11
Сегодня пятница 21 декабря 2067 года. День зимнего солнцеворота.
Взгляните — вот она, планета Земля. А рядом с планетой, над громадным пятном Евразии — видите? Что-то белое и голубое на фоне глубочайшей космической тьмы Знаете, как называется эта штуковина? Орбитальная станция «На полпути». Конечно, в зависимости от того, кто вы, откуда родом, насколько образованны, вам может быть известно, как выглядит эта космическая станция.
Что такое «На полпути»? Это орбитальный город, в недрах которого сосредоточено производство множества не доступных в условиях земного притяжения вещей. По крайней мере, в декабре 2067 года все так и происходило. Вблизи станция очень напоминает миску с лапшой, которую уронил какой-то неряха — она так и продолжает падать. Хотя, с точки зрения обитателей станции, это сравнение несправедливо. Те, кто родился здесь, а также многочисленные жители, работающие в «На полпути» по контракту, находят станцию красивой. Действительно, в ее гигантских ажурных перекрытиях и колоннах, вращающихся поселениях О'Нейла, выступающих конструкциях, имеющих форму рогатки, в гигантских, свободно висящих пузырях с проживающими в них хомбрами есть что-то величественное. Хомбры — это жители, родившиеся на станции, здесь их среда обитания. Их дома как раз и расположены в свободно подвешенных исполинских ячеистых конструкциях. Не бывает дня, когда бы над станцией не вставали ядерные зарницы, свидетельствующие о непрекращающейся производственной деятельности, протекающей в ее недрах. Им постоянно сопутствуют короткие яркие вспышки, которыми сопровождаются тяговые усилия бесчисленных космических буксиров и грузовых платформ, перевозящих сырье и товары для полуторамиллионного населения этого космического города, состоящего почти из двухсот тысяч отдельных конструкций.
Следом за станцией, все части которой движутся по геостационарной орбите, тянется длиннейший шлейф космического мусора, накопленного в околоземном пространстве за сотню лет освоения космоса. Среди этой свалки прячутся спутники-шпионы, или «орбитальные глаза».
Многообразие и различие в социальном положении человеческих существ, неисчислимое количество всевозможных организаций отражаются и на громадном числе космических разведывательных аппаратов, денно и нощно наблюдающих за Землей. Как раз в этот момент один из них развернулся объективом в сторону земной поверхности и включил следящее устройство…
С этой точки можно видеть большую часть Северной Америки. Однако у человека, в данный момент контролирующего работу «орбитального глаза», есть свой специфический интерес. Его интересует Нью-Йорк, на него и наведен объектив.
Итак, штат Нью-Йорк. В линзах пробегают очертания Манхэттена. Если точнее — Манхэттена, Бейб-Рута и Ла-Гардии, слившихся в один красивый город. Внизу остриями торчат пики семи стратоскребов, каждый более нескольких километров высотой, затем на юге Манхэттена проплывает наконец-то законченный космопорт
Объединения. Скоро вырисовывается извилистая линия Ист-Ривер, а за рекой — Бруклин.
Там впервые можно заметить Барьер.
Берлинская стена — пустяк по сравнению с этим гигантским сооружением. Барьер представляет собой стену в восемь метров высотой, почти в четыре раза выше среднего человеческого роста. Изготовлена она из монокристалла черного цвета. Весь Барьер — это одна гигантская молекула. Ее нельзя проломить, разрезать, взорвать, разве что термоядерным зарядом, однако только миротворцы имеют право владеть подобным оружием.
К западу от Барьера, на большей части Лонг-Айленда расположены так называемые Патрулируемые сектора. Здесь всегда чисто, сравнительно безопасно. Там есть миротворцы, местная полиция, и обстановка чем-то напоминает прежний Нью-Йорк.
Это в центре, а западная, оставшаяся часть Лонг-Айленда и восточная, за рекой Гудзон, — вся от начала до конца это Фриндж, или Грань.
Здесь нет полиции, нет миротворцев. Они не рискуют появляться за Гранью. Средняя продолжительность жизни мужчин составляет тридцать семь лет. У женщин и того меньше. Нет там и небоскребов, потому что сразу за стеной начинается зона военных действий. Улицы патрулируют банды. В одном из районов бандиты называют себя Храмовыми Драконами, в другом — Цыганами Макута. Это самые большие группы, в других районах действуют банды помельче.
Со всех сторон, издалека и поближе, постоянно — ежедневно и еженощно — отсюда доносится стрельба. Воюют также и на всей не вошедшей в Патрулируемые сектора части Лонг-Айленда. Оттуда, если у вас хороший слух, то и дело долетают автоматные очереди и ноющие, с подвыванием, звуки, издаваемые более крупным оружием.
Взглянем на авеню Флэтбуш, бегущую с севера от Ист-Ривер и пересекающую Бруклин. Неподалеку от Барьера расположена церковь. В настоящий момент там идет служба. В зале раздается голос преподобного Эндрю Строуберри. Он в первый раз читает здесь проповедь, его только вчера назначили местным священником. Огромная толпа, собравшаяся в храме Великого Дейва Лири, внимает ему. Внимает своеобразно, с хлопками и притопами. Так они и перемешиваются: слова наставника, топот и хлопки толпы…
Топ-топ-топ — хлопок. Топ-топ-топ — хлопок…
— … Великий Свами Дейв Лири сказал пророку Гарри — забудь об исполнении завета, покорно прими свою судьбу. Отринь запреты, выбери свой путь. Жди зова судьбы…
Топ-топ-топ — хлопок. Топ-топ-топ — хлопок…
Несколько мужчин, миновав охрану, выставленную в дверях храма, вошли внутрь здания. Полсотни человек, дюжина маленьких семеек, собрались в храме на утреннюю службу. Скамьи расставлены в кружок, дневной свет с трудом пробивается через окна-витражи. Картинки рассказывают о жизни возвысившегося над всеми пророка Гарри. Сам проповедник стоял в центра храма, его окружали скамьи с сидящими на них немощными прихожанами. По лицу Эндрю Строуберри, громадного, более двух метров высотой, чернокожего мужчины, стекали струйки пота. Когда новенькие вошли в здание, он повернулся в их сторону.
— … Жди зова судьбы… для тех, кто способен услышать!
Опоздавшие встали как вкопанные. Казалось, взгляд карих глаз проповедника лишил их воли. Строуберри жутко оскалился. Далее он начал вещать громовым голосом:
— Для тех, кто явился вовремя, найдутся места. Те, кто уверовал, будут вознаграждены. Им будет дарована сила. Она живет внутри каждого из нас. Это сила веры. Эта сила возвысит вас. Для тех, кто храбр, для тех, кто уверовал, не существует преград. Для них каждая безделушка в помощь.
Тремя домами далее, высоко под стропилами обширного, погруженного в темноту пустого хранилища внезапно возникла тень. Вот она шевельнулась, затем на какое-то мгновение замерла. Тот, у кого острое зрение, приглядевшись, мог бы различить веревку, спускавшуюся из-под крыши склада, а на веревке гибкую, сильную человеческую фигуру. Молодой человек, спускавшийся по веревке, изо всех сил сдерживал дыхание, старался никоим образом не нарушить тишину в помещении. Он не присутствовал на проповеди в храме, но находил эту церемонию весьма стоящим занятием, ведь даже сюда явственно долетали топот и хлопки собравшихся там верующих. Это хорошая маскировка, потому что абсолютно бесшумно проникнуть туда, куда его не приглашали, довольно сложно.
Спустившись до середины веревки, он на некоторое время завис неподвижно. Одет он был во все черное. Голову прикрывал капюшон, оставлявший открытыми глаза. Веревка пробегала под правой рукой молодого человека, он накрутил ее на запястье, ниже она образовывала петлю вокруг правой лодыжки. В левой руке — оружие. Неожиданно юноша перевернулся на веревке, его голова оказалась внизу. Он ослабил захват и съехал еще ниже, затем вновь напряг правую руку и замер в том же положении — лицом вниз. Так удобнее разглядеть предмет, за которым он так долго охотился. Внизу под ним располагались два вооруженных охранника, разместившихся на небольшом помосте. Там же, на помосте стояла подставка, покрытая черным бархатом, а на ней— большой драгоценный камень синего цвета размером с яйцо лесного дрозда. Висевший на веревке молодой человек раскачивался взад и вперед и не мог как следует рассмотреть самоцвет. Мешали фигуры охранников. Тем и в голову не могло прийти, что опасность может грозить сверху.
Неподалеку возле больших раздвижных складских дверей стояли два человека, одетых в дорогие костюмы, — один белый, другой черный. Для удобства воришка назвал обоих «хлыщами»: белого — Жирным, а черного Тощим Хлыщом. Они о чем-то беседовали между собой. Расстояние до них было велико и мешало уловить смысл разговора.
Неожиданно за дверями, ведущими на склад, послышался грохот. Следом что-то ударило в металлические двери, и они гулко загудели. Человек на веревке с облегчением выдохнул — наконец-то! Это Берд с помощью бейсбольной биты запустил в сторону склада металлический шар. Сделал подачу и тут же сбежал. «Правильно сделал», — отметил про себя молодой человек, называвший себя Трентом. Братишка Берд овладевал этим искусством с семи лет. Лучше него никто не мог управиться с бейсбольной битой, он бил ею с непостижимой точностью, при этом Берду было безразлично, по какому предмету лупить — по бейсбольному мячу или чьей-то голове.
Все четверо, что маячили внизу, одновременно направились к дверям. Оба «хлыща», по-видимому тоже неплохо вооруженные, выхватили спрятанные пистолеты. Ступали в ногу, следом за ними, так же крадучись и также в ногу, шли охранники в форме. Как только чуть приотставший охранник принялся расстегивать кобуру, вор выстрелил в него, затем сразил другого. Выстрелы прозвучали беззвучно, струи жидкости не оставляли даже светового следа. Оба охранника, словно подломившись, почти одновременно рухнули на пол. Вор скользнул по веревке вниз, провел стволом по защитному стеклу, и оно рассыпалось. Он схватил камень и дернул за веревку.
Тут же сработала охранная сигнализация, однако за те несколько мгновений, во время которых оба «хлыща» сообразили что к чему, воришка успел взлететь достаточно высоко. Там в спасительной темноте и растворился. Он вовсе не перебирал руками — веревка сама стремительно помчалась вверх. Тощий со всех ног бросился к подставке. На бегу заметил, что охранники лежат бездыханные. Подбежав к подставке, огляделся — и ничего не заметил.
Между тем воришка успел добраться до потолка, здесь нырнул в прикрытую черным одеялом дыру. Наконец тощий догадался посмотреть вверх. Там он различил какое-то движение и бросился к лестнице.
На крыше воришку поджидал молоденький, очень мускулистый чернокожий парень. Зимняя ночь выдалась безоблачной, и на небе кое-где виднелись звезды. Парень тащил веревку до того самого момента, пока тяга не ослабла и его напарник не выбрался на крышу. Джимми Рамирес помог воришке встать на ноги, тихо спросил дрожащим голосом:
— Ну как?
Трент скинул с головы капюшон и усмехнулся:
— Потрясающе! На все про все пара секунд!
Джимми перебросил веревку через ограждение и принялся приплясывать на крыше. В этот момент через лестничный колодец на крышу выбрался Тощий Хлыщ. В руках у него был боевой лазер:
— Стоять! Руки вверх!.. Джимми замер.
— Парень, почему он так быстро? — торопливо спросил он у Трента.
— Обычно они запаздывают, — начал объяснять Трент.
Джимми не стал его слушать. Они разом бросились в разные стороны. Джимми — к веревке — ухватился и исчез за краем крыши. Трент — к противоположному краю — и без колебаний спрыгнул на крышу здания, пристроенного к хранилищу. Во время этой пробежки Тощий Хлыщ мог несколько раз выстрелить в него, но делать этого не стал, так как прицелиться было непросто и импульс мог пропасть впустую. А это потеря времени. К тому же Трент бегал слишком быстро, чтобы вот так запросто подстрелить его. Он считался лучшим бегуном среди всех ребят, входивших в клан Драконов. Кто знает, может, он был лучшим во всем Фриндже? По крайней мере, пока его никто не мог догнать. Имеется в виду — никто из подобных Тренту. Он миновал два строения, с ходу перепрыгнул через узкий проход между домами, следующую крышу пробежал по диагонали, постоянно придерживаясь при этом направления на храм. Здесь он позволил себе расслабиться, обернуться и посмотреть, далеко ли отстал преследователь.
Тощий висел у него на плечах. Если он и не сократил дистанцию, то и не дал пареньку увеличить ее. Трент испытал мгновенный страх, но, сумев преодолеть его, вновь бросился в бега. С ходу перепрыгнул на следующую крышу, зацепился руками за край, но сильно ударился животом о стену. Затем спрыгнул на землю, нырнул в узкий, едва заметный с улицы проход между домами, свернул за угол, еще раз свернул за угол. Увидел открытую дверь, бросился в ту сторону, пробежал длинным узким полутемным коридором и вбежал во внутренний зал храма Свами Дейва Лири… где огромного роста черный человек в сутане, которого до того момента Трент никогда не встречал, стоя в центре многочисленной топающей и прихлопывающей толпы, вещал о выборе жизненного пути. О том, что с этим делом нельзя промахнуться. Услышав шум, проповедник повернулся и грозно сверкнул глазами на помешавшего службе юнца. В следующее мгновение дверь в зал с грохотом распахнулась. На этот раз в храм вбежал Тощий. Он наставил на паренька боевой лазер — тот, в свою очередь, тоже вскинул оружие и крикнул:
— Не двигаться!
Трент и Тощий Хлыщ замерли лицом друг к другу, каждый держал своего противника на мушке.
— Откуда ты взялся, чертов чемпион? — спросил Тощий.
Он едва сдерживал дыхание, грудь у него ходила ходуном. Трент не ответил. Голос подал здоровенный отошедший подальше от дуэлянтов проповедник. Его голос, басовитый, гудящий, нарушил мертвую тишину, воцарившуюся в храме. Верующие перестали топать и хлопать.
— Ламонт Ньюмен, не ты ли побил мировой рекорд на двести метров с барьерами? В каком это было году?.. Ага, в пятьдесят пятом.
Тощий, или Ламонт Ньюмен, по-прежнему жадно хватавший воздух ртом, в долгу не остался.
— А ты, кажется, Эндрю Строуберри, рекордсмен планеты? В каком году ты поставил рекорд? Ага, кажется, это было в пятьдесят шестом?.. — Пот ручьями стекал с лица Ньюмена. Он время от времени встряхивал головой, чтобы капли не попадали в глаза, но взгляд от Трента все равно не отводил. — Энди, объясни, почему этот молокосос даже не вспотел?
Проповедник посмотрел на Трента, на лице обозначилось едва заметное удивление. Он поджал губы, покачал головой и перевел взгляд на Тощего.
— Стареешь, Ламонт. Уже не в силах угнаться за молодыми. Что ж, годы идут.
— Верни, — обратился к Тренту Ньюмен. Трент смотрел на него сквозь мушку прицела:
— Отведи оружие, положи его на пол, чтобы мы не перестреляли друг друга, тогда и поговорим. Проповедник встал между ними:
— Оба положите оружие. Не хватает еще, чтобы вы перестреляли друг друга в церкви.
Трент и Ламонт сдвинулись в сторону, чтобы вывести проповедника с линии выстрела.
— Парень, я застрелю тебя. Трент улыбнулся:
— И не пытайся. У тебя «Эскалибур-313». Генерирует замечательный, изумрудного цвета луч, верно? Ньюмен кивнул:
— Что ж, парень, у тебя хорошее зрение. Ты хочешь сказать, что мой луч отразит одежда зеленого цвета? Но ты одет как раз…
Обтягивающий костюм Трента вдруг сделался ярко-зеленым.
— Ну и ну, — с нескрываемым удивлением протянул Ньюмен. — Хорошая уловка, ничего не скажешь.
Он выстрелил. Зеленый луч угодил в Трента. Тот успел вскинуть руки, чтобы загородить лицо, сделал шаг вперед и открыл огонь. Четыре раза нажал на спусковой крючок, и всякий раз струя жидкости брызгала на Тощего. Тот зашатался, выронил оружие и, сжавшись, рухнул на пол.
Наступила тишина.
Проповедник Энди гневно взглянул на Трента, вскинул руку для проклятия. В этот момент кто-то из прихожан восхищенно присвистнул:
— Ну дела! Это же струйное оружие.
Толпа, собравшаяся в церкви, радостно захлопала в том же убаюкивающем ритме, что и несколько минут назад, в момент прослушивания проповеди. Затопали они еще веселее.
Трент улыбнулся:
— "Комплекс 8-А". Обеспечивает постепенное исчезновение. Отличная штука.
Он начал отступать к выходу, при этом постоянно держа под прицелом неподвижного Ньюмена. Поглядывал и на проповедника. Однако тот более не обращал внимания на мальчишку и вновь повернулся к топающей и хлопающей толпе. Строуберри вскинул руки и широко развел их в стороны. Трент побежал к выходу, Энди мельком проследил за ним взглядом.
Этим вечером у Трента состоялся обстоятельный разговор с семьей. Обсуждали вопрос, как жить дальше.
Их логово находилось на Кроун-стрит, что возле Бедфорда, на втором этаже заброшенного многоэтажного дома, где до Большой Беды тоже жили люди. Снимали комнаты, ходили на работу, платили арендную плату. Теперь все это — рухлядь и мусор — досталось ребятишкам бесплатно. Все они находились под покровительством Драконов — и Трент, и Джимми, и Берд, и Джоди Джоди, и старушка Мила, тоже жившая на втором этаже и обихаживавшая всю семейку.
Среди тех, кто жил во Фриндже, каждый так или иначе был приписан к той или иной банде. Семейка Трента относилась к Драконам — значит, Цыгане Макута были их врагами. Так было и так будет. Всегда там или здесь появляются свои Драконы, свои Макуты, свои трущобы, свои дети трущоб. В тот момент у семейки Трента не осталось денег, что очень тревожило старшую по возрасту Милу. Если к ним заявятся Цыгане Макута, нечем будет их задобрить, а ведь именно Мила, как самая старшая, считалась ответственной за безопасность семьи.
Миле исполнилось двадцать пять. Следовательно, по местным понятиям, она являлась древней старухой. Темноволосая, тоненькая, но очень сильная. На первый взгляд Мила казалось тихой, она и вела себя соответственно. Собственно, она такой и была, если не считать случая, когда в присутствии Трента Мила голыми руками порешила здоровенного мужика.
Со дня Большой Беды где только не приходилось обитать Тренту! За Грань он попал сразу после того, как ему стукнуло двенадцать. Здесь подыскал себе семью. Уже не сосчитать, сколько раз им приходилось менять убежище. Изредка вспоминая прошлое, Трент поражался, в какой странной компании оказался. С того дня как он очутился за Гранью, прошло пять лет — по местным меркам вечность. Многое забылось, и теперь ему приходилось вспоминать, почему эти ребята в первый момент показались ему странной компашкой. С годами понятие «странный» начало меняться, прежняя жизнь все дальше проваливалась в некую сказочную, небывалую даль. Теперь те годы скорее можно было назвать странными.
Первым, на кого он набрел за Гранью, оказался Джимми. Следующей была Мила, она прибилась к ним, когда Драконы позволили ей жить на их территории. Если откровенно, то и Тренту дозволение ютиться во Флэтбуше было дано не сразу. Сначала его сочли вебтанцором и проходимцем. Драконы долго били его, пытаясь выколотить признание, что он является вебтанцором и проходимцем, однако ничего не добились. Его отпустили, и то с большой неохотой, когда он сумел доказать, что ничего не понимает в Инфосети. К тому же за него заступился Джимми, взял его на поруки. В ту пору Джимми был важной шишкой — бегал в шнурках у главы клана. С той поры года три на Трента не обращали внимания. Джоди Джоди и Берд пришли вдвоем около года назад. Откуда они явились и что с ними произошло, Трент не знал. Их расспрашивала Мила, и Джоди Джоди разрешили держаться в компании только после того, как она заявила, что ничего не помнит из того, что с ней случилось между началом Большой Беды и до того момента, как она оказалась за Гранью. Никто бы не рискнул назвать это ложью, потому что каждый из них, кто в большей степени, кто в меньшей, испытал что-то подобное. Вполне возможно, что в судный день атаки на Комплекс Джоди Джоди потеряла память. Что касается Берда, он до сих пор частенько просыпался в холодном поту, а случалось, просто боялся заснуть. Во сне его мучили жуткие кошмары.
Семья собралась в гостиной, где в чудом сохранившемся камине горел маленький костерок. Единственный огонек в огромной квартире. У каждого на собранной с миру по нитке одежде ярко выделялись пурпурные и золотые цвета, свидетельствующие о принадлежности к клану Храмовых Драконов.
Когда Трент упомянул о разборке, начавшейся в помещении храма, Мила не выдержала:
— Этот парень, Ламонт, назвал нового проповедника Энди Строуберри?
— Да, — кивнул Трент. — А Строуберри назвал его Ламонтом Ньюменом. Ты что, знала их?
Мила и Джимми украдкой переглянулись. Оба они были черненькие, Джимми, правда, посветлее, он из латиносов, а Мила просто как сажа. Трент, почуяв, что его слова насчет проповедника буквально сразили их, сразу примолк. Наконец Джимми вздохнул и начал рассказывать, по привычке растягивая слова на гарлемскии манер.
— Да… я учился у него в школе второй ступени. Еще до Большой Беды. Когда начали возводить Барьер, Строуберри оказался на другой стороне. С тех пор мы его больше не видели.
— Мы? — удивился Трент.
— Ну да, — горячо и страстно подтвердила Мила. — Моя сестра тоже училась в той школе.
Трент никогда бы не подумал, что Мила способна испытывать воодушевление.
— Когда я была подростком, — добавила девушка, — он читал проповеди во флэтбушском храме. В школе я его никогда не встречала, но моя сестра, погибшая в день Беды, хорошо знала его. Она говорила, он был…
— … Самый замечательный и самый огромный мужчина, которого она когда-либо видела, — подхватил Джимми.
Они опять посмотрели друг на друга, на этот раз оба заулыбались, и Джимми продолжил:
— Он играл во Всемирной футбольной лиге… Далее они затараторили, перебивая друг друга.
— Играл заднего линейного защитника в «Пекинских Медведях», — произнесла Мила.
— И они два раза подряд выиграли Великий кубок, — вставил Джимми. — И он установил рекорд по числу каких-то там подач.
— И он ненароком убил какого-то игрока, пытавшегося остановить его на поле, — сказала Мила.
— И он убивал студентов, не выполнявших домашнюю работу, — добавил Джимми.
Мила задумалась, потом после короткого размышления опровергла последнее заявление:
— Это неправда. Откуда ты можешь знать?
Трент, Джоди Джоди и Берд во все глаза следили за ними.
В следующий момент и Джимми, и Милу сразила одна и та же мысль. Они оба повернулись к Тренту и спросили сбивчиво, почти в один голос:
— Неужели ты решился стрелять в храме? Ты оставил там тело?
Трент поморгал:
— Это не тело. Это парень, которого я привел в бесчувствие. Он скоро очнется. Он очень быстро бегает. Они, оказывается, знали друг друга, — прибавил он и после паузы дополнил: — Когда Ламонт придет в себя, они, возможно, вспомнят старые добрые времена, когда были молоды.
В наступившей тишине они все вместе поразмышляли над подобной перспективой. Никто не улыбнулся.
Наконец Джимми вздохнул:
— Он знал столько людей!
— Кто? — поинтересовался Берд. Джимми оставил вопрос без ответа.
— Этот Ламонт что, в самом деле такой знаменитый? — не поверила Джоди Джоди. Джимми кивнул:
— Я ничего не слышал о Ньюмене с Большой Беды. Пять с половиной лет. Это немало.
— Ха, вспомнил, — заявил Трент. — Значит, с тех пор о нем вообще никто ничего не слышал?
— До Беды, — объяснила Мила, — это был самый известный человек во Флэтбуше.
— И потом тоже, — не удержавшись, добавил Джимми.
— Пока Трент его не прихлопнул. — Наконец и Берду удалось вставить слово. Все посмотрели на Берда. Тот пожал плечами:
— Все знают, кто такой Трент. Трент заулыбался:
— А вот проповедник Строуберри не знает.
— Как же он может знать Трента, — горячо возразила Мила, — если он первый день во Флэтбуше!
В этот момент через встроенный в ухо микронаушник до Трента долетел вызов. Это был Образ, запущенный им в Инфосеть. В тот день Образу удалось захватить «орбитальный глаз». Спутник до сих пор еще находился в его распоряжении. На объемной картинке, возникшей в воображении Трента, нарисовался проповедник Строуберри, не спеша бредущий по улице. За спиной два Дракона, они сопровождали его. Трент вслух объявил:
— Этот ваш священник из футболистов направляется сюда.
Все переглянулись. Никто не стал задавать лишних вопросов. Все уже привыкли, что Трент порой начинал вещать, а то и заговариваться. Удивительно, но из этой болтовни чаще всего выходило что-то стоящее.
Через несколько минут проповедник Энди действительно вошел в гостиную. Он был один, телохранители остались в подъезде. Все встали, чтобы поприветствовать его, причем Трент с некоторой замедленностью. Мила бросилась к проповеднику и поцеловала ему руку. Проповедник поднял ее, благословил и жестом показал, чтобы она вернулась на прежнее место. Глядя на нее, улыбнулся:
— Мила, родная.
Трент равнодушно созерцал душещипательную сцену.
Проповедник снял пальто, которое он носил в холодную погоду, перекинул его через руку и обратился к латиносу:
— Джеймс, ты, кажется, обещал представить меня своим друзьям?
Это был не вопрос, а что-то вроде приказа, и — Трент во второй раз за этот вечер испытал нечто похожее на удивление — Джимми заметно разволновался. Это Джимми, которого ничто никогда не могло напугать.
— Это не мои друзья, преподобный, — наконец ответил Джимми, — а моя семья. Мой брат Трент, мои сестры Мила и Джоди Джоди, а это мой брат Берд.
— Я смотрю, после того как мы расстались, вы все бросили учиться. Ты хотя бы закончил вторую ступень? — вежливо поинтересовался Энди.
— Почти одолел третью, правда не до конца. Проповедник кивнул:
— Понятно. Генетика действительно великая штука. Она добилась невероятных успехов. У черной девушки и смуглого паренька появились белая сестричка и белые братья. Чудеса, да и только. — Он посмотрел на Трента, затем на Милу. — Здесь у вас полное смешение народов. Какая-то невиданная на Земле раса. Ты сам метис, Джеймс, но природный. С тобой генетики допустили промашку.
Джимми невольно напрягся. Трент заметил, как заиграли мускулы на его шее.
— Мне как-то плевать, что я такой глупый. Моя первая семья — родная — погибла во время Большой Беды. Теперь они моя семья. И, пожалуйста, не обижай их!
Энди похлопал Джимми по плечу, затем наконец повернулся к молодому человеку, ворвавшемуся сегодня в храм с оружием в руках. Трент доброжелательно улыбнулся.
— Значит, ты и есть тот самый Трент, нарушивший мою утреннюю службу и оставивший мне мертвое тело? Я слышал о тебе, — констатировал проповедник.
— Он тоже знает, кто вы есть и кем были, — едва слышно пробормотал Берд.
В свою очередь, Трент широко, можно сказать приветливо, улыбнулся:
— Что же вы обо мне слышали?
— Что ты глубоко безнравственный человек. Вор, преступник, своими поступками смущающий юные умы. Трент поднял бровь:
— Хорошо сказано! Если не принимать во внимание, что здесь мы все преступники, не отличающиеся высокими моральными устоями. Есть ли среди нас хотя бы один человек, когда-либо и где-либо не нарушивший закон? В том числе и вы, проповедник. Вопрос в том, преступником какого рода являетесь лично вы? Да, я ворую, но у кого? У богатых. Я пользуюсь их добром, нажитым, по большей части, неправедным путем, — так и порхаю по жизни. Признаюсь по секрету, мне это нравится. У меня со всеми прекрасные отношения, потому что я беру только у тех, кто воистину заслуживает, чтобы с ними обращались подобным образом.
— О, да у тебя имеется своя жизненная позиция.
— У каждого человека есть своя жизненная позиция… Я признаю себя виновным в том, что являюсь человеком. Впрочем, у меня есть смутное подозрение, что вы тоже им являетесь.
— Человек всегда остается человеком, как бы высок и толст он ни был, — торжественно возвестила Джоди Джоди.
— И как бы мал и глуп он ни был. Люди маленького роста тоже люди, — дополнила ее Мила.
— Все шутишь, Мила, — тем же шепотком прокомментировал Берд.
Чернокожая женщина как бы не услышала его. Она неожиданно вскочила, разразилась руганью. Потом в том же вызывающем тоне спросила у священника:
— Зачем ты сюда явился? Читать нам проповеди? Проповедник улыбнулся;
— Нет, хотел повидаться, расспросить, что к чему здесь, за Гранью. Проповедница Пена получила вид на жительство в Патрулируемых секторах.
Он не мог бы вызвать большего удивления у всей компании, если бы заявил, что является мессией и спустился с небес. Все пятеро словно языки проглотили, уставились на него. В тишине стало слышно, как потрескивают дрова в камине. Первым пришел в себя Трент, но Мила опередила его:
— Как же это может быть?
— Она уедет отсюда? — спросила Джоди Джоди, привстав.
— Ей разрешили перейти Грань?! — вновь удивилась Мила.
Проповедник кивнул:
— Храм Старейшин нуждается в обновлении рядов. Они так и не нашли никого в Патрулируемых секторах. У них есть желающие уйти за Грань, но не нашлось никого, кто хотел бы выбраться отсюда. Это в правилах моей церкви — быть там, где труднее. У нас так повелось еще до Большой Беды. Я рад, что меня направили сюда. Трент спросил, с трудом уняв иронию в голосе:
— Объединение разрешило тебе перебраться за Грань?
— Они дали мне лицензию на год службы.
— И они позволили проповеднице Пене уехать отсюда?
Священник пожал плечами:
— Они и раньше так поступали. Когда политики были более расположены к людям.
— Почему же никто из нас не слышал об этом? — воскликнул Берд.
— За Гранью проживает четыре миллиона человек, — ответил Трент. Он все еще не сводил взгляда с проповедника. — Не думаю, что в интересах Объединения открыто заявлять о том, что отсюда можно вырваться.
Энди спокойно выдержал взгляд юноши:
— Послушай, Трент, я знаю людей, которые уходили с моих служб, но никогда до сих пор их не провожали аплодисментами. Тем более когда он пристрелил другого человека. Это со мной впервые.
На этот раз Трент пожал плечами:
— Я же сказал, он скоро очнется. У меня со всеми прекрасные отношения. Когда вы получше узнаете меня, у нас с вами тоже будут прекрасные отношения.
— Чем ты собираешься заняться?
— Не понял?
— Что ты ищешь в жизни?
Трент не смог удержаться от улыбки:
— Это уже понятнее. Самый удачливый похититель чужой собственности двадцатого века, некий Вольер, как-то заметил, что второе правило, которого должен придерживаться каждый уважающий себя вор, гласит: никогда и ни при каких условиях не кради то, чего не хочешь.
— А первое правило требует: сначала разберись, что именно ты хочешь. Так?..
Трент одобрительно посмотрел на огромного чернокожего:
— Из вас получился бы неплохой профессионал.
— Я так полагаю, ты считаешь это комплиментом?
— Как вам угодно.
— Что ты похитил сегодня?
— Ничего, что имело бы отношение к вашему призванию.
Трент по-прежнему невозмутимо разглядывал проповедника, при этом он заметил, с каким страхом и изумлением посматривают на него Мила и Джимми.
Энди усмехнулся:
— Когда Ламонт Ньюмен установил мировой рекорд на двести метров с барьерами, это достижение продержалось тридцать лет. Многие требовали, чтобы он был подвергнут испытанию — не геник ли он? Он не был геником, просто таким быстрым уродился. Он ушел из большого спорта где-то между пятьдесят девятым и шестидесятым, став миллионером. Денег у него было не сосчитать — и не американских долларов, а кредиток Объединенных Наций. Вот я и удивляюсь, как это ты сумел победить его? А еще любопытствую, что именно он потребовал вернуть? Ламонт — сильный человек, так я считаю. Такие, как он, на пустяки не размениваются.
Он посмотрел прямо в глаза Тренту. Тот не ответил. Тогда проповедник начал надевать пальто — не спеша, сначала просунул в рукав одну руку, потом другую. Затем помедлил и обратился к Тренту:
— Значит, не покажешь?
— Зачем вам это?
Проповедник Энди не ответил, натянул пальто, застегнул пуговицы и вышел из комнаты. Мила, сидевшая на кушетке ближе других к огню, вся сжалась.
— Как же ты грубо разговаривал с ним, Трент! Просто поверить не могу, — произнесла она, глядя на Трента.
— Тебе следовало быть с ним повежливее, — поддержал ее Джимми Рамирес.
— С какой стати? — спросил Трент.
— Он — добрый человек, — пояснила Мила.
Трент задумался — прикинул про себя, что могло бы значить за Гранью выражение «добрый человек»? Приемлемого ответа не нашел и кивнул Джимми.
— Может, я застеснялся. Давай собирайся, я буду готов через пять минут.
На четвертом этаже того же здания, в комнате, которую Трент считал своей, имелись кровать, душ и что-то вроде чуланчика, где он хранил одежду. Более ничего.
Парнишка отодвинул дверь в кладовую, раздвинул висевшие там наряды и вошел в небольшое холодное помещение с выложенными кирпичом стенами, с которых свисали кабели. По грязному деревянному полу разбегались силовые шины. Вдоль стен до потолка было наставлено компьютерное оборудование. Посредине комнаты смутно виднелся современный пульт.
— Команда, свет.
Когда зажглось освещение, комната стала как будто больше. Трент поднял с клавиатуры на пульте пару небольших серого цвета вживляемых электродов, сел за пульт, вставил электроды в височные отверстия и закрыл глаза.
Он даже не попытался войти в виртуальное пространство, не стал вызывать Образ.
Кодировочные протоколы побежали перед глазами. Тысячи всевозможных паролей, затем замельтешила причудливая вязь компьютерных знаков. Вся эта работа требовалась, чтобы определить личность запрашивающего.
Неожиданно повыше пульта загорелся голографический объем. В нем очертился Букер Джеймтон — черты его лица отчетливо читались на экране даже с таким низким разрешением.
— Привет, Букер, — приветствовал его Трент. — Как насчет моего запроса?
— Должен огорчить тебя, Трент, — ответил Букер. — Ламонт Ньюмен работает на Рэндола Гетти Кристофера из «Сан Гетти ойл». Что-нибудь случилось?
Трент отшатнулся, будто его ударили:
— О-о черт!.. Что насчет Строуберри?
— Двадцать два года в церкви Эриса. Политикой не интересуется, однако имеет отношение к организации «Эризиан Клау». Член двадцати благотворительных фондов… в списке директоров или что-то вроде этого.
Трент не смог скрыть удивления.
— И этот тоже, — он вздохнул. — Спасибо, Букер.
— Трент, — напомнил Джеймтон, — для меня не совсем обычное дело заниматься поисками для других игроков.
— Я был занят.
— Имей в виду, теперь ты мой должник, — уточнил Букер.
Он помахал Тренту рукой. Экран погас, Трент задумчиво смотрел в пустое пространство. Потом произнес:
— Ничего я тебе не должен.
* * *
Прошло несколько дней, сравнительно тихих и спокойных. Ранним вечером, в сочельник, Трент и Джимми отправились в ресторан «У Макги», где у них была назначена встреча с посредником, заказавшим им «хищение имущества особого рода» — так он назвал предложенную им сделку. С точки зрения Трента, «Макги» являлся не просто одним из хороших ресторанов, расположенных за Гранью, — это был его любимый ресторан. Чистый, с отличной кухней, ненавязчивым обслуживанием. Что важнее, это единственное место во Фриндже, где можно было в прием яемых условиях договориться о чем угодно. Прежде всего совершить выгодную сделку. Правда, после вкуснейшего обеда вполне можно было получить пулю в живот, но только не в самом заведении. На улице сколько угодно, но только не в зале. По большей части. На то между различными бригадами была устная договоренность, хотя каждый проживавший за Гранью прекрасно представлял себе, что значит «устная договоренность» в таком скверном месте, каким являлся Фриндж. Так что, потягивая приятный коктейль, каждый посетитель располагал временем, чтобы обстоятельно поразмышлять, где он получит пулю и доживет ли до следующего утра. К тому же с напитками и наркотиками здесь не «баловали», так что если напьешься, то не какой-либо дряни.
Тем же вечером, уже после того как Трент и Джимми вошли в ресторан, на противоположной стороне улицы, в тени высокого многоэтажного дома как бы невзначай начала собираться толпа. Скоро здесь уже толкались с полдесятка мужчин, все в черном и красном, в цветах семьи Цыган Макута.
Чуть повыше руки старшего группы в воздухе высветилось небольшое голографическое изображение.
— Знаете этого парня? — спросил он. Все собравшиеся уставились на снимок.
— Это Трент из Храмовых Драконов. Смотрите и запоминайте. Там, наверху, хотят, чтобы мы хорошенько проучили его. Чтобы другим было неповадно. Прежде всего надо забрать камень. Потом убить.
Трента и Джимми провели к их привычному столику, расположенному в глубине зала. Столы в главном зале были круглые и овальные, вдоль стены размещались отдельные кабинки. Они Трету не нравились — в кабинках, безусловно, тихо, уютно, но ему дважды приходилось наблюдать, как там, не успев достаточно быстро выбраться из-за стола, погибали посетители. За круглым столом, который они с Джимми зарезервировали заранее, могли удобно разместиться шесть или семь человек. Это место находилось на равном удалении от трех входов в зал.
Посредник уже сидел за столом. Он никогда не называл Тренту своего имени. Впрочем, Трент никогда и не пытался выведать его. Ему было достаточно знать, что этот небольшого роста, несколько расплывшийся человечек представляет один из крупнейших музеев на западном побережье Атлантики. Трент ни разу не видел, чтобы тот испытывал раздражение, сердился, негодовал или радовался. Порой молодой человек прикидывал, способен ли он вообще чему-либо удивляться.
Трент испытывал неясную тревогу и раздражение. Почему — понять нетрудно. После разговора с Джеймтоном он каждый час ждал неприятностей. К тому же день сегодня не заладился, и место для встречи было выбрано неудачно. Например, юноша и девушка за соседним столом вполне могли слышать весь разговор, особенно если разговаривать так громко, как этот толстяк.
— Джентльмены, — начал представитель музея.
Трент, сидевший лицом к агенту, держал под контролем заднюю часть ресторана. Джимми следил за главным входом и просматривал часть вестибюля. В его поле зрения также были огромные окна, через которые были видны обе стороны улицы.
Трент вздохнул, подавил раздражение и ответил:
— Вы нам солгали.
На лице агента появилось что-то напоминающее испуг:
— Там, где вам сказали, имущества не оказалось?
— Нет, оно находилось там. Проблема не в этом.
— Проблема в том, что вы не сказали, чье это имущество, — угрюмо вставил слово Джимми.
— Вы что-нибудь слышали о Рэндоле Кристофере Гетти? — не давая посреднику опомниться, спросил Трент.
— Вы имеете в виду восьмого богатейшего человека в мире?
— По вашей милости мы ввязались в дурную историю. Полагаю, для нас будет лучше всего, если мы вернем ему его имущество.
— Мы попросим у него кредит, — поддержал дружка Джимми.
— Думаю, на четверть миллиона кредиток он раскошелится. Это ведь не так много, чтобы вернуть собственную вещицу, — произнес Трент.
Глядя на агента, Трент поразился — что за денек выдался сегодня. На лице посредника отчетливо проступили страх и растерянность.
— Я… мои доверители… Я не думаю, что смогу забраться так высоко.
— А ты постарайся. — Трент доброжелательно улыбнулся.
— Стоит попробовать, — в тон старшему братцу прибавил Джимми.
Агент жестом указал на маленький кейс, с которым он явился на встречу.
— У меня с собой пятьдесят тысяч. Самое надежное обеспечение. Золотые монеты Общины дальнепроходцев…
Девушка за соседним столом оглянулась на них и чуть приподнялась с места. Она выглядела изумленной. Трент уставился на нее и не отводил взгляда до тех пор, пока она не опустилась на место и не отвернулась.
Между тем Джимми, поглядывавший на улицу через окно, внезапно насторожился.
— Теперь с вас причитается двести пятьдесят, — уточнил Трент.
— Вы нарушаете договоренность! Трент наклонился к нему и тихо, но отчетливо произнес:
— Это ты нарушил договоренность. — Он взмахнул рукой, и над самым столом, параллельно крышке, высветилась голографическая копия контракта. — Гляди сюда, пункт третий, подпункт "а". Предоставляя сведения об объекте, ты не имеешь права ошибаться или давать искаженную информацию. Здесь имеются в виду те данные, которые тебе доступны. Правильно?
Посредник кивнул.
— Теперь взглянем на приложение. Что входит в понятие «информация»? Сюда входят сведения о личности, социальном положении владельца или владельцев имущества. Твоя промашка может стоить мне головы. Я никогда бы не решился вступить в конфликт с одним из богатейших людей в Солнечной системе.
Джимми, не меняя выражения лица и не поворачивая головы, перебил его:
— На улице. Группка.
Трент сразу замолчал. Не обращая никакого внимания на посредника, вытащил из внутреннего кармана следящее устройство, надел его на голову, ввел электроды в височные отверстия. Закрыл глаза…
… И взглянул на Землю из космоса. Наблюдал за планетой через оптику «орбитального глаза», висевшего над Нью-Йорком. Нашел Барьер, кварталы за Гранью, отыскал улицу, на которую выходил парадный вход «У Макги». Увеличил масштаб изображения.
Изображение черно-белое, мелкозернистое. Источники света предстали яркими пузырями на фоне темной поверхности.
Трент насчитал пять… нет, шесть темных фигур, прятавшихся в тени на противоположной стороне улицы напротив входа в ресторан. Не открывая глаз, тихо выговорил:
— Шестеро. Прямо через улицу.
— Макуты?
— Кто же еще! — Трент послал команду через следящее устройство. — Я послал вызов нашим ребятам. Они будут здесь через несколько минут. — Он открыл глаза, встряхнул головой. Обратившись к Джимми, велел: — Пойдешь и встретишь их. Не вздумай стрелять! Нам просто нужно сопровождение, чтобы спокойно выйти отсюда.
Джимми кивнул, встал и направился к черному выходу. Трент внимательно следил за ним. Маршрут был известный — Джимми выберется на улицу и со всех ног кинется к храму, там найдет подходящих ребят, и они тут же вернутся к ресторану.
Действительно, сегодняшний день выдался щедрым на открытия — на лице посредника повисло тревожное удивление:
— Что у вас здесь происходит?
Хороший вопрос, подумалось Тренту. За то время, что было потрачено на изучение, он позабыл о посреднике. Кастанаверас повернулся к нему — следящее устройство снять не удосужился, — пожал плечами.
— Сидим в ресторане. Мы же собрались посидеть в ресторане.
— Я ухожу.
— А я нет. Уходить сейчас очень небезопасно. Я имею в виду, что на выходе из «Макги» собрались Макуты. Но ты не беспокойся. Сейчас сюда подойдут мои дружки из храма: Синдик, Мститель… Другими словами, все придут. У нас тут правило — в ресторане никакой пальбы! Выяснение отношений только на улице. Я подумал, почему бы не попытаться соблазнить их? Эй, проснись! Хочешь кофе? Здесь подают отличный кофе. — Он махнул проходившему мимо официанту. — Две чашки «Голубой Ямайки».
Агент поднялся:
— Я не хочу твоего проклятого кофе. Ты не имеешь права требовать от нас увеличения платы.
— Как только ты попытаешься выйти отсюда, они застрелят тебя на пороге, — тихо ответил Трент.
Посредник тут же сел. Трент так же тихо добавил:
— Я верну имущество хозяину, если ты не заплатишь двести пятьдесят тысяч. Ты понял, двести пятьдесят. Тебе со сливками или без?
* * *
На крыше одного из безлюдных зданий на Флэтбуше расположился Макут, переодетый в цвета Драконов. Он следил за тем, что творится на церковном дворе. Разглядывал главное логово врага в мощный бинокль, имевшийся только на вооружении МС. Когда в окнах здания, где располагалась штаб-квартира Драконов, вспыхнул свет и оттуда начали выбегать вооруженные люди — все они без промедления бросились вниз по улице, — наблюдатель передал в микрофон:
— Драконы направляются к «Макги».
* * *
Трент поставил чашку с кофе, затем с некоторым испугом прошептал:
— О нет.
Все это время он периодически бросал взгляд на Землю. «Орбитальный глаз» по-прежнему следил за происходившим за Гранью. Он разглядел, как Макуты — шесть ярких тел — перебежали через улицу. Даже на фоне ярко освещенного «Макги» они были прекрасно заметны.
— Плохи дела.
Он посмотрел на агента. Тот, изменившись в лице, обернулся:
— Они уже вошли!..
— Скверно. В последний раз подобный случай закончился пятью сотнями трупов. Не оборачивайся! Сиди и не дергайся, пока я не скажу. Когда дам команду, помчишься так, словно за тобой гонится большая свора миротворцев — все элитники! Три… — Трент крепко обеими руками взялся за край стола. — Два.
Ага, столешница чуть подается. Крышка из дерева приделана к ножкам. Те, в свою очередь, привернуты к полу. Что ж, одна надежда, что дерево не выдержит, треснет и руки не подведут. Силенок должно хватить.
— Один! Беги!..
Агент накренился назад и спиной опрокинулся на пол. Тут же схватил кейс, стоявший у одной из ножек стола.
Трент изо всех сил рванул крышку стола вверх. Послышался треск, столешница подалась. Он подхватил ее, успел поставить на ребро и с силой толкнул в сторону входа. Там уже стояли Макуты. Все шестеро. Все в красном и черном, с лазерными карабинами на изготовку.
Только двое вовремя открыли огонь. Еще один успел отскочить в сторону. В следующее мгновение катившаяся крышка стола сбила трех других. Двоих выбросило через окно на улицу. Прозрачный пластик разлетелся вдребезги, осколки осыпали Макутов и сидевших возле входа посетителей. Эта беда оказалась пострашнее катившейся столешницы.
Фриндж есть Фриндж. Потребовалась доля секунды, чтобы после того как посредник грохнулся со стула, посетители уже были на ногах. Мужчины, женщины бросились к выходу. Трент выхватил оружие, установил переключатель на высокую частоту и открыл огонь по ошеломленным Макутам. Импульсы, попавшие в них, были не смертельны, они только обжигали и на время лишали зрения. Юноша и девушка, сидевшие за соседним столиком, бросились в сторону кухни. Луч одного из Макутов угодил в девушку, и она, вскрикнув, упала на пол. Трент подбежал к ней, взгромоздил ее на плечо и под лазерным огнем побежал к двойным дверям, ведущим на кухню.
С другого конца длинного коридора тоже ударил луч лазера. По-видимому, кто-то из банды Макутов заранее перекрыл этот выход. Луч угодил в стену сбоку от Трента, затем в потолок. Тот прямо с девушкой шлепнулся на пол, перекатился через спину и выстрелил убойным жидкостным зарядом в вооруженного мужчину, вбежавшего через двойные двери вслед за пущенным импульсом. Жидкость угодила ему в лицо. В следующее мгновение в него уперся лазерный луч, пущенный его сообщником от противоположного конца коридора — тот, видно, не успел убрать палец со спускового крючка. Мертвый Ма-кут рухнул сверху на Трента и на девушку.
Между тем девица безостановочно кричала:
— Они сожгли меня! Они сожгли меня!..
Трент столкнул с себя мертвое кровоточащее тело, поднял девушку и поволок ее в сторону кухни. На кухне было пусто, обслуга разбежалась.
— Ой, сожгли!.. — истерически вопила девушка.
Трент не обращал внимания на ее крики. Окинул взглядом помещение. Куда же делся притаившийся здесь Макут? В следующем коридоре, ведущем в глубь здания? Другого выхода здесь нет. Трент решил проверить и выбросил в коридор стул. Оттуда ударил убойной силы луч, разрезал стул на две половинки. Спасаясь от обстрела, Трент потащил девушку в сторону кладовой. Вбежав в подсобку, он посадил девушку на пол и обнаружил, что вляпался! Кладовая оказалась ловушкой — отсюда не было другого выхода. На полках стояло полным-полно коробок и ящиков. Трент лихорадочно принялся наваливать баррикаду, отламывал полки, двигал коробки. Надо было продержаться всего несколько минут. Чтобы раскидать завал, Макутам понадобится минута-другая. Еще какое-то время, чтобы набраться храбрости и войти в темное помещение, где их поджидает вооруженный противник.
Стоп! Почему светло?
— Команда. Выключить свет!
Как только кладовая погрузилась в темноту, вопившая девица сразу замолчала, словно ее ударили. Через некоторое время раздался ее голос, уже более спокойный и тихий:
— Я ранена. — Девушка некоторое время помолчала, потом спросила: — Это не смертельно?
Глаза Трента почти мгновенно привыкли к пыльному полумраку. Темнота в кладовке была относительная, сюда попадал свет из кухни.
— Помолчи, а? — попросил он. — Тебя просто обожгло. Как только все кончится, я вызову медицинского робота.
За дверью кто-то позвал:
— Трент?
«Им известно мое имя? Как же, дьявол меня возьми, я вляпался!»
— Ну? — отозвался он.
— Нам нужен камень.
Трент ни секунды не колебался. Сунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил маленький бархатный мешочек. Затем положил его возле слегка приоткрытой двери:
— Берите!
Один из Макутов удлинил руку. Кисть въехала в подсобку, взяла мешочек и исчезла.
Девушка порывисто дышала, вздрагивала, эта дрожь начала раздражать Трента. Когда рука скрылась из виду, она принялась торопливо и однообразно допытываться:
— Они ушли? Они ушли? Трент пожал плечами:
— Кто их знает. По крайней мере, надо быть готовыми к худшему.
В ее голосе прозвучало столько отчаяния:
— О нет, пожалуйста. Пожалуйста…
Трент повернулся к ней. В первый раз он ясно разглядел ее. Девушке было не более пятнадцати. Темноволосая, темноглазая…
— Послушай, — прошептал он. — Послушай…
Она широко раскрытыми от ужаса глазами, не моргая, смотрела на него. Дышала часто, лихорадочно и все время вздрагивала.
— Жизнь есть движение, — шепнул Трент. — Все мы вышли из начальной точки и перемещаемся в какое-то иное место. Смерть есть только часть этого процесса.
Он ощутил, как сильно бьется сердце. Взял девушку за руку — то же самое.
— Значит, мы умрем? — спросила она.
Трент почувствовал в ее голосе нотки удивления и обреченности.
В этот момент кто-то из Макутов попытался раскидать баррикаду, наваленную перед входом.
— Не бойся. Постараемся прорваться.
Лазерный луч ворвался в затемненное помещение. Трент оттолкнул девушку, сам рванулся вслед за ней, прикрывая ее своим телом. Лучи, врезаясь в полумрак подсобки, выписывали самые замысловатые фигуры. Кое-где возникли язычки пламени. Один из лучей коснулся его спины. Задымилась кожа, жутко запахло паленым мясом, и девушка вновь бестолково и однообразно зашептала:
— О боже, нет, нет, нет…
Спустя несколько мгновений из кухни донесся лай автоматического оружия. Трент с облегчением вслушивался в эту музыку, спасшую ему жизнь.
— Вот он. — Джимми указал на маленький бархатный мешочек. — Мне кажется, ты рад вернуть его.
Трент молча поднял чехол, в котором находился драгоценный камень, сунул его во внутренний карман своего валявшегося на полу пиджака. Старик Родриго (ему было двадцать семь лет), исполнявший у Драконов обязанности лекаря, закончил смазывать ожог на спине у Трента. При этом с сожалением сообщил, что на спине даже шрама не останется — так, что-то вроде родимого пятна, разве что цветом отличающегося от соседних участков кожи. То ли дело настоящий боевой рубец, восхищенно добавил Родриго, особенно на лице.
Трент и на это героическое замечание не прореагировал, только одернул рубашку. На боль внимания не обращал — чем бы старина Родриго ни смазывал его спину, это все-таки лучше, чем предсмертные муки. Не воспользовался и протянутой рукой Джимми — поднялся сам и уселся в одно из сохранившихся кресел. Обвел взглядом зал ресторана.
— Сколько погибших? — наконец спросил он.
— Три Макута, — гордо дол ожил Джимми. — Наши все целехоньки. Дюжина обожженных, твоя рана будет пострашнее.
Некоторое время Трент пристально разглядывал братишку. Смотрел зло, отчужденно.
— Лучше бы ты не приходил сюда, — наконец заявил Трент.
— То есть как?
— Девушка погибла! Итого четверо. — Трент сделал паузу. — Ты знаешь, я ненавижу мазил куда больше, чем лазерные лучи. Тебе должно быть известно, что пули имеют склонность, — он взмахнул рукой, как бы намечая траекторию, — рикошетировать.
Джимми удивленно посмотрел на Трента. Он редко выходил из себя, но на этот раз на его лице читалось нескрываемое раздражение.
— Если бы я вовремя не появился, быть бы тебе покойником! — воскликнул латинос.
— Тогда было бы только два трупа. Я и Макут, а она осталась бы жива.
Трент медленно поднялся. На обжигающую боль, перечеркнувшую спину от плеча до пояса, старался не обращать внимания, направился к выходу с кухни. Миновал зал и вышел на улицу.
Джимми последовал за ним. На тротуаре он молча подозвал двух вооруженных Драконов, дежуривших у входа в «У Макги».
— Эй, ребята! Проводите его до дома. Оружие на изготовку!
Те приблизились, встали позади Трента. Джимми неожиданно вернулся в ресторан, подошел к лекарю, склонившемуся над телом девушки.
Старина Родриго с удивлением поднял глаза на Джимми. Родригес взглянул на изуродованный труп девушки и, не выдержав, отвернулся. На теле различались три глубоких лазерных разреза, но это были пустяки по сравнению с выпущенной в живот автоматной очередью, ставшей причиной смерти.
— Родриго, у кого из Макутов был автомат? — спросил Джимми.
Старина Родриго пожал плечами. Ответил с лонгайлендским акцентом, к которому Джимми с детства относился с некоторым подозрением — парни с острова всегда такие ломаки.
— Макуты? Ты же знаешь, они используют исключительно импульсные пукалки. Лазеры, мазеры, все такое прочее.
Джимми сглотнул:
— Выходит, это я ее?
— Ты был первым, а так, кто знает? Работать следует с осторожностью, — осуждающе ответил старина Родриго. — Неужели тебе не известно, что пули имеют склонность рассеиваться?
Мила и проповедник Энди сидели на крыльце дома священника. Следующая дверь вела в храм Эриса. Оба были тепло одеты — дни стояли морозные — и наблюдали, как солнце садится в облачную завесь на востоке.
— Я в самом деле не помню, — рассказывала Мила, — как началась Большая Беда. Никто из нас толком ничего не помнит. Не потому, что с памятью стало плохо, просто никто не ожидал, что такое может случиться. Все смешалось, потом никак… — она неопределенно повертела рукой в воздухе, — не распутать. Знаю только, что вышла на улицу, когда это случилось. Потом телепаты закричали… — Она сделала паузу и с тем же недоумением объяснила: — Я не помню — на самом деле закричали или мысленно, только у меня в голове что-то вдруг сломалось. Затем услышала страшный грохот и увидела грибообразное облако, встающее под облака. — Она встряхнула головой. — Большинство моих сверстников тут же свихнулись, а большинство свихнувшихся померли. Дети поменьше легче перенесли головную боль, но вот что вышло — дети выжили, а родители погибли. Вот так мы, из старших классов, сразу перестали быть детьми. Пришлось позаботиться о малышах.
— Стали няньками?
Мила искоса взглянула на проповедника — зачем спрашивает? Может, посмеивается? Вроде нет.
— Ну и стала. Мне нравится возиться с малышами, особенно с теми, кто пережил такое. Если рассказать, как нам было трудно… — Она помолчала. — Об этом не расскажешь. Одним словом, все, кто находился рядом со мной, выжили. Потом, правда, разбрелись.
Проповедник вздохнул:
— Я желал бы помочь тебе, родная. Быть рядом.
Он тоже не сразу продолжил рассказ — сначала долго смотрел на тусклое, на глазах скрадываемое облаками светило.
— Я в те дни находился в дороге. Как раз возвращался домой, а миротворцы оцепили территорию. Начались беспорядки — плохо дело. Так и остался за Гранью с той стороны. — Он тяжело вздохнул. — Хочешь, расскажу, как это было по ту сторону Фринджа?
Мила пожала плечами:
— Зачем?
Проповедник чуть наклонился к ней и поделился:
— Я слышал, что некоторые из выживших могут кое-что различать.
Он вопросительно смотрел на девушку, неопределенно, совсем как Мила, повертел рукой в воздухе и добавил:
— Что-то вроде чужих мыслей.
Мила не ответила.
Прошлое с необыкновенной ясностью возродилось перед ней. Значит, вот как все было. Телепаты вскрикнули — не на самом деле, не понарошку, а непосредственно в сознании. Кричали так, что у нее голова едва от боли не раскололась. И многие другие услышали этот вопль. И тоже хватались за головы, сами вопили, катались по земле и вопили. Когда прошли годы, она уже не могла с уверенностью сказать, что слышала этот крик. Может, потому, что страшно было вспоминать о тех минутах, хотелось забыть о них напрочь, но куда деваться от последствий? Вот они, последствия, налицо.
Столько погибших, столько двинувшихся мозгами. Хотя это была боль физическая, но все-таки просто боль. С ней можно было бы справиться, но как справиться с ужасом? Ей было двадцать пять, и она знала, что такое ужас. Это когда малышни, от грудных до пяти— шестилетних, полным-полно; подростков поменьше, юношей и девушек совсем немного, а родителей нет. Родители умерли. Никто не мог сказать, когда же это все начнется снова — дедушки, бабушки, папы, мамы, дети, от самых старших до младенцев. Вот это и был ужас. Были девочки пяти-шести лет, но они не могли иметь детей. Кто мог рассказать им, на что похожи дети, или кто знал имена их будущих мужей, за которых они должны были выйти замуж, когда придет их черед?
Через несколько дней обезумевшие люди начали приходить в себя, и Мила пришла в себя. Случившееся как-то начало утрясаться, скоро воспоминания, связанные с тем днем, не бросали в озноб, не заставляли сердце выскакивать из груди. Потом начались заботы, собранных ею детей надо было кормить — так все и забылось. С годами уверила себя, что реально помнит только вспышку и раскатистый грохот. Что же касается вопля, ее очень скоро начали брать сомнения. Пока она не встретила Трента, она все больше и больше склонялась к мысли, что все ужасы тех дней являются плодом ее воображения. Она ни с кем не делилась этими воспоминаниями и, очень удивляясь себе, зачем она все это рассказывает проповеднику Энди, продолжала рассказывать:
— … Я точно помню, как мы встретились. Он был совсем не такой, как другие. Нет, насчет чтения чужих мыслей ничего сказать не могу. Но вряд ли… Я бы заметила… Он явно старше. Руки у него будто распяты, словно у Христа на кресте. Вот так он живет. Он сказал: «Я люблю вас всех». А потом… — Она не могла справиться с дрожью, пришлось самой себя обнять за плечи. — А потом они стреляли в него.
Кто стрелял?
Мила отрицательно покачала головой.
— Ты видела еще что-нибудь? Она повторила жест.
Проповедник неуклюже похлопал Милу по плечу и начал тихо, будто обращаясь к самому себе:
— Помоги мне вывести их отсюда. Я собираюсь всех вызволить из Фринджа, ни один сирый и жалкий не будет брошен. И он тоже. Люди все чаще говорят о нем, а он то и дело наживает себе врагов. Знаешь, было время, когда я смирился, оставил надежду помочь им всем. А теперь уверовал! Если есть хотя бы малая возможность, я должен вызволить их из этого ада.
* * *
Если откровенно, о тех днях у Милы сохранилось не одно, а два ярких, как вспышки, воспоминания. Второе было связано со штурмом дома телепатов, первое же воспоминание касалось ее самой. В нем она почему-то представала в том же возрасте, что и сейчас. Стояла перед Барьером с лазерным карабином в руках. Световые импульсы мелькали слева и справа от нее. Откуда ее обстреливали, понять не могла.
Она даже не пыталась анализировать эту вгоняющую в ужас явь. Сначала Мила пыталась уверить себя, что эта пальба, ощущение неминуемой гибели привиделись. Может, вспомнилась сцена из какого-нибудь крутого боевика? Однако два обстоятельства подтверждали достоверность воспоминания.
В тот день она в полной мере испытала страх смерти, а в этом себя не обманешь.
Все это произошло по другую сторону Барьера.
* * *
Когда мистер Макги вошел в зал, Джимми тут же поставил чашку на стол и, чтобы выразить уважение, поднялся.
Парнишка понятия не имел, сколько лет Макги. Ясно, что он очень стар, просто развалина, и вовсе не по понятиям Фринджа, а по стандартам внешнего мира. Сто лет? Возможно, и старше. В любом случае для человека его возраста он был еще крепок. Правда, используя это слово, Джимми не мог избавиться от искушения прибавить к нему еще один эпитет — дьявольски крепок. Не надо думать, что Джимми всерьез полагал, будто мистер Макги является дьяволом во плоти. Этим определением он желал подчеркнуть, что за спиной Макги могла скрываться фигура персонифицированного вселенского зла, только доказательств у Джимми не было.
С мистером Макги явилось пятеро вооруженных мужчин. Глядя на них, Джимми похвалил себя за предусмотрительность. Не зря он пригласил отведать кофе вместе с собой нескольких крутых дружков из Драконов. Прежде чем присесть, Макги обвел взглядом зал. Осмотрел безо всякой спешки с тем же равнодушным выражением на лице, с каким вошел в ресторан.
Когда хозяин уселся, Джимми сразу начал:
— Макги, они первыми начали стрелять.
Старик даже не взглянул на парнишку — смотрел куда-то вдаль. Наконец, вздохнув, в первый раз перевел взгляд на Джимми, проговорил:
— У меня здесь тридцать голографических камер. Я все равно узнаю, что здесь произошло.
— Макуты нарушили договор, сэр. Мы прибежали спасти Трента.
Старик вновь вздохнул:
— Что он здесь делал?
Джимми задумался, затем выложил:
— Назначил встречу с человеком насчет камня. Макги кивнул:
— Где он сейчас?
— В храме.
— Я хочу поговорить с ним. — Макги поднялся и направился в дальний конец зала. На мгновение задержался, повернулся к Джимми и неожиданно пожаловался. Как вполне обычный человек. — Теперь ты понял, как трудно проворачивать всякого рода делишки за Гранью?
Тела в погребальных мешках лежали в центре храма, на том месте, где священник и должен их отпевать. Мешки завязали под шеями покойных, так что присутствующие на прощальной церемонии видели только их лица. В храме царил сумрак, лишь алтарь был скудно освещен. Энди в темной сутане, взгляд исполнен гнева — предстоящая служба не вызывала у него радости.
Джимми и четыре Дракона с оружием в руках стояли возле покойников.
— Просто не верится, что мне приходится заниматься этим, — пожаловался Энди.
Трент, устроившийся на скамейке в самом темном месте зала, неотрывно изучал витраж в окне, изображавший сцены из жизни пророка Гарри. Трент давно заметил, что на всех богослужениях он единственный, кто всегда с интересом засматривался на муки святого Гарри, через которые тот прошел, угодив в лапы ИПС — информационно-поисковой системы. Эти картинки говорили Тренту, что жизнь сама по себе нелепая штука, даже когда это касается великих и знаменитых. В тот день, однако, он едва ли задумывался о чем-либо подобном.
Вот и на этот раз тоже сидел не двигаясь, словно окаменел, мыслей не было. Его преследовало ощущение, что он не первую неделю находится в храме. Сидит на одном и том же месте, в той же позе, рассматривает те же картинки на стекле, а жизнь — его неповторимая, быстротекущая жизнь — по капле вытекает из бренного тела. В душе не оставалось ни печали, ни гнева, ни сожалений, только бесчувственное оцепенение.
Проповеднику так никто и не ответил — все опустили головы, молчали. Первым подал голос Трент:
— Здесь, за Гранью, нет полиции, нет миротворцев…
Он сказал это с намеком, хотелось, чтобы священник догадался, что он имеет в виду.
Куда ему, этому святоше, только что присланному за Грань!
Энди даже не взглянул на Трента.
— Я не собираюсь, — обратился он к собравшимся, — ломать сложившиеся здесь правила. Я пробыл здесь всего несколько суток. — Когда он продолжил, в его словах отчетливо прозвучал гнев. — Но, клянусь Господом и святым Гарри, пора жить как люди. Нельзя же беспросветно пребывать в грехе!
Трент улыбнулся, потом заговорил из мрака:
— Не так далеко от Барьера, на Золотой улице, есть церковь. Цыгане Макута недавно совершили на нее налет…
Джимми ниже опустил голову, у него перехватило дыхание. Он почувствовал жуткое отчаяние, словно за эти несколько мгновений постарел и поумнел на много-много лет.
Между тем Трент и не собирался отмалчиваться:
— Не нашлось никого, кто осмелился бы остановить их. Я хочу сказать, там не оказалось Драконов. Макуты убивали всех подряд — стариков, детей, женщин насиловали, а затем тоже убивали. Не сразу, сначала издевались. Вот какие страсти они придумали — привязывать людей к стальным шестам и обливать бензином.
— И поджигать, — добавил Джимми шепотом, но его услышали.
— И поджигать, — бесстрастно повторил Трент. — Четверых-пятерых за раз. Когда факелы разгорались, они принимались за следующую партию. Всю семью сразу. Люди, которые там были, рассказывали, что…
— Факелы дымили до рассвета, — прошептал Джимми Рамирес.
— Без причины не надо было бы нам, Драконам, объединяться. Вот и все законы, действующие за Гранью. Тебе, проповедник, это может нравиться или не нравиться, но так оно и есть.
Трент посмотрел на священника — лицо Энди исказила болезненная гримаса. Трент отвел взгляд и вновь сосредоточился на изучении страстей, испытанных святым Гарри в виртуальном пространстве. Задумался — может, Энди все понял и теперь сбежит отсюда? Первым удерет Джимми, за ним начали охоту Макуты, потом Энди. Трент не мог припомнить, был ли раньше подобный пример, когда два человека в один и тот же день дали деру из Фринджа.
Послышался скрип двери. Трент повернулся в сторону входа.
Это были Макуты.
Их было шестеро, вошли гурьбой без оружия.
Драконы перехватили карабины поудобнее, однако стволы в сторону незваных гостей не направили.
Макуты двинулись вперед, их вел Одноглазый. Они остановились в десятке шагов от священника. Здесь показали ладони с растопыренными пальцами — мол, мы без оружия. Трент вышел им навстречу.
Одноглазому было около пятидесяти. По меркам Фринджа дряхлый старик. Правая сторона его лица представляла собой один безобразный бугристый шрам, левая оставалась целехонькой. Трент слышал, что исключительным уродством он отличался еще до того, как потерял глаз.
— Трент, Джимми, кто он? — спросил Одноглазый, указывая на священника.
Священник ответил сам, тем же голосом, каким обычно начинал проповедь:
— Преподобный Эндрю Строуберри. Одноглазый смерил его взглядом, пожал плечами:
— Мы пришли за нашими мертвыми. Джимми указал на труп девушки, лежавший рядом с погибшими Макутами:
— Знаете, кто эта девушка? Она не с нашей территории, на ней не было наших цветов. Одноглазый осмотрел труп:
— Это Доминик… Как ее звали в последнее время, не знаю. Она из семейки на улице Легионеров. Трент кивнул, затем произнес:
— Один из ваших… пусть отнесет ее домой. Пусть скажет, что Драконы храма на Флэтбуше заплатят за ее смерть.
Никто из Макутов не пошевелился. Это предложение, очевидно, удивило их. Трент подошел к Одноглазому поближе.
— Прошу принять мои сожаления по поводу гибели ваших парней. У меня не было намерения лишать их жизни. Это рука судьбы.
Одноглазый мельком взглянул на Трента, затем махнул рукой. Его люди вышли вперед, подняли мешки и направились к дверям. Одноглазый последовал за ними, на ходу обернувшись, спросил у Трента:
— Я слышал, на этот раз ты спер какой-то редкий драгоценный камень? Стоило ли помирать за него?
— Я и не собирался.
Одноглазый дошел до дверей, здесь снова задержался, заявил:
— Только я и ты знаем об этом. — И вышел. Драконы, находившиеся в церкви, расслабились.
— Кажется, ему ты тоже сумел понравиться? — обратился к Тренту священник.
— Да. У меня со всеми хорошие отношения. Даже с Одноглазым.
— Люди слабо представляют, насколько ценна их жизнь.
Джимми фыркнул:
— Жизнь Одноглазого никакой ценности не представляет.
— Одноглазый сжег младшего брата Джимми, когда Макуты напали на церковь на Золотой улице. — Он помолчал и добавил: — Это плохой человек.
На чернокожем мясистом лице Энди очертилось такое отчаяние, какого Трент никогда в жизни не видывал.
— И ты решил договориться с ним? Трент и Джимми обменялись взглядами.
— А как же! Какой смысл договариваться с людьми, которые тебе по сердцу? С ними и так живешь душа в душу, — проговорил Джимми.
Громадный черный человек вздрогнул. У Трента язык не поворачивался сказать священнику то, что он должен был ему сказать: «Макуты разведали, как можно ворваться в храм. Теперь только и жди нападения. А мне пора убираться отсюда».
Однако он не двинулся с места.
Священник пожал плечами:
— Как можно так жить?
Теперь Трент пожал плечами.
Джимми Рамирес, внимательно следивший за обоими, тоже задумался над заданным священником вопросом. Сам себе и ответил: «Это все-таки лучше, чем умереть». Вслух он выговорил:
— Это же Фриндж. Так было и так будет.
* * *
Трент расположился на Озерном проспекте, пристроился в темном уголке. Отсюда был виден Барьер, а повыше верхней кромки небоскребы Манхэттена, чьи фигурные верхушки упирались в темное небо. Озерный проспект являлся территорией, подконтрольной Драконам, правда, согласно договоренности, Цыганам Макута дозволялось пользоваться этой улицей, при этом их обязали не причинять вреда окружающим. С наступлением темноты практически никто не отваживался разгуливать по этим районам. Исключая Трента, да и то очень редко.
Он сжимал в руке камень. В первый раз выпала свободная минутка, и он решил повнимательнее разглядеть добычу, хотя уже было достаточно сумрачно, чтобы полюбоваться игрой граней. Только слабые отблески-огоньки оживали в его толще, когда Трент поднес самоцвет к глазам и через его голубую толщу принялся разглядывать небоскребы Манхэттена.
Швырнуть, что ли, камень в озеро? Больше никто и никогда не найдет его.
Это точно. Он аккуратно убрал камень в мешочек, спрятал его во внутренний карман и направился домой переодеться. Он не мог отправиться в город в цветах Драконов.
Перед контрольно-пропускным пунктом, через который можно попасть во внутреннюю часть Нью-Йорка, выстроилась очередь из нескольких аэрокаров. Пешеходов, ожидающих прохода за Барьер, собралось около двух десятков. Миротворцы запускали в отстойник по одному аппарату и одному пешеходу. Куда ни глянь, всюду вооруженные солдаты. Таких пунктов на Лонг-Айленде было всего четыре. Главное условие разрешения — полная идентификация каждого из желающих посетить столицу.
Наконец очередь двинулась вперед. Все, по мнению Трента, проходило слишком медленно, могли бы действовать пошустрее. Он был одет в деловой костюм, волосы зачесаны назад, прилизаны.
Когда он вошел в проходную, миротворец, расположившийся в кресле, уныло потребовал:
— Вашу идентификационную карточку! Теперь сканирование сетчатки!
Он посмотрел вверх и тут же сменил позу — подтянулся, голос заиграл доброжелательностью:
— О, доброе утро, мистер Вера. Трент наклонился вперед, подставляя глаз для сканирования. При этом раздельно выговорил:
— Вера, Томас. Неужели уже утро?
Миротворец едва взглянул на дисплей. На экране высветилась надпись: «Сканирование сетчатки и сравнение голоса произведено». Дежурный перевел взгляд на Трента и подтвердил:
— Да, мистер Вера. Уже два часа утра. Трент задумчиво покачал головой:
— Какой предстоит долгий день.
Скоро он добрался до гостиницы, в который жил Рэндол Кристофер Гетти.
Поднявшись на нужный этаж, Трент вышел в коридор, в дальнем конце которого были видны два сонных охранника. Они стояли возле двери в приемную, через которую можно было попасть в апартаменты, которые занимал Гетти. Справиться с ними не составило труда — два выстрела из жидкостного пистолета, и Трент уже в приемной. За большим письменным столом сидел молоденький секретарь. Он едва справлялся с дремотой. На голографическом экране высвечивалось изображение кабинета хозяина. Удивительно, но в такой ранний час миллиардер бодрствовал, более того, с кем-то разговаривал по телефону и одновременно просматривал новостные колонки, бегущие по расположенному рядом с ним экрану. Звука в приемной не было, только картинка. На экране Кристофер Гетти выглядел куда моложе, чем можно было предположить, судя по иллюстрациям в модных журналах. Мужчина едва за сорок, очень импозантный, светский лев.
Трент приложил палец к губам и, воспользовавшись замешательством секретаря, успел прошмыгнуть во внутренние помещения. Здесь вновь выхватил жидкостной пистолет и навел его на изумленно вскинувшего брови миллиардера.
Гетти сразу прервал разговор. Трент приказал:
— Скажите секретарю в приемной, что вы меня вызывали.
Кристофер некоторое время глядел на Трента. Спустя несколько секунд он, не спуская глаз с дула пистолета, выговорил с сильным австралийским акцентом:
— Парень, это ко мне. Все нормально. Команда, убрать новости.
Новостные колонки исчезли.
— Вы Рэндол Кристофер? — спросил Трент и спрятал оружие.
— Кто ты такой, черт побери, и где моя охрана? Трент улыбнулся:
— Они в отключке. Рядом с этим действительно замечательным номером. Должен признаться, вы здесь неплохо устроились. Надеюсь, мне в конце концов удастся наворовать достаточно добра у людей, подобных вам, чтобы и у меня появилась возможность останавливаться в таком же отеле.
Кристофер, по-прежнему не скрывая удивления, в упор рассматривал непрошеного гостя.
— Мне кажется, это вполне достойная цель, — поделился он с миллиардером.
На лице Гетти появилось что-то напоминающее озарение.
— Так это ты украл?.. — медленно выговорил он. Трент кивнул:
— Я. Несколько дней назад. Это была отличная работа, я очень горжусь подобным достижением.
— Кто ты такой?
— Замечательный вопрос, но не в моих правилах отвечать на него. Хотя я восхищаюсь вашей наглостью. Когда вы спросили, у вас даже лицо не дрогнуло.
— Ты слишком много говоришь. Зачем ты здесь? Убить меня?
Трент сделал шаг по направлению к миллиардеру.
— Я хочу, чтобы вы больше никогда не нанимали Макутов. Ни под каким видом! Я хочу, чтобы вы забыли о камне. Вы навсегда потеряли его, он больше никогда не вернется к вам. Хочу, чтобы вы знали: я никогда бы не пошел на это дело, если бы мне сообщили, кому принадлежит эта вещица. В такого рода делах я всегда проявляю предусмотрительную щепетильность, но на этот раз меня подвели. Я хочу, чтобы вы искренне, от всего сердца согласились со мной, что нанимать убийц, чтобы завладеть этой прекрасной вещью, недопустимо и недостойно.
Наступила тишина. Наконец Кристофер произнес:
— Что меня ждет, если я откажусь удовлетворить все твои пожелания?
— Ответ очевиден, — пожал плечами Трент. — После того как я выйду отсюда, в ваш номер войдет человек, который церемониться не станет. — Он кивком указал на еще открытую дверь. — Сейчас я уйду. Не надо меня провожать. Итак, вы отказываетесь?
Кристофер покачал головой:
— Я согласен.
Часы на стене показывали 4.45 утра.
Священник Энди Строуберри, Джимми и Мила сидели в его рабочем кабинете при церкви. Все бодрствовали, им даже кофе не потребовалось, хватило одних
разговоров.
— Такое с ним часто случается? — спросил Энди. Мила вздохнула:
— Бывает. Это началось два или три года назад. Он вдруг начал исчезать. Его нет день, два. Три дня о нем ни слуху ни духу. Никто не знает, куда он делся.
— Он возвращается? — спросил священник.
— Он всегда возвращается, — заявил Джимми. Мила добавила:
— Я уверена, с ним все в порядке. — Она помолчала. — Он осторожный.
Священник встал, прошелся.
— Ребята, уже поздно. Я очень устал, завтра меня ждет трудный день. Если хотите, можете остаться здесь. Нет никакой необходимости уходить в такую рань.
Когда он вышел из кабинета, Мила упрямо повторила:
— Я уверена, с ним все в порядке.
— Конечно он жив, — согласился Джимми.
— Это все, что я знаю, — выговорила совсем тихо Мила.
Джимми кивнул.
— Эй, просыпайся!
Джоди Джоди открыла глаза:
— Что тебе?
Берд проворчал, выжидающе глядя на нее:
— Сегодня что-то совсем невмоготу от холода. Джоди Джоди тихо ответила:
— Разожги огонь в очаге. Или сделай что-нибудь еще… Берд уселся на краю постели:
— Джимми и Мила сегодня домой не вернутся.
— Трент тоже.
— Я знаю.
Берд искоса глянул на Джоди Джоди. Она выдержала его взгляд и спросила:
— Ну?
— Можно я лягу рядом с тобой?
Джоди Джоди отвернулась к стенке и закрыла глаза.
— Ты стащил мое одеяло, а теперь лезешь. Если сунешься, я так стукну тебя по голове, что у тебя сразу в мозгах прояснится.
Через несколько минут планета наконец достаточно повернулась вокруг оси, чтобы первые лучи солнца осветили Флэтбуш. Мила и — Джимми спали в кабинете священника Энди Строуберри.
Сам священник лежал в постели, снов ему в ту ночь не довелось увидеть.
Берд и Джоди Джоди тоже уснули, несмотря на то что парень, два раза сунувшись к Джоди Джоди, получил в ответ семь увесистых пинков. Девушка сочла это вполне приемлемым воздаянием. Она по сути своей являлась искренней сторонницей религиозной доктрины, утверждавшей, что, если ты сам о себе не позаботишься, никто о тебе не позаботится.
Доминик Симон лежала на кушетке в доме отца — такая же мертвая, как и вчерашним вечером, когда в ресторане «У Макги» ее сразила автоматная очередь. В этом доме той ночью никто не спал.
Между тем Трент прямо из отеля направился в офис человека, нанявшего его. Стоило Тренту назвать пароль, как его тут же пропустили в кабинет.
В сопровождении сотрудника охраны музея он вошел в просторный зал, напоминавший скорее выставку произведений искусства, чем рабочую комнату. Каждый из выставленных здесь предметов, по оценке Трента, стоил от десяти до пятнадцати тысяч кредиток Объединения. Работодателя — тридцатипятилетнего, лысого, как бильярдный шар, мужчину, восседавшего за письменным столом, — тоже можно было отнести скорее к редким произведениям искусства, чем к бизнесменам. Он был разодет с таким шиком, какой и не снился обитателям Фринджа. Каждая вещь на нем стоила столько, сколько землякам Трента хватило бы на год. Включая искусно отделанный, покрытый замысловатой резьбой рабочий стол, который Трент, не раздумывая, «увел» бы из этого кабинета, если, конечно, тот был бы поменьше размерами.
По углам комнаты расположились сотрудники службы безопасности, и юноша был уверен, что все они прошли соответствующий инструктаж и приняли все меры предосторожности.
Как только Трент вошел в кабинет, на лице хозяина мелькнул страх.
— Ты и есть… Трент?
— А вы, значит, Гидеон Гамильтон, исполнительный директор отдела покупок Национального музея естественной истории?
— Ты выглядишь моложе, чем я ожидал. Трент остановился в нескольких шагах от стола. Садиться не стал.
— Камень у вас с собой? — спросил Гамильтон.
— Позвоните адвокату Давенпорту. 201311-BARD. Гамильтон не ответил. Некоторое время он обдумывал предложение, затем произнес:
— Команда. Позвоните 201311-BARD.
Последовала пауза, на этот раз более долгая. Наконец справа от Трента на голографическом экране появилось изображение седой стареющей женщины.
Адвокат Давенпорт выговорила ясным четким контральто:
— По поручению моего клиента я обязана проинформировать вас, что объект находится у меня. Объект может быть переслан заказчику только по заключению договоренности об обмене.
Гамильтон разозлился:
— Значит, вы не захватили его с собой?
— В ваш офис? Где столько охраны? — Трент отрицательно покачал головой. — Конечно нет.
— Что касается вашего последнего требования, здесь есть проблема.
Трент решительно шагнул вперед. Охранники тут же дернулись со своих мест.
— Я хочу получить свои деньги!
— Нам трудно сразу собрать всю сумму, которую вы запрашиваете.
Трент перебил его:
— Вы переводите всю оговоренную сумму на счет моего адвоката. На это вам дается один час. После чего…
В разговор вмешалась старушка, до сих пор наблюдавшая с голографического экрана:
— Мой клиент распорядился, что, если означенная договоренность не будет выполнена в указанный здесь срок, я выброшу объект в Атлантический океан.
— Вы знаете, на что вы решили посягнуть?! — воскликнул Гамильтон, не в силах сдержать раздражение. Давенпорт вежливо ответила:
— Нет, не знаю. Но у меня есть инструкция, и я поступлю согласно желанию клиента.
На лице Гамильтона нарисовалось выражение, какое бывает у пойманного преступника. Он сжался в кресле, втянул голову в плечи.
— Деньги будут переведены до истечения часа, — заявил он.
Трент повернулся и направился к выходу.
— Трент, тебе больше нечего сказать? — окликнули его сзади.
Юноша не выдержал, повернулся и, повысив голос, произнес:
— Вчера погибли четыре человека. Вы знали об этом? Вас это взволновало?
Гидеон Гамильтон вздохнул:
— За Гранью каждый день умирают люди. Вы сделали для нас очень важную работу. Мы недооценили вас.
Трент повернулся и, едва сумев сдержать гнев, сделал шаг в сторону Гамильтона.
— Знаете, в чем ваша главная трудность? Вы почему-то считаете себя хорошими парнями.
Исполнительный директор пожал плечами:
— Послушайте, Трент, давайте оставим лирику. Вы один из лучших контрагентов, с которыми мне когда-либо приходилось встречаться. Надеюсь, мы еще поработаем вместе?
Трента бросило в дрожь, гнев мешал говорить.
— Я — профессионал. И поступаю так, как должен поступать профессионал. — Он сделал шаг по направлению к хозяину кабинета, заметил, как охранники потянулись к оружию. — Я всегда говорю правду и всегда получаю плату…
Их разделял только стол. Трент огромным усилием сдержался.
Гамильтон кротко согласился:
— Я знаю.
— И я не работаю на кого попало.
* * *
Священник Энди с трудом пролез через люк и выбрался на крышу. Трент сидел в одном из расставленных там и сям кресел, наблюдая за закатом.
Он посмотрел на отдувающегося священника.
— Смотрю, декабрь вас не очень-то радует? Энди огляделся, кивнул:
— Да уж. А все-таки у вас здесь замечательно.
— Я люблю проводить здесь время. Отсюда далеко видно.
Священник подошел к краю крыши, осторожно заглянул вниз.
— Всегда приходится держаться подальше от края. Какой-нибудь снайпер может ошибиться и влепить заряд, — прокомментировал Трент.
Энди туг же почти бегом отошел от края. Подтащил поближе одно из кресел, сел рядом с Трентом. Вопрос прозвучал неожиданно:
— Кто ты?
— Замечательный вопрос! Я — это я. Попытайтесь рассмотреть явление в совокупности со всеми сопутствующими обстоятельствами. Взгляните на тех, кто меня окружает, и вы узнаете, кто я. Прибавьте сюда четверых убитых, мои хлопоты. Много чего надо прибавить. — Трент говорил медленно, растягивая слова.
— Оставим в покое твою семью, не будем тревожить мертвых. Кто ты есть?
— Не в этот раз.
— Я столько слышал о тебе, вот почему явился сюда. Но мы встретились, и я испытываю сомнение, дано ли мне понять тебя? Эта загадка не дает мне покоя. Знаешь, я всегда руководствовался в жизни принципом — если что-то кажется тебе слишком хорошим, чтобы быть правдой, верь, так оно и есть.
Трент рассмеялся:
— Я кажусь слишком хорошим, чтобы это было правдой? Ну, вы и знаток характеров!
— Объясни, что это за камень? Почему вокруг него такая суета?
Трент посмотрел прямо на оранжевый шар чуть задымленного зимнего солнца. Прикинул, как начать. И стоит ли? Почему бы нет.
— Около двух миллиардов лет назад в земной коре частички корунда, титана и окисей железа смешались в некое уплотнение, которое под действием огромного давления и немыслимой температуры сплавилось в маленький камешек, вес которого составил пятьсот шестьдесят три карата. Около четырех столетий назад его выкопали на острове Шри-Ланка и назвали Звездой Индии. В тысяча девятисотом году Джон Пирпонт Морган подарил его Национальному музею естественной истории, а в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году Мерф де Серф выкрал его из зала музея. Он придумал и исполнил необычайный трюк. Никто из охранников и смотрителей так и не заметил, как он спустился с крыши на веревке и похитил камень. — Рассказывая об этом эпизоде, Трент улыбнулся. — Он, правда, допустил ошибку — нельзя было держать камень при себе. Когда полиция схватила его, сапфир стал решающей уликой, сгубившей его. Спустя пятьдесят четыре года, во время Объединительной войны, музей был ограблен. Исчезли бесценные экспонаты, среди которых и Звезда Индии.
— Ты решил вернуть камень?
— Таковы условия контракта. — Трент, пожав плечами, помолчал. — Очень красивый камень! Пятнадцатилетняя девушка заплатила жизнью за то, чтобы этот раритет вернулся на прежнее место. Как вы полагаете, священник, это равноценная замена?
— Сегодня со мной связались чиновники из Международного продовольственного банка. Трент искоса посмотрел в его сторону.
— Меня назначили региональным директором, — произнес вдохновенно священник.
Трент кивнул. Понятное дело, кому еще в таких местах распределять продовольствие, как не священнику.
— Кто-то перевел на счет нашего района четверть миллиона кредиток. В распоряжение церкви Эриса, что на Флэтбуше. На тысячу кредиток Продовольственный банк может снабжать едой, жильем и медицинским обслуживанием сотню человек в течение двух лет. Ты представляешь себе, что значит кредит в четверть миллиона? Это значит, что в будущем году двести пятьдесят сотен жителей нашего района не умрут от голода. И в следующем тоже. Черт побери, это просто неслыханный рождественский подарок! — Энди помолчал, поглядел на закат, потом добавил: — Если кто-то из окружающих тебя людей выглядит неумеренно добрым, чтобы можно было с чистой душой поверить ему, считай, он такой и есть. Но не всегда. Как раз исключения и портят наш мир.
Трент не ответил. Священник — огромного роста, толстый, чернокожий мужчина — поднялся и направился к люку. Юноша остался на крыше.
Уже ночью, когда на небе заиграли мелкие зимние звезды, на крышу вылезла Мила. С собой принесла одеяло. Уселась в то же кресло, которое несколько часов назад освободил священник Эндрю Строуберри.
— Ты что, всю ночь собираешься здесь сидеть? Смотри, снег пойдет.
Он не ответил. Мила укрыла его одеялом. Накинула и вдруг заметила, что Трента бьет дрожь.
— Слышь, — заворчала Мила, укутывая его одеялом. — Я знаю тебя почти шесть лет. И за все это время до меня в первый раз дошло, что ты тоже человек.
