3

Он вышел на крыльцо и, окинув взглядом уходящую вдаль дорогу, вздохнул. От стены отделилась несколько полноватая, но изящная женская фигурка и направилась к нему. Ветер расплескал его длинные темные волосы, на бледном лице проступила задумчивость, и он вглядывался в дорогу, словно хотел прочитать на ее пыльной, ухабистой поверхности ответ на какой-то вопрос, глубоко, безвылазно засевший в нем. Девушка подошла сзади и тронула его за плечо. Позвала негромко:

— Леннар.

— Да, сестра.

Она вздрогнула. Уже много времени прошло с того момента, когда Ингер принес его, измученного и почти мертвого, в их дом, — и незнакомец, назвавшийся Леннаром (или они назвали его так, кто знает?), стал обращаться к ней: сестра. Она никак не могла привыкнуть. Может, не о таких словах, обращенных к ней, мечталось Инаре?.. Она не знала, может, просто боялась разобраться в себе…

— Ты хочешь уйти от нас? — спросила она. — Ведь тебя тяготит… тяготит все то, что происходит? Но ведь Ингер, он добрый. А эти происшествия… два или три… это — недоразумения. Ты хочешь уйти?.. Ингер, он…

— Я не знаю.

— Но ты не останешься?

— Я не знаю, — повторил он.

…Никто, никто в семействе Ингера и Инары не представлял всех последствий того, что в их доме поселился этот странный, поначалу даже не способный изъясняться на их языке неизвестный человек. Впрочем, плюсы были очевиднее минусов. Отец Ингера и Инары, почтенный Герлинн, со свойственной ему расчетливостью и прижимистостью успел подсчитать, что Леннар принес им примерно в тринадцать раз больше дохода, чем было потрачено на его одежду, еду и личные надобности. Он был скромен и неприхотлив. Ко всему этому он оказался — вопреки ожиданиям — весьма сообразителен и довольно силен, так что от него был большой толк в хозяйстве. Лишние рабочие руки, к тому же мужские — разве плохо? Вот так рассудил и почтенный Герлинн, который, надо еще раз признаться, был несколько скуповат.

Но были и недоразумения, сначала попросту огорчившие этих добрых людей, а потом и заронившие в их души глубокую, смутную, суеверную тревогу.

ПЕРВАЯ странность имела место быть через несколько дней после того, как славный кожевенник подобрал Леннара на склоне оврага у Проклятого леса. Вышло так, что найденыш внезапно явился в мастерскую Ингера и встал у дверей, рассматривая обстановку.

— Ты что тут делаешь? — довольно невежливо обратился к нему Ингер. — Иди на свою лежанку, не мешай работать.

— Да я смотрю. Дивлюсь, — последовал ответ.

Младший брат Ингера, толстый и глупый Бинго по прозвищу Бревно, принял это за комплимент и, выставив вперед свой живот, являвшийся предметом жестоких продовольственных страхов всей семьи, сказал:

— Да. Оно… это… да. Работа у нас — сам пойми. Не абы как. Вот.

Леннар помолчал. Его пальцы ощупывали кусок кожи. Давно забытое, смутное ощущение вдруг проникло в пальцы, схватило искорками в самых кончиках, и Леннару показалось, что кусок грубой кожи ожил в его руках. Леннар вздрогнул. Потом сказал:

— Да я не о том. Дивлюсь я совсем другому. Вы ведь уже много лет этим ремеслом промышляете? А я смотрю, грубоватая у вас выделка идет.

Вот тут Ингера, собственно, довольно добродушного по натуре, задело за живое. Он зарычал сквозь зубы, от усердия даже ударив себя могучим кулаком по груди, отчего по всей кожевенной мастерской пошел вполне отчетливый гул:

— Ты что тут такое несешь? Ты что, учить нас собрался? Да ты кто такой? Ты вообще помнишь, откуда ты взялся?

— Не помню, — честно ответил Леннар.

Это было сказано очень просто, но у Ингера почему-то по коже пробежал морозец. Ему вдруг вспомнилось, какую цену давал кузнец Бобырр за табличку, найденную при этом типе. Вот при нем, этом Леннаре. Хотя такое ли у него имя вообще? Кто его знает… быть может, этот найденыш в самом деле знает что-то полезное. Ведь сумел же он с невероятной скоростью изучить их язык. Хотя с самого начала, кажется, и слова не знал. Значит, в голове что-то есть. Ну-ну. Поглядим.

Нельзя отрицать, что в этом рассуждении Ингер проявил определенную сообразительность и благоразумие.

— Ну? — сказал он сквозь зубы, позволив себе, впрочем, достаточно насмешливый тон. — Может, ты научишь нас чему-то лучшему?

Братец Бинго по прозвищу Бревно принял слова брата за удачную шутку. Он захохотал, скаля зубы:

— А-га-га! Научит нас?! Да ты посмотри, он же тощий, толщиной с мой мизинец! Научит! И-го-го!

Лошадиный гогот братца Бинго Леннар встретил доброжелательной улыбкой. Он сказал:

— Знаешь, не все меряется толщиной. Я хотел спросить: как вы работаете? В смысле — процесс обработки кожи. Поэтапно.

Половину слов братья не поняли (равно как и сам Леннар не мог осознать, откуда всплывают эти слова, как не мог пока что понять, отчего его пальцы становятся такими гибкими и умелыми). Ингер, как наиболее сообразительный, принялся пояснять любознательному чужестранцу:

— Ну как тебе сказать. Берешь скотину. Обдираешь шкуру. Сначала ее тщательно промываешь… гм… очищаешь от остатков, значит, мяса и сухожилий, затем золишь, для чего, значит… предварительно размачиваешь в воде, окунаешь в ящик с известью и золой. Потом, как шкуру вынимаешь из зольника, ее снова промываешь и сбиваешь тупым ножом шерсть и мездру. А дальше…

— Так, понятно. Грубая работа. А технология пластичного дубления вам неизвестна? — сам не очень понимая, откуда он все это берет, спросил Леннар.

Тут на него нахлынуло. Он быстро, давясь словами, принялся рассказывать все, что знал (откуда?) о кожевенном деле. Потом обошел кожевенную мастерскую, коснулся нескольких предметов… и заговорил более спокойно, плавно, и уже нарочито солидно излагал все, что ему обильно возвращала память. Судя по лицам Бинго и Ингера, они не подозревали и о четверти того, что только что поведал им этот откуда-то взявшийся тип.

Закончив познавательную лекцию, Леннар окинул взглядом мастерскую. Здесь был стандартный набор инструментов: большая и малые колоды для замачивания кож, два медных котла, четыре дубовых кади, два ушата, небольшое корыто, а также скобели и скребницы — все сработано довольно грубо и неказисто.

— Так, понятно, — сказал Леннар. — Значит, так. Для работы потребуется несколько приспособлений, как их делать… я еще не помню, но мне кажется, что скоро вспомню. И еще… нужно пойти в лес.

— В лес? — содрогнулся Ингер. — В Проклятый лес?

— А тут что, кроме Проклятого леса, других лесных насаждений нету, что ли, почтенный Ингер? — уже почти весело спросил Леннар, видя, как все больше и больше вытягиваются липа этих кожевенников, еще недавно преисполненных профессиональной гордости.

— Есть, — растерянно ответил Ингер.

Им пришлось пройти через всю деревню (в направлении, противоположном Проклятому лесу), они миновали самый большой в селении дом кузнеца Бобырра, добротный, просторный, и удалились на довольно приличное расстояние, прежде чем увидели неровную щетину лесополосы. Лес тут был прерывистый, со множеством полян и валежника, но Леннар нашел тут всё природные материалы, которые хотел. Все, что нужно для грамотного дубления и последующей тонкой выделки кожи.

Пройдя сквозь рощу, Леннар вдруг обратил внимание на то, что за деревьями, вплотную подступая к лесу, громоздятся крупные утесы белого камня. Некоторые были ненамного ниже макушек самых высоких деревьев. Подойдя ближе, он обнаружил, что камень несколько желтоватого оттенка и трещиноватый, однако вполне годен для строительства (а все дома в деревне, включая маленькую храмовую башенку, были сработаны из дерева). Подошли Ингер и Бинго. Леннар обратился к ним с закономерным вопросом:

— Да тут же можно организовать прекрасную каменоломню! Камень, конечно, своеобразный, однако лучше строить каменные дома, чем рубить избы из дерева. Или я не прав?

Реакция братьев показалась ему по меньшей мере странной. Те переглянулись, причем лица у них были какие-то застывшие, а потом одновременно повернулись к Леннару и сказали в голос же:

— Нельзя!

— Почему? — недоуменно спросил Леннар.

— Жрецы Благолепия наложили запрет на это место, — сказал Бинго. — Говорят, это развалины какой-то старой постройки. Можно гулять, можно трогать, но никто не смеет строить из этого дома или… как это…

— Изучать, — подсказал более смекалистый Ингер.

— Вот-вот. Изучать.

— Говорят, давно, еще в пору молодости старика Кукинка, и даже раньше, запретили раз и навсегда строить дома как из этого камня, так и из камня вообще. Каменные дома можно иметь только в городах. Для того и существуют печи Дариала, бога строительства. Древние печи, из них выходят готовые строительные блоки. Печи Дариала остались от прежних времен, и ими пользуются только с позволения Храма.

— Значит, вы строительный камень не добываете?

— Н-нет. Я же говорю…

— А железную руду — тоже не добываете? Тоже запрешено?

Братья переглянулись.

— Руду? Это как?

— Ну как же. Вот откуда кузнец Бобырр берет железо для ковки?

— Так это ж ясно. Угу. Это ж умыкатели железа ему приносят.

— Кто-кто?

— Да работники заезжие. Старатели. Они по добыче железа горазды. Ну, умыкатели железа, — повторил Ингер, видимо недоумевая, как Леннар не понимает таких простых вещей.

— А это еще что за профессия — умыкатели железа? Что за ремесло?

— Есть такое ремесло! — буркнул Ингер. — Железо-то надо добывать? А откуда его добудешь? Не из земли же? Ха-ха!.. И не сыщешь, кроме как не отпилишь от древних построек… они все ближе к Стене мира и в перевалах между Верхними и Нижними землями встречаются. Умыкатели железа — это наследственная профессия. У каждого из них есть иаджикк — это такая штука, которая берет любой сплав. Иаджикк переходит по наследству от отцов и дедов, сейчас их делать уже не умеют. Есть свободные умыкатели, а есть прикрепленные, то есть те, у кого разрешение от Храма. А уж у тех, у кого есть разрешение от Храма на добычу железа, у тех иаджикки огромные, их только на повозке с парой лошадей перевозить.

— А откуда же железо брали древние? — озадачил его вопросом Леннар. — Да и другие металлы?

Вопрос явно поставил его собеседника в тупик.

— Гм… откуда? Ну так, верно, Илдыз открыл им какой-то нечистый способ добычи! За что боги и разгневались.

— Гм… значит, теперь нашелся чистый способ, — задумчиво протянул Леннар, качнув головой. — Берешь этот ваш иаджикк и давай себе отпиливать от старой конструкции, еще до эры Благолепия созданной. А потом переплавляешь и по новой вещицу выковываешь? Так? Да-а. Ну и дела тут у вас… — Он слабо пожал плечами. — Ну ладно… в чужой монастырь со своим уставом — никак… Я понимаю… Пошли, братцы.

Толстый Бинго топнул ногой и сказал:

— Ах, ну я же вспомнил! Железо падает с неба! А что? Это правда, лопни мое брюхо! Истинная правда, клянусь чревом Берла! Не так давно с неба упала огромная железная штуковина размером с добрую половину нашей деревни, и было это у города Кастелла, у нас, в Арламдоре! Мужики рассказывали… Эту штуку назвали «лепестком Ааааму» и говорили, что вправду она издали похожа на лепесток. Только какой!.. Он глубоко ушел в землю, а то, что осталось снаружи, все равно в двадцать или тридцать ростов Ингера будет!.. Вся земля загудела, когда «лепесток Ааааму» рухнул с неба, а озеро подле деревни Хмари расплеснулось и смыло около десяти дворов!

— Это правда, — подтвердил и Ингер, — я слышал перетолки об этом на давешней ярмарке. Мужики из умыкателей железа сказывали… Да, это правда! Они трепали, что шапку с головы ломит, когда голову запрокидываешь, чтобы углядеть, на сколько вверх уходит тот «лепесток»!

Леннар скептически покачал головой. Ингер наблюдал за ним. Внешне простодушный, крестьянин был не так уж прост и понял, почувствовал, что его гость и не подумал верить в сказанное… Обида качнулась в сердце Ингера. «Вот ты каков, братец, — подумал он, — ни во что не веришь… Уж не из Ревнителей ли ты?.. Сказывают, что они не верят в богов и коверкают молитвы, возносимые даже Ааааму. И недаром они запрещают поминать имя Аллианн, пресветлой девы!»

«Безбожник, — подумал и Бинго. — Безбожник, а то и сам черт, а то откуда ж он столько знает»? Впрочем, глупые его подозрения улетучились с первым же глотком мясной похлебки, которую предложил ему на привале Леннар.

ВТОРОЕ странное происшествие произошло через несколько дней после этой прогулки. Ингер передоверил Леннару часть своей работы. Леннар уже забыл о разговоре про старателей и «лепесток Ааааму» — он увлекся разработкой новой технологии выделки кож. Поскольку те пещерные методы, какие применяли в производстве сначала кожаного сырья, а потом кожевенных изделий братья Ингер, Бинго и еще третий, самый младший, иначе чем варварством назвать было нельзя. Впрочем, время от времени Леннар спрашивал себя: собственно, а почему он так категоричен и отчего он думает, что откуда-то вытащенные им на свет божий новые правила выделки кож будут лучше?

В тот день заболел старый Герлинн, глава семейства, и Инара стала греть на огне огромный чан воды. Ингер хлопнул ладонью по лбу, во всеуслышание назвался идиотом и, испарившись, очень скоро вернулся с «пальцем Берла» в руке. Увесистый металлический рог, тускло поблескивающий тремя круглыми светлыми выступами, вызвал бурю восторга у захворавшего старика Герлинна — особенно после того, как Ингер рассказал о своем визите в мирской придел ланкарнакского Храма и о том, что он влил силу в семейную реликвию. Герлинн поднялся с постели, несмотря на протесты дочери, и, выхватив у сына «палец Берла», сунул его в котел с водой, стоявший на огне. При этом старый Герлинн беспрестанно бормотал какую-то немудреную молитву, похожую на заклинание. Инара внимательно наблюдала за манипуляциями отца, глупый Бинго и вовсе открыл рот… Было на что посмотреть. Вода, едва нагревшаяся, хотя чан стоял на огне уже приличное время, вдруг подернулась белым дымком, тронулась, замутилась, у стенок котла пробежали первые пузырьки. На поверхность выскочил первый пузырь, наполненный горячим паром, за ним — второй, и тут же вода закипела так, что несколько струек обварили руку Герлинна. Старик едва успел отдернуть руку с крепко зажатым в ней «пальцем Берла».

— Недостаточно усердно произнес молитву, — заявил он детям и стоявшему чуть поодаль Леннару, — вот и ошпарился. Ну, спасибо, сынок! Скоро похолодает, а мы в тепле будем, даже дров не надо! Главное — правильно произнести молитву Берлу! Даже не касайтесь «пальца» без особой на то молитвы! А впрочем, вообще не трогайте. Лучше я сам буду распоряжаться реликвией, которую мне отец передал, а ему — его отец и дед! Вот так, — добавил старик, отличавшийся довольно вздорным нравом (особенно при простуде и болях в пояснице и суставах). — Давай, дочка, омой меня и врачуй!..

Вечером того дня Леннар добрался до «пальца Берла», невзирая на запрет, положенный отцом Ингера и Инары. Странное, упруго прыгающее в груди чувство вызвал этот предмет у человека, найденного в овраге у Проклятого леса. Он даже закрыл глаза, чтобы не отвлекаться на внешний вид диковины и почувствовать ее подушечками пальцем, а потом и всей кистью. Значит, молитва?.. Леннар открыл глаза и увидел, что у самого основания рогообразного «пальца», на небольшом утолщении идут одна за другой несколько выступов. Кнопки… кажется, так это следует называть, всплыло в мозгу Леннара. Он отступил к стене, огляделся и, убедившись, что его никто не видит, продолжил осмотр. Кончик «пальца» содержал в себе черное углубление, из которого торчал штырь. Леннар замычал и тряхнул головой, потому что все это показалось ему болезненно знакомым и очень-очень простым, понятным… Обманчивое, мучительно ускользающее ощущение это тотчас отступило, отхлынуло, и Леннар оказался все тем же, кем он и являлся в данный момент — безродным чужеземцем, нагло взявшим реликвию облагодетельствовавшей его семьи. Нахалом, прикоснувшимся к ценной вещи, которую нельзя брать без особой молитвы богу Берлу и без разрешения старика Герлинна.

И тут кто-то сказал ему изменившимся, хриплым голосом:

— Что ты делаешь?

Леннар вскинул голову. В дверях, угрожающе наклонив голову и сжав мощные кулаки, стоял Ингер. У добряка кожевенника сейчас был грозный вид. Он недобро сощурил глаза, а на высоких массивных скулах перекатывались желваки.

Леннар пробормотал что-то в оправдание. Кажется, не слишком удачное. Ингер шагнул вперед, и его огромная фигура выросла напротив Леннара, почти притиснув того к стене.

— Ты же слышал, что сказал отец. Или ты по-нашему еще хреново понимаешь? Что-то не похоже… — тихо сказал Ингер, комкая в руке обрывок грубой бычьей кожи.

От него вдруг повеяло темной животной угрозой, не менее явственной и ощутимой, чем запах пота и все перебивающего зловония свежедубленной кожи. Леннар отодвинулся к стене, чувствуя, как лопатки вжимаются в выпуклость тесаного бревна, и проговорил:

— Я только посмотрел… Я. Только. Посмотрел. Даже не использовал.

— А что хотел?..

— Мне показалось, что… что я уже видел такие штуки.

— Такие штуки есть в каждом селе, а уж в городах их много. Но дело все в том, что это НАШ «палец Берла»! Наш, батин и наш!.. А ты… ты…

— Мне кажется, что я еще ничего дурного не сделал! — негромко проговорил Леннар и попытался выскользнуть из-под обширной тени Ингера, но тот выставил руку, преграждая ему путь. — Мне кажется, что я стараюсь помочь вам по хозяйству и вообще… А вот эта штука… Ну да! Ах… ах ты!..

Леннар проскользнул под рукой Ингера так ловко, что здоровяк кожевенник не успел ему помешать. В углу стояла бочка с водой, и Леннар без раздумий сунул в нее «палец Берла», надавив сразу на все выступы на утолщении диковины. При этом он говорил:

— Мне кажется, я припоминаю… Наверное, это деталь… переделанная под… ну… Смотрите, да! Нагревание воды… энергия… заряд…

Леннар вдруг задрожал всем телом и упустил «палец» в кадушку. Ингер взревел и бросился на Леннара. Он не успел углядеть, что в дверях, заломив тонкие руки, стоит окаменевшая Инара.

— Ингер, брат!..

Ее тонкий голос не дошел до сознания Ингера. Он настиг Леннара и ударил.

В этот удар вылилось все то, что накопилось в Ингере за дни пребывания Леннара в его доме: постоянное напряжение, смутные страхи и тревоги, память о странном разговоре с омм-Моолнаром, явно имевшем какое-то отношение к найденышу (как это настойчиво мерещилось бедняге Ингеру); а еще — досада и, наконец, суеверные подозрения, круто обросшие плотью неприязни. Все назревшее прорвалось и вылилось в мощном ударе, способном свалить даже здоровенного быка, а не то что недавнего найденыша, едва очухавшегося после болезни.

— Инге-е-е-ер!!! — закричала Инара, срываясь с места. Она знала силу брата, она помнила недавнюю немощь Леннара, пригвоздившую его к ложу.

Но она не успела.

Удар у Ингера в самом деле получился очень сильным. Вспыльчивый кожевенник вложил в него всю свою мощь, и, бесспорно, Леннару пришлось бы плохо, если бы он не принял этот удар. Очень просто. Леннар качнулся всем корпусом в сторону, выводя голову из-под убойной позиции, чуть присел…

…а его левая рука, выбросившись вверх и в сторону, перехватила мощную десницу Ингера в запястье. Запрокидываясь назад, Леннар потянул руку Ингера к стене, придавая кулаку еще более стремительное ускорение. Хрясь! Стена вздрогнула от могучего удара… сверху посыпалась труха, несколько деревянных образков сорвались на пол и на стол. Жалобно и глухо брякнула посуда. Ингер потерял равновесие, а Леннар, не выпуская его запястья, ударил с правой руки точно под ребра соперника, начисто сбив тому дыхание. Изо рта Ингера вырвался раздавленный гортанный вопль, перешедший в хрип… Леннар одним стремительным, хищно-плавным движением выскользнул из-под накренившегося и закачавшегося Ингера и, оказавшись спиной к его мощной спине, резко вонзил свой левый локоть в основание черепа Ингера. Тот повалился как подкошенный, ударившись лицом о стену, и медленно сполз по ней на пол. Леннар, вдруг устыдившись этой невесть откуда вспыхнувшей в нем агрессии, отскочил в сторону, едва не сбив с ног Инару.

Та во все глаза смотрела на брата, на какое-то время лишившегося чувств, а теперь потерянно ворочающегося на полу.

— Я… не хотел, — сказал Леннар тихо, — я защищался. Ты же видела… Ты видела?

— Я испугалась, — просто ответила она.

— За… кого?

— За тебя, конечно. Только вот не за того боялась… Это как же? Ведь мой брат самый сильный человек в нашей деревне, да и в Ланкарнаке как-то на состязаниях он проиграл только одному мельнику из Секве, который таскает по четыре мешка муки зараз. — Она перевела взгляд с брата на Леннара, в ее темных глазах появилась тревога. Инара оглядела его так, словно видела в первый раз.

— Кто ты такой?

— Я и сам бы хотел это узнать, — без промедления ответил он и шагнул к Ингеру. Нужно ведь приводить в чувство бедолагу, пострадавшего так неожиданно и так серьезно… Да и «палец Берла» из уже вскипевшей воды выловить тоже не мешало бы.

Первым желанием очухавшегося Ингера было немедленно выдворить обидчика из дому. Когда вмешавшаяся Инара робко заметила, что Леннар еще не до конца выздоровел, братья Ингера предательски заржали, а сам пострадавший взревел:

— Если он еще не вывел из себя хворобу, тогда я — сам бог Берл во плоти! Или нет, сам Ааааму, чье истинное Имя неназываемо!!!

— Не богохульствуй, сын, — строго заметил старик Герлинн, почесывая в редкой бороде всей пятерней.

— Да чего там, папаша! Он мне кровь пущает, а я его корми, пои и бредни его слушай, да? Больной! А ты видал, как он меня заломал? Меня!!!

— Не видал, — важно сказал старик, — а заломал, так и правильно. Дерзкий ты стал, Ингер, после той перемолви с господином Ревнителем совсем забурел. А поучить тебя некому. Вот тебя он и поучил. Хотя я и не видал.

— Я тоже! — рыкнул Ингер. — Так быстро… я и понять ничего не успел!

— Да я сам не понял, как это у меня так получилось, — оправдывался Леннар, — наверное, очень сильно жить захотелось.

Тут снова вмешалась Инара:

— Да, в самом деле. Не забывай, что он недавно и на ногах стоять не мог, а ты, братец, всей своей тушей на него попер. Зашиб бы, не увернись он!..

— Больной!!! — снова взревел Ингер и так хватил здоровенным кулачищем по грубо сработанному табурету, что тот разлетелся в щепки.

Взглянув на это деяние рук Ингеровых, Леннар лишний раз возблагодарил богов — или к кому там следует обращаться в таком случае, — что ему удалось так удачно вывернуться…

— Сожри меня тварь из Язвы Илдыза, если он больной!!!

В таком ключе разговор продолжался весь вечер, а наутро было решено Леннара на улицу не выставлять, тем паче что подступали холода. Однако же Ингер и семейство его уверились, что Леннар очень, очень не прост. «Переодетый Ревнитель, которому невесть что от нас надо… Провинился и прячется от своих, наверное», — думал Ингер. «Хорош парень, ловок и увертлив, с головой, вот бы такого дочери в пару», — размышлял старик Герлинн. «Перевертыш-оборотень али демон Илдыза какой, лучше его не трогать», — думал толстяк Бинго, обходя Леннара далеко стороной. Инара же… Что думала Инара, она скрывала, кажется, даже от самой себя.

Вспыльчив Ингер, но отходчив. Кроме того, последующие события отодвинули эту стычку на задний план, и Ингер забыл о ней. Начались работы по выделке кож согласно методикам Леннара. Ингеру пришлось дважды съездить в Ланкарнак, чтобы приобрести множество инструмента и материалов, отсутствующих в его мастерской. На это ушли все деньги, которые оставались у Ингера после последней, удачной для него, ярмарки в столице. Сколько было сомнений, сколько страхов и колебаний!.. Скупой старик Герлинн, как ни был уверен в сметке и сноровке Леннара, все равно то и дело ворчал, кряхтел: ох, сколько монет плочено, сколько всего трачено, а толк от — неизвестно, будет он али нет?..

Впрочем, первые же опыты опрокинули все сомнения. Выделанные по методу Леннара и с помощью налаженного им оборудования кожи оказались такого изумительного качества, что семейство кожевенников немедленно поспешило закрыть рты. А ведь были голоса (в частности, тупоумного Бинго): дескать, что вы его слушаете, безродного пса, который только впустую переведет кожи и растратит драгоценное время? Это ж сколько убытку, а?!

За выделкой кож следовали кройка и пошив кожаной одежды, обуви, утвари, пошив и отделка поясов, ремней; теперь все предпочитали помалкивать. Ингер и его братья работали преимущественно на подхвате, основную работу выполнял Леннар. Время от времени на его лице появлялось какое-то почти детское выражение: откуда, откуда я все это знаю? Откуда в руках эти умения, эта пластика?.. И он бросался на работу с новой силой и новым вдохновением, потому что уже твердо знал: да, он на том пути, который выведет его к правильному пониманию самого себя и — чужого и странного, но все смутно узнаваемого мира, что вокруг него.

И вот в один прекрасный день Ингер, гордый тем, что он везет на ярмарку товар неслыханного качества, отправился в Ланкарнак на новой телеге, запряженной ослом в новой же, свежевыделанной кожаной упряжи. Конечно же в этот день он начисто забыл обо всех обидах и подозрениях, связанных с именем Леннара. Хотя как раз накануне добавился еще один, ТРЕТИЙ, повод.