Глава 3
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЙЕР!

Время давно уже перевалило за полдень, а Граис все еще бродил по базару, среди пестрой толпы продающих и покупающих, выменивающих и обещающих, просящих и ворующих. Он еле продирался в этом плотном людском море, двигаясь узкими проходами между лавками торговцев. Пронзительные крики продавцов, расхваливающих свой товар изрядно утомили его. Да, пятнадцать лет назад в Халлате тоже было шумно и многолюдно, но такого, как сейчас, он что-то не припомнит. Изменились времена, вне всякого сомнения.

Успокаивало Граиса одно: в этой толпе его никто не мог узнать. От бесконечно сменяющегося калейдоскопа людских лиц даже у ксеноса, обладающего тренированной фотографической памятью, рябило в глазах. Да и как узнать! Пятнадцать лет — немалый срок. Сменились люди, каждодневные заботы о хлебе насущном выветрили память о прошлом. Да и пробыл он тогда в Халлате не так долго… Граис вел себя так, чтобы ничем не выделяться из толпы. Переходя от одного лотка к другому и время от времени останавливаясь, чтобы взглянуть на тот или иной товар, ксенос играл роль дотошного и прижимистого покупателя, который точно знает, что ему нужно, и пытается найти намеченный для покупки товар по самой низкой рыночной цене.

В данный момент рынок представлял собой наиболее безопасное место, где, не привлекая к себе внимания, Граис имел возможность все тщательно обдумать и решить, каким должен быть его следующий шаг.

Стоит ли пытаться отыскать еще кого-то из своих учеников? Если их реакция на его появление будет такой же, как и со стороны родственников Амирата, то это совершенно бессмысленная затея. От насмерть перепуганных людей ничего путного не добьешься. Быть может, правильнее будет сразу же отправиться в Меллению на встречу с Сирхом? Конечно, сомнительно, чтобы бывший ученик испытал восторг от встречи со своим учителем — Сирх теперь фигура важная, но пугаться Граиса ему незачем. Вот только как добраться до Меллении? Конечно, ксеносу ничего не стоило приказать первому встречному отдать ему свой кошелек. И тот беспрекословно выполнил бы его приказ, а после долго ломал бы голову над тем, где это его угораздило оставить все деньги. Но поступать таким образом Граису не хотелось. Негоже проповеднику, вернувшемуся, чтобы наставить своего зарвавшегося ученика на путь истинный, начинать свою деятельность с карманной кражи. Психотехнику следовало оставить на самый крайний случай. А пока можно поискать и другие пути решения своих проблем… Например, можно обратиться за помощью к Килосу. Он же сам предлагал…

Граис провел тыльной стороной ладони по мокрому лбу. Жара и духота вконец измотали его. Мысли начинали путаться в голове. Да и голод уже давал о себе знать. Теперь Граису хотелось только одного, — как можно скорее выбраться из базарной суеты, найти какое-нибудь тихое, прохладное место и немного там посидеть, чтобы привести мысли в порядок и решить наконец, что же делать.

Почти уже добравшись до выхода, Граис неожиданно заметил темнокожего, по пояс голого мальчика, который демонстрировал собравшейся вокруг него публике нечто, вызывавшее у нее бурный восторг. Граис невольно замедлил шаг, чтобы взглянуть, что там такое удивительное у мальчугана.

Сам маленький артист, судя по его почти черной коже, большим плоским губам и круглым кольцам, продетым в уши, был уроженцем Тирианского царства, лежащего далеко на севере, за Серединным морем. Путь оттуда до Йера был долог и непрост. Поэтому и гости из Тирианского царства бывали в Халлате нечасто. А показывал маленький тирианец собравшимся вокруг него йеритам удивительное существо, похожее на маленького мохнатого человечка с коротким и толстым хвостом, напоминающим усеченный обрубок. Повинуясь приказам своего хозяина, зверек прыгал через кольцо, стрелой шнырял по лесенке и кувыркался на потеху публики. Ротозеи суетились, бросая зверьку орехи и фрукты, которые тот с завидным аппетитом поедал в Фантастических количествах.

Увлеченный диковинным зрелищем, Граис подошел совсем близко. И вдруг зверек ни с того ни с сего скаканул прямо ему на голову и сделал стойку на хвосте. Люди, стоявшие рядом с Граисом, отшатнулись в стороны, и ксенос оказался в центре плотного людского кольца.

Граис попытался стащить зверька с головы, но тот завизжал и всеми четырьмя лапами вцепился ему в волосы. Темнокожий мальчик что-то крикнул зверьку на своем языке и махнул тростиной, которую держал в руке. Спрыгнув в ту же секунду с головы Граиса, зверек перевернулся в воздухе и, проворно вскарабкавшись на лесенку, взмахнул лапой, требуя награды за свой головокружительный трюк. Однако на этот раз ни одно угощение не полетело в его сторону.

Смущенно улыбаясь, Граис посмотрел на окружающих его людей.

— Это же Граис из Сиптима, — негромко произнес кто-то в толпе, но в воцарившейся вдруг тишине эти слова были услышаны каждым.

И в ту же секунду мощная эмоциональная волна обрушилась на ксеноса. Преобладающим элементом был в ней страх, но также присутствовал и целый спектр других эмоций, простирающийся от благоговейного восторга до почти безумной ненависти. В лицо Граиса знал далеко не каждый, но не было йерита, ни разу не слышавшего о нем. И Граис был поражен, насколько же неоднозначным было отношение к нему. Он даже не сделал попытки вычленить какое-либо из эмоциональных состояний окружающих его людей в чистом виде, настолько плотно они переплетались и наслаивались друг на друга. В такой мешанине не смог бы разобраться даже опытный телепат. Граис же просто чуть развел руки в стороны и тихо произнес:

— Я вернулся…

Толпа словно только и ждала этих слов.

Крича и размахивая руками, люди ринулись на него. Что они хотели, понять было невозможно.

Испуганно закричал маленький тирианец, прижимающий к груди своего дрессированного зверька. Не в состоянии понять, что происходит, он решил, что люди хотят наказать его за недостойную выходку его питомца.

Ксенос среагировал моментально. Оставив на месте себя фантома, который был создан на скорую руку, а потому и должен был вскорости исчезнуть, Граис одновременно с этим сделал шаг в сторону и, наклонившись, прикрыл собой мальчугана со зверьком на руках. Поток своего сознания он перевел в отрицательную фазу, создав тем самым вокруг себя психологический барьер, который делал его невидимым. Точнее, глаза людей фиксировали его образ, но в зрительных центрах мозга он отфильтровывался как фон, на который обычно никто не обращает внимания. Эффект исчезновения усиливало и то, что все внимание людей было приковано в данный момент к его фантому. Для непосвященных это может показаться странным, но обмануть таким образом толпу гораздо проще, нежели одного человека.

Маленький тирианец не принадлежал толпе, поэтому он видел Граиса. Испуганно прижавшись к груди незнакомого человека, он одновременно крепко держал визжащего и пытающегося вырваться зверька. Прикрывая мальчика спиной, Граис начал выбираться из толпы, в которой уже раздавались стоны и крики о помощи.

Обернувшись, Граис увидел, как с разных концов базарной площади к месту происшествия спешат вооруженные копьями шалеи. Те из них, кто уже был рядом, не разбираясь, что здесь, собственно, происходит, пытались навести порядок, орудуя тупыми концами копий и длинными бичами.

Один из имперских стражников протянул бичом по спине и Граиса, когда тот проходил мимо него. Ксенос только заскрипел стиснутыми зубами. Выход с базарной площади был уже совсем рядом, и, толкая перед собой перепуганного мальчика, Граис устремился в ближайший переулок.

— Что случилось?.. Что там происходит?.. — хватая за одежду, спрашивали его встречные люди.

— Вора поймали… Вора… — отвечал Граис, не останавливаясь.

Выбравшись наконец на относительно свободное пространство, Граис остановился. Поправив на себе помятую одежду, он накинул на голову свалившийся на плечи платок и улыбнулся темнокожему мальчику.

— Я надеюсь, ты здесь не один? — спросил он у него.

Мальчик смотрел на незнакомца по-прежнему испуганно. Он не понимал ни слова по-йеритски. Зверька, сидевшего у него на руках, мальчик прижимал к груди, как единственное родное существо.

Граис присел на корточки и, взяв мальчика за плечи, посмотрел ему в глаза. Сосредоточившись, он попытался передать маленькому тирианцу свой вопрос в виде простейших мысленных образов. Мальчик оказался весьма восприимчив к невербальному способу общения. Вскоре Граис уже знал, что караван тирианцев, прибывших в Халлат, чтобы торговать коврами, изделиями из желтого дерева и серебряными украшениями, остановился неподалеку от Восточных ворот столицы, а их палатки на базарной площади располагались совсем неподалеку отсюда. Выяснив, что мальчик знает, как до них добраться, Граис понял, что может без опасений отпустить его одного.

— Выше голову. — Граис, улыбнувшись, потрепал мальчика по плечу и поднялся на ноги.

Тирианец дернул его за подол и что-то произнес на своем языке. Потом он запустил руку в свою сумку, которую, несмотря на внезапный переполох, не бросил среди мятущейся толпы, и протянул Граису пригоршню монет.

— Нет. — Улыбнувшись, Граис отстранил протянутую к нему руку. — Ты сам заработал эти деньги, так что и оставь их себе.

Мальчик секунду недоумевающе смотрел на странного человека, отказывающегося от предложенных ему денег. Потом он лучезарно улыбнулся, показав свои великолепные белые зубы, и, бросив деньги в сумку, достал из нее большой красный акис.

— А вот за это спасибо. — Граис с улыбкой принял подарок.

Махнув на прощание рукой, юный дрессировщик побежал искать своих соотечественников.

Бросив взгляд в сторону толпы, среди которой теперь все чаще встречались кожаные шлемы шалеев, Граис направился прочь от базарной площади. Держась теневой стороны улицы, он направлялся к окраине города.

День клонился к вечеру, и нужно было уже подумать о ночлеге. Конечно, можно попробовать отыскать Килоса — тот наверняка будет рад ему помочь. Однако, подумав, Граис отказался от этого намерения. К Килосу он обратится по более важному делу — когда действительно его помощь будет жизненно необходима. Поэтому Граис решил было укрыться на ночь среди штабелей каменных блоков, которые он видел на месте недостроенной городской стены. Правда, поразмыслив, он пришел к выводу, что это место, скорее всего, давно уже облюбовано городскими нищими, которые вряд ли с радостью примут в свою компанию чужака. К тому же после утренней встречи у Граиса были большие сомнения на тот счет, что, уснув среди нищих, он утром проснулся бы живым и невредимым. Ничего иного не оставалось, как только искать пристанища на одном из постоялых дворов. В обеденной комнате, которая на ночь превращалась в большую общую спальню, где постояльцы спали вповалку на полу, вечером можно было остаться незамеченным. А утром, когда хозяин начнет собирать плату за ночлег, придется снова прибегнуть к психотехнике, чтобы Убедить его в том, что свои деньги он уже получил.

На ходу Граис съел подаренный ему акис. Но голод от этого не унялся, а, наоборот, закипел с удвоенной силой.

Ксенос искал постоялый двор поменьше и победнее, где останавливались не большие караваны, а одинокие странники, пришедшие в Халлат по какой-то своей нужде. Но в обеденных залах при постоялых дворах, в которые он заглядывал, вовсю бурлил безудержный веселый разгул. Заканчивая свои дневные дела, люди спешили сюда, чтобы отметить удачную сделку или же залить вином горечь неудачи.

Обойдя не меньше двух десятков постоялых дворов, Граис наконец нашел то, что ему было нужно. В небольшом обеденном зале с низким потолком стояли только два длинных стола. За одним из них, заставленным пустыми кувшинами из-под вина и тарелками с объедками, располагались трое йеритов. Двое из них, положив головы на стол сладко похрапывали. Третий время от времени все ещё предпринимал отчаянные попытки приподнять голову и затянуть какую-то песню, но дело у него не спорилось, и он снова ронял голову, гулко стукаясь лбом о гладкие доски стола.

За другим столом в углу в одиночестве сидел мужчина лет сорока с черными прямыми волосами, разделенными прямым пробором и зачесанными за уши. Его худое вытянутое лицо, в отличие от принятой в Йере традиции, было гладко выбрито. Мужчина неторопливо цедил какой-то напиток из большой глиняной кружки. Взгляд его бесцельно и уныло блуждал по сторонам.

Увидев его, Граис замер на пороге. У него даже возникло желание развернуться и уйти, не дожидаясь, когда черноволосый обратит свой взор в его сторону. Но вместо этого он остался стоять на пороге, замерев в напряженном ожидании.

Взгляд черноволосого скользнул по лицу нового посетителя и равнодушно проследовал дальше. Но в следующую секунду мужчина вздрогнул и, рывком развернувшись в сторону Граиса, уставился на него, едва не разинув от изумления рот. Кружка, выскользнув из его внезапно ослабевших пальцев, стукнулась дном о доску стола и накренилась, грозя опрокинуться. Граис успел поймать кружку психокинетической петлей и заставил ее вернуться в устойчивое положение. Мужчина, удивленно глядевший на Граиса, даже и не заметил, какой невероятный кульбит проделала его кружка. Наконец он взял себя в руки и, опершись руками о край стола, поднялся на ноги.

— Учитель?.. — изумленно произнес он вполголоса. — Ты?..

— Да, это я, Фирон, — сказал Граис, делая шаг вперед.

Открытая и радостная улыбка, точно такая же, какой совсем недавно одарил Граиса маленький тирианец, озарила лицо Фирона. С ней он как будто даже помолодел лет на десять.

— Учитель…

Зацепившись за угол стола и едва не опрокинув его, Фирон кинулся навстречу Граису. Добежав, он схватил ксеноса за плечи и сдавил их пальцами, словно желая удостовериться, что перед ним живой человек из плоти и крови, а не эфемерный призрак. Во взгляде его, устремленном в глаза Граиса, в одно мгновение, сменяя друг друга, промелькнули радость, надежда и боль.

— Живой я, Фирон, живой, — ласково улыбнулся Граис. — И мне даже больно от того, как ты в меня вцепился.

Фирон тут же отдернул руки.

— Давай-ка лучше присядем за стол, — предложил Граис.

— Да!.. Конечно, учитель!..

Фирон всполошенно взмахнул руками и, пропустив Граиса вперед, прошел к столу следом за ним.

— Хозяйка! — крикнул Фирон, после того как Граис опустился на лавку.

Из-за перегородки, откуда доносился грохот посуды, выглянула полная пожилая женщина с растрепанными седыми волосами.

— Подай нам еды! — потребовал Фирон. — И кувшин вина!

Хозяйка, кивнув, исчезла за перегородкой. А через минуту из-за нее выбежала молодая светловолосая девушка. Приветливо улыбнувшись, она поставила перед Граисом большую тарелку холодной овощной похлебки, — горячее ели в Йере только после захода солнца, когда спадала дневная жара.

— Вот это дело! — улыбнулся ей в ответ Граис и сразу же принялся за еду.

Снова сбегав за перегородку, девушка вернулась с блюдом, на котором лежали куски отварной рыбы, покрытые зеленью, кувшином вина и чистой кружкой. Взмахом руки отпустив прислугу, Фирон быстро разлил вино по кружкам.

— Учитель, — смахнув ладонью слезу, невольно выступившую в углу глаза, произнес Фирон, — если бы ты только знал, как я рад тебя видеть!..

— Я знаю, Фирон, — отодвигая в сторону полупустую тарелку, ответил Граис.

— Нет, учитель. — Фирон покачал головой и сделал большой глоток из своей кружки. Поставив кружку на стол, он внезапно с силой ударил себя кулаком в грудь. — Ведь это я, я один виноват в том, что случилось тогда!.. Я привел шалеев в дом, где ты ночевал!..

— Ты ни в чем не виноват, Фирон, — попытался успокоить его Граис. — Я же сам попросил тебя об этом. Мне нужно было встретиться с наместником, а иного способа попасть к нему просто не было.

— Но ведь, кроме вас и меня, об этом никто не знал, — сокрушенно покачал головой Фирон. — Все остальные назвали меня предателем.

— Фирон, ты был самым способным и самым преданным моим учеником. Поэтому я и попросил сделать это именно тебя.

Фирон на мгновение прижал к глазам ладони, а затем вскинул голову и попытался улыбнуться.

— Как бы там ни было, ты жив, учитель, — сказал он. — Не знаю почему, но я все эти годы ждал, что ты вернешься. Я верил, что ты не мог просто так уйти, навсегда оставив меня с клеймом предателя.

— И тебя даже не интересует, как мне это удалось? — немного удивленно спросил Граис.

— Нет, — прямо посмотрев в глаза Граису, уверенно ответил Фирон. — Ты жив — и это главное. Кто я такой, чтобы судить дела Поднебесного?

Какое-то время Граис молчал, глядя на своего ученика. Потом он поднял свою кружку и стукнул ею по кружке, которую все еще сжимал в руке Фирон.

— Давай-ка выпьем, Фирон.

Они выпили, и Фирон снова наполнил кружки вином.

— Как ты жил все эти годы? — спросил Граис.

— Потихоньку, — горько усмехнувшись, ответил Фирон. — После того как ты исчез, все твои ученики разошлись по стране, проповедуя твое учение. Но мне этот путь был заказан. Меня ведь все считали пособником твоих убийц. Я остался в Йере — здесь я, по крайней мере, мог не опасаться того, что кто-нибудь из твоих отчаянных последователей перережет мне глотку… Хотя тогда мне это было безразлично… Я вернулся к прежнему занятию — снова стал гончаром. Работа не особенно прибыльная, но на жизнь хватает, — посуда то и дело бьется, и людям все время требуется новая. Через три года умерла моя мать, и я перевез в Халлат сестру… Теперь живем вместе… Когда твое учение подмял под себя Сирх, и остальным пришлось оставить миссионерскую деятельность. Она сделалась самой опасной профессией в Йере. Теперь проповедовать здесь имеет право только преподобный Сирх!.. Кто-то ушел из Йера, кто-то вернулся в свои родные места… Амират и Глатис живут сейчас в Халлате…

— Я уже заходил к Амирату, — сказал Граис. — Какая-то женщина возле его дома меня даже на порог не пустила.

— Его жена, — кивнул Фирон. — Строгая женщина… Меня она тоже знать не желает… Так же как и сам Амират… А Минос перебрался в Меллению, поближе к Сирху. Они с ним, как и прежде, большие друзья. Только один друг теперь вытирает ноги о спину другого, который с готовностью ее подставляет.

— Минос пользуется доверием Сирха?

— Не знаю, — безразлично дернул плечом Фирон. — У них какие-то странные взаимоотношения. По-моему, Сирху просто нужен был кто-то, с кем он мог хотя бы иногда быть не преподобным Сирхом, а тем, кем был прежде. — Фирон взял с блюда кусок рыбы, разломил его надвое и принялся извлекать кости. — Мне кажется, Сирх сам прекрасно понимает, что то учение, которое он теперь проповедует, имеет только внешнее сходство с тем, чему в свое время учил нас ты. Но он ничего не может с собой поделать, — ему нужны слава, почет и уважение. Вспомни, учитель: даже в те годы, когда мы были вместе, Сирх всегда старался вырваться вперед, обозначить свое превосходство над другими. И только ты своим авторитетом мог поставить его на место.

— У него были неплохие способности, — заметил Граис.

— Конечно, — согласился с ним Фирон. — Но он — догматик. В его руках живое учение превращается в каменную глыбу с высеченными на ней постулатами. Это стало заметно сразу же после того, как он начал проповедовать самостоятельно.

— Но, как мне известно, в первые годы у Сирха было немало истых последователей.

— У него и сейчас последователей — весь Йер, — усмехнулся Фирон. — Вначале он воздействовал на народ силой твоего авторитета, теперь — мощью Кахимской империи.

— А сохранились ли в Йере последователи истинного учения о Пути к Поднебесному? — с затаенной надеждой спросил Граис.

— О да, учитель, — ответил Фирон. — Только теперь это маленькие тайные группы, передающие твои слова из уст в уста. После того как в Йере указом наместника были запрещены любые философско-религиозные учения, помимо учения самого преподобного Сирха, ты стал для людей символом борьбы против власти Кахимской империи.

— Как так? — удивленно поднял брови Граис. — В основе моего учения лежит идея о непротивлении злу. Я всегда был противником любого неоправданного насилия.

— В народе распространился слух, что ты был тайно казнен за то, что стоял во главе заговора, целью которого было убийство наместника, захват Халлата, а затем и освобождение Йера от владычества Кахимской империи. После этого во многих произнесенных когда-то тобою словах открыто зазвучали призывы к борьбе.

— Например?

— «Если народ не боится смерти, то что его смертью пугать?» — по памяти процитировал Фирон.

— Но я говорил еще и так: «Если народ не боится власти, Тогда придет еще большая власть».

— Эти твои слова трактуются так, что на смену власти Кахимской империи должна прийти власть самого Йера.

— Любопытно… — Чуть склонив голову к плечу, Граис взглянул на Фирона немного лукаво. — И кто же будет осуществлять эту власть на практике?

— Народ Йера! — незамедлительно ответил Фирон.

— Храни нас Поднебесный от такого! — ужаснулся Граис. — Я вовсе не это имел в виду! Смысл моего высказывания сводился к тому, что, если начать бунтовать против существующей власти, власть сделается еще более жесткой и жестокой по отношению к народу!

— Я это понимаю, учитель, — мягко улыбнулся Фирон. — Но простой народ, не имеющий тех знаний, которые в свое время ты дал нам, своим ученикам, видит в твоих словах только то, что хочет видеть.

— Так, значит, в народе зреет бунт?

— Похоже на то, — кивнул Фирон. — В горах скрываются отряды объявленных вне закона йеритов, называющих себя вольными. Пока они только копят силы, и лишь время от времени для пополнения запасов провизии и оружия совершают нападения на караваны империи. Но, судя по тому, что в последнее время шалеев на улицах стало значительно больше, наместник уже воспринимает вольных как реальную угрозу для власти Кахимской империи.

— А что же Сирх?

— А что может Сирх?

— Он может предотвратить бунт, призвав людей к повиновению!

— Сирх? — Фирон едва не расхохотался. — Сирх уже ничего не может. Чего стоят слова проповедника, слушать которого народ сгоняют силой? Я удивляюсь, как еще наместник, который, как говорят, человек совсем неглупый, до сих пор не нашел Сирху замену? Учитель, — подавшись вперед, Фирон навалился грудью на край стола, — тебе надо снова начать проповедовать! Народ пойдет за тобой!

— Куда он за мной пойдет? — чуть поморщился Граис.

— Да куда угодно! Хоть против Кахимской империи!

— Пойми, Фирон, — с болью в голосе произнес Граис, — Йер не имеет достаточно сил для того, чтобы выступить против империи. Это будет бессмысленная бойня, которая закончится уничтожением большей части йеритов.

— Да все я понимаю. — Тяжело вздохнув, Фирон снова откинулся на спинку стула. — Вот только невыносимо жить под пятой завоевателей. Порою думаешь: вот хотя бы раз вдохнуть воздуха свободы, а после можно и умирать.

— Так может говорить человек, который думает только о себе, а не о своем народе, — ответил ему Граис— Нет большего преступления, чем попустительствовать стремлениям. Я скажу тебе даже больше, Фирон: сейчас власть империи — благо для Йера. Завоеватели не раздавили эту страну, а, напротив, заставили сплотиться прежде разрозненные кланы йеритов, которые, должно быть, впервые за всю свою историю почувствовали себя единым народом. Сегодня на базаре меня называли северянином, но это звучало не оскорбительно, как прежде, когда под словом «северянин» подразумевалось «дикарь». Теперь оно звучит, как слово «друг». Если бы Йер не захватила империя, то его растащили бы на куски воинственные соседи.

— И что же дальше? Так и жить с Кахимской империей, сидящей на загривке?

— Ни одна империя не может существовать вечно. Ее раздирают изнутри собственные противоречия. Кахимская империя, как и многие другие до нее и после нее, вскоре рухнет, и тогда Йер станет единым сильным государством.

— И сколько же ждать падения Кахима?

— Все во власти Поднебесного, — развел руками Граис. — Возможно, что даже мы еще успеем это увидеть.

Фирон покачал головой и залпом осушил свою кружку.

— И что же ты собираешься делать? — спросил он Граиса после долгой паузы.

— Я должен помочь Сирху вернуть доверие народа, — сказал Граис.

— Неблагодарное занятие, — криво усмехнувшись, заерзал на скамье Фирон.

— Быть может, ты слишком строго судишь Сирха, — мягко и даже немного вкрадчиво произнес Граис.

— Как уж заслужил, — резко отозвался Фирон, и глаза его злобно блеснули.

— Замените великого мастера-плотника — и вряд ли найдете такого, кто не поранит себе руку, — сказал Граис.

На это Фирон ничего не стал отвечать, только как-то неопределенно головой покачал.

— Пойми, Фирон, Сирх сейчас единственный в Йере, кто может свободно нести свое слово людям, — сказал Граис, словно бы оправдываясь за слова, произнесенные перед этим. — А время не ждет. Бунт, как ты сам говорил, может вспыхнуть не сегодня, так завтра. Поэтому приходится выбирать меньшее среди двух зол: возвышение Сирха или гибель Йера.

— Учитель, — преданно посмотрев на Граиса, сказал Фирон, — я пойду за тобой, куда бы ты ни приказал и что бы ты ни сказал.

— Ах, Фирон, Фирон, — с досадой покачал головой Граис. — Ты разве забыл, что я всегда требовал от своих учеников не слепой веры, а понимания моих слов.

— Умом я понимаю: то, что ты говоришь, — правильно. Но сердце мое, — Фирон всплеснул руками, — отказывается принимать такую правду!

— Через слабость побеждают силу, — сказал Граис. — Через мягкость побеждают твердость.

— Хорошо, учитель… — Фирон не успел закончить начатую фразу.

Дверь, распахнутая ударом ноги, с грохотом ударилась о стену, так что один из троих пьяниц даже вскинул голову, которая, впрочем, через миг снова упала с глухим стуком на доски стола.

С улицы вошли трое шалеев. Уже ночная стража, понял Граис, заметив черные плащи, накинутые поверх их обычной формы. Он почему-то сразу догадался, что это пришли за ним. Обмануть фантомом троих бдительных стражей вряд ли удалось бы. К тому же рядом был Фирон, который, не зная, что происходит, мог вмешаться в самый неподходящий момент.

Двое шалеев остались возле двери. Третий, окинув взглядом помещение, направился сначала в сторону пьяной троицы. Из всех троих его интересовал только один, светловолосый.

Схватив пьяницу за волосы, шалей приподнял его голову, чтобы взглянуть на концы его сползшего с плеч платка. Пьяница что-то недовольно замычал, но, получив по зубам, тут же затих.

Оставив пьяных, шалей подошел к столу, за которым сидели Граис и Фирон.

— Ты с севера? — спросил он, вытянув руку в сторону Граиса.

— Да, — спокойно ответил тот.

— Ты пойдешь с нами. — Шалей махнул рукой в сторону двери.

— В чем моя вина? — спросил Граис.

— Какой-то светловолосый северянин учинил сегодня беспорядок на рыночной площади, — безразличным голосом ответил шалей. — Видевшие его опознали в нем опасного бунтовщика.

— Этот человек не имеет никакого отношения к происшествию на рыночной площади, — быстро заговорил Фирон, испуганно глядя на шалея. — Он мой родственник. Я постоянно проживаю в Халлате и могу поручиться за него.

— После разбирательства все невиновные будут отпущены, — сказал шалей и, посмотрев на Граиса, снова махнул рукой в сторону выхода.

— Я пойду с ними, — сказал Граис Фирону. — Все будет в порядке.

Поднявшись на ноги, он накинул на голову платок.

— Но, учитель…

— Не волнуйся за меня, — сказал Граис. — Эти достойные стражи не причинят мне никакого зла. Им нужен бунтовщик. Ты же слышал: завтра все невиновные будут освобождены.

Пропустив Граиса вперед, шалей направился к выходу следом за ним. Фирон вскочил на ноги, опрокинув скамью. В глазах его пылала решимость.

— Нет, учитель! Я не могу допустить, чтобы с вами снова что-то случилось по моей вине! — крикнул он и, выдернув из-за пояса нож с узким лезвием, кинулся на сопровождающего Граиса шалея.

Оглянувшись, шалей увидел бегущего на него человека с ножом в руке и отшатнулся в сторону. Другой шалей, стоявший у двери, сдернул с плеча бич.

Конец бича, сплетенный из тонких кожаных полос, щелкнув в воздухе, захлестнулся на запястье руки Фирона, в которой тот сжимал нож. Шалей рванул бич на себя, сорвав с запястья Фирона широкую полосу кожи. Выпавший из онемевших пальцев нож закатился под стол.

Шалей, на которого попытался напасть Фирон, обнажил короткий обоюдоострый меч и, оскалившись, двинулся на йерита. Не дожидаясь удара шалея, Фирон подпрыгнул и обеими ногами толкнул противника в грудь. Шалей не устоял на ногах, но успел зацепить острием меча бедро Фирона.

Увидев, как обагрились кровью белые штаны ученика, Граис выбросил руки в стороны, и стоявшие рядом шалеи, не издав ни единого звука, рухнули на пол. Бросившись к лежащему на полу Фирону, Граис на бегу провел раскрытой ладонью над затылком поднимающегося на ноги шалея с зажатым в руке мечом. На одно короткое мгновение в глазах кахимского солдата мелькнуло изумление, после чего он растянулся на полу, все еще продолжая тянуть руку с оружием в сторону Фирона.

Присев на корточки возле ученика, Граис приподнял его, обхватив за плечи.

— Ах, Фирон, Фирон, — с досадой произнес Граис. — Горячая голова… Что же нам теперь делать?

Он быстро провел рукой над распоротым бедром Фирона, чтобы хоть ненадолго снять боль и остановить кровотечение. — Я не мог позволить им увести тебя, учитель, — едва слышно произнес Фирон.

— Да, Фирон, — погладил его по плечу Граис. — Я понимаю… Ты должен был это сделать…

— Здесь мой дом, — облизнув сухие губы, сказал Фирон. — Недалеко… Если ты поможешь мне, мы доберемся туда прежде, чем явится новый патруль.

Граис покосился в сторону перегородки, из-за которой испуганно, не рискуя выходить, выглядывали хозяйка постоялого двора и ее молодая помощница.

— Хозяева знают тебя? — спросил Граис у Фирона.

— Да, — кивнул тот. — Но они ничего не скажут шалеям.

— Поднимайся…

Перекинув руку Фирона через плечо, Граис помог ученику встать на ноги. Однако, лишь только попытавшись ступить на раненую ногу, Фирон застонал от боли и повис на Граисе.

— Не могу, — сквозь зубы прошипел он.

Граис дотащил Фирона до двери.

На улице уже была ночь. Лишь местами темноту рассекали косые, тусклые лучи света, вырывающиеся из-за штор окошек соседних домов. Но от них мрак вокруг казался только еще более глубоким и плотным.

— Куда идти? — спросил Граис.

— Туда, — взмахом руки указал направление Фирон. — А потом — налево, в проулок.

— Хорошо.

Фирон ничего не успел сказать, как вдруг Граис, приподняв ученика за пояс, взвалил его себе на плечи. Развернувшись в указанном Фироном направлении, Граис сделал два глубоких, медленных вдоха и побежал. Поступь его была пружинистой и легкой, хотя из-за груза на плечах двигался он не слишком быстро.

Свернув в проулок, Граис ненадолго остановился, чтобы повторить дыхательное упражнение, и побежал дальше.

— Здесь, учитель, — едва слышно прошептал у него за спиной Фирон.

Очертания дома, возле которого они остановились, тонули в темноте. Фонарь, висевший у порога, освещал только дверь, грубо сколоченную из неровных досок. Бродя по окраинам Халлата, таких дверей Граис повидал сотни, если не тысячи. За каждой из них ютилось семейство, едва сводящее концы с концами, живущее в каждодневном страхе перед стоящей у порога нищетой.

Граис осторожно поставил Фирона на ноги.

Привалившись плечом к дверному косяку, Фирон трижды коротко стукнул в дверь.

В соседнем дворе пару раз тявкнула собака.

Фирон быстро оглянулся. Граис увидел, что лицо его мертвенно-бледное — не то от боли, не то от страха.

Дверь чуть приоткрылась, и чей-то испуганный взгляд метнулся из-за порога в сторону поздних гостей.

— Это я, Мида, — сдавленным шепотом произнес Фирон.

Из-за двери выглянула девушка.

В неясном свете висящего над порогом фонаря Граис почти не видел ее лица. Быстро взглянув на брата, она скользнула настороженным взглядом по его спутнику.

— Он переночует у нас, — тяжело опираясь рукой о косяк, произнес Фирон.

Освобождая проход, девушка отошла в сторону. Обхватив Фирона за пояс, Граис помог ему войти в дом.

— Он ранен, — взглянув на девушку, ответил на ее немой вопрос Граис— Ничего серьезного. Я обработаю рану. Фирону придется только полежать пару дней…

В доме была только одна большая комната. Легкая перегородка в дальнем углу обозначала место, отведенное под кухню. Потолок был настолько низким, что Граис инстинктивно втянул голову в плечи. Стены отражали безнадежную бедность, — никаких украшений, только крохотный коврик с незатейливым орнаментом, похожим на стаю странных треугольных птиц с острыми крыльями, висел на противоположной от входа стене. В центре комнаты стоял грубо сколоченный из неровных досок стол, на котором лежало несколько акисов и стояла зажженная свеча, — воск стекал на подставленную тарелку.

Мида расстелила на полу один из тюфяков, лежавших свернутыми в углу, и Граис уложил на него Фирона.

— Нужна горячая вода, — сказал Граис Миде, помогая при этом Фирону стянуть штаны. — И чистая материя для перевязки.

Девушка молча кивнула и ушла за перегородку.

Негромко звякнула медная посуда. Затем послышался звук льющейся воды.

Граис осмотрел рану на бедре Фирона. Ведя пальцами вдоль кровоточащего разреза, он время от времени несильно надавливал на активные точки, чтобы вызвать местную анестезию. Рана была неглубокой, но длинной. Для эффективности заживления необходимо было наложить с десяток швов.

Закончив осмотр, Граис посмотрел на молча наблюдавшего за его действиями Фирона.

— Все в порядке, — улыбнувшись, сказал он. — Через десять дней только шрам останется.

— Спасибо тебе, учитель, — тихо произнес Фирон.

— За что? — удивленно вскинул брови Граис.

— За то, что не бросил меня.

— А разве могло быть иначе? — Граис сделал паузу, проведя рукой по бороде. — Это я должен благодарить тебя за то, что ты, рискуя собственной жизнью, попытался спасти меня. Поступок был, прямо скажу, безрассудный, но тем не менее заслуживающий признательности.

Из-за перегородки вышла Мида. В руках у нее был медный таз, над которым поднимались клубы пара. На плече висели чистые, хотя и сотканные из грубой материи полотенца.

Поставив таз на пол рядом с Граисом, она впервые взглянула на его лицо. В тот же миг глаза ее испуганно расширились. Отшатнувшись назад, девушка едва не упала на пол. С приоткрытых губ ее вот-вот готов был сорваться крик.

— Ты узнала его, — не зная, радоваться или огорчаться этому, прошептал Фирон.

— Это учитель, — так же тихо произнесла Мида. — Граис из Сиптима.

— Помнишь, учитель, странствуя по Йеру, мы как-то раз на несколько дней остановились в доме моих родителей? — повернулся к Граису Фирон. — Сейчас перед тобой та самая девчушка, которую ты тогда держал на коленях. Я и не думал, что она запомнила тебя…

— Но его же казнили? — с ужасом в глазах прошептала Мида. — Так ты говорил, да и другие рассказывали… — Она испуганно посмотрела на Фирона.

— Это долгая история, Мида, — ответил за Фирона Граис. — Потом я все расскажу. Сейчас нам нужно помочь Фирону. Мне потребуется еще острая игла и прочная нить. Найдется у тебя?

Пока Мида рылась в кособоком шкафу, напоминавшем плохо сколоченный ящик, Граис разорвал полотенца на широкие полосы. Сложив одну из них, он смочил ее в воде и обмыл рану на ноге Фирона.

— Ну что? — обернулся он к девушке. — Нашла?

Стараясь не смотреть на Граиса, девушка подала ему большую иглу и моток ниток. Действуя быстро и уверенно, как будто он всю жизнь только этим и занимался, Граис наложил на рану двенадцать швов.

Девушка наблюдала за его действиями молча, не шевелясь.

— Дней через семь, когда рана полностью затянется, — сказал Граис, обращаясь к Миде, — просто перережешь узелки и вытянешь нитки.

Девушка молча кивнула.

— Ты разве не останешься у нас, учитель? — обеспокоенно спросил Фирон.

— Время не ждет, Фирон, — ответил Граис— Мне нужно встретиться с Сирхом.

— Я должен быть рядом с тобой! — Опершись на локоть, Фирон попытался подняться.

Обхватив ученика за плечи, Граис заставил его снова лечь на тюфяк.

— Сейчас тебе нужен только отдых, — повелительным тоном произнес он.

Ладонь Граиса быстро скользнула по лицу ученика. Фирон закрыл глаза, и голова его медленно опустилась на подушку.

— Мне бы тоже нужно поспать, — обращаясь к Миде, сказал Граис. — Не волнуйся, утром я уйду.

Девушка молча указала ему на свернутый тюфяк в углу комнаты.