9
Двери чертога распахнулись, и Хранитель замер на пороге, с удовольствием обозревая картину, открывшуюся его взору. Измененный был уже здесь. И выглядел живописно. Хранитель удовлетворенно кивнул и двинулся через чертог.
Грон услышал шаги и, напрягшись, с трудом приподнял голову. К нему приближался человек в скромном балахоне Хранителя. Грон несколько мгновений сверлил его взглядом, но затекшие мышцы не выдержали, и голова вновь упала на грудь.
Хранитель остановился и окинул взглядом всю картину уже с близкого расстояния. Человек, распяленный на стене, чем-то напоминал звериную шкуру — кое-кто из охотников любит растягивать подобные на стенах, развешивая поверх них свое оружие. Конечно, шкуры выглядели бы не в пример эстетичнее. После того как над Измененным поработали палачи из «нижних галерей», его тело было покрыто кровоточащими ранами, вместо ног из оков торчали культи с обрубленными пальцами, а пальцы рук с вырванными ногтями распухли и выглядели как окровавленные пеньки. Но что поразительно: от этого человека, или, вернее, существа, поскольку ни одному обычному человеку никогда бы не удалось принести Ордену СТОЛЬКО бед, не удалось добиться ни одного внятного слова. Когда палачи ломали ему пальцы или вырывали ногти, он молчал до последнего, а потом, когда боль становилась совершенно невыносимой, начинал орать, причем так, что от его рева дрожали засовы дверей и прутья решетки. Похоже, Измененный откуда-то знал, как следует себя вести в лапах палачей, если ты не хочешь, чтобы от тебя узнали все, что знаешь ты сам. Если ты хочешь, чтобы твои тайны умерли вместе с тобой, ни в коем случае не вступай в разговор. Молчи, ори, мочись под себя, утирайся соплями, матери своих палачей, их отцов, матерей, богов и тварей, воду в океане и снег на полюсах, но НЕ ВСТУПАЙ В РАЗГОВОР! Любой, даже самый безобидный и ни к чему не обязывающий ответ — это первый шаг к тому, что рано или поздно ты расскажешь все. Не надейся, что тебе удастся что-то скрыть. В этом деле не бывает половины. Или ты не расскажешь ничего, или все, даже то, о чем ты вроде бы и не догадываешься. Он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО был очень необычным существом, этот неожиданный пришелец из чужого мира, повергнувший в хаос мир этот.
— Здравствуй, ВРАГ мой. — Хранитель постарался, чтобы его голос звучал как можно выразительнее. — Вот мы наконец-то и встретились.
Измененный не ответил. Впрочем, Хранитель и не ждал ответа. Он оторвал взгляд от изуродованного тела и прошелся по чертогу, чувствуя невероятное возбуждение, просто восторг. Ну и что? Для этого были все основания, да-да, все основания. Во-первых, эта невесть что возомнившая о себе соплячка укрощена и теперь ожидает его решения в камере на одном из нижних уровней Скалы. Последние несколько лун стрижиная почта приносила буквально вопли от Наблюдателей с побережья, к тому же у него была и кое-какая своя агентура, так что полученная информация позволила ему сделать правильный вывод о том, что за мысли появились в ее головке. Но сейчас она находится в его власти. А чтобы напомнить ей, кто она есть на самом деле, Хранитель распорядился объявить рабам нижних уровней, что любой желающий может утолить ею свое мужское желание. Судя по последним докладам, эта шлюшка уже превзошла свои рекордные показатели тех времен, когда она была подстилкой для всех желающих в том самом оазисе, где он ее отыскал, но очередь к ее камере все еще тянулась от самой лестницы. Пожалуй, к утру у него вообще отпадет необходимость принимать в отношении ее какое-нибудь решение… Что ж, сама виновата — влезла в дела взрослых дядей, изволь получить все, что причитается в случае проигрыша. К тому же были и формальные основания подвергнуть ее всяческим наказаниям. Эта тварь втрескалась в Измененного! Такого он от нее не ожидал. Нет, все ее интриги, попытки свалить кого-то из Старших Посвященных он просчитал сразу, даже то, что она попытается свалить его самого, тоже можно было предположить, но эта животная страсть к Измененному… О Творец, какое счастье, что ты лишаешь разума тех, кто замышляет причинить нам беду… Во-вторых, Измененный в его руках! От этой мысли Хранителя все время тянуло дурацки заржать и проорать в небеса: «Ну что? Вам этого не удалось, а я, Я!!! Сумел!!!» Как будто покойные снобы с великого Острова могли его услышать…
Но главным (именно главным, как он с удивлением признался себе) было то, что у него вновь появилась причина разбудить Око. Бедняга Амас оказался прав. Око завораживало. Хранителю Эхимею хотелось вновь и вновь прикасаться к этому удивительному… созданию ли, существу ли, механизму ли, он не знал.
Именно поэтому он и придумал для Измененного ТАКУЮ казнь. Для того чтобы иметь возможность вновь прикоснуться к Оку.
За спиной послышался шорох. Измененный вновь собрался с силами и, подняв голову, устремил взгляд на Око. Хранитель растянул губы в хищной улыбке. Что ж, смотри-смотри, скоро тебе придется на своей шкуре почувствовать, НА КОГО ты посмел поднять руку… Сил у Измененного оказалось не так много, поэтому через какую-то минуту его голова вновь начала заваливаться набок и вниз. Только вдруг он замер, а его глаза удивленно расширились. Хранитель повернул голову, недоумевая, что же могло привлечь внимание пленника. О Творец, он пялился прямо на реликвию дома Властителей Манджа.
Хранитель подошел поближе и с интересом посмотрел на Измененного:
— Ты знаешь что-нибудь об этом предмете? Измененный, голова которого вновь бессильно упала на грудь, с трудом выпрямился и уперся взглядом в Хранителя. Пару мгновений они смотрели друг другу в глаза, затем губы Измененного скривились в каком-то подобии презрительной усмешки, и он вновь уронил голову. Хранитель побагровел. Что этот остаток человека себе позволяет? Может, вернуть его в подземелья? А там вытянут-таки из него все, что он знает об этом загадочном предмете… Однако опыт общения с пленником показывал, что это будет не такой уж простой задачей, а Хранителю просто не терпелось прикоснуться к Оку. Поэтому он лишь усмехнулся и, повернувшись лицом к Оку, на мгновение замер, благоговейно глядя на него. И пошел вперед…
Боль началась сразу же, как только Хранитель приблизился к Оку. Сначала заныли глаза, затем боль пронзила виски, а мгновение спустя Грон вздрогнул и, дико рыча, выгнулся дугой от страшной боли в позвоночнике.
— Смотри же, червь, на ЧТО ты посмел поднять руку! Боль на мгновение отпустила, и Грон обвис в своих оковах, совершенно обессиленный. Он, со своим опытом Северлага, мог вытерпеть многое, но эта боль… Он понял, что проиграл. У него просто не осталось сил. Кроме того что боль мучительна сама по себе, она страшна еще и тем, что опустошает человека, высасывает душу, и даже очень здоровый человек может за считаные дни превратиться в совершеннейшую развалину, если его будут методично, регулярно давить болью. Пусть даже раньше он слыл редким силачом, после считаных дней в руках умелого палача он будет валиться на пол от легкого удара. Противостоять боли можно, только имея привычку к ней. У Грона такая привычка была. И именно на нее он рассчитывал, когда решился проникнуть в Скалу в качестве пленника. Но, как оказалось, он не рассчитал силы.
— Я сказал — смотри!
Злобные пальцы Хранителя резко дернули Грона за подбородок, и глаза Измененного оказались направлены на Око. Око… пылало. Все то время, пока его приковывали к стене, пока он висел здесь в ожидании Хранителя, Грон разглядывал Око. Но кроме необычного свечения, делавшего этот исполинский шар похожим на гигантскую багровую жемчужину, ему больше ничего разглядеть не удалось. Зато сейчас… Око все было окутано пляшущими языками пламени. Вот только, в отличие от обычного пламени, от этого почти не было жара, да и сами языки не стремились вверх, повинуясь непреложным законам природы, а яростно плясали перпендикулярно поверхности самого Ока.
— Ты даже не подозреваешь, ЧТО я сделаю с тобой, ВРАГ. — Хранитель произнес последние слова размеренно, почти по слогам. — Ты даже не догадываешься…
Пальцы Хранителя уже отпустили подбородок, но Грон продолжал прямо держать голову, хотя еще пару мгновений назад мог поклясться, что у него нет сил даже на то, чтобы поднять веки.
Хранитель отвернулся от Грона и вновь подошел к Оку, погрузившись в охватившее его багровое пламя. Грон замер. Руки Хранителя вытянулись к Оку и принялись совершать странные пассы, чем-то похожие на движения матросов, вяжущих морские узлы, вот только вместо тонких концов в этом необычном камлании, похоже, были языки пламени, охватившего Око. И тут Грон изумленно моргнул. Впечатление было такое, будто Хранитель НЕ ВИДИТ этого пламени. Его пальцы касались пляшущих языков, но частенько сжимались на мгновение позже, чем нужно. Поэтому все его причудливые узлы какие-то некрасивые, незаконченные. Но даже и такие, они снова принесли боль. Грон застонал, выгнулся и вдруг… рванулся вперед и захватил зубами один из самых длинных языков окутывающего Око пламени. И боль исчезла…
Хранитель купался в блаженстве. Он чувствовал вдохновение. Еще никогда Око не было столь послушно. О, этот Ритуал должен стать настоящим шедевром. До самого последнего момента он не мог решить, что бы такое сотворить с Измененным, но сейчас был уверен: трансформацию, только трансформацию. Конечно, провести ее как надо, чтобы существо, в которое превратится Измененный, жило долго, — без помощи Творца невозможно, но это не важно. Измененный проживет достаточно, чтобы осознать себя уродливым чудовищем с недоразвитыми внутренними органами, корчащимся от страшной боли, порождаемой тем, что новые и старые клетки организма пожирают друг друга. Да уж, достойное завершение земного пути такого Врага! К тому же, когда остальные обитатели Скалы увидят то, что совершил Хранитель, это изрядно поднимет его авторитет…
Хранитель сделал последний пасс и, резко разведя руки в стороны отточенным жестом, завершающим Ритуал, отступил от Ока. Ритуал удался. Он чувствовал это. Хранитель с удовлетворенной улыбкой повернулся к скрюченной фигуре Измененного, прикованной к стене, и… оцепенел. Измененный стоял у стены освобожденный от оков и, вытянув руки вперед, творил свой Ритуал. Но это невозможно!!!
Грон затянул еще один узел и замер, прислушиваясь к дрожанию призрачных языков. Да-да, когда он ухватил зубами тот язык пламени, он внезапно услышал Око. Больше всего это напоминало звучание тысяч струн, натянутых внутри какой-то огромной трубы, по которой с чудовищной скоростью проносится ветер. И каждое его движение, да что там движение, каждое желание, сформировавшееся в мозгу Грона, изменяло тональность этого звука. И это рождало причудливую, но вполне различимую мелодию. Причем он ясно осознавал, что «играть» на таком гигантском и немыслимо изощренном инструменте невероятно сложно, но ему как-то удавалось это делать. Грон не мог понять, как ему это удается, он просто действовал по наитию, и у него получалось. Через две минуты (а может, через два часа — Грон совершенно потерял чувство времени) резко, скачком пришло понимание того, что он должен сделать, чтобы освободиться от оков. Грон на мгновение оторвался от созерцания пляшущих языков, окинул взглядом взмокшую спину напряженно, но неуклюже камлающего Хранителя и, чуть ли не смеясь, пальцами левой руки быстро сплел простенький, но от этого не менее красивый узел. Браслеты, охватывавшие его запястья и лодыжки, мгновенно нагрелись и размягчились до состояния пластилина, но ему это почти не повредило. Как только боль от раскаленного железа дошла до определенного предела, его руки и ноги внезапно перестали чувствовать ее. Поэтому он, слегка поднапрягшись, вырвал ноги из разорвавшихся браслетов, а затем, утвердившись на полу, освободил и руки. Что ж, это было больше того, на что он рассчитывал. Но почему Хранитель не видит этого пламени? Может, все дело в том, что Грон уже однажды соприкасался со структурой самого Творца? Творец тогда чуть не выжег ему мозг, и изменения, вызванные этим контактом, сейчас расширили его возможности до гораздо больших пределов, чем получалось у тех, кто не удостаивался подобной смертоносной чести. Хранитель продолжал напряженно трудиться. Грон некоторое время смотрел на его грубые, неуклюжие узлы и смеялся про себя. Так вот что он ему приготовил? Превращение. Но бог ты мой, как неловко это исполнено! Подобный уродец изначально обречен на мучительную смерть. Впрочем, возможно, так было и задумано — боль, смерть и плюс к этому еще и душевные муки. Грон прислушался и хмыкнул, да нет, этот напыщенный индюк просто не умеет это делать как следует. Грон протянул руку и, ухватив один из развевающихся языков, проходивших прямо через середину узла, который Хранитель завязал, не видя его, легонько дернул. Узел, завязанный Хранителем, мгновенно рассыпался, но тот даже не заметил этого и, отступив на шаг, раскинул руки и вздернул подбородок, явно гордясь получившимся результатом. Впрочем, вполне возможно, дело было в том, что, когда Грон развязал его неуклюжий узелок, Око на мгновение полыхнуло и Хранитель как-то сумел уловить этот всплеск энергии. Тем забавнее было наблюдать его физиономию, когда он повернулся и обнаружил, что Грон стоит у него за спиной…
Хранитель несколько мгновений таращился на Измененного, не веря своим глазам, потом зашипел и взмахнул руками. Этот ничтожный червяк посмел… но додумать он уже не успел. Измененный сделал какое-то движение пальцами, и Хранитель отлетел к дальней стене…
Грон равнодушно отвернулся от неподвижного тела и вновь обратил взгляд на Око. Оно… завораживало. Невидимое (для других, но не для Грона) пламя немного стихло, и по поверхности Ока лениво пробегали отдельные язычки. Грон вгляделся. Вот черт, он действительно откуда-то знал, что и как надо делать. Вот если зацепить те два языка, свернуть узлом, чем-то напоминающим шкотовый, а на длинный конец навязать три выбленочных, то все, кто находится в Скале, внезапно почувствуют головокружение и головную боль. А если связать вон те три да еще заставить Око вновь хорошенько раскочегариться и привязать на три образовавшихся конца еще десятка полтора выброшенных оком языков, то можно отключить Черное кольцо… И тут Грон поймал себя на том, что думает об этом как-то отстраненно, словно рассматривает эту задачу чисто гипотетически, вовсе не собираясь воплощать ее в жизнь. Он нахмурился. Да что это с ним? Но ему совершенно не хотелось ничего делать. Зачем? Ведь он нашел Око. И научился обращаться с ним. Кто теперь может ему противостоять? Никогда с момента создания Ока и Творца не было в Ооконе человека, который мог бы обращаться с Оком так, как может это делать он. Все, что умели прежние Хранители, — всего лишь жалкие потуги на то, что действительно может это удивительное… существо?.. механизм? Оно может создавать и усмирять вулканы, порождать и рассеивать тайфуны, осушать реки и вздымать горы. Оно может мгновенно испепелить тысячу людей или остановить эпидемию и спасти от неминуемой смерти десятки тысяч… Да, теперь у него в руках невиданная доселе власть. Грон еще несколько мгновений вглядывался в Око, затем потянулся к нему и начал связывать три языка…
Хранитель очнулся. Сильно болел затылок и почему-то левая лодыжка. Он открыл глаза и чуть не застонал, потому что его тело оказалось не готово к столь резкому и неожиданному движению и ответило на него всплеском боли в висках. Но в следующее мгновение Хранитель забыл о боли. Прямо перед ним маячила спина Измененного. И Измененный творил Ритуал! Причем его действия были настолько точны и выверенны, что Хранитель внезапно почувствовал ревность. Этот неизвестно откуда пришедший враг Творца и Ордена, оказывается, знает об Оке гораздо больше, чем они, те, кто служит Творцу вот уже пятьдесят Эпох. Это несправедливо! Хранитель осторожно подтянул ноги к животу и, оттолкнувшись локтями, сел. В висках опять стрельнуло, но он больше не обращал на это внимания…
Грон закончил Ритуал и сделал шаг назад. Сейчас невидимые струны звучали очень тревожно, а пламя, охватившее Око, на этот раз горело очень нервно, то и дело выбрасывая гигантские языки, едва не касавшиеся стен чертога. Похоже, Оку не нравилось то, что он сделал. Грон зло оскалился: ничего, родное, посмотрим, как ты сейчас запоешь… Он прищурился — работа предстояла очень трудоемкая. Грон знал, как окончательно убить Творца. Это знание пришло в процессе Ритуала, нейтрализующего Черное кольцо. И оно оказалось лишь частью того груза знаний, которые каким-то образом свалились на него. Как будто Око, или сам Творец, отчаянно пытались остановить Измененного, рисуя в его голове картины невероятного могущества… Или это просто была программа ознакомления нового пользователя высшей категории допуска с возможностями инструмента? Грону некогда было разбираться со всем этим дерьмом. Ему предстояло завязать ВСЕ языки, как трепетавшие сейчас над поверхностью Ока, так и те, которые должны появиться…
Хранитель осторожно протянул руку и, ухватив рукоять лежащего на столике ритуального ножа, замер. Сердце отчаянно колотилось. Измененный был известным убийцей, способным убивать голыми руками. Хранителю даже не хотелось думать о том, что могло произойти, если бы Измененный повернулся и увидел, что Хранитель очнулся, но, слава Творцу, тот напряженно работал. Однако ощущение оружия в руке не принесло Хранителю никакого, даже самого малого успокоения. До Измененного еще надо было дотянуться этим оружием…
Грон вздрогнул и на мгновение оторвался от своей тяжелой работы. Снаружи, за стенами чертога, над пустыней разнесся дикий рев, явственно слышный даже здесь, за толстыми скальными стенами. Похоже, траммы все-таки успели подойти и его ребята повели их на штурм Скалы, да и горгоссцы тоже выполнили свою клятву и открыли ворота. Что ж, значит, есть шанс хорошенько вычистить это змеиное гнездо. Но для этого надо закончить работу. Он вновь повернулся к Оку и досадливо поморщился. Пока он прислушивался, часть узлов, которые он успел завязать, снова развязались. Око боролось за свое существование. Чем больше его поверхность покрывалась туго затянутыми узелками, тем более активными становились оставшиеся незавязанными языки. Значит, надо было удвоить усилия. Грон вытер ладонью вспотевшее лицо и захватил два самых активных отростка. Этот узел как бы замыкал энергетические каналы на само Око. То есть то, что сейчас делал Грон, должно было стать для Творца чем-то вроде короткого замыкания. И большая часть этой работы была еще впереди… Когда снаружи послышался дикий рев, Хранитель замер. Он как раз успел доползти до своего прежнего места. Измененный тоже услышал крики (еще бы, несмотря на толщину стен, ЭТО невозможно было не услышать) и обернулся. Хранитель замер в позе, максимально напоминающей ту, в которой он лежал в беспамятстве. Полностью ее повторить было невозможно, поскольку сейчас пришлось засунуть руку с ножом поглубже под себя. Слава Творцу, все обошлось… Следующие два часа Хранитель неподвижно лежал на своем месте. Несколько раз у него возникало дикое желание подползти поближе, но он останавливал себя. В поединке с таким противником, как этот Измененный, главным было терпение…
Грон затянул последний узел и шагнул назад, окидывая взглядом огромный шар. Несколько языков на самом верху, до которых он не смог дотянуться, вяло подрагивали, но их движения уже совершенно не напоминали языки пламени. Скорее это было похоже на подергивания щупальцев полудохлого спрута. Грон криво усмехнулся и, примерившись, вскочил на обод треножника, на котором покоился шар Ока. Еще несколько узлов и… Но когда оставалось завязать только один узел, его руки обожгло и он упал на пол. Вот дьявол, похоже, ему удалось. Око замкнуло на Творца. Вот только эта удача принесла с собой и проблемы. Энергия Ока, которая подпитывала его все это время, ушла, и он снова превратился в замученную пытками развалину. Грон приподнялся на руках и с трудом сел. Руки и ноги мелко дрожали, голова кружилась, а многочисленные раны болели так, будто кто-то поскреб присохшую корку и на обнажившееся мясо посыпал соли. Впрочем, возможно, так оно и было, в конце концов, пот тоже соленый… И тут до него дошло, что в чертоге что-то изменилось. Что-то… Грон тряхнул головой и страдальчески сморщился, ну точно, в ушах возник какой-то звук. Грон покосился на Око и замер: Око мелко вибрировало, но амплитуда и частота вибрации с каждым мгновением все увеличивались. Грон поднял руки и прижал ладони к ушам, но этот звук продирал до костей. От двери послышался какой-то шум. Грон повернул голову. Похоже, за дверями шла драка, оттуда доносился лязг клинков, хриплые вопли и грозное рычание. Губы Грона разошлись в довольной улыбке. Значит, ребята уже добрались и сюда. Ну вот, скоро все кончится, а Толла боялась… Додумать до конца он не успел, потому что чья-то рука схватила его за волосы, а в следующее мгновение тяжелый бронзовый нож с волнисто заточенным лезвием вонзился ему в живот…
Хранитель с силой рванул лезвие вверх, вспарывая кишки и, злорадно ухмыльнувшись, выдернул нож. Для первого раза хватит. Измененный уже практически мертв, с такими ранами не живут… но и умирают далеко не сразу. Боя за дверями чертога он не боялся. Эти глупцы пытаются прорваться к чертогу Ока по галереям, но это бесполезно, дверь отворяют рабы, попасть к которым можно только через «нижние галереи», а те заполнены страшными тварями, выведенными прежними Хранителями с помощью Творца специально для боя в узких «нижних галереях». И сейчас они, несомненно, уже вырвались на свободу. Для этого не надо никаких дополнительных команд. Призрачные решетки, каковые одни только и могут удержать этих жутких тварей в каменных мешках, где они содержались, отключаются одновременно с Черным кольцом. Древние строители Скалы все предусмотрели. Твари выходят на волю только тогда, когда по каким-либо причинам полностью снята защита Скалы. Хранитель зажмурился, представляя, ЧТО сейчас творится на нижних уровнях. Тварей было много, очень много. Сколько, точно не знал никто. И пусть для большинства прежних Хранителей создание тварей было скорее развлечением, поводом еще раз ощутить в своих руках могущество Ока, чем соблюдением непреложной традиции, обязывающей Хранителя раз в год проводить трансформацию, они успели наплодить множество чудовищных созданий. Хранитель сделал шаг назад и злорадно уставился на Измененного, пытающегося удержать руками кишки, вываливающиеся из распоротого живота. Это было великолепное зрелище. И он им залюбовался. Возможно, поэтому Хранитель не заметил, как у узкого сквозного проема в стене, снаружи представлявшей собой огромную двухсотфутовую отвесную скалу, появилась чья-то неясная тень. А в следующее мгновение раздался хлопок, и Хранителя отбросило к подножию постамента Ока. Он умер мгновенно, так и не успев понять, ни что это был за хлопок, ни отчего вдруг возникла такая резкая боль в сердце, не почувствовав короткое древко арбалетного болта, торчащее из-под левой лопатки. И в этот момент звук, который терзал уши Грона, достиг своей высшей ноты, и Око лопнуло…
Кремень осторожно выглянул из проема, к которому он так долго карабкался по отвесной скале. Спустя мгновение после того, как он спустил тетиву, внутри раздался странный звук. Что это был за звук, он так и не понял, но быстро отпрянул и укрылся за скалой. Больше всего тот звук напоминал звук лопающегося стеклянного стакана, только очень большого, чуть ли не в человеческий рост, а то и больше.
Наверх добрался только он один. Склоны Скалы оказались утыканы скрытыми бойницами, возле большинства из которых почему-то не было стрелков. Так что почти все ребята уже проникли внутрь Скалы и орудовали в галереях. А Кремень решил добраться до самого верха. И не ошибся. Командор был здесь. Кремень всунул голову поглубже и внимательно оглядел чертог. Похоже, здесь все оставалось по-прежнему, так же, как тогда, когда он впервые заглянул внутрь. Грон лежал у дальней стены, а в центре валялся труп какого-то козла, которому он всадил в сердце арбалетный болт. Вот только вся поверхность пола и обе лежащие фигуры были, казалось, присыпаны чем-то вроде мелкой пудры. Откуда она взялась — неизвестно. Но через этот узкий проем был виден только самый край чертога, как раз рядом с той стеной, у которой лежал Грон. Кремень попытался посмотреть по сторонам, но помещение было слишком велико, чтобы разглядеть его сквозь узкую щелку. А командор явно нуждался в помощи. Кремень вздохнул, отбросил бесполезный арбалет (перезарядить его, вися над пропастью, было невозможно) и, набрав в грудь побольше воздуха, прыгнул вниз.
В чертоге никого не было. Грон сидел, привалившись к стене и зажимая руками вспоротый живот, но длинные, скользкие кишки уже просочились сквозь его скрюченные пальцы. Кремень опустился на колени перед своим Командором и замер. Грон поднял к нему измученное лицо и прошептал:
— Вот и все. — Его лицо слегка скривилось. — Жаль… Толла опять оказалась права… Боги не позволили мне вернуться к ней.
Кремень покачал головой:
— Я отвезу вас в Сумерк, к знахарю. И, клянусь всеми богами Ооконы, либо он заштопает вас в лучшем виде, либо город Сумерк исчезнет с лица земли!
Грон еле заметно качнул головой:
— Нет… Ты же видишь… Я не протяну и часа… Даже просто сидя… А седло убьет меня намного раньше.
Кремень открыл рот, чтобы яростно возразить, и… закрыл. С минуту они молчали, потом Грон прошептал:
— Принеси… там… на столике… похоже на шлем…
Когда Кремень вернулся, Грон совсем сполз вниз по стене и уже почти лежал на полу. Глаза его были закрыты, а лоб блестел от пота. Кремень покачал головой:
— Вот, Командор, вы просили.
Грон с трудом открыл глаза, повернул голову и уставился на то, что держал в руках Кремень. Его лицо чуть дрогнуло, как будто он пытался улыбнуться, но у него уже не оставалось на это сил.
— Белый шлем… я попал сюда из-за него.
Кремень замер, не веря своим ушам, потом медленно перевел взгляд на странный предмет. ЭТО позволяет оставаться бессмертным, прожить не одну жизнь, получить шанс возвыситься в следующем, возможно более счастливом, мире. О боги! У него в руках величайшее сокровище Ооконы!
— А как оно действует?
Грон облизал пересохшие губы и попытался ответить, но из его губ вырвался только хрип. Кремень поспешно отстегнул от пояса фляжку, отвинтил крышку, налил в нее несколько капель и поднес к губам Командора. С такой раной человеку нельзя давать воду, но без этого птичьего глотка Грон не сможет говорить. А Кремню сейчас очень важно было, чтобы Командор успел рассказать… Грон шевельнул губами, всасывая живительную влагу, с трудом сглотнул, судорожно дернулся, потом поднял глаза и прерывисто заговорил:
— Я не знаю… я надел его перед самой смертью… а очнулся уже здесь… Возможно, он действует только один раз в десять или сто лет… забери его себе… я больше не хочу… я хочу умереть здесь… совсем… и если ТАМ что-нибудь есть… то я хочу дождаться Толлы… — Голова Грона упала на грудь. По-видимому, столь длинная речь высосала из него последние силы, и Великий Грон потерял сознание. Кремень медленно поднялся на ноги, поднес к глазам то, что Командор назвал Белым шлемом, и несколько мгновений внимательно рассматривал. Потом прислушался. За дверью было тихо, а это означало, что атака на чертог отбита. Повторить обратный путь с Командором на плечах — немыслимо. Он и так три раза чуть не сорвался, а спускаться по отвесной скале еще труднее, чем подниматься. Так что Грон умрет раньше, чем он доберется до подножия. И еще неизвестно, что его ждет внизу. Он мельком видел несколько тварей, с которыми сцепились впавшие в боевой транс траммы. Жуткое зрелище. А подготовка траммов вызывает большие сомнения. Так что даже их бешеная смелость вряд ли могла помочь. И вполне возможно, что внизу его встретит парочка тварей, собравшихся наконец-то плотно пообедать. Но даже если и нет, если траммы справились с тварями или ему удастся проскользнуть мимо них, впереди многодневный путь по раскаленной пустыне, без пищи и, что еще хуже, почти без воды. Значит, ему предстоит умереть здесь, на этой скале, рядом с Командором. Просто немного позже. Кремень снова бросил взгляд на шлем и, вскинув руки, вознес его над своей головой. Шлем вспыхнул и засверкал, как будто сквозь эту толщу скал внутрь чертога проник солнечный лучик и заиграл на его стенах. Кремень несколько мгновений подержал его над головой, а затем медленно опустил на чело. К его удивлению, шлем оказался прохладным и… каким-то уютным. Как будто тот, кто его делал, специально подгонял его форму и размер под голову Кремня.
Кремень несколько секунд постоял, представляя всю ту череду жизней, которая открывалась перед ним, вздохнул и сорвал шлем с головы. Нет, хоть убей, не его размерчик. Он повернулся к замершему в забытьи Командору и уверенным движением надел Белый шлем ему на голову. Пару мгновений полюбовавшись делом своих рук, он уселся на пол и принялся заново затягивать завязки обувки. Ему предстоял долгий и трудный спуск.
Он почти покончил с этим делом, когда за спиной послышался мучительный стон и вслед за этим — звонкий удар. Кремень обернулся. Командор сполз по стене, кишки вывалились из разошедшейся раны на его ноги будто клубок змей. Но главное было не это. Главное было то, что Грон был без шлема. Похоже, Командор пришел в себя и, обнаружив на голове ненавистную железяку, собрал все свои силы и сбросил ее с головы. Кремень всплеснул руками. Не хватало еще, чтобы это последнее движение убило Грона. Он подскочил к скрюченному телу и прикоснулся пальцем к жилочке на шее. Слава богам! Пульс еще прослушивался, правда уже еле-еле. Кремень вздохнул, подобрал шлем, вновь водрузил его на голову Грону и, обнажив кортик, на мгновение замер:
— Ты сам учил нас, Великий, что каждый должен до конца нести свою ношу. ЭТА — твоя. Доберись до них, Грон. Доберись до тех, кто, сидя там, наверху, играет нашими жизнями как камешками для игры в хо. И ОБЪЯСНИ им, как они не правы. А мы тут постараемся тебя не подвести и, если тебе не удастся, встретим тех, кто вновь решит устанавливать в нашем мире свои порядки, так, как ты нас учил. — Кремень замолчал, а затем, мгновение поколебавшись, резким движением вогнал узкое лезвие морского кортика в сердце Великому Грону. Командор же говорил, что шлем должен находиться на голове в момент смерти.
Грон дернулся, выгнул спину и… обмяк. Кремень подождал еще некоторое время, пока солнце не зашло за выступ скалы и в чертоге не наступил густой сумрак, потом осторожно снял шлем с головы трупа, подержал в руках, положил на пол и, выхватив меч, рубанул с оттягом… Кремень не знал, поможет это или нет, но он не хотел, чтобы сохранялась хотя бы малейшая возможность проникновения чужаков в его мир. Этому миру не нужны ни Посвященные, ни Измененные. Они сами справятся со всеми своими проблемами. А если нет, то это будет ИХ СОБСТВЕННАЯ ошибка. И пошли они к Магр, все эти доброжелатели и опекуны!