ГЛАВА 14
Евгений Махонин. Пошла массовка
После того как мы нашли Спириуса и засели с ним за стол с тремя жбанами нефильтрованного пива, остаток дня пришлось восстанавливать в обратном порядке — как нитку с катушки разматывать. Потом, открутив все до конца, я смог заново навертеть ее себе на больной мозг и сделал вывод — оторвались классно и вроде не опозорились, что, признаться, случалось. Бывает так, в субботу проснешься нормально, где-то к полудню пройдешь в ванную и со словами: «я тебя не знаю, но я тебя побрею» — придет какое-нибудь гадостное воспоминание о вчера, такое мерзкое, что схватишься за голову и только и сможешь сказать: «Ох же, е-мое! Вот это я дал! Ну почему я не могу, как нормальный человек — тихо, мирно. Обязательно нужны цыгане, медведь и небо в алмазах». М-да, не зря говорят, что мужчины не стареют, а просто набирают вес. Вот и получается — на улице ночь, зима и медведь.
Спириус благосклонно выслушал рассказ про наши успехи, впрочем, он в том состоянии уже все воспринимал благосклонно, поздравил. Оценил выбранные навыки — по его словам, для начала мы с Андрюхой сделали все тип-топ. Посочувствовал мне — Стрельбу качать сложнее, особенно с первых левелов, где каждая тварь норовит тебе в глотку вцепиться самым непосредственным образом, а не сидеть в сторонке и ждать, пока ее стрелами издаля нафаршируют. Вот бобер — не мог для меня пораньше разрыть эту помойку! Теперь держи ухо востро, как фокстерьер, и сплевывай наискось. Тяжело качать! Так и хотелось ему пару раз смазать по чердаку за такие выкрутасы, да понимал, что на сдачу получу полную пазуху. Поэтому — кочумал, кивал да харч в желудок завинчивал. Потом он пополнил наши запасы зелий, при этом Андрюха прикинул, что мы ему, аспиду, уже должны шестьдесят сестерциев. Спириус отмахнулся — завтра, мол, понедельник, в этот день тут зарождаются новые артефакты и юниты, можно основательно позаниматься собирательством и ликвидировать дефицит. Андрюха внимательно его слушал, что-то себе черкнул на карте Альба Лонга, видно, те злачные места, где можно было кучеряво подняться и куда завтра нам надлежало нарезать лыжню. Что и говорить — молодец мой корешок, криво не насадит. А я отдавал должное местному пиву. Его подносили здесь с круто поперченными морепродуктами. Воблы не было, зато были креветки, омары и устрицы. Поляну наметали знатную, стол ломился от жратвы, что-то даже на пол падало. Короче, пошла у нас массовка. Через полчаса Авгур поднялся на свои заплетающиеся ножки, бодро икнул и заявил, что ему срочно нужно в город — навестить одну свою воспитанницу. Понятно, потянуло кота на сметану. Он принял зелье трезвости, причем вид у него стал как у моржа, которому дали подзатыльник — такой же встопорщившийся. Его авгурство изволил толкнуть какой-то напутственный порожняк, поднялся и зацепил ножнами, вылезая из-за дастархана, кувшин с пивом. Кувшин бахнулся на пол, разлетелся по всему полу глиняной мозаикой.
— Уронили водку на пол. Оторвали Мишке руки, — тут же констатировал я.
Спириус пробуркал что-то невразумительно-извиняющееся. И покинул нашу теплую компашку уже на твердых ногах, ссыпав нам по-братски на прощание гость сестерциев, чтобы мы сегодня ни в чем не нуждались.
Андрюха сгрузил себе монету в поясной кошель-лапотник (у нас так завсегда — я демоню, а он бдит), и мы двинули дальше. Я было хотел задержаться, почирикать о личном с хозяйкой заведения — краснощекой теткой лет тридцати, но мой друг решительно выволок меня на улицу со словами, что нужно сделать перерыв. Вот это по мне — когда пьешь, нужно знать меру. Иначе можно выпить меньше.
На улицу уже опустились сумерки, все небо залили незнакомые звезды. Красота неописуемая. Любого астронома вмиг до дурки доведет. Ну а мне хотелось просто стоять и любоваться. Я даже от избытка чувств зашвырнул вверх пару булыжников с обочины улицы, но никуда не попал.
Потом мы взяли себе в проводники одного местного дикого фраера, и он вызвался показать нам дорогу до ближайшей термы. С ханыгой Сусаниным столковались за стакан винища. Все как на родине. За день мы основательно наломались, да и едким потом пропахли как еноты — помывка оказалась весьма кстати. Банька нам обрыбилась хоть и не суперпафосная, но вполне ничего себе. Пока нам стирали и сушили шмотки, парочка массажистов умело обработала наши усталые мослы. Разобрали и собрали, как детский конструктор. Весь хмель из нас выжали бы, если бы мы не догадались предусмотрительно настелить на это дело местное кисленькое винцо. Такое воодушевление нас взяло, что просто страсть.
Мы немедленно двинули по азимуту в следующее питейное заведение, благо далеко топать не пришлось. Пришли, глянули — называется «Верис Делицис» (Андрюха растолмачил мне, что это по-нашему — «Родник Наслаждений» или навроде этого), а внутри — просто то, что доктор прописал. Каменный домина, большой зал, и в углу открытый камин, на котором шкварят всяческую снедь. Народу полно, но место свободное нам сыскалось на раз-два. Как-никак Игроки пожаловали, а не какая-нибудь шушера. За сдвинутыми столами в углу чинно заседали человек пять солдат с дружественными интерфейсами. Доспехи и оружие свое они сложили рядом в пирамиду. Бравые ребята, что и говорить — вмятины и царапины на латах на это недвусмысленно намекали. Через час мы уже сидели за одним столом и чокались фаянсовыми чарками, больше напоминающими кувшины. Солдаты сначала держались скованно (врубались, с кем сидели), но потом незаметно разговорились. Все они оказались из Лиги Эквитов — это типа конного отряда, в отличие от Ветви Веймаров, которые объезжали в основном океанские суда. Я, помню, подумал тогда, как еще военно-морская Юстина на лошадь вперлась — не иначе впечатление хотела на меня произвести. Андрюха, как про лошадок услышал, аж глазенки заблестели, словно у метеоролога при виде песчаной бури. Он очень любил «гонять скамейки» — по выходным даже ездил в конную школу на выездку. Нет, я к коням был абсолютно равнодушен, а копытам всегда предпочитал высокие каблучки. Мы расспросили бойцов о том о сем, как служится, что нового. Служба у парней синекуру ничем не напоминала — скорее наоборот. Сплошная война. Частые дальние дозоры вглубь острова, постоянные жестокие стычки с нелюдями. Им приходилось и убивать без жалости, и терять товарищей.
Вообще остров Альба Лонга напоминает две неразрезанные сардельки на синей тефлоновой сковороде океана. Южная полусарделина — это и есть наш маленький цивилизованный мирок. Город Альба Лонга (здесь вообще в тренде давать островам и городам одинаковые названия) — пашни, владения помещиков, фазенды высших сословий, деревни пеонов. Дальше к северу начинаются леса, в которых живут блеммии и панотии. И чем севернее, тем эти места становятся более дикими и необжитыми. Северная сосиска — вообще сплошные джунгли, населенные невесть кем. Как пояснил Климент, старший из Эквитов, в понедельник в Мидгарде появляются не только разные ресурсы и артефакты, но и толпы всякой нечисти. Дичать им уже дальше некуда, но эта мерзота быстренько сбивается в стаи и начинает конкретно докучать фермерам. Набеги на селения — более легкий способ добыть жратву, чем охота в лесу, где кто кого может, тот того и гложет. Предполагалось, что регулярно прореживать их численность будет заботой Игроков, но, как выразился Климент, «у Великих сейчас другие дела». Вот и бьются Эквиты, не щадя живота своего, за северные границы. Иногда они теснят нелюдей, иногда — нелюди их. Так и проходят их солдатские будни: дозор, бой, отдых с пьянкой и борделем в городе, потом опять дозор.
Вскоре со службы их разговор опять съехал на лошадей, причем Андрюха умудрился в нем поучаствовать. Речь шла о технических характеристиках скакунов: дорожном просвете, объеме багажника и скорости разгона до ста. Причем тех генетических уродцев, на которых Эквиты разъезжали по местным холмам, лошадьми можно было назвать только условно или с большого перепою. Их проектировали в своих лабораториях несколько граждан, имевших к этому занятию талант. Или так про себя считавшие. И никем до сей поры не разубежденные. Звучали имена Калипсо, Тиберия. Но факт наличия в конюшнях Эквитов животин, от которых брала оторопь даже конюхов, не мешал всадникам почитать и любить своих боевых скакунов. Они превозносили достоинства тех или иных существ, горячо спорили, словом, вели себя как нормальные кавалеристы. Просто им иногда приходилось седлать таких красавцев, которые не прочь были закусить и своим наездником. Договорились до того, что немедля решили поехать прокатиться в ночи. Я тоже было упал «на хвоста». На заднем дворе у коновязи стояли несколько привязанных то ли собак, то ли гиен, бодро рубавших в жестяном тазу куски требухи и весело завилявших обрубками хвостов при нашем появлении. В трезвом виде я бы сквозанул от подобной лошадки как можно дальше и быстрее, но пьяному море по колено, и, поддерживаемый Эквитами, я даже дважды взгромоздился в седло, но поскольку тут же оба раза кулем валился на землю, меня оставили в таверне из соображений безопасности. Решил пока не теряться и присел за столик к компашке девушек в коротких туниках. Особенно хороша была одна кудрявая хохотушка с жемчужной улыбкой. Вся из себя ладненькая, из такой породы, про которую не говорят — писаная красавица, но у мужчин всегда при одном только ее виде возникает непреодолимое желание: взвалить барышню на плечо и отнести прямиком в спальню без лишних сложных вводных предложений. Пока я наводил мосты и получал в ответ кокетливые взмахи длинных ресниц, вернулись ребята. Андрей сиял, как улыбка советского стоматолога.
— Третью Увертливость взял, представляешь?
Я от досады хлопнул кулаком по столу и разбил тарелку. Мне это понравилось, и я разбил еще одну. Нет, ну где справедливость, спрашивается? Уже на два левела ускакал вперед от меня! Придется срочно наверстывать. Я принял твердое трезвое решение с завтрашнего дня бросить валять дурака и взяться за ум, а для закрепления события выпил до дна объемный кубок вина.
Дальше в памяти последовал глубокий черный провал. Разлепил зенки я поздно, и это было жестко. Голова пульсировала, как единый больной зуб. Я, раскинувшись морской звездой, возлежал на белой бязевой простыни. Надо мной в двух метрах нависал неровный потолок. Пошевелившись, попробовал постонать. Получилось нервное хрюканье. Рядом кто-то завозился. Блин, кто способен разбудить спящего, тот способен на любую гадость! Я скосил глаза, так и есть — женщина. Смуглая, кудрявая, голая. Сексуальная, даже очень. Вот так ситуация. Мне, должно быть, есть что вспомнить, жаль, я совершенно не в состоянии это сделать. Невольно пробежав взглядом по ложбинке на ее спине, упирающейся в две изящные округлости, я снова без сил откинулся на подушку. Девушка упруго перевернулась и склонилась надо мной, щекоча лицо своими кудряшками. Откуда-то из глубины похмелья на мой зрительный экран вплыли два миндалевидных карих глаза с искорками веселья в них и смеющийся рот.
— Как вы себя чувствуете, мой гражданин Женя? — озорно улыбнулась она.
Гражданин Женя! Вот умора! Нужно срочно менять табличку.
— Сейчас сдохну. — Ее глаза еще шире распахнулись от изумления.
— Позвать доктора? Я знаю одного…
— Нет. Слушай, как тебя там…
— Грация.
— Какое красивое имя. Истину глаголишь, детка, — сама Грация явилась передо мной. Слушай, Грация, поблизости где-то должна быть моя одежда. И моя сумка. Нашарь там узкий белый пузырек с мутной жидкостью, хорошо?
Через несколько секунд откуда-то сбоку раздался ее звонкий голосок:
— Нашарила!
Молодец — доложила. Ждет дальнейших указаний.
— Тащи сюда!
Зелье трезвости подняло меня из могилы абстинентного синдрома. Это выражение я запомнил, наряду с «алкогольной нарколепсией» — Андрюха мне как врач целую лекцию в назидание прочитал на данную тему. Грация стояла рядом и была так безумно хороша, что как только я более-менее почувствовал себя человеком, а не амебой, тут же поймал ее смуглую руку и потянул на постель. Она со смехом рухнула на меня и принялась шутливо отбиваться. Но потом быстро уступила натиску настоящего мужчины. Теплая кожа ее совершенного тела была гладкая, как атласная ткань. А стоны и ахи, исполненные ее хрустальным голоском, звучали в моих ушах словно музыка. И она не притворялась. Гарантирую.
Пусть теперь Спириус только попробует мне сказать, что юнитки менее живые, чем его хваленые дамы из Игроков!
Через полтора часа я спустился вниз. Довольный, здоровый и голодный, как дикий зверь. Андрюха сидел за столом, склонившись над картой Баркида, и хлебал какой-то местный кондер. Рядом стояло несколько пустых тарелок, видимо, мой приятель только что плотно позавтракал. Сзади в залу, улыбаясь, словно сытая кошка, скользнула Грация и начала хлопотать за стойкой. Ага, значит, она тут работает. Отлично, буду знать, где ее найти, и мне абсолютно по шарабану ее здешний статус.
Мой друг неприветливо воззрился на меня и буркнул:
— Поздравляю с первой ночью в Мидгарде.
— А что — очень неплохо! Ты где спал?
— В соседней с тобой комнате.
— Наверное, мы тебе всю ночь не давали заснуть? — Я озорно скосил глаз на Грацию, и та в смущении укрылась за прилавком.
— Угу, храп стоял такой, что смежная стена пузырем выгнулась.
— Блин. Жаль, я думал, что способен на большее. Зато потом…
— Это — да. Потом вас слышала, наверное, вся харчевня.
Грация, красная как маков цвет, выскочила из залы в коридор. Трактирщик принес мне завтрак, и я проглотил его с живостью студента, которому осталось три дня до стипендии.
— А сам-то что? Один спал?
— Один.
— Почему, стесняюсь спросить?
Андрюха вздохнул.
— Жень, ты же знаешь, что я не ханжа. Просто сейчас в башке столько всякого перепуталось, что новые факторы мне пока не осилить. Дай мне вздохнуть чуток, потом поглядим.
— Ладно, монашек, дело твое, — хмыкнул я. — Как там по деньгам? Приговорчик еще не оглашали? Нормально отдохнули?
— Счет пока не приносили, но думаю — погуляли как следует, — озабоченно ответил мой друг.
— Ну, ты же меня знаешь — на себя ни копейки. Только на вино и женщин!
— Ну что, расплачиваемся — и двинули? — вопросительно посмотрел на меня Андрюха. — А то все вкусное разберут. Займемся, как древние люди, собирательством?
«Авизо» нам выкатили на целых двадцать три сестерция. Стол, угощение всей таверне и нам, грешным, две комнаты и компания. Хм, компания. Компания?! Понятно. Что же, я не против такой компании и в будущем. Беда только, что у Андрея на тот момент оставалось всего восемнадцать грошей. Он уже начал смущенно оглядываться по сторонам, явно прикидывая, что именно мы можем предложить заведению в залог. Пришлось брать ситуацию в свои крепкие волосатые руки. Да для этого хомяка (местного чичигагана) двадцать сестерциев — целое состояние! Подождет, не переломится. Жаль, что только долги у нас что-то копятся, а доходов пока никаких.
— Значит, так, любезный хозяин. Слушай меня, уши у тебя вроде длинные, стало быть, хороший слух присутствует. Мы оставим тебе пятнадцать сестерциев. Остальное запиши на наш счет. Нам, признаться, тут все пришлось по нраву, и мы будем сюда регулярно захаживать. Поздравляю тебя с такими клиентами, как мы. Сегодня на ужин приготовь для нас жареную утку с картошкой. Запомнил?
— Не извольте беспокоиться, сиятельный господин. Вам как утку, со специями или просто зажарить с солью? — подобострастно изогнулся перед нами трактирщик.
— Специй и чеснока не жалей. Трав всяких вали валом. Охлади пару жбанов холодного пива. Тогда и сведем дебет с хребетом. Жди нас, как стемнеет.
— Будет сделано, сиятельный господин.
Я дернул Андрюху за рукав, и он послушно направился к выходу. А я успел еще сорвать теплый, медовый поцелуй Грации в узком коридорчике рядом со стойкой и побежал догонять друга. Отличный выдался денек!
Андрей Винокуров. Положительный баланс
До рощи Фелицитаты, что с латыни, если мне память не изменила, переводится как «Осчастливливающая», было около часу хода по пересеченной местности. Именно эта роща значилась в местных талмудах как место, где новички могли без помех разжиться всякими полезными находками и не получить по пятой точке от проходной стаи каких-нибудь кровожадных творений Мидгарда. Шлепали мы по разнотравным полям, приминая сандалиями дикий чеснок, сиреневые цветы шафрана, а также множество других зеленых друзей человека, названий которых я не знал.
Зато наверняка панотии были полностью в курсе этого дела — нам повстречалась семейка из трех особей с большими плетеными корзинами на спинах. Видимо, собирали в них всякие лекарственные травы в качестве ингредиентов для приготовления зелий: целительных, зелий бодрости, трезвости, восприятия, зелий обаяния и храбрости. Все на потребу Игроков, все для них, родимых. Немного жутковатые существа. Представьте человека, которому голову вбили в туловище ударом гигантского молота. И вот теперь эта вбитая в торс голова смотрела на вас из груди своими глазищами. И мигала. Брр. Но панотии не по своей воле страдали — когда-то Плиний описал их и блеммий (вот тоже посчастливилось) в своих натуралистических трудах, а неведомый, но дотошный архитектор Мидгарда эти труды прочел, и вот вам, пожалуйста. Заказывали Древний Рим с панотиями? Получите. А вам, бедняги, придется до скончания веков без головы маяться. Вас никто не спрашивает.
Рядом пыхтел вдохновленный бурной ночью герой-любовник, а так как дорога впереди была длинная, я решил от скуки немного его потроллить.
— Значит, ты решил не добиваться Юстины, а удовольствовался местной самобытной экзотикой? Я говорю о женских прелестях.
Женька фыркнул.
— Одно другому не мешает, друган.
— Но верность своему идеалу ты не хранишь…
— Спроси здесь любого — они и слова такого не знают — «верность»! — брякнул Женька и бросил на меня сочувствующий взгляд.
Туше, брат. Но уже по отболевшему. У меня внутри эта мыслительная жвачка вполне переварилась и усвоилась организмом. Понятно мне все насчет благоверной. Отчетливо ясно, как наш юрист выражается. Похоже, даже Спириус, этот гусь, тут тоже отметился. Ладно, дело свершим, а потом будем как-то разговаривать. Душу корябал не сам факт духовной измены (вот еще словечко-то какое дурацкое), а скорее то, что моя семья, ради которой я в общем-то жил и пахал как последний баран, нашла себе сказку в другом мире и меня в этот мир с собою не пригласила. Не предусмотрела там для меня места. Так что, если я и нуб, то нуб в первую очередь там, в Реальности, а не здесь, в Мидгарде. И не надо меня обнаруживать — я сам себя прекрасно самоидентифицировал.
Женька между тем, ненапряжно так помыслив о чем-то на своей волне, вдруг выдал неожиданный манифест:
— Знаешь, друган, я не согласен с Авгуром.
— В чем конкретно ваши с ним идеологические расхождения?
— Я все о том же. В смысле, насчет баб.
— Ну конечно! О чем же еще могут быть помыслы сего доблестного мужа!
— Погоди с подколками, дай мне пожиже размазать кашу на этом блюдце. Спириус чешет нам, что, дескать, Игрочихи — это элита, а юнитки — типа чернь, кухаркины дети. Я вот что думаю, друган: мы здесь, как и все прочие, ходим в других обличьях, играем чужие роли. Вот и девушки эти игровые, тьфу, нет — гражданские, да, блин, как их там, из Реальности, короче, истинные — по-спириусски, по-любому должны вести себя как актрисы. И в постели тоже. Они просто не могут быть настоящими!
— Некоторые люди, как доспехи, носят на своем теле чужие личины… и те настолько врастают в их плоть и сознание, что снять их потом становится уже невозможным…
— Ого. Это откуда?
— Из одной умной книжки. О лицемерии речь.
— Вот и я говорю, девушка эта, Грация, натуральна до последней клеточки. Она не играет тут, а живет. А его, Спириуса, дамы — здесь развлекаются. Для них все не взаправду. Короче, такая вот у меня теперь линия партии.
Как говорится, не в бровь, а в лоб. В точку попал мой друг единственный. Развлекаются. Гейши недоделанные. Я с уважением посмотрел на Женька. Вечный балагур и бутафор, он с ходу выхватил здесь то искусственное и фальшивое, что, не различимое с первого взгляда, скрывалось за изяществом пропорций и благородством намерений. Однако для справедливости необходимо было заметить, что в его теории имелось одно маленькое, хотя и весьма значительное «но». Как там мой старинный приятель любит выражаться? «По незнанке не канает»? Эх, жаль, Женя, что ты не любишь читать методическую литературу! Рассказать все ему? Ну уж нет. Зачем разрушать так романтично начинающуюся сказку? А вдруг он окажется прав? Тогда тем более не стоит его просвещать. Пусть пребывает в счастливом неведении. И не знает, почему в заведение, где гуляют Игроки, как бабочки на свет, слетаются самые красивые девушки ближайшего квартала. Почему самый невзрачненький пархатый Игрочишка может запросто увести жену или любовницу уважаемого вельможи-юнита, причем муж совсем не будет против. Разве не преломятся Женькины едва сформировавшиеся хрупкие воззрения сквозь призму одного-единственного могучего фактора? Фактора ДНК! Совокупности генотипа. Юниты самопроизвольно появлялись в Мидгарде по мере их гибели. Случайной или смерти в бою. Оформленное сознание переносилось в новое тело, так что суперсадистами создателей Мидгарда назвать было нельзя. Например, жили-были на славном островке Альба Лонга сто юнитов. Приплыли пираты, злые дядьки-дакийцы, и угнали в рабство половину, а половину зарубили. Стало быть — в следующий понедельник в локации Баркид появятся новых пятьдесят душ пеонов. Только где — вопрос. В любом случае Альба Лонга на сотню человек стала беднее. Иное дело — дети. Дети были редкостью, настоящим даром богов. В прямом и переносном смысле. Потому что для рождения новой жизни в дело должен был вступить Игрок. Без его участия самая красивая женщина Баркида оставалась пустой, как елочная игрушка. Только ДНК Игрока могла пробудить к свету новую жизнь из темных недр программных кодов. Толково придумано. Как там сказал один великий писатель? Вот так вы и тренькаете на своих фашистских балалайках? Впрочем, мне было рано судить об этом. Не исключено, что все продумано и грамотно сбалансировано в этом лучшем из миров. Кто знает.
— И потом, — продолжал Женя развивать свою теорию, — допустим, закручу я тут амур с какой-нибудь знатной породистой чиксой. Шикарный экстерьер. Шасси, дорожный просвет, капот — все на своем месте. Хоть сейчас на выставку концепт-каров. Кувыркаемся мы с ней месяц, другой. Все у нас в елочку. А потом я узнаю, что в реале моей герлфренд лет под семьдесят и ее на том свете с фонарями давно ищут. Или она вообще — усатый мужик, начальник какого-нибудь ЖЭКа. Как тебе такой расклад? Я лично буду в шоке. Я, конечно, уважаю старость, но не до такой же степени, братцы!
Мы переглянулись и, не выдержав, расхохотались, представив «такой расклад» въяве. Та еще была бы история. Перекидываясь шутками, незаметно приблизились к цели нашей пешеходной прогулки.
Рощу по бокам прихотливо окаймляли редкие кусты мирта. От деревьев в стороны распространялся ароматный смолистый запах. Я нахватался от жены названий их средиземноморского ландшафтного стиля, поэтому без труда определил, что это в основном рожковые деревья с плодами, напоминающими плотную горсть орехов. Их древние даже считали священными. Другую часть растительности составляли терпентиновые деревья. Именно они и благоухали, это их «одор» мы почувствовали с Женькой еще на подходе. Вот из таких же стволов когда-то делал лак для своих скрипок знаменитый Антонио Страдивари. Женьке это было как-то по фигу. Он разгрыз терпентиновый плод, поморщился и выплюнул на землю. Невкусно.
Договорившись далеко не разбредаться, мы с прилежным вниманием законченных лодырей начали прочесывание местности. Еще бы, долгов наделали по причине антиобщественного образа жизни, а ведь нам уже стоило озаботиться добычей денег на новые доспехи и оружие. Через час встретились на другой оконечности леска, чтобы закусить сухпайком, очутившимся в наших сумках благодаря очаровательной любезности Грации, видимо не терявшей надежд на продолжение романа с гражданином.
Мне удалось добыть с десяток увесистых брикетов серебра и пяток золота, а еще несколько полудрагоценных камней и один сапфир, круглый, как глазной протез. В Реальности такой улов тянул бы на внушительную сумму в твердой валюте, но в баркидской локации подобные побрякушки котировались слабо и вместе стоили не больше тридцати пяти — сорока сестерциев. Женька поразил меня двумя болванками артефактов. Ему посчастливилось найти подошвы для Сапогов Морехода и наконечник Ищущей Стрелы. Мой приятель и в другом мире отличался изрядной пройдошливостью, что есть, то есть. Его игрушки могли оценить вдвое дороже, чем мои находки. Еще он вытащил из кармана переливающийся кристалл, темный, почти черный, с пробивающимися изнутри золотыми блестками.
— Вот, нашел. Не знаю, сгодится или нет.
— Еще как сгодится. Искрит.
— Где искрит? В глазах у тебя искрит?
— Название его — искрит. Это такая штукенция, которую применяют для перековки оружия в более мощное. Типа катализатора при магических процессах. Ценная находка.
— Класс! Сколько эта канитель стоит?
— Ну, насколько я помню справочные таблицы из методичек Спириуса, за такой камешек вполне могут дать около пятидесяти сестерциев.
— Вот так ситуация. Значит, мы в плюсах?
— Похоже на то. Давай думать, как эти тяжести обратно попрем.
— Да пес с ними, дотащим как-нибудь. Давай пожрем по-человечески, потом мозги напрягать будем. — С этими словами Женька принялся вытаскивать снедь из сумки и раскладывать ее на шелковистой траве.
Но не успели мы преломить хлеб, как из-за стволов метрах этак в шестидесяти возникла недружелюбная компания из трех козлоногих субъектов и, не мешкая, стала к нам приближаться на полусогнутых. Женек первым их заметил, как резиновый мячик, подскочил на ноги и успел свалить из лука одного нелюдя до момента непосредственного контакта. Дальше настал мой черед действовать. Схватка оказалась скоротечной. Зверики совсем не владели тактикой ближнего боя, а предпочли лобовую бесхитростную атаку навалом. Первого я насадил на шпагу, от второго увернулся и рубанул ему чеканом по загривку. Все прошло лихо, на одном дыхании. Чудища слабо шевелились в траве, но Женек палашом прекратил их мучения.
Мы подобрали каждый по книжке. Я взял Силу, Женька — третью Стрельбу. Неплохо для проходного денька, жаль только, что аппетит испортили. Нас, конечно, не затошнило по славной традиции всех героев боевиков при виде пролитой первой крови (а у Женьки, по-моему, таких случаев и в реале хватало), но без содрогания на трупы мы все одно смотреть не могли.
— Давай-ка сматывать удочки. Что-то мне это место перестало нравиться, — тревожно оглядываясь, предложил Женька. — Ничего себе, роща для новичков!
И впрямь, от средиземноморского рая теперь явственно исходили флюиды угрозы.
— Здесь, на Альба Лонга, в последнее время вообще черт-те что творится. Мне вчера об этом Климент рассказывал, пока ты про поездку на лошадках толковал. Сначала все было спокойно. Потом вся местная животина как дерьма объелась. Лезут на пики, словно заколдованные.
Все это Женька мне торопливо рассказывал, когда мы, похватав свое барахло, быстрым шагом, больше похожим на бег, уже удалялись от рощи Фелицитаты. Обернувшись, я заметил мелькающие между стволами деревьев темные тени и предложил прибавить шаг. Женька показал мне рукой на небо, и у меня слегка отлегло от сердца. Высоко над нами кружил пеликан Спириуса, видимо осуществляя поддержку с воздуха. Постоянно оборачиваясь, мы отошли от стены деревьев шагов на триста. Что бы мы ни оставили за спиной, преследовать нас это не собиралось. Заглатывая воздух кусками из-за быстрой ходьбы, я сделал Женьке знак — передохни, дружище, да и товарищу дай отдышаться.
— Нам желательно подняться до десятого уровня в ближайшие пару суток, — выдал я, зажимая рукой пульсирующую селезенку.
— Попробуем. Ты что-то затеял?
— Типа того. Мы идем с Климентом в дозор на север. В пятницу. И желательно тебе взять пару уроков верховой езды. А то голени сотрешь и промежность под стрингами.
Женька гукнул, как обиженный сыч.
— Ладно, паршивец, стринги я тебе прощаю, — добродушно заметил он. — Значит, пойдем в дозор. Нам ведь как — главное прокукарекать, а там хоть и не рассветай!
При этом Женька сделал мне салют кожаной фляжкой, опрокинул ее себе в рот, побулькал содержимым и передал мне остаток. Потом довольно вытер губы и спросил:
— Лихо мы ушуршали от этих профур! Сдается, та троица, которой мы кадыки повырывали, авангардом была, не иначе. Фартануло нам крепко сегодня, брат! Как они нас выпасли, интересно узнать? Может, сдал кто?
— Не знаю. Не думал пока.
— Птицу Авгурову видел?
— Ты это брось. Ему самому нас завалить — раз плюнуть.
— А может, положение не позволяет?
Я с сомнением покачал головой.
— Тут что-то другое.
— Ладно, мое дело предложить. Ты у нас голова. Но имей в виду: этот кудлач в любой момент способен на самый гнилой заход. Я поначалу с ним слегка вальтанулся. Думаю — малахольный дятел, только о своей ботанике и чирикает. Ничего подобного. Он сам себе на уме. С таким — держи стойку постоянно. — Женька погрозил пальцем небесам. — Как там с добычей? Ну, сколько мы имеем итого?
Я с удовольствием прикончил треть фляги кисленького слабого винца и, отфыркиваясь, ответил:
— Что-то около ста шестидесяти сестерциев или чуть больше.
— Ого. Выгорело у нас, значит? Ты мне вот что скажи, умник. Почему местный люд, вместо того чтобы Игроков обслуживать, сам по лесам не лазает и ресурсы не собирает? Так заработок вроде быстрее идет? Под двести лавэ за полтора часа работы! Чай, лучше, чем на полях горбатиться?
— Как говорил товарищ Энгельс — учите матчасть, олухи!
— Слышь, ты давай, понты не колоти, объясни по-человечески! — возмутился Женька.
— Ладно, слушай, неуч. Они их просто не видят.
— То есть как?
— Просто. Не видят. Чтобы ресурсы стали доступны для юнитов, они должны сначала пройти через загребущие лапы Игроков. Нормальная глобализация экономики?
— Вот так ситуация! На ощупь искать не додумались? Видать, этот Иерарх, который здесь все замутил, еще тем хитрованом был. Слушай, нам надо со всех подписку взять о неразглашении, а то узнает такую мульку наше правительство — в реале то же самое введет.
— Ума не хватит!
— На это?! На это хватит, тут уж ты будь спокоен. Это не малый бизнес поддерживать, тут они быстро скумекают!
— Ладно, скептик, давай дальше шевелить мослами. Нечего нам тут ошиваться без прикрытия. Мог бы, кстати, прихватить у меня пяток слиточков — моя поклажа раза в три больше весит, чем твои побрякушки. А то заделался туристом!
— У лучника руки не должны быть усталыми, — назидательно заявил Женька и тут же взмахнул руками. — Ладно, давай свои сокровища, а то ударишься в амбицию, как Дуся.
