Глава 20
Магия есть очищение мироздания, общества, людей от проявлений зла.
Павел Глоба
Последние версты на пути к своему замку Харальд шел на одном упрямстве. Измученное бесцельными странствиями тело отказывалось слушаться, и, чтобы двигаться, его приходилось заставлять. Книга казалась невыносимо тяжелой, словно глыба льда величиной с дом.
Сознанием овладело полное равнодушие. Когда вернулся в замок, не испытал даже тех обычных приятных ощущений, которые обязательны для всякого нормального человека, оказавшегося в тепле и покое после долгого и трудного пути, связанного с испытаниями холодом и голодом. Словно уходил на день погулять по лесу.
После возвращения жизнь потекла медленно и неторопливо. За стенами замка все холоднее становились дожди, все длиннее — ночи. Стоял очень суровый здесь, на севере, октябрь, и за горами зашевелилась, напоминая о своем скором воцарении, зима.
Но Харальд не замечал ничего вокруг, он пребывал словно в тумане. Делал достаточно, чтобы поддерживать свое существование, включая сюда и чтение книги, но в остальном вел себя совершенно пассивно.
Не замечал окружающих, целыми днями не выходил из своих комнат, забросил воинские упражнения, до которых ранее был столь охоч.
Подобное поведение сеньора сильно встревожило фон Жахха Первый вассал, как никто другой, был заинтересован в наличии сильного и дееспособного Владетеля. Ведь стоит тому проявить слабость или нерешительность, как родовитые начнут бунтовать, и во Владении воцарится анархия.
Когда в один из хмурых дождливых дней фон Жахх осмелился постучать в дверь, ведущую в покои Харальда, ему ответили вялым, апатичным голосом:
— Что надо?
— Разрешите войти? — вежливо спросил Торгрим, ощущая странное волнение, словно перед встречей с высокопоставленным незнакомцем.
— Входи, — отозвался Владетель, и фон Жахх толкнул тяжелую дверь темного дерева.
Глазам его предстала большая, но беспорядочно обставленная комната. Здоровенный, под потолок, шкаф, скалился пустыми полками, камин в полстены размером был холоден и мертв. За окном тихо царапался дождь, а Владетель сидел в черном исполинском кресле, держа на коленях книгу Воздух отдавал затхлостью.
— Зачем пришел? — поинтересовался Харальд, равнодушно зевнув.
Выглядел Владетель неважно. Помятая одежда, неаккуратная борода, волосы, которых давно не касался цирюльник. В голубых глазах — безразличие. Лоб изборожден морщинами, неглубокими, но очень заметными. Увидев их, фон Жахх вздрогнул: еще полгода назад ничего подобного не было.
— Господин, — начал он осторожно — Я беспокоюсь за вас.
— Незачем, — последовал немедленный ответ, по узкому лицу мага пробежала едва заметная судорога
— Не могу согласиться, — возразил Торгрим, чувствуя, что сейчас можно противоречить, идти наперекор сеньору. Пусть он даже вспылит, но затем все равно окажется благодарен. — Разве можно так жить, как вы это делаете? Без веселья, без развлечений.
— Можно, — кивнул Харальд. — Можно и хуже, но ты об этом даже не подозреваешь, на свое счастье.
— Может быть, вам доставить женщину? — спросит фон Жахх осторожно, пропустив реплику собеседника мимо ушей. — Или нескольких? Скажите, я все исполню. Или вас интересуют удовольствия иного рода?
— Нет, — глаза Владетеля заледенели. — Не нужно.
— Тогда, может быть, вино развеет вашу хандру? — Первый из вассалов позволил себе улыбку. — Изысканный напиток, многолетней выдержки? Или яства? Я прикажу доставить лучших поваров. Любой сочтет за честь служить могущественнейшему из Владетелей.
Но даже лесть не помогла.
— Мне ничего не надо, — ледяным тоном отрезал маг. — Меня не интересуют удовольствия плоти.
— Ну, хорошо, — покладисто склонил голову Тор-грим. — Если Владетель не желает удовольствий, то забудем о них.
— Прекрасно! — Харальд счел разговор законченным, но, видя, что вассал не уходит, вопросительно приподнял бровь.
— Но Владетелю стоит подумать о делах Владения, — провозгласил фон Жахх торжественно, но в ответ получил лишь кислую мину:
— Неужели ты не можешь справиться с этим сам?
— Нет. — На миг он растерялся. Чтобы маг сваливал обязанности управления на кого-либо из вассалов — такого еще не бывало. Мешало врожденное недоверие к родовитым. Но тут же пришла спасительная мысль — сеньор испытывает его на верность! И все сразу стало ясно.
— Почему? — спросил маг, подтверждая догадку.
— Потому что нужна твердая рука Владетеля, чтобы сдерживать буйства вассалов, — уверенно ответил фон Жахх. — Мне, недостойному, никогда этого не осилить.
— А придется, — Харальд улыбнулся странной кривой улыбкой. — Дела Владения меня не интересуют.
— Что? — Второе потрясение оказалось сильнее, чем первое. Любой маг стремится к власти, это у него в крови — что известно каждому. Но сидяший в кресле представитель колдовского племени, похоже, оказался исключением. — Как? А если вассалы восстанут или соседи нападут? Что тогда?
— А ничего, — зевнув, произнес Владетель. — Я не буду вмешиваться. Пусть все идет так, как идет.
— Но ведь вы можете лишиться Владения! — вымолвил фон Жахх, облизывая пересохшие губы.
— Оно мне не нужно. — Харальд дернул за бороду. — Оно мне в тягость.
— И зачем вы тогда его завоевывали?
— Не знаю… — Во взгляде мага появилась тоска. — Я думал… а, в общем, не важно.
— Ну что же, — произнес Торгрим ошеломленно. — Тогда я попрошу разрешения вернуться к себе в замок, чтобы заняться личными делами — подготовиться к междоусобице. Ведь в том, что вы собираетесь делать, мои способности и таланты совершенно не понадобятся…
— Да не обижайся ты. — По лицу Владетеля вновь проскользнула судорога. — Дело не в твоих способностях и талантах, а в моих. Как бы я хотел избавиться от некоторых из них!
— Так избавьтесь, — сказал фон Жахх убежденно. — Наверняка есть магические рецепты избавления от каких угодно способностей.
— Так, — Харальд приподнялся в кресле, в глазах его зажглись огоньки. — Ты дал мне очень хороший совет, сам об этом не подозревая. А от службы я тебя освобождаю, можешь уезжать. Ты был хорошим помощником, лучшего трудно желать.
— Хорошо. — Фон Жахх склонился в низком поклоне, пытаясь скрыть обиду. Не ожидал он, что вассалитет у Владетеля Харальда закончится столь неожиданным и непонятным способом. — Я уеду сегодня же!
— Да, — отозвался маг.
На щеках его загорелись алые пятна нездорового румянца, а глаза смотрели куда-то в сторону. Он явно уже простился с соратником и напряженно размышлял о чем-то.
Нарочито шумно двигаясь, Торгрим вышел и захлопнул за собой дверь. Харальд все продолжал сидеть неподвижно, и пальцы его нервно поглаживали зеленые, словно березовые листья, пятна на фиолетово-синей обложке большой книги.
Уничтожить магию с помощью магии — что может быть проще! Избавиться от способности творить заклинания с помощью одного из них! Такая мысль никогда бы не пришла в голову самому мудрому из магов, и лишь случайная реплика помогла Харальду зацепиться за нее. Осталось лишь отыскать способ, а для этого у него был отличнейший инструмент.
Но книга заупрямилась. Когда Харальд только приступил к ней, намереваясь задать вопрос, его поразила странная перемена: гладкая поверхность фолианта, всегда сменявшая расцветку очень медленно, теперь меняла ее с потрясающей скоростью. Узоры самых безумных цветовых сочетаний вспыхивали на миг, чтобы тут же исчезнуть. От пятен самой разной формы рябило в глазах, и маг поспешил открыть книгу. На ощупь она показалась еще холоднее, чем обычно.
И ответа не было. Поначалу книга упорно молчала; ее страницы оставались девственно чистыми. После десятой попытки, когда в душе Харальда поднялось глухое раздражение, он в ярости швырнул тяжелый том в стену. Раздался грохот, словно от рушащейся башни, и в каменной кладке появилась вмятина с кулак размером. Книга же осталась лежать на полу, совершенно невредимая.
Он подобрал ее и вновь принялся терзать, словно палач — жертву, надеясь выпытать ответ! После удара о стену на страницах книги появились надписи, но не успел Харальд обрадоваться, как буквы, словно муравьи, снялись со своих мест и расползлись, образовав из связного текста безумную мешанину.
Так повторилось несколько раз. Харальд чувствовал, как им овладевает черное, глухое отчаяние. Книга Жажды, будучи плоть от плоти сосредоточением магии, не желала выдавать способ, каким эта магия может быть уничтожена.
В глухом раздражении маг отбросил мерцающую разноцветными пятнами книгу и принялся шагать по комнате. Как же так! Словно показался перед путником, бредущим во мгле подземелья, светоч, говорящий о скором конце пути. Показался и пропал, оставив лишь боль разочарования, и после его исчезновения тьма вокруг сделалась вдвое чернее.
Терзавшие душу эмоции вопреки всему не мешали рассудку работать. Они ослепили бы обычного человека, но Харальд слишком долго пробыл рядом с книгой, и его гнев и раздражение смотрелись лишь жалким подобием того, что способны испытывать люди. Мысли проскакивали чуть более нечеткие, но не более того.
Если сведения нельзя получить в книге, то необходимо поискать их в другом месте. Вряд ли кому из живущих ныне магов ведомо нужное заклинание. А даже если и ведомо, то как определить — кому? Зато в других мирах, в Верхнем или Нижнем, могут быть создания, обладающие нужными знаниями.
Харальд подобрал книгу, которая уже вроде успокоилась и остановилась на диком охристо-зеленом рочетании, и принялся задавать вполне обычные вопросы о некоторых ангельских и демонских персоналиях.
Когда он выяснил все, что нужно, в комнате стемнело. Но Владетеля это не остановило. Он вызвал слугу и велел принести факел. Мелькнула мысль, что неплохо бы поесть и поспать, но отогнал ее, как несущественную.
Держа в одной руке факел, в другой — книгу, он двинулся в подземелье, предназначенное для магических операций. В коридорах замка было пусто, и лишь шаги мага отдавались в углах.
Замок в двери, ведущей в нужный зал, заело, и некоторое время маг, словно простой смертный, проклинал ключ и проржавевший механизм. С диким скрежетом тот наконец открылся, и Владетель вошел.
Здесь всегда пахло кровью, как на бойне, и Харальд давно отчаялся понять причину этого. Он ловко зажег-несколько факелов на стенах, и рыжее пламя осветило почти пустое помещение с низким кубом алтаря в середине и небольшим шкафом в одном из углов. В нем хранились различные предметы, нужные при ритуалах.
Сейчас Харальд извлек из шкафа кусок мела и принялся переносить на пол рисунок, недавно увиденный в книге. Тренированная на подобные вещи память позволила запомнить все детали, и вскоре чертеж был готов. Вслед за мелом из шкафчика были извлечены десять свечей из белого воска. Девять из них маг установил по периметру нарисованного круга, а последнюю закрепил на алтаре. Вскоре десять желтых язычков пламени принялись укорачивать фитили, вытягиваясь к низкому потолку, словно маленькие желтые ладошки.
Оставив книгу на шкафу, Харальд вошел в круг и стал возле алтаря. Много раз вызывал он различных существ, но этот ритуал — особый, в нем молодой Владетель собрался обратиться к существу, которое люди не беспокоили очень давно, и поэтому начал он, испытывая некоторое волнение.
От первого же слова язычки свечей дрогнули, словно под напором примчавшегося из ниоткуда ветра, и затем дрожали до того момента, пока маг не замолчал.
Рисунок в течение ритуала не светился постоянно, как это обычно бывает, а лишь изредка по нему с шипением пробегали волны сапфирового сияния.
Само заклинание давалось с большим трудом. Харальд ощущал себя так, словно маленькой сетью пытался вытащить из глубин моря очень большую, гя-желую и скользкую рыбу. Воображаемые палыш мерзли в холодной воде, их сводила судорога, а рыбина все никак не подавалась.
Лишь закусив до крови нижнюю губу, он сумел довести дело до конца. Захрипев, дернул сеть из последних сил на себя, и голова рыбины показалась на поверхности.
Магический круг сиял синевой. Точно такой же свет рвался из провала в полу, обнаружившегося в западном секторе круга, как раз напротив заклинателя. В свету начали проступать очертания какого-то существа, и в тот миг, когда существо это обрело плотность, свет померк.
Харальд облизал сухие и шершавые губы таким же языком и сказал:
— Приветствую тебя, Со-Вифеон!
Ангел, которого принес с собой свет, выглядел почти так, как и все прочие, красиво и величественно. Вот только красота эта была необычная, какая-то увядающая. При внимательном же разглядывании становились заметны детали, которых не может быть у столь совершенного создания, коими представляют люди ангелов. Темно-синие глаза подслеповато щурились, золотистая чешуя тела кое-где облупилась, а на белоснежной поверхности одного из крыльев расползалась темно-зеленая паутинка. Признак болезни, и весьма мучительной, как понял Харальд.
На приветствие ангел не отозвался, лишь посмотрел на человека, и во взгляде его светился ум, смешанный с любопытством.
— Приветствую тебя, Со-Вифеон! — повторил Харальд.
— У меня хороший слух. — отозвался белокрылый слегка сварливо, — А ты — хороший маг, раз сумел вытащить к себе меня, одного из знающих. Спрашивай, что тебе надо?
— Я хочу получить знания о ритуале, — выговорил Харальд, чувствуя, что хрипнет, — пройдя через который человек теряет магические способности.
Последние слова маг едва просипел, но ангел его понял. В темно-синих глазах мелькнуло удивление.
— Кого ты хочешь провести через этот ритуал? — спросил он.
— Себя. — Харальд сумел не отвести взгляда, и Со-Вифеон опустил глаза первым.
— Вот как! — поражение проговорил он и рассмеялся дробным старческим смехом. Затем мгновенно посерьезнел, и даже глаза его поменяли цвет, превратившись почти в голубые. — Есть такой ритуал. Но ты понимаешь, пройти через него неимоверно трудно. Маг, а ты ведь маг с рождения, слишком многое теряет после него. Он либо погибает, либо сходит с ума. И то же будет с тобой, ведь способность в магии — она в твоем существе, и я вижу ее. Это все равно что взять твою кровь, прокипятить на огне, а затем вновь влить в жилы. Или заставить ее кипеть прямо в твоем теле, Как ты будешь жить после такого?
— Это не так важно.
— Не важно? — Крылья ангела шевельнулись, словно он пытался взлететь. Со-Вифеон явно был взволнован,
— Совершенно. Если способность творить заклинания останется во мне, то ждет меня лишь нечто худшее, чем смерть.
— Почему? — Ангел рассматривал человека с интересом.
Харальд молча поднял руку и указал на книгу, которая поблескивала оранжекым корешком в сиянии магического круга.
— Эта штука слишком долго была рядом со мной. Слишком много я взял от нее.
Разглядев, что именно лежит на шкафу, ангел вздрогнул, лицо его исказилось от страха.
— Жуткая вещь, жуткая, — прошептал он и вновь обратил лицо к человеку. — Но очень полезная. Хотя жизнь с ней все равно лучше, чем смерть или безумие!
— Ты думаешь? — Харальд позволил себе ухмыльнуться. — Вряд ли ты поймешь то, что я сейчас скажу, но все же попробуй. За те годы, что я утолял жажду из этого источника, — кивок в сторону книги, — я разучился радоваться и огорчаться по-настоящему, во мне умерли почти все чувства, а с ними — и жизнь. Я понятно объясняю?
— Да, — кивнув, ответил Со-Вифеон. — Хоть мы и отличаемся от вас очень сильно, у нас есть и радости и огорчения, и прочее…
— Единственное, что мне осталось — равнодушие и тоска. Я почти не испытываю человеческих желаний, да и нечеловеческих, насколько могу судить, тоже…
— Такому не позавидуешь, — изрек ангел. Лицо его, почти людское, выражало печаль.
— У меня нет друзей, — добавил Харальд, махнув рукой, — поскольку я не способен испытывать привязанность. Те, кого я любил, — умерли или сошли с ума. Так что уж лучше мне отправиться к ним, в смерть или безумие, чем быть здесь, с этой ношей…
— Ты прав. — Со-Вифеон вновь слегка махнул крыльями, заставив язычки свечей качнуться. — И я не откажусь тебе помочь.
— Так назови цену.
— Нет, — синеглазый ангел улыбнулся, показав острые и отчего-то очень желтые зубы. — Цена за это знание воистину непомерна, и заплатить ее не в силах никто.
— И что делать? — Харальд на миг ощутил, как сердце его покрывается льдом. Вот так, ухватиться за куст, выбираясь из пропасти, и обнаружить, что тот-трухлявый…
— Ничего, — ответил ангел спокойно. — Ждать. Я принесу тебе это знание бесплатно. И так отношения между нами и вами складываются плохо. То какой-нибудь ретивый маг заставляет кого-либо из моего народа действовать под принуждением, то особенно жадный ангел, заключая сделку с человеком, требует непомерное количество крови. Незачем укреплять эту традицию. Ведь и нам может быть свойственно бескорыстие.
— Никогда бы не подумал, — сказал Харальд искренне. — Но я тебе тем более благодарен.
— Пока не за что, — проворчал Со-Вифеон. — Я принесу тебе это знание не ранее чем через неделю. Описание ритуала хранится в одном из святилищ, и, чтобы добыть его, мне понадобится время.
— А как же всеобщее убеждение, что ангелы всеведущи? — поинтересовался маг. — Впрочем, как и демоны?
— Все враки, — ангел оскалился, изображая улыбку. На этот раз Харальд углядел, что у пришельца из Верхнего мира не хватает нескольких зубов. — Есть среди нас умные, есть глупые, как и у вас. Коренное различие в другом, мы не можем применять магию. Точно так же — и демоны.
— Как же так? — Харальд ощутил знакомый интерес, острую жажду узнать как можно больше. — Ведь все гримуары рекомендуют обращаться к вам за магическими знаниями?
— Знаний у нас полно, — кивнул крылатый, — поскольку воспринимаем и понимаем мы магию прекрасно, даже ту, что творится в вашем мире. Но мы вынуждены ей безропотно подчиняться, если она направлена прямо на нас, а сами не можем сотворить даже плохонького заклинания из тех, что делаете вы. Нет у нас той самой примеси в крови, от которой ты так желаешь избавиться.
— Но ведь…
— Знаю, что ты хочешь сказать. — Со-Вифеон закашлялся, тяжело, надрывно. — Что мы можем производить всяческие эффекты, на магию похожие. Но только лишь похожие. На самом деле — это иное умение, столь чуждое вам, людям, что даже рассказывать о нем не имеет смысла.
— А… — начатый вопрос был безжалостно прерван.
— Я устал, — проворчал ангел. — Я слишком стар для долгих бесед в вашем мире. Не утомляй меня вопросами, а отправь домой. Через неделю по вашему времени вызови меня вновь. И приготовь письменные принадлежности, возможно, придется копировать.
Харальд кивнул и поспешно принялся раскручивать заклинание в обратном порядке.
Второй вызов по свежим следам удался куда легче первого. Со-Вифеон появился в облаке синего свечения и протянул магу лист пергамента со сложным рисунком.
— Срисовывай, — проскрипел сварливо, — Отдать оригинал я не могу.
Харальд, не теряя времени, принялся за работу. Скопировал рисунок со всеми закорючками и сложным расположением символов Истинного Алфавита. Затем ангел принялся диктовать описание ритуала, а человек записывал, скрипя пером, словно обыкновенный писец.
Когда закончил, спина и руки нестерпимо ныли от непривычной работы, а глаза чесались, будто в них насыпали песка. Со-Вифеон тоже выглядел усталым.
— Благодарю, — сказал ему Харальд. — Ты, наверное, единственный ангел, что помог человеку просто так.
— Да ладно. — Житель Верхнего мира сморщился, но было видно, что похвала ему приятна. — А теперь отправляй меня назад.
Харальд поднял руку в прощальном жесте, и сияющее синим облако спустилось с потолка, охватывая светлую фигуру в магическом кругу.
Когда на следующее утро он взглянул на рисунок, полученный из иного мира, то не поверил своим глазам. В тот момент, когда срисовывал, не было возможности вдуматься в то, что изображали руки, зато теперь Харальд смотрел на чертеж с сомнением. Вместо привычных глазу кругов и многоугольников, симметричных относительно оси или даже точки, лист пергамента украшало нечто до невозможности не правильное, похожее на перекошенную паутину со спиралью в левой нижней части. Прямых углов не было совсем, как и какого-либо порядка.
Но, с другой стороны, фигура, которая должна убивать магию, и не может быть похожа на те, что позволяют творить волшебство. Придя к подобному за ключению, Харальд отложил чертеж и принялся собственно за ритуал.
Что касается текста заклинания, то здесь неожиданностей не оказалось — набор призывов, необходимых для достижения должного настроя. Что было необычно, так это знаки, которые надлежит выполнять во время ритуала, да еще то, что, осуществляя заклинание, необходимо двигаться по линиям магического чертежа, переходя с одной на другую в строго определенном порядке.
Убедившись, что особенно сложных ингредиентов, ради которых пришлось бы отправить кого-либо за пределы замка, не понадобится, Харальд пошел в подвал, где приступил к столь трудоемкому и необходимому в магии занятию — рисованию на полу. Никакие сомнения не смущали Владетеля. Он принял решение и стремился осуществить его как можно скорее.
Пока он работал, книга лежала на шкафчике в углу, матово отсвечивая корешком, то алым, то зеленым, то черным…
Невидимое за тучами солнце ушло за горизонт, когда Харальд последний раз повторил ритуал и один за другим сжег листки с записями о нем. Зажигал их от факела и дожидался, пока оранжевые языки не начинали лизать пальцы. Боль заставляла ронять обугленные остатки на пол, и там они дотлевали, разливая по помещению запах копоти.
Харальд стоял у северной стены подвала, и рисунок лежал перед ним, темный, не светящийся, размыкаясь своеобразными воротцами. Войдя в них, надлежит повернуться лицом на юго-восток, произнести первые слова и изобразить рукой начальный знак, и тогда пути назад уже не будет.
Словно сомнамбула, не думая, что делает, Харальд сделал шаг. Ноги сразу стали ватными, а книга, висящая в сумке на плече, потянула к земле.
Поворот, и маг заговорил. Голос звучал странно, такой чужой, далекий, никогда не догадаешься, что собственный. Харальд выставил левую руку вперед и вверх, изобразив нечто вроде козы, что показывают ребятишкам, и, словно повинуясь этому жесту, на мага обрушилась тьма…
Когда глаза привыкли и он смог сделать тяжелый вздох, то разглядел, что вперед тянется слабо светящаяся линия, словно нить над темной бездной. В стороны от ног уходило еще несколько таких линий, в точном соответствии с чертежом, но их черед придет позже. Позади же обернувшийся Харальд не увидел ничего. Линии собирались в пучок примерно в сажени за его спиной, а дальше тянулся лишь мрак.
Идти по светящейся тропке оказалось трудно. На уши давила неестественная тишина, ноги как-то странно скользили, норовя подвести хозяина, уронить. Во мрак, упав в который выбраться уже не получится. Первый отрезок он тем не менее прошел без особенных трудностей. Тропка расширилась, превратившись в небольшой островок со стоящим посередине светящимся столбиком аршина в полтора высотой. Упершись в него животом, Харальд причудливо скрестил руки перед грудью и полупропел-полупровыл вторую часть заклинания. Слова рождали странную дрожь в голове, а когда они закончились, словно кто-то безжалостной рукой рванул из мага внутренности. Ощущение вытягивающего прикосновения было столь сильно, что Харальд вскрикнул и тут же ощутил внутри холод. От паха и выше, до самого горла.
Не давая страху овладеть собой, он поспешно вступил на вторую дорогу, ведущую прямо на запад, и двинулся по ней. С первого же шага тьма вокруг исчезла, сменившись яркой картиной, и Харальд увидел сам себя, совсем молодого, сидящего в библиотеке родного замка с книгой в руке. Затем вошел отец, и его свирепый рев ударил по ушам так, словно звучал в реальности. Книга выскользнула из руки молодого фон Триза, падая на ковер, и Харальд увидел в голубых глазах, полных гнева и обиды, в своих глазах, слабую вспышку. Словно лунный блик на воде.
Видение исчезло, сменившись следующим. Теперь он был в библиотеке один, погруженный в изучение толстенного фолианта с совершенно черной обложкой. Сияние в глазах юноши здесь было гораздо ярче, и Харальд понял, что это такое. Свет магического знания, столь легко могущий превратиться во тьму.
Он шагал, и картинки сменяли одна другую, живые, реальные: Дина, встречи с Владетелями, наемники, жизнь в замке Халл, поход на север, Асенефа, встреча с богами…
Вся жизнь проходила заново перед глазами мага, и с каждой новой сценой все ярче горел магический свет, в тот миг, когда над воссозданным замком вознеслось белое знамя Владетеля, превратившийся в испепеляющее сияние.
Но Харальд не мог оторвать глаз. Он смотрел, и волны пережитых и непережитых эмоций били по его сознанию, заставляя тело корчиться от боли. Мускулы судорожно сокращались, заново вспоминая прожитые некогда мгновения, тело словно наполнили жидким огнем, при каждом движении больно обжигавшим внутренности…
Но он шел, и когда вывалился на другую площадку, почти подобную первой, только с крестом вместо столба, то почти обрадовался тьме вокруг. Пот высох в один миг, сердце перестало бестолково бултыхаться, и Харальд вскоре обнаружил, что совершенно спокоен, но зато не может вспомнить почти ничего из прожитого. В голове остались какие-то обрывки, сами по себе лишенные смысла. Западная дорога, вторая часть ритуала, выжгла в его памяти все события, связанные с магией…
Но само заклинание он не забыл. Подошел к кресту, положил руки на его холодные, склизкие перекладины и прошептал положенные слова.
От тихих звуков все вокруг зашаталось, раздался оглушительный треск. С трудом удерживаясь на ногах, цепляясь за крест обеими руками, Харальд закончил эту часть ритуала и поспешно бросился на юго-восток, по еще одной светящейся дорожке.
Идти здесь оказалось легко. Даже тропа, в отличие от предыдущих, не норовила сбросить мага и покорно подставляла белесую спину. Мрак по сторонам от нее, правда, порождал с пугающей регулярностью уродливых страшилищ, но на их слюнявые зубастые пасти, издававшие злобное шипение или рычание, Харальд не обращал особого внимания. Пугают? Ну и ладно. Южная площадка встретила обелиском белого камня, похожим на выброшенный из земли язык пламени. Харальд послушно уколол об игольно-острую вершину палец правой руки, оставив на белизне капельку багрянца
Пораненную ладонь сложил в причудливом жесте — большой палец и мизинец вместе, остальные три согнуты, словно орлиные когти. Задрал ее, будто раздраженный кот лапу, и в такой позе отбубнил положенный текст.
Произнесенные слова не вызвали какого-либо видимого эффекта, и Харальд бодро зашагал на север. После первой же сажени обратил внимание на то, что двигаться становится все сложнее. Тело наливалось тяжестью, а окружающий мир уплотнялся. Появилось давление на глаза, которое вскоре привело к тому, что зрение мага затуманилось. Все вокруг колыхалось, словно он смотрел из-под воды.
С неимоверными усилиями он преодолевал шаг за шагом по светящейся дорожке. Пока не уткнулся в перекресток. Более тонкая линия пересекала ту, по которой он шел, почти под прямым углом и светилась немного по-другому, отдавая в красное.
Напрягая ставший вдруг очень неповоротливым разум, Харальд пытался вспомнить, необходимо ему тут поворачивать или нет. Картинка ритуала, только что столь ясная, смазалась, будто с листа пергамента, запечатленного в памяти, смыли половину знаков…
Доведя себя до изнеможения, он вновь и вновь пытался пробиться в глубины памяти, ставшие вдруг непрозрачными. По лицу стекал вонючий пот, глаза щипало, а нужные сведения скользким червяком вывертывались из-под пальцев…
В результате всех усилий удалось извлечь одну лишь фразу. «Бойся красной дороги…» — сказал когда-то невообразимо давно Со-Вифеон, и Харальд, вспомнив об этом, поднял ногу, весящую не менее десяти пудов, и поставил ее на белую линию уже за перекрестком.
Буквально через пару аршин тяжесть начала покидать тело, а память и зрение прояснилось. К следующему перекрестку Харальд подошел уже в нормальном состоянии.
Уверенно повернул, но тут его поджидала неожиданность. Путь ему преградила белая, словно снег, стена. Она непостижимым образом возникла из пустоты, и Харальд едва не уперся в нее носом. Попробовал толкнуть — ни малейшего эффекта. Поди-ка сдвинь с места блок размером с сарай, да еще неизвестно какой толщины. Обойти его тоже не получится. Сходить со светящейся тропы категорически запрещено.
В описании ритуала, полученном от ангела, ни о чем подобном не говорилось. Харальд отступил на несколько шагов, разглядывая преграду. Что-то она ему напоминала, что-то знакомое, очень близкое, свое…
Словно молния, мелькнула мысль, на миг разогнав клубящуюся вокруг тьму: «Штандарт!» Да, преградой на пути стал флаг, такой же, что и над донжоном замка, белый, как молоко, символ магического достоинства Владетеля…
Харальд ощутил, как в душе поднимается забытое давно чувство — гнев. Он не понял, откуда в руке взялся меч, да и некогда было об этом думать. С яростным криком человек, пытающийся перестать быть магом, кинулся на преграду.
Под лезвием она треснула, словно яичная скорлупа, и начала разваливаться, опадать вниз, в бездну, до невозможности тонкими кусками. В полной тишине следил Харальд, как исчезают одним за другим осколки сияющего белизной великолепия…
Когда все закончилось, он обнаружил, что дрожит, а руки его пусты. Меч выполнил свою миссию и пропал.
Утерев ладонями мокрое от пота лицо, он двинулся дальше, и тропа под его ногами продолжала светиться неярким белым светом.
Поворот направо, а потом налево он сделал совершенно бездумно. Слишком устал для того, чтобы осознавать происходящее. Просто двигался так, как запомнил по схеме
Последняя тропка должна привести его к выходу из рисунка, туда, где красуется спираль. Но дойти до нее Харальду не удалось.
Перед собой он увидел нечто вроде зеркала, очень тонкого и чистого. Бликующая пленка тянулась в темноту и там пропадала, и в ней отражался худощавый мужчина с вытянутым лицом. В светлых волосах его змеились заметные пряди седины, глаза смотрели угрюмо, а лоб был изборожден морщинами, словно кора столетнего дуба.
В самой зеркальной пленке чувствовалось кипение силы, она словно пульсировала теплом, давая понять, что проникнуть через нее будет делом непростым. Именно в этой пленке, или прямо за ней, таилась суть заклинания, сотворенного Харальдом. «Пройди сквозь себя, — думал он, разглядывая отражение — Если сможешь».
Он сделал шаг, другой. Что-то мешало двигаться, что-то тяжелое, холодное, висящее на боку.
Недоумение было в глазах отражающегося в пленке человека, когда он снял с плеча сумку, затем оно быстро пропало, сменившись решимостью.
Руки дергало холодом, как будто книга внутри сумки пыталась заморозить человеку руки, лишить его возможности двигаться. Не обращая внимания на боль в пальцах, Харальд широко размахнулся и швырнул сумку с книгой прямо в отражающую поверхность.
Словно слиток раскаленного металла упал в ледяную воду. На миг зеркало треснуло, явив безумное переплетение языков пламени всех цветов радуги Затем края зеркала вновь сомкнулись, выбросив наружу клуб дыма, а из глубины зеркала послышалось яростное шипение Оно становилось все громче и громче и переросло в визг…
Тьма по сторонам треснула, словно разодранная завеса, и Харальд увидел рядом две давно виденные, но хорошо знакомые фигуры. Сапфировые глаза многорукой богини были спокойны, но лицо искажала гримаса, а руки были угрожающе воздеты. Кабаноголовый гигант смотрел внимательно, но чудовищное напряжение сказывалось в его судорожно вздутых мышцах.
Визг оборвался, будто его обрезали, и все закончилось Харальд вновь стоял один на светящейся дорожке, а впереди его ждала зеркальная пленка.
Он оглянулся — путь тянулся назад, словно давая возможности для отступления
«Что ты делаешь. — зашептал в голове бесплотный, но настойчивый голос — Ты разве не знаешь, что лишившийся возможности творить заклинания маг умирает? Остановись! Прерви ритуал! Глупый, глупый маг»
«Да, я — маг!» — подумал Харальд и решительно двинулся к пышущей жаром зеркальной поверхности…
