Книга: Крылья огненных драконов
Назад: 26
Дальше: 28

27

Солнце клонилось к закату, а напряжение на поле боя не спадало. Обстрелы булыжниками и ядрами чередовались с огненными налетами, когда катапульты-трапеции забрасывали уступы смоляными бомбами.
Почти все пространство перед западной стеной замка было усеяно камнями и круглыми ядрами, о которые то и дело запинались бегавшие под обстрелом строители. За всем этим неотрывно наблюдал де Гиссар, ему даже обед принесли на склон, где у них с Мюратом был организован штаб.
— Ты слышишь? — спросил граф
— Что, хозяин?
— Этот стук. Что это может быть?
— Да, хозяин, теперь слышу, — согласился Мюрат. — Возможно, они готовят новые болтушки. На этой стене их всего четыре.
— Возможно, — согласился де Гиссар. Болтушками называли специальные приспособления, которые могли сбрасывать со стен камни и зажигательные снаряды из просмоленной соломы, не подвергая своих солдат риску получить стрелу. Время болтушек наступало, когда противник подходил под самые стены, и их снаряды падали, едва перелетая через ров. — Возможно, это болтушки, но не готовят ли они очередной подарок?
— Может, восстанавливают что-то сгоревшее? Мы ведь видели, что был пожар.
— Хорошо, если так. Завтра утром нужно повторить лаву. Пусть уйгуны снова засыплют замок горящими стрелами, мы не должны отпускать их ни на шаг, чтобы они боялись нас еще сильнее.
— Мы можем предложить им кое-что получше зажженных стрел, хозяин, — улыбаясь, произнес Мюрат.
— Что же?
— Дымные веревки.
— А вот это ты здорово придумал! — поддержал де Гиссар главного тысячника. — Стены крепости высокие, ветер не скоро разгонит дым, и он выест им глаза.
— Они будут стрелять мимо и кашлять.
Дымными веревками называли скрученную в жгут ветошь, которую вымачивали в морской воде или моче, а затем высушивали. Когда такой жгут поджигали, он не горел открытым пламенем, а только тлел, распространяя жгучий белый дым. Люди со слабыми легкими кашляли от него до крови.
Это было простое, но очень действенное оружие.
Пока де Гиссар и Мюрат строили планы на утро, в замке Марингер спешно велись строительные работы. Плотники трудились, сменяя друг друга — под присмотром шарц-архитектора собиралось невиданное доселе орудие. Называлось оно «Большая Берта» и представляло собой гигантскую баллисту с мачтой в пятьдесят футов длиной.
Более сорока лет «Большая Берта» в разобранном виде лежала в подземных арсеналах замка, дожидаясь своего часа. Эверхард фон Марингер, знавший о существовании этого орудия еще с юности, и не предполагал, что когда-нибудь будет вынужден пустить в ход «Большую Берту».
Под стены замка не раз приходили враги, но у них недоставало сил, чтобы взять цитадель штурмом, однако теперь замку угрожала реальная опасность. Эверхард фон Марингер видел, что, несмотря на потери, которые несли войска разбойника де Гиссара, уступы продолжали придвигаться все ближе к стенам замка.
Как опытный полководец он понимал, что, как только уступы встанут под стенами, воинское счастье понемногу начнет уходить на сторону де Гиссара. А помощи ждать было неоткуда, войска герцога Ангулемского стояли на северной границе, вдоль которой располагались войска короля. Они угрожали одним только фактом своего присутствия и могли перейти границу, стоило герцогу ослабить свою группировку на северных рубежах.
Надеяться фон Марингеру следовало только на свои силы, и хорошо было уже то, что он оказался в замке. Его светлость отправил графа в родовое гнездо, чтобы он создал на севере отдельный корпус, и если бы не этот случай, его сыновья остались бы в осажденном замке без должного руководства.
К счастью, замок всегда поддерживался в полной боевой готовности, хотя ему уже давно никто не угрожал.
К тому же фон Марингер успел провести мобилизацию своих вассалов — как оказалось, очень вовремя, вскоре к замку подступил разбойник с пятитысячной армией.
Как удалось ему скрытно подойти к Коттону, оставалось загадкой, хотя, скорее всего, он прибыл морем. К этому выводу пришел даже захваченный разъездом гном, теперь граф уже запамятовал его имя. Впрочем, это было не важно, убитый вахмистром, он валялся в какой-нибудь лощине, и ночные духи пожирали его плоть. Вот только где сам вахмистр? Жаль, если сгинул, он был толковым солдатом.
Итак, де Гиссар пришел по морю, острова которого являются королевскими владениями, выходит, и здесь не обошлось без поддержки короля. Как видно, он готов пойти на любую подлость, лишь бы извести ненавистных Ангулемов.
Да и к самому бюварду неоднократно подсылали людей с лестными предложениями, а цена был одна — предать герцога. Однако сколь ни велики были королевские посулы, Эверхард фон Марингер не мог пойти на такое, ведь несколько поколений фон Марингеров служили Ангулемам верой и правдой, а отец Эверхарда, Курт фон Марингер стал легендарной личностью, сокрушив волшебным мечом «Марц Дитруи» железнокрылую калхинуду, атаковавшую замок герцога Ангулемского.
Теперь этот меч хранился в родовой усыпальнице вместе с другими священными предметами семьи, однако сам Эверхард знал наверняка, что калхинуда была сражена не волшебным мечом, а магическим словом, которое знал его отец. Несмотря на запреты короля и герцога, он изучал тайные науки, к которым не подпускал даже своих детей.
«Может быть, сейчас магические руны помогли бы мне», — думал Эверхард фон Марингер, глядя на суетившихся возле станины «Большой Берты» мастеровых людей. Ему оставалось надеяться лишь на мощь этого оружия, ведь разбойники стремились захватить замок любой ценой, не считаясь с потерями. Их лагерь был хорошо укреплен, на флангах стояла конница, а команды смертников, посылаемые фон Марингером по подземным галереям, только беспокоили противника, но были не в силах нанести ему чувствительный урон.
Не мог фон Марингер остановить и строительство уступов, ведь серьезных целей для применения баллист и катапульт при этом не появлялось. Однако для штурма де Гиссару все же придется привести войска под стены, и вот тогда метательные орудия соберут богатый урожай. От того, насколько он будет богатым, зависело, продолжит разбойник осаждать замок или уйдет за море зализывать раны.
Пока же обстоятельства были на стороне де Гиссара. Каждую ночь он получал свежий обоз из замка Оллим, бывший хозяин которого, этот жалкий придворный библиотекарь, не нашел ничего лучшего, как сдаться на милость разбойнику. Если бы он сжег все запасы, де Гиссар не чувствовал бы себя здесь так вольготно. Его армия сожрала бы сама себя и ушла несолоно хлебавши. Теперь же в лагере каждое утро кипели котлы с крупяной кашей, в которую мешками засыпалось вяленое мясо, а лошадям раздавали сеяный овес.
Воду брали в миле от лагеря — в низине, где разбойники выкопали для сбора воды длинную глубокую траншею. На ночь ее закрывали шкурами, чтобы нельзя было подбросить мешочек с ядом.
Одним словом, снабжение вражеского войска было налажено хорошо, и несмотря на еженощные нападения отрядов фон Марингера, большинство обозов благополучно добирались до места.
Наблюдая за работой мастеров, фон Марингер прохаживался вдоль зубцов крепостной стены. Через равные промежутки между ними были расставлены огромныеарбалеты для стрельбы трехфунтовыми калеными болтами. Всего арбалетов было двенадцать, и при удачном выстреле один болт мог прошить от двух до пяти солдат противника, однако хороших стрелков было маловато. Лишь Густав, средний сын графа, да еще пара обученных им гвардейцев. Остальным эта наука не давалась.
Чуть в стороне на специальных помостах стояли болтушки. Их маленькие колеса удерживались клиньями, но в случае необходимости эти орудия можно было быстро подкатить к стене. Рядом — в длинном деревянном коробе — лежали глиняные смоляные бомбы, которые запускались теми же болтушками и могли устроить под стенами замка океан огня.
«Пусть попробуют сунуться», — сказал себе граф.
Из-за конструкций опорной рамы баллисты донесся общий вздох облегчения: метательная мачта «Большой Берты» наконец-то встала на место. Сдерживаемая канатами, которые во всех направлениях растягивали не менее шестидесяти человек, мачта вздрагивала, когда двое дюжих мастеровых тяжелыми кувалдами загоняли в узел крепления медный штырь.
Смотрящему на стене показалось, что возле уступов началось какое-то движение, тотчас по подозрительному месту ударили три трапеции. Пока смоляные бомбочки были в воздухе, двое гвардейцев с легкими кавалерийскими арбалетами заняли позиции между крепостными зубцами.
Снаряды разбились о землю, полыхнувшее пламя осветило все вокруг. Застигнутые врасплох, рабочие строительной команды замерли. Щелкнули замки арбалетов, и острые болты нашли свои жертвы.
— Молодцы! — не удержавшись, похвалил фон Марингер и, подойдя к. гвардейцам, вручил им по золотому дукату. Граф знал, что подобные подарки не тратятся и не пропиваются, считаясь неким аналогом ордена.
Тем временем мастера уже опробовали метательную мачту баллисты в движении — пока ее перемещали в свободной пружине без завода. Узел мачты немного поскрипывал, и мастеровые щедро лили в него масло, пока скрип не прекратился.
К мачте прицепили метательную корзину, связанную из прочных стальных цепей. В нее входил десяток шестифунтовых шаров, которые баллиста могла забросить как раз в расположение вражеского лагеря, однако первый удар фон Марингер предполагал нанести большим тростниковым шаром, простеганным соломой и пропитанным той же горючей смолой. В полете такой снаряд могло сносить ветром, однако мимо склона холма шар пролететь не мог.
— Сколько выстрелов у нас будет? — спросил фон Марингер у стоявшего рядом шарц-архитектора.
— Я рассчитываю на десять выстрелов, ваше сиятельство. Но если небеса будут к нам благосклонны…
— Давайте исходить из малого. Хватит ли сил у пружины, чтобы добросить заряд?
— О, в пружине я не сомневаюсь, ваше сиятельство. Таких бычьих кишок, какие свивали во времена вашей молодости, сейчас уже не найти.
— Да, тогда все было лучше. А я — моложе, — со вздохом произнес фон Марингер, следя глазами за суетящимися рабочими. Они укладывали на суппорты толстые тростниковые маты, которым предстояло принять на себя всю силу удара гигантской мачты. Рабочие то и дело облизывали руки, поскольку маты были многократно пропитаны патокой — так они лучше гасили удар. Почему это происходило, фон Марингер не понимал, хотя шарц-архитектор и объяснял ему что-то про законы сахарных кристаллов.
Рама «Большой Берты» опиралась на восемь сосновых свай, которые были установлены посередине двора, а чтобы они не загорелись во время очередного обстрела зажженными стрелами, во дворе было припасено несколько бочек с водой.
Со стены снова приметили движение, и часовой, размахнувшись, зашвырнул подальше большой факел. Пока тот летел, гвардейцы успели поразить еще нескольких разбойников, пытавшихся под покровом темноты продолжить строительство уступов. Какой-то раненый закричал громко и пронзительно.
«Должно быть, в кость», — подумал фон Марингер. Ему случалось испытывать такую боль, когда наконечник стрелы дробит кость. Тогда рядом оказался хороший костоправ и ногу удалось спасти, но боль была ужасна. Граф не любил вспоминать об этом.
Заскрипели воротки, начиная скручивать пружину, которая состояла из двух сотен переплетенных между собой канатов. Только такой пружине было по силам разогнать гигантскую мачту, но заводить ее приходилось двум десяткам человек. Мерно стрекотали зубчатые колеса, а толстые брусья рамы отзывались тонким пением.
Напряжение в конструкции росло, она потрескивала, поскрипывала, принимая на себя всю тяжесть сокращавшейся пружины. Зажатая затворной скобой мачта начала изгибаться.
Наконец стрекот прекратился. В метательную корзину уложили тростниковый шар, сразу запахло горючей смолой. Возле корзины встал факельщик, готовый поджечь снаряд.
— Будем ждать, когда лагерь успокоится, — сказал фон Марингер, глядя меж крепостных зубцов.
Назад: 26
Дальше: 28