Часть вторая
5. Поиск данных
Сэм Йетс сидел в своем маленьком кабинете, бессмысленно таращась на стену. Он задумчиво поджимал губы и барабанил пальцами по столу. Наконец, тряхнув головой, решительно надавил кнопку интеркома.
— Йошимура, — немедленно прохрипел динамик.
— Барни, это Сэм. — Он старательно скрывал неприязнь в голосе. — У нас что, какие-то сложности со списками подозреваемых Интерпола? Я должен был получить их более часа назад.
— Успокойся, Сэм, — весело ответили ему. — Я думал, ты его уже получил. Мы его давно отправили. Наверное, у вас неполадки с компьютером.
— Типун тебе на язык, — горячо пожелал Сэм, разъединяя линию.
— Инспектор Йетс, к вам посетитель. — Раздался незнакомый женский голос из интеркома.
— Что?
— Можно ее впустить? — голос принадлежал Эчеверии, его новой секретарше. Она заменила весьма привлекательную пакистанку, которую Йетс сразу же запланировал сводить в ресторан, как только ему ее представили.
На прошлой неделе это казалось еще возможным… Но, во-первых, у нее оказался муж, сотрудник пакистанского посольства, а во-вторых, их обоих нашли мертвыми в их собственной квартире, где весь пол был забрызган кровью и кусочками легочной ткани — две смерти из пятисот, произошедших за несколько часов.
— Сэр?
— Да, впустите ее… — Господи! Только не Сесиль!
Секретарша отключилась, и на интеркоме зажегся оранжевый огонек. Йетс успел подумать, как ему будут потом говорить:» Сэм, это не твоя жена тут приходила?»
Тонкая женская рука с опаловым перстнем откинула занавеску из пластика, которая по идее должна была лучше заглушать наружные звуки, чем деревянная дверь. Йетс привстал со стула, который немедленно врезался в голографический приемник, занимавший большую часть кабинета. Когда же он, черт побери, привыкнет к низкой гравитации?
— Инспектор Йетс? — произнесла вошедшая, оглядываясь по сторонам. Слава Богу, он ее никогда не видел раньше!
— А мы с вами уже встречались. Несколько дней назад, — сказала она, протягивая ему руку. Она была одета в платье из переливающейся серой ткани, которая стоила недешево, даже если не считать наценку и доставку с Земли. — Элинор Брэдли. В ресторане, четыре дня назад, помните?
— Ах да! Конечно! — воскликнул Сэм, смущенно пожимая ей руку.
Долго же он вспоминал! Проклятье! Такая красивая девушка, а он запомнил только, что она носила призматические контактные линзы, которых, кстати, сегодня у нее не было. Правда, в тот день у него было много других забот.
— Я уверена, что нам есть о чем поговорить. — Она ослепительно улыбнулась, и лицо ее преобразилось, как тогда в ресторане. — Очень рада, что у вас все хорошо.
— Я тоже, — усмехнулся Сэм, вспоминая, как пахли кровью его руки. Но, судя по результатам анализов, это был мертвый вирус, а его, Сэмов, организм не обнаружил никаких отклонений от нормы.
— Никогда еще мне не было так страшно, — угрюмо проворчал он. — Целых тридцать секунд или около того… О, простите, садитесь.
Йетс откинул два складных стула, приделанных к передней панели шкафа с магнитными пленками. Подушки сидений быстро наполнялись воздухом. При такой гравитации никакие подушки, естественно, не требовались, это было лишь данью традиции. Он не сел за стол, потому что в этом случае огромный голографический приемник закрыл бы его от посетительницы.
— Я хотела поговорить с вами об этом, инспектор Йетс, — заявила Брэдли, усаживаясь. Он тоже сел и попытался повернуться к ней лицом, но при этом неловко задел ее коленом по ноге. На ее лице ничего не отразилось, она спокойно отодвинулась.
Да… С такой не пофлиртуешь. Очень жаль.
— Значит, вы участвуете в расследовании? — вежливо спросил Йетс.
Кажется, она представлялась как доктор медицины… Или нет?.. Ничего удивительного, сейчас этим делом занимаются в Комитете все поголовно. Кроме того, каждая миссия сочла своим долгом организовать собственное расследование.
Такой поток детективов отнюдь не облегчал работу визово-миграционного отдела Службы Безопасности, особенно если учесть, что там работал новый инспектор, незнакомый со всеми ходами и выходами. Сэм понимал, что пока приносит мало пользы. Интересно, что говорят о его работе коллеги?
— Нет, я не участвую в расследовании, — ответила Брэдли. — Я понимаю, что вы очень заняты… но… мне надо поговорить с кем-нибудь из Безопасности о том, что произошло в» Мулен Руж» и… повсюду. Кстати, мне очень понравилось, как вы вели себя тогда. Вы здорово действовали.
— Не преувеличивайте, — нахмурился Сэм, который ненавидел незаслуженные комплименты. Четыре дня назад он едва спас свою карьеру со шкурой в придачу, да и то благодаря глупому везению.
— Давайте оставим это… Чем могу вам помочь, учитывая, что я знаю об этом деле меньше, чем вы, потому что не смотрю программу новостей?
— Я, кажется, уже говорила, что занимаюсь антропологией. На Луне моя работа состоит в выявлении изменений, претерпеваемых представителями различных народов, попавшими в искусственную окружающую среду. — Элла шевельнулась на стуле и сама зацепила Йетса коленом. Случайно.
— Я должна удостовериться, — многозначительно произнесла она, — понимают ли в Службе Безопасности, что все умершие четыре дня назад — арабы?
«Прекрасно, — подумал Йетс, старательно сохраняя невозмутимое выражение лица. — Еще одна психопатка на мою голову?!» Теперь он вспомнил, как она таращилась на него, когда он подхватил официанта, — наверное, думала, что ее драгоценная жизнь в опасности. Как она сумела его разыскать? Теперь придется возиться с ней все утро.
— Мисс Брэдли, — устало произнес Йетс. — Я совершенно уверен, что это не было массовым отравлением, это действительно вирус. Я провел много времени в Центральном госпитале, — как офицер Безопасности, он располагал некоторыми медицинскими данными, которые, в общем-то, его не касались. — Это вирусное заболевание или что-то в этом роде.
— Этот вирус поражает только арабов, — уверенно заявила Брэдли, глядя ему прямо в глаза. Ее нисколько не тронул внушительный тон Сэма. Наоборот, она слегка расслабилась и не так резко отдернула ногу, когда они столкнулись коленями в третий раз.
— Не только арабов, — вежливо поправил ее Йетс. — И, слава Богу, не всех арабов. К примеру, на кухне, в ресторане, погибло трое, а одна женщина, которая была тогда в шоке, осталась жива.
— Айша, их приемная дочь, — подхватила Брэдли, словно заранее ожидала этих слов. — У нее по обеим линиям предки только кабилы, и ни одного араба на протяжении восьми поколений. Она могла остаться на Земле: у нее там дядя, он министр в новом правительстве, но после революции она предпочла отправиться на Луну с мужем. Они так и не вернулись в Алжир.
— Ах, так, — сказал Сэм несколько мягче. Слова Эллы произвели на него впечатление, но он по-прежнему не понимал, чего она от него хочет. Наверное, следует направить ее к кому-нибудь в отдел расследований…
На столе заверещал телефон. Сэм жестом попросил посетительницу подождать и сказал: «Йетс».
На аппарате загорелся зеленый огонек — голосовой код правильный, вызов принят.
— Сэм, — хрипло донеслось из динамика. — Это Барни из коммуникационного отдела. Прости, пожалуйста, каким-то образом твой список попал не на ту линию, и его переслали в двенадцатый сектор…
— Идиот, — вполголоса произнес Йетс, так, чтобы не было слышно в телефоне. Искоса он посмотрел на Брэдли. У нее снова был такой же взгляд, как и тогда в ресторане, когда он подхватил умирающего официанта.
— …а не к вам. Тебе еще нужны эти данные?
— Да! — рявкнул Сэм, наклоняясь вперед, чтобы проверить, включен ли голотанк. — Постой-ка, твои люди проверяли его?
— Естественно. Я сам просмотрел этот дурацкий листок. — Йошимура все-таки серьезно относился к работе.
— Тогда придержи его и пришли мне сначала список погибших, — сказал Сэм, коротко взглянув на Эллу. — Вы уже обработали данные?
Из динамика донесся суховатый смешок.
— Обработали? Можно сказать и так. Я передам их тебе, даже не посмотрев на гриф доступа. Ты понимаешь, что я имею в виду?
— Не очень.
— Это не удивительно. В конце концов, не всем же быть понятливыми.
— Я…
— Люблю оживить беседу хорошей шуткой, — перебил его Йошимура. — Готовься, я высылаю.
Зеленый огонек на телефоне погас с щелчком. Голотанк начал жужжать. Йетс с раздражением надавил на кнопку «Прием» на его передней панели.
— Это инспектор второй смены, — сказал Йетс для Брэдли, чтобы как-то заполнить наступившее неловкое молчание. — У него есть племянник, так себе парень, он сумел его впихнуть в нашу контору, когда у нас тут была вакансия — до того как я приехал.
И он махнул рукой, едва не задев Эллу по лицу. Проклятая теснота! Стоило так напрягаться, чтобы получить место в этом поганом офисе.
— Меня даже хотели спихнуть куда-то в двенадцатый сектор, хотя сначала твердо обещали работу здесь, в Центре, — продолжал он, стараясь теперь поменьше размахивать руками.
Голотанк весело звякнул, пастельный цвет его экрана изменился. На нем появилось объемное изображение смуглого мрачного человека, вполне похожего на араба. Через секунду его лицо исчезло, появилось другое, потом лица появлялись и исчезали одно за другим — шла загрузка файлов из центрального банка данных.
Голограммы показывали этих людей такими, какими они были при жизни, но Йетс и Брэдли помнили похожие лица, смотрящие в потолок мертвыми глазами в «Мулен Руж».
Йетс нервно покусывал губу. Трудно определить расовую принадлежность по одной голограмме, но он ожидал увидеть изображение какого-нибудь голубоглазого блондина. Тогда можно будет выпроводить Брэдли и заняться своими делами. Но голограммы мелькали одна за другой, и было похоже, что Элла права.
— Наш начальник, — решил продолжить свой рассказ Сэм, чтобы скрыть смущение, — не особенно принципиален. Он был бы только рад спихнуть меня в двенадцатый, но не мог мне приказать, понимаете? Он обязан сначала запросить Нью-Йорк. — Говоря это, Йетс не отрывал глаз от голотанка.
Господи, как их много! Одно дело знать число жертв, и совсем другое — видеть стереоизображения умерших, сменяющих друг друга бесконечной чередой.
— В конце концов вы все-таки получили ваше место? — вежливо спросила Элла. Она, как и Йетс, не отрываясь смотрела на экран.
— Это было не так легко, — охотно пустился объяснять Сэм. — Я выписал из архива кучу всяких папок и расположился со своим хозяйством в коридоре. — Он чувствовал себя немного неловко из-за своего мальчишества, но сам уже увлекся рассказом. — В общем-то, мое рабочее место можно было обойти при большом желании и при определенной ловкости даже не споткнуться о какую-нибудь часть меня, но, понимаете, — тут он ухмыльнулся, — ноги у меня не из коротких, что едва не привело к жертвам среди персонала.
Его собеседница хихикнула.
— Короче, не прошло и часа, как мне выделили пару помощников, — тут он коснулся ее колена давно запланированным дружелюбным жестом, — и мы торжественно вынесли останки поверженного племянника из моего кабинета.
Они оба расхохотались и на секунду встретились глазами. Элла первая повернулась к голотанку, и улыбка исчезла с ее лица. Она порывисто схватила Сэма за руку.
— Инспектор, смотрите…
— Называйте меня просто Сэмом, — проговорил Йетс и надавил кнопку обратной перемотки. Можно было управлять голотанком и с помощью голосовых команд, но они не всегда срабатывали, и Сэм не любил ими пользоваться.
Изображение застыло — умное улыбающееся лицо мужчины, сменившее личико смуглой девчушки, так похожей на него, что Сэм почти не сомневался: они — отец и дочь.
Голотанк вновь окрасился в пастельные тона. Элла уставилась на экран, нервно похрустывая пальцами.
— Вы были правы, — тихо сказала она. — Здесь не только арабы.
Йетс нажал еще пару кнопок и уселся на место.
— Сейчас будет распечатка, — улыбаясь, сообщил он. — Кстати, можно мне говорить вам просто Элла.
— Да, пожалуйста, — согласилась она. У нее за спиной из принтера с тихим шорохом выполз бумажный лист. Элла вытащила его и передала Йетсу не читая.
— Видимо, у меня были не все имена, или я пропустила их, когда вводила команду поиска в компьютер. Я решила разузнать все сама, не обращаясь в банк данных.
— Узнаете его? — перебил ее Сэм, кивая на голотанк.
— Что-то я…
Лицо было не особенно запоминающимся. Небольшие усы, светлые волосы. Никакого намека на бороду, которая могла бы скрыть безвольный подбородок. Глаза серо-коричневого цвета, кожа бледная, ни капли румянца или загара.
— Да, он, конечно, не араб. В этом вы правы.
— Бэтон, Родни Алан Томас, — прочитал Йетс. — Он был в ресторане. Сидел за моим столиком, когда… — Он встретился с Эллой глазами и неопределенно взмахнул рукой, что должно было означать, по-видимому, изображение смерти официанта и всех дальнейших событий.
— Ах да! — воскликнула Элла. — Теперь я вспомнила. Он еще пошел за вами на кухню, когда вы звонили.
— Именно так… — вздохнул Сэм. У него внезапно пересохло во рту.
Это он, Сэм Йетс, убил его. Схватил окровавленными руками и занес вирус через поврежденную кожу. Сэм плохо помнил, что действительно тогда произошло. Кажется, порвалась эта дурацкая твидовая куртка, и все. Но, может быть, он коснулся глаз или губ Бэтона.
— Что случилось, Сэм? — участливо спросила Элла.
— Да нет, ничего.
Он не собирался выкладывать все ни этой женщине, — она могла видеть происшедшее, но, скорее всего, не видела, — ни тем, кто будет расследовать причины смерти. Они, конечно, удивятся, почему вирус, поражающий лишь арабов, убил европейца, но Йетс не собирался подставляться.
Уже не в первый раз он убивал по неосторожности, но теперь проделал это без помощи автоматической винтовки.
Зазвонил телефон.
— Йетс, — произнес Сэм, мысленно похвалив себя за совершенно спокойный голос.
— Что там у тебя? — затараторил Барни Йошимура. — Тебе нужен интерполовский список?
— Слушай, Барни, вышли мне полное досье на Бэтона Родни Алана Томаса, К-Р сто пятьдесят двадцать два — ноль два — ноль тридцать шесть. А заодно и список.
— Любишь ты загрузить людей работой, — буркнул Йошимура. — Ладно, погоди.
Йетс едва успел снова переключить голотанк на прием, как появилось изображение Бэтона, а принтер начал распечатку данных, поступающих из центрального архива.
— Это та же голограмма?
— Нет, хотя обычно изображения стараются пересылать пореже. Все видеоканалы забиты информацией, передаваемой дипломатическими миссиями. — Теперь, когда Йетс удостоверился, что убил Бэтона, он чувствовал только пустоту и спокойствие.
«Интересно, почему это люди так интересуются всем, что связано со смертью?»
— А, понятно, — вслух сказал он, передавая Элле распечатку. — Вы не могли включить его в команду поиска. Его и еще одного человека нашли мертвыми в каком-то шлюзе.
— Любопытно, что туристу со Звездного Девона понадобилось в шлюзе номер сто тридцать семь? — удивленно спросила Элла, бегло просмотрев распечатку.
«Хороший вопрос», — подумал Сэм, вынимая из принтера следующий лист досье.
— Хороший вопрос… — начал он вслух. — О, черт!
Элла наклонилась к Йетсу, чтобы прочесть. При этом ее грудь коснулась его бицепса. Он это почувствовал, и она тоже. Она отстранилась, но совсем не намного. Это было большим шагом вперед, особенно если вспомнить, как она себя вела в начале беседы.
— То первое досье из списка погибших содержало непроверенную информацию, — принялся объяснять Сэм. — Там указано, что он умер от вирусного поражения легких, а на самом деле после детального расследования выяснилось, что он выпустил воздух из шлюза. Его легкие просто разорвало.
И он передал Элле досье.
— Это значит, — сказал Йетс, возвращаясь к началу разговора, — что ваша… э-э… теория оказалась верна. Я свяжу вас с…
С кем? Кто официально занимается этим вопросом? Может быть, Бюро…
— А почему у него оказалась камера, вшитая в куртку? — перебила его мысли Элла, просмотрев следующий абзац досье, который Сэм пропустил.
— Что? — вскинулся он, едва не выхватив из ее рук лист. — У него, видимо, еще и микрофон был? Он так странно что-то все время бормотал…
Элла испуганно посмотрела на Йетса. Он многозначительно покачал головой.
— Необходимо побольше узнать об этом Бэтоне.
— Знаете, — нерешительно сказала Брэдли после паузы, — есть версия, что на какой-то орбитальной станции вирус мутировал под действием космических лучей и…
— И его действие теперь имитирует отравление, — подхватил Йетс.
— Верно, — кивнула Брэдли. — Обыкновенная инфекция не может так поражать людей. Кто-то сумел направить вирус только на арабов.
— Разве это в человеческих силах?
«Похожи мы оба на параноиков?»— подумал Йетс, внимательно заглядывая Элле в глаза.
— Я разузнаю побольше о Бэтоне, — мрачно сказал он вслух. — Наверняка его дело расследуется отдельно. Его случай чрезвычайно любопытен. Но поймите… — Он предупреждающе поднял руку. — У меня очень мало власти, особенно если речь идет о криминальном расследовании.
— Я проведу собственное расследование, — спокойно произнесла Брэдли.
У ее пояса на специальной эластичной ленте висела сумка. Она оттянула ее, чтобы было удобнее в ней рыться, достала оттуда сложенный вчетверо лист и выпустила сумку из рук. Лента плавно вернула ее на место. Лист оказался распечаткой.
— Я думаю, что… — начал было Йетс, но замолчал, поняв, что не знает, о чем он, собственно, думает.
— Видите ли, инспектор… — проговорила Элла. Но тут же смущенно улыбнулась, отчего сразу похорошела, и поправилась: — Сэм. Я вовсе не собираюсь использовать официальные источники информации. Если я начну копаться в криминальных происшествиях, меня просто сочтут сумасшедшей. А мне, — усмехнулась она, — это не по душе. Бэтон неспроста пришел в ресторан с камерой. Он знал, что произойдет, и готовился все зафиксировать.
— Ну и ну! — умно заметил Йетс.
Много лет назад один его приятель-психиатр сказал ему: «Если у человека паранойя, это вовсе не значит, что за ним действительно никто не охотится».
— В этом замешан не он один, конечно, — невозмутимо продолжала Брэдли. — Если запрос пройдет по официальным каналам, его сообщники обязательно о нем узнают и примут меры. Я сделаю по-другому: позвоню в университет и спрошу, что они имеют на Бэтона, — туриста со Звездного Девона.
— Интересно будет узнать, действительно ли родители были сожжены фанатиками во время восстания в Каире, — сказал Йетс. Его все время мучила одна мысль: «Простые люди не должны вмешиваться в политику». В некотором смысле он сам и Брэдли были простыми людьми. У него был выбор: можно сообщить обо всем официально, надеясь, что к сообщению Брэдли отнесутся серьезно. Или… Ведь пока только они двое знают, зачем Бэтон пришел в «Мулен Руж»…
Сказал он совсем другое:
— Я видел много убийств, но никогда не привыкну к ним настолько, чтобы не пытаться покарать убийцу.
Улыбка с ее лица исчезла, но оно по-прежнему было прекрасным. Элла внимательно посмотрела на Сэма.
— Вы правы. Мы сделаем это вместе. Держите меня в курсе дела.
— Разумеется, — заверил Йетс, сильно сомневаясь, что выполнит обещание. — Кстати, а какие у вас планы насчет обеда? — вкрадчиво спросил он, опустив глаза.
Лицо девушки слегка изменилось, она подозрительно взглянула на неожиданно поскромневшего Сэма.
— Я еще не решила, — произнесла она после паузы.
— Тогда мы можем пообедать вместе. Выбирайте любой ресторан, лишь бы там не было французской кухни. Кажется, я возненавидел ее до конца дней.
— Хорошо, тогда в восемь. Я хочу к этому времени уже получить ответ из Нью-Йорка, а у них там разница с Луной в пять часов. Зайдите за мной. Адрес, я думаю, вы сумеете узнать сами, — ехидно закончила она, показав подбородком на голотанк.
«Очень смешно», — подумал Сэм и сказал:
— С нетерпением жду встречи. Может быть, к тому времени я тоже что-нибудь разузнаю.
Брэдли кивнула на прощанье и стала осторожно пробираться к выходу, лавируя между аппаратурой и мебелью. Сэм проводил ее взглядом, и тут ему в голову пришла одна идея. Есть возможность разузнать кое-что о смерти Бэтона.
Но разрази его гром, если он скажет хоть слово и поделится информацией с этой нахалкой!
6. Чужая работа
Монитор около входной двери патрульной станции номер четыре показывал, что в приемной никого нет. Личная карточка Йетса открыла замок, и ему не пришлось нажимать на кнопку звонка.
Дверь открывалась гидравлическим приводом, потому что была сделана не из пластика, как обычно, а из титановых листов. Дверная коробка тоже была титановой.
Сэм долго шел по узкому темному коридору мимо запертых комнат, пока наконец ему не попалась приоткрытая дверь. Он постучал и, не дожидаясь ответа, вошел в кабинет. И наткнулся там на молодого полицейского, который был явно недоволен этим вторжением, но не подал виду, так как был младше по званию.
— Я ищу лейтенанта Есилькову, — объяснил Йетс. — Мне сказали, что она здесь.
Полицейский пожал плечами.
— Да, она здесь, третья дверь отсюда. Но не думаю, что она будет рада тебе, приятель. Мы завалены бумажной работой по уши, и только счастливчик Тодд патрулирует улицы.
— Спасибо, — сухо поблагодарил его Йетс и вышел. Разумеется, Есилькова занята, иначе он бы не застал ее здесь. Какой нормальный человек станет по своей воле возиться с бумажками? Он осторожно постучал в указанную дверь.
— Какого дьявола вам надо? — вежливо приветствовали его изнутри. На двери висела табличка с тремя фамилиями, но Есильковой среди них не было.
Йетс молча открыл дверь и вошел. Лейтенантша сидела за столом. Комната была маленькая, даже меньше, чем Сэмов кабинет. Пространство вокруг стола занимали расставленные рядами какие-то железные ящики, слева от двери Сэм обнаружил свободный стул.
— Здравствуйте, лейтенант, мы встречались…
Профессионально отсутствующее выражение на лице Есильковой исчезло. Она явно обрадовалась, узнав его. Точно так же он сам обрадовался утром, вспомнив, где видел Эллу Брэдли.
— Вы — инспектор Йетс Сэмюэл из Службы Безопасности.
Она встала, чтобы пожать ему руку.
— Все верно, — подтвердил Сэм. — Сегодня я должен выглядеть гораздо лучше, чем когда мы виделись последний раз. — Он помолчал, дав ей время улыбнуться, и добавил: — Я знаю, что вы заняты, но не могли бы вы уделить мне минутку?
— Я в вашем распоряжении, — ответила она и жестом пригласила его сесть. — Вы ведь очень помогли мне, оставшись в живых: иначе мне пришлось бы составлять рапорт об обстоятельствах еще и вашей смерти.
Йетс постарался улыбнуться своей самой искренней улыбкой, когда смеялись не только губы, но и глаза. Он видел, что Есильковой это понравилось. Теперь, когда они оба пошутили, надо показать ей, что он пришел по делу.
— У меня есть данные, — заговорил Сэм, — которые вряд ли облегчат вам работу, но могут оказаться полезными для расследования. Вы ведь сейчас занимаетесь этими смертями? Они все вызваны вирусом? — Он махнул рукой в сторону выключенного компьютера.
Есилькова молча кивнула. Она откинулась на спинку стула и запустила пальцы в свои светлые волосы. Теперь она больше не казалась приземистой и плотной. Сэм с интересом разглядывал ее фигуру. Она прекрасно видела это и, похоже, не возражала.
— Все те случаи, что расследуем мы, — да, — уточнила она, доброжелательно поглядывая на Йетса. — Всего мы ведем четырнадцать трупов. Веселая была ночка. Прибавьте к этому все, что связано с паникой, — аварии, столкновения, обмороки. Знаете, там такое началось… — Она наклонилась вперед и таинственно понизила голос. Йетс, разумеется, не знал и приготовился внимательно выслушать.
— Так вот, когда возникли заторы, машина кенийского посла врезалась в машину посла Мексики. Оба дипломата принялись ругаться, как последние торговки, а один из шоферов вытащил нож. — Она презрительно скривилась. — Пришлось скрутить его. Думаете, приятно заниматься подобными вещами?
— Я тоже натерпелся от третьего мира. — Йетс решил рискнуть и попробовать подыграть ей. — Служил в Никарагуа. Иногда мне кажется, что там было легче, чем здесь.
Если бы эти его слова дошли до Секретариата, ему бы несдобровать. В данный момент это меньше всего было бы нужно Сэму. Но Есилькова лишь участливо кивнула.
Она еще больше развалилась в кресле, приняв довольно кокетливую позу, и притворно вздохнула:
— Так и быть, дружище. Выкладывайте, что у вас стряслось.
— Я ведь дал вам описание всех посетителей, пока мы ждали медбригаду. Вы нашли их?
— Мы разыскали югославов, они оказались вторыми секретарями посольства. Долго не хотели признаваться, что были там, пока их не ткнули носом в отпечатки пальцев. — Она усмехнулась.
— Нашли мы и четырех сбежавших индийцев. Они нам красочно поведали, что кто-то очень похожий на вас прирезал несчастного официанта, а потом ворвался в кухню, чтобы прикончить других. Остальных двоих — парня с бородой и того с орбитальной станции мы не нашли. Они не оставили никаких отпечатков.
— Я отыскал одного из них, — небрежно заметил развалившийся на стуле Йетс, забрасывая ноги на ближайший ящик. Между тем он попытался вспомнить, что происходило в ресторане до гибели официанта.
Он готов был поклясться, что Бэтон держал в руках стакан. Может, его в суматохе разбили на такие маленькие осколки, что с них невозможно было снять отпечатки? Или Бэтон унес стакан с собой?
Или его пальцы были покрыты осмотической пленкой, которая не только позволяла избавиться от отпечатков, но и предохраняла кожу от проникновения микробов.
— Он умер. Оказался в вакууме без скафандра.
И Сэм передал Есильковой копию отчета о гибели Бэтона.
— Оказался? — переспросила она, глядя не на бумагу, а на Йетса.
— Скорее всего, его кто-то вытолкнул. Меня интересует все, связанное с ним. Он имеет какое-то отношение к гибели людей в ресторане.
Голос выдавал его. Он не мог говорить спокойно. Лейтенантша, наверное, уже поняла, как сильно потрясли его события той ночи.
— А почему у него была вшитая камера? — с любопытством спросила Есилькова. Она держала распечатку правой рукой, а левой быстро набирала на клавиатуре компьютера личный номер Бэтона.
Засветился плоский монитор, стоявший под углом к Сэму, отчего ему не было видно появившегося текста. Есилькова посмотрела на экран и удивленно воскликнула:
— Час от часу не легче! Вдобавок ко всему у него в левой ноздре нашли какой-то фильтр.
— Конечно, это только догадка, — лениво и небрежно начал Йетс, — но я лично считаю, что точно такой же фильтр из правой ноздри вылетел у него вместе с легкими, когда он оказался в вакууме.
Есилькова молча кивнула, не отрываясь от экрана.
— Надо бы проверить его руки — была ли на них нанесена осмотическая пленка. Это надежная защита, и ее часто используют в лабораториях. Когда надобность в ней отпадает, ее легко смыть спиртом.
— Тогда уж надо проверить не только руки, но и лицо, — заметила Есилькова. Она нажала на кнопку, и стоявший сбоку принтер тихо зашипел.
— Как вы раскопали все это? — Она снова откинулась на стуле и пристально посмотрела на Йетса.
— Я случайно наткнулся на него, когда просматривал список жертв.
— Понятно.
Есилькова вытащила из принтера лист и вручила его Сэму.
— Держите. Но постарайтесь не болтать, откуда он у вас. Я постараюсь связаться с вами через официальные каналы. Может быть, удастся добыть для вас разрешение осмотреть труп.
Она мрачно усмехнулась и добавила:
— А хорошо, что есть на свете вакуум. Трупы хранят на поверхности Луны в негерметичных помещениях, знаете?
Йетс поспешно начал прощаться. Он хотел сказать сначала: «большое спасибо», но потом передумал и сказал другое:
— Держите меня в курсе дела, если можно.
Есилькова поднялась и, прежде чем пожать ему на прощание руку, спросила:
— Вы ведь недавно здесь?
— Всего неделю, — ответил Йетс. — Я порвал с женой и решил, что на Луне мне будет безопаснее.
— Понятно, — сказала Есилькова, снова усаживаясь. — Вам гораздо больше повезло, чем мне. Мой муж не хотел разводиться, пока я не приставила к его башке пистолет.
Она пристально посмотрела Йетсу в глаза. Он ответил ей тем же, отчаянно пытаясь не мигнуть.
— Ладно, рассчитываю на новую встречу с вами, — произнесла Есилькова уверенным тоном, так что можно было понять, что она действительно на нее рассчитывает.
— Я тоже, — расцвел улыбкой Йетс (в тот момент он как раз вспоминал ее шутку насчет хранения трупов).
Выйдя из здания патрульной станции, он вспомнил еще кое-что, о чем забыл сказать Есильковой. Придется отложить рассказ до их следующей встречи. А дело было вот в чем: бородач, сидевший за одним столиком с Эллой Брэдли, тоже касался руками своего обеденного прибора. Там должна была остаться масса отпечатков… Если только его пальцы не защищала осмотическая пленка.
7. На земле
— Говорю же вам, черт подери, мне назначили встречу! — раздраженно кричал Карел Преториус. Он уже начал ненавидеть Нью-Йорк. К тому же, как назло, полил дождь.
— Назначили встречу? Это хорошо. Тогда я могу впустить вас. Когда мне разрешат это сделать, — с издевательски вежливой улыбкой ответил ему один из трех мужчин в черных костюмах.
— Возьмите это в руки, сэр, — сказал другой черный костюм, протягивая два металлических контакта в виде трубок с подсоединенными к ним проводами. Провода шли к коробочке, укрепленной на поясе охранника.
Это было оскорбительно, но у африканера не оставалось выбора. Руки почувствовали холод металла, и Преториусу показалось, что он ощущает, как электричество течет по его телу. Он знал, что на самом деле примерно так и было — низковольтный ток ультравысокой частоты создавал вокруг его тела электромагнитное поле. Прибор на поясе охранника фиксировал любые изменения в его структуре, возникавшие, если под одеждой или под кожей обследуемый имел что-либо металлическое. Можно было бы, например, попытаться войти в здание, спрятав в прямой кишке взрывчатку, но металлический детонатор немедленно обнаружили бы. Кроме того, Преториус сомневался, что ему позволили бы пойти в туалет без сопровождающих.
— У него ничего нет, — разочарованно сказал охранник, с надеждой вглядываясь в экран прибора, — не появится ли там что-нибудь в последний момент.
Преториус отдал охраннику контакты, тускло сверкнувшие в свете фонаря. Провода автоматически свернулись в кольца. Африканер уже бывал в этом здании раньше и на собственном опыте убедился, что не стоит приносить с собой ничего такого, что может вызвать подозрение охраны. У него отобрали дискету (в ней могла быть спрятана взрывчатка), диктофон (разговор не должен был записываться) и три авторучки.
Охранники отобрали ручки не только из-за того, что в них может быть встроен пистолет. Любой предмет с острым концом превращается в оружие, если его удачно вонзить в глаз или в горло. Они получали за то, что обеспечивали абсолютную безопасность, и им было плевать на оскорбленные чувства африканера, который представлял интересы лишенного родины народа.
Пока один охранник следил за Преториусом, а другой обыскивал его с помощью своего аппарата, третий их товарищ внимательно разглядывал улицу. Его глаза ощупывали каждый живой и неживой объект, оказавшийся в поле зрения, будь то автомобили, проносящиеся мимо, или спешившие по своим делам прохожие. Время от времени он бросал взгляд на крыши соседних зданий. Разумеется, благодаря развитию науки созданы приборы куда более чувствительные, чем человеческие глаза, но если обладатель этих глаз отлично натренирован, наблюдателен, обладает инстинктами хищника и носит на бедре плазменный излучатель, он представляет собой весьма грозное орудие убийства.
— Сказали, что его можно впустить, — ухмыльнулся охранник с прибором, обращаясь к своим товарищам.
— Да ну? — поразился один из них. Пинком распахнув дверь, он вежливо втолкнул Преториуса внутрь.
Африканер почувствовал спиной, что третий охранник смотрит ему вслед. Он ощущал его взгляд — холодный и безжалостный, словно у змеи. Его передернуло.
Открылись двери лифта, тут же столкнувшиеся, как только он вошел, и лифт начал подниматься. Африканер подумал, что за зеркальными стенами, скорее всего, спрятаны сенсоры управления этой машиной, но искать их и пытаться активизировать было бы глупо, вернее — самоубийственно глупо.
Вместо этого он разглядывал свои многочисленные отражения. И в очередной раз подумал, что стареет, и шевелюра на голове уже не своя природная, а дурацкий парик, подобранный в тон немногочисленным сохранившимся седым волосам.
Как он хотел, чтобы эти мужчины и женщины — Клуба? — признали бы наконец, что он им нужен, и не относились бы к нему как к последнему бродяге, с которым не стоит даже разговаривать!
Лифт остановился. Преториус предположил, что его доставили на верхний этаж десятиэтажного здания, хотя и не мог в этом удостовериться. Итак, он был наверху, а не в бронированном подвале, под гаражом — туда пускали только членов Клуба.
— Вас ожидают, сэр, — сказала секретарша. Здесь, в круглом зале африканер никогда не видел охранников, хотя чувствовал, что за ним наблюдают те, кто, как и люди в черных костюмах у входа, готов применить оружие.
— Да-да, я знаю, — не очень вежливо ответил он.
Женщина была черной — это вызывало особое раздражение Преториуса. Африканеру казалось, что вся она — ее одежда, глаза, волосы — излучают угрозу. Члены Клуба ожидали его, а он посмел опоздать на двадцать секунд, потому замедлил шаг, задумавшись. Он размышлял о том, что его ждет. Если бы не План…
Но План существовал, и Карел Преториус готов был претерпеть и худшие унижения ради возвращения своего народа на родину.
Он подошел к массивной двери, которая бесшумно открылась, пропуская его.
В просторной комнате находилось пятнадцать человек. Они сидели за полукруглым столом лицом к двери. Для посетителя был приготовлен отдельный овальный стул. Преториус уселся, не ожидая приглашения. Возраст и опыт научили его осторожности, но сейчас он без колебаний положил руки на подлокотники и откинулся на спинку, хотя знал, что встроенные повсюду датчики тут же начали фиксировать все подряд — вплоть до его пульса и мозговых электромагнитных волн.
Ему не было нужды лгать этим людям, что-то скрывать от Клуба. От имени народа африканеров он пришел сюда, чтобы сказать им правду.
— Мы не совсем удовлетворены результатами испытания, — произнес человек, сидевший за дальним концом стола. Его голос и акцент изменялись специальным электронным устройством, чтобы Преториус не мог его потом узнать. Африканер рискнул предположить, что этот человек — выходец из какой-то восточной страны.
В Клубе состояло гораздо больше членов, чем Преториус сейчас видел перед собой, но ни на одной встрече их не присутствовало больше пятнадцати. Они были отделены от него — и друг от друга, наверное, тоже — призрачными голографическими экранами, которые переливались и вспыхивали мягкими гармоничными тонами.
Несмотря на весь камуфляж, Преториус догадывался об именах некоторых членов Клуба, хотя это, в общем-то, было ему безразлично. Главное, что среди этих людей нет кафров.
В этом он был совершенно уверен.
— Не понимаю, почему вы не удовлетворены, — искренне удивился он. Негативная реакция его… руководителей должна была бы испугать его. Но Преториус не ждал никаких проявлений недовольства и потому сначала даже не поверил, что допустил какую-то ошибку.
— Я знаю, конечно, что вы пользуетесь источниками информации, гораздо более осведомленными, чем я, — осторожно произнес он. — Но… пресса и мои люди сообщают в один голос, что испытание имело чрезвычайный успех.
Один из членов страдал одышкой, но Преториус не мог определить, кто именно. Долгое время в комнате слышалось чье-то затрудненное дыхание.
— Испытание должно было пройти в ограниченных масштабах, — произнес женский голос, донесшийся от центра стола. Аппаратура искажала его так, словно он доносился из отверстой могилы. — Были установлены четкие рамки жертв — не меньше трех и не больше двенадцати.
— А их оказалось больше пяти сотен, — подхватил мужчина, сидевший где-то справа. Это у него была одышка.
— Вспышка была локализирована всеми разумными мерами, — хмуро ответил Преториус. Прежде чем произнести что-либо вслух, он дважды повторял каждую фразу в уме. — Жертв среди других рас, кроме испытуемой, насколько я знаю, не было.
Вероятно, они беспокоились, что масштабы эпидемии привлекли слишком большое внимание. Разве они не понимают, как запутает следствие появление нового вируса, который поражает только арабов?
— Почему погибло так много народу? — спросила женщина все тем же замогильным голосом. Она словно не слышала предыдущих слов Преториуса.
— Испытание должно было быть ограничено физическим путем, — ответил африканер, пытаясь погладить бороду, которую уже два года как не носил. — Проводить его планировалось в одном-двух помещениях колонии, полностью изолированных от остального пространства.
В помещении царила тишина. Он чувствовал устремленные на него холодные взгляды пятнадцати человек.
— Кроме того, — продолжал Преториус, — вирус имеет свойство самоограничения. Он не должен реплицироваться больше определенного числа раз, несмотря на идеальные для него условия существования. И в этом плане все прошло безо всяких накладок. Девяносто минут спустя после проведения испытания на территорию колонии прибыл челнок, на борту которого было трое арабов, из них двое — иорданцы. Все они по сей день целы и невредимы.
Ну, не так уж невредимы, конечно. Двое из них, не ведая о трагедии, прямиком поехали на автомобиле в иорданскую миссию, где нашли одни трупы. Один из них бился в истерике несколько дней, а другой до сих пор находился в больнице — когда в миссию приехала спасательная команда, он крепко обнимал труп своей жены.
— Почему вы не ограничились одной комнатой? — неприязненно спросил кто-то. За голограммой на мгновение можно было различить резкий взмах руки. — Как вирус вырвался наружу?
Клуб имел доступ ко всей информации, получаемой правительствами и мультинациональными корпорациями, где работали его члены. Они очень редко занимали самые высокие посты. Но власть всегда делилась на формальную и реальную. Здесь, в Клубе, присутствовала только последняя в лице тех, кто сидел перед африканером, отгородившись барьерами из голограмм.
Но они не знали того, что знал Преториус. Они не могли действовать слишком открыто. Именно поэтому он был им нужен, ибо выполнял всю грязную работу. В ближайшем будущем им понадобится весь его народ, когда мир скорчится от боли. Всеми отвергнутый народ снова воцарится в Южной Африке.
— Испытание показало, что мы исходили из двух ложных предпосылок, — очень медленно произнес африканер, потому что наступила самая важная часть разговора. Он всегда быстро учился, что и позволило ему занимать свой теперешний пост. Преториус уже знал, что нельзя говорить недомолвками, иначе эксперты, которые потом будут анализировать его слова, сочтут, что он пытался обмануть Клуб.
— Внешний контейнер, в котором транспортировался препарат, — продолжал он, — был облучен снаружи и стерилен. Вспышки заболевания не зарегистрировано ни на челноках, ни на пересадочной станции номер два, где побывал наш курьер.
Преториус был уверен, что приборы отметят ускорение его пульса в этот момент. Он сам пересаживался на этой станции, следуя из Флориды на Звездный Девон, и только позже понял, какому огромному риску подвергался.
— Внутренний контейнер — баллончик, предназначенный для распыления, очевидно, был заражен. — Он говорил бесцветным голосом, сдерживая эмоции, — результат многолетней практики. — Курьер почему-то открыл свинцовый контейнер недалеко от воздухозаборника. Внешний контейнер.
— Это была ошибка, — заявила какая-то женщина.
— Да, мадам, ошибка. Но несущественная.
Если бы он говорил это мужчине, то выразился бы иначе. Снисходительный тон только повредил бы в этом случае.
И именно мужчина, сидевший слева от него, вскочил со своего места с воплем:
— Ошибка? Несущественная? Отдайте мне этого шута на пару часов, я сделаю из него чучело в назидание его преемнику!
У кричащего был оксфордский акцент, но Преториус уже узнал его по лицу, не скрытому теперь голограммой (она не была рассчитана на такие перемещения). Это был принц Саудовской Аравии.
Его вспышка не испугала Преториуса, — в отличие от большинства присутствующих здесь, он переносил пытки и видел ружья, направленные ему в лицо.
— Дамы и господа! — произнес он, мгновенно собравшись. — Приношу вам свои извинения в связи с происшедшими недоразумениями. Пожалуйста, поверьте, не в моих силах было их избежать.
В конце стола тихо совещались. Двое мужчин подошли к саудовскому принцу, чтобы утихомирить его. Преториус поспешно отвернулся. Он не должен их видеть, иначе приборы зарегистрируют изменения мозговой активности, они поймут, что он их узнал, и тогда — неминуемая смерть, которую он, возможно, уже и так заслужил своими словами.
— Продолжайте, — сказал человек, который заговорил первым, когда африканер вошел. — Вы сказали, что неверных предпосылок было две?
— Да, это так, — отчетливо произнес африканер, боковым зрением фиксируя какое-то движение у другого конца стола. Принц и те двое наконец уселись. — Вторая, более значительная ошибка состояла в том, что, по расчетам, вирус должен был реплицироваться только в идеальных генетических условиях, то есть…
Он остановился на мгновение, чтобы облизать пересохшие губы, его голос звучал по-прежнему уверенно и спокойно:
— Ожидалось, что симптомы заболевания проявятся у многих, но летальный исход наступит лишь у тех, чья ДНК содержит последовательности нуклеотидов, полностью соответствующих образцу, на который был настроен вирус.
Он не сказал: «у арабов», помня о присутствии принца.
— По сути дела, вирус обладает даже более высокой вирулентностью, чем ожидалось, что представляется весьма полезным для нашего общего дела.
И для их Плана. Для его народа, стремящегося на родину.
За столом вспыхнул тихий спор, до африканера доносился лишь приглушенный гул голосов.
— Должен добавить, — снова заговорил Преториус — он не мог смолчать, — что некоторые обстоятельства дела чрезвычайно таинственны. Наш курьер погиб, не успев передать информацию.
— Он совершил самоубийство, — заявил чей-то уверенный голос. — Понял, что все провалилось. Полная неудача.
— Я преклоняюсь перед вашей информированностью. — Африканер был вполне искренен. Его люди сообщили ему только то, что техник со Звездного Девона выпустил воздух из шлюза, не надев скафандра. У африканеров не было доступа к международному банку данных. Возможно, это действительно самоубийство.
Человеческий фактор часто разрушал самые тщательно подготовленные планы.
— Должен отметить, — твердо проговорил Преториус, — что, несмотря на ошибки, допущенные в ходе испытания, мы можем с уверенностью заявить, что препарат обладает достаточно высокой избирательностью. Конечно, наши ученые не могут гарантировать стабильность избирательности у каждого отдельного штамма. — Он махнул рукой. — Но не это главное, дамы и господа. Главное то, что работы ведутся, и в недалеком будущем ожидается существенное улучшение свойств препарата. Таким образом, вряд ли правомерно называть испытание неудачным.
— Мы примем к сведению ваше заявление, — буркнул толстяк, последнее слово он не произнес, а хрипло выдохнул. — Мне кажется, — просипел он, переводя дух, — вы можете быть свободны.
Человек с восточным акцентом добавил:
— Вас известят, если вы понадобитесь.
По сути дела, его выпроваживали, и довольно невежливо, но Преториус спокойно относился к таким вещам. Он воспринимал их как неизбежность, как полчища мух и жару, окутывавшую тело липким саваном, когда он со своими ребятами сидел в засаде, прижимая к плечу приклад автомата. Он встал со стула, помогая себе руками, — сказывался возраст — и направился к двери.
— Постойте, — раздраженно окликнули его.
— Да? — Преториус обернулся и понял, что его остановил саудовский принц.
— Вы должны позаботиться о том, чтобы в дальнейшем не было никаких неудач, — назидательно произнес неприятный голос с оксфордским акцентом. — Особое внимание обратить на лабораторию.
— Я полностью доверяю тому единственному ученому, которому известна цель разработок. Он мой друг, — ответил африканер и снова уселся на стул. Спрятанные в спинке датчики не могли зарегистрировать и крупицу фальши в его словах, сказанных тихим спокойным голосом.
Твердый ответ Преториуса слегка обескуражил саудовца. Он издал неопределенный горловой звук, который электроника не успела исказить.
— Надеюсь, вы не ошиблись, — заявил принц, желавший, чтоб за ним осталось последнее слово, хотя понимал, что уже проиграл дуэль. — Мы не позволили бы начать испытание, если бы не получили ваших твердых гарантий относительно надежности препарата. Эти гарантии, как выяснилось, были беспочвенны.
Африканер только молча поклонился и направился к бронированным дверям, которые при его приближении автоматически открылись.
Интересно, действительно ли испытываемый штамм вируса был вымершим? Впрочем, это не важно. Главное, он размножается. Можно нанести вирус себе на одежду, когда его пригласят для следующего допроса в Клуб.
Это, конечно, опасно.
Но еще опаснее пытаться осуществить План, пока жив саудовский принц.
8. Клуб
За Карелом Преториусом бесшумно закрылись бронированные двери, и голографические экраны погасли. В комнате сразу стало темнее. Аль-Фахд продолжал сердито бормотать по-арабски, потом, перейдя на английский, потребовал расправы над наглым африканером. Его мало кто слушал. В тот момент у членов Клуба были дела поважнее.
— По сути дела, мы не можем больше рассчитывать на необходимую избирательность действия вируса, — скороговоркой произнес Сакаи. Его искусственный глаз почти невозможно было отличить от настоящего, но в наступившем полумраке, когда зрачок не реагировал на свет, разница все же ощущалась. — Нам не следует идти на такой риск.
— Очень даже следует, — проворчал Хейдиггер, один из главных авторитетов Клуба. — Голландец прав: вирус сделал свое дело, причем даже лучше, чем ожидалось. — Он через плечо посмотрел на принца, сидевшего рядом. — Конечно, мне жаль, но… побочные эффекты — вещь в некотором роде неизбежная. При последующем применении планируется ликвидация нескольких тысяч человек, поэтому, мне кажется, не стоит волноваться из-за четырех-пяти сотен.
— В этом есть доля правды, — неохотно согласилась Плейал, шмыгнув носом. Она недолюбливала Хейдиггера. — Необходимо добавить, что в следующий раз никаких географических ограничений не будет.
— Естественно, — подхватил Ли. У него был американский акцент и восточные черты лица. — Я уверен, что выгоды от применения препарата в отдаленной перспективе перевесят любые побочные эффекты. — Его лунообразное лицо расплылось в широкой хитроватой улыбке. — В ближайшем будущем тоже можно получить определенные выгоды… если правильно подойти к делу.
— Но летальность не должна быть стопроцентной, — превозмогая одышку, просипел Блейк.
Все повернулись к нему — гора жира, возвышающаяся в центре стола. Блейк оглянулся вокруг, как обложенный собаками медведь.
— Да, конечно, — вкрадчиво пропел Махавишту. Его голос был всегда так сладок, что его словам обычно не доверяли, даже если он говорил чистую правду. — Но мы же не станем возражать против высокой эффективности препарата, не так ли?
— Нет, если она ограничится только цветными, как и предполагалось, — сурово произнес Блейк, справившись на минуту с непослушным дыханием. — На этот раз мы должны иметь твердые гарантии.
Наступило мертвое молчание. Сакаи внимательно посмотрел на Блейка и одобрительно кивнул.
— Хочу вернуться к замечанию, высказанному мадам Плейал. — Он вежливо повел рукой в ее сторону. — Я не совсем согласен с ее точкой зрения. Думается, все же следует ограничить территорию действия препарата.
Хейдиггер презрительно фыркнул и произнес сквозь зубы:
— На Луне препарат был применен в минимально возможном количестве. Вы серьезно считаете, что при массовом его использовании в Африке вирус остановится на Ближнем Востоке? Или на атлантическом побережье?
— Я думаю, что он остановится, только обойдя вокруг Земли, — громко произнес японец, заглушив все остальные голоса.
На мгновение воцарилась тишина, а потом спор вспыхнул с новой силой.
— Выслушайте меня, пожалуйста. — Махавишту постучал по столу. — То, что здесь сейчас говорилось, чрезвычайно интересно. Но никто, кажется, не подумал, что произойдет, если все мы — а многие из нас никогда не покидали Земли — (случайно) окажемся вне ее, когда вспыхнет эпидемия. Это вызовет различные толки, начнутся многочисленные расследования, которые мы будем не в силах предотвратить.
— Ничего такого не произойдет, если в это самое время в штаб-квартире ООН будет проходить торжественное заседание. Разве кто-нибудь из нас может пропустить Двадцатую Годовщину? — Хейдиггер без улыбки поочередно оглядел всех присутствующих.
— Вы можете обеспечить приглашения нам всем, мадам вице-секретарь? — вежливо спросил Сакаи, бесстрастно глядя на свою соседку слева.
— Постойте, а они не могут отложить празднование, в связи с э-э… катастрофой? — всполошился аль-Фахд.
— Разве можно отложить войну? Или ураган? — холодно ответил принцу Ли.
— Совершенно верно! — воскликнула Перилла, вертя на пальце перстень с камеей — камень был привезен в Португалию вскоре после открытия Америки. — Заседание состоится… Конечно, многие не приедут, но это даже к лучшему. Нам будет легче провести нужные перестановки. — Ее карие глаза в полумраке казались черными. — Это будет нетрудно. Совсем нетрудно.
— Правильно, — мрачно согласилась Плейал. Она ревниво относилась к присутствию в Клубе еще одной женщины. — Мы должны следовать ранее выработанному плану и не изменять дату начала использования препарата. — Там, на Луне, настроили каких-то трущоб, где нормальный человек жить не может, но… — Перилла подняла голову. Ее глаза сверкали так же ярко, как бриллианты и изумруды в ее волосах (будучи общественным деятелем, она могла носить их только в Клубе, где ее не видели журналисты). — …Но при сложившихся обстоятельствах я согласна провести там несколько дней.
— Мне кажется, — задумчиво произнес Махавишту, — надо пригласить в ООН делегацию Африканского континента.
Его коллеги недоуменно подняли брови, а Хейдиггер спросил:
— Интересно, зачем?
— А на развод, — объяснил индиец. — Будем разводить их, ну, знаете, как разводят тигров или там окапи, чтоб они не вымерли.
Кто-то вполголоса выругался. Члены Клуба встали со своих мест и направились к выходу.
Махавишту остался сидеть.
— Еще один вид вымрет. Как жаль.
И, смеясь, последовал за остальными.
9. Спенсер
Огромные розы, стоявшие в вазе на столе, казалось, освещали пурпурным светом всю комнату. Розы вырастили здесь, на Звездном Девоне, а не привезли с Земли. Аромата цветов не ощущалось — все перебивала навозная вонь, которая явственно чувствовалась даже в кабинете директора Сатклифф-Боулса. Сам директор, похоже, не обращал внимания на запах, который доктор Кэтлин Спенсер не выносила. Она готова была убить кого-нибудь, чтобы хоть на час избавиться от вони.
Она уже убила пятьсот семнадцать человек на Луне и не собиралась на этом останавливаться, ибо мечтала навсегда покинуть Звездный Девон.
Спенсер вежливо кашлянула, чтобы привлечь внимание директора, который сам же и вызвал ее к себе в кабинет. Сатклифф-Боулс повелительным взмахом руки велел ей соблюдать тишину. Он даже не открыл глаза, но лицо его побагровело от гнева. Он не любил, когда его отвлекали.
Спенсер сидела выпрямившись и разглядывала своего начальника. Она воображала, как его конечности чернеют от разъедающей тело гангрены. Разумеется, это невозможно. Они с Сатклифф-Боулсом принадлежали к одной расовой группе.
Она проверила это несколько раз. К сожалению, ошибки быть не могло.
Отзвучал долгий аккорд, и музыка в кабинете директора смолкла. В то же мгновение Сатклифф-Боулс открыл глаза и поднял спинку кресла в сидячее положение.
— Гениально! — заявил директор категоричным тоном. — Я говорю о «Гибели Богов» и «Вальгалле», разумеется. Мы живем в золотое время, вы не находите? Человечество достигло совершенства в технике создания и записи звука, и до нас дошел гений Вагнера! Наши предки не могли слышать такого величественного исполнения.
— Полностью согласна с вами, — ответила Спенсер. Она уже привыкла к идиотским разглагольствованиям директора насчет музыки и не обращала на них внимания. Что касается Вагнера, то ей приятнее было слушать поросячий визг.
Директор вытащил из нагрудного кармана пузырек с разноцветными расслабляющими таблетками, проглотил одну, а другую предложил своей подчиненной.
— Благодарю вас, но я на работе. Вы же вызвали меня из лаборатории. Мне передали, что дело срочное.
— Да-да-да, — подтвердил благодушно директор. — У нас тут поступил запрос, где же он? Ага! — Он нащупал на столе что-то и вытащил из папки лист. Папка оставалась невидимой, пока в ней что-нибудь лежало. — Вот, прочтите. — Он протянул бумагу Спенсер. — Он работает в вашей лаборатории?
Она вздохнула, но тут же овладела собой и взяла бумагу. Буквы расплывались у нее перед глазами.
Она тронула рукой брелок, висевший на серебряной цепочке под одеждой. Он представлял собой хрустальный флакон размером с ноготь, оплетенный вольфрамовой проволокой, искусно имитировавшей драгоценный металл.
— Да, директор. — Она слышала свой голос со стороны. — Вернее, он работал у нас. Техник Бэтон погиб неделю назад, когда находился в отпуске. Несчастный случай.
— Вот оно что! — сказал директор, прищелкнув пальцами. — Тогда понятно, почему они прислали запрос. Разберитесь с ним, хорошо?
— Запрос вовсе не по этому поводу, — возразила Спенсер, глядя на бумагу. Перед ее глазами пронеслись голографические репортажи из штаб-квартиры ООН. Залитые кровью коридоры… — Это от университета, они изучают внеземные изменения культуры. Проводят какое-то исследование. К несчастному случаю запрос отношения не имеет.
— Вот и разберитесь с этим, Кэти, — хмуро приказал Сатклифф-Боулс, и его кресло снова приняло полулежачее положение. — Прелюдию к «Тангейзеру», пожалуйста, — проговорил он в микрофон.
— Всегда рад поболтать с вами. — Директор приоткрыл глаза, услышав, как Спенсер подходит к двери. — Сегодня я буду очень занят. У нас тут надвигается собрание акционеров.
— Я хочу только спросить, сэр, — проговорила Спенсер, — почему к нам раньше не приходили такие запросы? Многие из наших сотрудников раньше Бэтона побывали на Луне.
Она и сама ездила туда в период подготовки к испытанию.
— Мне-то откуда знать? — недовольно проворчал Сатклифф-Боулс. Музыка, заполнившая кабинет, вызывала ассоциацию с запахом груды гниющих фруктов.
«Ты мог бы узнать все у искусственного мозга, — подумала Спенсер. — Единственного мозга, который присутствует в этом кабинете, и он бы дал ответ через несколько секунд».
Вслух она сказала:
— Прошу прощения, сэр. Я немедленно разберусь с этим.
Так или иначе ей придется с этим разбираться.
— Всегда рад видеть своих подчиненных, — ответил Сатклифф-Боулс, не открывая глаз. Спенсер не знала, расслышал ли он ее последние слова. Закрывшиеся за ней светящиеся двери окрасили лицо директора во все радуги, словно над ним пролетела стая пестрых бабочек.
У нее кружилась голова от страха, когда она шла по коридорам орбитальной станции, но никто этого, разумеется, не заметил. Всю жизнь ее высмеивали и дразнили. Она привыкла слышать за спиной что-нибудь вроде: «Вот опять наша кочерга пошла».
Но все-таки нет худа без добра. Годы унижений и насмешек научили ее скрывать свои чувства. Это пригодилось, когда она приступила к работе над проектом.
Послышалось тихое шипение, и из-за поворота появился вагон. Огромная машина висела в миллиметре над монорельсом, поддерживаемая мощными магнитами.
Кэтлин Спенсер вошла в вагон, не обращая внимания на пассажиров, занятая лишь своими мыслями. В душе ее царило смятение.
Не отдавая себе отчета, она по-прежнему сжимала в руке листок с запросом. Вагон тронулся, быстро набирая скорость. В открытое окно ворвался ветер, и бумажка весело затрепетала, вырываясь из пальцев. Она тронула большим пальцем замок кейса, который реагировал на папиллярные линии. Иным способом, кроме как взломав, открыть его было невозможно. Упрятав запрос на самое дно, Кэтлин с шумом захлопнула титановую крышку кейса.
Если бы можно было так же легко избавиться от проблем, которые вызовет этот запрос!
Вагон плавно затормозил. Двери открылись, и снаружи донесся оглушающий поросячий визг, тут же подкрепленный густым навозным запахом.
Вонь ощущалась по всей орбитальной станции, но здесь, в Восемнадцатой Секции, она была невыносимой. Разведение свиней на орбитальной станции с самого начала не сулило ничего хорошего, но этим пришлось заниматься, так как один из главных инвесторов был ведущим животноводом Европы.
Здесь свиньям не приходилось валяться в грязи, чтобы защитить свою нежную кожу от укусов насекомых, поэтому в свинарниках царила чистота, но запах был неистребим, несмотря на батареи наисовременнейших фильтров. Рано или поздно обитатели Звездного Девона привыкли к вони, как Сатклифф-Боулс, но Спенсер не могла привыкнуть. Да она и не старалась.
Большую экономическую проблему представляли арабы и евреи, которые не употребляли свинину по религиозным соображениям. Кстати, поэтому их почти не было на станции.
Вагон проносился мимо обширных зеленых полей, освещаемых системой линз и зеркал, которые направляли солнечный свет на растения в любое время суток. Вокруг станции на постоянной орбите вращалось гигантское зеркало размером с небольшой город — оно было первым звеном в сложной оптической системе. Свет был ярок и резал глаза. Спенсер отвернулась от окна.
Она недовольно посмотрела на других пассажиров, опасаясь любопытных взглядов, и открыла кейс. Внутри был встроенный телефон, она могла себе это позволить, будучи заведующей лабораторией. Правда, несмотря на занимаемый пост, Сатклифф-Боулс иногда давал ей секретарские поручения вроде сегодняшнего.
А почему он сделал это? Может быть, хотел проверить, как она отреагирует на запрос?
Нет, вряд ли. Сатклифф-Боулс слишком глуп для такой хитроумной ловушки. Просто он не знал, на кого свалить проблему, и вызвал первого попавшегося подчиненного.
Но если директор действительно что-то заподозрил и проверял ее по поручению африканеров или того, кто стоит за ними, ее дела действительно плохи. Вдобавок не далее как вчера кто-то пытался проверить ее счет в швейцарском банке!
Она набрала номер, не поднимая трубки. Радиосигнал достигнет ближайшей телефонной станции, а оттуда будет передан по назначению. Она не станет ничего говорить, только пошлет кодовый номер. Жан де Кайпер должен приехать в лабораторию одновременно с ней.
Остальные пассажиры совершенно не обращали на нее внимания. Отсутствие любопытства — необходимая черта для живущих в перенаселенном пространстве. Тех, кто совал нос в дела соседей, рано или поздно выпроваживали обратно на Землю.
Спенсер захлопнула кейс и принялась нервно барабанить пальцами на крышке.
Она не чувствовала одиночества, потому что у нее никогда не было друзей, и она привыкла к этому. Единственные близкие ей люди — родители давно умерли. После их смерти она полностью посвятила себя науке. Сначала Кэтлин долго не могла найти работу, но потом это даже обернулось к лучшему: открылась вакансия на Звездном Девоне. Она подала заявление, и ее приняли. Большинство ее коллег отказались покидать Землю, не желая расставаться с насиженными местами.
Рециркуляция воздуха не позволяла добавлять в атмосферу станции инсектициды, но с насекомыми, попавшими на борт с различными грузами, надо было как-то бороться. Доктор Спенсер занималась созданием вирусов, убивающих вредителей.
Она была приятно удивлена, узнав, что нервно-паралитический газ был изобретен создателями инсектицидов.
Вагон слегка качнуло, видимо, монорельс был не в порядке. В этом месте такое происходило всегда. Спенсер очнулась от своих мыслей и взглянула в окно. Скоро ей выходить. Транзитная станция Семнадцать.
Она вышла из вагона вместе с двумя пассажирами и встала на эскалатор.
Скоро Кэтлин почувствовала увеличение гравитации, двигаться стало труднее. Это происходило потому, что лаборатория располагалась далеко от центра орбитальной станции, и центробежная сила, создающая тяготение, была там больше.
Спенсер было наплевать, что ее лаборатория практически изолирована от жилых помещений Звездного Девона, расположенных ближе к центру. Периферию строители отвели для складов и системы жизнеобеспечения, освещение здесь было похуже и не имитировало весенний солнечный свет.
Спенсер иногда забавляла наивность строителей, посчитавших, что шлюзовая камера при входе в ее лабораторию в случае аварии сможет предотвратить распространение микроорганизмов по орбитальной станции.
Охранник внутри должен был узнать о приходе Спенсер, когда заработал эскалатор, но она все-таки надавила кнопку звонка и досчитала до трех. Шлюз не открылся. Ее рука потянулась к хрустальному амулету на шее — как всегда, когда она волновалась или была раздражена.
Дверь медленно открылась.
Внутренняя дверь тоже уже была открыта — охранник очень спешил.
— Добрый день, доктор Спенсер, — виновато произнес огромный детина. На лбу у него выступили капельки пота. Он знал, что его ждут неприятности.
— Хойер, где ты был? — бесстрастно спросила его Спенсер.
— Я… Там надо было передвинуть радиатор, и я…
— Ты опять заигрывал с Платтом, как всегда, — перебила его Спенсер. Охранник умоляюще смотрел на нее. — Когда ты не на работе, можешь устраивать сходки со всеми гомиками станции, — продолжала она, не меняя тона, — но в рабочее время ты обязан находиться на месте, пока я не разрешу тебе его покинуть. Я ясно выразилась?
Хойер кивнул. Его била мелкая дрожь.
Спенсер грозно смотрела на него какое-то время. Ее раздражение было вызвано не столько разгильдяйством охранника, сколько проклятым запросом, который не давал ей покоя. Впрочем, теперь Хойер может пригодиться. Она решила использовать его, еще когда сидела в кабинете директора. Охранник был силен, любил деньги, и ему можно было доверять в разумных пределах.
К сожалению, его любовник — техник третьего класса Платт из этих трех качеств обладал только одним — он любил деньги. Поэтому использовать его не имело смысла. Кроме того, если Спенсер поручит Хойеру что-нибудь деликатное, этот придурок немедленно разболтает все своему любовнику, а тогда о секретном поручении узнает вся станция. Что-то надо было придумать.
— Пришел человек из жизнеобеспечения? — спросила она, не меняя тона. Охранник даже не сразу понял, что казнь пока откладывается. Когда вопрос сквозь его толстый череп достиг мозга, он с готовностью ответил:
— Да, конечно, доктор. Де Кайпер у вас в кабинете. Что-нибудь не так с вентиляцией?
Спенсер прошла мимо него, ничего не сказав. В другое время она ответила бы колкостью, но сейчас была слишком занята своими проблемами.
Она направилась прямиком к себе в кабинет. Работники лаборатории здоровались с ней, но она молча шла дальше с каменным лицом. Платт предпочел скрыться с глаз подальше. Доктор Лоуренс, который тоже участвовал в секретной разработке, боязливо поздоровался со своим шефом. Лоуренсу было известно, кто такой де Кайпер на самом деле, но он не знал, зачем африканер явился к ним в лабораторию сегодня. Спросить об этом прямо он не решался.
Спенсер подошла к двери своего кабинета и почувствовала запах ингалятора, которым пользовался де Кайпер. На Земле табакокурение стало редкостью, а на орбитальных станциях не курил никто: это было бы самоубийством, учитывая повышенное содержание кислорода в искусственной атмосфере.
Ингаляторы получили не менее широкое распространение, чем сигареты в прошлом. Де Кайпер, как многие африканеры, использовал смесь с сильным ароматом табака и разных пряностей. Когда он выдыхал, его окружал довольно неприятный запах. И вот теперь он расселся в личном кабинете Спенсер, положив ноги на стол, откуда предварительно убрал настольную лампу, и глубоко вдыхал пары своей адской смеси.
Спенсер в ярости захлопнула за собой дверь, но удара не получилось — сработал амортизатор.
— Я, кажется, говорила вам, — прошипела она, — чтобы вы не пользовались этой вонючей штукой у меня в кабинете. И в моей лаборатории тоже.
Африканер вытащил ингалятор, имевший форму ручки с золотым ободком посредине, изо рта и посмотрел на него. Ноги со стола он не убрал.
— А я, кажется, говорил вам, милочка, чтобы вы не звонили мне. Было такое? — лениво произнес он.
Его холодные голубые глаза не выражали ничего, но когда де Кайпер заметил, что Спенсер потянулась к своему амулету, он встал и спрятал ингалятор во внутренний карман серого костюма.
— Ладно, — примирительно сказал он, боясь раззадорить эту сумасшедшую. — Вы позвонили мне, я приехал. В чем дело?
— Случилась неприятность, с которой лучше справитесь вы, чем я.
Спенсер обошла стол и уселась в свое кресло, которое до ее прихода занимал африканер. Сам де Кайпер остался стоять.
— Сообщите мне данные о… — начала говорить Спенсер в интерком. Номер она помнила наизусть, но все-таки решила удостовериться. Она открыла кейс и достала запрос. — …О проекте Нью-Йоркского университета номер тридцать два дробь сто сорок пять.
Искусственный мозг помедлил три секунды, потом монитор засветился и выдал запрос о Бэтоне, копию которого Спенсер держала в руке.
После этого на экране загорелись буквы: КОНЕЦ СООБЩЕНИЯ. Это было все.
Спенсер вздохнула и прикрыла глаза ладонью.
Видя, что она сейчас не опасна, африканер осмелился спросить:
— Выходит, тут ничего нет? Зачем же вы вызвали меня?
Спенсер открыла глаза и убийственно холодным взглядом посмотрела на него.
— Я вызвала вас, потому что кто-то из ООН интересуется Родни Бэтоном.
Де Кайпер недоуменно пожал плечами.
— Это тот человек, который доставил препарат. Он работал в моей лаборатории, — раздраженно пояснила Спенсер. — И запрос неспроста. Дело здесь не в несчастном случае. Эта ерунда с университетским проектом придумана для прикрытия. Тут не простое совпадение.
— Не простое совпадение, — медленно повторил за ней африканер. Спенсер подумала, что его мозги работают так же медленно, как и язык.
Де Кайпер рассеянно вытащил из кармана ингалятор и принялся вертеть его в руках. Спенсер промолчала, так как понимала, что на этот раз он ее не дразнит. Просто он нервничал, а монотонные движения успокаивают. Она уже не испытывала к африканеру былой антипатии.
Они не были приятелями или союзниками, но в этот момент не могли обойтись друг без друга.
— Я доложу… — сказал африканер, не уточнив, что имеет в виду. По кабинету потек крепкий аромат табака.
— Они отменят проект? — с деланным безразличием спросила Спенсер.
Де Кайпер вынул ингалятор изо рта и принялся внимательно разглядывать его золотой ободок, словно хотел уличить ювелира в подделке. Потом поднял голову, и в его глазах сверкнула решимость. Он прекрасно понял смысл вопроса, заданного этой женщиной: на карту поставлена судьба его народа, риск велик, но все решают неведомые силы, стоящие за спиной африканера.
— А что еще можно предпринять, милочка? — поинтересовался он.
— Этот запрос… — сказала она, щелчком переправляя ему лист, который едва не упал при этом со стола. Африканер с трудом поймал его. — Они просят выслать информацию не властям, как это делается обычно, а какой-то сотруднице университета. Может быть, ее на самом деле не существует в природе, но…
— Да-да, я понял, — подхватил де Кайпер, не отрывая глаз от документа. Он перечитывал его уже второй раз.
— …Но если действительно есть такая Элинор Брэдли, доктор наук, и ее интерес к Бэтону не является чисто академическим, тогда…
— Она в него была влюблена, так, что ли, милочка? — усмехнулся африканер.
— Вряд ли, — ответила Спенсер. Хотя почему бы и нет? Она внезапно вспомнила о Хойере и Платте. Что с ними делать? Надо спросить об этом африканера, он лучше ее разбирается в человеческих чувствах.
Большинство людей разбираются в этом лучше ее.
— В любом случае, — твердо продолжила она, — пока у нас недостаточно информации.
Она сделала паузу, встретив взгляд де Кайпера, и сказала, понизив голос:
— В вашем распоряжении много агентов. Пусть они выяснят, существует ли антрополог с таким именем, и если существует и ее интерес к Бэтону не случаен…
— Мы уберем ее, — закончил ее мысль африканер. — Я согласен.
Он сложил запрос вчетверо, засунул его в карман и поднялся, чтобы уйти.
— Погодите, — остановила его Спенсер, тоже поднимаясь с кресла. — Ее не просто надо убрать. Она откуда-то получила информацию. Надо ликвидировать источник этой информации.
Де Кайпер пожал плечами. За мыслями этой женщины трудно угнаться.
— Все, что в наших силах, мы сделаем. Постараемся схватить ее и допросить, если удастся.
Африканер направился к двери. На пороге он обернулся и добавил:
— В любом случае мы ее уберем. С этим проблем не будет.
Спенсер проводила его взглядом, представляя, как выглядит неведомая Элинор Брэдли, которую она никогда не встречала и теперь уже наверняка не встретит.
10. Похищение
Пит ван Зелл хорошо знал Стикса и Тримена. Он вместе с ними работал на нескольких стройках. Это была тяжелая работа, но за нее платили, в отличие от сегодняшней.
Янса и ван Руна он раньше не встречал — они служили в Бюро Утилизации в штаб-квартире ООН. Ван Зелл знал, однако, что они — люди надежные, иначе бы ему их не порекомендовали. Сейчас они впятером ехали в оранжевом фургоне Бюро.
— Когда же… — с тревогой заговорил Стикс.
— Помолчи-ка, — оборвал его Яне, чувствовавший себя более уверенно, хотя нервничал ничуть не меньше, чем строители, которые тоже были одеты в оранжевые комбинезоны: будучи сотрудником Бюро, он боялся потерять работу, если что-нибудь откроется. — Скоро придет вторая смена — минут через двадцать. Если мы не будем на месте, не избежать неприятностей.
Всех пятерых собрали по телефону, снабдив каждого лишь частью информации. Телефонная передача приказов считалась делом рискованным, но посылать курьера не было времени.
— Все в порядке, — прошептал ван Рун, взглянув на монитор. По рации они слышали переговоры рабочих Бюро Утилизации, но их трудно было понять космическим строителям, которые не знали специфического жаргона ремонтников.
— Они возвращаются на базу. Нам нужно…
За рулем сидел Стикс. Он не привык водить машину на Луне и поэтому нажимал на тормоза и газ слишком резко.
— …Ехать быстрее. — Ван Рун едва не прикусил язык от внезапного толчка.
Он сидел рядом со Стиксом и все время лез к нему с советами, заклиная вести машину осторожнее. Стиксу и без того было несладко: то и дело приходилось объезжать пешеходов, которые сами лезли под колеса.
Трое африканеров на заднем сиденье всю дорогу отбивались от металлических ящиков, норовивших придавить их, когда фургон притормаживал или разгонялся.
— Следующий поворот! — закричал ван Рун. — Сюда! Сюда!
Стикс ударил по тормозам. Африканеров бросило вперед на ящики. Они оказались в узком коридоре, который вел к жилой секции.
— Идиот! — только и смог сказать сильно ударившийся Яне.
Трое африканеров в оранжевой униформе вылезли через заднюю дверь и выгрузили раздвижное ограждение и ящик с инструментами прямо на тротуар. Многочисленные пешеходы не обращали внимания на суетящихся рабочих.
Фургон почти полностью перегородил узкий проход. Прохожие с трудом протискивались между ним и стенами.
Ван Рун привстал на сиденье, наблюдая за работавшими товарищами. Металлическое ограждение за фургоном перекрыло движение полностью.
Ван Рун плюхнулся на сиденье, крича водителю:
— Готово! Поехали!
Стикса не пришлось просить дважды. Мотор взревел, и фургон рванулся вперед.
Яне стоял за баррикадой, сделав зверское лицо. Его задачей было никого не пропускать в течение нескольких минут.
Стикс затормозил у двери с табличкой «15». Это была квартира Эллы Брэдли. Они не знали, дома ли она, но шансы застать ее были высоки — по полученным данным антрополог не только жила здесь, но и работала. Если Брэдли нет, ван Рун уедет, а ван Зелл, Стикс и Тримен устроят засаду в квартире.
Тримен выскочил из машины и выгрузил еще одно ограждение. Вместе с ван Руном они поставили его впереди фургона. Стикс остался за рулем, внимательно наблюдая за обоими концами коридора.
Теперь небольшой участок туннеля был полностью изолирован с двух сторон.
Ван Зелл кивнул Тримену и надавил кнопку звонка.
— Кто там? — раздался женский голос из динамика, укрепленного рядом с дверью.
Было бы глупо ожидать, что Брэдли откроет им сразу, но ван Зелл втайне на это надеялся.
— Бюро Утилизации, мадам. Где-то произошла утечка метана, и нам необходимо проверить все помещения.
— Но… я уверена, что утечка не у меня, — ответила женщина. Дверь осталась закрытой. Тримен, вертя в руках какой-то инструмент, от которого шли провода к фургону, с тревогой посмотрел на ван Зелла.
— Мадам, — снова заговорил тот.
— Извините, но вам придется уйти. — В ее голосе слышался затаенный страх. — Я очень занята.
Ван Зелл кивнул Тримену. Тот аккуратно прижал плоскую поверхность электронной отмычки к замку. Высокочастотный заряд пережег все цепи и отключил электромагнит. Язычок замка, щелкнув, втянулся внутрь.
Пит ван Зелл ударил в дверь плечом, надеясь, что механического засова в квартире нет. На этот случай у него был припасен титановый ломик.
Ему повезло. Дверь легко распахнулась.
Женщина в глубине комнаты бросила телефонную трубку и закричала. Ван Зелл бросился вперед, схватил ее за талию правой рукой и, сжимая в левой ломик, ткнул им в настенный телефон, пытаясь разъединить линию на тот случай, если она успела набрать номер. Корпус телефона треснул, но удар был несильным, поэтому электронная начинка осталась неповрежденной. Женщина с неожиданной силой толкнула африканера в грудь, но он не ослабил хватки.
Она оказалась его соседкой по столику в «Мулен Руж». Потому-то она и не открывала: видимо, узнала его на экране домофона. Униформа Бюро Утилизации оказалась слабой маскировкой.
— Помоги же, идиот! — закричал ван Зелл на африкаанс своему товарищу, который лихорадочно рылся в карманах, ища шприц с наркотиком.
Не переставая кричать, она снова толкнула его в грудь, и ему пришлось отбросить ломик и схватить ее обеими руками. Он пришел в ярость и едва не ударил ее как следует, но вовремя вспомнил, что она нужна живой. Массой своего тела ему удалось оттеснить Брэдли от телефона.
Тримен схватил ее за плечо. В ответ она ударила его ногой в пах. Она носила модные ботинки с весьма твердым носком, и африканер, громко вскрикнув, сложился, как складной метр.
— Стикс, где ты? — заорал ван Зелл, увертываясь от грозного ботинка, направленного в то же место. Брэдли ударила его по голове и вцепилась в волосы.
Ван Зелл попытался сделать подсечку, но неудачно. Она была даже сильнее его — сказывалось долгое время, проведенное африканером в невесомости.
— Стикс!
Элла вырвалась, с неженской силой оттолкнула африканера и схватила трубку, болтавшеюся на шнуре. Стикс выстрелил в нее с порога. Маленькие иглы с треском воткнулись в стену, в диван, три из них пробили платье и вонзились ей в кожу.
Брэдли упала на спину, руки и ноги у нее дергались, как у механической куклы. Ван Зелл прижал бьющееся тело женщины к полу, а пришедший ему на помощь Стикс схватил ее за руки.
Тримен наконец нашел свой шприц и вонзил иглу в шею Брэдли. Она успела обозвать его подонком — голосовые связки не были парализованы высокочастотными разрядами игл станнера.
Станнер превращался в смертоносное оружие, если у жертвы не выдерживало сердце или если игла попадала в солнечное сплетение, так что Стикс рисковал, когда выстрелил, вместо того чтобы оттащить Брэдли от телефона.
После укола Элла была совершенно обездвижена. Тримен впрыснул ей миорелаксант в сонную артерию. Ван Зелл поднялся, отряхиваясь. Его тошнило.
Они собирались отвезти ее в шлюз. Привести в чувство другим уколом, напичкать наркотиками, допросить, а потом покончить с ней тем же способом, каким воспользовался техник со Звездного Девона.
— Надо завернуть ее во что-нибудь! — воскликнул Стикс и принялся рыться в бельевом ящике возле дивана. Достав оттуда простыню, он набросил ее на тело женщины.
— Пошевеливайся, — буркнул ван Зелл. Тримен не помогал им. Он с трудом стоял на ногах, зажимая руками гениталии, и вполголоса ругался.
Они упаковали свою жертву в одеяло и две простыни. Потом ван Зелл вдвоем со Стиксом подняли потерявший человеческие очертания сверток и понесли его к двери.
— Придется мне сесть за руль, — проговорил Стикс, задыхаясь от непривычной нагрузки.
Они бросили тело в грузовой отсек фургона и залезли внутрь сами.
— Быстрей! — закричал ван Зелл Янсу, который препирался с каким-то высоким прохожим, желавшим пройти за загородку. В этом не было ничего особенного. Когда Яне побежал к фургону, незнакомец и ван Зелл встретились взглядами. Африканер какое-то мгновение пытался вспомнить, где он видел этого человека.
Но сейчас ему было не до этого.
— Поехали! — приказал ван Зелл, открывая ящик для инструментов.
11. Изменения в программе
«Дункан, Дункан, ты арестован», — напевал про себя Йетс старую ковбойскую песенку. Иногда он начинал насвистывать мелодию, но у него не очень получалось. Когда Сэм Йетс насвистывал, это означало, что у него прекрасное настроение.
Он не встал на движущуюся ленту, потому что было еще рано и ему хотелось прогуляться пешком. Нет, он не станет торопиться. Для чего потеть как идиот и портить свой новый костюм?
«Дункан, Дункан, ты арестован. Дункан, Дункан…»
Проход ММ-МН — 12 был закрыт, а Йетсу требовалось пройти именно туда.
— Извините, сэр, — сказал ему рабочий в оранжевом костюме, — сюда нельзя.
И поднял руку в запрещающем жесте. Его голос почему-то звучал взволнованно, он опустил голову, стараясь не смотреть Йетсу в глаза, так что было трудно рассмотреть его лицо.
Сэм вытащил из внутреннего кармана свою личную карточку и показал рабочему. Он не собирался задерживаться у дурацкой загородки, когда его ждет Элла.
— А в чем, собственно, дело? — спросил он несколько более сурово, чем требовалось.
За загородкой стоял оранжевый фургон. Двое мужчин в униформе запихивали в него какой-то сверток длиной с человека. Йетс решил, что сумеет протиснуться между фургоном и стеной, не запачкав своего нового костюма.
— Послушайте, мне все равно, кто вы такой, — заупрямился рабочий. — Где-то утечка газа, и проход закрыт для всех.
Сэм посмотрел через плечо в сторону фургона.
Один из ремонтников уселся за руль, другой занял место рядом с ним и закричал своему товарищу у загородки:
— Быстрее!
Йетс узнал кричавшего — это был тот самый бородач из ресторана. Загородка выглядела хлипкой. Сэм без труда протаранил ее телом. Алюминиевые пластины погнулись, все сооружение упало, сбив с ног не успевшего отскочить рабочего. В этой свалке Сэм оказался сверху.
— Стойте! — закричал он вслед отъезжающему фургону.
Вскочив на ноги, он бросился вдогонку. Парень, которого он сбил, не остановит его, и о нем можно не думать, если только у него нет оружия — игольчатого станнера или…
В руках у рабочего был плазменный излучатель.
Ты думал, что забыл бамбуковые джунгли, где засада может ждать в любую минуту и в любом месте? Нет, это останется навсегда…
Йетс еще не понял, что произошло, а его тело, повинуясь рефлексам, уже действовало.
Плазменный излучатель имел в длину около тридцати сантиметров, у него был приклад, рукоятки, а сбоку — магазин. Короткий вольфрамовый ствол весил около трех килограммов. Никакой другой материал не выдерживал адской температуры потока плазмы.
Откуда у парня запрещенное оружие, подумал Йетс, в то время как его руки, действуя независимо от сознания, вцепились в ствол и рванули излучатель на себя. Мускулатура у Сэма все еще была земная — он вырвал оружие у противника, но при этом поскользнулся и упал на спину.
Африканер схватил металлический ящик, намереваясь размозжить им голову Сэму. Йетс не целясь вскинул излучатель и нажал на спуск.
Ничего не произошло, если не считать того, что ящик полетел ему в лицо.
Йетс однажды стрелял из такого оружия, но это было двадцать лет назад и модель была экспериментальной. Ходили слухи, что такие излучатели часто взрывались, так что многие военные не хотели даже испытывать их, а тем более использовать в полевых условиях.
Он перекатился вбок, и ящик пролетел мимо, царапнув его по уху.
Опыт не мог подсказать Йетсу, как обращаться с излучателем, несмотря на то что он был сделан в США. Но у всех видов ручного оружия немало общего, например, простота в обращении. Йетс наугад перевел большим пальцем какой-то рычажок на рукоятке, и излучатель дернулся у него в руках.
Африканер исчез в огненном облаке.
Отдача была сильной — плазма вырывалась со скоростью, чуть меньшей скорости света. В одном заряде было достаточно энергии, чтобы вскипятить бассейн. Пораженный Йетсом африканер превратился в пар.
Сэм перевернулся на живот и выбросил вперед руки с излучателем, готовый поразить следующую цель; Проход снова взорвался неправдоподобной белой вспышкой — один из «ремонтников» открыл огонь.
Рядом с Йетсом плазма выжгла три квадратных метра алюминиевых панелей.
Йетс выстрелил в ответ почти наугад. Ослепленный предыдущей вспышкой, он видел перед собой только размытые фиолетовые пятна.
Патроны для плазменного излучателя представляли собой батарею микролазеров, направленных на дейтериевый шарик. Все это помещалось в вольфрамовом корпусе. В нем было только одно микроскопическое отверстие, направленное в сторону дула излучателя.
При нажатии спускового крючка лазеры в доли секунды превращали дейтерий в поток плазмы, который находил себе только один выход — через ствол оружия.
Человек, который стрелял в Йетса, был убит. В момент выстрела он держался рукой за борт машины. Эта рука осталась там и сейчас, а тело исчезло.
Фургон притормозил, чтобы забрать человека у дальней загородки, а потом снова набрал скорость.
Сэм Йетс никогда не был полицейским и не знал принципа «охранять и защищать». Он, конечно, понимал, что может промахнуться и испепелить мирного гражданина, но инстинкт подсказывал ему: «убей или будешь убит».
Йетс выстрелил снова, целясь в оранжевый фургон, который в этот момент поворачивал за угол. Поток плазмы обрушился на машину, расплавил часть борта и бросил ее на стену коридора.
Йетс откатился в сторону, испачкав ботинок в том, что осталось от его первого врага. Ответный выстрел из фургона расплавил панели потолка в пятидесяти метрах позади Йетса.
В туннеле в тот момент находилось около сотни мирных прохожих. Двое латиноамериканцев были отброшены бортом фургона и разбили своими телами витрину ювелирного магазина. В полицейских отчетах их назовут не «жертвами дорожного происшествия», а «пострадавшими при перестрелке», что, несомненно, должно им польстить.
Йетс рванулся вперед. Мир перед его глазами исчез в новой плазменной вспышке. В лицо ударил нестерпимый жар.
Плазменным излучателем с Луны можно было поразить любую цель на Земле.
Трудно попасть в мишень, которая в ответ стреляет в тебя тоже. Йетс и человек в фургоне выстрелили одновременно, и оба промахнулись.
Йетс угодил в стену за фургоном, и он высветился черным контуром на ярчайше-белом фоне.
Зрение Йетса отказывалось служить. Перед глазами плясали бесчисленные разноцветные искры.
Он с трудом разглядел, что человек, с которым он обменивался выстрелами, лежит неподвижно возле фургона. Убит или нет? Впрочем, в фургоне должен быть еще один.
Застигнутые огнем пешеходы жались к стенам. Те, кто понял, в чем дело, разбегались. Некоторые пытались бежать против движения роллеров, сбивая с ног остальных. Другие с выражением тупого любопытства на лице застыли на месте. Брошенная водителем машина медленно ехала по туннелю, то и дело задевая стену.
Йетс тщательно прицелился и выстрелил в бок фургона. Почему-то взрыва не произошло. Плазма выжгла неровное отверстие размером метр на метр, но не прошла насквозь: вся энергия заряда преобразовалась в тепло. Загорелась краска.
Йетс сделал спринтерский рывок и попытался перепрыгнуть через фургон, чтобы затем напасть на врага, засевшего внутри, с неожиданной стороны. Его подвело обожженное близко прошедшим зарядом бедро.
Прыжок не получился, и Йетс с силой ударился грудью о крышу машины. При столкновении излучатель уперся ему в солнечное сплетение. Оглушенный Сэм не смог удержать оружие.
Если бы ему удалось вскарабкаться на крышу! Но он всего лишь зацепился за ее край.
Йетс сполз вниз, скользя пальцами по металлу, и упал спиной на тротуар. Все, можно считать себя мертвецом. Избитый, обожженный, он был готов сдаться.
Но никто его не атаковал. Время словно остановилось. Интересно, собираются они в него стрелять или нет?
Йетс пришел в себя. Он слышал тревожные крики людей и шум моторов. Еще не вполне понимая, где он, Сэм с трудом встал на четвереньки. Потом, шатаясь, поднялся на ноги.
Ему тут же пришлось схватиться за стену, потому что левую ногу свело судорогой. Левый глаз плохо видел, наверное, в него попала грязь, если не случилось чего-нибудь похуже — ожог роговицы, например.
Йетс попытался выпрямиться, но его качнуло, как на корабле во время шторма, и он едва не врезался в противоположную стену.
Когда плазма испаряет металл, он осаждается на всех окружающих предметах. У Йетса были опалены волосы и прожжен его прекрасный шерстяной костюм. Капельки алюминия вплавились ему в щеку и в лоб. Левое ухо было покрыто копотью, из многочисленных ссадин сочилась кровь. Казалось, каждый нерв был погружен в кислоту.
Сэм не помнил, что с ним произошло в последние несколько секунд. Видимо, его оглушило. Наверное, от выстрела с потолка сорвалась панель.
Он помнил только, что, когда он прыгнул и ударился о крышу, излучатель воткнулся ему в солнечное сплетение. Где же его оружие? Сколько раз он выстрелил, интересно? Первым делом надо разыскать излучатель. Он мог провалиться внутрь фургона через выжженную дыру.
Потом можно полюбопытствовать, почему его не прикончили, когда он лежал без сознания.
Где-то вдалеке завыли сирены. Надо убираться как можно быстрее. Если опять повезет, — а Йетс прекрасно понимал, что только благодаря своей счастливой звезде он остался в живых, — если повезет, патрули задержатся из-за пробок и разрушений, вызванных плазмой.
Сэм решил во что бы то ни стало избежать объяснений с блюстителями порядка, иначе придется расстаться с излучателем. А это было бы нежелательно, учитывая, что трое или двое людей в оранжевой униформе пока целы и невредимы и разгуливают где-то точно с таким же оружием.
Двое. Их осталось в живых только двое. Сэм влез через заднюю дверь в фургон, и его рука попала на то, что было когда-то лицом человека. Боковая стена машины приняла на себя часть энергии плазмы, поэтому тело не испарилось, сгорели только одежда и лицо.
В левой руке трупа был зажат игольчатый станнер, а в правой — инъектор с красным и зеленым отделениями.
На заднем сиденье что-то тускло блеснуло. Излучатель. Солдат по имени Сэм Йетс взял в руки свое оружие.
Потом он размотал почерневшие простыни, закрывавшие тело женщины.
Господи! Это была Элла Брэдли!
Он взял излучатель в правую руку, вылез из фургона и осмотрелся. За машиной никто не притаился. Оглянувшись по сторонам, Сэм увидел неподалеку закрытую дверь, наполовину сожженную излучателем. Замок расплавился.
Сэм открыл дверь и вошел. Внутри была лестница, ведущая куда-то вверх. Не успел он сделать второго шага, как тут же последовал выстрел, чуть не испаривший его.
Дверь вела в шлюзовое отделение. Бородатый африканер и его оставшийся в живых товарищ собирались бежать по поверхности Луны, и тогда их было бы невозможно преследовать.
Внутреннюю дверь шлюза было нельзя отпереть при открытой наружной, которая закрывалась либо вручную — с поверхности, либо дистанционно — командой с Центрального пульта. К тому времени, когда это будет сделано, двое африканеров будут далеко отсюда и проникнут в колонию через любой другой шлюз.
Йетс отпрянул, зажмурившись. Он не собирался стрелять в ответ. В таком узком пространстве это было бы самоубийством.
Сэм выронил излучатель, из его обожженных глаз градом катились слезы. Проклятье, этот выстрел прошел слишком близко. Если бы он вошел чуточку быстрее…
Какой-то человек, бежавший по искореженному выстрелами тротуару, натолкнулся на Сэма, едва не сбив его с ног.
— В чем дело? — залопотал он по-французски. — Что здесь случилось?
— Страшная авария, — ответил Йетс тоже по-французски. Незнакомец хотел заглянуть в фургон, но Сэм его удержал. — Очень, очень страшная.
Он оттолкнул француза и вытащил из руки мертвеца инъектор. Окружающий мир казался Сэму мутным и разноцветным.
— Скажи-ка, приятель, где у этой штуки зеленый конец?
— О Господи! — ахнул незнакомец.
— Где зеленый конец, болван?
— Вот он! — крикнул несчастный француз и рванулся в сторону, пытаясь вырваться из рук офицера Безопасности. Сэм неожиданно отпустил его, и незнакомец пролетел метров шесть по воздуху, прежде чем упасть на тротуар. Потом вскочил и, не оглядываясь, помчался прочь.
Сэм наклонился над Брэдли, нащупал яремную вену и впрыснул ей противоядие.
Вой сирен приблизился. Надо бежать, чтобы его не застигли на месте происшествия, но прежде он должен разобраться, что с Эллой.
Боль немного поутихла, горели теперь только отдельные обожженные места, и ногу больше не сводило.
Брэдли резко села и попыталась вцепиться ногтями ему в глаза. Йетса спасло лишь то, что она запуталась в простыне.
— Да вы что? — рявкнул он, отскакивая быстрее, чем позволяли ноющие от ушибов ребра.
Взгляд девушки постепенно стал осмысленным, она с удивлением огляделась. Лицо Эллы перекосилось от ужаса, когда она увидела полусожженный труп, ноги которого почти касались ее.
— Быстрее, — сказал Йетс, не давая ей времени впасть в истерику. Он оглянулся. Из-за поворота уже показались синие вспышки полицейских маячков.
Брэдли вылезла из фургона, за ней тянулась грязная простыня. По лицу было видно, что ее мутит.
— Где мы? — Он едва расслышал ее слова.
— Бежим к вам, быстрей! — выпалил Йетс и потянул Эллу за локоть. Если она не сможет идти, придется ее нести, вернее волочить, потому что на большее Сэм сейчас был явно не способен.
Его костюм совершенно погиб, в отличие от ее платья, которое было вполне в удовлетворительном состоянии.
Элла сделала несколько неуверенных шагов, вцепившись в руку Сэма, а потом пошла почти самостоятельно.
По углам и щелям прятались невольные зрители происшествия. Интересно, что они думают обо всем этом? Вряд ли кто-нибудь из них понял, что произошло. Да Йетс и сам этого не понимал.
— Сюда, — хрипло позвала Брэдли и потянула его к открытой двери, мимо которой Сэм едва не прошел. В этот момент он уловил слабый аромат духов от ее волос, который неведомо как пробился сквозь тяжелый запах гари.
Сэм вспомнил, что они собирались в ресторан, и внезапно ощутил зверский голод. Кроме того, он почувствовал — к немалому удивлению — дикое сексуальное возбуждение.
12. В квартире Брэдли
Элла ощущала постоянную ноющую — вроде зубной — боль в спине, куда попали иглы станнера.
Шея тоже ныла — в том месте, куда вводились препараты. Руки и ноги в синяках после схватки с похитителями, побаливал живот.
Ей хотелось одного — закрыть дверь, забыв об этом кошмаре, рухнуть на кровать и не шевелиться.
Но замок в двери был сожжен, и отгородиться от мира невозможно, а кроме того, в комнате, прислонившись к косяку, стоит инспектор Йетс в порванном костюме, весь закопченный, похожий на нью-йоркского бродягу.
Левое ухо Сэма выглядело ужасно, он старался не наступать на левую ногу, на всех участках тела, не прикрытых одеждой, виднелись ссадины и ожоги.
Йетсу нужен врач, она должна вызвать ему врача. Она позвонит, как только немного придет в себя. Сейчас надо попросить его отойти от двери, чтобы задвинуть механический засов.
— Пожалуйста, инспектор, садитесь, — сказала она, словно собиралась брать у него интервью. Как глупо. Если бы голова так не болела!
— Спасибо, — ответил он, — но некуда.
Элла растерянно огляделась. Она не помнила, что происходило в этой комнате четверть часа назад. Кажется, не уцелело ничего. Все, что могло быть сломано, было сломано. Впрочем, кушетка более или менее цела, только на ней полно каких-то осколков.
Йетс, поморщившись от боли, уселся на нее.
Элла задвинула засов и прислонилась лбом к двери, чувствуя себя совершенно обессиленной.
— Вы знаете, что здесь произошло, инспектор? И почему? — спросила она, не поворачиваясь.
— Не знаю. Я-то всего лишь стрелял из плазменного излучателя, когда наткнулся на вас, заботливо завернутую в простыню.
Бывает он когда-нибудь серьезным? Она хотела сказать ему резкость, но, повернувшись, увидела, как он побледнел, на лбу у него блестели бисеринки пота. И еще. Его глаза. В них не было боли и страдания, а только приказ, жажда обладания, страсть.
— Я должна поблагодарить вас, — сказала она, подходя поближе.
— Может быть, чуть позже, когда мне станет получше, — ответил Сэм, криво усмехнувшись.
Она внезапно вспомнила, что произошло в квартире, и принялась торопливо и бессвязно объяснять:
— Они сломали замок и ворвались сюда, а потом вкололи мне что-то… — Тут она поняла, что Йетс все это знает — в его руке все еще был зажат инъектор.
А вдруг и он в этом замешан? Он пригласил ее на ужин. Зачем? Чтобы втереться в доверие? Или… Она шагнула назад к двери, которую сама же только что заперла.
— Не знаю, как вы, но я не собираюсь объяснять, что произошло, всем желающим. Пусть все останется между нами, хорошо? — тихо сказал Йетс.
— Между нами? — Брэдли гневно посмотрела на него. — Если не ошибаюсь, там, в коридоре, несколько трупов, не говоря уже о сгоревшем фургоне и… — Внезапно она вспомнила, как ноги трупа касались ее тела, и мысли ее смешались.
Элла бессильно опустилась на ковер, но все-таки поближе к двери. Он был чужой. Если он сотрудник Службы Безопасности, это вовсе не значит, что он на ее стороне. А кто не на ее стороне?
— У них акцент, как у африканеров, — пробормотала она негромко, но Йетс услышал.
— Естественно, — отозвался Сэм и шевельнулся.
Элла вскинула на него глаза, но он оставался на месте. Кушетка уже была безнадежно испорчена кровью и копотью.
Вряд ли кто-нибудь из притворства стал бы так уродовать себя. Значит, он не враг? Сэм в это время спросил:
— Как бы нам скрыть все, что произошло?
Элла в ответ пожала плечами. Йетс осторожно изменил положение, поставил локти на колени для опоры и наклонился к ней. Элла видела, как набухли у него на лбу вены.
— Скрыть, что произошло, мы не в силах, зато можем скрыть наше участие в этом. Понимаете? Я здесь не был, вас там тоже не было.
— Кто-то хотел похитить меня, — тихо сказала она, вцепившись пальцами в ковер. — И вы хотите, чтобы я не сообщала об этом в полицию?
— Если кто-нибудь спросит, скажете, что сообщили об этом мне. К кому вы собираетесь пойти? К Есильковой?
Это ее задело.
— Я — сотрудница миссии ООН. У меня есть связи…
— Пока не выяснено, кто это сделал и зачем, думаю, не стоит сообщать о происшедшем в ООН. Тем более что все равно дело передадут нам. А я не хочу, говорю вам, провести следующие несколько недель в объяснениях, как и зачем я стрелял в коридоре из экспериментального оружия. И еще одно: среди напавших на вас был тот бородач, который сидел с вами за одним столиком в «Мулен Руж» в день, когда…
— Я помню его.
Йетс не казался ей больше опасным. Но что от нее хотели африканеры в оранжевых костюмах? Она никогда не совершала ничего такого в Южной Африке, что бы могло привлечь внимание контрреволюционеров. И почему это случилось именно сейчас, когда колония парализована страхом перед новой эпидемией? Может, кто-то подумал, что у них в ООН есть вакцина? Или она по ошибке оказалась втянутой в неизвестный заговор? Должна же быть какая-нибудь веская причина для похищения, иначе кто бы стал рисковать жизнью!
— У вас есть вода? — спросил Сэм.
— Да, конечно. Есть еще и чай и кофе — настоящий кофе. А может, хотите вина или пива?
— Настоящий кофе? Было бы неплохо. — Он сделал слишком резкое движение и поморщился.
Элла встала с ковра.
— Черный или с молоком?
— Черный, — ответил он.
Она прошла мимо перевернутого стола на кухню. Там все было в порядке: ничего не разбито, вещи на своих местах.
— Послушайте, вам ведь надо к врачу, — громко сказала она, чтобы в комнате было слышно. — Как вы ему объясните свои раны?
— Скажу, работа такая, — ответил Сэм у нее за спиной.
Элла охнула и резко повернулась.
— Не смейте подкрадываться. Я…
— Прошу прощения. — Он отступил на шаг. — Можно, я осмотрю тут все? Хочу выяснить, зачем они приходили.
— Они приходили за мной. Они нигде не рылись, — уверенно заявила Элла, хотя особой уверенности не испытывала, отчего и добавила: — Не знаю почему. Можете проверить мой кабинет, там все должно быть на своих местах.
Сэм вошел в кабинет и надолго исчез за дверью. Когда кофе был готов, он еще не вышел, поэтому Элла отнесла чашки на подносе туда.
Он просматривал ее файлы. Элла пришла в ярость. Ее начала бить дрожь, и она была вынуждена поставить поднос на стол, чтобы не расплескать кофе.
— Вот ваша чашка, — ледяным тоном объявила Брэдли. — Если вам здесь что-нибудь нужно, буду рада помочь.
— Простите, я искал то, что искали они. — Йетс подошел к столику за чашкой, и Элла снова обратила внимание на то, какой он огромный. Высок, худ, мускулист. Если бы его видели подруги, они бы сказали, что он ей «пара».
И он спас ей жизнь. Наступило неловкое молчание. Чувствуя себя неспокойно под его пристальным взглядом, Элла взяла свою чашку, отпила глоток. Ну зачем он так смотрит?
Сэм тоже потянулся за чашкой и нечаянно коснулся ее руки. Элла отдернула ее, помедлив секунду.
— Итак, сохраним происшедшее в тайне какое-то время, идет?
— То есть нам придется вместе вести расследование? — спросила Элла. Это было единственным выходом в сложившейся ситуации, но она почему-то смутилась.
— Отлично. — Йетс улыбнулся до ушей. — Составим план кампании. С чего начнем?
Действительно, с чего? Йетс выглядел, как будто его переехал грузовик, а потом он горел на костре. Она нерешительно предложила, боясь обидеть его:
— У меня тут есть мужская одежда. Вам она подойдет. А если вы еще вымоетесь, можно будет показаться в Центральном госпитале, не вызывая особых подозрений.
— Потрясающе! — воскликнул он с мальчишеским энтузиазмом. Оставалось надеяться, что он был искренен.
По крайней мере, он не спросил, откуда у нее мужская одежда, понимает, что это не его дело. Она поднесла чашку к губам и сказала:
— Тогда все в порядке. Пока мы будем готовить вас к появлению в приличном обществе, можно попытаться составить план.
И тебе придется убедить меня, Сэм Йетс, что ты не замешан во всем этом и у тебя есть веские причины не сообщать о случившемся властям.
Она не могла понять, почему он не позвонит прямо отсюда на работу, почему он не обращает внимания на свои раны, а беспокоится о том, что она скажет, если расследование все-таки начнется.
Стоит ли говорить ему, что она послала запрос Нью-Йоркского университета, проект номер 32/149 с компьютера штаб-квартиры ООН на Звездный Девон?
— Инспектор Йетс, пройдите, пожалуйста, сюда. — Это прозвучало слишком церемонно и глупо, но она приглашала его в свою спальню, где хранилась одежда.
Он пошел за ней, по-прежнему держа в руке чашку, и упрекнул на ходу:
— Мы же договорились называть друг друга по имени. Я все еще Сэм, помните?
— Прекрасно, Сэм. Скажи мне тогда, подвергался ли нападению кто-нибудь из посетителей ресторана… Или, может, кто-то умер при странных обстоятельствах. Я имею в виду, кто-нибудь помимо Бэтона.
— Пока нет, — ответил он и вошел в спальню.
Его голос звучал немного странно. Слишком… интимно.
Элла повернулась к нему лицом, внезапно поняв, что ей не следовало приводить его в спальню. Лучше бы он остался в кабинете или где-нибудь еще, но только не здесь! Можно переодеться в ванной, наконец!
Элла почувствовала, что краснеет. В смущении она запустила пальцы в волосы, слегка хриплым голосом произнесла:
— Подождите минутку, я принесу вам одежду.
Она зашла за зеркальную ширму. Наверное, он уселся на кровать, вытянув больную ногу. Как все глупо получилось!
Элла перебирала вешалки, пока не нашла костюм, который Тейлор оставил у нее, когда его отозвали на Землю. В офисе Тейлора Маклеода ей, не задавая вопросов, помогли протолкнуть запрос о Родни Бэтоне, избавив от длиннейшей очереди. Тейлор не возражал, когда она пользовалась его связями, но пришел бы в ярость, узнав, что она одолжила его костюм другому мужчине.
Но без этого нельзя. Тейлор возвращается через две недели, и к тому времени она купит новый костюм, если, конечно, останется в живых. Правда, сложновато будет достать настоящую шерсть на Луне, но ничего…
— Вот костюм, Сэм. Он достаточно свободный, поэтому, думаю, вам подойдет.
Костюм был шерстяной, светлый, брюки со складочками, галстук из репса.
Сэм, не вставая с кровати, подозрительно разглядывал принесенную одежду.
— В обычное время я не стал бы это надевать, но сейчас, видимо, придется.
В его словах звучала неприкрытая насмешка, но Элла не поняла это сразу. Она осторожно положила одежду на кровать, протянула вешалку.
— Я буду в комнате. — Ее голос прозвучал натянуто. Она не желала обсуждать вкус своего знакомого с этим невежей.
— Это все вашего приятеля? — задал Сэм вполне уместный вопрос, протягивая руку не за одеждой, а лишь за тем, чтобы пощупать материю.
— Моего знакомого, — холодно ответила Брэдли и добавила после паузы: — Он сотрудник дипломатического корпуса.
Элла стояла и ждала, пока Йетс заберет у нее вешалку. Он встал с видимым усилием и медленно подошел к ней. Вешалка уперлась ему в грудь. Он обнял ее своей длинной рукой и притянул к себе. Элла сказала, глядя ему прямо в глаза:
— Сэм, не надо.
Но он уже наклонился, целуя ее.
Ей надо было отвернуться, чтобы его губы лишь скользнули по щеке, но она не сделала этого. В конце концов, он спас ей жизнь. Это стоит поцелуя. Сухие губы Сэма встретились с ее плотно сомкнутыми губами.
— Не бойся, он не узнает, — прошептал Йетс, целуя ее шею. Надо было что-то предпринять, пока он не зашел слишком далеко. Она внезапно почувствовала страх — он был такой громадный. Она его совсем не знала. В его руках таилась огромная сила.
— Нет, не сейчас. Не надо… — Элла отступила на шаг, и Сэм не стал ее удерживать. — Мы едва знакомы… У меня был тяжелый день. Я не могу…
Они стояли на расстоянии вытянутой руки. Элла видела, как тяжело он дышит.
— Ты же сама позвала, Элла, — тихо сказал он. — Остальное ничего не значит.
— Ты ошибаешься, — твердо ответила Брэдли и подошла к двери, бросив через плечо: — Выходи, когда переоденешься, посмотрим, как сидит костюм.
Она не захотела бы этого, даже если бы они с Тейлором были просто друзья. Ее покоробило, каким тоном Йетс сказал «он не узнает». Если он готов переспать с первой попавшейся женщиной, то это еще не дает ему повода думать, что и она готова обмануть Тейлора.
С Эллой Брэдли нельзя лечь в постель только потому, что представилась такая возможность!
Элла пришла к выводу, что ей не нравится инспектор Сэмюэл Йетс. Совсем не нравится. Разве может быть иначе? Всего лишь полицейский, никарагуанский ветеран с хроническим стресс-синдромом. Люди из окружения Эллы Брэдли не бывали в Никарагуа, разве только по дипломатическим поручениям или на практике после окончания Вест-Пойнта.
Богатые, с хорошей родословной и изысканным воспитанием, они не участвовали в той войне. Они вообще не участвовали в войнах — это стало немодным после корейского конфликта. Пушечного мяса вроде Сэма Йетса всегда было в избытке.
Хотя нельзя сказать, что ее знакомые вообще не занимались рискованными делами. Некоторые, как сама Элла, например, по нескольку месяцев жили в джунглях, выполняя поручения Корпуса Мира или ООН. Тейлор участвовал в невидимой и опасной войне, где ненависть была скрыта под изящной маской дипломатического этикета. Ее друзья были пионерами, они несли факел цивилизации, который американцы называли словом «демократия».
Демократия для всех — это свобода учиться, думать, жить и голосовать… Борьба велась и на Луне тоже, штаб-квартира ООН была местом непрекращающихся схваток, это не идиотские джунгли, где узколобые громилы взрывают друг друга гранатами. Тейлор как-то сказал ей, что каждый выбирает себе свое личное поле боя, а вся история человечества — история одной бесконечной войны, в которой документы часто имеют больший вес, чем пушки.
Элла специализировалась на изучении племенных отношений. Большинство больших племен, вроде кабилов и зулусов, провозгласили свою национальную самостоятельность и поэтому имели представителей в ООН. Они из всех сил сопротивлялись процессам объединения и унификации, которые приходили с цивилизацией и приводили к тому, что малые народы растворялись в больших. Сопротивление велось отнюдь не мирными методами. В данный момент на Земле ждали своего разрешения пятьдесят два локальных конфликта.
У каждой нации было собственное представительство на Луне. Все режимы, опирающиеся на штыки, боялись Америки, потому что она олицетворяла демократию — самую мощную объединяющую силу. За попыткой похищения Брэдли мог стоять любой диктаторский режим, опасавшийся американизации.
Американизация приводила к демократии. Демократия давала всем равные права: один человек — один голос. Элла прекрасно понимала, почему так много людей считают демократию злом.
Когда Йетс вышел из спальни, Элла заговорила первой:
— Перед тем как вы уйдете, инспектор, должна сообщить вам, что я посылала запрос о Родни Бэтоне на Звездный Девон.
— Ну и ну! — присвистнул Йетс. — Вам придется рассказать об этом подробнее.
13. Центральный госпиталь
— Кажется, ногу засунули в свинцовую трубу, — проворчал Йетс, потирая левое бедро, упакованное в лонгет. Боль была такая, словно свинец в расплавленном состоянии был впрыснут в мышцу. — Что, обязательно так туго?
— Повязка ослабнет, когда вы начнете ходить, сэр, — ответил фельдшер, который наблюдал за лечением Сэма, прописанным доктором и диагностическим компьютером. — Завтра вы забудете о ней.
Фельдшера-филиппинца звали да Сильва — так было написано на его нагрудной карточке. Он сочувственно смотрел, как его пациент осторожно натягивает брюки.
— Боль прекратится через три-четыре часа, сэр. Всегда так бывает.
— Бывает и хуже, — вздохнул Йетс. Он был немного смущен тем, что не смог скрыть боль от фельдшера, но потом подумал, что парень нагляделся на таких, как он, предостаточно, чтобы поставить диагноз на расстоянии.
В лонгете содержались стимуляторы роста клеток, питательные вещества и антибиотики, которые выделялись в ткани в определенных дозах, пока не заживал ожог. Йетс прикрыл глаза от боли и тут же увидел, как сплошную тьму разорвала ослепительная вспышка, осветившая узкую железную лестницу.
Первый выстрел наделал больше всего вреда. Поток плазмы, прошедший слишком близко, сжег кожу на левом бедре, хорошо еще, материя брюк немного защитила ногу.
Выходит, безопаснее носить не серый, а белый костюм, который лучше отражает тепло. Надо не забыть, когда в следующий раз придется стрелять из плазменного излучателя.
— Вы что-то сказали, сэр? — предупредительно спросил фельдшер: Сэм, увлекшись, начал фантазировать вслух.
— Я просто размышлял, — объяснил Йетс, влезая в рубашку. — Если бы знал, что рядом со мной произойдет взрыв, ни за что бы не надел свой лучший костюм. Как вы полагаете, что это могло так взорваться? — Голос Сэма дрогнул от собственного наглого вранья, он сделал вид, что закашлялся. — Еще бы чуть-чуть, и я бы отправился к праотцам.
Такова была его версия происшедшего, придуманная для посторонних. Впрочем, последняя ее часть вполне соответствовала действительности.
Фельдшер пожал плечами. Он перенастраивал лечебный аппарат. По сути дела, ни фельдшер, ни доктор не были особенно нужны в госпитале. Компьютер ставил диагноз, манипуляторы осуществляли все необходимые операции. Врач осматривал только самых тяжелых пациентов, и то лишь для перестраховки на случай сбоя в компьютерах.
От этих сбоев людей умерло в тысячу раз меньше, чем от рук докторов, которые больше интересовались своим банковским счетом, чем диагнозом, или от невнимательности сестер, не заметивших запятую в рецепте.
Костюм, который дала ему Элла, был слишком свободным. Интересно, у этого парня все шмотки такие? Вкуса не больше, чем у верблюда. Йетс старался носить одежду, которая подчеркивала его фигуру. Может быть, Элла поняла, как он ею гордится, и специально выдала ему этот мешок, чтобы он не очень задавался?
— У вас тут есть телефон? — спросил Йетс фельдшера. — Мне нужно обо всем сообщить на работу.
— Вон он, в конце коридора.
Набирая номер, Йетс вспомнил, что оставил свою личную карточку в кармане испорченного пиджака. Надо было позвонить Элле, но сейчас он не готов к разговору с ней.
— Визово-миграционный отдел, Розарио слушает, — раздалось из динамика.
За спиной у Сэма да Сильва осматривал пациентку с окровавленной рукой в повязке. Рядом с ней стоял мужчина, и оба они тараторили на непонятном языке. Похоже было, что мужчина не утешает женщину, а обещает ее добить.
Йетс решил не обращать на эту парочку внимания и громко сказал в микрофон:
— Это инспектор Йетс. Я попал в аварию, поэтому, наверное, опоздаю на пару часов. Передай Эмерауду, чтобы ответил на мои звонки.
— Инспектор…
— Да? — Шум в процедурной начинал действовать Сэму на нервы.
— Вас спрашивала лейтенант Есилькова и просила позвонить как можно скорее. Она сказала, что… оторвет мне голову, если я забуду вам это передать.
— Не бойся, Розарио, я тебя спасу, — усмехнулся Йетс. — Хорошо, я позвоню ей немедленно. Какой номер?
— Пятнадцать — двадцать три — шестьдесят девять. — В голосе Розарио звучало нескрываемое облегчение. Кажется, Есилькова пообещала оторвать ему не только голову.
— Понятно. — В процедурной наконец-то стало тихо. Слышалось лишь тихое гудение приборов. Больная лежала под диагностическим аппаратом, мужчина стоял на коленях и что-то вполголоса говорил — видимо, молился. — Не забудь предупредить Эмерауда.
Не дожидаясь ответа, Йетс отключился и сразу, пока помнил, принялся набирать номер Есильковой.
— Патрульная станция номер четыре, — устало отозвался динамик. Усталость в любую минуту готова была смениться раздражением.
— Это инспектор Йетс. Лейтенант Есилькова просила меня позвонить, — сурово сказал Сэм, желая показать, что не потерпит никаких препирательств из-за того, что у кого-то был тяжелый день. Нога разболелась с новой силой, как будто бы ее только что медведь пожевал.
— Подождите, — ответили ему тем же недовольным голосом. — Я соединю вас с ней.
Йетс ждал, прислонившись лбом к холодной панели телефона. Боль в ноге понемногу стихала. Теперь уже можно попытаться согнуть ее в колене. Глядишь, и хромота уменьшится.
— Сэр, она спрашивает, где вы находитесь, — снова раздался голос из телефона, на этот раз он звучал немного повежливей.
— В Центральном госпитале, — недовольно проворчал Йетс, надеявшийся, что Есилькова поговорит с ним лично.
На другом конце провода на минуту воцарилось молчание. Пользуясь возможностью, Сэм принялся сгибать и разгибать больную ногу. Да Сильва вполголоса уговаривал пациентку снять часть одежды, чтобы диагностический аппарат смог приступить к осмотру.
Лечение, должно быть, проходит легче, когда больной без сознания и не надоедают родственники.
— Хорошо, — донеслось из телефона. — Она говорит, что вам надо подойти к нам через двадцать минут. Вы поняли?
— Да, я понял. Подождите! — Йетс начал злиться, хотя его собеседник только передал ему просьбу-приказ Есильковой. — Я был ранен при… взрыве в коридоре M-М и думаю, мне надо сделать заявление…
— Сделаете его, когда приедете к нам, — перебил его полицейский. — Мы как раз расследуем это дело.
— Разве M-М в вашем районе? — несколько сбавляя тон, спросил Йетс.
— Нет, сэр, — рявкнули ему в ответ, — но приходится помогать. Работы хватает на всех. Кстати, я собираюсь к ней вернуться, если вы ничего не имеете против.
Йетс хотел извиниться, но линия уже разъединилась.
Махнув на прощание фельдшеру, который все еще уговаривал пациентку, Йетс вышел из госпиталя.
В этот момент как раз подъехала «скорая», из которой санитары торопливо вытащили носилки с окровавленным телом.
Йетсу оставалось только надеяться, что это не жертва его недавних подвигов.
У него на совести и так было слишком много всего.
14. Совместная работа
Йетс не насвистывал, открывая дверь патрульной станции. Во-первых, у него были разбиты губы, а во-вторых, отсутствовало настроение. Он пошел по уже знакомому коридору к комнате Есильковой. Не успел Сэм постучаться, как голос лейтенантши пригласил его войти.
— Прекрасно провожу время, — не здороваясь, хмыкнула она и повела Йетса в другую комнату. На пороге она обернулась и осмотрела Сэма с ног до головы: — Выглядишь неплохо, хотя и потрепанно. Наверное, пользуешься популярностью у женщин, а?
«Не сказал бы, особенно в последнее время», — Сэм действительно этого не сказал, а подумал.
Они шли по узкому коридору, но тут из двери высунулась мужская голова и спросила:
— Соня, ты уже видела новое расписание дежурств?
Есилькова ответила, не оборачиваясь:
— Слушай, Герб, если у тебя проблемы со списком, обсуждай их с Ингрехемом, а я не желаю больше об этом слушать.
И, действительно не слушая протестов Герба, двинулась дальше. Йетс следовал за ней. Проход был такой узкий, что иногда ему приходилось идти боком.
В конце коридора Есилькова остановилась и поманила пальцем Йетса:
— Сюда, инспектор. — Они очутились в довольно большой комнате, рассчитанной на десяток человек. Несколько полицейских, находившихся там, оживленно беседовали. Когда Есилькова вошла, разговоры смолкли. Она уселась на единственный свободный откидной стул.
— Тут у нас один голотанк на весь участок. Фернандесу он понадобится не скоро, так что, думаю, успеем просмотреть все, что надо.
Пока один из полицейских переписывал информацию с видеочипа, Йетс разыскал себе складной стул, который в компактном виде представлял собой сорокасантиметровый диск. С полдесятка таких дисков стояли стопками в углу.
Есилькова раздраженно хлопнула ладонью по клавиатуре голотанка. Он не работал. На панели среди зеленых огоньков горел один красный. Хлопок, однако, нисколько не помог.
Лейтенантша выругалась по-русски, и мгновенье спустя экран голотанка засветился мягкими переливающимися цветами: прибор был готов к работе.
— Воспроизведение, — произнесла Есилькова угрожающим тоном. Появилось изображение, слегка смазанное — запись была не очень качественная, но все-таки видно было неплохо.
— Это фильм, сделанный вашим другом Бэтоном, — хмуро пояснила Есилькова, поворачиваясь к Йетсу. — Тебе будет интересно. Есть и звуковое сопровождение, но оригинал записи находится в третьем участке, и они поленились сделать для нас копию.
Тут она пристально посмотрела на Сэма, видимо впервые за сегодняшний день.
— Слушай, что с тобой? Ты похож на мертвеца трехмесячной свежести.
— Нога болит, — проворчал Йетс. — Что-то взорвалось в коридоре M-М, бомба или еще что-то, а я оказался слишком близко.
— Ясно, — небрежно бросила Есилькова. — Поговорим об этом позже, а сейчас прокрутим фильм.
На экране голотанка появилось изображение стеклянной двери ресторана «Мулен Руж».
— Он включил камеру перед тем, как войти, — пояснил полицейский. — Невозможно определить, откуда он пришел. Мы предполагаем, что из туристского отеля.
В комнату, смеясь, вошли еще двое полицейских, один из них с порога громко потребовал кофе. Есилькова бросила на них уничтожающий взгляд, и оба сразу притихли.
Йетс увидел за стеклянной дверью официанта-араба, которому через несколько минут предстояло умереть, закашлявшись кровью.
Изображение слегка подрагивало при движениях Бэтона. Его напряженное, бледное лицо отразилось в стекле и тут же исчезло.
— Вот там, — хрипло заговорил Йетс, когда камера панорамировала обеденный зал. — Там сидит парень, он, наверное, африканер.
Йетс поежился. Этого человека, вероятно, уже нет в живых, если в сожженном фургоне было его тело. Теперь Йетс окончательно уверился в том, что именно он сидел тогда рядом с водителем.
— Спасибо, — вежливо откликнулась Есилькова. — Эта информация может нам пригодиться.
На экране появилось изображение туловища и нижней части лица официанта. Его губы шевелились — он уговаривал Бэтона разделить столик с Йетсом. Официант мелькнул в полный рост и исчез — Бэтон отступил на шаг и повернулся. Теперь Йетс любовался собственной персоной — здоровенный блондин, зыркающий по сторонам. Сэм едва успел подумать, что на самом деле он красивее, как на экране возникла Элла Брэдли. Видимо, Бэтон снимал всех, кто находился в ресторане. Элла посмотрела вверх, немного мимо камеры. На ее лице мелькнула улыбка, сменившаяся гримасой отвращения.
— Наверное, кашка не понравилась, — хмыкнула Есилькова. Ее лицо, однако, осталось мрачным.
Камера теперь пристально следила за официантом, возвращающимся с кухни. Его лицо было абсолютно нормальным — ни следа боли или дискомфорта. Йетс знал, что будет дальше. Официант закашлялся.
Сэм вскочил, отбросив стул, и отвернулся.
— Не надо, — сказал он и сам не узнал своего дрожащего голоса. — Понимаю, что это глупо, но я не хочу видеть все это еще раз…
Сэма чуть не стошнило. Он был вынужден снова сесть, чтобы не упасть в обморок, хотя потеря сознания в данный момент была бы неплохим выходом.
Есилькова сказала «стоп», и голотанк отключился.
Йетс вытер пот со лба.
— Это все из-за ожога и… — Он не договорил.
Наверное, все-таки стоило упасть в обморок.
— Понимаешь, Соня, это очень тяжело — смотреть и ждать, что он умрет, что его смерть невозможно предотвратить. Вроде кошмарного сна.
— Ничего, все в порядке, — неожиданно мягко сказала Есилькова. — Я просто хотела показать, что Бэтон специально снимал официанта, зная, что произойдет. Потом он пошел за тобой на кухню и отдельно снял всех погибших и оставшуюся в живых девушку. — Она усмехнулась углом рта. — Дальше картинка немного хуже. Что-то повредило объектив.
Сэм исподлобья посмотрел на нее.
— Люди, которые там не были, — невозмутимо продолжала Есилькова, — могут не понять, почему некоторые теряют над собой контроль. Я же это прекрасно понимаю.
Йетс не знал, как поблагодарить ее за сочувствие, и поэтому промолчал.
— Бэтон снимал не только в ресторане, — заметил один из полицейских. — Камера работала всю дорогу, пока он не добрался до шлюза.
— Понятно, — ответил Сэм и попытался положить ногу на ногу. Это было ошибкой — больное бедро не замедлило напомнить о себе. Сдержавшись, чтобы не выругаться, он осторожно поставил обе ноги на пол и только тогда спросил: — А теперь что?
— Теперь займемся другим делом.
Есилькова встала и подошла к голотанку, кивком подозвав к себе Сэма. Их освободившиеся стулья немедленно заняли.
— Карта, район четыреста сорок один, — отчетливо произнесла она, отсоединяя видеочип. На экране голотанка появился подробный план туннелей и коридоров.
— Так, покажи-ка мне, где произошел взрыв, — потребовала Есилькова. — Просто ткни пальцем в нужное место.
Ее голос звучал несколько зловеще. Йетс подумал, что это у нее профессиональное, своего рода способ воздействия на свидетеля. Он наклонился поближе к карте, чтобы лучше разглядеть мелкие цифры, и довольно легко нашел коридор ММ-МН — 12, который вел к квартире Эллы. Сделав над собой усилие, чтобы не очень дрожала рука, Сэм ткнул в это место пальцем. На карте засветилась оранжевая точка. Он откинул волосы со лба, вздохнул и принялся излагать историю, которую придумал по пути в Центральный госпиталь.
— Я шел пешком, кажется, там поблизости был ювелирный магазин. Я не торопился, поэтому не встал на движущуюся ленту. Стена коридора неожиданно взорвалась… вспыхнула… Это трудно описать.
Тут он не соврал. Последствия выстрела из плазменного излучателя действительно описать трудно.
— Ты когда-нибудь стрелял из плазменного излучателя? — Есилькова, казалось, прочла его мысли.
— Э-э… однажды. — Йетс постарался сделать максимально честную физиономию. — Я тогда проходил обучение, это было давно.
— Ты видел там еще что-нибудь?
— Ну… в общем, нет, — ответил Сэм, чувствуя себя более чем неуютно.
Он мог бы признаться, что после «взрыва» пошел с Эллой к ней домой и она дала ему новую одежду. Но зачем упоминать об этом, если не спрашивают? Но он не мог не заметить взорванный фургон…
— Ах, да! Там еще была сгоревшая машина. Честно говоря, мне было не до нее тогда…
— Понятно. — Голос Есильковой ничего не выражал. — Это был фургон Бюро Утилизации.
Она коснулась экрана пальцем. Оранжевая точка засветилась в том самом месте, где, по расчетам Йетса, стоял этот чертов фургон.
Есилькова пристально посмотрела на Сэма и продолжала тем же безжизненным тоном:
— Его тоже взорвали. Плазменным излучателем. Внутри был труп. Другой труп мы нашли здесь.
На перекрестке двух коридоров засветилась третья точка. Йетс мысленно обозвал себя идиотом. Проклятье, он совсем забыл про первого африканера у загородки, у которого он отобрал излучатель. Как теперь объяснить, что он переступил через труп и не заметил его? Он не придумал ничего лучше, как прикинуться удивленным и воскликнуть:
— Надо же! А я и не заметил его!
— Это бывает, — охотно подтвердила Есилькова. — Еще один мертвец находился тут. Она коснулась места, где коридор M-М пересекался с боковым проходом.
«Дункан, Дункан, ты арестован», — вновь завертелось в голове у Йетса. В прошлый раз его насвистывание перебил человек, от которого осталась лишь оранжевая точка на схеме.
— И вообще было много стрельбы, — говорила между тем Есилькова. — Тут, тут и тут.
Ее указательный палец коснулся карты в трех местах, и светящихся точек стало еще больше. Один выстрел со стороны противника Сэм не мог вспомнить. Видимо, две вспышки слились в одну.
— Проклятье, — пробормотал он тихо, но Есилькова расслышала.
— Ужасное событие. Да еще в самом центре колонии, — ровным голосом произнесла она, откровенно наблюдая за Йетсом.
В комнату вошел полицейский и немного смущенно окликнул Есилькову:
— Соня…
— Извини, Педро. Мы уже уходим. Есть кто-нибудь в третьей комнате?
— Пока нет, и часа два никого не будет. Если собираешься пробыть там дольше, скажи заранее.
Есилькова подчеркнуто почтительно козырнула и кивнула Йетсу:
— Идем. Это там, где мы уже сегодня были.
И она решительно зашагала к выходу. Ее маленькая фигурка излучала такую энергию, что здоровенные полицейские, толпившиеся около двери, поспешно расступались, давая ей дорогу.
— Сюда, — сказала Есилькова, открывая знакомую дверь с тремя фамилиями на табличке. — Садись. — Она показала на стул, стоявший между дверью и столом.
Йетс не очень удивился, когда она задвинула внушительный засов. Теперь в комнату можно было попасть, только высадив дверь. Есилькова приготовила к работе диктофон и уселась напротив. Комната была так мала, что, если бы лейтенантша захотела, она могла бы достать до его колена вытянутой рукой. Сэм почувствовал себя весьма неуютно.
— Инспектор Йетс, — произнесла Есилькова официальным тоном, — покажите, пожалуйста, вашу личную карточку.
— Дело в том… — Сэм тщательно контролировал свой готовый сорваться голос. — Она осталась в кармане моего костюма, который сгорел…
Сердце его отчаянно колотилось. Он искусственно зевнул и добавил:
— В общем, я забыл ее вынуть, и сейчас ее у меня нет.
— Вы лжете. — Есилькова достала пластиковую карточку из нагрудного кармана и передала Сэму, не отрывая от него глаз.
Карточка была действительно его. Но как…
— Вы оставили ее в коридоре M-М, — бесстрастно сказала она. — На пересечении с туннелем двадцать.
— Да? — переспросил Йетс, отчаянно соображая, как бы выкрутиться.
— Она лежала под трупом Жан-Кристиана Малана, сотрудника Бюро Утилизации.
— Что?!
— Не кажется ли вам, что лучше рассказать, как действительно обстояло дело?
— Ладно, — вздохнул Йетс. Он внезапно успокоился. Ход событий не зависел более от его действий.
Скорее всего, его отправят на Землю, в Штаты, где будут судить за убийство.
— Я договорился о встрече с Эллой Брэдли. — Ему хотелось встать и походить по комнате, но для этого там было слишком мало места, да и Есилькова могла неправильно истолковать его движение. — Недалеко от ее квартиры я наткнулся на ограждение. Там был человек — наверное Малан, я его не видел раньше.
Есилькова молча кивнула. Она закинула ногу на ногу и уселась поудобнее, словно приготовилась слушать длинный и интересный рассказ.
— Я вытащил карточку, думал, с ней меня пустят за перегородку. Выходит, тогда я и потерял ее. Тот парень пытался обмануть меня. — Йетс почувствовал, что надежда еще есть, и сразу занервничал. — Дальше по коридору был фургон, я заметил, что рядом с водителем сидит бородач из ресторана… Мы его только что видели по голотанку, я думаю, он африканер.
Есилькова по-прежнему молчала. Йетс, помедлив секунду, продолжал:
— Я разнес их загородку. У того парня была плазменная пушка. Я отнял ее. — Йетсу не хотелось говорить, что было дальше, да лейтенантша прекрасно знала это и без него. Вместо этого он сказал: — Они прятали оружие в ящиках для инструментов… В общем, я пристрелил его. Кто-то выстрелил из фургона раза два. Потом фургон поехал, а я побежал за ним.
…Йетс стал на двадцать лет моложе и видел сквозь листву бамбуковые хижины в деревне, названия которой он не знал.
— Я выстрелил по ним, фургон остановился. Я не видел, но думаю, что они выскочили из него.
…Тропическое солнце и влажность. Листья зловеще шуршат справа. Дышать трудно…
— Они спрятались в шлюзе. Их было двое или даже трое. Господи! Я плохо помню!
Правда могла спасти его. Сэму чудилось, что ему снится кошмарный сон: он в аду, время исчезло…
— Спокойно, спокойно, — говорила Соня, массируя ему шею. Сэм не помнил, как она встала и подошла к нему. Он запрокинул голову. Медленно приходило расслабление.
— Я убил мерзавцев, — прошептал он. — Прикончил их…
— Все в порядке. Тебе ничего больше не оставалось.
— Элла была внутри фургона. — Сэм потихоньку приходил в себя. — Ее накачали наркотиками, но там было противоядие, антидот… в руке того человека…
— Он был мертв? — мягко спросила Есилькова.
— Да.
Сэм смотрел прямо перед собой. Ее рука легко скользнула с его шеи на плечо. Он задержал ее там своей ладонью.
— Эллу завернули в одеяло, а тот человек… у него не было лица…
Он видел, как плазма ударяет в борт фургона: вспышка, металл испаряется, краска вздувается пузырями.
— Когда в тебя стреляют, думаешь только о том, как спастись. Любым способом. — Йетс не оправдывался, а рассуждал вслух. Он смотрел прямо перед собой, словно Есилькова продолжала сидеть за столом напротив.
— Некоторые люди предпочитают убежать, спрятаться, другие — отвечают ударом на удар.
Он поднял голову.
— Я отношусь к последним. Я всю жизнь…
— Я знаю, что ты делал всю жизнь, — невесело усмехнулась Есилькова. — Читала всю ночь твое досье. Тебе, наверное, трудно забыть?
— Да, — сказал он и медленно привлек ее к себе для поцелуя.
Она не сопротивлялась, так что его губы коснулись уголка ее рта.
— Ты думаешь, что, не сумев вывернуться с помощью обмана, сможешь добиться своего другим способом?
Он мог взбеситься или начать спорить, но его тело уже было неподвластно ему, а она, ее руки, уже отвечали ему. Он осторожно коснулся ее груди.
— Как ты думаешь, почему я, подобрав твою карточку, никому об этом не сказала? — спросила Есилькова, выпрямляясь.
Йетс подумал, что она хочет отстраниться от него, но она коснулась пальцем сенсорной застежки на голубой форменной рубашке и сняла ее. Сэм положил ладони на ее груди.
Они были вовсе не плохи — очень белые, с бежевыми сосками, почти такого же цвета, как кожа в других местах. Он коснулся их языком и понял, что на ней надет тончайший пеньюар — такой прозрачный и тонкий, что его невозможно было почувствовать руками.
— Он закатывается, — прошептала Соня. Ее руки потянули его, заставляя встать. — Я покажу тебе.
Проблема номер один, похоже, была решена. Оставались еще и другие — похищение, вирус, но они могли подождать.