Глава 19
ПРЕДЧУВСТВИЕ БЕДЫ
Граис провел ладонью по лицу, отгоняя от глаз серую, липкую пелену. Рука казалась отлитой из свинца. Страшная слабость сковывала движения.
Как такое могло случиться, что он вдруг потерял сознание? И где он сейчас находится?..
Опершись на локоть, Граис сделал попытку подняться.
— Лежи! — Кто-то крепко схватил Граиса за плечи и снова заставил лечь.
— Где я?..
Крепко зажмурив глаза, Граис резко тряхнул головой. Мгновенно тупая боль пронзила затылок. Когда Граис снова поднял веки, он уже мог видеть все, как и прежде.
Он находился в комнате, в которой никогда прежде не был. Широкие складки балдахина, расшитого золотыми и серебряными нитями, нависали сверху над кроватью, где он лежал. По левую сторону от него, чуть в стороне, стоял Сирх, скрестив руки на животе. У самого края кровати на коленях стоял пожилой йерит, одетый в синюю рубаху без рукавов, на правой стороне которой была вышита пылающая ветвь — эмблема гильдии лекарей, права носить которую удостаивался лишь тот, кто давал клятву помогать больным и страждущим всегда и везде. У лекаря были густые седые брови и длинный острый нос. Тонкими пальцами, похожими на сухие сучки, он умело и ловко перевязывал локоть левой руки Граиса.
— Мне пришлось отворить кровь, чтобы привести тебя в чувство, — бросив на Граиса взгляд из-под кустистых бровей, произнес лекарь.
— Ну и напугал же ты меня, когда вдруг начал заваливаться со стула на пол, — заговорил Сирх. — Это мой личный лекарь, — он одобрительно похлопал врача по плечу. — Один из лучших в Йере. Он уверяет, что с тобой ничего серьезного не случилось.
— Обморок стал результатом потери значительной части жизненных флюидов, произошедшей в результате длительного переутомления, тяжких дум и неправильной организации режима труда, отдыха и питания, — пояснил лекарь.
«Астенический синдром, — отметил про себя Граис— Распространенное недомогание среди ксеносов… Не думал, что и меня вдруг прихватит».
— Выпей, это укрепит твои силы, — лекарь поднес к губам Граиса серебряный кубок.
Граис с сомнением понюхал содержимое кубка. Пахло терпким красным вином и какими-то пряностями. Решив, что хуже не будет, Граис взял кубок и залпом выпил. Глядя на него, Сирх завистливо цокнул языком.
Волна тепла и покоя разлилась по телу Граиса: ему хотелось спать.
— Ты можешь отдохнуть здесь, — услышал он сквозь дрему голос Сирха.
— Нет! — Граис рывком поднялся и сел, свесив ноги с кровати.
Наклонив голову, он помассировал виски пальцами. Затем приложил левую ладонь к затылку и сильно надавил, одновременно напрягая шею.
— У тебя есть корень уаба? — спросил он у внимательно следившего за его манипуляциями лекаря.
— Да, — быстро кивнул тот.
— А пиоловое семя?
— Винная настойка.
— Подойдет. На одну кружку настойки пиолового семени добавь три щепотки толченого корня уаба…
— Три? — удивленно вытаращил глаза лекарь.
— Три, — подтвердил Граис. — И смешай все это с тремя ложками горной смолы.
— Ты собираешься выпить это? — Лекарь смотрел на Граиса, как на самоубийцу, который уже стоит на самом краешке стола, накинув на шею петлю.
— Да, — кивнул Граис. — Тащи сюда то, что я сказал, да поживее!
Лекарь беспомощно посмотрел на Сирха.
— А в чем, собственно, дело? — несколько раздраженно поинтересовался тот. — Что это за корень уаба и пиоловое семя?
— Я сказал лекарю, как приготовить тонизирующий напиток, который приведет меня в чувство, — с трудом удерживая голову, объяснил Граис.
— Если вначале эта адская смесь не убьет его! — возмущенно воскликнул лекарь. — Не всякое сердце выдержит такую нагрузку!
— Мое выдержит, — со сдержанным напряжением проговорил Граис.
— Ты уверен, что это необходимо? — с сомнением посмотрел на него Сирх.
— Да. — Граис устало потер лоб рукой.
— Делай, что он тебе велел, — приказал лекарю Сирх.
Неодобрительно покачивая головой и что-то бормоча себе под нос, лекарь вышел из комнаты.
— Что, совсем плохи дела? — Сирх присел на краешек кровати рядом с Граисом.
Граис закрыл глаза и запрокинул голову назад.
— Не знаю, — честно признался он.
Сирх молча кивнул.
Так они оба и сидели какое-то время, дожидаясь возвращения лекаря. Граис боролся не столько со слабостью, сколько со спровоцированными астенией болезненной безнадежностью и полнейшим неверием в собственные силы. Сирх думал о чем-то своем, скользя взглядом по затейливым узорам покрывающего пол ковра.
Вернувшись, лекарь молча протянул Граису кружку, до краев наполненную бурой, едко пахнущей жидкостью. Затем он посмотрел на Сирха и, дабы снять с себя всякую ответственность за предстоящий эксперимент, строго официальным голосом произнес:
— Я ни за что не отвечаю.
— Это мое решение, — пробормотал Граис.
Прижав край кружки к губам, ксенос начал медленно втягивать в себя горький до отвращения настой. Отпив половину, он оторвался от кружки, чтобы перевести дух. Прикрыв глаза, Граис сделал глубокий вдох и снова принялся пить.
Лекарь, приготовивший настой, следил за Граисом с тревогой. Сирх — с любопытством.
Допив последний глоток, Граис едва не уронил кружку на пол. Лекарь успел подхватить ее и, не сводя с Граиса глаз, поставил на стол.
Граис оперся руками о край кровати. Пальцы его изогнулись, впившись ногтями в плотную ткань покрывала. Глядя, как по всему лицу Граиса выступают крупные капли пота, лекарь беззвучно зашевелил губами, взывая о помощи к Поднебесному.
Состав, который Граис заставил приготовить лекаря, являлся смесью трех наиболее сильных из известных в Йере наркотических веществ. Лекарь был прав, утверждая, что только здоровое сердце может выдержать изрядную дозу этого адского напитка. Но про свое сердце Граис знал: оно в полном порядке. А стадия наркотического аутизма была необходима ему для того, чтобы хотя бы на время полностью отключиться от окружающей действительности и попытаться привести в состояние равновесия свой внутренний мир.
Граис уже почти не видел, что происходит вокруг него. Та картина, которую воспринимало зрение, прежде чем отпечататься в сознании, преломлялась в причудливую мозаику. Дополненная раскрепощенным воображением, она превращалась в некую новую реальность, лежащую за пределами бытия.
Но Граис не собирался бездумно наслаждаться феерическими картинами. Погружаясь все глубже в водоворот изысканных красок и причудливых образов, он постоянно сохранял контроль над небольшим участком своего сознания, в котором была заложена программа приоритетов.
Этому трюку в свое время научил Граиса Месс-ди-Месс. Конечно же использовать в таком случае полагалось не смесь наркотических снадобий, а собственную психическую энергию, усиленную психопреобразователем, но сейчас у Граиса не было иного выбора. Провести корректировку сознания в ускоренном режиме с помощью программы приоритетов можно было только находясь в полубессознательном состоянии, когда воздействие внешних раздражителей сведено к минимуму.
Граис опрокинулся на спину и содрогнулся от приступа — судорога прошла по его телу. Лекарь бросился было к нему на помощь, но Сирх властным жестом остановил его.
— Он убьет себя, — едва слышно произнес лекарь.
— Он сам сделал свой выбор, — так же тихо сказал Сирх.
Граис не видел и не слышал, что происходило вокруг него. Он не ощущал своего тела, корчащегося в судорогах. В потоке энергии и света, ставшем пристанищем для сознания Граиса, тело не имело права на существование. Сознание ксеноса, выброшенное за пределы пространства и времени и избавленное от помех, с колоссальной скоростью изменяло свою структуру в соответствии с программой новых приоритетов.
Когда Граис пришел в себя, ему казалось, что с того момента, как он сделал последний глоток приготовленного лекарем снадобья, прошло всего лишь несколько мгновений. Он медленно поднялся, выпрямил руки и разжал сведенные судорогой пальцы, отпуская измятое покрывало. Тут же оказавшийся рядом с Граисом лекарь схватил его за запястье, нащупывая трясущимися пальцами пульс.
— Я думал, ты уже не вернешься назад, — покачал головой Сирх.
— Плохо ты меня знаешь, — Граис с трудом изобразил на лице подобие улыбки.
— Тем не менее тебе нужно отдохнуть, — строгим голосом заметил лекарь.
— Конечно, — не стал спорить Граис.
Поразительная легкость во всем теле делала его снисходительным и покладистым. Головная боль полностью прошла. А ворох проблем, копившийся последние дни и быстро спрессовавшийся в плотный, неподъемный ком, бесследно исчез. Оставшаяся на его месте звенящая пустота казалась непривычной и даже немного пугающей. Но Граис по собственному опыту знал, что это было временное явление. Ощущение пустоты исчезнет, как только он сконцентрирует все свое внимание на решении первостепенных задач, прошедших сквозь частое сито программы приоритетов.
— Я полностью здоров, — Граис одним движением поднялся на ноги.
Его чуть повело в сторону — сказалось остаточное воздействие наркотического дурмана, — но он тут же восстановил контроль над собственным телом.
— Страшно хочется есть, — улыбнувшись, смущенно признался Граис.
— Я сейчас прикажу накрыть стол в обеденной комнате, — быстро поднялся на ноги Сирх.
— Не стоит, — чуть приподняв руку, остановил его Граис. — Лучше пусть принесут еду в комнату для гостей.
— Тебя тяготит мое общество? — Кривая усмешка скользнула по губам Сирха, но в голосе его явственно прозвучала обида.
— Если и тяготит, то в гораздо меньшей степени, нежели общество моих товарищей по посольской миссии, — с легкой иронией ответил Граис. — Однако они, как малые дети, нуждаются в постоянном присмотре. А я уже и без того надолго оставил их без внимания.
— Трудно жить, никому не доверяя, — с пониманием проговорил Сирх.
— Я относился с доверием к твоему сыну, — сказал Граис.
При упоминании о сыне лицо Сирха помрачнело. Жестом он велел лекарю выйти из комнаты. Тот быстро собрал свои склянки и инструменты, суетливо поклонился и выбежал за дверь.
— Ты уверен, что Килос жив? — не глядя на Граиса, негромко спросил Сирх.
Голос его прозвучал глухо, как из глубокого пересохшего колодца.
— Когда я покидал лагерь вольных, ему ничто не угрожало, — ответил Граис. — И мне кажется, что у вольных нет причин причинять ему какой-либо вред.
— Мальчишка… — прошептал Сирх. Левая рука его, лежавшая на колене, сжалась в кулак. — Всегда поступает наперекор мне…
— У него еще будет время набраться опыта, — сказал Граис. — Если у тебя больше нет ко мне никаких вопросов…
— Я больше не задерживаю тебя, — рукой указал Граису на дверь Сирх. — Встретимся завтра, когда твой посыльный принесет ответ на мое письмо.
У двери Граис обернулся.
— Когда будешь отдавать распоряжения насчет еды, попроси, чтобы завтрак принесли к нам в комнату как можно раньше, — сказал он, — а то нашего гонца без плотного завтрака из дома не выгонишь.
— Как рано? — уточнил Сирх.
— Как только рассветет, — ответил Граис. — Утренние прогулки по свежему воздуху еще никому не причинили вреда.
— Я вижу, ты проявляешь искреннюю заботу о своих подопечных, — с пониманием улыбнулся Сирх.
В комнате, куда проводил Граиса все тот же слуга-эребиец, который, похоже, вовсе не испытывал потребности во сне и отдыхе, все было по-прежнему. Слим, несмотря на свое недавнее заявление, снова сел играть с Грудваром в треугольники и даже не обернулся, когда Граис вошел. Грудвар бросил на ксеноса быстрый настороженный взгляд и снова уткнулся в игровое поле. Бурдюк проснулся, но подниматься с постели ему было лень. Он лежал на спине, покачивая в воздухе ногой, и что-то фальшиво насвистывал.
Поскольку никто не поинтересовался, как прошла очередная встреча с Сирхом, Граис не стал ничего рассказывать. Он молча присел на постель рядом с Бурдюком.
— Кормить скоро будут? — покосившись на него, спросил Бурдюк.
— Скоро, — кивнул Граис.
— Ну и славно, — заулыбался Бурдюк, — наконец-то первая приятная новость за весь день.
Граис прилег на кровать, подложив под голову согнутую в локте руку. Нужно было хоть немного отдохнуть. Впереди его ожидала бессонная ночь.
Слим, конечно, мог обмануть его, назвавшись простым наблюдателем. Но даже если он и не солгал, то все равно он будет выполнять те инструкции, которые получил из Центра. А для этого Слим попытается передать с Бурдюком свое послание в лагерь вольных. То есть он как бы вручит Бурдюку послание якобы от Граиса, а Бурдюк конечно же возьмет его — он малый бесхитростный. Тогда получается, что вручить это послание Слим может только ночью.
— Граис, хочешь сыграть?
Грудвар встал со стула и подошел к ксеносу.
— А, ты спишь? Извини, что разбудил, — виновато произнес он.
— Нет, ты прав, — Граис, улыбаясь, поднялся с кровати. — Спать ночью будем.
— А сейчас что делать? — откликнулся Бурдюк, почесываясь. — Делами заниматься?
— Кстати, как прошел разговор с Сирхом? — Грудвар снова присел на стул.
— Сирх был немногословен, — вдруг сказал Граис, — его мучили жуткие боли, и он почти не мог разговаривать.
— Отравился? — испуганно подал голос Бурдюк.
— Не исключено, — Грудвар повернулся к толстяку. — Если потреблять пищу в таких количествах и без разбора, то тут не только отравиться можно, а вообще… — он выразительно выкатил глаза и сделал страшное лицо.
— Ну что ж, — примиряюще сказал Граис, украдкой бросив взгляд на Слима, — переходим на простое питание.
— То есть? — испуганно вскочил Бурдюк.
— То есть ты пойдешь в лагерь без завтрака, — страшным голосом произнес Грудвар. — И прямо сейчас.
Граис заметил, как Слим выпрямился, что-то беспокойное мелькнуло в его взгляде.
— Нет, так мы не договаривались. — Бурдюк забегал по комнате. — Скажи им, Слим, — он остановился около наблюдателя, — без еды я и двух шагов сделать не смогу — упаду у порога.
— Ладно, ладно, — засмеялся Грудвар, — не знал я, что ты пугливый такой. Будет тебе еда — какая захочешь. Давай лучше сыграем.
И бородач плюхнулся на стул, продолжая смеяться над любителем хорошо поесть.
