Глава 20. ПУТЬ В ПОДЗЕМЕЛЬЕ

— Ставлю Пояс Силы против топора.

— Ишь чего захотел! Отличный боевой топор! Да мы этот топор с гномами эльфийскими почти полгода ковали и до ума доводили! Нет уж, выиграл мой поясок — сам и гоняйся за вором. Мне он без надобности. Я топор только против ведьмина зуба буду ставить. И все тут!

— Нет, ты умом рехнулся, здоровяк! Для меня этот ведьмин зуб единственная защита от проклятия, а он хочет, чтобы я его на кон поставил!

— Против какого еще проклятия?

— Да против родового проклятия Рикланда. Не слышал разве? Все его друзья погибают, а я все живой. Думаешь почему? Потому что мать мне этот ведьмин зуб дала, чтоб от смерти оберегал. Понял? Ладно, у меня другой амулет есть, мне одна эльфийка подарила — глаз волка. Говорят, позволяет видеть в темноте. Правда, я не проверял.

— Не проверял — нечего и ставить…

Крайт с Гунартом и Глыбой, забыв о былой вражде, самозабвенно резались в кости. Шумели они при этом, как компания подвыпивших орков, совершенно не считаясь с тем, что я тщетно пытался заснуть.

— Орите потише, спать хочется, — недовольно проворчал я, закутываясь в плащ с головой и поворачиваясь изрядно промерзшей спиной к костру, сложенному Гунартом из каких-то странных черных камней, которые полыхали не хуже дров.

— Ты слышал, здоровяк? Рикланд хочет спать! — тут же принялся рассуждать Крайт. — Нет, ты можешь себе представить?! Он же раньше никогда не спал. В походах, по крайней мере. Слушай, а может, он и не Рикланд вовсе?

— А кто?

— Может, призрак все еще живет в его теле? Он, после того как свою шкуру ему одолжил, на себя непохож стал.

— С чего это ты взял? — не выдержал я.

— А что, нет? Ты раньше веселый был, а сейчас? Вспомни, когда ты в последний раз смеялся? Не помнишь? Вот и я не помню. И меч ты как-то не по-людски держишь, и вина не пьешь…

— Вино я давно не пью, — заметил я.

— Не знаю, — скорчил недовольную физиономию Крайт. — Когда мы с тобой в последний поход ходили, ты и вино пил, и веселился на славу. А сейчас от одного твоего вида это самое вино скиснуть может.

— Оставь ты его в покое, — осадил Крайта Глыба. — Не видишь, страдает парень…

— Вот и я говорю, раньше он больше получаса не страдал, хоть ты сдохни! Знаю! Это его эльфийка околдовала. Слышал я такие истории. Живет себе человек, горя не знает. А потом найдется какая-нибудь ведьма, опоит приворотным зельем, и все! Сохнуть парень начинает и чахнуть, и ничто ему не в радость…

— Так то ж ведьма!

— А темные эльфийки все до одной ведьмы, — махнул рукой Крайт. — Уж я-то знаю…

— Еще слово про эльфиек, и я тебя за язык к потолку подвешу! — многозначительно пообещал я.

— Не допрыгнешь, Малыш! — захохотал Крайт. Кажется, он поставил перед собой цель остаться без зубов. Как иначе объяснить его стремление вывести меня из состояния тихой печали и привести в буйную ярость.

Зубы неосмотрительному наемнику спас Стин, обычно молчаливый и незаметный. Он редко принимал участие в разговорах, вот и на этот раз вместо обсуждения моей изменившейся личности при свете костра изучал кусочки пергамента. Полуэльф был единственный из нас, кто мог разобрать эльфийские руны, так что карту я отдал ему.

— Кто-нибудь слышал о невидимой смерти? — неожиданно спросил Стин. — Тут написано: «Лестница Водяных Ступеней выводит в зал Огненного камня. Зал охраняет Невидимая смерть». Боюсь, это здесь. Видите, подземная река сбегает вниз, будто по ступеням.

— Что ж ты раньше не предупредил, остроухий?! — накинулся на него Крайт. — Невидимая смерть! Ничего себе подарочек! Мне Деймор про нее рассказывал, он на Гномьей войне был. Встречается такая зараза в заброшенных пещерах, где гномы раньше руду добывали. Спит она в недрах гор, пока гномы ее не разбудят и своими кирками из скалы не выпустят. А как выпустят, начинает их одного за другим убивать. Приходится гномам богатые месторождения бросать и на новые места уходить. А смерть эта невидимая остается свои богатства охранять. Что ж мы тут огонь развели, орем во весь голос, если, кроме Рикланда, тут еще Невидимая смерть почивать изволит?!

— Гномьи байки все это, — без особой уверенности в голосе заявил Гунарт. — Я тоже на Гномьей войне был. Нету никакой Невидимой смерти.

— Может, ты ее просто не заметил? Она ведь невидимая, — предположил суеверный Крайт.

— Успокойся, тебя твой ведьмин зуб от любой смерти защитит, — пообещал я.

— Давайте спать, — зевнул Глыба. — Завтра чуть свет подниматься.

— Где ты тут «чуть свет» найдешь, в этом треклятом подземелье? — фыркнул Крайт. — Тут что день, что ночь… демон не разберет! Одна Невидимая смерть кружит во мраке…

— Вот и не вопи. Спи лучше. Завтра целый день по воде шлепать. Если, как сказал Стин, мы дошли до Водяной лестницы, то дальше идти придется по руслу подземной реки. Целый день ни присесть, ни прилечь, ни у костра погреться.

Крайт поворчал, что теперь всю ночь спать не сможет, но заснул как миленький. А вот я сам даже задремать не смог, хоть и очень старался. Жесткий пол каменной пещеры, отнюдь не казавшийся сносным ложем после роскошных покоев Сумеречной долины, промозглый холод и оглушительный храп Гунарта ко сну не располагали. Так же как и невеселые мысли. Думал я, естественно, об Альвейс. И о себе. И о том, что никогда… и ни за что… и ни одна… и что настоящей любви у меня быть все равно не может в силу моего треклятого королевского происхождения, так что буду лучше заниматься войной, а не любовью… И в первую очередь покорю Сумеречную долину, чтоб осознали наконец темные эльфы, что мы, люди, вовсе не занятные существа… Не знаю, до чего бы я в конце концов додумался, если бы редко подводящее чутье на опасность не заставило меня вскочить на ноги и застыть, как золотая статуя в вечноцветущем саду темных эльфов, с обнаженным мечом наготове. Казалось, ничто не должно было вызывать подозрений: ни едва тлеющие угли костра, хоть колышущийся над ними теплый воздух до неузнаваемости искажал черты спящих напротив спутников, ни свисающие с теряющегося во мраке потолка грязные сосульки сталактитов, хоть и плясали между ними черные подозрительные тени. Наверное, это были всего-навсего летучие мыши. Только почему-то я не переставал ощущать чье-то недоброе присутствие совсем рядом.

— Ты ее видишь? — услышал я настороженный шепот Крайта.

— Кого? — спросил я, на всякий случай шепотом.

— Невидимую смерть! — Крайт округлившимися от страха глазами глядел куда-то вверх, в непроглядную тьму.

«Говорил тебе, бросай пить!» — наверняка сказал бы я, если бы внезапно из темноты не вынырнула крылатая тень и не метнулась прямо к Крайту. Мой клинок «Пламя дракона» со свистом рассек воздух, пройдя сквозь тень, как… сквозь тень, а она как ни в чем не бывало вцепилась в горло моему другу и принялась самым бесцеремонным образом то ли душить его, то ли пить кровь. Крайт хрипел и извивался на полу в предсмертной агонии, а я ничего не мог поделать, не мог даже схватить Невидимую смерть руками. Она была не только невидимой, но и неосязаемой, но это была смерть, а Крайт — один из тех немногих оставшихся в живых людей, которых я, на горе им, считал своими друзьями.

— Что делать? — крикнул я то ли спавшим Стину, Глыбе и Гунарту, то ли каким-нибудь богам, которые могли меня услышать. Боги не услышали., зато Гунарт подбежал к Крайту и в довершение всего оглушил беднягу ударом своего увесистого кулака. — Нашел время сводить счеты! — зло процедил я, но Гунарт взвалил на плечо почти бездыханное тело Крайта, подхватил свой дорожный мешок и скомандовал:

— Быстро, уходим! Да бегом, улиткины дети!

Мне даже не пришло в голову заметить, что вообще-то я здесь распоряжаюсь. Я схватил вещи Крайта и, поднимая тучу брызг, помчался вдогонку.

— Что это было? — допытывался я у спины Гунарта, спускаясь вслед за ним по каменной лестнице, выгрызенной в скале подземной рекой. Река начиналась почти у Сумеречной долины в пещере, которая на эльфийской карте называлась провал Ледяных Слез, наверное, из-за потолка, представлявшего собой хрустальный лес плачущих сосулек. Крышей пещеры служил ледник, как мантия закрывающий покатые плечи Трехглавой горы, темные эльфы называют его «Дорога Слепых». Альвейс говорила, что все, кто бывал там, теряли зрение от ослепительной белизны никогда не тающего снега. Туда отправляли преступников, если таковые появлялись среди темных эльфов.

Гунарт шел не оглядываясь и молчал. Заговорил он, лишь когда Крайт открыл глаза и заерзал у него на плече.

— Не трепыхайся, не девка, — буркнул он.

— Я на том свете или на этом? — слабым голосом поинтересовался Крайт.

Оказывается, чтобы вернуть мне прежнюю жизнерадостность, достаточно было чуть не потерять еще одного друга. От былой печали остался лишь слабый отголосок, где-то далеко, в глубине души, а вся остальная душа ликовала — Крайт жив!

— На этом, — радостно сообщил я.

— Тогда, может, я сам пойду? — Крайт сполз в воду и, держась за плечо Гунарта, пошатываясь, поплелся рядом с ним.

— Все-таки что это было? — снова спросил я Гунарта.

— Невидимая смерть, — нехотя ответил тот.

— Ты же сказал, Невидимая смерть — гномьи байки.

— Ну сказал.

— Ну и какого лысого демона?

— Чтоб не боялись. Эта Невидимая смерть — она слепая, на страх летит. Испугается человек, она его видит, а спит спокойно, так для нее будто и нет никого. Эльфы врут, что ее шумом разбудить можно.

— А ты, Крайт, испугался, что ли?

— Еще не хватало! Мне сон дурной приснился, — стал оправдываться Крайт. — А потом эта штуковина налетела. Вот тут я слегка запаниковал, конечно. Неприятно все-таки, когда тебя смерть за горло держит.

— А бить-то было зачем, Гунарт?

— Не бил я его, просто оглушил. Чтобы смерть эта его страха не чуяла.

— А что же она на других не накинулась? Я, например, тоже испугался.

— Ты-то? — Гунарт хмыкнул и замолчал. Так и не удалось мне выведать, где он так хорошо изучил повадки Невидимой смерти. На Гномьей войне, наверное.

Брести по колено в воде по руслу подземной реки нам пришлось вовсе не так долго, как я предполагал. Карта, как заметил в свое время Вальдейн, несколько устарела, и вскоре путь, обозначенный на ней, оборвался. Впереди забрезжил свет, и, вместо того чтобы привести нас к подземному озеру, река, превратившись в неистовый водопад, провалилась в трещину шириной никак не меньше двадцати шагов, рассекшую подземелье сверху донизу, как удар топора. Видно, за несколько сотен лет, прошедших со времени составления карты, поссорились между собой горы, надоело им стоять рядом и решили они шевельнуться, разойтись, разорвав при этом русло ни в чем не повинной реки.

— Все, приплыли. Дальше только вниз, — бодро заметил Крайт, обретший прежнее неунывающее расположение духа, после того как выковырял из щели в стене несколько алмазов. Как он разглядел эти небольшие камешки во мраке, рассеиваемом лишь нашими тусклыми факелами, оставалось только догадываться. Может, амулет, который он чуть не проиграл в кости, действительно позволял ему видеть в темноте?

Вода сбивала с ног, стремясь утащить за собой куда-то в недра земли, откуда непрестанно доносился звук, похожий на раскаты далекого грома. Впереди, на другой стороне трещины, зияла черная пасть прохода с гнилыми зубьями каменных обломков, каким-то чудом держащихся на краю. Оттуда тянуло скрытой угрозой, будто множество недобрых глаз следило за нами с той стороны. Мне казалось, что я вижу их тусклый отблеск. Я с трудом оторвал взгляд от недружелюбной темноты и попытался заглянуть вниз, но Гунарт силой оттащил меня от края пропасти и, кажется, собирался тащить так и дальше до самой Сумеречной долины.

— Раз на карте нет этого ущелья, надо возвращаться, — заявил он.

— Мы не можем вернуться! — упирался я. — Ты же был на Гномьей войне, Гунарт! Неужели тебя может напугать жалкая трещина?

— Для Рикланда преград не существует, когда он головой рискует! — пропел вконец развеселившийся Крайт.

— Ну и что ты предлагаешь? — хмуро взглянул на меня Глыба.

— Перекинуть веревку и перебраться на ту сторону. Я пойду первым…

— Ты? Тебе что, больше послать некого? — фыркнул Гунарт. — Принц людям живой нужен.

— Ну что со мной может случиться?

— Да что угодно. Ты же сперва лезешь, а потом думаешь, — заявил Крайт.

— В гномью ловушку влопаешься или на самих гномов нарвешься, чего доброго, и на пир к богам… — уточнил Глыба.

— Не пущу я тебя вперед! — не допускающим возражений тоном произнес Гунарт.

Нет, посылать кого-то вперед, а самому наблюдать из безопасного местечка, как этот кто-то отправляется на пир к богам, я терпеть не мог. «Все мои предки командовали армиями, и никто не смел заявить им, что они в чем-то не правы. А меня боги покарали такими своенравными спутниками, которые вечно спорят. И почему я должен им что-то объяснять или доказывать? Я же принц как-никак!» — раздраженно подумал я и набросился на Гунарта:

— Тоже мне опекун выискался! Ты, Гунарт, странный какой-то, то все убить норовил, а теперь о моем здоровье печешься, будто я тебе сын родной. Я про гномьи ловушки, между прочим, больше вашего знаю, мне Ленсенд рассказывал. А первым хочу пойти, потому что те камни на краю чуть держатся, а я из вас самый легкий…

— Ты не прав, я легче, — подал голос Стин.

— Точно, — согласился Гунарт. — Лучше послать Стина.

Действительно, изящный полуэльф, по крайней мере с виду, был не тяжелее своего тринадцатилетнего приемного сына Энди. Но никакие, даже самые убедительные, доводы не могли удержать меня, когда речь шла об опасностях, таящихся впереди.

— Если кто еще не понял, — прервал я Гунарта, — решаю здесь я, а вы должны не возражать, а подчиняться. Мне, а не Гунарту. Кто не согласен, может убираться к демонам, я никого с собой насильно не тянул!

— О, наконец-то я узнаю Рикланда! — воскликнул Крайт. — Он всегда так — или слушайся, или катись на все четыре стороны. Катиться, между прочим, крайне невыгодно, ему всегда сопутствует удача и горы сокровищ…

— Что-то незаметно, — проворчал Гунарт, но спорить со мной не стал. Он даже любезно перекинул веревку через пропасть. — Пожалуйте, ваше высочество! — нехотя сказал он, когда тройной крюк на конце веревки под названием «орлиные когти» с лязгом зацепился за каменный зуб на другой стороне.

— И будь осторожен, — уже серьезно предупредил Крайт. — Мне показалось, что там, в глубине, промелькнула какая-то тень.

— Ты что, действительно видишь в темноте?

— По-моему, да.

— Тогда держи арбалет наготове. — Я на прощание хлопнул его по плечу, прыгнул вперед и повис над пропастью.

Ущелье было довольно глубокое. При свете солнца, которое заглянуло в открывшуюся над моей головой трещину, стало видно, как там, внизу, будто в котле, бурлит и клокочет вода. Я с трудом оторвал взгляд от этого завораживающего зрелища, только когда был почти у цели, да и то лишь потому, что веревка подозрительно дернулась в руках. Камень, за который уцепились «орлиные когти», неотвратимо сползал в пропасть, обещая мне если не удар по голове, то захватывающий полет через ущелье прямо под струи водопада. Купаться не хотелось, я и так был сыт водой по горло, получать обломком скалы по макушке хотелось еще меньше, и я прыгнул. Не вниз, конечно, а вбок. Прыгнул, вцепился пальцами в какой-то выступ, пытаясь найти ногами опору. А через мгновение камень рухнул вниз. Я проводил его взглядом и выбрался на освободившуюся площадку.

Мои люди что-то кричали с другой стороны ущелья. Их голоса заглушал шум водопада, но я и так знал, что это крики восторга. Только вот почему Крайт вздумал стрелять? Раньше за ним не водилось такого бурного проявления чувств. Или… Я резко обернулся. Прямо на меня надвигалось разъяренное чудовище, и стрела, пушенная Крайтом и угодившая в плечо этому страшилищу, отнюдь не сделала его доброжелательнее. Встреча была не из приятных. Размером эта зверюшка могла сравниться, пожалуй, с болотной ведьмой Ранетой в обличье кикиморы или с той огромной рогатой скотиной, на которой эльмарионцы распахивают свои поля, а с виду скорее походила на нашего фаргордского медведя со своими непомерно короткими кривыми лапами, длинными когтями и свалявшейся блеклой шерстью.

Над ухом просвистели еще две стрелы. Чудовище оскалило желтые клыки и издало утробный звук, окатив меня волной зловония из похожей на небольшую пещеру пасти. Я глядел в его тусклые, будто слепые, глаза и судорожно расстегивал ремешок перевязи. Меч «Пламя дракона» нельзя лихо выхватить из-за спины, он слишком длинный. Я предпочитал носить его обнаженным на плече, пока не пришлось перебираться через эту треклятую пропасть.

Увернуться от когтистых лап было невозможно. Сзади пропасть, впереди необъятная туша, закрывающая собой весь проход. Я выхватил нож и метнул прямо в смрадную глотку. Чудовище остановилось, сглотнуло, заворчало и снова двинулось на меня. Еще две стрелы воткнулись в густую шерсть, потом за спиной раздался скрежет об камень металла «орлиных когтей». Кто-то из друзей спешил мне на помощь. Я плюнул на неподатливый ремешок и с силой рванул меч. Кожаные ремешки, охватывавшие извилистый клинок, для которого не нашлось подходящих ножен, легко поддались острому лезвию, и почти так же легко поддалась лапа чудовища, мгновение назад угрожавшая мне своими грязными когтями. Зверь взвизгнул, как побитая собака, и на трех лапах заковылял прочь.

Лапы чудовища хватило на неплохой ужин моим спутникам после того, как они перебрались вслед за мной по мосту, сотворенному нами из трех прочных веревок. Сам я так и не смог заставить себя съесть ни куска достаточно аппетитного с виду мяса. Уж больно гадко вонял его обладатель. Я без всякого удовольствия жевал сушеные плоды, которыми нас снабдили в дорогу маленькие гномы Сумеречной долины, глядел на огонь и думал, что будет, если пойти по кровавому следу раненого чудовища. Куда он приведет, в подземную берлогу или в солнечную долину?

— Странная зверюга, — оторвал меня от этого занятия Крайт. — Кто-нибудь встречал таких раньше? — Он примерял на руку кусок шкуры с огромными, длиной не меньше ладони, когтями, кажется намереваясь смастерить из него перчатку.

— Я даже не слыхал, — признался Гунарт.

— Может, в заметках к карте о нем сказано? — предположил я.

Стин развернул часть карты и углубился в чтение.

— Здесь ничего нет ни о каких чудовищах, — заверил он. — Подземелье когда-то принадлежало гномам, но они покинули его из-за Невидимой смерти, а не из-за чудовища…

Я подсел к Стину. Половина эльфийских рун значила для меня не больше таинственных значков, которые иногда можно встретить на стволах деревьев, прямо под корой. Альвейс не учила меня читать. Зато в картографии я разбирался неплохо.

— Это подземное озеро? — Я указал острием кинжала на неровный контур в углу карты.

— Да. Только, скорее всего, оно уже высохло.

— Тем лучше, не надо будет терять день на переправу.

— Водой надо запастись, — заметил Крайт.

— Ну запаситесь, — отмахнулся я. Я предпочитал не забивать голову продовольственными проблемами, тем более что в вопросах, требовавших предусмотрительности, с Крайтом мог соперничать разве что мой отец. Дальнейший путь — вот что заботило меня гораздо больше. Ведь одной части карты недоставало, той самой, по которой надо было идти от подземного озера и до самого выхода из подземного лабиринта и которая должна была вывести нас на другую сторону Трехглавой горы в долину Тысячи Идолов. Хорошо, что на двух других частях пергамента было подробное описание лабиринта. Одну из них мне перевел еще Вальдейн, другую Энди, и я надеялся, что не заблужусь. Оставалось уточнить некоторые детали и попробовать нарисовать путь самому. Я разровнял пыль у себя под ногами, нарисовал ножом озеро, как на карте, и три расходящихся в стороны коридора. — Что там написано, Стин, по правому коридору третий поворот направо? Так, это с той стороны, а с этой, значит, налево. А какой по счету?

Рисовать карту задом наперед, даже по подробному описанию, было непросто. К сожалению, составившие его эльфы шли не в Затерянный город, а в Сумеречную долину и совсем не думали о тех, кто пойдет в другую сторону. В конце концов, пришлось вообще все стереть и начать от долины Тысячи Идолов. Про саму эту долину эльфийский путешественник написал всего несколько фраз: «В долине Тысячи Идолов обитает низкорослый гостеприимный народ. Они поклоняются Стражу подземного мира, охраняющему долину от злых духов. Жители долины приносят ему в жертву стариков, чтобы он проводил их в подземный мир, но к гостям относятся дружелюбно, встречают почестями и дарами». Я пропустил все это мимо ушей, посчитав сказками для малолетних детей или Крайта, который всю жизнь мечтал встретить недотеп, которые по доброте душевной осыплют его золотом.