Красный платок был назойливым кошмаром. Только разница между воображаемым ужасом, вторгшимся в сон, и ужасом наяву заключается в том, что от реального кошмара так просто не избавиться. Он будет преследовать тебя до финального аккорда. А финал может быть разным. Смерть главного героя — тоже выход из замкнутого круга.

Лешаков, сорвавшийся с крыши родного дома, несколько часов кружил над городом, пытаясь собраться с мыслями и решить, как ему поступить дальше. Датчик горючего показывал нули, и пора было задуматься о посадке на ближайшую заправку. Павел сбросил скорость и, снизившись, поплыл над крышами, высматривая заправочную платформу. Заприметив ее, он направил флаер к платформе и пристыковался к свободной ячейке. На бортовой компьютер поступил запрос с заправки, на который Павел ответил количеством покупаемого топлива. Секунд двадцать потребовалось автомату заправки на то, чтобы обработать заказ. Компьютер перенаправил счет на бортовой принтер, который тут же выплюнул квитанцию, Павел должен был оплатить эту квитанцию в ближайшие десять дней. Правда, Лешаков не был в этом уверен. Таких квитанций у него было уже четыре штуки. И вечером, если он не оплатит первые две, IР-адрес его борта будет заблокирован. Так что не видать ему топлива, как спокойной жизни.

Залив баки, Лешаков отстыковал машину от заправочной ячейки и выбрал руль высоты на себя. Флаер поднялся в небо, встроился в ряд и вместе с транспортным потоком потянулся прочь из города. Бортовая карта показывала, что флаер следует в сторону Карельского перешейка.

Лешаков посчитал, что удачнее маршрут сложно было придумать. Раз уж сама судьба направляет его, то грех выруливать из потока и пытаться что-то изменить. Да, на Карельском перешейке ему есть где укрыться. Хотя Павел здраво сомневался в том, что красный платок оставит попытки его найти. Но вот зачем он ему нужен? Что такого красный платок увидел в нем, в Лешакове, что теперь преследует его, Павел никак не мог понять.

Транспортный поток двигался медленно, точно перегревшаяся на солнце змея, страдающая к тому же патологической ленью. Проплыв над Невским проспектом, змея истончилась, потеряв четверть своей длины. Миновав Неву, рассосалась еще четверть. К тому времени как змея подползла к окраине города, которая начиналась за тремя кольцевыми автобанами, от змеи осталось лишь восемь флаеров. За пределами города разрешенная скорость для воздушных машин составляла пятьсот километров в час в режиме автопилота. Но мало кто отчаивался лихачить. Правда подростки, которым покупали первые флаеры модификации «18» для несовершеннолетних, любили развлекаться тем, что пытались выжать предел из своей машинки на ручном управлении. Они называли себя байкерами, на манер любителей быстрой езды на мотоциклах, которыми был наводнен XX век.

Лешаков не хотел привлекать к себе внимание. На средней скорости он добрался до Лемболовской твердыни, где высились скульптурные головы воинов-освободителей времен Второй мировой. В этих местах их полегло немало. В их честь был построен мемориальный комплекс, ныне выглядевший заброшенным и унылым, окруженный со всех сторон помпезными особняками, среди которых выделялось высокое здание развлекательного комплекса «Гулливер». Здесь на первом этаже располагался кинотеатр, на втором боулинг-клуб, на третьем — ресторан «Твердыня», эмблемой которому отчего-то была выбрана гаубица темно-зеленого цвета с красными колесами.

Преодолев заселенный муравейник Лемболовской твердыни, Лешаков разогнал флаер и вскоре оказался над глухим лесом, который обжимал асфальтовую трассу, уводящую одинокие автомобили в сторону Финляндии.

Павел сбросил скорость, снизился, плавно опустился на трассу и перешел в режим автомобиля. Флаер покорно выпустил колеса из брюха и резво покатился по асфальту.

Съезд на проселочную дорогу Лешаков едва не проскочил. Разросшиеся по обочине кустарники костлявыми ветками скрывали от невнимательного взгляда разбитый проселок, раскисший от ноябрьских дождей. Павел чуть притормозил и плавно съехал с асфальта. Под колесами захлюпала грязь, и флаер стал раскачиваться из стороны в сторону, переваливаясь, словно увалень медведь, на ухабах дороги, которой явно давно никто не пользовался. Лешаков последний раз наведывался в «бунгало», оставшееся ему от деда в наследство, четыре года назад. С тех пор он ни разу не был в этих краях.

Лешаков преодолел половину дороги, когда вспомнил внезапно, что продуктов, а также водки он не захватил. Что, безусловно, было упущением. Последний супермаркет, который он оставил за спиной, находился на твердыне. И если уж без продуктов он мог прожить пару дней, то без водки это было немыслимо. Павел хрюкнул от досады и заозирался по сторонам, выискивая возможность развернуться, но в колее обратный путь можно было проделать лишь задом. Можно было также очень осторожно подняться в воздух, чтобы не задеть бортом деревья, но это могло засветить его убежище. Что делать флаеру в лесной чащобе? Оставалось единственное: ехать до поселка, а уж там разворачиваться.

На это Павел Лешаков потратил два с половиной часа. Добрался до «хуторка», как называл поселок из четырех домов его дед, там развернулся и устремился назад. Оказавшись на асфальте, Лешаков поднял флаер в воздух и набрал скорость. В супермаркете, притулившемся на окраине Лемболовской твердыни, он купил ящик водки, две пачки пельменей, две большие бутылки с кетчупом и банку сметаны. Можно было, конечно, приобрести в городе пищевой синтезатор, но их Павел не любил. Загрузив продукты во флаер, Лешаков взял курс назад.

Второй раз ехать по проселочной дороге оказалось легче. Лешаков вошел в колею, им же проложенную, и без приключений докатился до поселка.

Четыре дома в центре леса выглядели заброшенными. Они такими и являлись. Заколоченные окна и двери, заросшие кустарником и жухлой гнилой травой по самые окна, оплетенные паутиной крылечки, облупившаяся краска, кое-где уже отвалившаяся. Самый ближний к лесу дом выглядел наиболее плачевно. На крыше, проломив ее, лежало толстое дерево, сгнившее у корня и поваленное ураганным ветром. От удара дерево переломилось. И теперь одна его половина лежала на крыше, а другая оборвалась и упала на землю. Но за то короткое время, что она висела вдоль стены, точно часовая стрелка, которая вечно показывает шесть часов, она повышибала стекла из окон на втором этаже и помяла доски внутренней отделки, обтерев со стены всю краску.

Лешаков подъехал к своему дому, выключил мотор и минуты две сидел неподвижно, созерцая «бунгало» в ближнем свете. Дом казался чуть приличнее и новее, чем три соседа. Он еще жил, в то время как соседи уже давно умерли и истлевали помаленьку.

Лешаков выбрался из флаера, потоптался в нерешительности с минуту возле крыльца, а затем осторожно поднялся. Он сделал два неуверенных шага на крыльце, прежде чем его нога провалилась внутрь. Гнилые доски не выдержали и проломились. Выдернув ногу, он доковылял до двери и, достав из кармана ключ, всунул его в амбарный замок — старинное железное чудовище, прикрытое сверху пластиковой банкой, чтобы не попала влага. Некоторое время он пытался провернуть ключ в замке, но тот не давался.

Павел думал, что самым тяжелым будет запустить автономный генератор, находящийся в подвале, но отпереть амбарный замок оказалось намного сложнее. Минут десять сержант боролся с замком. Он чувствовал, что закипает, но справиться никак не мог. Закончилось противостояние тем, что ключ остался в замке, сломавшись. Лешаков выматерился от души и ударил ногой в дверь. Нога провалилась внутрь. С трудом освободив конечность из образовавшейся дыры, Лешаков вернулся к флаеру и, открыв багажник, извлек из него лучевой резак. И чего он надеялся на мирное решение вопроса, мучился с замком, когда можно тихо спилить его и заняться генератором.

Освободив дверь от навесного запора, Лешаков вернулся к машине, убрал резак и, взяв ящик с водкой, осторожно поднялся на крыльцо и вошел в дом. Сгрузив водку на пол, Павел сходил за пельменями.

Разобравшись с продуктами, Лешаков прошел через пыльную морозную веранду и с трудом отворил дверь, ведущую в подвал. Дверь откликнулась отчаянным скрипом проржавевших от сырости дверных петель. Оставив ее открытой и подперев табуреткой, Павел спустился вниз, включил фонарик, вмонтированный в наручные часы, и осмотрелся по сторонам. В подвале ничего не изменилось. Разруха, не успев разобраться с верхним этажом, сюда еще не добралась.

Лешаков нашел генератор и минут двадцать боролся с ним, пытаясь запустить. Наконец генератор глухо заурчал, и в подвале включился свет. Правда ненадолго. Тут же лопнула лампочка. Пришлось потратить еще минуты четыре на ее замену. Намаявшись с лампочкой, Лешаков выбрался из подвала и пошел из комнаты в комнату, зажигая свет. Восемь лампочек тут же напомнили о своей старости и отправились на заслуженную пенсию. Павел, скрипя зубами от усталости и желания как можно быстрее добраться до скороварки, чтобы приготовить пельмени, откупорил бутылку с водкой, сделал большой глоток и отправился по комнатам вкручивать лампочки.

В большую комнату Павел вернулся с желанием сначала покушать и выпить, а уж затем разбираться с отоплением, которое еще надо было налаживать. Автономная система отопления также не включалась года три и наверняка требовала ремонта если не капитального, то текущего.

Лешаков переступил порог большой комнаты, освещенной здоровой лампочкой, и замер. Напротив него недвижимо стоял… красный платок!

Павел Лешаков остолбенел. Челюсть медленно отпала, точно у ржавого робота, и осталась висеть в ошеломленном положении. Некоторое время они стояли друг напротив друга, не шевелясь.

— Почему ты меня преследуешь? — опомнившись, вопросил дрожащим голосом Лешаков.

Он тянул время. Руки медленно скользнули к поясу, нащупывая рукояти пистолетов.

Красный платок не ответил. Он продолжал неподвижно стоять, рассматривая остановившимся взглядом физиономию сержанта.

Павел выдернул пистолеты из-за пояса и, вскинув их, дернул спусковые крючки. Один за другим бабахнули выстрелы. Красный платок дернулся из стороны в сторону, встречая грудью свинец, и завалился на спину.

Лешаков тяжело задышал, перемежая вдохи и выдохи с матюгами, и осторожно, на цыпочках, опасаясь подвоха, приблизился к телу поверженного врага, держа его на прицеле. Вбив в неподвижное тело еще две пули, Лешаков опустился перед красным платком на колени и взглянул ему в глаза.

Красный платок был еще жив. Его глаза продолжали жить. Они притягивали, завораживали, продирались внутрь. И нельзя было отвести взгляд. Страшные глаза не позволяли это сделать!

Сержант почувствовал, как его затягивает магический круговорот двух черных воронок. Он попытался сопротивляться, но бездна глаз незнакомца сводила с ума, очаровывая.

Пистолеты выпали из ослабевших рук Павла Лешакова, и сознание померкло.