Крамцов Сергей, еще аспирант
20 марта, вторник, очень раннее утро
Звонок Дегтярева застал меня в машине как раз в тот момент, когда я размышлял над тем, позвонить шефу или не стоит. У меня даже палец лежал на клавише быстрого набора номера Дегтярева, когда экран вдруг засветился, замигала надпись «Шеф», а аппарат завибрировал в ладони. После того как он отключился, я понял, что звонить не стоит. Шеф уже себя похоронил, хоть и с излишней поспешностью, на мой взгляд. Его укусила крыса, а вирус «Шестерка» мутирует с огромной скоростью. Возможно, что в организме крысы он уже изменился так, что человеку не опасен. Маловероятно, но возможно.
Кроме того, я не мог себя заставить бросить Дегтярева просто так, даже не увидев его. Что греха таить, он для меня был если и не как отец, то как любимый родственник, друг, не знаю кто. И его семья если и не заменила мне мою, которой у меня не было, то была очень к этому близка. А его младшая дочь, как мне кажется, даже излишние знаки внимания мне оказывала. Нет, просто так Дегтярева я бросить не могу, что бы он мне в телефон ни говорил.
Пока я так размышлял, за окном его кабинета сверкнула вспышка и раздался хлопок, очень похожий на выстрел из пистолета. У меня сердце замерло на полустуке… Что за дела? Он сам себя, что ли? Но ведь он собирался звонить… Короче, надо идти на разведку, нет других вариантов, много здесь на заднице не высидишь. И идти «тяжелым», раз уж там до стрельбы дошло. Я вытащил помповик из чехла, затолкал в него через окошко шесть патронов с картечью. Передернул цевье, загнав один в патронник, и добавил еще один патрон в магазин. Семь. Еще три патрона из этой коробки и два из другой я воткнул в пластиковый подвесной патронташ, что держался сбоку ствольной коробки, а оставшиеся восемь высыпал в карман куртки.
Со стороны института снова донесся выстрел, гулкий, увесистый, явно из дробовика. Животных отстреливают, что ли? Я вышел из машины и перебежал на противоположную сторону улицы, чтобы не быть заметным из пролома, где стоял Володько. Тяжесть ружья в руках придавала уверенности. Еще с войны знакомое чувство — когда в руках у тебя оружие, тебя уже «так просто не возьмешь», ты не беззащитен.
Снова два выстрела, из ружья и пистолета. Точно, отстреливают кого-то. Не все зверье разбежалось? Естественно, кто-то ведь укусил шефа. Я перешел на тихий шаг, прижался к забору, подняв оружие в положение «на изготовку». Тихо… тихо… Ночью слух дает больше информации, чем зрение, надо просто уметь ею пользоваться. Голоса. Я замер, прислушался. Олег с Ринатом. Ринат что-то рассказывает, очень экспансивно. Олег недоверчиво переспрашивает. Что-то про Джеймса говорят. Лучше к ним открыто подойти, а то не поймут прикола, чего это я крадусь, да и грохнут на месте. Ринат вполне сумеет.
Только собрался расшифроваться, как услышал голос Оверчука. Вот этого-то гада и даром не надо, подумалось мне, лучше пока тихо посижу. Он только пару слов сказал, а затем дважды треснули двойные пистолетные выстрелы, и затем два тела рухнули на асфальт, загремев оружием. Затем Оверчук пробормотал что-то, и шаги медленно удаляться начали.
«Ты что же делаешь, тварь, «дух» поганый? — подумал я. Меня окатило злобой, как волной кипятка, аж в ушах зазвенело. — Что он сделал? Что они ему сделали, сволочи такой? Это он у Дегтярева в кабинете стрелял? «Хвосты» подчищает? Я тебе постреляю, гнида…»
Я быстро и тихо дошел до пролома, держа ружье на уровне глаз, заглянул внутрь. Оверчук уже свернул за угол. Он шел быстро, почти бежал. Стараясь не шуметь, я рванул следом, чувствуя, как бешенство охватывает меня, такое, что волосы зашевелились, а челюсти сжались до судороги.
«Убью, сволочь!» — четко оформилась мысль.
Выглянул за угол и понял, что отстаю — безопасник наддал и уже подходил к флигелю проходной. Я перешел на бег, вскинув ружье, понимая, что могу обнаружить себя, но он не обратил никакого внимания. Распахнул дверь, шагнул внутрь. Сейчас дверь захлопнется, и все усложнится.
И тогда я его окликнул. До Оверчука было метров шесть, не больше, он был ко мне спиной. Прицелился ему в затылок, выбрал свободный ход спускового крючка и окликнул:
— Андрей Васильевич!
Мой голос отразился эхом в пустом дворе. Оверчук обернулся, одновременно поднимая пистолет. Все равно не успеешь. Я сдвинул указательный палец, дробовик дернулся в руках, а осыпь картечи разнесла голову Оверчука на кровавое облако. Осталась на месте только шея и нижняя челюсть. Тело рухнуло на спину, в коридор проходной, пистолет со стуком упал на асфальт. Грохот выстрела из двенадцатого калибра эхом проскакал по окрестностям и замолк.
— Вот тебе, сука… — прошептал я.
Передернул цевье, достал из кармана еще один патрон с картечью, затолкал снизу в магазин. Огляделся вокруг — никого. От обезглавленного тела растекалась лужа крови. Куда теперь?
— Сережа! — окликнули меня сверху.
Точнее, шеф окликнул. Я его голос никогда не спутаю ни с чьим другим. Я поднял глаза. Дегтярев стоял в окне кабинета Биллитона, вполне живой.
— Владимир Сергеевич, как вы? — спросил я.
— Сережа, нормально. А ты все правильно сделал, я все видел. Он был мерзавцем. — Он потер ладонью лицо, я увидел бинт на руке. — А мы опоздали объявить тревогу. Трусость — страшный порок, Сережа. Я сейчас успел позвонить военным, Кириллу Гордееву и объявить о биологической угрозе. Может, мне и поверили. А может быть, и нет. Кирилл не самый главный в системе, его полномочий объявить тревогу на всю страну не хватит. Сейчас я позвоню в милицию, затем в мэрию, а затем позвоню в МЧС. Но я не буду этого делать, пока ты не уедешь отсюда и не направишься ко мне домой. Это важнее, а у меня осталось мало времени. Это приближается. Возьми все оружие, которое видишь, не трогай только пистолет Оверчука. Это орудие убийства. Еще одно орудие убийства у меня, и пусть оно здесь и останется. Возьми вот это…
Дегтярев исчез в окне, затем сказал: «Лови!» — и бросил что-то вниз. Белый полиэтиленовый пакет, в котором что-то звякнуло, упал прямо мне под ноги. Я заглянул в него. Там лежала связка ключей. Я вопросительно посмотрел на шефа.
— Раз уж ты приехал, хоть я тебя и не ждал… Спустишься в лабораторию, откроешь хранилище номер два, — сказал шеф. — Вытащишь оттуда два оранжевых пенопластовых блока, заберешь с собой. В блоках, внутри, титановые капсулы с исходным вирусом. Разбить, сломать или что-то еще сделать с этим хранилищем невозможно. Вирус в сухом состоянии, так что о каких-либо температурных условиях тоже заботиться не надо. Отдай их Кириллу. Понял?
— Да, понял, — кивнул я. — А как насчет разрушенной биозащиты в здании?
— Ты серьезно? — Он нашел в себе силы усмехнуться. — Вирус уже вырвался. Ты сам знаешь степень его заразности. К тому же пока ты живой, он ничем тебе не грозит. Неужели ты сам этого еще не понял? Здоровее будешь!
Я хмыкнул, пожал плечами. А ведь верно, чего теперь-то бояться? Зато у меня будет гарантированный иммунитет против гриппа и любого вирусного заболевания. Даже СПИДа могу не бояться. Плохо, что ли?
— Все животные разбежались, эпидемия начнется уже сегодня ночью, — продолжил Дегтярев. — Это неизбежно. Апокалипсис начинается, мертвые пойдут по земле. Коля Минаев обратился и напал на меня. Я убил его выстрелом в голову. Джим Биллитон тоже обратился, и его тоже убили выстрелом в голову. До этого Ринат выстрелил в него из ружья, в грудь, но Джим даже не поморщился. Стреляй в голову. И увози мою семью в Садов. Я успел сказать Кириллу о вас, он ждет. Все, езжай, не забирай мои последние минуты, я хочу успеть позвонить семье. Ты понял меня? Что ты молчишь, как пень?
В голосе шефа послышались нотки отчаяния. Я закивал, крикнул:
— Я понял!
— Я скажу им, что уехал с военными в секретный центр, в Кош-Агач, в Горный Алтай, иначе Алина никуда не поедет. И ты это подтверди, понял? Скажи им, что позже мы встретимся в Горьком-16. Скажи им правду позже, лишь когда приедете в «Шешнашку». Обещай мне это.
— Я обещаю, — кивнул я.
Я почувствовал, что начинаю плакать. Я никогда в жизни не плакал, даже в детстве, кажется. Только когда погибли родители и после похорон бабушки, в одиночестве. Слезы залили глаза, защипали, я заморгал.
— Тогда собирай все оружие, что видишь, возьми контейнеры и иди, — махнул он рукой. — Я уже не выгляну из окна, а если ты попробуешь подняться ко мне, я застрелюсь раньше, чем собирался. Иди.
— Прощайте.
— И ты прощай, Сережа.
Дегтярев исчез из оконного проема, и вскоре оттуда послышался разговор. Он еще кому-то дозвонился. Ну и пусть, может, и выйдет из этого что-то.
Я подошел к трупам Рината и Володи, подобрал похожие на «калаши» дробовики «Вепрь», взял запасные магазины, фонарики, радиостанции «Кенвуд». Сейчас заберу контейнеры из хранилища, а заодно и зарядники из караулки прихвачу. И тихо уеду. Но пистолет Оверчука подберу все равно, не побрезгую. Зашел в проходную, подобрал с пола «Грач», протер его от крови полой плаща убитого. Затем нашел на нем подвесную кобуру и два запасных магазина на поясе. Почему-то вспомнилось, как я снимал с убитого возле Алханкалы «духа» добротную китайскую разгрузку, а потом отстирывал ее от крови — пуля пробила тому сонную артерию.
Подвесил пистолет под мышкой, прицепил кожаные подсумки с увесистыми магазинами на ремень. Мой дробовик теперь тоже орудие убийства, и что же, мне и его выбрасывать? Не дождетесь.
До хранилища добрался без приключений. Людей в здании не было, животных тоже. Но шел осторожно, светя фонарем и проверяя каждый шаг. Сейф открылся легко, два оранжевых пенопластовых блока, размером в два кирпича каждый, нашел сразу. Обратно шел уже опасливей — висящие на плече «Вепри» вместе с контейнерами мешали держать оружие. Надо было с рюкзаком сюда идти.