63

В тюремной яме было темно. Свет от костров в нее не попадал, а потому сидеть на самом дне было скучно.

Бертран, мессир Маноло, Углук и Фундинул квартировали в одной ее стороне, подальше от угла, который использовался узниками как отхожее, место.

Судя по силе запаха, стоявшего в яме, она повидала немало пленников. Кто знает, как сложилась их судьба.

— Наверно, здесь принято продавать пленных в рабство, — предположил Бертран.

— Или съедать, — угрюмо заметил Углук, который, когда был голоден, видел мир довольно однобоко

— Я вот что думаю, — вступил в разговор Фундинул, — они вообще люди?

— Конечно, люди, — ответил ему мессир Маноло.

— Почему же они не говорят на ярити?

— Потому что у степняков свой язык.

— Свой язык, значит, они не люди, а степняки. Люди говорят на ярити. И потом они какие-то невысокие. Некоторые из них не выше, чем высокорослый гном. Иногда гномы бывают довольно высокими, вы знали об этом, мессир Маноло?

— Конечно, — ответил тот, пряча в темноте улыбку. — И все-таки, Фундинул, это люди.

— Но они не говорят на ярити, — стоял на своем гном.

— Просто у них нет необходимости учить этот язык. Вот ты откуда знаешь ярити?

— Я много работал в городах среди людей. В королевстве Санбей у меня был дядя, я переехал у нему учиться мастерству, когда мне было десять лет. Дядя научил меня всему, что знал сам, но потом он умер, и я переехал в другой город. Там снова работал кузнецом и осваивал вторую ступень мастера. Кругом всегда было много людей. Мне приходилось и торговать на рынке, и принимать заказы. Поэтому и на ярити я говорю лучше, чем некоторые жители города Ливена.

— Тут я с тобой согласен, — сказал мессир. — А ты, Углук, — обратился он к орку, — откуда ты знаешь язык людей?

— Ну, это очень просто. — Углук вздохнул, с трудом отвлекаясь от мыслей о еде. — Я воюю с пятнадцати лет. Сначала воевал за оркского князя Барнака, потом с сотней других орков меня взяли в дружину принца Лавеллы. Лавелла воевал со своими братьями, и работы у нас хватало. Пока орков было много, я говорил только на родном языке. Но войска принца двигались все дальше и пополнялись людьми взамен убитых солдат. А пополнять орков было некем — мы были на землях людей.

Вскоре нас осталось всего семеро, и мне поневоле пришлось осваивать ярити.

С тех пор прошло еще десять лет, и все это время я переходил из войска в войско. С войны — на войну. Где-то не было вообще ни одного орка. Где-то их набиралось с десяток. Одним словом, ярити стал для меня главным языком, а родной язык я даже немного забываю.

— Твоя история нам ясна, — сказал мессир.

— Да-а-а, — протянул Фундинул. — А где, интересно, выучил ярити Аркуэнон?

— Об этом ты спросишь его, когда мы снова будем вместе.

— А мы будем вместе, мессир?

— Обязательно будем.

— Это зависит от того, удастся ли Каспару обслужить эту, извините за выражение, корову, — сказал Бертран.

— Мне удалось передать ему надежный порошок, — признался мессир Маноло. — Он должен помочь. Если Каспар справится, у Мансура будет одним поводом меньше убить нас.

— Такие, как Мансур, быстро находят другой повод, — заметил Углук. — Мне приходилось видеть таких предводителей. Он все время чего-то боится, поэтому старается убивать каждый день. И тогда ему кажется, что он сильный и никого не боится.

Сверху послышались какие-то крики.

Они были жалобными и протяжными, как будто кто-то звал на помощь.

— Интересно, что у них там еще приключилось? — сказал Бертран.

— Да ничего особенного, — ответил мессир Маноло. — Это Каспар спасает всех нас с помощью моего снадобья.

— Так вы думаете, что это кричит… — начал было Бертран и замолчал.

Теперь стоны сменились громкими ритмичными выкриками, стали слышны и комментарии, которыми обменивались стоявшие возле ямы воины.

— Мне кажется, он справляется, — пришел к выводу Бертран, немного послушав.

— Об этом говорить еще рано, — заметил Углук. — Сейчас, может быть, и справляется, но ночь еще не закончилась. Еще неизвестно, что с ним станется утром.

Неожиданно над краем ямы показалось чье-то лицо.

Алые сполохи от горевшего неподалеку костра делали лицо зловещим.

Степняк крикнул несколько фраз на своем языке, а затем добавил на ярити:

— Шакалы!

Он поднял над головой большой котел и, перевернув его, высыпал на пленников целую кучу костей.

Решив, что шутка удалась, он радостно захохотал. Вскоре к нему присоединились еще двое кочевников, которые разделили радость своего товарища. Поболтав немного и поочередно сплюнув в яму, степняки ушли.