Глава 1
«… исчезает, как прах, уносимый ветром, и как тонкий иней, разносимый бурею, и как дым, рассеиваемый ветром, и проходит, как память об однодневном госте».
Книга Премудрости Соломона (5:14)
Когда крики затихли, Лукас с облегчением вздохнул и закрыл глаза. Слава Богу, для Джереми, надрывно, на одной ноте, кричавшего: «Господи-господи-господи…», всё закончилось. Так же, как для Остина и Найруша, и четверых отцов-церцетариев.
Алые, отчаянно мигающие огоньки на периферийном секторе забрала…
Погасли.
Все.
— Покойтесь с миром, — пробормотал Лукас.
Дыхание паром оседало на холодном гладком пластике. Стены чуть слышно похрустывали. Разгерметизация. Ещё немного и тонкая, повреждённая взрывом скорлупа треснет, не выдержав давления.
Надо выбираться.
Сколько времени прошло? Две минуты… А показалось — не меньше часа. Он снова, без особой надежды, прошёлся по всем каналам — вдруг ответит кто-нибудь из своих? Послушал треск и хрипы в эфире. Выругался и пошёл к внутреннему шлюзу, хрустя ботинками по осколкам стекла на полу.
Четыре минуты назад, когда вздрогнула под ногами палуба, отец Зевако приказал:
— Все наружу! Быстро!
И они бросились к ближайшему выходу на поверхность.
Инстинкт подсказывал — там опаснее всего. Инстинкт человека, за всю жизнь лишь однажды побывавшего на планете. Но на планетах другие правила. Здесь в аварийном режиме не отключалась гравитация, и переборки, шпангоут, верхние палубы — всё, что могло ломаться — ломалось и падало. Вниз. На людей.
Они почти успели. Но когда люк поехал в сторону, здание вздрогнуло снова. Стены заметно просели. И Джереми высказался так, как не подобает выражаться не то, что священнику, а даже каторжнику с Бифраста.
Люк, сдвинувшийся от силы сантиметров на тридцать, заклинило.
— Мёртво, — сообщил Остин, поковырявшись в механизме.
Лукасу тоже захотелось сказать что-нибудь. Но он сдержался. И вместо этого доложил о случившемся отцу Зевако, старшему инспекционной группы ордена Всевидящих Очей.
Отец Зевако выругался покруче Джереми.
— Мы не можем связаться с Управлением, — добавил он уже менее эмоционально, — дуфунг здесь, внутри, неисправен. Возможно, ваши шлемофоны…
Лукас, не дослушав, кивнул, как будто церцетарий мог его видеть и приказал Остину настроиться на волну Управления — так здесь называли администрацию. Шлемофон, конечно, не дуфунг, но в пределах этого несчастного астероида хватит и его.
Должно было хватить.
Однако же, не хватило.
— Плохо, — коротко резюмировал отец Зевако, выслушав очередную новость, — братья, мы в крайне тяжёлой ситуации: здание повреждено, и вот-вот произойдёт разгерметизация. Скорее всего, в Управлении уже знают о взрыве и идут на помощь, но, боюсь, они опоздают… — он сделал паузу, потом очень спокойно добавил: — аварийный отсек здесь не укомплектован защитными костюмами.
Остин остался на связи с церцетарием, а Джереми и Лукас переключились на внутренний канал:
— Иди, Аристо, — сказал Джереми.
— Понял, — вздохнул Лукас.
И уже протискиваясь в узкую щель, услышал ехидное:
— Всё-таки есть польза с недомерков.
Он едва успел сделать несколько шагов к соседнему корпусу, как земля вздрогнула снова, и двухэтажное здание — пластон и местный строительный камень — обрушилось внутрь, погребая под собой церцетариев, а вместе с ними трех рыцарей-пилотов.
Лукаса сбило с ног, проволокло по земле. Вокруг свистели осколки. Он прижался к камням, молясь о том, чтоб осталась неповреждённой ткань лёгкого скафандра. Тогда ещё не понял, что… да ничего ещё не понял. Мыслей было: переждать, пока закончится свистопляска, вызвать аварийную бригаду, разобрать завал. Следовало поспешить — рыцари в своих скафандрах продержатся долго, а вот церцетарии в одних форменных рясах, могут и душу Богу отдать.
И только услышав по связи крики, а потом вот это, бесконечное: «господи-господи-господи…» Лукас понял, что рухнувшие стены раздавили тех, кто был внутри.
Он снова попытался связаться с Управлением. И снова не услышал ничего, кроме хрипов пустого эфира. Планетотрясение, потом взрыв, рухнуло сразу несколько корпусов, так что же они там, заснули?! Почему молчат?! Бросив напрасные попытки, Лукас побежал в ближайший уцелевший корпус, надеясь найти там людей или, хотя бы, дуфунг.
А нашёл осколки на полу, стены со следами демонтированных коммуникаций и. Система регенерации воздуха, правда, работала. Но больше не было ничего. Да ещё этот хруст. Вот-вот одна из хрупких переборок не выдержит, воздух рванётся наружу, расширяя дыру, и корпус, вполне возможно, обвалится, так же, как соседние.
Он быстро миновал систему шлюзов. Не глядя, прошёл через несколько больших пустых залов. Шёл к ангарам, избегая выходить на поверхность. Сейчас, когда ничего уже не взрывалось, можно было довериться инстинктам: под открытым небом опасно, опасней, чем под крышами из фотоэлементов. В одном из помещений, по размеру больше похожем на раздевалку, увидел спасательную капсулу. Сначала не обратил внимания, не удивился даже, за какой надобностью нужна такая в лабораторном корпусе…
Уже выходя в следующий коридор, понял: двигателей нет.
— Возвращаться глупо, — сказал Лукас сам себе.
И пошёл обратно.
Нельзя сказать, чтобы он не любил странности… Увы, рыцарь-пилот Лукас фон Нарбэ испытывал ко всему загадочному слабость, объяснимую, и всё же с трудом простительную для человека, далёкого от мирской суеты.
Входя в «раздевалку», он понял, что капсулой «капсула» вовсе не была. А шкафчики вдоль стен предназначались отнюдь не для спецодежды: ни к чему одёжным шкафчикам такое количество проводов.
Лукас подошёл ближе и осторожно заглянул внутрь через прозрачный колпак. «На ложементе покоилась очень бледная женщина. Светловолосая, в униформе салатного цвета — кажется такую носили местные биологи. Ее губы и ногти были синеватого оттенка».
Женщине требовалась помощь.
Может быть, здесь проводился какой-то эксперимент, а незнакомка выступала в роли подопытной. А, может быть, она почувствовала себя плохо — кто знает, какая дрянь попала в результате взрыва в систему вентиляции — и забралась в герметичную капсулу, надеясь дождаться спасателей.
Датчики скафандра указывали, что сейчас воздух чист. Рядом с любым из шлюзов в стенных нишах хранились аварийные комплекты. Дуфунгов, полагающихся по правилам техники безопасности, Лукас там не обнаружил, но защитные костюмы были в порядке.
Дрянные. Лёгонькие. Одноразовые. Однако продержаться в таком на поверхности можно было больше часа.
Найти запорный механизм оказалось делом недолгим, и спустя несколько секунд Лукас откинул колпак капсулы.
* * *
Сначала она увидела глаза. Очень тревожные глаза в обрамлении длинных чёрных ресниц. Фиолетовые. Нет, правда, глаза цветом как тёмные фиалки, или как сумеречные рубины, что добывались в Облаке Тилбе.
Потом услышала голос:
— Дочь моя, как вы себя чувствуете?
Только потом вспомнила значения слов. И стало смешно: какая ещё дочь? Но вместо смеха получилось неслышное сипение. Губ коснулось что-то прохладное… Вода. Пластиковая туба с водой из… аварийного комплекта.
Где они? Что случилось?
Неплохо бы сказать это вслух…
— Где я?
— Понятия не имею, — ответил голос.
И кто я?
Кто?
Частичная амнезия, как последствие контузии. Это, говорят, обычное дело. В том, что ее контузило, она не сомневалась. Во-первых, смутно припоминала что-то… вот где и с кем дрались не понять. Во-вторых, не будь она ранена, что бы ей делать в витакамере?
Луиза! Ну, слава богу! Луиза Беляева…
Майор мирской пехоты, командир подразделения по подавлению организованных беспорядков.
— Вы можете встать?
Интересный вопрос. Кажется, да. Сесть у неё, во всяком случае, получилось. И голова не кружилась, и чувствовала она себя (это если бы он снова спросил), как обычно. То есть, очень хорошо.
Ну и кто тут у нас? Господи… ничего себе, прекрасный принц.
— Кто вы? — спросила Луиза, разглядывая его с головы до ног.
— Лукас фон Нарбэ, — последовал ответ, — рыцарь-пилот ордена Десницы Господней, монастырь «Святой Зигфрид». Нам лучше поспешить, дочь моя, — он протянул руку: — позвольте, помочь вам.
— Не смешите! — фыркнула Луиза.
Взялась руками за борта витакамеры, и выпрыгнула на пол.
— Ваш скафандр, дочь моя, — невозмутимо сказал фон Нарбэ.
Луиза одевалась и таращилась на пилота, не заботясь о вежливости. Лукас фон Нарбэ не походил на рыцаря, то есть, не походил на человека, большую часть жизни проводящего в невесомости. Для этого он был слишком мал ростом, и слишком правильно сложен. Даже форменный скафандр и «Тунор» в набедренной кобуре не добавляли образу достоверности.
Надевая шлем, Луиза задумалась, откуда ей знать, что скафандр форменный? Эти цвета: тёмно-синий и золото, и на груди золотой меч с крыльями вместо гарды…
Орден Десницы Господней… Ну, конечно!
— Благословите, ваше преподобие, — сказала она то, с чего следовало начать.
— Господь да благословит вас, дочь моя, — он осенил её голову святым знамением, и деловито осведомился: — системы скафандра в порядке?
— Так точно!
Чудные глаза взглянули с любопытством. Но спрашивать он ни о чём не стал, просто кивнул и приказал:
— Следуйте за мной.
Шли долго.
Луиза узнавала помещения испытательного сектора. Девять трехэтажных корпусов, установленных прямо на поверхности. Они предназначались для опасных экспериментов и, кроме как через дуфунги, не были связаны ни с другими секторами, ни, тем более, с Управлением. Всё остальное: цеха, лаборатории, жилые районы, «Весёлый трюм» и даже камеры каторжан располагались на другой стороне астероида…
«Акму, — всплыло в памяти очередное название, — мы на Акму. Это владения маркграфа Радуна. Завод, лаборатории, шахта, космопорт, большой транспортный узел…»
— А где люди? — спросила она, глядя в макушку рыцарского шлема.
— Мне это тоже интересно, — отец Лукас помолчал, потом добавил: — и в эфире сплошные помехи. Здесь это нормально?
— Нет, — она огляделась, — нет, не нормально. А что, вообще, случилось?
— Взрыв.
— Что рвануло?
— Я не знаю, — голос его был спокойным, и волнение, всколыхнувшееся было, когда она услышала о взрыве, мягко улеглось. — Сейчас мы идём к ангару…
— Простите, ваше преподобие, — перебивать священника последнее дело, но иногда ситуация требует, — здесь нет никаких ангаров. Порт на другой стороне Акму.
— В порт именно сегодня прибыло четыре багалы и целый десяток куваров. Кораблю ордена Всевидящих Очей не нашлось места для швартовки. Пришлось садиться прямо на поверхность.
— Орден Всевидящих Очей?!
— Обычная проверка, — отмахнулся отец Лукас, — и, как всегда, без предупреждения. Оттого и накладки.
— А вы?
— Охрана. Отцы-церцетарии добирались своим ходом от самого монастыря, а в этом районе небезопасно, — он остановился. — Дочь моя, сейчас мы ненадолго выйдем на поверхность. Проверьте герметичность своего скафандра.
— Я…
— Сделайте это ещё раз.
«А вы зануда, преподобный».
Спорить Луиза не стала.
Разумеется, скафандр был идеально герметичен. Здесь, на Акму, к правилам безопасности относились с должным почтением.
— А правду говорят, — они уже вышли из шлюза и шагали по острым камням к полукруглому куполу склада, видимо, как раз и превращённого в ангар по случаю визита преподобных отцов, — что у всех рыцарей боязнь открытого пространства?
Отец Лукас хмыкнул. Подумал и ответил:
— Нет.
— Значит, только у вас?
— Я высоты боюсь.
И непонятно было, издевается он, или говорит серьёзно.
Кораблей на складе оказалось пять. Один матван, громадина, непонятно, как он, вообще, здесь поместился. А остальные четыре — гафлы. Как в кино: с цепочками крылатых мечей вдоль бортов. С бубновыми тузами на носу. То есть, три, как в кино, а одна — чистенькая, тёмно-синяя и золотая.
Луиза не разбиралась в моделях. Зато считать умела. И, едва увидев гафлы, спросила:
— А остальные где?
— Кто? — отец Лукас, поднялся в кабину ничем не украшенной машины.
— Рыцари-пилоты.
Он посмотрел на неё сверху вниз:
— Я ведь сказал, что был взрыв.
Она сначала не поняла…
Рыцари, они же святые, это всё равно, что бессмертные…
Погибли, как самые обычные люди?
Отец Лукас что-то делал в кабине. Молчал. От этого молчания стало не по себе, и Луиза сказала, лишь бы что-то сказать:
— Что значат тузы?
— Асы.
— А мечи — это сколько сбито пиратов?
— Да.
Она слегка разозлилась: терпеть не могла, когда ей так вот намекали: не лезь, мол, куда не просят.
— А вы, значит, ни одного ещё не сбили? Только церцетариев охраняете?
Проняло!
Отец Лукас довольно долго молчал, потом ответил, похоже, что сквозь зубы:
— Об этом спросите в Вольных Баронствах.
Вольные Баронства — четыре населенные планеты и бесконечные облака астероидов — испокон веков были базой пиратов и контрабандистов. Монастыри ордена Десницы постоянно патрулировали их границу, но никогда не совались внутрь, справедливо опасаясь возмущения со стороны союзной Баронствам империи Нихон. Время от времени какой-нибудь общественный деятель с шилом в одном месте, начинал шуметь о превращении Баронств в газовое облако, пусть даже ценой войны с Нихон, но таким умникам довольно быстро объясняли, что подобная операция обойдётся Империи в сумму значительно большую, чем ущерб, нанесённый пиратами за несколько десятков имперских лет, и всё возвращалось на круги своя.
Отец Лукас выбрался из гафлы. Так же обстоятельно и долго обследовал остальные машины. Вернулся к своей, потрогал зачем-то борт, как будто погладил.
— Я связался с диспетчером, — сказал не оборачиваясь. — Скоро пришлют помощь.
«А взлететь с поверхности вам слабо, преподобный отец?»
Луиза слышала сказки, будто есть среди рыцарей пилоты, способные поднять истребитель в воздух без катапульты и без разбега.
Сказки.
Хотелось выпить.
* * *
Шлемофон не был повреждён при взрыве. Мог бы сразу догадаться. Ну что ему, рассчитанному и не на такие встряски, сделается от нескольких камней?
Это всё потому, что твердь под ногами. То есть, твердь виновата, конечно, не в отсутствии связи, а в потере остатков здравого смысла.
Он действительно боялся высоты. Только наоборот: чем ближе к поверхности, тем хуже. Правда, к полётам в атмосфере это не относилось. Но полёт, он на то и полёт, хоть в полуметре над землёй иди, всё равно — дома.
А шлемофон живёхонек, эфир, что характерно, тоже. Но все переговоры ведутся на одной-единственной частоте. Дуфунг «Осы» легко ловил ее, однако Лукас ни слова не понял из того, что услышал: сплошь коды, индексы, наборы букв и чисел, лишённые для него всякого смысла и лишь изредка перемежаемые человеческими словами. Преимущественно ругательствами, да всякого рода междометиями.
Найденная по дороге, и до сих пор не удосужившаяся представиться дама, наверное, могла бы помочь.
Дать ей послушать? Нет…не стоит. Взяв на борт мирянина, позаботься, чтоб он не трепыхался лишний раз. Проще говоря, взволнованная женщина станет обузой. А причины для волнения, скорее всего, есть.
Очень хотелось выяснить, о чём же болтают в эфире; и что такое происходит сейчас в Управлении; и что предпринимают там, узнав о выжившем священнике?
…Все три «Осы» были умело и безнадёжно испорчены. А фермиевые контейнеры — сердце и душа двигателей — бесследно исчезли. Соваться в матван не имело смысла: разблокированный входной люк говорил сам за себя. Интереснее всего на данный момент, как поведут себя спасатели. Будут стрелять сразу? Или вновь попробуют инсценировать несчастный случай? С учётом того, что дуфунги всех трех гафл посылали сейчас в пространство громкий и отчётливый сигнал: «Пираты!», вряд ли здешние власти устроят еще одно покушение. Они ведь не знают, что ближайший монастырь находится в трех месяцах пути через «подвал».
Сидя в кабине своей «Осы», Лукас в срочном порядке проводил модернизацию шлемофона. Дело нехитрое, хотя, конечно, лучше бы этим занимался кто-нибудь из техников.
В дуфунге стрекотала цифровая тарабарщина. Женщина внизу терпеливо ждала.
Вид у неё по-прежнему не слишком здоровый. Но держится хорошо. Язвит. Боязнь открытого пространства у рыцарей-пилотов… это ведь придумать надо!
Боязнь пространства. Открытого…
Внутри что-то болезненно сжалось и заворочалось, мешая дышать.
господи-господи-господи…
Рыцарей-пилотов хоронят в космосе. Погребальная капсула выстреливается с той же катапульты, с какой уходила в бой машина, и залп главного калибра превращает ее в ничто. Огненное погребение. Душа и тело уходят в Самаянгу, освобождаются от цепи перерождений, навсегда сливаются с бесконечной, свободной пустотой, такой же чистой, как Первая Мысль Господа.
Сможет ли уйти в Самаянгу тот, кто погиб на поверхности?
Груда камней и пластона над тремя братьями… гравитация не отпустит их, не даст освободиться, затянет в ледяной Эхес Ур.
Лукас хотел бы верить в то, что они ещё живы, но знание, увы, убивало веру.
* * *
Настоятель монастыря, архимандрит отец Александр велел набрать пилотов в конвой. Лукас взял бы троих рыцарей из «Бальмунга», однако монастырь уходил к пространству Вольных Баронств, а там ОАГ «Бальмунг» мог понадобиться в полном составе. Вместе с командиром, кстати. Но командира попросили возглавить конвой церцетариев. Очень попросили.
— Охранять корабль ордена Всевидящих Очей почётная обязанность, — сказал отец Александр, — и я надеюсь, ты отдаёшь себе отчёт в том, какую честь оказывает нам церцетария, приглашая тебя в качестве командира конвоя.
Он не особо беспокоился о том, чтоб это звучало искренне. По его мнению, как раз рыцарь-пилот фон Нарбэ, приняв приглашение, оказывал честь церцетарии. А сам Лукас вообще над этим не задумывался. Два ордена дружили и традиционно помогали друг другу, он сам умел водить конвои, а «Бальмунг» некоторое время боеспособен и без командира. Ну, и о чем тут думать? Только о том, кого взять с собой.
— Отец Джамали Ахилл и отец Денис Васильченко просили меня походатайствовать за них, — отец Александр улыбался, и Лукас тогда улыбнулся ему в ответ. Смешно, в самом деле: настоятель монастыря ходатайствует перед простым рыцарем. Но от Ахилла с Васильченко отказался наотрез.
— Ты что же, надеешься полететь с Джереми? — подивился отец Александр.
— И с Остином. А он возьмет с собой Найруша.
— Ну, разумеется. А то, что Джереми — командир Первого полка, и конвои не входят в его обязанности тебя не смущает?
— И то, что Остин — заместитель руководителя полетов, тоже не смущает. О чьих еще должностях вы мне хотите напомнить?
— О твоей, Аристо, о твоей. Командир ОАГ не должен дерзить настоятелю.
— Настоятель разрешил выбирать. Я выбрал.
Ахилл и Васильченко были слишком молоды. Какой там конвой, их в патруль-то парой отправлять опасно. Мальчики талантливы, они научатся летать, и когда-нибудь Лукас с удовольствием возьмётся натаскивать их в тонкостях космического боя, но случится это не скоро.
А Джереми Бёрк был лучшим пилотом монастыря, ещё когда Лукас фон Нарбэ совершал свои первые вылеты.
Они пять лет летали вместе. И Джереми, длинный, как швартовочная вышка, не упускал случая пройтись по поводу «недомерков». И тот же Джереми выбил два зуба отцу-интенданту, когда тот посоветовал Лукасу заказать форму на фабрике детской одежды… Он объяснял потом архимандриту, что хотел как лучше. Что, если бы Лукас успел раньше… Отец Александр кивал, соглашался, и Джереми на месяц был отстранён от полётов.
Одиннадцать лет прошло. Теперь Джереми командует полком, а Лукас — знаменитой на всю Империю авиагруппой. Однако если приходится выполнять задания, вроде нынешнего, в первую очередь Лукас вспоминает о Джереми. И оба знают, что в любой ситуации, кроме боевого вылета, Джереми Бёрк приказывает, а Лукас фон Нарбэ — выполняет приказ. И отец Александр тоже знает об этом.
…А теперь, рыцарь-пилот фон Нарбэ, всё то же самое, но в прошедшем времени.
И скажи-ка, преподобный, кого ты предпочёл бы видеть погребёнными на Акму? Джереми, Остина и Найруша, пилотов милостью Божьей, рыцарей опытных, смелых и расчётливых, немногим уступающих тебе самому? Или Ахилла и Васильченко, мальчишек, только-только закончивших учиться?
Молчишь?
Вот то-то же.
Переделанный шлемофон занимал больше места и чуть давил на висок и левую скулу, зато, пробежавшись по каналам, Лукас с удовлетворением услышал в наушниках ту же кодированную бессмыслицу, какую ловил дуфунг «Осы».
Вот так. Пусть ничего не понятно, но, хотя бы, слышно.
Он ещё не успел выбраться из машины, когда купол начал лепестками расходиться в стороны.
— Суки, — высказался Лукас, спрыгивая на пол.
Увидел потрясённый взгляд женщины и объяснил:
— Откуда им знать, что мы в скафандрах?
Тушка нусура модели «Краб», с номером 15/7, выведенным алым по жёлтому, повисла над ангаром. Копательные и хватательные конечности его были втянуты, зато резак находился в боевой готовности.
Как будто внизу был не склад, а спёкшаяся в монолит груда пластона…
«Хватит! — приказал себе Лукас, — забудь!»
Забыть, конечно, не получилось.
— Вы в порядке, ваше преподобие? — осведомились из нусура.
Лукас дождался, пока спустится вниз телескопический трап, подозвал женщину:
— Сможете забраться?
Вопрос дурацкий. Вспомнить, как она из своей капсулы выпрыгнула! Получив в ответ взгляд, какого и заслуживал, Лукас пожал плечами:
— Тогда вперёд.
В нусуре, кроме пилота, было всего двое спасателей. Когда Лукас забрался в трюм, все встали, кротко склонив головы под благословение.
— А мы думали, вы один, ваше преподобие, — доверчиво сообщил один из них, губастый, с трогательной родинкой на щеке, — а с вами, оказывается, дама. Располагайтесь. Если нужны стимуляторы…
— Благодарю вас, сын мой, — Лукас устроился на жёсткой скамье, — всё, что нам нужно — это как можно скорее попасть в порт.
— Это мы запросто, — заверил губастый. — Алекс, дуй к шестому причалу!
— Понял, — меланхолично ответил пилот.
Спасатель с родинкой перенёс свои заботы со священника на даму. Нусур загудел двигателями, набирая высоту. Третий член экипажа, сидевший рядом с пилотом, сосредоточенно молчал, переключая каналы бортового дуфунга.
Лукас смотрел в монитор внешнего обзора. Тоже молчал.
Слушал.
И, наконец, услышал.
— Пятнадцать дробь семь, отчёт по форме ЧС дробь СС. Докладывайте.
— ЧС плюс, — коротко и тихо произнёс сидевший рядом с пилотом.
— Подробности.
— С ним объект.
— Что?! — голос по связи разом утратил деловитое равнодушие, — номер?
— Кажется, двенадцатый. Я не уверен…
— Священник, — задумчиво произнёс невидимый собеседник, — жаль. Пятнадцать дробь семь, причал четырнадцать.
— Слушаюсь.
Пилот лишь молча кивнул, и бот изменил курс.
* * *
Губастенький мальчик представился Виктором. Луиза тоже представилась. Услышала в ответ ожидаемое, но искреннее:
— Правда?! Вы — майор Беляева?
Что ж, Виктор с родинкой, хоть и не мог похвастаться фиолетовыми глазами или симпатичной мордашкой, зато в умении общаться давал преподобному сто очков форы. Они с Луизой успели поболтать, и даже выпить по глотку синтебренди за знакомство, когда священник вдруг подал голос. Хоть бы минут десять обошёлся без своего занудства.
— Сын мой, — он встал и прошёл к креслу пилота, — вы собирались идти к шестому причалу. Не меняйте решение на полпути, это признак слабости.
Пилот попытался возразить, объяснить, что на шестом причале совершенно неожиданно… Но священник мягко положил руку ему на плечо и повторил:
— Возвращайтесь на прежний курс, сын мой, я очень вас прошу.
Вообще говоря, спорить с ними ещё хуже, чем перебивать. Во-первых, не вежливо. Во-вторых, как бы там ни было, но священники обычно знают, о чём просят. Если бы этот не был таким нудным
«И таким некрупным» — вылезла непрошеная, ехидная мыслишка…
Сейчас Луиза целиком и полностью была на стороне пилота. Но тот, бедняга, не знал, что священники бывают разные. И, видимо, изменил курс, или чего там хотел от него преподобный Проверьте-Системы-Скафандра. Во всяком случае, священник снова заткнулся, хоть и остался стоять рядом, по-прежнему держа руку у парня на плече.
— Смотрю я на его преподобие, — хмыкнул Виктор, — и думаю, не врут про них.
Луиза криво ухмыльнулась в ответ.
Про жизнь в монастырях рассказывали разное, особенно про рыцарей-пилотов. Кажется, и впрямь не врали.
Больше всего Лукас боялся, что пилот начнёт сопротивляться. Бывают люди, которые, когда боятся, инстинктивно пытаются себя защитить. Но этот оказался не из таких, он помалкивал, только обильно потел, видимо, переживая за целостность своей ключицы.
Лукас не делал ему больно: нельзя причинять людям боль без веских на то причин. К тому же, Господь дал человеку умение фантазировать, и пилот нусура сразу, едва лишь осознал хрупкость собственных костей, нафантазировал куда больше, чем мог бы сделать без специальных инструментов простой священник.
Разумеется, эти фантазии не имели ничего общего с реальностью, и, всё-таки, Лукасу было стыдно. Как бывает стыдно, когда узнаёшь о себе очередную грязную сплетню. И знаешь, что она лжива от первого до последнего слова, но знаешь так же, что кто-нибудь да поверит…
Хорошо ещё, что у сидевшего на связи хватило ума не докладывать о неожиданном осложнении. Приятно иметь дело с понимающими людьми.
