснуться. Казалось, деревья оживали, со скрипом вытягивая застывшие сучья, стараясь зацепить бок волчицы. Стряхивая снег, поднимали тяжелые лапы, чтобы не дать ей укрытие. Этот лес был враждебен ей так же, как и его обитатели.
Сумерки укрывали серое легкое тело, но ее запах плыл следом и, не спеша развеяться, выдавал Рогнеду.
Она миновала поваленные деревья и вдруг уловила слева быстрое движение. Стремительную тень, метнувшуюся за кустами. А спустя секунду послышался вой. Это были не протяжные певучие голоса волков — казалось, невидимые существа издеваются, плохо изображая напевы зверей. Они хрипели, сипели, вопили, хохотали, как гиены, и угрожающе бормотали.
Шерсть на спине хищницы поднялась дыбом. В темноте Рогнеда уже видела поблескивающие искорки глаз, черные силуэты. Не люди… не волки.
Она заворчала тихонько, а ее спутник грозно рыкнул в сторону преследователей, и те отстали.
Впереди показалась поляна, занесенная снегом. Велед остановился, огляделся по сторонам, потом взглянул на Рогнеду, и она поняла, что должна остаться здесь, не вмешиваться в его магию.
Волчица легла на снег. Оборотень, казалось, улыбнулся, глядя на нее, прыгнул в сторону и скрылся в дремучих зарослях.
Хищница положила голову на лапы, готовясь к длительному ожиданию. Прикрыла глаза, ощущая разноцветные запахи и звуки, клубящиеся вокруг. Ей снова вспомнилась ночь в глухое время декабря, когда волки собираются в стаи…
Стояла лютая стужа. Дым над печными трубами поднимался прямыми столбами. Воздух звенел от холода, а деревья трещали. Звезды стали ярче и ближе.
На родине Рогнеды никогда не было таких морозов и таких дремучих лесов. Море, омывающее черные скалы, щедро отдавало тепло, собранное летом. Воздух был напитан влагой и солью. Снег, если и выпадал зимой, быстро таял.
Здесь все было чужим. И она сама тоже оказалась чужой.
Местные с неодобрением косились на красивую, надменную женщину. Также они была недовольны Иованом. «Привез чужачку. Своих баб ему мало!» Впрочем, высказывать недовольство открыто никто не решался. Слишком неуживчивый нрав был у охотника.
За окошком, не переставая, выл ветер. Иован должен был вернуться несколько часов назад. Еще совсем недавно Рогнеда металась по дому, не находя себе места. Схватила полушубок, собираясь идти в лес. Но тут же уронила его на пол. Куда идти? Где искать?
На ее родине опасность была понятной. Шторм на море, рана во время схватки с одним из норманнских племен. Но чего ждать от этих лесов, о которых сочиняли дикие небылицы, она не знала. Сам Иован с преувеличенно серьезным видом рассказывал ей о лесовиках, болотницах и волчьих пастырях. А потом забавлялся над ее изумлением…
Рогнеда застыла, напряженно вслушиваясь. Ветер стих, и вместо него послышался далекий волчий вой. Оборвался, оставив после себя зловещую звенящую тишину.
А потом, спустя короткое время, она услышала шаги. Медленные и тяжелые.
Женщина выскочила из дома, задохнулась от ледяного ветра и едва успела поддержать Иована. Его полушубок задубел от крови. В волосы и бороду набился снег, руки казались ледяными.
Рогнеда помогла мужу добраться до кровати, усадила и принялась стаскивать окровавленную одежду. Он пробормотал что-то непонятное и повторил на родном языке Рогнеды:
— Волки.
— Как ты ушел от них?
— Не ушел. — Он попытался улыбнуться, но скривился от боли. — Пожевали и выплюнули.
— Оно и видно, — произнесла сквозь зубы женщина, вспарывая ножом штанину, намокшую от крови. — На тебе живого места нет.
— Видно не по вкусу пришелся.
Он, как всегда, шутил, пытаясь успокоить ее.
Рогнеда осторожно промыла все раны и царапины. Особенно глубокая была на плече. Перевязала. Отошла к печи, занявшись приготовлением целебного отвара.
— Я уже хотела идти к Веледу. Просить его идти искать тебя.
— Да ну? — Иован пристально взглянул на нее. Она спиной почувствовала его тяжелый взгляд.
— Я понимаю. Никто бы не пошел в лес ночью, но надеялась…
— Больше не ходи к нему, — буркнул он, покосился на кружку с отваром, который держала Рогнеда, и спросил: — А покрепче ничего нет?
Она молча наклонилась, коснулась губами его лба, но не ощутила жара, который должен был возникнуть из-за ран. Однако не успела удивиться.
Входная дверь распахнулась, и в избу ввалился Велед — словно слышал, что о нем только говорили. Выглядел он еще более буйным, чем обычно. Волосы торчали дыбом, воротник рубахи расстегнут. Иован говорил, что у брата была жена, но она пропала. Не вернулась из леса. То ли дикий зверь задрал, то ли в трясину случайно забрела. И с тех пор Велед жил один.
Он застыл на пороге, обвел горницу диковатым взглядом, посмотрел на Иована, приподнявшегося на кровати, перевел взгляд на Рогнеду, держащую кружку, и широко ухмыльнулся.
— Ты ей не сказал, — произнес он с глубочайшим удовольствием.
— Проваливай… — рыкнул Иован. — Не до тебя сейчас.
— Так и знал, что не скажешь, — продолжил тот, входя в круг света от масляного светильника. И женщина невольно содрогнулась, заметив, как горят его глаза.
— Что не сказал? — спросила она.
— Он больше не человек, Рогнеда. Погляди на его раны.
Она с недоумением взглянула на мужа. Тот сел, с ненавистью глядя на брата, а он продолжил с насмешкой:
— Ну, расскажи ей. Кто отозвал волков? Кто вернул тебе жизнь? Ты бы умер в лесу. Истек кровью.
— Скажи лучше, кто навел на меня волков?! Они шли за тобой. Я видел.
Велед покачал головой с укоризной. Притворно вздохнул:
— А я-то думал, ты благодарить будешь. Такую силу получил. Власть над зверьми… Ну ладно, может, жена отблагодарит.
— Убирайся! — рявкнул Иован, стремительно вскакивая на ноги.
Посмеиваясь, его брат вышел, хлопнув дверью. С улицы снова послышался волчий вой. Иован громко засопел и принялся снимать с себя повязки. Ран на его теле больше не было.
— Велед оборотень, выкодлак, — угрюмо произнес он, не глядя на жену. — Уже год. И отныне я такой же зверь. И всегда буду зверем… Теперь ты знаешь. Можешь уйти.
Он наконец поднял взгляд, и в его глазах Рогнеда увидела глухую тоску.
Она не ушла. Не смогла. А потом, спустя короткое время, и сама захотела разделить с ним лесную свободу, захотела стать такой же, как он…
Волчица стряхнула человеческие воспоминания, чувствуя чужое приближение, насторожилась, начала приподниматься. Из-за кустов выскочил белый волк, держа в пасти окровавленную тушку зайца. Она упоительно пахла свежей кровью. Хищница невольно облизнулась, наблюдая за сородичем.
Тот вышел на середину полянки, положил добычу на снег. Перевоплотился, как и в прошлый раз с трудом, вытер рукавом рот, испачканный кровью, и оглянулся на Рогнеду. Та снова застыла, не желая помешать ему случайно.
Велед присел на корточки рядом с мертвым зверьком. Быстрым движением рассек его шкуру. Прокусил свою руку и принялся рисовать знаки, похожие на руны, вокруг белого пушистого тельца. Рогнеда почувствовала, как шерсть на загривке поднимается дыбом. Мощная магия окатила ее порывом горячего ветра. Снег вокруг жертвы начал таять.
Велед уронил на зайца несколько капель своей крови, машинально лизнул рану на руке, вынул из кармана камешек, похожий на осколок мутного стекла. Кусочек кварца, в котором пульсировала древняя мощная магия. Рогнеда и сама умела собирать силу вриколакос с помощью некоторых трав и минералов. Но подобный артефакт мог создать лишь брат Иована.
— Настало время пробудить тебя…
Бормоча что-то неразборчивое, Велед осторожно опустил камень на окровавленное тельце. Рогнеда ожидала очередной вспышки магии, но ничего не почувствовала. Оборотень неторопливо подошел к ней, сел рядом. Снег окончательно растаял под мертвым зверьком, и он скрылся из глаз, провалившись в сугроб.
— Теперь подождем немного, — сказал Велед, потягиваясь.
Помолчал и спросил чуть насмешливо:
— Иован не жалеет, что лишает себя такой сильной магии?
«Нам достаточно того, что мы имеем», — подумала Рогнеда.
— Ну, как знаете, — улыбнулся он, будто прочитав ее мысли…
Ночь клонилась к концу, когда выкодлак поднялся, вернулся к центру поляны, запустил руку по локоть в дыру в сугробе и вытащил гладкий кругляш кварца, пульсирующий желтым светом.
— Волчий Глаз, — произнес Велед, любуясь своим творением. — Используй его с умом, Рогнеда. Второй такой я создать не смогу.