Глава 13
СТРАННАЯ СВОБОДА

Грудвар неслышно подошел к Граису — ксенос сидел на плоском валуне, вросшем в землю у самой кромки воды.

— Мириады сущностей действуют одномоментно, — не оборачиваясь, произнес Граис. Взгляд ксеноса плавно и неторопливо скользил по поверхности проносящихся у его ног потоков воды. — Сущностей беспорядочно много, а каждая возвращается, приходя к своему корню. Моя сущность — для того, чтобы наблюдать возвращение.

— А при чем здесь вода? — тихо спросил Грудвар.

— Вода в своем совершенстве приносит пользу мириадам сущностей, не соперничая при этом. Поэтому она близка Пути к Поднебесному. — Граис обернулся, чтобы взглянуть на собеседника. — Ты задал вопрос почти автоматически. Тебя беспокоит что-то иное.

— В лагерь прибыли предводители трех отрядов вольных, расположенных неподалеку. — Грудвар присел на корточки и, сорвав травинку, прикусил ее губами. — Касат просит и тебя присутствовать на их встрече.

— Я не вижу в этом смысла, — пожал плечами Граис. — Я уже высказал Касату свое мнение по всем интересующим его вопросам. Для других он может повторить мои ответы сам.

Несмотря на заверения предводителя отряда вольных о желании продолжить знакомство, Касат не искал новой встречи с Граисом. Ксенос этому был только рад, — не хотелось снова и снова повторять одни и те же слова, не находящие ни малейшего отклика у собеседника.

Обо всем, что происходит среди вольных, Граис узнавал от Грудвара, который много времени теперь проводил рядом с ним.

Вначале Граис даже решил, что это Касат велел бородачу присматривать за ним, но вскоре убедился, что интерес Грудвара к общению с ним был неподдельным.

Для своих бесед Граис и Грудвар выбрали около горной речки небольшую, поросшую травой площадку, на которой лежало три плоских валуна. Граис обычно садился на тот, что был ближе к реке, и, глядя на переливающиеся радужными всполохами струи прозрачной воды, начинал излагать Грудвару суть учения о великом Пути к Поднебесному. Задачу его в значительной степени облегчало то, что Грудвар, как и все йериты, был знаком с основными догмами учения. Однако, когда дело доходило до отдельных положений, служащих логическими обоснованиями главных постулатов учения, Грудвар начинал задавать такие въедливые вопросы, каких в свое время ксеносу не приходилось слышать даже от своих самых способных учеников. Ни одно понятие Грудвар не желал принимать просто на веру. Каждое слово, по его мнению, должно стоять точно на своем месте и четко определять вкладываемый в него смысл.

Беседуя с Грудваром, Граис размышлял о странностях и перипетиях жизни. Пятнадцать лет назад Месс-ди-Месс и Граис были довольны, наблюдая результаты своей работы. Воздвигнуть мощную буферную зону на пути следования разрушительной событийной волны, используя для этого всего лишь словесные формулы, — такого в практике Центра прежде не бывало. Поздравляя ксеноса и его руководителя, кое-кто в шутку даже говорил, что все, произошедшее на Тессе-3, сильно смахивает на магию…

И вот, спустя пятнадцать лет, то, что когда-то казалось несомненной удачей, обернулось серьезной проблемой. Учение о великом Пути к Поднебесному, объединившее в свое время жителей Йера и даровавшее им возможность пусть нескорого, но тем не менее бескровного выхода из противостояния с Кахимской империей, теперь стало источником конфликта, грозящего перерасти в кровавую бойню в самом Йере. Возможность многогранного толкования постулатов учения привело к тому, что каждый видел в них именно то, что ему хотелось. Сирх во время своих проповедей произносил те же самые слова, что и отступники на своих тайных собраниях. И тем не менее в первом случае они призывали к преклонению перед властью империи, а во втором — к бунту.

Возможно, надо было тогда в беседах с учениками конкретно и четко расставлять акценты при объяснении постулатов учения, чтобы избежать двойного толкования основополагающих мыслей. Тогда бы и не понадобилось вновь в Йере создавать буферную зону.

— Я бы на твоем месте был более осмотрительным, — заметил Грудвар. — Если хозяева просят гостя присесть с ними за стол, то отказывать по меньшей мере невежливо.

— У меня нет иного хозяина, кроме Поднебесного, — ответил Граис. — И только он может указывать мне, что я должен делать.

— Ну, ты мог бы поприсутствовать на встрече хотя бы из чистого любопытства, — почесав бороду, сказал Грудвар. — Неужели тебе не интересно, о чем станут говорить между собой вожди?

— Ты же сумеешь завтра разузнать это для меня, — улыбнулся Граис.

Грудвар в ответ тоже хмыкнул.

— Ладно. Пойду узнаю, какие там дела.

Бородач встал и направился в сторону лагеря.

Проводив его взглядом, Граис зашагал к своему временному жилищу.

Багровое солнце, похожее на огромный переспелый кур-мат, насаженный на острые пики горного хребта, было великолепно — Граис даже остановился, любуясь этой красотой. Что нравилось Граису здесь, так это закаты. Он наблюдал уже четвертый, и ни один из них не был похож на предыдущий. Всякий раз цветовой оттенок предзакатного солнца был несколько иной. Должно быть, причиной этого явления были потоки теплого воздуха, поднимающиеся к вечеру из долины…

— Граис!

Он обернулся — Мида стояла рядом с его домиком, прячась в тени.

— Я еды тебе принесла. — Она смотрела на него с какой-то печалью. — И второе одеяло: сегодня будет холодная ночь — ты замерзнешь.

— Спасибо. — Граис подошел к Миде. — Но я уже ел.

— Где? — встрепенулась вдруг Мида. — У Касата?

— У Касата я никогда не ем, — заметил Граис.

— Но сегодня к нему прибыли вожди других отрядов — будет застолье.

Последние слова она произнесла сухо и неприязненно.

— Ты знаешь, Мида, — Граис внимательно посмотрел ей в глаза, — я еще в тот раз заметил, что ты не очень-то жалуешь Касата, да и других вольных. Я тебя правильно понял?

— Зайдем в дом, — Мида отворила дверь и прошла в домик.

Граис вошел вслед за ней и прикрыл дверь.

— Я ведь уйду отсюда, Мида, — произнес Граис, — и хочу, чтобы ты знала об этом.

— Я понимаю. — Она наклонила голову. — Я слышала твои слова. — Девушка вдруг вскинула голову. — Эти вожди — они, они… каждый борется за свое место под солнцем, каждый хочет власть на себя перетянуть… — Мида замолчала и отвернулась к стене.

— Я представлял себе это, — тихо сказал Граис.

— Но ведь вольные… они ведь за народ, за свободу. Ты ведь видел, как мы с Фироном живем…

Она даже всхлипнула, и тут же лицо ее стало замкнутым и неприступным — как тогда, в Халлате.

— Тебе Касат сможет дать хорошую жизнь? — спросил Граис— Ты веришь в это?..

— Но ведь Фирон… он так много страдал, он искренне верит в вольных, да и я… Нет, я не знаю, Граис, что мне делать.

Граис развязал узелок, который принесла Мида, вытащил лепешку и кусок вяленого мяса и подал девушке.

— Поешь, — сказал он, — ты устала сегодня.

— Нет-нет, — отшатнулась она от еды. — Я не хочу.

— Тебе надо уходить отсюда, — твердо произнес Граис.

— Уходить… — обреченно проговорила Мида, — а как же Фирон?

— Фирон? — переспросил Граис.

— Это его последняя надежда.

— Надежда на что?

— Ну как? Он ведь хочет стать… — Она замялась.

— Мида, — Граис сделал шаг к ней, — ты должна вернуться в Халлат.

Девушка подняла голову — какое-то отчаяние блеснуло в ее глазах. Ни слова не говоря, она бросилась из домика, хлопнув дверью.

Граис, чуть помедлив, тоже покинул свое жилище. Миды уже не было видно. Постояв, он двинулся туда, где сегодня сидел с Грудваром и рассуждал о тонкостях учения.

Ему неожиданно пришла в голову мысль, поразившая его: все те события, которые в конечном итоге привели его в лагерь вольных, не могли являться результатами естественного стечения обстоятельств.

Ксенос, обладающий меньшим, нежели Граис, опытом работы, анализируя ход операции, несомненно, пришел бы к заключению, что причинами его неудач были случайности, которые невозможно ни предугадать, ни предотвратить. Граису же его опыт подсказывал, что если случайностей слишком много, то в проявлениях их следует искать некую общую закономерность. В данной ситуации все события, произошедшие с ним, имели общую направленность, — как можно дальше отвести ксеноса в сторону от выполнения его непосредственного задания. Из этого сам собой напрашивался вывод, что все «случайности» были искусно спланированы и имели единый источник.

Каждый шаг неизвестного противника был выверен настолько тщательно, что даже сейчас, уже практически не сомневаясь в том, что кто-то, стоящий у него за спиной, управляет его действиями, Граис не мог с уверенностью определить те временные и пространственные точки, в которых на него было оказано воздействие. Любое из событий, произошедшее с ним в Йере, можно было отнести к разряду случайностей, однако суммирование их привело к тому, что ксенос так и не встретился с наместником, а оказался вместо этого в лагере вольных, в полной изоляции.

Впрочем, он мог оказаться среди вольных и на несколько дней раньше, если бы после побега из тюрьмы поддался уговорам Грудвара. Первая попытка провалилась, но вторая оказалась удачной — ксеноса привезли лагерь вольных в железной клетке. Выходит, что этого и добивался неизвестный противник Граиса? Но какова в таком случае была его конечная цель?.. И кто же он, в конце концов?..

Предводитель вольных Касат, который, несомненно, собирался извлечь собственную выгоду из того, что Граис находился в его отряде и не имел возможности покинуть его, вряд ли стал бы проделывать для этого столь сложные манипуляции. Скорее он попытался бы просто похитить нужного ему человека. Да и не знал Касат о возвращении Граиса в Йер до тех пор, пока в его отряде не появился сбежавший из халлатской тюрьмы Грудвар…

Кстати, оба раза в побегах Граиса самое активное участие принимал Грудвар. Но если он и был как-то связан с неизвестным противником ксеноса, то являлся всего лишь марионеткой в его руках. Слишком уж бесхитростен и прямолинеен был бородач… Или же очень хорошо играл отведенную ему роль?..

Наиболее странным казалось Граису поведение Миноса. Сначала он сдал его шалеям, а затем прискакал к Фирону, чтобы через него предупредить вольных, которые имели желание и возможность освободить пленника. Поверить в то, что Минос действовал по собственной инициативе, Граис не мог, — слишком труслив был для этого его бывший Ученик. А приказать Миносу мог лишь один человек — Сирх…

Здесь снова концы не сходились с концами. Сирх обладал достаточным умом и властью для того, чтобы провернуть подобную операцию. Он достаточно хорошо знал Граиса, чтобы суметь предугадать его поступки. Однако у Сирха не было никаких мотивов поступать подобным образом. Он уже сказал свое слово, когда назвал Граиса самозванцем, и тем самым, как сам считал, обрек его на смерть.

А вот и валун, где он сидел с Грудваром. Граис присел на камень и как завороженный стал рассматривать проносившиеся по речушке щепки и листья.

— Граис!..

Голос, принадлежащий Касату, звучал громко и властно.

Граис медленно отвел взгляд от потока воды и, повернув голову, посмотрел через плечо. В нескольких шагах от него стояли четыре человека. Впереди — Касат, одетый в традиционную одежду йеритов и, как всегда, с зачесанными назад и перехваченными на затылке шнурком волосами. Трех человек, пришедших вместе с ним, Граис видел впервые. Должно быть, это и были те самые предводители отрядов вольных, прибывшие на совет.

— Граис… — под взглядом ксеноса Касат несколько стушевался. Вид у него сделался не такой самоуверенный, как вначале. Да и голос его зазвучал спокойнее и мягче. — Граис, позволь представить тебе моих друзей.

— Прошу вас, присаживайтесь, — Граис рукой указал на большие камни, во множестве разбросанные по берегу реки.

Самый молодой из пришедшей с Касатом троицы криво усмехнулся, вышел вперед и присел на камень напротив Граиса. Остальные продолжали стоять не двигаясь.

— Меня зовут Аствир, — сказал молодой йерит, — Я предводитель отряда вольных. Наш лагерь расположен у Эртипского перевала.

— Рад знакомству с тобой, Аствир, — уважительно наклонил голову Граис.

То, что Аствир, называя свое имя, не сказал, откуда он родом, свидетельствовало о том, что он не принадлежал ни к одному из кланов. Подтверждением тому служил и платок, наброшенный на его плечи, — абсолютно белый, без каких-либо орнаментов. Поверх традиционной йеритской рубашки на Аствире был надет кожаный жилет с нашитыми на него металлическими пластинами, как у имперских солдат. Левую щеку молодого йерита от уха до рта рассекал тонкий шрам. Граис отметил, что лекарь, зашивавший разрубленную щеку, проявил немалое искусство, чтобы сделать шрам почти незаметным. И все же, стягивая кожу, шрам уродовал улыбку Аствира, делая ее похожей на язвительную усмешку.

Аствиру было не больше тридцати лет, но при этом он не испытывал ни малейших признаков неуверенности или робости, находясь в компании более старших товарищей. Даже, скорее, наоборот, трое других предводителей вольных, пусть и с некоторой неохотой, все же признавали первенство Аствира. По крайней мере, ни один из них не высказал возражений по поводу того, что Аствир взялся вести переговоры с Граисом от их имени. И вел себя Аствир при этом как хозяин, принимающий в своем доме гостей.

— Ну, с Касатом ты уже знаком, — кривая улыбка вновь пересекла лицо Аствира, — а рядом с ним стоят Малтук из Кузала и Туркан из Дастамаха.

Малтук был мужчиной среднего возраста, с мелкими чертами лица, маленьким острым носом и жиденькой светлой бороденкой. Волосы у него также не отличались густотой, и тем не менее, подобно Касату, он по-боевому зачесывал их на затылок. Руки Малтука находились в постоянном движении, — он то прятал их за спину, то складывал на груди, то, сжимая ладони в кулаки, упирал в бока, то засовывал большие пальцы за широкий наборный пояс. На поясе у Малтука висел кинжал в ножнах, аляписто разукрашенных самоцветными камнями, что сразу же выдавало полное отсутствие художественного вкуса у его обладателя. Но зато выглядел кинжал богато.

Туркан был самым старшим из четырех предводителей вольных. Его прямые, заботливо и аккуратно расчесанные волосы, так же как и ухоженная борода, были почти седыми Лицо его с высокими скулами, широко расставленными глазами и крупными чертами говорило о благородном происхождении. По орнаменту и расцветке кистей платка, наброшенного на плечи Туркана, было видно, что он принадлежит к роду Тан — одному из самых крупных и могущественных кланов.

— Да пребудет с вами вечно милость Поднебесного, благородные люди, — не поднимаясь с камня, учтиво приветствовал всех троих одновременно Граис.

— Я узнаю тебя, — не ответив на приветствие, произнес Туркан. — Много лет назад я был на одной из твоих проповедей.

— Не исключено, — улыбнулся Граис. — К сожалению, я не мог запомнить всех тех, кто приходил слушать меня.

Аствир чуть приподнял левую руку и сделал серьезное лицо.

— Нам нужна твоя помощь, Граис, — сказал он.

— Разве Касат не передал вам содержание нашей с ним беседы? — удивился Граис.

— Для Касата характерно проявлять необдуманную поспешность. — Аствир бросил быстрый, отнюдь не дружеский взгляд в сторону Касата. — Он не принял во внимание того, что тебя давно не было в Йере. Тебе конечно же требуется время: нужно осмотреться и разобраться в том, что происходит сейчас в стране. Я не сомневаюсь, что скоро ты не только поймешь необходимость назревших перемен, но и примешь их всем сердцем. Ведь мы, вольные, на деле осуществляем то, к чему ты призывал людей в своих проповедях.

— Серьезно? — Граис удивленно поднял бровь и обвел взглядом всех присутствующих. — Может быть, кто-нибудь и пример привести сможет?

— «Сила оружия ведет к уничтожению», — процитировал памяти Туркан. — Это твои слова, Граис.

— Мои, — не стал возражать ксенос. — Но пока я еще не улавливаю никакой связи.

— Сила нашего оружия уничтожит власть Кахимской империи в Йере, — пояснил свою мысль Туркан.

— Я имел в виду, что сила оружия ведет к уничтожению того, кто взялся за него, — возразил Граис.

— Как же ты представляешь себе борьбу без оружия? — воскликнул Малтук, положив ладонь на рукоять кинжала.

Граис улыбнулся и, наклонившись, зачерпнул ладонью воду из реки.

— Нет ничего мягче и слабее воды, — произнес он, глядя на то, как вода капля за каплей вытекает у него между пальцев. — Но при столкновении с твердостью и силой никто не способен победить ее. Через слабость побеждают силу. Через мягкость побеждают твердость. Человек в жизни — мягкость и слабость. В его смерти — твердость и сила. Твердость и сила — это попутчики смерти. Мягкость и слабость — это попутчики жизни.

— «Верные речи не красивы. Красивые речи неверны», — произнес Туркан. — Это тоже говорил ты, Граис.

— Верно, — улыбнулся ксенос. — Но познание — не речь, а речь — не познание. И если ты заметил противоречие в моих речах, так скажи мне об этом.

Туркан хотел было что-то ответить, но Аствир жестом велел ему молчать.

— Если уважаемый Малтук и досточтимый Граис пожелают продолжить свой философский спор, — сказал он, — то смогут вернуться к нему чуть позже. Сейчас я бы хотел перейти к просьбе, с которой мы все собирались обратиться к тебе, Граис.

— Я готов выслушать тебя, — учтиво ответил Граис. — Но не могу обещать, что выполню то, о чем ты собираешься просить.

— Я не стану просить тебя взять в руки меч, — лицо Аствира вновь исказила кривая улыбка, — я хочу только, чтобы ты помог нам узнать: правду говорит человек или лжет.

Ксенос впервые за весь разговор с интересом посмотрел на йерита.

— Ты говоришь о каком-то конкретном человеке? — спросил он.

— Да, — наклонил голову Аствир. — Вчера вечером мои воины поймали в окрестностях нашего лагеря человека. Это был молодой йерит, по виду весьма состоятельный. Когда его задержали, он сказал, что сам искал вольных, чтобы сообщить им весьма важную информацию. То, что он рассказал, действительно может спасти всем нам жизнь. Но только в том случае, если человек говорит правду. Если же он лжет, мы рискуем угодить в хитрую ловушку, из которой вряд ли кому-то удастся выбраться живым. Как раз в это же время прискакал гонец от Касата с известием о том, что в его лагере находится знаменитый Граис из Сиптима. Я много слышал о твоих удивительных способностях, а потому и прихватил этого информатора с собой, надеясь, что ты сможешь распознать, содержится ли правда в его словах.

Аствир умолк, ожидая ответа.

Какое-то время Граис так же молча смотрел в глаза Аствира. Затем он медленно провел влажной ладонью по лицу.

— Я должен знать, о чем именно идет речь, — сказал Граис.

— Конечно, — поспешно кивнул Аствир. — Он рассказал…

— Я хотел бы услышать это от него самого, — перебил Аствира Граис. — Так мне будет легче его понять.

— Ты будешь разговаривать с ним здесь? — спросил Аствир.

— Если никто не имеет ничего против… — Граис по очереди посмотрел на каждого из присутствующих.

Аствиру согласие остальных, похоже, не требовалось. Он сунул два пальца в рот и звонко свистнул. Тотчас же из-за кустов выбежал человек и кинулся к Аствиру.

— Давай сюда пленника! — махнул рукой Аствир.

Человек на бегу развернулся и бросился в сторону лагеря. — Мне нужно немного времени, чтобы сосредоточиться, — сказал Граис.

Аствир молча кивнул.

На мгновение прикрыв глаза, Граис сделал глубокий вдох. Затем, подавшись вперед, он устремил взгляд на воду.

Граис реально оценивал свои возможности. Даже при его средних телепатических способностях не составляло особого труда определить, говорит человек правду или лжет. Конечно, если испытуемый не попытается выставить мысленный блок. Сосредоточиться ксеносу нужно было для того, чтобы еще до появления пленника проверить мысли своих собеседников. Граис не хотел рисковать, а поэтому должен был заранее убедиться в том, что предстоящий допрос не является очередной ловушкой, приготовленной для него таинственным противником.

Сделать это оказалось проще, чем он думал. Ни один из предводителей вольных не имел ни малейшего представления о психотехнике. Мысли каждого из них были открыты любому, кто мог проявить к ним интерес. Ксеносу этого оказалось достаточно, чтобы убедиться в том, что Рассказ Аствира соответствует действительности.

— Я готов, — сказал Граис, оборачиваясь.

Пленник, доставленный посыльным Аствира, стоял неподалеку. Руки его были связаны за спиной, но плечи он держал широко расправленными, а голову — гордо вскинутой вверх.

Едва только увидев его, Граис поднялся с камня и, сделав шаг вперед, назвал пленника по имени:

— Килос…

Вздрогнув от неожиданности, пленник пристальнее всмотрелся в лицо Граиса, который до этого был для него всего лишь одним из многих других окружающих его странных людей.

— Граис? — не веря своим глазам, удивленно произнес Килос. — Граис из Сиптима?.. Вот уж кого не ожидал здесь увидеть!

— То же самое я могу сказать и про тебя, Килос, — улыбнулся Граис.

— Я вижу, вы знакомы? — Поднявшись на ноги, Аствир удивленно посмотрел сначала на Килоса, а затем повернулся в сторону Граиса. — Ты знаешь, кто этот человек?

Широко расставив ноги и засунув руки глубоко в карманы, он стоял напротив ксеноса, ожидая ответа.

В первое мгновение Граис решил было скрыть, что Килос является сыном Сирха. Но, едва только взглянув в холодные глаза Аствира, он понял, что тому уже все известно про пленника, — Килос сам назвал себя. Вопрос был задан Граису с целью удостовериться в его лояльности.

— Это Килос, сын преподобного Сирха, — сказал Граис и после короткой паузы добавил: — Развяжите его.

— Разве в этом есть необходимость? — быстро спросил Касат.

— Развяжите его, или я ничего не стану делать, — не повышая голоса, повторил свое требование Граис.

— Развяжи, — приказал Аствир своему подручному, указав взглядом на Килоса.

Йерит незамедлительно выполнил распоряжение предводителя.

Согнув руки, Килос с наслаждением потер затекшие запястья.

— Присаживайся, — Граис указал Килосу на камень и сам сел напротив.

Чуть в стороне от них присел на валун и Аствир.

— Твое имя сейчас произносится в Йере чаще, чем имя самого Поднебесного, — Килос обращался только к Граису, демонстративно игнорируя присутствие вольных. — Но отец, на днях приехавший в Халлат, говорил, что человек, бежавший из столичной тюрьмы, а затем схваченный в Меллении, это самозванец, выдающий себя за Граиса из Сиптима. — Килос изучающе посмотрел на Граиса. — А может быть, ты и в самом деле самозванец?

— У тебя есть какие-то основания так думать? — спросил Граис.

— Отец не узнал тебя. А он в свое время был близко знаком с Граисом.

— Скажем так: он узнал меня, но не хотел, чтобы кому-то стало об этом известно. Так же, как узнал меня и Минос, который тоже был моим учеником. Иначе зачем он предупредил вольных о том, что меня схватили в Меллении и везут в Халлат?

— Это сделал Минос? — не смог скрыть своего изумления Килос. — Этот трус и размазня, все время отирающийся возле ног отца?

— Разделяю твое удивление, — наклонил голову Граис. — Но именно так все и было. А как ты сам прекрасно понимаешь, Минос не стал бы действовать по собственной инициативе. У него для этого просто не хватило бы храбрости и силы воли. А вот приказа Сирха он ослушаться не посмел бы.

— Пожалуй, что так, — согласился с доводами Граиса Килос. — И все же мне странно видеть тебя среди вольных.

— Почему? — спокойно спросил Граис.

— Мне кажется, что методы борьбы, исповедуемые и используемые вольными, полностью противоречат твоему учению, в основе которого лежат идеи ненасилия и непротивления злу, — ответил Килос.

— Надо же, — одобрительно качнул головой Граис. — По-моему, ты первый, кто обратил на это внимание. Все остальные, похоже, считают, что могут свободно брать из моего учения только те фрагменты, которые отвечают их запросам.

Как и в первую встречу с Килосом, Граис отметил, что юноша отличался живым и пытливым умом, а также наблюдательностью, способностью к анализу и самокритичностью — сочетание качеств, дающее возможность обладателю их достичь невиданных высот при условии, что он изберет для себя верный путь. Килос, общение с которым доставляло ксеносу истинное удовольствие, пока еще, как видел Граис, находился на распутье. Его разум все еще имел сильных конкурентов в лицах врожденной эмоциональности и некоторой нервозной импульсивности, присущих юноше.

Аствир, внимательно слушавший разговор Граиса и Килоса, ни коим образом не проявлял своего нетерпения, в отличие от Малтука, который, как обычно, никак не мог найти места для своих рук и от раздражения, вызванного этим фактом, едва ли не подпрыгивал на месте.

— Так как же тебя угораздило попасть в плен? — спросил Граис у Килоса.

— Я сам искал встречи с вольными, — сказал Килос и, бросив взгляд в сторону Аствира, специально для него добавил: — Не знал, что у них принято держать друзей под замком со связанными руками.

— Тебя хотя бы накормили? — спросил Граис.

— Да, тут жаловаться не приходится, — кивнул Килос.

— Для чего ты искал вольных? — спросил Граис.

Аствир едва заметно двинул плечами, словно пытаясь освободиться от сковавшего их напряжения. Быстро глянув в его сторону, Килос улыбнулся:

— Я хотел предупредить их о том, что наместник готовится в ближайшее время провести крупномасштабную операцию по уничтожению лагерей вольных, местоположение которых ему прекрасно известно…

— Почему же в таком случае он не нападал на нас прежде?! — не смог удержаться от вопроса Малтук.

— Потому что в этом не было необходимости, — по-прежнему обращаясь к одному лишь Граису, ответил Килос. — Прежде он не воспринимал вольных как реальную угрозу.

— Что же заставило наместника изменить свое мнение? — спросил Граис.

— Беседа с отцом, который, как я уже сказал, на днях приехал в Халлат, — сказал Килос— От отца же я и узнал о готовящейся операции.

— О чем же Сирх беседовал с наместником?

— Точно не знаю. О беседе мне известно только со слов отца. Но, насколько я понял, именно факт твоего побега из халлатской тюрьмы, а затем и нападение вольных на конвой, сопровождавший тебя в столицу, сыграли решающую роль. Наместник согласился с выводами Сирха, что действия вольных в ближайшее время могут принять необратимый и неконтролируемый характер.

— Неконтролируемый? — тут же переспросил Аствир. — Что ты хочешь этим сказать? Каким образом наместник может осуществлять контроль за вольными?

— Не знаю, — покачал головой Килос. — Но, судя по всему, наместник неплохо осведомлен обо всем, что у вас здесь происходит. Вольных он использовал так же, как и проповеди Сирха, — в качестве клапана, через который время от времени можно сбрасывать злость и протест, скапливающиеся в народных массах.

— С Сирхом он палку перегнул, — заметил Граис.

— Лично мне ситуация видится следующим образом, — сказал Килос. — До недавних пор Сирх и вольные представляли собой две стороны одной медали. Ни одна из сторон не была способна реально влиять на обстановку в Йере, но любая из них давала возможность йеритам либо смиренно надеяться на лучшую жизнь, либо выражать гневный протест по поводу своего существования Наместнику же оставалось лишь контролировать это равновесие. Сейчас наместнику кажется, что вольные начинают перетягивать канат, поэтому он и хочет восстановить равновесие.

— Выходит, что среди нас находятся люди, служащие наместнику? — спросил у Килоса Аствир.

— Попробуй сам ответить на этот вопрос, — даже не посмотрев в сторону Аствира, сказал Килос.

— Да что мы его слушаем? — негромко, но уверенно и веско произнес Туркан. — Мальчишку подослали специально, чтобы посеять между нами склоку. Если наместник и планирует что-то против нас, то только не военную операцию, — он хочет, чтобы мы сами перегрызли друг другу глотки.

— А тебе не кажется, уважаемый Туркан, что использовать для этой цели сына самого преподобного Сирха было бы слишком уж неразумно? — задал вопрос Граис.

— О том, что парень сын Сирха, мы знаем только с его собственных слов, — заметил Касат.

— Для чего же ему нужно было называться сыном преподобного?

Чтобы придать своим словам убедительность. Слуге, подающему вино, Сирх вряд ли стал бы рассказывать о разговоре с наместником.

— Я могу подтвердить то, что Килос действительно является сыном Сирха, — сказал Граис.

— Ты тоже ненадежный свидетель, — мрачно пробурчал Туркан. — Кто поручится за то, что ты сам не служишь наместнику?

— В таком случае мне здесь, наверное, больше нечего делать, — спокойно произнес Граис, поднимаясь на ноги. — Какой вам смысл выслушивать мое мнение, если оно не внушает доверия?

— Останься! — Аствир вскочил на ноги одновременно Граисом. — Туркан не хотел тебя обидеть. Его невольная грубость объясняется только несдержанностью. Если ты пожелаешь, он принесет тебе свои извинения.

— Я сказал, что думал!..

— Заткнись, Туркан! — Не дав Туркану закончить фразу, Аствир стремительно развернулся в его сторону. Подняв левую руку, он направил указательный палец Туркану в грудь. — Если потребуется, ты будешь на коленях просить прошения!

— Да кто ты такой, чтобы указывать мне, Туркану из Дастамаха, что я должен делать? — Широко расставив ноги, Туркан положил ладонь на рукоять сабли, готовясь бросить вызов обидчику.

— Я владею саблей, быть может, не так искусно, как ты, Туркан, но мне известно множество более простых и эффективных способов лишения человека жизни, — усмехнулся Аствир.

Туркан вздрогнул, когда его горла коснулась холодная сталь остро отточенного лезвия ножа.

— Не советую тебе двигаться, Туркан, — совершенно серьезно произнес Аствир. — Иначе мой телохранитель перережет тебе горло.

Туркан замер, боясь шевельнуть хотя бы пальцем. Кожей он чувствовал горячее дыхание человека, находящегося у него за спиной.

— Он не посмеет, — сдавленно прохрипел Туркан. — Если он хотя бы тронет меня, его разорвут на куски.

— Он уже трогает тебя, Туркан, — снова усмехнулся Аствир, — и он не боится казни. Мои люди готовы умереть только по одному моему слову. — Посмотрев на Граиса, Аствир добавил: — Таков их Путь к Поднебесному. Если ты не веришь мне, Туркан, попытайся вытащить саблю из ножен.

Рука Туркана судорожно сдавила рукоять сабли.

— Прекрати этот спектакль, Аствир! — вскрикнул Малтук.

— Пожалуйста, — разведя руки в стороны, заверил его Аствир. — Туркану всего лишь следует извиниться.

— Мне не требуются его извинения, — сказал Граис.

Аствир указал рукой на камень, и Граис снова сел на прежнее место.

Почувствовав, что лезвие ножа больше не щекочет ему кожу, Туркан резко обернулся. За спиной у него никого не было. Что-то злобно прошипев сквозь стиснутые зубы, Туркан потер ладонью занемевшую шею.

Кривая безобразная улыбка исчезла с лица Аствира. Он больше не смотрел на Туркана, предоставив ему возможность в одиночестве бороться с бессильной злобой и строить планы ужасной в своей неотвратимости мести.

— Итак, — Аствир взглядом указал на Килоса, — что ты можешь сказать по поводу услышанного?

— Я хочу услышать ответ еще на один вопрос, — сказал Граис и снова обратился к Килосу: — Ответь мне, Килос, что заставило тебя отправиться на поиски вольных? Ты ведь знал, что подвергаешь свою жизнь опасности. И, насколько я понимаю, ты не являешься сторонником их движения.

— Я — йерит. И у меня, как у всякого йерита, свой Путь к Поднебесному, — со сдержанной гордостью ответил Килос— Одна жизнь ничего не стоит, когда есть возможность спасти тысячи других. Я решил предупредить вольных о готовящейся операции, потому что знал, что отговорить наместника от задуманного мне не удастся.

— Неплохо сказано. — Губы Аствира дернулись в улыбке, но что она должна была выразить, сказать было трудно.

— Килосу, как он и сам говорит, известно далеко не все из того, что обсуждали Сирх и наместник, — сказал Граис. — Но то, что он нам рассказал, — чистая правда. В этом у меня нет ни малейшего сомнения.

— Так, — Аствир задумчиво потер ладонью изуродованную шрамом щеку. — Значит, нужно готовиться к серьезной битве. Что скажете, командиры? — посмотрел он на стоящих чуть в стороне трех предводителей.

— Если наместник намерен уничтожить наши лагеря, значит, нам нужно объединить свои силы, — сказал Касат. — Вместе мы сможем дать бой имперским войскам.

— Ты так считаешь? — прищурившись, глянул на него Аствир.

— По крайней мере, наши шансы на победу увеличатся в несколько раз, — нервно произнес Малтук. — По отдельности каждый отряд будет уничтожен в два счета.

— На нашей стороне знание местности и осведомленность о планах противника, — сказал Касат.

— А на стороне кахимцев — хорошее вооружение, отличная подготовка и дисциплина, — заметил Аствир. — То, чего нам как раз очень сильно недостает.

— Так что же ты предлагаешь? — спросил Малтук.

— Пока ничего, — покачал головой Аствир. — Я только констатирую тот факт, что в открытом бою против кахимцев мы обречены на поражение. Для того чтобы победить, у нас недостаточно опыта и сил.

— Вы что, собрались обсуждать свои планы прямо здесь? — недовольно буркнул Туркан.

— А почему бы и нет? — с совершенно наивным видом Аствир развел руками. — Ты ведь уверен, что среди нас нет предателей. Не так ли, Туркан?

— Я отвечаю только за себя, — не глядя на Аствира, сказал Туркан.

— Послушайте, — обращаясь одновременно ко всем четверым предводителям отрядов, произнес Граис. — Вы подходите к решению проблемы не с той стороны. Подумайте о том, что даже если вам удастся одержать победу над войсками, которые собирается послать против вас наместник, то это будет ваша первая и последняя победа. Если в Йер будут переброшены регулярные войска империи — а так и произойдет, если наместник не сможет справиться с проблемой собственными силами, — то это станет концом не только для вольных, но и для всей нашей страны. После подавления восстания те, кто останутся живы, будут вспоминать нынешнюю жизнь как неосуществимую мечту.

— Мы и сейчас находимся под властью империи, — глухо произнес Туркан.

— И чего же тебе недостает, Туркан? — обратился к нему Граис— Свободы?

— Власти, — глянув в глаза Граису, уверенно ответил Туркан.

— Я рад, что ты ответил честно, — сказал Граис. — Следовательно, ты признаешь, что ради собственной жажды власти готов посылать на смерть тысячи людей?

— А вот им-то как раз нужна свобода, — ответил за Туркана Аствир.

— Нет, — уверенно возразил ему Граис. — Они не могут реализовать себя даже в рамках той свободы, которую предоставляет им империя. Зачем же им большая свобода?

— Тогда почему же все новые люди приходят к вольным? — спросил его Килос.

— А почему пришел к ним ты? — вопросом на вопрос ответил Граис.

— Я — йерит…

— Вот именно, — не дав закончить фразу, оборвал Килоса Граис. — И они тоже йериты. И хотят ощущать себя йеритами. Вы все, — широким взмахом руки Граис обвел людей, находящихся рядом с ним, — отказываетесь воспринимать то, что, как вам кажется, пытается навязать Йеру империя. Вы будете кричать «нет» и морщить носы даже в том случае, если наместник преподнесет вам на блюде ту самую свободу, о которой вы сейчас ратуете. Потому что вам нужна не свобода, как таковая, а битва за свободу.

— Прежде йериты никогда не воевали со своими соседями, — спокойно возразил Граису Аствир. — Мы взялись за оружие только тогда, когда в этом возникла необходимость.

— Прежде каждый йерит в первую очередь определял свою принадлежность к тому или иному клану и только после мог сказать: «Я — йерит». Что объединяло представителей одного и того же клана? Совместное землепользование и общие родовые корни. После вторжения Кахимской империи клановая система на территории Йера рухнула главным образом потому, что, в соответствии с законами империи, все родовые земли были национализированы. Каждый, работающий на земле, должен был платить государству налог.

— Империя растоптала наши вековые традиции, — комментируя слова Граиса, произнес Туркан.

— Согласен, — кивнул Граис— Но так ли важны были эти традиции, если, подобно путам на ногах чеклаков, они не позволяли Йеру двигаться вперед? Разве не по причине приверженности традициям мы оказались не готовы к вторжению кахимцев? И разве сейчас мы сами не отказываемся от традиций, забыв о клановых противоречиях и пытаясь осознать себя как единый йеритский народ?

— Но ведь это и есть движение вперед, — заметил Килос.

— Верно. Но, сами того не замечая, мы движемся по пути, проложенному для нас Кахимской империей. Нравится нам это или нет, но именно вторжение кахимцев объединило Йер в единое государство. И пугает нас вовсе не власть Кахимской империи, а то, что в новом Йере кахимцы становятся большими йеритами, чем коренные жители.

— Как это понимать? — удивленно поднял брови Аствир.

— Кахимцы обладают потрясающей способностью к ассимиляции. Они легко и непринужденно перенимают тот образ жизни и те традиции, которые характерны и, что самое главное, целесообразны для территории, где они проживают. В Йере кахимцы едят нашу пищу, носят одежду, похожую на ту, что носим мы. Все они, от государственного чиновника до последнего шалея, говорят на нашем языке, в то время как самые образованные из йеритов понимают в лучшем случае две-три простенькие фразы на кахимском. Плюс к этому — веротерпимость кахимцев. Им все равно, в каких богов верить, лишь бы только эти боги не мешали им жить так, как они хотят. Через два-три поколения кахимцев, живущих в Йере, невозможно будет отличить от коренных йеритов. В то время как мы, не имея подлинной национальной идеи, способной объединить всех йеритов, находим себя только в противопоставлении всему остальному миру. И все движение вольных держится на утверждении, что подлинный йерит лишь тот, кто готов сражаться с Кахимской империей. Йеритов влечет к вольным не жажда битвы, а необходимость ощущать свое единение со всем остальным народом.

— В отсутствии других, национальная идея, предложенная вольными, мне кажется не такой уж плохой, — заметил Туркан.

— С таким же успехом можно было предложить йеритам идею всеобщего самоубийства, — ответил ему Граис. — Мы должны не учиться убивать, а учиться жить рядом с кахимцами, перенимая у них все самое лучшее и ни в чем не уступая им. Они занимают главенствующее положение в общественно-политической жизни Йера не потому, что на их стороне власть и сила, а потому, что мы сами не имеем ни малейшего представления о принципах государственного устройства.

— Ничего, жили как-то и без этого! — Полусогнутой левой рукой Малтук изобразил над головой замысловатую кривую.

— Вот именно, что «как-то»! — повернулся к нему Граис. — Теперь так уже не получится. Мир изменился, и мы должны либо измениться вместе с ним, либо как нация уйти в небытие.

— По-моему, мы слишком уж далеко отклонились от первоначальной темы, — громко произнес Аствир. — Граис, ты начал с того, что, поскольку силовое противостояние вольных и имперской власти может разрешиться не в нашу пользу, следует искать иное решение проблемы. У тебя есть какие-то конкретные предложения или идеи?

— Наместник рассчитывает покончить с вольными одним неожиданным и сильным ударом, — говорил Граис, обращаясь одновременно ко всем. — Он, так же как и мы, не заинтересован в том, чтобы в Йер были введены регулярные войска империи. В этом случае он будет вынужден уступить большую часть своей власти временному военному коменданту, который прибудет в Йер вместе с армией. Если военные действия затянутся надолго, то временный комендант станет постоянным наместником, сменив на этом посту либерала Центия Офра. В результате Центий Офр теряет синекуру, которой является для него Йер, и отправляется в Кахим, где невозможно получить хорошую Должность, не погрязнув при этом в дворцовых интригах и склоках. Мы же взамен либерального правителя, ограничивающего наши права и свободы ровно настолько, насколько мы сами вынуждаем его делать это, получаем военную диктатуру. Таким образом, для того чтобы каждый остался при своем, нам остается только убедить наместника в том, что вольные не представляют для него никакой угрозы.

Откинувшись назад, Аствир оперся руками о камень и протяжно свистнул.

Малтук ударил ладонью о ладонь, словно мигату прихлопнул, и по-глупому хохотнул.

— Ничего себе предложеньице, — высказал мнение всех присутствующих Касат.

— Наместник, так же как и мы, не заинтересован в крупномасштабных боевых действиях на территории Йера, — медленно, чтобы эта мысль дошла до каждого, повторил Граис. — План его операции по уничтожению вольных основан на стремительности и неожиданности нападения шалеев на их лагеря. В противном случае шалеи встретят организованное сопротивление. Наместник должен понимать, что даже в том случае, если вольные проиграют сражение, сам факт начала боевых действий послужит сигналом для народных волнений и стихийных бунтов по всей стране.

— Так это же только нам на руку! — Касат воинственно потрясал кулаком. — Бросим в бой с шалеями часть своих отрядов, а основные силы отведем за перевал! Нам останется только копить силы и ждать, когда страна забурлит, чтобы нанести новый удар по кахимцам!

— Мы еще не дослушали, что хочет предложить нам Граис, — не глядя в сторону Касата, произнес Аствир.

— Я предлагаю отправить к наместнику парламентеров, которые и поставят его в известность о том, что вольные готовы встретить посланных им солдат.

— И тогда он изменит свои планы, — мрачно буркнул Туркан.

— Совершенно верно, — согласился с ним Граис. — Именно этого мы и добиваемся. Понимая, что использование военной мощи империи приведет к нежелательным для него последствиям, наместник будет вынужден пойти на переговоры с вольными.

— Бред! — уверенно воскликнул Туркан. — Наместник никогда не пойдет на переговоры с нами!

— Ни на какие официальные переговоры с вольными наместник конечно же не согласится, — спокойно продолжал Граис. — Но заключить сделку, о которой будут знать только договаривающиеся стороны, наместник, как я думаю, не откажется.

— И о чем же ты думаешь договориться с кахимским наместником? — спросил Граиса Аствир.

— Это вам решать, — широким жестом Граис раскинул руки в стороны. — Ради чего, собственно, вы собираетесь сражаться с кахимцами?

— Ради того, чтобы ни одного кахимского выродка не осталось на земле Йера, — процедил сквозь зубы Туркан.

Граис усмехнулся и покачал головой.

— Подобное условие, как мне кажется, наместник откажется обсуждать.

— Так что же мы можем у него потребовать? — спросил Касат.

— Начинать нужно с малого, — ответил Граис. — Нужно выдвигать реальные требования. Во-первых, наместник должен иметь возможность выполнить их, а во-вторых, выполнение требований вольных не должно компрометировать его перед императором.

— Один момент, — Аствир поднял руку с растопыренными пальцами. — Поправьте меня, если я ошибаюсь. Я так понимаю, что если мы что-то собираемся требовать от наместника, то должны и взамен что-то предложить? Или нет?

— На то и переговоры, чтобы попытаться достигнуть взаимовыгодных соглашений, — ответил ему Граис.

— И все же, чем мы собираемся заинтересовать наместника?

— Главное сейчас просто начать эти переговоры, — уверенно сказал Граис. — Значимой является сама попытка найти мирный выход из сложившейся ситуации. Для начала, в ответ на согласие наместника не проводить операции по уничтожению лагерей вольных, предводители могут дать обещание прекратить грабежи на дорогах.

— А что же мы тогда будем есть? — тут же задал вопрос Малтук.

— Да нет же, все это глупо до безумия, — тряхнул головой Касат. — Мы что, собираемся торговать своими принципа ми, так же как и Сирх? Во что мы превратимся, если заключим договор с наместником?

— А по-моему, в предложении Граиса есть смысл, — неожиданно произнес Туркан. — Переговоры с наместником, даже если и не принесут никаких результатов, помогут нам выиграть время для того, чтобы собрать силы.

— Послушайте! — Граис сделал несколько шагов. — Вы глубоко заблуждаетесь, если думаете, что наместник считает вольных борцами за свободу и независимость Йера! Нет! Для него вы просто разбойники, промышляющие на больших дорогах! А то, что вы сумели объединиться и наладить взаимодействие между отрядами, делает вас лишь опаснее! И не только для наместника, но и для всего мирного населения Йера! Переговоры должны в первую очередь убедить наместника в том, что вольные в своих действиях преследуют политические цели!

— Мне нет никакого дела до того, что думает обо мне наместник! — рявкнул Туркан. — Единственное, что я могу ему предложить, — пусть убирается из Йера вместе со всеми остальными кахимцами! И тогда, может быть, ему удастся остаться в живых!

— Впечатляющая речь, — посмотрев на Туркана, спокойно произнес Аствир. — Вот только достаточно ли у тебя сил, Туркан, для того, чтобы осуществить свои угрозы?

— У меня достаточно решимости…

— Замолчи, Туркан, — досадливо поморщился Аствир. — По-моему, ты сегодня уже имел прекрасную возможность убедиться, что со своей решимостью ты рискуешь оказаться с перерезанным горлом.

— Если бы у тебя хватило мужества выступить против меня в честном поединке!.. — Туркан схватился за рукоять сабли, но, вспомнив о проворном убийце Аствира, оставил клинок в ножнах.

Слова Туркана не произвели на Аствира ни малейшего впечатления. Он даже не двинулся с места.

— Для того чтобы победить, одного мужества недостаточно, — сказал он, обращаясь к сидящему напротив него Граису. — Нужен еще и ум. Не так ли, Граис?

— Справедливые слова, Аствир, — согласился Граис.

— Так о чем же, по твоему мнению, мы можем договориться с наместником?

— Для начала о прекращении каких-либо действий как с одной, так и с другой стороны. Если подобное соглашение удастся заключить, то это уже будет означать, что наместник признает вольных как реально существующую силу, с которой необходимо считаться. В дальнейшем может быть создана постоянно действующая комиссия по подготовке соглашения о принципах мирного сосуществования йеритов и кахимцев на территории Йера.

При последних словах Граиса Туркан злобно скрипнул зубами, но вслух ничего не произнес.

— Принципы мирного сосуществования, — вслед за Граисом задумчиво повторил Аствир и медленно провел пальцем по шраму на щеке. — Признаться, я тоже мало верю в такую возможность. Но тем не менее считаю, что нужно попытаться использовать и этот шанс.

— Я против! — рыкнул Туркан.

— Понятное дело, — не глядя на него, кивнул Аствир. — Малтук, что скажешь ты?

— Если ты считаешь, что стоит попытаться…

Малтук умолк, не закончив фразы. Руки его, не находя покоя, двигались безостановочно, скользя то по плечам то по бедрам, то по волосам. Создавалось впечатление, что Малтук пытается сам себя успокоить и приласкать.

То, что он не станет возражать Аствиру, было понятно всем присутствующим.

— Касат?.. — Аствир скосил взгляд на последнего из предводителей вольных, пока еще не высказавшего своего мнения.

Сцепив руки за спиной, Касат носком сандалии ковырнул землю.

— Мой лагерь ближе остальных к столице, — сказал он. — Поэтому и первый удар, скорее всего, будет нанесен именно по нему… Я согласен на переговоры, но только в том случае, если в мой лагерь будут переброшены дополнительные силы.

— Это я тебе обещаю, — кивнул Аствир. — Даже если Туркан решит остаться в стороне, мы с Малтуком сможем выделить воинов для обеспечения безопасности твоего лагеря.

— В таком случае у меня возражений нет, — слегка развел руками Касат. — Вопрос только в том, кто отправится в Халлат, чтобы встретиться с наместником. Лично я от такой привилегии отказываюсь…

— К наместнику пойду я, — сказал Граис.

— На тебя объявлен розыск по всей стране, — попытался возразить ему Аствир. — Если ты и сможешь увидеться с наместником, то сам при этом будешь в кандалах.

— Моя печальная знаменитость может и службу мне сослужить, — улыбнувшись, ответил Граис. — По крайней мере, никто не станет требовать у меня доказательств того, что я действительно говорю от лица вольных. Ну а чтобы не оказаться в кандалах, я вначале нанесу визит преподобному Сирху, который, как сообщил нам Килос, в на стоящее время находится в Халлате. Он-то и поможет мне встретиться с наместником.

— Сирх и разговаривать с тобой не станет, — заметил Касат. — Забыл, чем закончилась ваша встреча в Меллении?

— На этот раз Сирх выслушает меня очень внимательно, — возразил Граис. — И сделает все, что я ему скажу.

— Откуда такая уверенность? — настороженно поинтересовался Аствир.

— У нас же находится сын Сирха, — протянув руку, Граис положил ее на плечо Килоса. — Если ты не откажешься написать соответствующее письмо своему отцу, то я смогу представить дело так, словно вольные держат тебя в заложниках и моя свобода является гарантией твоей жизни.

— Ну, в общем-то, так оно и есть на самом деле, — криво усмехнулся Килос.

— Ни в коем случае, — протестующе взмахнул рукой Граис. — Я никуда не пойду, если мне не будет обещано, что, вне зависимости от того, как закончится моя миссия, с тобой ничего не случится.

— Естественно, — тут же поспешил заверить Граиса Аствир. — Мы держали парня связанным только потому, что опасались, не шпион ли он. — Повторяя жест Граиса, Аствир положил руку на плечо Килоса. — Теперь ты наш гость.

— Я напишу письмо, — сказал, обращаясь к Граису, Килос— Но, боюсь, ты сильно переоцениваешь родственные чувства, которые испытывает ко мне отец.

— Быть может, ты просто пока еще не готов принять его любовь, — ответил, улыбнувшись, Граис.