Со всех сторон в армию втягивались последние пополнения. Их, как не прошедших переподготовку, направляли в резервный корпус.

Из Амазонии прибыла принцесса Кадур со своими гвардейцами и последним пополнением. Детей оставили на попечение пожилых женщин.

Союзные кочевники вели разведку за продвижением цзунов и по возможности сдерживали их напор. Женщин и детей они отправили на территорию союза, где над ними взяли шефство амазонки.

Определив расположение главных сил наступающего первого эшелона цзунов, Странник бросил против них все пятьдесят тысяч своей переобученной кавалерии, сам возглавив атаку тяжелой конницы, и в страшном встречном сражении опрокинул передовой вал цзунов. К преследованию он подключил и кавалерию резерва, не прошедшую переподготовки. Только гвардейский конный полк под командованием Роэны не был задействован в этом ударе. Тяжелую кавалерию Странник после наметившегося успеха сразу отвел назад, но сам все время оставался на острие атаки.

Охваченных ужасом цзунов гнали по степи и безжалостно рубили до тех пор, пока по нарастающему сопротивлению Странник не понял, что они встретились с подходящим вторым эшелоном. Он скомандовал немедленный отход.

Цзуны потеряли только убитыми около двухсот тысяч человек. Союзная кавалерия — пять тысяч, причем, в основном, из состава резервного корпуса, увлекшихся преследованием и не отошедших вовремя назад.

Начавшуюся было эйфорию по поводу победы Странник жестко пресек:

— Не обольщайтесь, это еще не победа, — сказал он собравшимся вечером на пир правителям. — Сегодня мы дрались не с основными силами цзунов, а всего лишь с их разведкой. Главная битва впереди. Хотя всыпали им и неплохо.

Цзуны остановились, подтягивая резервы. Сан Саныч сообщил, что их не менее двух миллионов. Обе стороны прощупывали силы друг друга, и все пока ограничивалось мелкими стычками разъездов.

Очевидно, несколько человек при первой схватке попали в плен и под пытками рассказали все, что знали об армии союза. Оценив, что количественно они вдесятеро превосходят противника, цзуны успокоились. Допустить мысль, что они как воины могут хоть в чем-то уступать противнику, они просто не могли. Почти поголовную гибель первого эшелона они списали на внезапность атаки и беспечность командира головной орды. Теперь они были намерены навалиться всерьез.

Начали они на пятый день после первого сражения. Очевидно, количество и вид трупов соплеменников, оклеванных птицами, несколько умерили их самомнение, потому, что начали они как-то вяло. Но постепенно боевой дух взыграл, и вот они уже с дикими воплями кинулись на бакстов и ольмедов, осуществлявших прикрытие основных сил. Те поспешно отошли, помня строгие инструкции Странника. И вот от топота сотен тысяч копыт застонала земля.

Силы союзной армии стояли фронтом шириной пять километров. Здесь был стодвадцатитысячный корпус тяжелой пехоты, не участвовавший в сражении пять дней назад. Командовал им Аттир Бранг. Фланги корпуса опирались на овраги и лесополосы, прикрытые стотысячным корпусом резервной кавалерии под общим командованием принцессы Кадур, причем левым флангом командовал генерал Гурам. Основная кавалерия была укрыта в тылу. Здесь же, в тылу, находились Странник со всеми оперативниками и главы союзных государств. Правители рвались занять места в рядах пехоты, на что Странник резонно заметил им, что там они будут только мешать, поскольку не прошли обучения, а вот в кавалерийской атаке поучаствуют непременно.

В первую атаку хун бросил трехсоттысячную орду. Цзуны направили основной удар прямо на центр вражеского строя, собираясь использовать свою излюбленную тактику и засыпать противника градом стрел при приближении к его рядам, а затем смять могучим напором кавалерии.

На это и был расчет. Когда до первой шеренги оставалось всего метров двести, вдруг прямо перед шеренгой зашевелилась земля, откинулись маскировочные щиты, и изумленные кочевники увидели взметнувшиеся одновременно десятки странных деталей каких-то непонятных механизмов. В последние мгновения жизни абсолютному большинству кочевников показалось, будто на них ринулся с огромной скоростью густой рой каких-то неведомых насекомых, отчего потемнело небо, и жуткий гул пронесся над степью.

Онагры были расположены в пятидесяти метрах друг от друга. Особое приспособление при стрельбе картечью позволяло производить рассеивание железных шариков таким образом, что уже в ста пятидесяти метрах сектора разлетающихся зарядов начинали перекрывать друг друга. Один онагр «выплевывал» сразу сто тысяч двадцатиграммовых шариков, сто онагров — десять миллионов, или месячный объем производства оружейных мастерских амазонок. Спастись от такого града было практически невозможно. После первого же залпа вал из мертвых и агонизирующих тел кочевников и их лошадей образовался перед строем пехотинцев. Под удар металлического града попали около ста тысяч всадников передовой орды, оказавшиеся в зоне досягаемости онагров. Повторного залпа не потребовалось: с фронта цзуны больше атаковать не могли. Ни кони, ни люди не могли быстро преодолеть огромную массу мертвых и агонизирующих тел. Последовал приказ, и цзуны начали обтекать строй союзных войск с флангов. Здесь они столкнулись со спешившимися кавалеристами резервного корпуса, которые, укрываясь в оврагах и за деревьями, встретили их градом стрел из луков и арбалетов. Цзуны не стали с ними связываться, оставив на закуску. Они спешили ударить в тыл основным силам противника. Обогнув, наконец, овраги, они вновь увидели врага и устремились к нему, сотрясая воздух жуткими воплями.

Вдруг цзуны увидели, как ряды противника дрогнули, съёжились, и перед глазами изумленных нападавших вместо стройных шеренг появились странные металлические черепахо — ежи. Они встретили накатывающийся вал цзунов градом стрел, не давая приближаться к себе. Черепахи не стояли на месте. Они медленно перемещались, двигаясь по направлению к своему тылу. Командиры цзунов решили, что началось отступление врага, и вновь и вновь кидали подходящие войска в атаку на черепах. Они никогда не сталкивались с подобными действиями тяжелой пехоты и не могли сообразить, что движение черепах позволяет им избежать создания вокруг себя вала мертвых тел и тем самым лишить свободы маневра.

Подходящие свежие войска с неослабевающей яростью пытались сломить сопротивление тяжелой пехоты. Орды цзунов накатывались и накатывались, как морской прилив, но не откатывались назад, а оставались лежать застывшей пеной, отмечая путь движения стальных черепах. Сто тысяч, двести, пятьсот… Атакующие воины не знали судьбы своих предшественников. Но её знали командиры цзунов.

Хун Кублатай видел, что в огне сражения сожжена уже треть лучших полков, а реального результата все нет. Он захотел сам взглянуть на то, что происходит на поле боя, и под охраной десятитысячного корпуса отборной гвардии выдвинулся к месту сражения. С небольшого холма невдалеке от того фланга, где в оврагах и перелесках укрывалась половина нерегулярной конницы во главе с принцессой Кадур, ему открылась картина боя. И впервые в жизни в душу непобедимого полководца начал закрадываться страх. Он увидел необычное построение тяжелой пехоты врага и эффективность действий этой пехоты: усеянная огромным количеством трупов степь отмечала продвижение стальных черепах. Он увидел, отчего полегли его орды. А ведь где-то еще ждала своего часа вражеская кавалерия, в возможностях которой хун Кублатай успел убедиться. Вдруг он заметил, как одна за другой стальные черепахи стали останавливаться. Он впился острыми глазами в происходящее на поле боя, пытаясь понять, что там происходит.

Между тем внутри кажущихся неуязвимыми и непобедимыми стальных черепах нарастали трудности. Давали о себе знать результаты ответного огня лучников противника. Толкаемые внутри каждой черепахи тележки под стальной крышей с запасами арбалетных стрел стремительно пустели. Вместо стрел на тележках появлялось все больше раненых. Да и убитые нет-нет, да и выскакивали из-под туловища черепах. У воинов нарастала физическая усталость. Передвигаться и даже просто стоять с тяжелым щитом в строю черепахи было делом совсем непростым.

Наконец, у воинов остался лишь тот запас арбалетных стрел, что был при себе. И черепахи одна за другой стали останавливаться. Это была мера самозащиты. Тут же образовавшийся вокруг вал из мертвых тел людей и лошадей мешал нападавшим, но помогал черепахам обороняться.

Принцесса Кадур внимательно наблюдала за работой тяжелой пехоты, ожидая своего часа. Пока цзуны не трогали их, предпочитая вначале разделаться с основными силами. Внезапно внимание принцессы привлек крупный отряд врага, появившийся на холме в километре от оврагов, где находилась принцесс со своими людьми. Её зоркие глаза сразу отметили и особую стать воинов, и группу богато разряженных верховых на самой вершине холма, и штандарт, отмечавший важность прибывшего лица. Принцессе не раз приходилось принимать участие в сражениях, и её опыт безошибочно подсказал ей: перед ней главный хун цзунов. В памяти Кадур всплыли слова инструктажа Ричарда Львиное Сердце: «Только ни в коем случае не ударь раньше времени, Кадур. Иначе, милая, наши дети останутся без мамы». И фраза, добавленная присутствовавшей на инструктаже Роэной: «Мы просто не успеем прийти тебе на помощь, принцесса». Но соблазн был слишком велик. Километр для хорошей лошади — всего чуть больше минуты скачки. «Ничего, подруга. Их всего десять тысяч. Молниеносно ударим — и обратно в овраг», — подумала она. И скомандовала:

— По коням!

Кадур не учла лишь одного. Амазонок в её пятидесятитысячном отряде нерегулярной конницы было всего две тысячи. Остальные представляли собой пеструю смесь. Здесь была часть отошедших при ударе цзунов союзных кочевников, а также смесь прибывших с последним пополнением кавалеристов из всех входящих в союз стран, в основном пожилых и неважно обученных. Противостоял же им цвет кавалерии цзунов, прошедший жесткий отбор, чтобы попасть в охрану хуна. У каждого из них за плечами были десятки побед.

Принцесса подала сигнал к атаке.