Книга: Бастард фон Нарбэ
Назад: Глава 3
Дальше: Глава 5

Глава 4

«имя твое пронеслось до отдаленных островов».
Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова (47:18)
Несколько минут не происходило вообще ничего. Лукаса обволокла голографическая сфера, и его стало не видно. Пилот в соседнем кресле тихо постанывал, но на свободу не рвался. Тем более что Луиза, хоть и не разбиралась в «компенсаторах» и всяком таком убырстве, зато поняла, как заблокировать пряжки пристяжных ремней. Освободиться без посторонней помощи пациент теперь не мог, и заняться Луизе было абсолютно нечем. Только сидеть и ждать.
— Что происходит? — пробормотал, наконец, их пленник. — Кто вы?
— Майор Беляева, — она бросила на него косой взгляд, — может, и ты назовёшься?
— Эффинд, личный пилот его милости маркграфа Радуна. Что проис… Беляева-илэ, — он вдруг задёргался в ремнях, — «Хикари» покинула порт? Мы в пространстве? Что вы делаете? Это же корабль его милости! Да он с вас… с нас… Кто пилот?! Какой придурок посмел…?
— Сын мой, — прозвучал из сферы приглушённый и слегка усталый голос Лукаса, — послушайтесь моего совета: поберегите нервы. Лучше присоединяйтесь к сахе Беляевой в её молитвах. Через пятьдесят секунд мы уходим в «подвал», а пока нас обстреливают сразу четыре вирунга, и, право же, не нужно усугублять ситуацию истериками в рубке.
— А-а-а…? — бессодержательно прокомментировал Эффинд. — Преподобный отец? — взгляд его стал растерянным, как у ребёнка, укушенного Санта-Клаусом.
Ну, да. Последствия травмы. Бедняга не сразу вспомнил, что предшествовало его пробуждению в этом кресле. Не сразу. Сейчас только и сообразил, что вначале был преподобный отец. Тот, который ногами бьёт. В голову.
— Имплантанты, — непонятно булькнул Эффинд.
— В плазму имплантанты! — уже сердито отозвался Лукас. — Десять секунд. Отсчёт пошёл.

 

Путешествовать через «подвал» Луизе приходилось неоднократно. Прежде чем осесть на Акму, довелось помотаться по разным краям, и не всегда она работала на маркграфа Радуна, то есть, не всегда путешествовала бизнес-классом. Почти никогда не путешествовала, честно-то говоря. Поэтому Луиза прекрасно помнила тревожное чувство, возникающее у пассажиров попроще, не защищённых системами безопасности бизнес-класса, когда динамики объявляли о том, что «отсчёт пошёл». И как скручивались нервы в тот момент, когда корабль пересекал непонятную границу, оказываясь в этом убырском «подвале», по ту сторону жизни и смерти.
Чусры и иччи! Она терпеть не могла дальние перелёты.
Десять секунд, девять, восемь…две, одна…
И что?
Отбой? «Подвала» не будет? Хорошо бы, если так. Честно говоря, сейчас Луиза согласилась бы променять уход в «подвал» на уничтожение их корабля. Есть же здесь какие-нибудь спасательные средства, и на вирунгах люди служат, не монстры и не роботы. Вряд ли терпящих бедствие бросят в пространстве.
Логики — ноль, майор Беляева. Постыдилась бы, дура! Подберут вас, доставят обратно на Акму, и что дальше?
Луиза постыдилась. Но мнения не изменила.
— Порядок, — сказал Лукас, и окружавшая его сфера, свернувшись в небольшой шарик, отплыла в сторону. — Ну что, дети мои, одну проблему мы решили, займёмся остальными.
* * *
«Остальной» проблемой немедленно попытался стать пилот Эффинд. Ему следовало бы уделить внимание, потому что бедолага явно не в себе, да и оказался в ситуации, мягко говоря, незавидной. Похищен вместе с личным звездолётом его милости маркграфа Радуна, неизвестно кем похищен, неизвестно зачем, имплантанты, опять же. Насчёт последних Эффинд полностью прав, между прочим.
Некогда. Сначала — Луиза.
— Успокойтесь, сын мой, — попросил Лукас как можно мягче, — ничего страшного не происходит, я просто воспользовался «Хикари» для выполнения орденской миссии. Я настоящий священник, — предупредил он следующий вопрос, — и действую во благо церкви, это истинная правда.
Сработало хуже, чем хотелось бы, но с учётом ситуации и общего взвинченного состояния даже лучше, чем обычно. Эффинд поддался его голосу, хотя вряд ли вслушивался в слова, расслабился на ложементе и только вздохнул:
— Я понимаю, преподобный отец. А как вас зовут, можно узнать?

 

…— Как вас зовут?
Луиза уже поднялась из кресла, и сейчас нетерпеливо ожидала, пока Лукас закончит болтать с пилотом. Преподобного следовало запихнуть в витакамеру, причём, чем скорее, тем лучше. Смуглая кожа уже не серым просвечивает, а зелёным, ещё чуть-чуть, и парень грохнется в обморок, тащи его потом на собственном горбу.
— Лукас фон Нарбэ, — ответил Лукас, неловко выбираясь из своего кресла. — Мы ненадолго оставим вас, сын мой. Когда я вернусь, вы сможете…
— Фон Нарбэ?! — Эффинд, кажется, даже приподнялся, несмотря на ремни. — Аристо? Не может быть. Вы… однофамилец? Ваше преподобие, вы…
Лукас уже вышел в коридор, и коротко кивнул Луизе, мол, следуй за мной.
— Подождите! — крикнул Эффинд, разворачиваясь вместе с креслом, — просто скажите мне, вы же не он?
Люк за спиной Луизы закрылся, оставив Эффинда в одиночестве.

 

— Как твои раны? — спросил Лукас.
— А твои? — невежливо ответила Луиза, — что значит, «вы не он», Лукас? Какого… они все теряют дар речи, стоит тебе представиться? Я упустила что-то важное? Ты что, действительно аристо? Или ты Великий кардинал? Или твоё имя упомянуто в «Звёздах Империи» в первых строчках?
— С третьего раза угадала, — хмыкнул он. — Так как твоя нога?
— Не поняла! — Луиза остановилась. — Что значит, с третьего раза?… Иди ты!
— Ты не читаешь «ЗИ»? — Лукас покосился на неё, с кривоватой улыбочкой. — Правильно. Я тоже. И так епитимьи одна за другой.
— Взыскания? — перевела Луиза на понятный для неё язык. — За что?
— За гордыню. Вот медотсек, нам сюда.
— Нет, погоди… — до чего же шустрый этот рыцарь, а! Однако Луиза всё же поймала его, подтолкнула к медицинскому креслу под выключенным диагностом, — я хочу знать то, что знают все остальные. Кто ты такой, а? Почему Эффинд назвал тебя аристо?
— «Аристо». — Лукас шлёпнулся в кресло, и с болезненной гримасой вытянул раненую ногу. — С большой буквы. Это просто прозвище. Я — Лукас фон Нарбэ, я понятия не имею, что знают «остальные», и ничего больше не могу тебе рассказать. Разве что сообщить, что я — лучший пилот в Империи.
— Угу, — хмыкнула Луиза, усаживаясь с ним рядом, — во всей Империи, да?
— Это пропаганда, — Лукас вздохнул, — это всё пропаганда и… реклама. Сняли десяток фильмов, выпустили комиксы, нарисовали какой-то мультсериал, и сделали героя. Герой всегда нужен.
— Почему-то я этих фильмов не видела, — ядовито сообщила Луиза, — и комиксов не читала. Даже мультиков не смотрела.
— Значит, тебе повезло. Слушай, давай поговорим об этом как-нибудь потом. У нас будет предостаточно времени на то, чтобы всё обсудить.
— Хоть названия подскажи!
— Ты хуже абордажной кипанги, — пробормотал он, потирая виски, — как прицепишься, не отцепишь. Не помню я названий… сериал какой-то был, «Рыцарь Десницы», что ли.
— Да ладно!
Луиза посмотрела на него повнимательней, и повторила, на случай, если в первый раз вышло недостаточно экспрессивно:
— Да ладно! Быть того не может. Хочешь сказать, Мартин Лилль — это ты?
— Нет! — рявкнул Лукас, — вскакивая с кресла, и тут же падая обратно, потому что сдуру встал не на ту ногу, — я хочу, чтобы ты залезла в витакамеру и ненадолго оставила меня в покое.
— А почему это именно я должна лезть в камеру? — с невинностью начинающей садистки поинтересовалась майор Беляева. — Я, в отличие от тебя, прекрасно себя чувствую.

 

Спор он пресёк в зародыше, хотя, признаться, терпение было на исходе и очень хотелось применить грубую силу. К счастью, до этого не дошло. В витакамеру, единственную на «Хикари», первой отправилась Луиза. Лукасу досталось, особенно в бою на входе в порт, но досталось не так сильно, как майору Беляевой. Тот выстрел из пульсатора должен был убить её, и то, что она выжила, да ещё и осталась дееспособной, было настоящим чудом. А на чудеса Лукас не слишком рассчитывал, куда больше он доверял кибермедикам.
Когда прозрачный колпак закрылся, и Луиза напоследок скорчила ужасную рожу, изображая, как она сердита, Лукас невольно улыбнулся в ответ.
Девчонка… В какие же неприятности она вляпалась? И в какие неприятности вляпался из-за неё маркграф? Что заставило его милость совершить самое ужасное преступление, какое только возможно в Империи? Он убил семерых священников…
господи-господи-господи…
Лукас скривился от боли, и включил диагност. Не витакамера, конечно, но в его ситуации и встроенного в кресло кибермедика будет достаточно.
Лёгкий пилотский скафандр действительно не приспособлен для ближнего боя, тем более для боя врукопашную. В нём можно некоторое время продержаться в открытом космосе, но, вообще-то, эти скафандры созданы для того, чтобы летать в истребителях. А в гафлах пилотов не ранят. Там, если что, просто убивают. Сразу.
Ещё эти костюмы используются на борту монастырей как повседневная форма. Да, они защищают от выстрелов лёгкого энергетического оружия, но не потому, что предназначены для этого, а потому что любой космический скафандр от такого оружия защищает. Иначе это, извините, не скафандр. Однако от ножа, тем более, от дубинки, или, того хуже, от какого-нибудь игольника эта броня не спасает, а Лукасу сегодня доставалось и тем, и другим, и, будь оно неладно, из третьего.
Он расстегнул застёжку на плече, и, спустив скафандр до пояса, стал аккуратно присоединять к телу датчики диагноста. Узловые точки… не забавно ли, что датчики должны контактировать с теми же участками тела, что и следователь чрезвычайной ступени? Причинять боль и лечить — очень похожие занятия, правда, ваше преподобие?
Про боль и лечение, и про следователей — это ему однажды рассказал Джереми. После одного из занятий в спортзале, откуда Лукас неизменно возвращался разбитым, а зачастую и избитым до полусмерти. Ему не было равных в рукопашном бою даже среди рыцарей-эквесов, но когда заканчивалась тренировка, братья непременно просили о продолжении, о свободной программе. А там уж и самому трудно было удержаться… один против двоих, против троих, как-то довелось сойтись сразу с пятью противниками, причём во главе с ротным эквесов. Гордыня, гордыня… Дело ведь не в том, что неизменно выходишь из боя победителем. Не гордыня толкала его принимать вызовы, а куда более опасное чувство азарта. Ожидания. Вдруг да найдется кто-то, кого не получится победить. Ученик превзойдет учителя.
Как бы там ни было, в свою келью Лукас приползал по стеночке, и почти сразу появлялся Джереми. Знал прекрасно, что без его помощи, Лукас, порой, и аптечкой-то воспользоваться не мог. А Джереми издевался, насмешничал, и был так заботлив под бронёй своих издёвок…
Был. Невозможно поверить.
Кибермедик пискнул, сообщая о готовности к работе. Очень вовремя. Выбросив из головы всё, кроме ядовитых комментариев Джереми, Лукас дёрнул пряжку, и рывком сорвал с повреждённой ступни ботинок…
Пережить процедуру молча не удалось. Но, по крайней мере, он обошёлся без богохульства. Уже хорошо. С учётом того, во что превратила его ногу очередь из игольника.
Так… Он недовольно взглянул на монитор, куда диагност уже начал выдавать результаты анализа. Три ребра — это мелочи. Сотрясение? Ладно, не первое и, наверняка, не последнее. Сложный перелом стопы… опять же, это только выглядит страшно. В том смысле, что пилот и на одной ноге себя неплохо чувствует, когда на корабле. А уж на «Хикари» можно и вовсе без ног. И без рук. Тем более что заживёт нога, ничего ей не сделается.
Сколько нужно лечиться?!
— Охренел, эскулап драный? — зло спросил Лукас у кибермедика. — Нет у меня столько времени!
Ввёл требование указать минимальный срок лечения. Волком взглянул на тот же самый результат и сообщил в пространство, что он делал с врачами, где их видел, и в каких отношениях был с их близкими родственниками.
Витакамера радостно отозвалась сигналом тревоги.
И Лукас чуть не упал с кресла, когда индикаторы камеры сменили цвет с жёлтого на пульсирующий багровый.
— Пациент мёртв, и не подлежит реанимации, — заговорил равнодушный женский голос. — Пациент мёртв, и не подлежит реанимации. Пациент…
Лукас швырнул ботинком в кнопку звукового сигнала. Оттолкнулся здоровой ногой и вместе с креслом подъехал к камере. Что происходит? Система только провела сканирование, от этого никто ещё не умирал!
Изнутри на Лукаса зеркальным отражением его собственного изумления смотрела Луиза. Моргала. Колпак отъехал в сторону, и майор Беляева села в своём хрустальном гробу, вполне живая, только очень недовольная.
— Иччи с чусрами на тебя, рыцарь, как же ты ходил с такой ногой?! И что с этой капсулой? Она с ума сошла, что ли?
— Она не может сойти с ума, — пробормотал Лукас, пока Луиза одевалась, — она же кибернетическая.
Однако тестирующую программу, всё-таки, запустил. И спустя две минуты они оба созерцали результаты тестов. Полный порядок. Все системы работают без сбоев. А в камеру в последний раз поместили труп, за это она могла поручиться любым незаменяемым чипом. Если не верите, уважаемые сахе, извольте убедиться.
В качестве аргументов компьютер выдал какую-то дичь, почти сплошь на латыни. Латынь для Лукаса была родным языком, но медицинские термины от этого не стали понятнее.
Наличие выраженного апоптоза… Освобождение из цитоплазматических структур ферментов, усугубляющих деструкцию клеток, что влечёт за собой аутолиз… Морфологические проявления в вакуолизации ядер. Появление гиперхромного материала вблизи ядерной мембраны… Феномен кошачьего глаза… Изоэлектрическая энцефалограмма….
Он покосился на Луизу, которая стояла рядом, одной рукой опираясь на спинку его кресла, второй — на стол перед монитором. Луиза глянула на него.
— Понимаешь, что-нибудь? — спросили оба хором.
— М-да, — сказал Лукас после паузы. — Думаю, эксперимент стоит повторить.

 

Луиза постаралась не очень откровенно ухмыляться, глядя, с какой поспешностью преподобный отец покинул своё кресло. Она воздержалась от того, чтобы невзначай коснуться ладонью его обнажённого плеча — не стоило быть слишком жестокой, всё-таки, десять месяцев без отпуска… Вполне достаточно того, что бедный рыцарь в течение двух минут чувствовал на своей щеке её дыхание. Луиза видела, как чем дальше, тем сильнее билась жилка у него на виске, и как прокатывались под кожей желваки.
Забавно. Священников у неё ещё не было.
Хотя, конечно, заполучить в койку рыцаря Десницы не великий подвиг — эти ребята, натуралы они, или нет, в отпусках отрываются на всю катушку. Другое дело, что на планеты они спускаются нечасто, предпочитая космические станции. А Луиза как раз космос терпеть не могла. Ну, а коль скоро пересеклись пути-дорожки, надо успевать. Тут, главное, не спешить. А то спугнёшь святого человека, лови его потом по всему кораблю. На Акму, вон, всем кагалом ловили — не поймали.
Ага! А под скафандрами они ничего не носят, оказывается. Как и следовало ожидать. Эти скафандры, по слухам, хитрая штука. Интересно, рыцари все такие красавчики, или Лукас — особенный?
— Если всё будет нормально, — тот придержал уже закрывающийся колпак, — выключи её. Лечиться мне сейчас некогда.
— А если ненормально? — поинтересовалась Луиза.
— Тогда она сама выключится, — напомнил Лукас, — скажет, что опять труп подсунули.

 

…Про труп витакамера ничего не сказала. Выдала на монитор рекомендацию не беспокоить пациента в течение трехсот часов, после чего сообщила, что начала подготовку к анабиозу.
Луиза, спохватившись, распорядилась приостановить работу, данные, на всякий случай, сохранила, чтобы, если уж удастся запихать упрямого рыцаря на лечение, приборы не заморачивались с анализами по новой, и задумалась. Лукас, значит, живой. А она, выходит, не живая? Очень интересно!

 

Костюм свой он надевал и снимал, похоже, с одинаковой скоростью, то бишь, моментально. Р-раз, и уже с головы до ног в блестящей шкуре. Результат тренировок, не иначе. Луиза ещё со времён училища помнила, какая это непростая наука, мигом одеться по тревоге. Убыры драные, но что же с ней не так?
— Может быть, дело в кибераптечке? — предположил Лукас.
От портативного медика он избавился ещё перед тем как забраться в камеру, однако тот успел сделать свою работу, напичкал организм всякой дрянью, ускоряющей регенерацию, и, наверное, это могло сказаться на показаниях приборов. Наверняка сказалось.
— Анализ крови? — предложил преподобный так, как будто речь шла о чашечке кофе.
А ведь мысль здравая. Подсунуть дурной системе всё по очереди. Кровь. Срез тканей. Пробу слюны. Что там ещё нужно будет? Короче, всё, что затребует, и посмотреть на результат.
Луиза сунула ладонь под хищно выдвинувшийся манипулятор, слегка напряглась, потому что сдавать кровь всегда побаивалась… И даже боли не почувствовала, когда игла клюнула в палец.
— Не понимаю, — пробормотал Лукас.
Крови не было. Но это случается, когда нервничаешь. Сейчас всё будет…
Крови не было. Даже когда Лукас, решительно буркнув: «извини…» полоснул Луизу по запястью своим ножом. Она и дёрнуться не успела. Уж, конечно, никак не ожидала от преподобного такой выходки. А потом дёргаться уже и не хотелось. Порез был небольшой — несколько миллиметров, филигранный, можно сказать, порез. Только крови из него должно было натечь, ну, хоть сколько-нибудь, а? Кровь, мать её, всегда течёт, если порежешься. Такое, на хрен, убырство. Не бывает так, чтобы тебя порезали, и не больно, а под кожей только розовое что-то, вроде пластикового наполнителя! Не бывает так!!!
И после прямого попадания из станкового пульсатора люди тоже не выживают.
— Но я же… — Луиза не знала, что хочет сказать. Что-то нужно было сказать, непременно, обязательно, но что?!
— Ты живая, — серьёзно произнёс Лукас, — даже не сомневайся. Ты — живой человек, и я тебе это говорю со всей ответственностью.
— Откуда тебе знать?! — взвыла она, как перепуганная фермерша. Как будто и впрямь могла вдруг оказаться неживой.
— Эй, — Лукас щёлкнул пальцами у неё перед глазами, — ты, дочь моя, за последние полчаса слишком привыкла со мной спорить. До такой степени, что, кажется, позабыла, с кем разговариваешь.
Она аж всхлипнула от облегчения, мигом вспомнив, что он же и правда… святой. Столько раз повторяла эти слова, что их смысл как-то стёрся. Лукас — священник, и он знает, что говорит. Лучше любого врача знает.
— А вдруг я… заразилась? — пробормотала она, подавляя желание спрятаться у него в объятиях. — Вдруг я псионик?
— Псионики не заразны, — Лукас обнял её сам, и притянул к себе, поглаживая по голове, — пси-способности не вирусная болезнь. Луиза, у меня есть кое-какие мысли по этому поводу, но сначала нам нужно освободить Эффинда. Думаю, он уже десять раз дозрел до мысли о сотрудничестве.
— Думаешь? — она только сильнее прижалась к нему. — С чего бы вдруг Эффинду с нами сотрудничать?
— Да не с нами, а с церковью, — кажется, Лукас поцеловал её в макушку, — с церковью в моём лице. Ваш маркграф сошёл с ума и посмел выступить против меня, но Эффинд-то не сумасшедший. Так что давай пойдём сейчас, отпустим его, пусть приготовит что-нибудь поесть, и поговорим, ладно?
— Ты меня хочешь? — пробормотала она.
— Я сейчас взорвусь, — честно ответил Лукас, — но нельзя.
— Почему?
Лукас вздохнул и аккуратно отцепил её от себя.

 

…С сегодняшнего дня для него начались два года траура, два год воздержания и поста. Казалось бы, что проще объяснить это? Сказать вслух. Луиза поймет, любой бы понял, в конце концов, и миряне соблюдают траур по близким, пусть и всего сорокадневный.
Что проще объяснить?
Но слов почему-то так и не нашлось.
…Соображал он всё хуже и хуже. Сотрясение, чего ж вы хотите? Кибермедик, не спрашивая разрешения, накачал лекарствами, теперь несколько часов голова будет, как чугунная. Зато нога уже не болела. Аппарат хирургической коррекции был штукой неудобной, но действенной. А, главное, с ним можно было ходить. На двух ногах. Большой плюс, надо сказать.
И Эффинд оказался умницей… звали его, оказывается, Робертом…
…можно Боб
Ну, ладно. Можно, так можно. Главное, что вопросов лишних он задавать не стал. Поинтересовался, расскажут ли ему, что заставило рыцаря-пилота Десницы брать «Хикари» штурмом, понял, что не расскажут, и успокоился.
По поводу штурма — успокоился. А по поводу собственной персоны Лукас разговор не поддержал. Луизы с её расспросами было более чем достаточно.
Он связался со своими, переговорил с отцом Александром, доложил обстановку, и, честно говоря, без восторга воспринял приказ лететь к ближайшему монастырю. Ближайшим был «Симон де Монфор», а на «Хикари» Лукас мог добраться и до родного «Зигфрида». Однако с настоятелем не спорят, субординация, знаете ли. То есть, спорят, но только до тех пор, пока настоятель рекомендует. Когда доходит до приказов, остаётся сказать: «во имя божье!» и выполнять.

 

Боб отправился на камбуз. Луиза сидела в соседнем кресле и смотрела выжидающе. Да. Надо с ней поговорить. О том, что случилось на Акму, и о том, что, предположительно, могло случиться с ней самой. Лукас с некоторым сожалением взглянул на переливающуюся унтэн-сферу в центре рубки, собрался с мыслями и начал рассказывать с самого начала.
* * *
На Акму всё сразу пошло не так. Ни одного свободного причала… ясно, что в Управлении рассчитывали на то, что церцетарии останутся на орбите, дожидаясь, пока им освободят место для швартовки. То есть, конечно, ордену Всевидящих Очей достаточно было приказать, и любой корабль, включая «Хикари», покинул бы порт, уступая своё место. Но, во-первых, о том, что маркграф Радун находится на Акму они не знали. А во-вторых, церковь не злоупотребляла властью. Может быть, церцетарии действительно остались бы на орбите, давая Управлению возможность подчистить следы мелких грешков, не предложи Болдин посадить матван на поверхность астероида. Наместник был настолько любезен, что предоставил в качестве ангара пустующий склад, чтобы избавить преподобных отцов от неудобств, связанных с пребыванием на поверхности.
Разумеется, не в силах человеческих было провести матван через открытый купол склада. И отца Зевако — главу миссии — задело, судя по всему, именно это издевательство, замаскированное под предельную вежливость.
Так и получилось, что Лукас поменялся местами с пилотом матвана. Тот взял на себя управление его гафлой, ну, а Лукас способен был посадить любой корабль на любую площадку.
Ладно… это к вопросу о гордыне.
Тогда они всё равно не насторожились. Честно сказать, церковь давно разучилась настораживаться, имея дело с подданными Империи, неважно, дворяне это или обычные люди. И даже когда случился первый взрыв, тот самый, который поначалу приняли за планетотрясение, они не заподозрили ничего плохого. Со стороны людей — ничего. Церцетарии как раз заканчивали инспекцию какого-то цеха, — Лукас понятия не имел, какого именно, да его это и не касалось, не всё ли равно. Важно, что миссия ордена Всевидящих Очей оказалась в неприятном положении: без скафандров, внутри хрупкого здания, да ещё, как выяснилось, в этом цехе бессовестно нарушались элементарные правила техники безопасности. В общем, добраться до шлюза, выйти на поверхность, связаться с Управлением — всё это могли сделать только рыцари Десницы. До шлюза они добрались, но в результате следующего взрыва наружный люк заклинило, и выбраться в образовавшуюся щель получилось бы только у крысы, да вот ещё, у самого некрупного пилота во всём ордене.
«Всё-таки, есть польза с недомерков»…

 

…Лукас не сразу понял, что замолчал. Вернулся к действительности, только когда Луиза провела рукой по его лицу.
— Бедный мой, бедный, — сказала она тихо. — А в кино рыцари никогда не плачут. Ты его любил, да?
— Да, — Лукас поморщился. — Нет. Это не то, что рассказывают об ордене миряне…
— Я поняла, — она кивнула, — любовь бывает разная. У меня тоже есть брат, я знаю, как это.
— Спасибо, — он отвернулся и вытёр слезы.
Было стыдно. Очень. И очень больно. И то и другое следовало оставить за скобками, потому что Джереми умирает, кричит, умоляя о смерти, и нужно подарить ему покой. А чтобы это случилось, необходимо решить множество проблем. Прямо сейчас.
Так себе медитация, но за неимением лучшего, сойдёт.
— Тебя я нашёл в соседнем здании, — спокойно продолжил Лукас.

 

То, что Луиза умудрилась перепутать капсулу, в которой она лежала, с витакамерой, можно было объяснить только последствиями амнезии. Там всего сходства — прозрачный колпак, через который можно наблюдать за пациентом. И уж, конечно, к витакамере незачем подключать такое количество приборов, что для их размещения потребовался целый зал.
Однако окончательно он убедился в том, что с Луизой что-то не так, когда подслушивал переговоры спасателей с Управлением. «Объект номер двенадцать», не майор Беляева, а «объект». И с объектом священник.
Священник… жаль
После этого их и направили к четырнадцатому причалу. Лукас предполагал, что там была организована достойная встреча, что-нибудь вроде неудачной попытки пришвартоваться, с последующей катастрофой. В конце концов, нусуром больше, нусуром меньше — Радун не обеднеет. Трое спасателей тоже невелика потеря. Ну, а майору Беляевой устроили бы, наверное, торжественные похороны. Или нет?
Объект номер двенадцать.

 

— Я не понимаю, — сказала Луиза. — Я ничего не помню, такого… настораживающего. Правда, как я оказалась в той лаборатории я тоже не помню.
— Полагаю, именно тебя они и не успели спрятать. Если бы я не посадил матван в тот склад, у Управления было бы время на то, чтобы решить проблему. Куда-то же делись остальные одиннадцать человек. Как минимум, одиннадцать.
— Объектов, — зло поправила Луиза.
— Нет. Ты — человек, и те, другие, тоже люди. Даже псионики — люди. Но я представить себе не могу, что же за исследования проводили на Акму, если для того, чтобы сохранить их в тайне, Радун пошёл на убийство священников. Генетика? Но Союз Маркграфов совершенно законно занимается генетическими исследованиями. И зачем нужно было проделывать это с тобой, когда к их услугам все рабские рынки Империи?
— Не все исследования разрешены, — напомнила Луиза, подумав, — насколько я знаю процедуру, сначала следует послать в имперскую канцелярию запрос, сопровождаемый докладной запиской по теме предстоящих работ, а уж потом, получив высочайшее одобрение, можно приступать к делу. Я тебе честно скажу, преподобный, на Акму процедурой пренебрегают в двух случаях из десяти.
— Догадываюсь, — хмыкнул Лукас, — и не только на Акму. Маркграфы, вообще, склонны к излишней самостоятельности. Однако использовать в исследованиях подданных Империи — это даже для них перебор. Собственно, мои мысли на этом и заканчиваются. Я ещё в нусуре решил, что если Болдин проявит к тебе повышенный интерес, значит отдавать тебя нельзя. Ну, а дальнейшие события, как ты помнишь, подтвердили, что интерес наместника перешёл все границы.
— Я помню, — Луиза нервно поёжилась.
Вспомнила она, видимо, то же самое, что и Лукас. Как тяжёлый резак медленно плавил замок на дверях их номера. Да-а… Вот так, сходу, и не сообразишь, когда же в последний раз нарушалась недвусмысленно высказанная воля служителя церкви. Это если не говорить о пиратах. Те без колебаний убивают рыцарей Десницы. Но пираты вне закона, они подданные другого государства, и даже они, надо заметить, не нападают на священников ордена Наставляющих Скрижалей. Последние работают в Вольных Баронствах, наставляя и увещевая тамошнее население. И работа даёт результаты. Пусть и не такие эффектные, как действия ордена Десницы Господней.
И, пожалуй, не такие эффективные.
— Что мы будем делать? — спросила Луиза.
— Доберёмся до ближайшего монастыря, всё подробно доложим, дождёмся визита церцетариев и поступим так, как прикажут. Думаю, что тебя отправят на обследование… — Лукас против воли впился пальцами в подлокотники ложемента. — И когда монахи Шуйцы выяснят, что с тобой сотворили, церцетария вернётся на Акму. Вместе с рыцарями одного из наших монастырей. Радун убил… священников. Сейчас на Акму изо всех сил торопятся имитировать последствия падения метеорита, но я-то знаю, что это была диверсия, а ты — живое доказательство того, что маркграфу было, что скрывать. Даже если они уничтожат все документы, все данные об исследованиях, всех учёных, имеющих отношение к этой работе, ты всё равно останешься.
— Так я — ценный свидетель? — Луиза хмыкнула, — это опасная работа, преподобный отец.
— Знаю. Я буду тебя защищать.

 

…Вот такой он, рыцарь-пилот Лукас фон Нарбэ. Герой… Жертва пропаганды и рекламы.
Его слова, сказанные, как нечто само собой разумеющееся, Луиза вспоминала к месту и не к месту. «Я буду тебя защищать». Её не нужно было защищать, она сама всю жизнь кого-нибудь защищала. В школе — братика. В училище — первокурсников. На службе — подчинённых. Ей никто и никогда не говорил таких слов… А, как, оказывается, приятно, услышать от кого-нибудь «я буду тебя защищать». Ладно, не от кого-нибудь, а от рыцаря Десницы. Кому-нибудь, Луиза бы не поверила. Придумать же надо: защищать майора Беляеву. Смешно до икоты. Но над священниками не смеются, а они, в свою очередь, не разбрасываются словами. Ах-ах, какие все благородные…
Ладно, она завидовала, и в этом не стыдно признаться. Ей бы такую уверенность в том, что всё разрешится наилучшим образом. Ей бы такую уверенность в начальстве, заешь его иччи. Чтобы быть уверенной в начальстве, милочка, нужно связать жизнь с церковью. Такие уж сволочные в Империи обстоятельства, что все приличные люди давно подались в священники. У них выбора нет. Если не хочешь ежедневно мараться в дерьме, причём, в собственном, если не хочешь грызть глотку ближнему своему, если хочешь, мать твою так, хоть что-нибудь сделать полезное, и при этом — по-честному, тебе, кроме церкви податься некуда.
Луиза впервые в жизни оказалась под опекой церкви. И с большим недоверием прислушивалась к ощущениям. В последние дни её всё чаще появлялась уверенность в том, что о ней позаботятся. Не в том даже дело, что «всё будет хорошо», или ещё какая ерунда из того же списка, а просто — позаботятся. Потому что, это же церковь. Священники никогда не отказывают в помощи. Нужно только попросить. Она, правда, не просила, Лукас сам её нашёл. Вообще, опасное чувство, подталкивающее к тому, чтобы сесть, сложа руки, и ничего не делать.
Ничегошеньки.
Предоставить свою судьбу рыцарю-пилоту фон Нарбэ, а дальше — церцетарии.
Первый пункт она выполняла от и до, и здесь от её желаний ничего не зависело. А если бы и зависело, вверить себя Лукасу оказалось неожиданно приятно. По пункту второму, то есть, по церцетарии вопросов тоже не возникало. Священники из ордена Всевидящих Очей были справедливы, мудры, и, говорят, ужасно въедливы. Ну, правильно, это ж не просто орден, а служба разведки и контрразведки, а заодно и надзора за тем, как выполняются законы Империи. Луиза законов не нарушала, в смысле, по-крупному, и церцетариев не опасалась совершенно.
В кои-то веки межзвездное путешествие казалось ей приятнейшим времяпровождением! Ага, слухи не врут, присутствие рыцаря Десницы, действительно скрадывает все тяготы пути через «подвал». Впрочем, Луиза не слишком расслаблялась. Не то, чтобы могла что-то сделать, случись вдруг неприятности на борту, а просто по инерции. К сожалению, того, что неприятностей не будет, Лукас гарантировать не мог.
Конечно. Космос есть космос. Его можно любить, если быть больным на всю голову, как один рыцарь-пилот, но гораздо разумнее опасаться пустоты за бортом. Особенно пустоты «подвала».
Лукас, впрочем, несмотря ни на что, казался совершенно счастливым. И Луиза подозревала, что причина этому не её персона, а маркграфский корабль. Она помнила, что сказал Лукас, увидев «Хикари».
После невразумительных междометий, естественно.
Он, вроде бы, даже молился, благодарил Господа за то, что сподобился увидеть такое чудо, как звездолёт его милости маркграфа Радуна. Ну-ну… Увидел, и сразу угнал. Вот это по-рыцарски! Правильно, что на неё смотреть, что ли, на «Хикари» эту?

 

Приложив минимум усилий, Луиза разговорила Боба Эффинда. Он, в общем, и сам рвался хоть с кем-нибудь обсудить ситуацию. Но Лукаса боялся до смерти. Луиза изложила Бобу планы на будущее, опустив, разумеется, лишние подробности, а там уж он сам вывел её на разговор о рыцаре-пилоте, которого, оказывается, знает весь обитаемый космос. Правда, только космос и знает, то есть, те, кто летает, а не сидит, как нормальный, на планетах.
Луизу немало повеселила вера Боба в то, что в помянутом сериале "Рыцарь Десницы", всё было правдой, от первого до последнего кадра. Как и в фильмах, по которым сериал снимался. Правдой, вроде той, которую Луиза изложила Бобу касательно их ближайших планов. То есть, что-то сказано, а большая часть опущена. Да, героя там звали не Лукас, а Мартин, Мартин Лилль. И Боб считал, что это — единственное серьёзное отступление от правды, допущенное режиссёрами.
— Чего ж ты хочешь? — волновался он, — это же кино, а тут живой человек. Невозможно же при жизни… это всё равно, что мишень на нем нарисовать. Назвали по-другому, ясное дело. Ты знаешь, что означает Лилль? Маленький. Это с одного терранского языка перевод. А знаешь, что после этих фильмов про фон Нарбэ думают? Что в нём два метра росту. Потому что в кино как раз такой амбал играет. И что? Отец Лукас хуже стал, что ли, от того, что он на полметра ниже?
— На тридцать восемь сантиметров, — деликатно поправила Луиза. Почему-то ей это уточнение показалось важным.
Боб только отмахнулся. С его ростом, плюс-минус десять значения не имели.
В фильмотеке «Хикари» Луиза без удивления обнаружила все до единого фильмы о Мартине Лилле, в том числе и сериал, и несколько картин, названия которых были ей незнакомы. Интересно, как Лукас себя чувствует, на одном корабле с фанатом? Неуютно, наверное, иначе, зачем ему от Боба по углам прятаться? А он ведь прячется, хоть и делает вид, что занят страшно, и ему не до общения.
А Боб рассказывал о Лукасе с жаром проповедника, которому повезло встретить благодарного слушателя. Луиза для приличия делала вид, что верит, и мысленно аплодировала мастерам имперской пропаганды. О том, что священники — особенные люди, знали все подданные его императорского величества, но не настолько уж они особенные, чтобы верить всему, что показывают в кино, правда? Боб верил. Луиза вспоминала, как Лукас вёл её к порту Акму, и иногда задумывалась, а где, собственно, заканчивается правда и начинается преувеличение?
— Но ты же не хочешь сказать, что это тоже правда? — не выдержала она, когда Боб однажды зарядил в проигрыватель очередной фильм. — Так не бывает.
— Бывает, — меланхолично ответил Эффинд.
— Слушай, — Луиза почти рассердилась, — у тебя своя голова на плечах есть? Это кино! И те другие фильмы тоже всего лишь кино, сценарист придумал, режиссёр снял, или как там у них. Придумать можно всё что угодно, но ты-то отделяй хоть немножко реальность от фантастики. Фильмы не для того снимают, чтобы в них верили, а для развлечения. Пропаганда, знаешь? Слово такое.
— Вот это, — Боб остановил просмотр, — фильм про захват аскара «Кавказ». И я знаю, что здесь многое не так, как на самом деле. Но мне достаточно того, что отец Лукас действительно взял «Кавказ» на абордаж. Это правда. Там, в трюмах, было пятьсот человек пленников. И они потом не молчали, — Боб выключил проигрыватель. — Лукас фон Нарбэ и Джереми Бёрк вдвоём захватили аскар, на котором было сто человек экипажа. Бёрк — это… друг отца Лукаса. Близкий друг. Ну, ты понимаешь. Знаешь ведь о рыцарях Десницы.
— Джереми Бёрк погиб, — неожиданно для самой себя, сказала Луиза.
— Когда? — тупо спросил Эффинд.
— Когда мы захватили «Хикари». В тот же день, несколькими часами раньше. Они были на Акму, Лукас и отец Бёрк, сопровождали инспекцию ордена Всевидящих Очей.
— Его убили? — голос Боба стал каким-то мёртвым.
— Я не знаю, — Луиза спохватилась, и сбавила обороты: — его не убили, ты что, он же священник. Просто был взрыв, и один из цехов обрушился. Лукас сумел выбраться, а к остальным помощь опоздала.
— Не может быть. Отец Лукас не дал бы Бёрку умереть, если он сам сумел спастись, он бы… не знаю, он спас бы всех. Нет. Не знаю, — Боб мотнул головой. — Джереми Бёрк погиб на планете? Это… это неправильно. И я тебе не верю насчёт этого взрыва. Вы ворвались на «Хикари», как будто за вами гналась вся дружина Радуна. Священников тоже убивают, Луиза, и даже Лукаса фон Нарбэ могут убить. Пойдём, покажу кое-что.

 

…Боб привёл её в рубку. Лукаса там не было, хотя обычно большую часть времени он проводил именно здесь, окутанный переливающейся сферой. Сейчас голографический шар висел под потолком, «Хикари», наверное, шла на автопилоте — есть же у неё автопилот, правильно? а Лукас, видимо, ушёл в медотсек за очередной порцией лекарств. Ну и, слава Богу. Потому что он бы наверняка поинтересовался, за каким чусром Луизу принесло в рубку. Она за это время ни разу не проявила интереса к управлению звездолетом, так что визит сюда действительно мог вызвать удивление.
— Я — личный пилот маркграфа Радуна, — сообщил Боб, и Луиза повернулась к нему, — и я очень дорого стою, гораздо дороже, чем большинство других пилотов. Вот из-за этого, — он приподнял чёлку, продемонстрировав матовую поверхность двух имплантантов, похожих на начавшие прорезаться рожки. — Нас таких не больше сотни на всю империю. Это БД-имплантанты, они позволяют управлять космическими кораблями бесконтактным способом. Я не умею объяснять, так, чтобы человек без специального образования что-то понял… короче, мы можем подключаться к корабельным компьютерам напрямую, что сильно облегчает процесс управления. Как пилоты мы на голову выше тех, у кого нет БД.
Боб протянул руку, и голографическая сфера послушно скользнула к нему в ладонь.
— «Хикари», — сказал Боб, — почти уникальный корабль. У неё есть сестра, под названием «Хаэру», она принадлежит одному из принцев империи Нихон. Собственно, «Хикари» тоже нихонская разработка, Радун получил её в подарок за какие-то там заслуги, не знаю, за какие именно. В общем, эти две сестрички созданы только для бесконтактного пилотирования. Только для БД-пилотов. У отца Лукаса имплантантов нет.
— Интересно, — хмыкнула Луиза, машинально прикидывая, сколько же могут стоить «рожки» Боба. Тот, кто живёт на Акму, волей неволей начинает понимать в таких вещах. Сумма получилась внушительная. Очень. Луиза бы заработала столько лет за пятнадцать, если бы не тратила ни мона из зарплаты. — Имплантантов у Лукаса нет, и как же он тогда управляет «Хикари»? По твоим словам выходит, что мы всё ещё на втором причале космопорта.
— По моим словам выходит, что отец Лукас необыкновенный человек, — с досадой сказал Боб. — Ты никак понять не можешь. На его личном счёту три уничтоженных вирунга. На личном — это означает, что он уничтожил корабли без посторонней помощи. Я тебе больше скажу, он сделал это на «Осе».
— Да ладно, — машинально брякнула Луиза. Вирунги она себе представляла только по фильмам. Зато «Осу» видела, так сказать, живьём. На том самом складе, где стояли матван и четыре рыцарские гафлы. «Оса» против вирунга…? Здесь воображение отказывало. — Так не бывает.
— Однажды он в течение двадцати трех минут сковывал боем вендар. К моменту подхода основных сил монастыря, от его райбуна осталась, по сути, только кабина и одна носовая пушка с боезапасом на три выстрела. На третий год службы Лукаса фон Нарбэ в ордене Десницы, совет Вольных Баронов оценил его голову в стоимость полностью оснащённого райбуна, — Боб отпустил сферу, и проводил взлетевший к потолку шарик задумчивым взглядом. — Это такие деньги, которые мы с тобой даже представить себе не сможем, но с тех пор ставки выросли. Теперь за голову отца Лукаса обещают выплатить стоимость вирунга. А за него живого — цену трёх райбунов. Он служит в ордене всего одиннадцать лет, ты можешь себе представить, как он умудрился достать пиратов за это время, и что будет дальше? Ему нельзя появляться в местах вроде Акму, ему вообще нигде нельзя появляться в одиночку, слишком велик соблазн даже для таких богатых людей, как дворяне. А он даже не считает нужным скрывать своё имя. Он — легенда, Луиза. И то, что ты называешь пропагандой, на самом деле лишь отголосок того, что рассказывают о Лукасе фон Нарбэ среди тех, кто живёт в пространстве. Все эти фильмы… — Боб хмыкнул, — очень хорошо, что Мартин Лилль нисколько не похож на отца Лукаса. Ты поняла хоть что-нибудь из того, что я рассказал?
— Я не знаю, что такое райбун, — буркнула Луиза.
Не так уж и соврала, кстати. Малые корабли она представляла себе ещё более смутно, чем вирунги. И ей очень не понравилось то, что Боб говорил о цене, назначенной за Лукаса. Маркграф Радун мог продать её рыцаря пиратам… Луиза не отличалась чувствительностью, но у неё было достаточно воображения, чтобы поспешно прогнать из головы все мысли на эту тему. Нет уж. Если хотя бы половина легенд о Лукасе фон Нарбэ — правда, то с того момента, как они покинули Акму Лукас в безопасности. Ничего ему не сделается, пока он в пространстве. А заодно в безопасности и Луиза. Что тоже приятно. Хотя и странно думать, что в космосе может быть безопаснее, чем на планете.
Назад: Глава 3
Дальше: Глава 5