ГЛАВА 9

Летопись Кезона. Сивилла

В колтуне ее спутанных седых волос запеклась кровь. Старуха в изнеможении оперлась на гранитный валун, и процессия застопорилась. Шедшие в арьергарде дозора двое Игроков переглянулись, потом один достал из холщовой сумки на боку круглую, как глаз циклопа, фляжку, отхлебнул из нее и передал товарищу. Тот провел рукой, утирая вспотевший лоб, и тоже приложился к сосуду, гулко гукая кадыком при каждом глотке. Потом сплюнул себе под ноги и отрывисто выкрикнул:

— А ну-ка, взбодрите ее!

Ретиарий во главе колонны поправил на плече сеть, как былинку крутанул в руке трезубец и тупым концом ткнул старуху в поясницу.

— Шевелись, ведьма.

Та одними губами прошептала проклятие, но, тяжело передвигая сбитые острыми камнями босые ноги, продолжила путь. Игрок, отдававший приказ, убедился, что шествие возобновилось, и повернулся к своему напарнику:

— Я слышал, что двери Гладиаторских Школ вновь откроются для Игроков Баркида.

— Угу, глашатай Консулов вопил об этом третьего дня на площади Русины. Ульпий хочет развлечь народ. Или отвлечь. Ха-ха.

— А почему раньше, я имею в виду времена…

— Ш-ш-ш! — Его друг предостерегающе поднял руку.

— Во времена Диктатора поединки на арене между людьми были под запретом, — не смущаясь, закончил свою мысль первый. — Почему?

— Ну-у-у, понимаешь, гражданин, тогда кровь людей в Баркиде считалась священной. И не след было запросто проливать ее во время досужих игрищ.

— А ты сам-то что по этому поводу думаешь, гражданин?

— Я? — Второй Игрок непринужденно рассмеялся. — Я думаю сейчас только об одном — починили ли мои бездельники Малый Акведук у Кастелло Понза. На небе с утра ни облачка. Чувствую себя куском мяса средней степени прожарки. А мы с приятелями хотели посетить термы после заката. Если хочешь, присоединяйся к нам. Будет весело. Да что там еще опять? — Его голос сорвался на гневный крик.

Только что двинувшаяся вперед процессия вновь встала. Лязганье оружия показало, что теперь повод для задержки оказался серьезным. До леса оставалось не более одной стадии. От ближнего глянцевого ствола гевеи отделилась невысокая фигурка, неспешно протрусила несколько десятков шагов и замерла неподвижно, преградив дорогу дозору. Невысокий толстенький человечек стоял на каменистой тропе, вальяжно уперши одну руку в свой плотный бок, а второй сжимал воткнутый в твердый дерн скимитар. И не собирался уходить с пути стражников. Два тяжелых мирмиллона с гребнями на закрытых шлемах немедленно вышли вперед, занимая боевую позицию. Грохнули о землю массивные щиты. Велиты с дротиками также нацелили свое оружие на незнакомца. Тот и бровью не повел, а наоборот — растянул свои губы мясного цвета в приветственной улыбке. Игроки обошли дозор, грозно ощетинившийся оружием, и приблизились к новой неожиданной помехе.

— Какой-то булочник, — бросил вполголоса первый Игрок товарищу. — Ауры не чувствую. Похоже — обычный моб.

— Точно пекарь, — подтвердил второй. — До чего же забавный.

Незнакомец и впрямь своими габаритами и красным цветом лица напоминал пышку. Сливовый нос, щеки с прожилками вен, походящие на виноградный лист, явно свидетельствовали о неумеренном поклонении человека Бахусу. Толстяк важно и церемонно поздоровался с патрулем, отсалютовав левой рукой. Второй Игрок, с трудом сохраняя серьезность, вскинул ладонь в ответном официальном приветствии.

— Незнакомец! Ты имел наглость заступить путь слугам Стратора. Уйди в сторону и останешься цел. Перед тобой дозор Школы Калигулы.

Булочник весело рассмеялся:

— Вот уж не ожидал встретить здесь шелудивых собак этого мерзавца Стратора. Ладно, я не кровожаден. Не люблю попусту проливать кровь. Тем более кровь граждан. Отдайте мне Сивиллу, и я отпущу вас и ваших людей на все четыре стороны.

При упоминании своего имени ведьма резко вскинула голову и пристально посмотрела на говорившего. Ее глаза блеснули из-под насупленных бровей и вновь погасли.

— Ты! Осмелившийся при нас оскорбить Высшего Консула! Владеешь ли ты своим оружием или придется прирезать тебя как свинью? — вскинулся первый Игрок.

— До некоторой степени, — скромно ответил булочник.

— Тогда защищайся со всем умением! Ибо, клянусь богами, речь идет о твоей жизни! — рявкнул Игрок и скомандовал: — Третья форма атаки!

В ту же секунду ретиарий метнул свою сеть, а велиты — дротики. Толстячок с похвальной для его комплекции прытью переместился вбок с линии атаки. Он сделал всего шаг, но этого оказалось достаточно для того, чтобы дротики и сеть прошли мимо. Незнакомец фыркнул и жалобно произнес:

— Ну вот, в мире совсем не осталось чести. За нанесенное Консулу оскорбление Игроки посылают умирать рабов, а сами равнодушно взирают на это. Видимо, гиена Стратор другого и не стоит.

Второй Игрок остановил повелительным жестом мирмиллонов, уже начавших обходить толстяка с флангов.

— Кто ты, претендующий на поединок с нами? Мы не чувствуем твоей ауры.

— Это потому, что вы — неучи. Невежды, выбирающие кувшин вина для обучения науке, а Каменную Кожу — для восприятия мира. Я — такой же Игрок, как и вы. Но если путь к вашим потрохам лежит через животы ваших рабов, что же — так тому и быть.

— Стой. Ты получишь поединок, наглец. А потом — троекратную порку розгами за дерзость!

— За эти слова ты умрешь, но не сразу. — Незнакомец азартно повел в воздухе легким лезвием скимитара.

Мечи скрестились. Оба Игрока напали на толстяка с разных сторон. Они не были новичками, действовали решительно и согласованно. Их движения говорили об опыте и боевой выучке. Булочник отразил выпад первого противника и тут же затейливым вольтом выбил оружие из руки второго. Скимитар описал плавный полукруг и вспорол нападавшему бедро. Тот отшатнулся и, хромая, бросился за своим мечом. Когда, добежав до него, поднял клинок, его товарищ уже неподвижно лежал на земле, орошая сухую почву соком своих артерий. Толстяк вразвалочку направился к раненому Игроку. Тот, связал вдруг все воедино и опустил меч.

— Отдаю себя в твои руки. Прошу снисхождения.

Булочник вздохнул и отрицательно покачал головой:

— Я не могу принять этого. Солнце не успеет зайти, а Стратор уже пустит по моему следу других своих ищеек. Смирись. — Он поднял вверх скимитар. — Ты возродишься человеком.

В лучах солнца блеснуло синее лезвие, и голова Игрока покатилась по склону к деревьям. Толстяк повернулся к онемевшей страже.

— Мне не нужны ваши жизни. Мне нужна старуха. Поклянитесь Юпитером, что не переступите за ворота Баркида до вечерней стражи, и можете уходить. В отличие от этих недоносков, вы всегда умираете последней смертью. Поэтому умейте ценить то, чем владеете. Я повелеваю вам оставить нас.

Когда последний воин скрылся за темно-зеленой завесой леса, ведьма, бессильно сидевшая на земле, промолвила:

— Ты меня нашел, Кезон. Но что ты будешь делать теперь? Я даже под пыткой не скажу тебе больше, чем знаю. А все, что я знаю, я рассказала тебе еще при первой нашей встрече.

— Понимаю, Сивилла. Но, может быть, я что-то упустил? Попробуем вместе это отыскать. Или, клянусь Децимой, ты пожалеешь о том, что не пошла с ними. Ужасно принять такую смерть — быть закопанной в землю заживо. Но я могу припомнить несколько не менее увлекательных игр для закрытых помещений.

Вечер уже опустил прохладное покрывало над островом. Догорал костер, а вино из фляжек догорало в собеседниках. Подняв небольшую пыльную бурю, на лесную поляну опустилось огромное тело Суллы.

— Владыка, я проследил за ними. Вам не стоит волноваться. Они имели совет на окраине Баркида, после чего повернули в направлении севера. И совсем не стали заходить в город.

— Ха-ха. — Сивилла рассмеялась каркающим смехом. — Гладиаторы решили сделаться пиратами. В северных лесах стало столько дезертиров, что Стратору скоро придется послать туда манипул Помпилия. Преторианцев. Жестокосердие его солдат не знает границ. Ужас ползет впереди их строя… И даже лесные звери и порожденные злыми богами твари разбегаются от их тяжелой поступи…

— Хорошие новости, Сулла. — Кезон салютовал куском овсяной лепешки. — Ты можешь быть свободен до рассвета. Потом снова найди меня, ты мне понадобишься. Ох, Сивилла, не знаю, что и сказать. Сила моя со мной, но сам я стал как затравленный зверь, выгнанный из логова. Твое пророчество переписало мою жизнь дважды… Я бегу и боюсь остановиться. Стоит мне замереть хоть на миг, как голову начинают разрывать мучительные сомнения.

— Вновь и вновь я твержу тебе, Кезон. Счет за несчастья, постигшие тебя, ты можешь предъявлять лишь своей гордыне. Никогда я не призывала тебя атаковать Запретный город, брать его силой. Но нет, непобедимость ослепила тебя. Мы знаем, что туда удалился Иерарх, сморенный бременем лет. Годами мимо Баркида плыли по направлению к Запретному городу паломники. На плотах, лодках, ремерах. Откуда брались эти люди и куда уходили они? Чего алкали их души и отчего бежала их плоть? Я говорила с некоторыми из них. Кто-то был воистину безумен, кто-то искал убежища, кто-то безропотно шел по тропе своей судьбы навстречу неизвестности. Всех вел рок, и никто не вернулся. Обрели ли они искомое? Мы не знаем. Возможно, их омытые дождем кости до сих пор белеют вокруг Запретного города. А может статься, они нашли дорогу в Йотунхейм или ледяной Нифльхейм и исчезли там? Разве не существовало способа проверить это, не двигая на Запретный город армию? Ты — великий стратег, тебе подвластно искусство интриги. Зачем же пытаться решить спор дубиной, если можно действовать вязальной спицей? Ответь мне, полководец!

— Ладно, Сивилла, я знаю, что мой разум тогда был замутнен, как скисшее вино. Вокруг меня вились стаи сладкоголосых льстецов, которые помрачили мой рассудок своими баснями. Я знаю, как глубока моя вина, и каждый день сам себе буду жесточайшим палачом за все мною содеянное. Но как быть дальше? Лучше скажи, без уверток и иносказаний, что мне делать сейчас? Я хочу увидеться с Корнелией. Узнать, остались ли у меня сторонники… Или мне уплыть на Альба Лонга и попытаться там сколотить армию? Я в смятении, Сивилла.

— Государь, каждый твой день в Баркиде — это шаг по краю пропасти. И рано или поздно тебе суждено допустить ошибку. Если вчера твои враги не были уверены в твоем возвращении, то завтра они будут знать об этом наверняка. Корнелия — первая ловушка. Баркид, Дакию, Альба Лонга наводнят стаями цепных псов: доносчиков, шпионов, убийц. Островные архипелаги обыщут, просеют каждую песчинку, выносимую морем. Пленение, позорная казнь — такого бесславного конца ты себе желаешь? Ты назвал себя затравленным зверем. Это верно. А не думал ли ты о своей миссии, о своей цели? Неужели у хищника затупились когти?

— О чем ты, Сивилла, не возьму в толк?

— Может, то, что не сумел сделать носорог, сумеет свершить змея? Гибкая и смертоносная, но незаметная в траве?

— Говори яснее, колдунья, ибо, клянусь, ты испытываешь мое терпение!

— Я говорю о Запретном городе и входе в мир, принадлежащий ушедшим богам.

— Опять? Это немыслимо. К тому же Йотунхейм — обитель иного рода существ.

— Кто знает, что ждет тебя за этой дверью? Тебе не удалось распахнуть ее пинком, попробуй подобрать ключи. Запретный город принимает паломников. В любом случае — оставаться далее в Баркиде тебе, государь, нельзя.

— Я чувствую в себе Силу, достаточную для того, чтобы все здесь поставить вверх тормашками. Будет много крови, но меня переполняет уверенность, что вернуть все на свои места — реально. Я знаю это. Но не хочу этого, — задумчиво произнес Кезон.

— А как же месть?

— Месть? Отмщение, воздаяние за совершенное, которого можно достигнуть любыми средствами? Это совсем другое дело.

— Ты не задумывался над природой своего дара? Или ты ответишь мне, что ты такой же, как все? Тогда — тебя уже сломали! Остается лишь добить…

— Хватит! Возможно, Сивилла, я не такой же, как все. Поначалу я думал о своем необыкновенном везении, потом о своей хитрости, а потом попросту гнал от себя подобные мысли. Поддаться им — вот первый надлом. Трещина в стволе на месте сучка под названием «Синдром Бога», или теомания. А это уже психиатрия. Хм… Ты не знаешь, что это такое.

— Не понимаю тебя, Кезон. Впрочем, тебя всегда было нелегко понять. Но я уверена в одном — твоя способность внушать, подчинять себе людей — необыкновенна. Для человеческого общества хорошо, когда появляется личность, способная вести за собой остальных. В противном случае цивилизация начинает деградировать. Только присутствие человека, распространяющего вокруг себя ауру силы, наполняющего пространство своей харизмой, заставляет остальных идти вперед.

— А разве вождя не делает свита?

— Свита своим присутствием лишь подчеркивает его отличие от прочих. Не знаю, что скрывают стены Запретного города, но твоя дорога лежит туда. Этого не изменишь.

— Хм. Кажется, я понял тебя, Сивилла. Я обдумаю твой совет. А пока мы расстанемся. Не вздумай уходить в горы — над ними денно и нощно будут дежурить питомцы Игроков. Доберись до города. Перед Южными воротами расположен Квартал Сов. Найди там корчму Лазаря. Ее хозяин — старый горбун с лицом обезьяны. Скажешь ему, что тебя прислал я. Он даст денег и поможет укрыться.

— Благодарю, повелитель.

— Отдыхай, Сивилла, ночь будет теплой. Я покидаю тебя. Мне до рассвета нужно преодолеть семь миль до Камня Иммерсии и не оставить свои глаза на ветках в этих проклятых джунглях. Прощай, колдунья.

— Прощай, государь. Пусть вера в твою звезду всегда сопровождает тебя. Я поручаю тебя своей покровительнице — богине Прозерпине. Она защитит тебя в пути. Спасибо тебе, Кезон. Я счастлива видеть, что скорбь не ожесточила твое сердце.

На это он лишь грустно хмыкнул и шагнул под полог вечернего леса. В ту же секунду безмолвная четырехметровая тень его верного глашатая отделилась от верхушки ближайшего зеленого исполина и последовала за своим господином. В путь, который оказался намного длиннее, чем мог предположить каждый из них, сделавших сейчас по нему лишь первые неуверенные шаги.