28
Спал Джек крепко, но под утро ему стали мерещиться какие-то крики и ужасные стоны. Уверенный, что ему это только снится, он не стал просыпаться и открыл глаза лишь с первыми лучами солнца. Взглянул в окно и улыбнулся, очень уж красиво выглядел восход из окна экспресса.
Спустив ноги на пол, Джек безошибочно попал в тапочки, затем поднял глаза и едва не вскрикнул. Барнаби сидел в кресле напротив и улыбался Джеку, однако улыбка эта выглядела словно приклеенной, а глаза смотрели сквозь стену вагона.
— Рон?
Реакции никакой.
— Рон, что с тобой? — не на шутку испугался Джек.
— А? — Барнаби шевельнулся.
— Ты в порядке?
— В полном порядке, приятель!
Барнаби поднялся, прошелся из угла в угол и остановился напротив ТВ-бокса, приветливо глядя в темный экран.
— Рон, да что с тобой? — Джек подошел к напарнику и встряхнул его. — Ты какой-то не такой сегодня.
Встал рано, оделся как на парад, что это значит?
— Я влюблен, Джек.
— Влюблен? — поразился Джек. — В кого?
Он даже огляделся, нет ли в купе кого-то еще.
— Она уже ушла.
— Что?
— Она уже ушла.
— Ты о ком?
— О Сью. Она была здесь, и мы занимались любовью. — Рон снова улыбнулся и стал смотреть в окно на проносившиеся пейзажи.
— Кто такая Сью, приятель? Надеюсь, ты не сбрендил? Было бы жаль потерять тебя сейчас, когда мне требуется поддержка.
— Да не сошел я с ума, Джек, Сью — настоящая женщина.
— Постой, кажется, я припоминаю. Эти стоны под утро — это и была ваша любовь?
Барнаби кивнул.
— Значит, это она кричала?
— Нет, Джек, кричал я.
Джек опустился на кровать.
— Эта Сью — проводница?
— Да, одна из смены.
— Рыжая, что ли?
Обожаю рыжих.
— Ну конечно. Пойду-ка я приму душ, может, к моему возвращению этот утренний кошмар развеется.
Подойдя к двери в душевую, Джек принюхался.
— Рон, а чем это пахнет?
— Где?
— Здесь, в купе. Кажется, духами, а?
— Точно, это «Лесной лук», я подарил их Сью.
— Но это же были мои духи, Рон.
— Зачем тебе женские духи?
— Ладно, потом обсудим.
Из душа Джек вышел бодрым и голодным. На столе его ждал поднос с ранним завтраком — чай, тосты, масло желтыми лепестками и розеточка с красной икрой.
Посмотрев на его недоуменную физиономию, Рон радостно рассмеялся.
— Удивлен?
— Признаться, удивлен. Откуда все это?
— Сью принесла. У нас самое лучшее обслуживание, вне всякой очереди.
— А ты сам поел?
— Давно уже.
— Так когда же ты успел закадрить эту Сью? Вчера, насколько я помню, ты лег рано.
Джек придвинулся к столику и стал намазывать на тосты масло.
— В том-то и дело: рано лег, рано проснулся. Гляжу, ты дрыхнешь, мне скучно стало, ну, я и вышел в коридор — было часов пять. Смотрю, стоит дамочка в форменной одежде и смотрит в окно, а по щекам слезы текут. Я спросил, не могу ли чем помочь, она говорит «нет» и плачет. Тут я вспомнил про духи, сбегал, принес ей и говорю: хочу, мол, вам подарок сделать, а она, ты не поверишь Джек, взяла пузырек, а потом вдруг спрашивает: «Ты меня хочешь»? Я вроде не готов, только проснулся, но отказаться — значит, оскорбить женщину.
Джек утвердительно кивнул. Съев тост с маслом, он стал накладывать на второй икру.
— Ну, привел ее сюда, а сам чувствую, что никакой во мне реакции, но Сью оказалась такой горячей, что обошелся без массажа и без джакузи. Просто сам себя не узнавал — лось, хряк и рыцарь одновременно.
— Так уж и рыцарь? — усмехнулся Джек.
В дверь постучали.
— Войдите, — разрешил Джек, и появилась та самая Сью. Рыжая. Румянец еще не сошел с ее лица.
— Вам что-нибудь нужно?
— Нет, спасибо. Завтрак отличный.
— Ну, я пойду. — Сью одарила Барнаби улыбкой и вышла.
— Все намного серьезнее, чем я предполагал, — подвел итог Джек. — Ты хоть понимаешь, Рон, что мы практически на войне?
Барнаби переменился в лице и угрюмо кивнул.
— Который час?
— Половина девятого. В десять тридцать мы прибываем.
— Значит, пора приводить себя в порядок.