Глава 6
ВАЛЬКИРИЯ
В своих предположениях Лика не ошиблась. Двадцать семь минут назад «Атр» прошел отметку «200», но огня не открыл. Напротив, вот уже четверть часа с упорством, достойным лучшего применения, с крейсера передавались вежливые призывы к яхте – бортовые знаки «Трезубец прима-один» – лечь в дрейф и приготовиться к приему «спасательной команды». Больше всего Лике понравился именно этот эвфемизм. Спасательная команда, ну надо же!
«Интересно, – думала она, слушая „добрый“, отеческий голос штатного увещевателя. – Кто это придумал? Кого, прости господи, они собираются спасать и от чего?»
– Не отвечать, – приказала она сразу же, как только на яхте начали принимать передачу с крейсера, и теперь «Чуу» продолжал свой безнадежный бег в гордом молчании. Или презрительном? А может быть, таинственном?
«Неопределенность… Да, в этом определенно что-то есть».
Лика закурила очередную пахитоску и посмотрела на ситуативную проекцию. Судя по всему, это была последняя пахитоса, которую ей удастся выкурить, хотя бы потому, что через три минуты придется надеть шлем.
Отметка «231».
«Чудеса!»
С поправкой на незапланированный прирост скорости, время «огневого контакта» сместилось на отметку «236 минут».
Не «227», как гласили самые пессимистические расчеты, сделанные три часа назад, не «230» и не оптимистические «233», а «236». Что сделали инженеры и как они этого добились, Лика не знала, однако шесть – пусть даже три! – дополнительные минуты, на которые она совершенно не рассчитывала, были чем-то таким, что тянуло на жемчужину в ухо, вроде той, которую получил в свое время Витя. И они свое тоже получат, было бы кому вручать награды. В обоих смыслах.
– Четыре минуты до огневого контакта, – объявил командир группы выживания, работавшей в Центральном посту. – Надеть шлемы. Всем незанятым на вахтах срочно покинуть внутренние помещения. Отсчет пошел.
«Начинается». Лика взяла с сервисного столика чашечку с виски Макса и медленно выпила ароматную жидкость.
– Борт «Трезубец прима-один», мы просим вас срочно прекратить движение, лечь в дрейф и ожидать прибытия…
«Ну да. Сейчас! Лягу, раздвину ноги и приготовлюсь получать удовольствие. Вот только коечку подходящую найду». – Она вернула чашку на стол, бросила окурок в утилизатор и, коснувшись сенсора дезактивации, отправила сервисный столик под пол.
– Борт «Трезубец прима-один», мы просим вас…
«233».
Лика надела шлем, раздался тихий шелест сработавшего герметизирующего механизма, немного похожий на шипение змеи, и сразу же включилась внутренняя связь и началась подача дыхательной смеси.
– «Каскад», – сообщил ей в ухо третий пилот. – Белая готовность.
На вспомогательной проекции слева внезапно возникла россыпь малиновых огоньков, тут же бросившихся в разные стороны по сложным, одним им известным, траекториям.
Впрочем, если бы их «пути» удалось каким-либо образом обозначить, Лика увидела бы сейчас стремительно возникающую на проекции схему своей собственной яхты. Еще мгновение, и огоньки исчезли точно так же, как до этого появились, сразу, вдруг, и объем проекции тут же окрасился в голубовато-палевые тона.
«Все ушли».
– «Каскад», зеленая готовность.
«234».
По вспомогательной проекции «потекли» три быстро меняющихся столбца чисел и символов. Сейчас в жилых и сервисных отсеках корабля отключались все без исключения энергопотребляющие механизмы и агрегаты, непосредственно не связанные с предстоящим боем. Последней исчезла искусственная гравитация, и правый столбец тоже исчез, зато средний, показывавший накопленную резервную мощность, за считаные мгновения превратился из жалкого ручейка во вполне приличную речку.
«235».
«Ну же!»
Но капитан играл сейчас по-крупному, и за это его можно было только уважать. На самом деле, именно такие мгновения открывают то главное, что есть в человеке, и есть ли в нем вообще это главное.
– Сброс!
«Чуу» содрогнулся всем корпусом и прыгнул вперед. Раньше, до отключения системы искусственной гравитации, Лика этого бы даже не почувствовала, но сейчас ее ощутимо тряхнуло и тут же вжало в спинку сиденья. А ведь какая-никакая, но защита в рубке все же оставалась.
«Есть!» – Все ее внимание было приковано сейчас к ситуативной проекции, на которой во всех подробностях отображалась драма несбывшихся желаний.
Яхта ускорилась буквально за мгновение до того, как крейсер открыл огонь, а ведь первый-залп был рассчитан имперцами так, чтобы стать последним. Судя по тому, что увидела Лика, это должно было быть аккуратным, но решительным хирургическим вмешательством, так чтобы обездвижить «Чуу», не повредив ему при этом шкуры, и затем силами абордажных команд взять их всех тепленькими. Простенько, но со вкусом. Однако «Чуу» неожиданно ударился в бег, мгновенно выскочив из зоны поражения. И великолепный залп пропал напрасно.
«Хорошо идем».
Они действительно шли просто замечательно, выигрывая у поражения секунду за секундой, но, к сожалению, недалеко и недолго.
«Как лошади в океане», – отрешенно подумала Лика, по какой-то дикой ассоциации вспомнив давным-давно, в другой жизни, слышанную песню.
Разница в скоростях все равно оставалась критической, и «Чуу» никак не успевал к границе атмосферы Той'йт первым. Увы, чудеса если и случаются, то не здесь и не сейчас. Впрочем, и то, что было сделано, являлось пусть и небольшим, но несомненным чудом.
«238».
Они все могли быть уже мертвы, но пока еще были живы.
Второй залп.
«Зачем? На нервах наших играют? Может быть».
Третий.
«Еще полминуты».
«239».
– Огневой контакт, – передали с Центрального поста.
Залп!
«Чуу» окутался шлейфами маскирующих и защитных полей, раскрывая наконец перед противником свои маленькие тайны, и одновременно открыл ответный огонь.
«Интересно, на сколько нас хватит?» – Вопрос был важный, можно сказать, критический, но ответа на него Лика не знала. Она знала только, что легкий крейсер по определению не может продержаться сколько-нибудь долго против такого противника, как «Атр», однако, не будучи офицером Флота, представить, как это происходит в реальности, не могла. Впрочем, возможности ее «Чуу» были изначально ограничены стоявшей перед ним задачей, и рассматривать его, как полноценного бойца в настоящем сражении было нельзя. Ситуация вообще была полна противоречий.
Они не маневрировали под огнем, как предписывали флотские наставления – да и здравый смысл, – но и имперцы, судя по всему, убивать их не собирались. «Чуу» продолжал идти прежним курсом, достигнув уже практического максимума своей скорости. Весь прирост энергии уходил теперь на активную оборону – единственное, что им оставалось делать в создавшихся обстоятельствах, а атмосфера планеты по-прежнему оставалась далекой и практически недостижимой.
«240».
Жаль, что у них не было «Вулкана» – уж Лика бы его наверняка выдержала – вот только конструкция «Чуу» на «Вулкан» рассчитана не была. Увы.
«В который раз ты повторяешь… – корабль тряхнуло, завыли сирены аварийной сигнализации, – это слово? Увы…»
Новый удар, на этот раз сдвоенный, но и несколько их ракет разорвались в опасной близости от имперского убийцы. Толчок, волна мелкой вибрации, прокатившаяся через корпус корабля, злобное шипение помех, на мгновение ворвавшихся в канал внутренней связи…
Четыре попадания. Впрочем, судя по тому, что видела оказавшаяся сейчас головой вниз Лика на вспомогательной проекции, ни одного по-настоящему серьезного. Яхта все еще была на ходу, летела, вращаясь в продольной плоскости, чтобы обеспечить максимальную плотность огня по заходящему с левого борта «Атру». Фрегат, получивший в первом залпе два прямых попадания, отстал и в бою уже не участвовал, но для «Чуу» и одного линейного крейсера было слишком много. Четыре дырки в шкуре за шестьдесят секунд, куда уж больше-то?
«241».
«Двенадцать минут… Пожалуй, я была излишне оптимистична…»
Мгновенное ощущение опасности, острое, как игла, пронзающая сердце, холодное и ясное, как солнце в морозный день, заставило ее действовать не рассуждая. Ничего не понимая, не успевая ничего понять, Лика практически инстинктивно крутанулась в своем кресле, совершенно точно – золото! – развернув его на сто десять градусов, и одновременно – как? – лобовая броня ее шлема стала непроницаемо черной, но только для того, чтобы в следующее мгновение плеснуть ей в лицо волной жидкого белого огня.
Чудовищной силы удар в спинку кресла сорвал его с креплений и вместе с Ликой бросил вперед на наковальню металкерамитовой переборки. Взвыли температурные и радиационные датчики. Лика почувствовала, что летит вместе с волной пламени, но в следующий момент выстрелила аварийная система кресла и губчатые амортизаторы приняли на себя и утилизировали чудовищный избыток кинетической энергии. Флотская броня выдержала локальный температурный и радиационный всплеск, иммобилизующая система не выпустила Лику из своих жестких захватов, а Маска позволила ей пережить этот мгновенный ужас. И все-таки тряхнуло ее от души, и ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять и осознать случившееся. Впрочем, по-настоящему оценить то, что произошло в рубке «Чуу», Лика смогла только после того как, отстрелив – еще практически вслепую – страховочные «ремни», она вывернулась из развалин своего королевского кресла, оттолкнулась от переборки и всплыла к потолку, как раз в это время начавшему заваливаться набок в связи с очередным поворотом корпуса корабля. Перед ней открылась страшная картина. Рубка была разрушена и выжжена взрывом, произошедшим в смежном отсеке. Что именно там взорвалось, была ли это ракета или смертельный «взгляд» лазерного кластера, понять было трудно, однако бортовая броня наверняка разрушена, потому что в довершение всех бед именно сквозь пробоину в переборке стремительно уходил из рубки воздух, унося с собой всякий мелкий мусор.
«Вот же… Господи!»
В свете аварийных ламп она увидела обезглавленное тело капитана и поняла, что они проиграли.
«243».
Десять минут до Той'йт… и беззащитная, утратившая у правление яхта, несущаяся в никуда. Они проиграли. Проиграла она. Проиграла…
В душе поднялась волна жестокой ярости. Ярость и разочарование. Пламя и лед… На что она надеялась? Что собиралась предпринять? Чем и зачем обнадежила Меша и Риан?
«Десять минут».
Даже если сбросить сейчас все шаттлы – «А как их сбросить?» – они все равно не успеют уйти достаточно далеко. Они… И тут, глядя в неверном зеленоватом свете аварийного освещения на ужасающий разгром, царивший в рубке, Лика кое-что вспомнила. Она вспомнила свою мгновенную тревогу, выверенность угла, под которым подставила адскому пламени и ударной волне широкую и высокую спинку своего кресла, и светофильтры, среагировавшие на еще не существующую вспышку.
«Маска? Золото мое волшебное?»
Возможно, в то мгновение она не была способна мыслить рационально, и слава богу, что так, потому что, получив подсказку подсознания, действовала исключительно интуитивно, не подвергая свои действия анализу и критике. Это было похоже на мгновенное озарение или на то, как утопающий хватается за соломинку. Однако что бы это ни было, охваченная лютой яростью, которая была сродни бездумной ярости попавшего в западню дикого зверя, не ведающего поражения и сражающегося до конца, Лика сделала что-то такое, о чем вовсе не думала, просто потому что не знала даже, что такое возможно. Она «потянулась» мыслью, всем своим сплавленным с волшебным Золотом существом к системе управления «Чуу», и мир вокруг нее вздрогнул, распался на великое множество хаотично перемешанных деталей, как разбитый вдребезги многоцветный витраж, и возник снова в новой своей неправдоподобно сложной, но каким-то образом доступной ей, Лике, цельности.
Ощущение было странное, не то чтобы вовсе незнакомое, но все же в таком объеме – так насыщенно и полно – переживаемое ею впервые. Время остановилось, как река в ледостав, но одновременно продолжало стремительно нестись вперед, каким-то образом вырвавшись за границы релятивистской физики. Сознание Лики расширилось – лучше не скажешь! – и оказалось способно одномоментно охватить такое множество разнообразных вещей, что она едва не захлебнулась в водовороте обрушившейся на нее информации. Нельзя однозначно утверждать, что в это длинное и обладающее совершенно невообразимым объемом мгновение Лика стала своей собственной яхтой. Нет, она все-таки прежде всего оставалась самой собой и какой-то частью своего безмерно расширившегося сознания знала это, осознавала себя, продолжала мыслить точно так же, как и прежде, когда была всего лишь женщиной, одним отдельно взятым человеком. Однако одновременно она была теперь и «Чуу», ее израненной, но все еще живой и продолжавшей свой отчаянный «бег» яхтой. Лика «ощущала» работу двигателей «Чуу», зная, на что они еще способны и как этого добиться. Она получала всю текущую информацию прямо с огромного множества его детекторов и сенсоров и оперировала напрямую с памятью вычислителей корабля, как будто это была ее собственная память. Сама по себе неслась она сейчас сквозь разрываемый взрывами космос к такой близкой и такой все еще далекой цели.
«Как это может быть? Господи!»
«243».
«Падение мощности первого генератора на семнадцать процентов… пожар во втором осевом трюме… готовность к залпу…»
«Все еще десять минут до цели. На чем мы остановились?»
Удар. Острая боль.
«Попадание во второй кормовой лазерный кластер… Захват! Пуск! Захват, захват, захват…»
Кто-то там очень спешил, в рубке наваливающегося на крохотный «Чуу» крейсера. Их тоже поджимало время, только совсем по другим причинам.
«Суки! Пли!»
Залп из семнадцати ракет ближнего и среднего радиуса действия и одновременный разворот со схождением в одной точке пяти лазерных кластеров правого борта разрубили тяжелую броню «Атра» в районе главной орудийной палубы, и в пространство ударил быстро истощившийся гейзер воздуха и обломков.
«Есть!»
Однако это был всего лишь тактический успех, и к судьбе «Чуу» он прямого отношения не имел, а если и имел, то исключительно отрицательное.
– Яхта «Чуу», – в голосе говорившего звучала сталь, – яхта «Чуу», немедленно прекратите огонь или мы будем вынуждены вас уничтожить! Яхта «Чуу»…
Да, тон, несомненно, изменился, и лексика тоже. Это уже не было увещеванием.
– Яхта «Чуу»… – Голос вражеского связиста, не искаженный процедурами кодирования, звучал ясно и четко, как команды расстрельной команде. Офицер говорил на Ахан-Гал-ши, используя лишь первый – жесткий и прямолинейный – уровень выражения, что должно было, по-видимому, продемонстрировать смену приоритетов и решительность намерений. Экипаж обреченного корабля должен был понять, что он действительно обречен. Игры кончились.
«Ну что ж, во всяком случае, честно».
– Яхта «Чуу», приказываю немедленно прекратить…
«244».
«А не вернуться ли нам к эпохе эвфемизмов… Ведь вы же, кажется, собирались кого-то спасать? Вот и спасайте на здоровье! А стрелять больше не надо. Настрелялись уже».
– …прекратить огонь, лечь в…
Очередная ракета, выпущенная канонирами левого борта, взорвалась, уничтоженная огнем ПРО крейсера.
– … дрейф, приготовиться к приему…
– Прекратить огонь! – приказала Лика по внутренней трансляции. – Всем членам экипажа укрыться в транспортных челноках. Ждать высадки. – Она надеялась, что приказ будет выполнен, потому что на уговоры времени у нее уже не было. Начиналась большая игра, и отвлекаться на такие мелочи, как капризы какого-нибудь героя, она просто не могла.
«Девять минут… Вполне».
– Яхта «Чуу»…
Но у нее оставалось еще одно дело.
– Меш, – сказала она быстро, переключившись на свой собственный канал связи. – Ложитесь в десантный контейнер. Быстро! Без разговоров! В контейнер! У вас девять минут. Потом идите к цитадели Сиршей. Встречаемся там. Все!
– …лечь в дрейф…
– Кто-нибудь! – завопила она, переходя на канал аварийной связи. – Кто-нибудь!
В ее голосе звучали страх и отчаяние. Во всяком случае, они должны были в нем звучать.
– Кто-нибудь!
– Ваше величество?! – Голос вражеского офицера заметно дрогнул. – Это вы, ваше величество?
«Опознали голос! Уже хорошо, не надо представляться».
«244».
«Все еще девять минут!»
– Вы… вы слышите меня? – Ее голос дрожал, в нем слышались слезы. – Не стреляйте! Не стреляйте!
«Накопленная мощность… Падение мощности первого генератора остановлено… Пожар в третьем, восьмом и двадцать третьем отсеках… Разрушения… Утечка… Курс… Время до выхода на…»
Море информации, стремительный бег времени, разрушающийся, но все еще мчащийся к цели корабль. Лика чуть увеличила скорость и немного изменила курс, одновременно увеличивая скорость осевого вращения.
– Не стреляйте! – Это уже был панический ужас. – Вы слы…
– Да, да, я вас слышу! – сразу же откликнулся связист.
Крейсер тоже увеличил скорость и начал маневр сближения.
– Прекратите увеличивать скорость!
– Не могу! – Это был настоящий вопль отчаяния. – Рубка разбита! Мы потеряли управление!
– Резервный пульт! – В разговор вклинился новый – властный и решительный голос. – У вас есть кто-нибудь?..
– Все убиты! – заорала Лика, еще сильнее закручивая «Чуу» вокруг своей оси. Уходящий воздух и обломки разлетались от него теперь во все стороны. – Убиты!
Яхта рыскнула по курсу и еще больше увеличила скорость.
На мгновение она начала было опасно сближаться с идущим к ней на полной скорости крейсером, так что пилоты «Атра» наверняка разом вспотели – «Если не что-то похуже!» – но в следующую секунду вектор движения «Чуу» снова изменился, и яхта со все возрастающей скоростью снова помчалась прямо к границе атмосферы Той'йт.
«245».
– Я не могу! Не умею! Кто-нибудь!
– Ждите! – крикнули с крейсера. – Помощь идет!
«Идет… Идите…»
«Восемь минут».
– Меш, поторопитесь! – Она подплыла клюку, ведущему в Центральный пост.
– Ваше величество, говорит командир крейсера «Герцог Иаах» капитан Джожайя. Вы меня слышите?
От громады крейсера отделились два десятка крошечных крупинок и понеслись к «Чуу».
– Ваше…
– Слышу. – Лика справилась со стопорами запоров и распахнула люк. Удар рванувшего ей навстречу воздуха чуть не опрокинул ее навзничь, но она удержалась и даже смогла пропихнуть свое тело в уже опустевший Центральный пост. – Слышу! – Паника, надежда, слезы…
«Перебор? Вряд ли. Даже если у них есть аналитики, им просто не хватит времени».
– Что мне делать?! – Она пересекла помещение Центрального поста.
«Экипаж покинул внутренние отсеки… Пожар в… Утечка воздуха… Накопленная мощность… Падение мощности в третьем генераторе… Дистанция… Курс… Время высадки десантных групп…»
«Обесточить все отсеки, – приказала она вычислителю. – Выключить освещение, разгерметизировать отсеки».
– Держитесь, ваше величество! Помощь близка. Мы вас вытащим!
«Ну-ну!»
– Скорее, капитан. – Это должна была быть неприкрытая, откровенная истерика. – Скорее! Мне страшно! Тут все…
Лика проникла в первый осевой коридор и стремительно понеслась к боксу резервного пульта, попутно раскручивая яхту еще больше и понемногу увеличивая скорость.
«246».
«Чуу» снова рыскнул по курсу, заставив десантные боты прыснуть от него в стороны, но конечной целью этого экзерсиса было замаскировать корректировку вектора вхождения яхты в атмосферу планеты. Теперь угол сближения был так крут, что «Чуу» ожидал нешуточный удар. Смертельный удар, если быть точным.
– Капитан, мне страшно… – Лика вскрыла бокс и, швырнув внутрь термический заряд, поспешно захлопнула люк. – Я боюсь!
– Ваше… – За спиной Лики, несущейся сквозь хаос вырывающегося из корабля воздуха, тянущего с собой великое множество всякого хлама, раздался взрыв. Звук был приглушенный, а толчка Лика вообще не почувствовала. – Что происходит?!
– Не знаю! – заорала Лика. – Воздух выходит!
– Вы в скафандре?
– Да! Да! Да! – кричала она, выбираясь на канонерную палубу. – Тут что-то взрывается!
– Держитесь, ваше…
Первый из десантных ботов завис над стремительно вращающимся кораблем.
«Внимание! Попытка проникновения в защищаемую зону».
«Скорость?»
Но увеличить скорость еще больше она уже не могла. Мощность поврежденных генераторов падала слишком быстро.
– Быстрее! – Она уже рыдала, «не скрывая слез».
– Помощь идет!
Сразу четыре десантных бота рванулись к «Чуу». Один промахнулся и, получив сокрушительный удар по корпусу, отлетел в сторону, хаотично вращаясь в пространстве, но три других прилипли к броне яхты и уже высаживали абордажные группы.
Лика не ошиблась, логика этих людей была достаточно проста. Через порты орудийной палубы проникнуть в заблокированный, потерявший управление корабль было проще всего, и две группы оказались сейчас прямо над ее головой. Третья будет прорываться через шлюпочную палубу, но и этот вариант был предусмотрен.
– Капитан, где же ваши люди?!
– Ваше величество…
– Шестой! – позвала она по внутренней трансляции. – Шестой!
– Лейтенант Виэр, мадам.
– Абордажная группа будет прорываться через технический люк «Ер». Ты сможешь ударить по ним?
– Да, мадам, – сразу же откликнулся лейтенант. – «Ер» в зоне обстрела передних орудийных башен.
Еще три бота зависли над «Чуу», ловя мгновение для последнего рывка.
– Еще минута, и они будут около вас! Держитесь, ваше величество!
– Подрывной механизм действует? – спросила она своего лейтенанта, следя одновременно за девятнадцатью абордажными ботами имперцев, за высадившимися на броню яхты десантниками, за скоростью, векторами движения, убывающей мощностью и угасающими при отсутствии кислорода пожарами.
«247».
«Поправка расчетов. Время до цели пять минут и сорок три секунды…»
– Да, – ответил лейтенант. – Я его контролирую.
– Всем челнокам, – скомандовала Лика. – Готовность к сбросу. Повторяю: готовность к сбросу!
Справа раздался взрыв, и в керамитовый настил канонирской палубы ударил сноп белого огня.
– Быстрее, капитан! Мне страшно!
– Крепитесь, ваше…
«Оперативно!» – Лика, снова оказавшаяся головой вниз, уже держала штурмовые разрядники в обеих руках, готовая к «теплой» встрече абордажной группы.
– Лейтенант, товсь! – скомандовала она.
Она дала всем семерым десантникам ворваться в отсек и тут же открыла огонь, стремительно перемещаясь между пусковыми колоннами ракетных установок.
– Пли! – крикнула она Виэру, одновременно выстрелив сразу с двух рук, и, крутнувшись волчком, взлетела к потолку, или вернее упала на него, потому что он уже стал полом.
– Есть! – торжествующе проорал ей в ухо лейтенант.
– Отстреливай створки! – приказала Лика, сжигая очередного десантника.
«Увеличить скорость вращения!»
Еще один – шестой – десантник умер, не успев понять, откуда пришла смерть, и, оставив седьмого пока жить – «Живи пока!» – Лика прыгнула прямо во второй пролом, образовавшийся во внешней стене парой секунд раньше.
«248».
«Четыре минуты»
Броня под ее ногами дрогнула: это, сорванные подрывами, вылетели в пространство створки первого ангара. А перед Ликой на внешней броне «Чуу» застыли, как мухи, впаянные в янтарь, десантники второй абордажной команды.
«Кажется, это упражнение называется стрельба по неподвижным мишеням».
Одному из зависших в районе первого ангара десантно-штурмовых ботов не повезло. Его пилот не успел среагировать, и огромная броневая плита ударила его в лоб, остальные штурмовики, оставив свои позиции, бросились врассыпную.
«Все!»
Оставив мертвых десантников разлетаться в пространстве, Лика «побежала» по броне к кормовому срезу. Если бы не ее собственная сила, помноженная на мощь экзоскелета, и сцепляющее покрытие ботинок, ее давно бы разбило о внутренние переборки или выбросило бы сейчас с поверхности бешено вращающегося корабля, как из катапульты. Но об этом она даже не думала. Думала Лика о множестве других первоочередных и еще более срочных дел, количество которых не убывало, а, напротив, росло, казалось, в геометрической прогрессии.
Впрочем, скорее всего, так все и обстояло. Чем ближе к развязке, тем больше возникало проблем.
«Проникновение в кормовой трюм… Падение мощности второго генератора… Скорость вращения… Курс… Время выхода на цель… Множественные контакты… Нарушение герметичности…»
«249».
Она срезала выстрелами из разрядников троих десантников, копошившихся над вскрытым люком сервисного колодца, швырнула на ходу две гранаты – одну в сам колодец и вторую в распахнутый люк штурмовика – «дежавю!» – и продолжила свой бег, одновременно стеная и моля о помощи в открытый эфир.
«Театр».
– Где вы, королева?
– В Центральном посту, – сверившись со схемой продвижения абордажных групп, прорыдала в эфир Лика и обрушилась в открывшийся перед ней люк. Теперь она была внутри ангара, где находился ее собственный посадочный бот, ничем существенно не отличавшийся от так полюбившегося ей когда-то «Сапсана».
– Кто там у вас стреляет, ваше…
– Не знаю! Я ничего не знаю! Подлецы! Мерзавцы! А-а-а-а-а-а! – Это была уже истерика.
«250».
Она ввалилась в свой бот, окинула мгновенным взглядом салон и бросила тело в кресло первого пилота.
– Меш, я на месте. Как вы? – Лика активировала систему управления, одновременно продолжая удерживать «Чуу» на его безумном курсе и следить за всем, что происходит вокруг.
– Мы в порядке.
– Всем! – сказала она по общей трансляции. – Готовность две минуты.
– Успеваем? – спросил ее Меш из своего контейнера.
– Вполне!
«Отмена ограничений, – приказала она системе управления кораблем, одновременно блокируя вмешательство главного вычислителя. – Вся мощность на двигатели. Максимум! Сейчас!»
Яхта содрогнулась и, дрожа, как в лихорадке, рванула вперед, украв у поражения еще сорок семь секунд. Один за другим сорвались с ее спины два абордажных бота, отскочил с пути смертоносного смерча третий. «Чуу» рвался к атмосфере Той'йт, разрушаясь на ходу.
– Что происходит?! Королева!!!
«251».
Последнее, что она еще успевала сделать, была еще одна – теперь уже точно последняя – корректировка курса: ей нужно было хотя бы немного изменить угол вхождения «Чуу» в атмосферу.
Теперь счет шел на секунды, а результаты зависели от множества причин, следствием которых будет простой и жестокий выбор между жизнью и смертью. Как быстро способен соображать капитан Джожайя и что он решит делать, если предположить, что он мыслит по-настоящему стремительно? Будет ли он стрелять по своим? Выдержит ли конструкция «Чуу» те запредельные нагрузки, которые он сейчас испытывает? Не рухнет ли энергетика яхты раньше, чем она достигнет атмосферы? Много вопросов без ответов, слишком много для одного перегруженного непомерным напряжением мозга.
Это были очень длинные, долгие секунды, каждая из которых была для Лики отрезком времени, способным вместить целую жизнь, и в то же время стать последней в ее жизни. Но боги империи и ее родной земной Бог были с ней. «Атр» огня не открыл, а «Чуу» не успел развалиться настолько, чтобы погубить такой красивый замысел.
«252».
«Чуу» вошел в границы атмосферы.
– Сброс! – скомандовала Лика, выбрасывая с гибнущей яхты, как сеятель семена, транспортные челноки, аварийные буи, сигнальные ракеты и множество других, в том числе и смертельно опасных, предметов, вроде ракет средней и малой дальности, с выставленным в качестве мишени имперским крейсером. За считаные мгновения в локальной зоне вхождения «Чуу» в атмосферу Той'йт возник хаос из множества стремительно перемещающихся во всех возможных направлениях целей. Разваливающаяся на ходу яхта лишь добавила к этому ужасу навигаторов еще несколько завершающих штрихов.
«Прощайте, милые!»
– Удачи всем! – крикнула Лика вдогонку уходящим в неизвестность людям, и в этот момент створки внешних ворот сорвало подрывом аварийных зарядов, и реактивный ускоритель с огромной силой, пробившей даже защиту салона, толкнул ее бот куда-то в глубину ревущей и взрывающейся атмосферы Той'йт.
Глава 7
ОДНА
«Ну что ты, милая, что? – Макс, ее замечательный Макс, самый лучший и самый желанный мужчина в ее жизни, с улыбкой шагнул к Лике, обнял за плечи и прижал к своей широкой груди. – Я с тобой».
«Ты со мной, я с тобой…»
Такие слова, произнесенные таким голосом, способны свести с ума. И даже то, что его объятие – «Боже, какие у тебя сильные руки!» – причиняет боль, пустяки. И боль уже не боль, а сладкая нега, и дыхание сбилось не оттого, что он ее так сжал, а от счастья.
«Умирать не страшно, – сказал Макс, обнимая ее еще сильнее, как будто хотел втиснуть в себя, слиться с ней, стать одним целым. – Вот увидишь!»
«Увижу, конечно, увижу, славный мой Макс, сильный мой Макс, Макс, который всегда прав». Вот если бы он еще ее поцеловал…
И он поцеловал ее в губы, и дыхание прервалось окончательно. Но что за нужда дышать, когда его серые глаза заглядывают прямо в сердце, как будто говоря: все будет хорошо.
Все будет хорошо…
Но нет, ничего уже не будет хорошо, потому что это не Макс сжимает ее в своих объятиях, а смерть. А смерть – это полное и окончательное завершение всего и ее личного времени тоже. Впрочем, ей это было уже неважно. У Лики не было сил даже на сожаления. Она растратила их все без остатка, пока была еще способна на борьбу. А теперь не было сил, не было желаний, и воли совершить что-нибудь еще не было тоже.
«Бессмысленное трепыхание лишь умножает энтропию Вселенной».
Кто сказал?
«Неважно».
Макс оказался прав: умирать было нестрашно. Ее страх умер раньше ее.
«Прости, Макс…»
Апатия уже почти справилась с ней, уводя, как дантовский Вергилий, в бесконечный лабиринт забвения, но имя Макса заставило встрепенуться усталое сердце.
«Макс…»
Чаще забилась загнанная птица в груди, и сквозь туман умирания ударил яркий свет жестоких, как сама жизнь, но жизнь же и означавших фактов. Первой пришла боль. Она окатила Лику волной крутого кипятка, заставив вздрогнуть и застонать. А потом Лика ощутила свое пересохшее горло и горечь густой вязкой слюны, скопившейся во рту. Стон сорвался с губ и тут же вернулся обратно, отразившись от лобовой брони ее шлема. И тогда к ней вернулось зрение. В клубившейся перед глазами мгле расплывалось задавленное какой-то мутью изумрудное сияние. Еще не понимая, что означает этот размытый огонек, но уже возвращаясь в себя, обретая сознание, Лика несколько раз моргнула, пытаясь прояснить зрение. Взгляд ее действительно прояснился, но одновременно она поняла, что левое веко почти неподвижно, наполовину закрывая слезящийся глаз.
«Что за…»
Но думать о том, что это означает, не было времени, потому что ударом молнии пришло понимание: «Кислород!»
Изумрудный огонек в нижней левой четверти лицевого щитка был сигналом системы жизнеобеспечения и означал он, что регенератор дыхательной смеси вышел из строя. Почему? Как это возможно? Хорошие вопросы, но не тогда, когда счет идет на секунды, на те секунды, покуда в ее крови еще остается хоть какое-то количество кислорода. Впрочем, с Маской…
«Господи!»
Но и на это у Лики уже не было времени. Вполне возможно, что ее поезд уже и вовсе ушел, однако сдаваться без борьбы было бы неправильно. Впрочем, и на то, чтобы сформулировать такие вот мысли, времени не было тоже, да и неспособна она была сейчас на какое-либо умственное усилие. Все было просто, даже примитивно. Не мысль и даже не эмоции, а инстинкт заставил Лику действовать еще раньше, чем она смогла выяснить, что же с ней происходит, понять, где она находится, и вообще вспомнить хоть что-нибудь о том, что случилось до того, как она собралась умирать.
Она попробовала пошевелиться и сначала с удивлением, а потом с упавшим на нее, как обвал, ужасом обнаружила, что не может этого сделать. Лика забилась в чем-то, показавшемся ей на мгновение щупальцами спрута, стремительно впадая в панику, вызванную страхом неизвестности, и едва не потеряла тот и без того весьма условный контроль над собой, который успела обрести мгновением раньше. Неизвестно, чем бы все это кончилось, но, на счастье Лики, система принудительной иммобилизации почувствовала ее стремление освободиться и, сопоставив желание человека с отсутствием объективной информации о скорости перемещения в пространстве и векторах действия центробежной и центростремительной сил, ну и, естественно, силы инерции, отпустила «захват». Опутывавшие Лику щупальца исчезли, и она сразу же всплыла, причем не фигурально, а в самом прямом смысле этого слова. Однако на невесомость это было не похоже. Вокруг царил мрак, но среда, в которой находилась Лика, очевидным образом обладала определенной, можно даже сказать значительной, плотностью, как… Как вода?
«Я в воде? Под водой?»
И в этот момент Лика осознала, что одета в космическую броню – а вопрос «почему?» ей и в голову не пришел – и мысленно приказала вычислителю включить прожектор. Прожектор включился, но не сразу, что Лика отметила краем сознания, как нечто аномальное, и светил так слабо, что, даже не задумываясь о том, что бы это могло означать, она испытала приступ острого раздражения. Однако прожектор все-таки ожил, и в его свете Лика увидела, что действительно находится под водой, причем, по-видимому, на большой глубине, потому что вода, во-первых, была очень холодной – Лика, наконец, обратила внимание на дисплей с выведенными на него данными внешних детекторов – а во-вторых, вокруг было подозрительно темно. Ущербный луч света, исходивший из надлобного возвышения ее шлема, едва пробивал зеленоватый мрак на два, максимум на три метра.
Между тем дышать стало уже практически нечем, и Лика постаралась как можно быстрее выбраться на поверхность. Тут, однако, она узнала о существовании еще нескольких серьезных проблем. Тяжелая броня флотского образца – а Лика отчего-то точно знала, что это именно «Пингвин» – называлась тяжелой не зря. Она действительно была несколько более тяжелой и громоздкой, чем хотелось бы, если ты намереваешься действовать не в открытом космосе и даже не по горам переть, а плавать в море. Теоретически этот недостаток боевого скафандра вполне компенсировался наличием экзоскелета и реактивных толкателей в сапогах и спинном горбе. Однако толкатели, как сразу же стало ясно, не работали вообще, а экзоскелет если пока и тянул, то явно действовал в замедленном темпе и хорошо если в треть своей стандартной мощности. Он был какой-то вялый и неуклюжий и запоздало реагировал на приказы ее тела. Впрочем, и с телом происходило что-то неладное, думать о чем сейчас просто не было ни сил, ни времени. Если правая рука работала вполне сносно, с силой загребая темную, пузырящуюся воду, то левая, наоборот, практически не действовала, так что и без того «больной и увечный» экзоскелет едва-едва двигал Лику вверх, не столько помогая плыть, сколько мешая. С ногами тоже был непорядок, но правая – тяжелая и какая-то ватно-вялая – все же действовала, хоть отчасти облегчая нечеловеческий труд Лики, пытавшейся, несмотря ни на что, выбраться на поверхность. Ей было очень трудно, и все-таки она упорно шла вверх, карабкалась изо всех сил, прорываясь, вернее, протискиваясь сквозь плотную темную воду, продавливая сквозь нее свое тяжелое, неловкое тело. В ушах стоял глухой гул, сквозь который частили барабанные удары надрывающегося в упорной борьбе сердца, а глаза застилало кровавое марево. Лика уже ни о чем не думала, если даже допустить, что минуту назад, очнувшись под водой, все-таки хоть что-то воспринимала сознательно. Вверх, к поверхности, к воздуху ее вели сейчас одни только инстинкты, звериная воля к жизни, отчаянная сила, обитавшая, кажется, даже не в мозгу Лики, стремительно теряющем последние остатки осознанного контроля над чем бы то ни было, а в ее безумно гордом сердце.
Когда она все-таки выбралась на поверхность, то была уже в таком состоянии, что даже не поняла, что дело сделано, и какое-то время все еще продолжала «всплывать», пытаясь подняться еще выше, но атмосферный воздух тяжести ее тела выдержать не мог, и она просто бесцельно и беспомощно барахталась в темной воде. Возможно, это и стало бы ее концом, но, на счастье, наружный датчик оценил внешнюю среду, как приемлемую для дыхания, а едва функционирующий вычислитель – в отсутствие каких-либо иных распоряжений – сам открыл доступ воздуха в шлем. Однако прошло еще несколько долгих минут, прежде чем Лика пришла в себя в достаточной степени, чтобы, не задаваясь чрезмерным количеством не актуальных на данный момент вопросов, успокоиться – естественно, лишь до известной степени – и оглядеться вокруг. Как и следовало ожидать, она находилась именно в воде, темнота которой, так испугавшая Лику на глубине, объяснялась всего лишь тем, что «на дворе» стояла глухая ночь. Впрочем, здесь, на поверхности, мрак не был полным. Светила луна в ущербе, и небо было усеяно яркими звездами. В этом неверном свете Лика Разглядела далекий берег и уже хотела было сразу же к нему плыть, когда, сообразив оглядеться по сторонам, увидела, что находится, по-видимому, все-таки не в море, а в пусть и очень большом, но озере, и даже не просто в каком-нибудь озере вообще, а в горном. Собственно, только благодаря горам, некоторые из которых были очень хорошо видны из-за сверкающих в лунном свете ледников, Лика и поняла, что это озеро. А берег, к которому она совсем уже собралась плыть, находился, судя по всему, достаточно далеко. Слева от Лики, там, куда она могла посмотреть, только повернув голову, берег, как оказалось, был гораздо ближе, и именно туда Лика, в конце концов, и поплыла, молясь, чтобы экзоскелет не вышел из строя раньше, чем она выберется на сушу. Снять броню, находясь в воде, она не могла, но и доплыть в ней сама по себе – без помощи сервоприводов – не смогла бы тоже. У нее просто не хватило бы сил, чтобы тащить на себе эту тяжесть, одновременно преодолевая сопротивление жесткой брони и омертвевшего экзоскелета. Лика и так уже плыла на пределе сил, или даже за их пределом, пытаясь компенсировать слабость и беспомощность своего тела нечеловеческим упорством и звериной волей к жизни.
Те триста метров или чуть меньше, которые Лике пришлось проплыть, отняли у нее последние остатки того, что можно было бы назвать энергией, и без того вычерпнутой до капли из тех резервов, о существовании которых она раньше даже не подозревала. Так что, достигнув наконец берега, Лика смогла вытянуть из воды лишь верхнюю часть своего измученного тела, а потом, окончательно обессилев – завод кончился, – ткнулась лобовым щитком шлема в каменистую почву и потеряла сознание.
Очнулась Лика, когда солнце уже поднялось над седловиной двугорбой горы. Впрочем, чтобы увидеть, как восходит солнце, ей пришлось сначала перевернуться на спину, а сделать это оказалось ой как непросто. Экзоскелет издох окончательно, и броня стала тяжелой жесткой шкурой, внутри которой мучительно билась слабая, едва способная двигаться женщина. Все-таки, промучившись несколько минут в бесплодных попытках сделать такое, казалось бы, простое дело, Лика наконец перевернулась и лежала теперь, с трудом переводя дыхание и пытаясь собраться с мыслями, но думать сейчас о чем-нибудь, кроме воды, она не могла. Лика испытывала ужасную, запредельную усталость, страдая в то же время от разных степеней и видов боли, которых оказалось слишком много для одного человека, но при всем при том сильнее всего ее мучила жажда. Пить хотелось так, что перед этим всепоглощающим желанием отступали даже усталость и боль. Между тем вода была совсем рядом, ноги Лики все еще оставались в озере, вот только напиться не представлялось возможным. Однако нет худа без добра. Упорные мысли о воде подсказали Лике следующий шаг: она должна была выбраться из ставшего для нее тюрьмой скафандра. Для этого прежде всего следовало откинуть грудной панцирь. Запирался он парой фиксаторов, находившихся – не иначе как происками врагов – слева, почти под самой подмышкой. Мало того что действовать предстояло одной рукой, но этой и без того тяжело натруженной руке надо было проделать немалый путь, преодолевая сопротивление толстой шкуры скафандра и мертвой тяжести экзоскелета. Впрочем, на свое счастье, оценить по достоинству стоящую перед ней задачу Лика сейчас просто не могла, а потому, как только вспомнила, что ей нужно делать, сразу же бездумно потянула свою единственную действующую руку к груди.
Самое удивительное, что ей это удалось. Однако никакой радости по этому поводу Лика не испытывала. Она, вообще, кажется, не была способна сейчас не только думать по-человечески, но и чувствовать что-нибудь, кроме боли, усталости и жажды. Тем не менее после получаса тяжелой работы Лика смогла все-таки вскрыть грудную раковину и «отпустить» герметизирующие крепления, но только затем, чтобы снова впасть в беспамятство, длившееся так долго, что солнце успело за это время перевалить через полуденную отметку.
Очнувшись во второй раз, Лика увидела освещенные солнцем горы, искрящуюся белизну снегов на их вершинах, пустое бездонное небо и услышала тишину, нарушаемую лишь легким шелестом ленивых волн, накатывающихся по временам на каменистый берег. Увиденное и услышанное, даже без осмысления и осознания, вызвало у нее острый приступ одиночества. Лика вдруг почувствовала себя такой маленькой, несчастной, лишенной какой-либо надежды, что глаза тут же наполнились слезами, что было скорее хорошо, чем плохо. Ведь это было первое вполне человеческое чувство, которое она испытала с тех пор, как очнулась в темных водах этого неизвестного ей озера. Сила переживания разорвала липкий туман апатии, затянувший ее сознание, и поколебала тяжкий груз смертельной усталости, придавивший к земле ее тело. Но, как ни сильно было ее отчаяние, через какое-то время Лика обнаружила, что совершенно не сознавая того, тянется рукой к замкам-уплотнителям штурмового шлема, в который все еще была заключена ее голова. Казалось, этому застывшему во времени и пространстве движению не будет конца, но долгий, каторжный труд руки был все-таки исполнен, клацнули, раздвигаясь, фиксаторы, с тихим шелестом разошелся шов «сварки», и шлем отделился от скафандра. Подтолкнув его кончиками пальцев – а чего ей это стоило, отдельная история, – Лика освободилась от ставшего теперь бесполезным шлема и начала змеей, вылезающей из своей старой шкуры, выкручиваться из тяжелой боевой брони. По-видимому, это заняло у нее немало времени, потому что, когда, освободившись от скафандра, Лика перекатилась обратно к срезу берега и, упав лицом прямо в воду, напилась, солнце уже заметно клонилось к закату.
Сил не было даже на то, чтобы встать на четвереньки, и она, волоком протащив свое тело по камням, вернулась к мощам боевого комплекса. Это все еще не было разумным действием. Ликой двигали скорее инстинкты и усвоенные раньше навыки, но отнюдь не ясное понимание того, что ей следует теперь делать. Она еще не знала, зачем вернулась к скафандру, но чутье подсказывало, что так надо. Немного отдышавшись, она заставила себя сесть, хотя спина и поясница протестовали против такого насилия, как могли. Рассматривая распростертую перед ней мертвую оболочку флотской брони, Лика попыталась собраться с мыслями, вспомнить, что с ней произошло и как она сюда попала, однако слабость, вызванная жесточайшим истощением организма, не позволяла ей ни на чем толком сосредоточиться. Единственное, на что она оказалась способна, это вспомнить, для чего предназначены боковые пеналы заплечного горба. К счастью, их конструкция предусматривала возможность действовать одной рукой, и после нескольких неудачных попыток Лика все-таки смогла достать из одного из них контейнер аварийного запаса, содержавший – согласно регламенту – аптечку и упаковку рациона для чрезвычайных ситуаций.
Голод оказался сильнее той дури, что затягивала ее мозг, и, срывая ногти, Лика первым делом распечатала упаковку, вытащила из нее крошечный белый кубик шестичасового рациона и тут же запихнула его в рот. Казавшийся на ощупь твердым, как колотый сахар, он, однако, моментально рассыпался на мелкие крошки, едва лишь соприкоснулся со слюной. Рот тут же наполнился быстро разбухавшей ароматной кашицей, которую Лика с жадностью проглотила. Несмотря на пряный вкус, буквально взорвавший изнутри ее заснувший разум, «еда» не вызывала жажды, но зато она разбудила рефлексы, ведь ее объем, на взгляд человека, неспособного к рациональному мышлению, был исчезающе мал. И хотя, следуя инструкциям и здравому смыслу, ей следовало остановиться уже на первом кубике, Лика съела подряд целых четыре – норму, на которой взрослый, тяжело поработавший мужик мог продержаться целые сутки. Такой удар витаминами, высококалорийными элементами и стимуляторами по истощенному организму почти мгновенно отправил Лику в нокаут, но зато, когда, спустя всего лишь четверть часа, сознание вернулось к ней снова, чувствовала она себя намного лучше. У Лики даже хватило ума, чтобы активировать аптечку и прижать ее рабочим краем к своему горлу. Послышалось негромкое жужжание, холодная поверхность пластины ощутимо нагрелась, последовал сдвоенный – или, быть может, даже строенный – укол, и, не выпуская из руки аптечки, Лика опять упала навзничь, в который уже раз за этот длинный день потеряв сознание.
Проснулась она ночью. На небе слабо светил месяц на исходе, и вызывающе ярко горели крупные звезды. Еще не окончательно очнувшись от сна, Лика узнала их рисунок, одновременно ощутив пронизывающий холод.
«Той'йт, – подумала она с удивлением. – Силы небесные! Каким ветром меня занесло на Той’йт?»
Она села и, осмотревшись вокруг, поняла, что находится в обширной котловине, со всех сторон зажатой высокими заснеженными горами. В метре от ног Лики тихо шелестела накатывавшаяся на берег низенькими волнами вода («Озеро?»), а рядом, только руку протяни, левую, неработающую, на камнях лежал раскрытый боевой комплекс.
«Что за хрень?» – удивленно подумала она, рассматривая в неверном свете луны флотскую броню.
И тут неожиданно она вспомнила. Воспоминания обрушились на нее с такой силой, что перед глазами поплыли цветные пятна и закружилась голова.
«Господи!»
Ратай в системе Утконоса… Бой с имперским крейсером… Гибель «Чуу»… Чудовищный слалом на посадочном боте сквозь ревущую атмосферу Той'йт…
«Господи, как я неслась!»
Но это как раз было очевидно. Лика ведь не знала – и не могла знать, – кто сидит у нее на хвосте или выцеливает ее из-за облаков. Поэтому сразу же после сброса, оставив гибнущий, разваливающийся на ходу «Чуу», она швырнула бот в противоракетный маневр.
«И понеслось…»
Спаси и помилуй, как она крутилась, несясь с нарушением всех правил и ограничений с востока на запад!
«Это было весело», – признала Лика, вспомнив свой полет.
Хорошее определение, но недостаточное. На самом деле это были выездные гастроли сумасшедшего дома для окончательно свихнувшихся жью. Вот что это было.
«Потом…»
Потом она отстрелила десантный контейнер с упакованными в нем Мешем и Риан, а еще потом катапультировалась сама.
Лика вспомнила, как очнулась на дне озера и сообразила теперь, отчего оказалась привязана к тяжелому пилотскому креслу.
«Катапультировалась…»
Она непроизвольно потянулась к нагрудному карману и почувствовала боль в перетруженной правой руке.
«Прости, милая! Ты вытащила нас обеих…»
Лика все же дотянулась до кармана и достала портсигар и зажигалку. Закурить, пользуясь одной рукой, оказалось не просто, но после всего, что ей пришлось переделать за прошедший день, это уже были сущие пустяки.
«Озеро… С запада на восток…» Ее ощутимо «повело» от первой же затяжки.
«Светлое озеро?» – Лика нахмурилась, и это простое движение заставило ее тут же криво усмехнуться. Впрочем, судя по тому, как она ощущала сейчас свое лицо, рот ее был кривым в любом случае.
«Итак, это Светлое озеро, – о главном она думать пока не хотела. – Но если так…»
Если перед Ликой действительно лежало именно то озеро, о котором она подумала, то значит, горный склон, находившийся справа от нее, это Восточная Стена, на противоположной стороне которой стоит цитадель Сиршей. Лика попробовала вспомнить подробности своего сумасшедшего слалома сквозь атмосферу Той'йт, и ей показалось, что что-то такое действительно мелькнуло у нее в голове, когда, отстрелив над обширным лесным массивом контейнер с Мешем и Риан, она начала искать убежище для себя самой.
«Я…»
Подробности стерлись из памяти напрочь, однако то, что случилось потом, можно было вывести логически. О замке отца Меша она заранее не думала, иначе выбросила бы контейнер гораздо ближе к цитадели, а не над каким-то, богом – «Или правильнее сказать, богами?» – забытым лесом. Значит, идея с озером, в котором можно спрятаться от ищущих «глаз» инструментальной разведки, пришла ей в голову несколько позже, скорее всего, уже тогда, когда Лика начала узнавать местность, которую неоднократно видела на проекциях. Но, если так, ее положение было не таким уж безнадежным. Напротив, выходило, что себе она угадала места в партере, ведь к Сиршам Лика свободно могла обратиться хоть от имени Виктора и Вики, хоть от лица Меша и наверняка получить от них помощь. Да и в пещере Карла, если память ей не изменяла, должно было остаться и кое-какое оборудование Четырехглазого, и НЗ, которое, уходя с планеты пять месяцев назад, Меш, по всей видимости, не забыл заложить тоже. И, кроме того, если всего перечисленного мало, где-то поблизости должны были находиться бойцы лесной стражи княжества Нош, которых Меш оставил в помощь своему сводному брату. Так что просто парниковые условия, а не приключение на всю голову, как она начала уже было думать.
Положение Меша и Риан в этом случае представлялось куда как более сложным. По очень приблизительным прикидкам Лики, они должны были находиться километрах в восьмистах-девятистах на восток, и добираться сюда им придется на своих двоих. Впрочем, если на крейсере не заметили ее маневра на что Лика очень надеялась, то Меш выпутается. Он великолепный боец, Риан – ведьма Сой Джи, у них есть все необходимое снаряжение – даже деньги, наверное, есть, – и они у себя дома. О судьбе остальных членов экипажа можно было только молиться. Лика не знала даже, уцелели ли при высадке на планету сброшенные ею шаттлы. Однако размышлять над всем этим было не время. Конечно, хорошо, что к Лике вернулась память – спасибо десантному рациону и аптечке, – и она вспомнила теперь, что с ней произошло, но, пока она не добралась до Сиршей, заботиться о своем выживании ей предстояло самой. Холод терзал Лику все сильнее. Самым лучшим было бы, конечно, разжечь костер. Впрочем, с тем же успехом можно было вызвать имперцев на их собственной рабочей волне: поди узнай, кто сейчас смотрит с небес на грешную землю и как он на нее смотрит. Лика подняла голову к холодному небу, как будто надеялась увидеть там чудовищную тень «Атра», но крейсера, естественно, не нашла. Зато, возвращая взгляд обратно вниз, она уперлась им в горный склон и вспомнила вдруг, что склоны окружавших озеро гор усеяны пещерами, через одну из которых ей и предстояло добираться до крепости Сирш.
«Пещера…»
Идея ей понравилась. Однако чтобы провести ее в жизнь, Лике предстояло выполнить сначала несколько отнюдь не простых в ее положении дел. Но глаза боятся, а руки делают, ведь так?
«Так». Она перебралась поближе к своим мертвым доспехам и внимательно осмотрела их в слабом лунном свете, вспоминая, что здесь, где и как.
На самом деле вещей, которые могли ей пригодиться и которые она смогла бы с собой унести, было не так уж и много: офицерский бластер, по-прежнему остававшийся в специальных зажимах на животе, два пенала с «пайком» и аптечкой, УРИ, мобильный вычислитель с встроенным прибором связи – вот, собственно, и все. Остальное было или слишком тяжелым, или не обязательным, как, например, почти полная обойма гранат, которые она все равно не смогла бы сейчас не только бросать, но и просто нести. Тем не менее одну гранату – ребристый цилиндр из керамита – Лика на всякий случай все-таки сунула себе в карман. Теперь надо было решить, что делать со скафандром и окурком пахитосы. То ли камнями забросать, то ли в озере утопить? Оставлять все это на виду, даже если вчера ее так и не обнаружили, было опасно. Могли найти завтра.
Пока она раздумывала над этой проблемой, сама собой раскрылась одна из двух мрачных тайн, о которых она пока старалась не думать, полагая – и не без причин, – что на данный момент у нее имеются несколько более важные, и уж в любом случае первоочередные, дела. Однако думала Лика или нет, но подсознанию не прикажешь, держала где-то «за душой» и эти два вопроса тоже. И вот один из них, неожиданно, без всякого на то усилия с ее стороны, обрел ответ. Случайно в общем-то, ведь Лика вполне могла ничего и не заметить: ночь темная, усталость, да и в голове все еще «сумбур вместо музыки». Но что-то зацепило ее взгляд на заплечном горбе скафандра, в правой его части, чуть ниже того места, где крепился пенал с НЗ. Заинтересовавшись, Лика посветила туда выставленным на минимальную мощность лучом УРИ и в общем-то не удивилась, обнаружив большую, размером с ее кулак, дыру с оплавленными краями. Надо сказать, попадание оказалось весьма удачным. Во всех смыслах. Чей-то выстрел – и что же это такое было? – разнес главный энергоблок Ликиной брони, после чего все ее энергоемкое хозяйство функционировало уже только за счет резервных аккумуляторов, емкости которых, естественно, надолго хватить не могло. В пылу боя, занятая совсем другими делами – множеством дел, – Лика этот момент как-то пропустила. Но даже если бы и нет? Что она могла сделать там и тогда, где и когда получила это повреждение? Однако, с другой стороны… Да, у этой печальной истории, чуть не завершившейся для Лики летальным исходом, была, как водится, и другая сторона. Не будучи экспертом в вопросах вооружения, Лика не могла, естественно, сказать определенно, чем это таким ее приложили, но и невооруженным глазом было видно, что спасло ее тогда только чудо. Почему выстрел не пробил подкладочную – довольно тонкую в этом месте – броню? Об этом можно было только гадать. Впрочем, вопрос был не из актуальных. Не пробил, и слава богу, в противном случае и горевать о сдохшей броне было бы некому. Оставалось «плюнуть и растереть» и вернуться к злобе дня. А в реестре неотложных дел по-прежнему стояли все те же пункты: спрятать броню, найти пещеру, развести костер… и все связанные с ними подпункты.
После некоторых колебаний Лика решила притопить скафандр, чтобы не бросался в глаза. На большее у нее все равно не было сил. Но и это сделать оказалось не просто. Работая одной рукой, большой камень не возьмешь, поэтому Лика набросала внутрь боевого комплекса много мелких камней – «Заодно и согрелась!» – и, зажав один из башмаков «трупа» под правой рукой, потащила еще более отяжелевшую броню в воду. Хорошо еще, что надетый на ней офицерский комбинезон «в воде не мок и в огне не горел». В остальном для того чтобы притопить «улики» на глубине полутора-двух метров, ей пришлось основательно попотеть и в прямом и в переносном смысле. В результате Лика так устала, что еле выбралась из воды, а ей ведь еще предстояло идти, искать пещеру и топливо, перетаскивать «хворост» к месту ночлега, в общем, много всего ей еще предстояло сделать. Слегка поколебавшись, она решила, что экономить запасы нечего, и съела еще два кубика из рациона, запила их холодной водой и сделала себе дополнительную пару уколов с помощью аптечки, ценность которой росла в ее глазах прямо-таки в геометрической прогрессии. Решение оказалось верным. Минут через пять Лика почувствовала, что в силах идти. Боль поутихла, энергии прибавилось, и голова, начавшая было снова заплывать туманом, вроде как прояснилась. Тогда Лика с трудом встала с камней и, подволакивая правую ногу, пошла в сторону темной громады ближайшего горного склона.
Глава 8
ЛАБИРИНТ СИРШЕЙ
Остаток ночи Лика, как и планировала, провела у горящего костра. Холод отступил, согревшееся тело оттаяло, и даже боль, приглушенная действием лекарств, утихла и таилась теперь лишь где-то в самой глубине костей. Впрочем, уснуть Лика, к сожалению, так и не смогла, хотя очень на это рассчитывала и тогда, когда искала пещеру, и потом, перетаскивая в нее – с охами и матюгами на двенадцати известных ей языках – собранный среди деревьев валежник. Вроде бы устала как собака и должна была свалиться как бревно, но в ее крови оказалось сейчас слишком много стимуляторов, которые щедро натолкала туда безмозглая, в сущности, аптечка, имевшая в виду совсем другие обстоятельства и другие цели. И вот Лика сидела в глубине пещеры, привалившись натруженной спиной к большому камню, смотрела на огонь, слушала успокоительное потрескивание сгоравших веток и, раз уж не шел сон, размышляла о главном. Если честно, то с того момента, когда она себя снова осознала, мысль о том, что с ней случилось, не оставляла Лику ни на мгновение, даже если думала о другом или была занята делом, отнимавшим, казалось, все силы души и тела. И мысли эти рано или поздно – и отнюдь не случайно – приходили к одному и тому же пункту: к Маске.
Что случилось с Маской?
А что с ней могло случиться? Но ведь случилось!
С тех пор как десять лет назад в Саркофаге на крейсере «Шаис» из сломанной куклы Лики возникла другая – нежданная и неожиданная – женщина, Лика привыкла, что Маска всегда с ней. Ну пусть не сразу привыкла, пусть это случилось только через время и каторжный труд души, но в конце концов ее волшебное Золото действительно стало неотъемлемой частью того человека, которого по-прежнему звали Ликой, или, по-новому, королевой Нор. Слияние человека и Маски было тем более полным, что со временем к Лике пришло осознание решительной бесповоротности случившегося. Она поняла, что союз этот – ну пусть даже не союз, а симбиоз! – навсегда. А «навсегда» – это было такое слово, которое не просто понять и принять, особенно когда речь идет не о двух любящих сердцах, соединившихся в счастливом браке, а о человеке и порождении чужой страшно древней цивилизации. Однако Лика честно проделала свою половину пути и в конце концов приняла реальность нового бытия такой, какая она есть, не скуля и не плача о том, чего нет и быть уже не может. И даже тогда, когда, следуя своему странному капризу, не до конца понятному даже ей самой, Лика начала учиться «быть сама по себе», это был всего лишь род лукавства или, возможно, самообмана, поскольку Маска Лику полностью не покидала никогда, просто потому что не могла этого сделать. Ее присутствие можно было обнаружить всегда, даже в самые кошмарные минуты беспощадных тренировок. Она оставалась с Ликой, лишь отступив в сторону, вот в чем дело.
Теперь, оглядываясь назад, можно было сколько угодно удивляться и доискиваться причин, побудивших Лику начать это самоистязание. Однако вел Лику не практический интерес, которого тогда просто не было и быть не могло. Суть дела была как раз в том, что к тому именно времени она окончательно поняла смысл слова «навсегда». В этом, если разобраться, и таился секрет ее безумного упорства, ее бешеной воли и безмерного терпения. Однако этими же причинами объяснялась и ее скрытность. Как объяснишь тем, кто этого не пережил, что для блистательной, наделенной нечеловеческими силами и возможностями королевы Нор самым важным – не вдруг и не случайно – стало это пресловутое «быть самой собой». Для себя, для Макса, для своих будущих детей, которые из далекой перспективы неожиданно превратились в стремительно реализующийся факт Ликиной жизни. Быть, стать, вернуть себе утраченную цельность… И вот вдруг Маска, чье присутствие, привычное, как собственное дыхание, Лика давно уже перестала замечать, действительно ушла, и сразу же выяснилось, что какими бы мотивами ни руководствовалась Лика раньше, но не будь тех изнурительных – да просто изуверских! – тренировок, сейчас она была бы просто мертва. Но даже если и нет, о каких планах на то, чтобы добраться до Сиршей, могла бы идти речь? Куда и как могла бы она дойти с парализованными рукой и ногой? Вот как дело обернулось.
И все-таки, все-таки… почему отказала Маска?
Впрочем, слово «отказала» было неправильным словом. Не подходило оно к тому, что произошло, что происходило с Ликой сейчас. Ведь Маска не вышла из строя, как случается иногда – или всегда – с механизмами любой степени сложности, будь то швейная машинка или звездолет класса «Шаис». Да и не была ее Золотая Маска простым механизмом, который мог взять вот так запросто и отказать. Лика не смогла бы объяснить, откуда она это взяла, почему так думает, но уверенность в том, что все именно так и обстоит, была настолько сильной, что вопрос этот даже не обсуждался. Не могла Маска испортиться, не могла, и все. Или все же могла?
За прошедшие несколько часов Лика неоднократно проверяла свои ощущения, исследовала их со всей тщательностью, на которую была способна, и в конце концов пришла к выводу, что первое ее впечатление, полученное еще тогда, когда Лика и соображала-то с трудом, было правильным. Маска не испортилась и не отключилась, она была «жива». Да и логически рассматривая вопрос, иного ответа ожидать не приходилось. Лика никогда не выдержала бы того, что ей пришлось пережить за последние сутки, если бы ей не помогало – пусть и совсем немного – ее волшебное Золото. Факты упрямая вещь, не так ли? Против них, как говорится, не попрешь, а Лика все-таки была когда-то врачом. Закончила Первый мед, работала, книжки читала… Ну не могла она выдержать всего этого! С ее-то внутренними повреждениями? Никак не могла! Однако весь «ливер» – и сердце, и кишечник, и почки с печенью – все это ее увечное добро худо-бедно, но работало, тянуло, как говорится. И более того – самое главное! – ее дети были живы. Лика чувствовала это, знала – «Еще бы не знать!» – ощущала… И это после всех нагрузок? После сумасшедшей химии аптечки? Нет, никак не складывалась картинка, если не принимать в расчет Маски. Никак и ни за что.
Маска действовала, но… Конечно же это не было похоже на то, что случилось с Ликой когда-то после боя в отеле «Невский Палас». Тогда Лика сгорела сама и спалила запредельной нагрузкой свою Серебряную Маску. То, что тогда произошло, помнилось теперь смутно, отрывочно и без подробностей, но Лика досконально изучила вопрос, что называется, задним числом. Нынешнее ее состояние и близко не было похоже на гибель Серебряной Маски. А между тем тот давний бой вспомнился ей не случайно. Если и могло быть объяснение тому, что Золотая Маска внезапно «снизила профиль», оставив Лику – «Ну, почти оставив» – один на один с ее немочью и немощью, так это только та запредельная нагрузка, которую им с Маской пришлось испытать.
«Валькириями не рождаются, – грустно подумала Лика, машинально подбрасывая в костер сухие ветки. – Ими становятся, но, кажется, я перестаралась».
Да, это казалось вполне логичным, ведь до того, как случился вчерашний бой – «Нет, пожалуй, уже позавчерашний», – Лика даже не знала, представить себе не могла, что Маска способна поднять ее на такую высоту. Это было поистине нечеловеческое могущество. Действительно валькирия, но и цена оказалась вполне во вкусе жестоких германских богов!
Собственно, за неимением других гипотез Лика готова была принять как факт, что Маска «разрядилась». На большее Лики просто не хватало, тем более что это предположение не противоречило тому немногому, что она знала о Масках вообще и о Золотых Масках в частности.
«А сколько их было или есть всего?» – Лика не знала даже этого.
Насколько ей было известно, Маски возникали как побочный – «А откуда, кстати, известно, что побочный?» – эффект деятельности Камней. Серебряные чаще и у многих Камней, Золотые – редко или даже очень редко – у немногих. Лика попробовала вспомнить, видела ли она где-нибудь упоминание о том, какие Камни способны порождать Золото, но выходило, что единственный такой Камень, о котором она знала наверняка, это «Роза» Лорда-Директора Чулкова. То, что Золотые Маски – огромная редкость, Лика, естественно, знала давно, но вот сколько их было всего? Об этом, судя по всему, не знал никто. Во всяком случае, никто из тех, с кем общалась Лика. Было ли что-нибудь об этом в архивах Легиона? Не дошли как-то до этого руки, как, впрочем, и до многого другого, да и не актуально было. Может быть, и есть там что-нибудь – хотя пойди найди иголку в стоге сена, а архив попал к ним в руки без каталога, однако и без того ясно: таких вещей не могло быть много. Но много или мало, вероятно, их все-таки было больше двух, иначе зачем бы устанавливались на Дуэльных Полях специальные детекторы? Значит, не только принцесса Сцлафш и королева Нор, которую эти детекторы как раз и не брали, носили Золото, были и другие? Но тогда возникал еще один щекотливый вопрос: а куда они, эти Маски, деваются потом, после того как их хозяева, скажем, умирают? Или никуда не деваются, а продолжают существовать, переходя, как и все прочие долгоживущие вещи, от одного человека к другому? Возможно, что и так. Вещь крайне ценная, да и мало их, судя по всему, так что обладатели Золотых Масок могли свое богатство и не афишировать, однако Маска Сцлафш ни к кому, логически рассуждая, перейти все-таки не могла. Что стало с ней? Вопросы, множество вопросов. Ночь длинная, сна нет и не предвидится, и водят в голове хороводы эти мучительные вопросы. Мучительные, потому что, как ни крути, все сводится к пресловутому: что дальше?
«Разрядилась» – хороший ответ на вполне детский вопрос, и Лика даже готова была его принять, вот только следствия, вытекавшие из этой гипотезы, были отнюдь не очевидны. Могла ли Маска восстановиться сама, как делает это больной или уставший человек? Или ее теперь надо было «заряжать» и «запускать» – каким, интересно, образом? – по-новой? Этого Лика не знала тоже. Все десять – почти одиннадцать – лет, что она носила Маску, этот вопрос перед ней не вставал ни разу. Носила и носила. А откуда ее Золото черпало потребную ему энергию – массу энергии, если, смотреть на вещи здраво – Лика даже не задумывалась никогда. Может быть, это и на самом деле был симбиоз, и не только Маска служила Лике, но и наоборот? Если посмотреть, сколько алкоголя и высококалорийных продуктов потребляла Лика, то такое предположение казалось не лишенным смысла. Но было ли оно истинным?
Возможно, Маске теперь надо было только «отдохнуть», а Лике набраться сил?
«И сколько времени пройдет до тех пор, пока Маска восстановится?»
Дни? Месяцы? Годы? А может быть, вечность, которую Лике просто не пережить, тем более без Золотой Маски? Вопрос. А если все-таки Маску надо перезарядить – «Кажется, Меш что-то такое сказал тогда около Саркофага, где возвращалась к жизни Лика», – то как это сделать? Тоже вопрос.
Костер догорел, и за выходным отверстием пещеры стал виден серый свет раннего утра. Вопросы, как бы ни были они важны для Лики, следовало оставить на то время, когда на них можно будет ответить. А пока никакой практической пользы от ее умствований не предвиделось. Для того чтобы решить проблему – или хотя бы попробовать ее решить, – Лике сначала надо было выжить, добраться до Сиршей, спрятаться и ждать, когда придет помощь. А будет ли это адмирал Цья – «Дай-то бог!» – или спасательная экспедиция, посланная с Земли, имело значение только с позиции времени ее ожидания.
Лика забросала угли камешками, которых на полу пещеры было достаточно много, распихала свое небогатое имущество по карманам комбинезона, повесила бластер на пояс справа, чтобы был «под рукой», и вышла наружу. Солнце еще не встало. Было тихо и знобко. Лика поежилась, но делать было нечего, флотский комбинезон грел плохо.
«Ничего, – решила она. – На ходу согреюсь. Еще и вспотеть успею!»
Она съела еще один кубик из своего рациона, напилась из крошечного родничка, наполнила водой флягу и отправилась в путь. Дорога была дальняя и нелегкая. Берег Светлого озера был изрезан узкими – иногда довольно глубокими – заливами, которые приходилось или обходить, или переходить вброд, и усеян множеством больших и мелких камней. К тому же горные склоны временами подступали к самой воде, так что несколько раз Лике приходилось залезать в озеро и по этой причине тоже и даже плыть. И все-таки, несмотря на все эти трудности и на то, что ходок она была теперь не из лучших, во второй половине дня Лика добралась наконец до подножия Восточной Стены. Во всяком случае, место показалось ей знакомым, и, с облегчением опустившись на землю, Лика съела уже третий за этот длинный день кубик рациона и допила воду из полулитровой фляги, показавшейся ей сейчас ненормально тяжелой, хотя воды в ней уже не было. После этого она закурила вторую свою пахитосу – запас был почти исчерпан, да и голова от табака кружилась – и стала внимательно рассматривать склон, усеянный входными отверстиями карстовых и эрозийных пещер. Однако прошло не менее получаса, прежде чем Лика более или менее уверенно определила, в какую из многочисленных дырок ей следует лезть. Она отдохнула еще немного, и, хотя сил у нее, казалось, совершенно не оставалось и опять вернулась выматывающая душу боль, решила, что тянуть смысла нет. Здоровее она все равно не станет, а время уходит, да и путь ей предстоял неблизкий и непростой.
Лика подползла к обрезу воды, еще раз напилась, наполнила флягу, потом сделала себе инъекции, вернее, позволила сделать это аптечке, которая при всей своей «тупости» все равно была сейчас умнее доктора Крутоярской. Посидев еще немного в сгущающихся сумерках, кряхтя, поднялась с земли и, стараясь ставить правую ногу как можно тверже, начала подниматься по пологому склону горы к темному зеву пещеры. На глаз, расстояние было не бог весть каким значительным, но, как говорится, гладко было на бумаге, да забыли про овраги. «Про овраги» Лика не забывала, но легче ей от этого не стало. Когда она наконец протиснулась в пещеру, то дышала, как загнанная лошадь, сердце в груди колотилось как сумасшедшее, а ноги дрожали – и здоровая и больная – и подкашивались. Времени подъем занял тоже гораздо больше, чем планировалось. Снаружи совсем стемнело, а в пещере и вовсе царил кромешный мрак.
Лика опустилась на землю у самого входа, оперлась спиной о стену и, сняв с пояса УРИ, осветила пещеру. Этот зал, как и рассказывал Меш, оказался относительно невелик, но в его глубине виднелся лаз, двигаться через который, судя по всему, можно было только согнувшись и за которым, собственно, и начиналась дорога к замку Сиршей. По идее Лике следовало идти – раз уж она сама решила не тянуть, – но сил не было совершенно, и она просидела у входного отверстия не менее получаса, прежде чем все-таки заставила себя встать и сделать первый шаг. Этот шаг дался ей тяжело. И встать было непросто, и идти – трудно. То ли снадобья аптечки перестали на нее действовать, то ли усталость, скопившаяся за трудный день, наложилась на прежнее истощение, но только сейчас Лика чувствовала себя совсем иначе, чем утром, когда пустилась в путь вокруг озера. Ее ощутимо покачивало от усталости, правая нога налилась свинцовой тяжестью, и каждое движение отзывалось болью в стопе и колене и волной яростного жжения в бедре и ягодице. Тянуло поясницу, ломило плечи. За лицом Лика уже не следила, но в какой-то момент, протиснувшись через узкий и низкий коридор в следующий зал, обнаружила, что оно у нее мокрое от слез. Все верно: Лика плакала. Плакала от боли, но еще больше от тоски и унижения. То, что раньше – даже и без Маски – было бы для нее легкой прогулкой, теперь превратилось в настоящее испытание воли. Контраст ощущался тем более остро, что увиденное в слабом свете УРИ живо напомнило Лике давнюю уже поездку с друзьями в Абхазию, где они ходили на экскурсию в Новоафонскую пещеру, расположенную под склоном Иверской горы, совсем рядом с монастырем Симона Кананита. Конечно, трудно было утверждать, что две эти пещеры, расположенные на двух совершенно разных планетах, действительно были похожи одна на другую. Однако и сходство родовое имелось тоже. Карстовая пещера, она, как говорится, и в Африке карстовая, со всеми своими сталактитами, сталагмитами и прочими, как их там, гелинтиями, что ли?
Все-таки на этот раз она не позволила себе сесть и аптечку не тронула, а пошла дальше, сжав зубы и нещадно матерясь про себя. Положение уже не казалось Лике таким уж хорошим.
Силы уходили гораздо быстрее, чем она рассчитывала, аптечка была на исходе, а идти было еще далеко. Меш говорил про три-четыре часа пути, но это, видимо, если бежать по-звериному, как умел это делать Меш, знавший к тому же подгорный мир, как свой дом. Впрочем, с Маской Лика прошла бы маршрут не намного медленнее. Но сейчас она была без Маски, и, более того, она уже не была той молодой и здоровой женщиной, которая восхищалась драпировками Новоафонской пещеры. Сколько времени уйдет у нее, такой, какая она теперь, на то, чтобы пройти сложный маршрут через карстовые пещеры Восточной Стены, старые каменоломни, похожие по описаниям Меша на одесские катакомбы, и, наконец, собственно, через подземные галереи Сиршей? Сутки? Двое? А хватит ли на это ее сил и едва теплившейся «жизни» Золотой Маски?
Уже через час пути Лика поняла, что ее сомнения были вполне оправданными, и решила изменить маршрут. Тайник Карла, по-любому, находился гораздо ближе входа в княжеский замок, и, значит, идти следовало туда. О трудностях, связанных с этим планом, Лика предпочитала пока не думать.
«Проблемы следует решать по мере их поступления», – сказала она себе и поплелась дальше.
Час за часом, делая лишь короткие – не больше чем на четверть часа – привалы, шла Лика через подгорные галереи, залы и коридоры. Она уже не ругалась последними словами и тем более не вспоминала ни прежние свои посещения пещер, ни подземные города гномов, так замечательно описанные Профессором. На все это у нее просто не было сил. Но она упорно заставляла себя идти, и тело ее пока слушалось, хотя его протесты с каждой минутой становились все громче и громче. Чтобы продолжать двигаться, Лике требовались уже все силы души, вся ее воля, которую в прежние времена она едва ли не в шутку любила называть железной. Однако и физические и душевные силы были на исходе. Лика уже не замечала времени, хотя у нее были часы, и просто прожимала свою измученную плоть сквозь затхлый воздух подгорного лабиринта. Она и маршрут-то свой уже держала в уме не как осознанную цель, а так, как держит в зубах добычу израненный зверь.
Возможно, все дело было в том, что в лабиринте пахло только сухой холодной пылью да плесенью, конечно, там, где сухие участки прерывались подтопленными галереями. Смрад, ударивший ей в нос, подействовал на Лику подобно тампону с нашатырным спиртом. Запах был таким резким и омерзительным, что ее чуть не вытошнило, но дело свое он сделал. В голове немного прояснилось. Во всяком случае, Лика вернулась к осознанному восприятию окружающей действительности, очнувшись от полузабытья, в котором находилась неизвестно сколько времени. Она остановилась и огляделась. Узкий луч УРИ осветил грубо вырубленный в темном камне свод, выложенные кирпичом стены, сырой каменный пол. Впереди, перед Ликой, находилась треугольная камера, что-то вроде перекрестка, где сходились уходящая вверх, возможно, к замку Сиршей, узкая галерея и два коридора – один пошире, по которому и пришла сюда Лика, и другой, узкий, уводящий куда-то направо. Несколько секунд Лика стояла, привалившись к стене, с трудом сдерживая рвотные позывы, и пыталась вспомнить схему расположения подземных коридоров. Выходило, что она уже близка к цели своего похода. Уходивший вправо коридор должен был привести Лику именно туда, куда она хотела попасть, к тайнику Карла. Другое дело, что, если верить Мешу, а причин сомневаться в его словах у Лики не было, здесь, на перекрестке, она должна была уже почувствовать «Ужас подземелий», тот беспричинный ужас, который охранял тайну Камня, но вместо этого ее встретил лишь жуткий, выворачивающий наизнанку внутренности смрад.
Все-таки ей потребовалось время, чтобы все это понять, и еще немного – всего, быть может, две-три минуты, – чтобы сообразить, что следует теперь делать. Лика зажала карандаш УРИ в зубах, достала из кармана аптечку, посмотрела на налившийся «кровью» дисплей и, обреченно вздохнув, прижала эффекторную пластину к своему горлу. Аптечка была почти на нуле. Ее могло хватить максимум еще на один – последний! – раз, но, с другой стороны, и беречь ее уже не имело смысла. До цели Лике оставалось всего ничего, а вонь, доносившаяся как раз из того коридора, по которому ей предстояло идти, пугала Лику едва ли не больше, чем ожидаемый «ужас лабиринта», очень красочно – и не раз – описанный Мешем.
Аптечка – слава гегхским богам и богиням! – все-таки сработала. Волна бодрящей, знобкой свежести прокатилась по телу, достигла мозга и смыла остатки мертвящего оцепенения, сковавшего сознание Лики. К сожалению, справиться с чудовищным переутомлением полностью впрыснутое в кровь зелье не смогло, но Лике явно стало лучше. Постояв пару секунд с закрытыми глазами и окончательно «переварив» новые ощущения, она спрятала пустую аптечку в карман комбинезона, достала из другого еще один кубик рациона, «съела» очередную шестичасовую порцию питательных веществ, витаминов и стимуляторов и только после этого додумалась посмотреть на часы. Увиденное вызвало у нее чувство раздражительного удивления, граничащего с недоверием. Если верить часам, она находилась под горой уже двенадцать часов.
Двенадцать часов?! Поверить в это было трудно, но не доверять беспристрастному счетчику времени не было причин. Все-таки очистившееся сознание давало некоторые преимущества, Лика вспомнила, что в другом кармане у нее есть прибор связи со встроенным тактическим вычислителем. Подумав еще немного, она опустилась на сырой пол коридора, с облегчением откинулась назад, опершись спиной о кирпичную стену, и, все еще сжимая УРИ в зубах, осуществила простую, в сущности, операцию, требовавшую, однако, для своего исполнения как минимум две действующие руки. Прежде всего Лика сняла с поясного крепления офицерский бластер и, положив его на колени, поставила на боевой взвод. Затем достала из кармана прибор связи, пристроила на сжатых бедрах рядом с бластером и активировала вычислитель. Беглое ознакомление с данными, накопленными курсором вычислителя, поведало Лике о ее подгорном путешествии много такого, о чем она – хоть убей! – совершенно не помнила. Во-первых, вычислитель подтвердил, что в лабиринте она находилась уже целых двенадцать часов. Одиннадцать часов и сорок восемь минут, если быть абсолютно точным. Во-вторых, выяснилось, что за время пути сквозь гору Лика дважды существенно отклонялась от маршрута и позже оказывалась вынуждена возвращаться и искать верное направление. И, в-третьих, двигалась она не только медленно, но и со значительными перерывами и как минимум трижды, по-видимому, забывалась минут на сорок-пятьдесят, иначе такие длительные «привалы», совершенно не отложившиеся в ее памяти, объяснить было невозможно.
Пока Лика занималась исследованием своего прошлого, ее нос несколько «пообвык» к вони, и она пришла к выводу, что смрад этот и в самом деле требовал к себе самого пристального внимания. Лика поняла, что там, в темноте уходящей вправо галереи разлагается тело какого-то крупного животного или человека. Возможно, никакой прямой опасности для Лики это и не представляло, но, как говорится, «все может быть, а может и не быть». Тем не менее создавалось впечатление, что немедленной реакции это от нее все-таки не требует, и уж раз она взялась за дело, Лика решила его завершить. Слушать из-под горы эфир было сложно, но возможно. За несколько минут вполне поверхностных поисков вычислитель обнаружил не менее двадцати работающих на поверхности станций, передающих на флотских каналах и пользующихся флотскими же системами кодирования. Впрочем, как и следовало ожидать, этим возможности ее вычислителя и ограничивались. Ни одного из используемых кодов он не знал, а расшифровать их не мог, даже если это были простейшие, короткоживущие коды. Однако самое главное Лика все же узнала: на планете действуют поисковые группы с «Атра» или, скорее всего, уже со всех кораблей имперской эскадры. А кого они ищут, было понятно и без дополнительных вопросов. Так что ни выходить в эфир, ни вылезать из-под горы Лике пока было нельзя. Оставалось следовать своему первоначальному плану и надеяться на лучшее.
Покончив с «разведкой», Лика убрала прибор связи в карман, закрепила УРИ на верхней части бластера в держателях, предназначенных для дополнительного оборудования, и, вытащив находившийся обычно в корпусе ремень, повесила бластер на плечо, под правую руку. Встав, она сразу же взяла оружие на изготовку, положив палец на сенсор спуска, и потихоньку двинулась вперед.
Сто метров по коленчатому, трижды сменившему направление – каждый раз градусов на тридцать-сорок – узкому коридору привели Лику в обширный зал, обозначенный на схеме Меша как «Порог Нижнего Мира». Здесь смрад разлагающейся плоти стал уже совершенно нестерпимым, но Лике все равно предстояло пересечь это темное, наполненное миазмами пространство, чтобы попасть в «сухой коридор», который и вел к настоящему Порогу. Она сделала несколько осторожных шагов сквозь тьму, внимательно прислушиваясь к окружающей ее глухой тишине, когда луч УРИ выхватил из тьмы клочок леденящей кровь картины, весь ужас которой Лика смогла оценить, лишь поводив фиолетовым лучом своего импровизированного фонаря по груде мертвых тел, сваленной посередине зала. Люди эти – естественно, это были той'йтши – умерли, а скорее всего, учитывая обстоятельства, были убиты пять-шесть дней назад, и крысы, которые и сейчас перебегали по их бренным останкам, успели в значительной степени обглодать трупы. К тому же даже в прохладных подземельях процесс разложения успел продвинуться достаточно далеко.
«Дела!» Даже если лекарства не окончательно «разбудили» ее сознание, сейчас Лика «проснулась» окончательно. Впрочем, ничего такого, чего бы она не знала о жизни и смерти, Лика сейчас не увидела и, как ни отвратительно было открывшееся перед ней зрелище, в истерику не впала. Напротив, вид сваленных в кучу, изрубленных и частично растащенных крысами, разлагающихся тел, заставил ее насторожиться и собраться. Даже густой, почти физически ощущаемый смрад, стоявший в пещере, казалось, перестал раздражать ее обоняние настолько, чтобы помешать действовать осмотрительно и расчетливо, и даже предпринять нечто вроде небольшого расследования. Выставив мощность УРИ на максимум, при котором его луч все еще больше светил, чем грел, она подошла ближе, рассматривая характер повреждений, полученных этими несчастными, прежде чем они обратились в трупы, и обрывки одежды, которые недвусмысленно указывали на знатность или, во всяком случае, на высокое положение этих людей при жизни. Насмотревшись, Лика начала потихоньку обходить чудовищную гекатомбу, обращая внимание на пол и стены широкого, с низкими тяжелыми сводами зала. Она продвинулась уже на три четверти окружности, почти достигнув входа в «сухой коридор», когда обнаружила еще одну – хотя и неожиданную, если честно, – деталь разыгравшейся здесь несколько дней назад драмы.
В свое время, описывая лабиринт, Меш подчеркивал, что подгорные пути Сиршей необитаемы, в том смысле, что, кроме крыс и прочей мелочи, там нет ни людей, ни других крупных животных. Даже княжеские подземные темницы не соединялись, кажется, с этими ходами. Однако сейчас, в фиолетовом луче УРИ, Лика увидела двух людей, прикованных к железному кольцу, вмурованному в дальнюю стену зала. Причем если один из них, лежавший на каменном полу подобно куче грязного тряпья, был мертв или находился в беспамятстве, то второй сидел, привалившись спиной к стене, и смотрел на Лику.
Положение узников – или правильнее было бы назвать их смертниками? – было самое печальное. К стене они были прикованы за шею, а длина цепей, соединявших тяжелые железные ошейники с высоко вбитым в стену массивным кольцом, позволяла им сидеть и даже лежать, но отойти от места своего заключения больше чем на шаг-два они не могли. Так что испражнялись они, судя по всему, тут же, буквально под себя. Однако и быстрой смерти их мучители своим жертвам не даровали. Рядом с людьми стояли грубые глиняные кувшины и горшки, по-видимому, с едой и питьем, которые несчастным, судя по всему, приходилось оборонять, как, впрочем, и самих себя, от жадной агрессии крыс.
– Кто ты? – щурясь от яркого света, спросил мужчина хриплым, похожим на лай простуженной собаки голосом.
– А ты? – вопросом на вопрос ответила Лика, чуть отведя в сторону луч УРИ.
– Ты говоришь на кавар вайра, но ты не человек. – Мужчина не спрашивал, он размышлял вслух. – И у тебя их свет.
– Я спросила, – холодно сказала Лика, у которой не было никакого настроения играть сейчас в вопросы и ответы. – Отвечай, или я пойду своей дорогой.
– Куда? – Мужчина не тянул время, он явно пытался решить какую-то жизненно важную для него задачу, но был слишком истощен бессонницей и иными страданиями, чтобы мыслить быстро.
– Туда. – Лика указала лучом УРИ на темный зев коридора.
– Значит, прямо в объятия ужаса? – Показалось ей или его заросшее светлым волосом «лицо» действительно выразило испуг? Впрочем, чему тут было удивляться, даже если и так? Ведь здесь, в этой пещере, он наверняка должен был ощущать проклятый «ужас подземелий». Затем его здесь, по-видимому, и оставили, чтобы умирал долго и мучительно. Другой вопрос, почему этого «ужаса» по-прежнему не ощущала Лика?
– Значит, прямо в объятия ужаса? – спросил он. – Или ты ничего не боишься?
– А какая тебе разница, человек? – усмехнулась в ответ Лика. – Здесь воняет, это достаточный повод, чтобы уйти.
– Стой! – Похоже, узник подземелья не на шутку испугался, но теперь уже совершенно по другой причине. Лика ведь была в его судьбе совершенно новым фактором, возможно, единственным шансом, который столь неожиданно даровали смертнику добрые духи Вайяра.
– Стой! – закричал он, вернее сделал попытку закричать. – Не уходи! Я Ньюш, принц дома Сирш!
«Ньюш? Но ведь Меш был здесь всего пять месяцев назад!»
– Чем же ты прогневал своего отца, принц Ньюш? – спросила она еще более холодным голосом.
– Ничем, – хрипло рассмеялся принц. – Он не может на меня обижаться. Ведь я который уже день сгоняю с него крыс!
– Ты хочешь сказать, что это князь Сирш? – Луч света упал на кучу тряпья у стены, но лежащий на каменном полу человек даже не пошевелился. Либо он был без сознания, либо мертв.
– Да, – ответил Ньюш и, гремя тяжелой цепью, с трудом поднялся на ноги. Когда-то роскошная одежда принца висела на нем жалкими грязными лохмотьями.
«Всего за три дня? Или все же за пять? И вообще, что, черт возьми, здесь происходит?»
– Где те люди, которых оставил тебе… – она запнулась на мгновение, вовремя сообразив, что называть Меша по имени не стоит, и закончила свой вопрос так, как он того требовал, – князь Нош?
– Ты знаешь? – Ньюш был потрясен, но в его голосе звучало теперь не только удивление, но и надежда.
– Я знаю все, – отрезала Лика. – Князь мой друг. Отвечай! Где они?
– Там. – Принц нехотя кивнул в сторону сваленных в кучу мертвых тел. – Убили почти всех. Всех, кто открыто встал за князя, и их тоже. Впрочем, двое, я надеюсь, ушли в горы, но они наверняка думают, что мы мертвы, и не придут на помощь.
«Дела!» – Думать было мучительно трудно, но необходимо. Она должна была что-то сделать, но при этом не допустить ошибки. Однако в голове никак не выстраивался план последовательных действий, простых в общем-то, как чувствовала Лика, но правильных в сложившейся ситуации и учитывающих интересы двух – «Нет, трех!» – сторон.
– Так, – сказала она после, секундного молчания. – Я помогу. Но сначала скажи, твой отец… князь… он…
– Он жив. – Ньюш понял, о чем она хотела спросить. – Он ослаб, но он жив.
В его голосе звучали надежда и мольба.
– Князь сможет идти? – Лика все еще пыталась сообразить, в какой именно последовательности она должна действовать. Разрезать цепь? Дать поесть? Сходить сначала в тайник Карла?
– Вряд ли, – покачал головой принц. – Но я думаю, что смог бы его нести.
Впрочем, уверенности в его голосе не было. Он ведь тоже провел здесь уже несколько дней.
– Сколько времени вы здесь? – спросила Лика.
– Не знаю, – покачал головой Ньюш. – Здесь все время темно. Сначала горели факелы, но они давно погасли.
– Ты знаешь, где мы находимся? – Вероятно, вопрос надо было сформулировать как-то иначе, но мысли Лики все еще двигались скачками, от одного к другому.
– Да, Граиш сказал, что этот зал называется «Пещера отчаяния». Он был прав. – Ньюш отступил к стене: как видно, стоять ему было уже трудно. – Это плохое место, чтобы жить, но и умирать здесь тоже плохо.
– Ты смог бы выбраться отсюда к Светлому озеру? – Похоже, что она нащупала, наконец, ось своего плана.
– Ну, я никогда… – Принц был в растерянности. О такой возможности он, по всей видимости, просто не думал. – Но я видел план подземелий. Отец показывал мне. Я…
– А если у тебя будет карта ходов и свет? – спросила Лика, осознававшая, что Ньюш это не Меш, и мрачный мир прорытых в горе путей ему неизвестен и чужд.
– Это далеко? – А он, оказывается, все-таки соображал, даже несмотря на свое состояние.
– Полдня пути, – ответила Лика.
– Дойду, – не очень уверенно ответил Ньюш.
«Дойдет, – решила Лика. – Куда денется?»
– Ты знаешь, где могут находиться люди Меша, если они живы? – спросила она вслух. Это была важная деталь. Не для нее и даже не для этих несчастных, хотя, видит бог, и им и ей любая помощь была бы нелишней. Однако в игре были еще и Меш с Риан.
– Может быть, в верхнем лагере, – предположил Ньюш. – Да, возможно! Ведь о лагере никто не знает.
– Где это? – На самом деле ее интересовало, далеко ли расположен этот лагерь.
– В горах, на западной стороне Светлого озера, – ответил Ньюш. – Там есть долина, откуда улетел тогда князь Нош…
Лика обратила внимание на то, как Ньюш назвал собственного брата, и окончательно решила, что будет делать дальше. Не то чтобы в голове прояснилось, но план наконец выстроился. Она вытащила из кармана почти пустой блок рациона и, шагнув ближе к Ньюшу, протянула ему еду.
– Возьми, – сказала она. – Там, внутри, маленькие кубики. Не сомневайся, это еда. Съешь два, даже три и дай отцу. Князю больше двух не давай. Понял?
– Да, – ответил Ньюш, протягивая руку.
– Хорошо. – Лика снова отступила назад. Она не хотела рисковать. Не в той она была форме, чтобы меряться силами пусть и с истощенным, но здоровым молодым мужчиной. – Тебе придется еще немного подождать. – Она увидела, как сразу сник узник, но ничего не поделаешь, таковы правила игры. – Ничего не поделать, Ньюш. Тебе придется подождать, пока я не вернусь. Тогда я вас освобожу, дам свет и план, и вы уйдете. А пока съешь три кубика и жди. Они маленькие, но сытные. Ты меня понял?
– Да, – безжизненным голосом откликнулся Ньюш.
– Жди, – повторила она и, неловко повернувшись, пошла в «сухой коридор». Она не оглядывалась, ей еще предстояло сделать так много дел, что голова начинала кружиться, как только она себе это представляла, а ведь ей нужно было позаботиться еще и о себе, потому что помощи ждать, как теперь выяснилось, ей было не от кого.
Лика была так захвачена мыслями о неожиданной встрече, что совсем забыла об «ужасе подземелий», и, только пройдя почти половину пути до Порога, поняла, что по-прежнему ничего не чувствует. Вот удушающий запах разложения она все еще ощущала, хотя и удалилась от жуткого места на порядочное расстояние, а ужаса как не было раньше, так не было и теперь. То есть страх был, не без этого, но это был нормальный человеческий страх перед будущим, которое за последние несколько дней становилось все более и более непредсказуемым.
Теперь из уравнения успеха выпали еще и Сирши, а это означало, что Лика и в самом деле осталась совершенно одна. И выживать ей теперь предстояло, опираясь исключительно на свои силы, и дай бог, чтобы хоть ее предположения о пещере Карла подтвердились, иначе она окажется в совершено безнадежном положении.
Дорога до Порога, вернее, до того места, где он должен был находиться, заняла у нее почти двадцать минут, но дальше дела пошли гораздо лучше. Все произошло именно так, как рассказывали Виктор и Сиан. Лика встала лицом к темной стене – из самого настоящего грубо обработанного камня – и начала мысленно произносить длинную, наизусть заученную формулу, боясь сбиться и проартикулировать что-нибудь недостаточно четко. Однако опасалась она напрасно, формула сидела в голове крепко, как вырубленная долотом в коре головного мозга, а пережитый получасом раньше стресс подействовал на нее как самый лучший в мире стимулятор, смешанный с не худшего качества транквилизатором. Эффект оказался просто поразительный. Во всяком случае, на ту минуту, пока Лика Произносила свое «заклинание», ей вполне удалось собраться, и все у нее получилось, как надо. Сначала перед глазами возникла вторая – призрачная – стена, потом туманная дымка приобрела материальность, и, наконец, в ней открылась «дверь». Впрочем, как бы материальна ни была эта новая стена, сквозь нее просвечивал и настоящий темный камень, так что последний шаг надо было совершить, поправ протесты собственного восприятия, утверждавшего, что идти некуда. Лика все-таки сделала этот шаг и сразу же оказалась совсем в другом месте, в обширном полусферическом помещении, залитом прохладным голубоватым светом, исходившим из закругленных стен, купольного потолка и ровного, как будто полированного пола. Дела Лики, однако, обстояли таким образом, что любоваться этим фантастическим зрелищем она себе позволить не могла. Все ее внимание сразу же сосредоточилось на центре зала, где по-прежнему, как и тогда, когда сюда пришел Меш, стоял рабочий стол с вычислителем, с придвинутым к нему креслом, а неподалеку от него были сложены и расставлены контейнеры с оборудованием и НЗ, частью принадлежавшие уже давным-давно покойному агенту Легиона Карлу Четырехглазому, а частью являвшиеся запасами, предусмотрительно оставленными здесь пять месяцев назад Мешем и Сиан.
Лика проковыляла к столу, положила на него бластер и буквально кинулась – хотя это, конечно, громко сказано – к керамитовым контейнерам, вернее к одному из них: сложной формы футляру, приспособленному для переноски на спине человеком, облаченным в боевую броню. Это была аптечка, только не такая крошечная и мало на что способная, какая лежала сейчас в ее кармане, а настоящий полевой набор с массой встроенных функций и огромными, по сравнению с карманным образцом, возможностями. Однако чтобы вскрыть футляр, Лике пришлось сесть рядом с ним на гладкий, как полированный опал, пол, который – она даже усмехнулась удивленно – оказался отнюдь не холодным, а скорее теплым. В сидячем положении справиться с замками одной рукой было несколько проще, хотя возня с ними отняла у нее все-таки довольно много времени и сил, но чего не сделаешь, если на кону собственная жизнь? В конце концов Лика с задачей справилась, откинула крышку защитного кожуха и сразу же активировала аптечку. Когда дисплей в верхней правой части корпуса налился сочной изумрудной зеленью, означавшей, что машина исправна и вышла на рабочий режим, Лика, наконец, с облегчением вздохнула, сняла с крепления диагностический блок и, приложив его к своему горлу, легла навзничь. Аптечка вжикнула, пострекотала немного, с полминуты «подумала», проводя экспресс-анализ результатов сканирования, и, стремительно выбросив из своего корпуса три гибких эффектора, приступила к делу. Само «дело» заняло не больше нескольких минут, но его первоначальный эффект был таким, что встать с пола Лика смогла лишь через четверть часа, совершенно мокрая от пота, описавшая штаны, однако неожиданно бодрая – хотя и не так, как в свои лучшие дни – и готовая, как мог бы выразиться Витя, когда он Федя, и «к труду, и к обороне».
«Знак ГТО на груди у него», – пропела мысленно Лика, чувствуя, как прилив сил стремительно поднимает ей настроение – или это было действие все той же химии? Возможно, даже вероятно, потому что настроение у Лики улучшалось, даже несмотря на то, что ее положение оставалось по-прежнему неопределенным, а от мокрого изнутри комбинезона отвратительно пахло. Однако о том, чтобы искать сейчас в «багаже» гигиенические простыни и спреи и запасную одежду, привести себя в порядок, а заодно и поесть, и речи быть не могло. Все это можно было сделать и позже. Человеку, который ждал ее в наполненном зловонием зале Отчаяния, было сейчас неизмеримо хуже, и об этом стоило помнить. Она и помнила, разумеется.
Встав с пола, Лика подошла к вычислителю и, включив его, подняла над столом рабочую проекцию. Чтобы нарисовать кроки пещер и ходов, которые должны были вывести Ньюша к Светлому озеру, ей даже напрягаться не пришлось. Лика воспользовалась памятью курсора своего вычислителя, лишь добавив от руки пометки и надписи, без которых Ньюш не смог бы разобраться в схематическом изображении маршрута. Отпечатанную на тонком пластике карту Лика засунула в карман, затем разыскала в десантных укладках пару больших ножей, карманную аптечку и фонарь, добавила к этому добру взятую из продовольственного контейнера упаковку боевого рациона и, как могла быстро, отправилась обратно. Однако, как бы она ни спешила, ожидание Ньюша оказалось очень долгим. Во всяком случае, прошедшие два часа он провел не в слишком комфортной обстановке, к тому же его наверняка мучила неизвестность. Неожиданное появление Лики обнадежило его, уже смирившегося было с неминуемой смертью, однако ее долгое отсутствие – долгое и объективно, и куда как более долгое субъективно – вероятно, стало для его психики настоящим испытанием. Тем не менее Лика вернулась, и это было главным.
Ньюш и старый князь, которого десантный рацион привел в чувство и несколько взбодрил, сидели у стены, прижавшись друг к другу плечами.
– Ну вот и я, – сказала Лика, приблизившись.
– Я думал, ты не придешь. – Ньюш встал и сделал шаг навстречу. Всего один шаг, дальше его не пустила цепь.
– Пустое, – ответила Лика. – Слушайте оба. Вот это, – она протянула Ньюшу аптечку, – надо прижать узким краем к руке или к горлу. Лучше к горлу. Бояться не надо. Это поможет вам справиться со слабостью и недугами. Ты понял?
– Да, – кивнул Ньюш, разглядывая в луче фонаря невиданную вещь. – Это?..
– Делай! – скомандовала Лика, и принц даже вздрогнул от ее голоса.
– Хорошо. – Он еще раз посмотрел на аптечку и решительно прижал к горлу под подбородком, чуть выше ошейника.
– Держи! – Он вздрогнул, вероятно, от укола, и Лика поспешила его успокоить на тот манер, на который только и была сейчас способна. – Держи! Не отводи руку!
– Могу я узнать ваше имя, кавалерственная дама? – неожиданно спросил молчавший до сих пор старый князь.
– Не можете и не должны, – ответила Лика. – Князь, когда вы выберетесь из-под горы, постарайтесь найти тех людей, которых оставил принцу князь Нош.
– Вы… – начал было князь, но Лика не дала ему договорить, обернувшись к принцу:
– Все, Ньюш, достаточно. Теперь сделай то же самое своему отцу.
– Я…
– Я знаю, Ньюш, – усмехнулась Лика. – Ты чувствуешь, как если бы родился заново, но твой отец страдает.
– Да, да, – быстро сказал принц и, повернувшись к отцу, неловко прижал аптечку к его горлу.
– Хорошо, – сказала Лика, увидев, как дернулся от уколов старый князь. – Дальше. Князь Нош со спутницей идут сюда. – Она не хотела говорить лишнего, не зная, к кому могут попасть ее слова. Этим людям она верила, но все-таки предпочитала рассказывать лишь то, что считала совершенно необходимым. – Попытайтесь встретить их раньше, чем они уйдут под гору.
– Где он сейчас? – спросил сразу оживившийся Ньюш.
– Два дня назад они были в лесах Западного нагорья, – ответила она, но вдруг сообразила, что Ньюш и князь могут ее неверно понять. – Они идут пешком и их ищут враги.
– Враги? – Князь явно стал говорить гораздо более бодрым голосом.
– Наши враги, а не ваши, – уточнила Лика, надеясь, что князь ее понял.
– Ваши… – протянул князь. – У вас там тоже…
– Тоже, – усмехнулась Лика. – Вы помните, князь, тех людей, которые посетили вас в тот день, когда Меш…
Он помнил, разумеется.
– Да. – В голосе князя зазвучала неприкрытая боль.
– Скажите князю Ношу, что вам помогла подруга тех людей.
– Значит, своего имени вы мне так и не скажете?
– Не скажу, – ответила Лика. – Вам это просто не надо. Как вы себя чувствуете?
– Намного лучше.
– Вот и славно, а что, кстати, у вас произошло?
– Мой брат… – нехотя ответил старик. – Я думаю, он решил изменить судьбу. Это долго рассказывать, но на троне пока находится мой младший сын.
Лика обратила внимание на то, что старый князь подчеркнул интонацией слово «пока», как и на то, что никого из этих двоих он не назвал по имени. Впрочем, это были их дела, и подробности Лике были пока неинтересны. Главное она узнала.
– Я кладу здесь фонарь, – сказала она вслух. – Вот этот фонарь. Он будет светить ровно сутки. Это карта, два кинжала и пакет с едой. Внутри пакета кубики, вроде тех, что вы уже ели. Фляги у меня нет, но вода попадается в ходах часто. Много кубиков сразу не ешьте. Этого нельзя делать. Отравитесь. Ешьте по одному и как можно реже. Это все. Повернитесь ко мне спиной и обопритесь руками о стену.
Они смотрели на нее несколько секунд молча, а потом, так же, не проронив ни одного слова, выполнили ее приказ. Лика перевела УРИ на максимум и коротким медленным движением разрезала – тремя звеньями ниже ошейника – железо цепи, державшей на привязи старика.
– Стойте на месте и не шевелитесь, – приказала она. – Иначе я вас убью.
Затем она разрезала вторую цепь и осторожно отступила к устью «сухого коридора». Войдя в него, она посмотрела на едва различимые в слабом свете УРИ силуэты и, прикинув расстояние и степень защиты, которую давал ей по-прежнему не ощущаемый ею самой «ужас подземелий», крикнула:
– Все! Идите, господа, и да пребудут с вами ваши боги!
Глава 9
МАКС
– Вот как. – Лицо жемчужного господина Ё ничего, кроме спокойного довольства жизнью и обстоятельствами, не выражало, а взгляд серых, как зимнее небо, глаз казался безмятежным до полного равнодушия. – Напрасно.
Он подцепил тонкой серебряной спицей узкий ломтик копченой рыбы и поднес к своему лепному носу. Последовала короткая пауза, позволившая услышать веселое пение птиц и жужжание какого-то насекомого.
Сцена была как будто специально срежиссирована для увлекательного кино про «богатых и красивых». Впрочем, возможно, так оно на самом деле и обстояло, если предположить, скажем, что эти трое знали про то, что их ведут. Эту съемку производили оперативники собственной разведки Легиона, и сделана она была – страшно подумать – почти сто лет назад. Лика машинально поискала в карманах свой портсигар, но искать ей было, как говорится, нечего. Пахитоски закончились, а никакого другого табака в запасах Меша не было.
– Что именно вам не нравится, господин Ё? – Голос младшей Йя был подобен песне птицы. Она лежала на траве, положив голову на колени полковнику Варабе, и смотрела в небо.
Эти трое – великолепный господин Ё, одетый в рубаху и штаны пронзительного канареечного цвета, дама Йя в чем-то голубом и прозрачном, как волшебная дымка детских грез, и аназдар Абель Вараба в облегченном, вакационном, мундире полковника гвардии – расположились под раскидистой кроной горного дуба вокруг столика из темно-серого с черным оникса, представленного, собственно говоря, одной лишь полированной до зеркального блеска столешницей, всего на несколько сантиметров возвышавшейся над коротко стриженой травой.
«Сладкие воды, ресторан „Золотая десятина“ – гласила запись в разделе Комментарии». – Третий день первой декады месяца деревьев 2908 года от основания империи, 10 часов 23 минуты».
Если бы у Лики возникло сейчас желание или имелась в том необходимость, она могла бы получить массу дополнительной информации: биографии присутствующих и их генеалогические древа, справку по ресторану, включающую меню, список обслуживающего персонала и данные на его гостей и завсегдатаев, метеорологическую карту местности и многое другое, о чем Лика не успела даже подумать, но ей это было не нужно.
– Вот как, – сказал Макс. – Напрасно.
– Что именно вам не нравится, господин Ё? – спросила Вика, а Виктор чуть повернул голову и недоуменно поднял левую бровь.
– Напрасно вы, медовая наша, позволили снежной Ю спровоцировать вас на поединок. – Макс еще раз понюхал лакомый кусочек, пронзенный длинной серебряной иглой, и крылья его носа чуть вздрогнули. – Видите ли, моя смарагдовая, я полагаю, что это была ловушка. Вас искали, дама, и вас нашли.
Он положил, наконец, рыбу в рот и, казалось, весь отдался процессу пережевывания.
– Зачем? – Вика все еще смотрела в небо. Ее распущенные серебристые волосы роскошной волной покрывали колени Виктора.
– Шайя Ойо. – Говорить с полным ртом аханский этикет не запрещал, а крошечный кусочек розовой рыбы вряд ли вообще мог восприниматься как еда, учитывая габариты Макса и объем его ротовой полости.
– Это что-то новое, – впервые подал голос Виктор, быстрым движением пальцев подзывая служанку-кумх. – Цайда, насколько я знаю, с Сахарной Головой никогда не пересекалась.
– Увы, мой друг. – Сложная интонация (Ирония, Смирение с обстоятельствами, Восхищение). – Наша прелесть успевает везде, а в империи, если подумать, не так уж много достойных людей.
– Они хотят выдать косоглазую Шайю за Э-сенатора? – Вика играючи расшифровала все то, что Макс не произнес вслух. Удивляться, впрочем, не приходилось, эти двое плавали в одном и том же садке.
– Несомненно. – Макс сделал неуловимое движение мизинцем, и превосходно выдрессированная служанка молниеносно наполнила плоскую малахитовую чашечку его светлости Ё крепкой и ароматной медовой водкой с Южного берега. Во всяком случае, комментарий в вынесенном боксе указывал именно на сорт «Нега», который Лика пила неоднократно.
– Э любит вас, – сказал Макс, поднося чашечку к губам. – Вы… А кто вас знает, яхонтовая вы наша, кого вы любите или кого предпочтете? Уж верно, не иссинского аназдара… Не обижайтесь, Абель, это всего лишь правда жизни. А Шайя Ойо… Вы сказали, косоглазая? Я бы определил по-другому. Оригинальный разрез глаз. Красивая девушка. Впрочем, это мое личное мнение. Об одной и той же водке один скажет – горькая, другой – сладкая. Мнения разнятся, а правда остается неуловимой, как рыба в темной воде, не так ли?
Макс выпил водку и вернул чашечку на столешницу.
– Какова она в постели? – Дама Йя подняла голову с колен полковника и протянула руку в пространство. Служанка-кумх, не удостоившаяся не только взгляда, но и специального, ей адресованного жеста, поняла, однако, желание жемчужной госпожи и тут же вложила в тонкие пальцы Вики, украшенные лишь одним-единственным, «простеньким» кольцом клана Йя, нефритовую чашечку с водкой.
– В постели? – Макс приподнял правую бровь и добавил к интонации недоумения, граничащего с сарказмом, едва уловимый оттенок отрицательной коннотации. Получилось изысканно красиво, хотя и слишком сложно. – Не припоминаю, чтобы я делил с Шайей ложе. У нас это случилось здесь, на Сладких водах, прямо в озере, среди лилий и черных лебедей принцессы Сцлафш. – На лице Макса, которого сейчас вряд ли узнал бы кто-нибудь из его друзей по Коминтерну, появилось выражение внутреннего созерцания, которое, впрочем, увидеть и понять мог только тот, кто, как и господин Ё, был по уши погружен в пряное варево аханской культуры, вернее, в ее наиболее рафинированную, элитарно-классическую вариацию.
– У нее смуглая кожа, как вы, вероятно, помните, – сказал он, переходя на третий уровень выражения («Смакует, сукин сын!» – с восхищением и толикой ревности подумала Лика). – С золотым оттенком… Оригинальный рисунок плеч и зада… – Мимолетное Сожаление об утраченном. – Маленькая грудь. – Сомнение в оценке. – Розовые губы…
– Спасибо, ваша светлость. – По губам Вики скользнула тень улыбки. – Я все поняла. Клан сделал на нее ставку. Э лучший, после вас, разумеется, жених в империи, а я – фигура неопределенности на пути к успеху. Чем они купили снежную?
– Сорок семь гранов «чумного корня». – Разумное согласие с высокой ценой обсуждаемого предмета. – Пожалуй, возмещение риска не могло быть выше, тем более что корень необходим Ю, ведь естественный цвет ее кожи на самом деле не так ослепительно великолепен. – Сдержанная ирония по поводу обсуждаемого предмета.
– Я знаю. – Вика выпила водку и теперь находилась во власти переживаемых ею ощущений, голос ее приобрел оттенок отрешенности и довольства.
– Я не танцевал уже одиннадцать дней. – Скука, вежливое предложение помощи. Макс смотрел на Виктора, но, видимо, обращался все же к Вике.
– Она Чьёр? – Полковник все еще держал свою яшмовую чашечку в руке, поднесенной к самому носу.
– Нет, не думаю. – Макс едва заметно улыбнулся и сделал знак служанке снова наполнить его чашечку. – Но она близка к идеалу, как никто в обществе.
Лика остановила запись и, встав из кресла, отправилась в очередной обход своих владений. Ради разнообразия на этот раз она пошла вокруг зала против часовой стрелки. Впрочем, в какую бы сторону она ни двинулась, скудость «пейзажа» оставалась неизменной. Как эта запись оказалась в личном архиве Карла Зиглера и почему? Вопрос не менее интересный, чем другой: а зачем, собственно, Четырехглазый вообще собрал в отдельный блок всю доступную ему информацию о Максе, Викторе и Виктории? Почему именно о них и почему именно Карл? Только ли потому, что существовало «предсказание», касавшееся этих троих, и оно было известно Карлу? Звучит логично, но, судя по хронологии записей, те, чьими материалами пользовался Четырехглазый, вели всех троих еще с тех времен, когда ни о каком «пророчестве» Камня Лорда-Директора Чулкова и речи не было.
Лика прошла первый круг и начала наматывать второй, бросая изредка взгляды на проекцию, висящую над рабочим столом. Там, как в волшебном окне, открывшемся на мгновение в далекое прошлое, сидели под деревом Макс, Вика и Виктор, застывшие в естественных позах людей, ведущих праздный разговор на лоне природы. Содержание их беседы, исходя из увиденного, вычислить было невозможно. Однако сейчас Лика об этом не думала, ее мысли всецело занимал Макс, смотревший на нее из своего столетнего далека.
«Ох, Макс, знал бы ты…»
Но Макс и на самом деле находился так далеко, что даже неважно было, разделяют ли их время или пространство.
«Вернемся к архиву!» – приказала она себе, завершив второй круг и отправляясь на третий.
В свое время (всего-то пять месяцев назад!) Меш и Сиан провели в укрытии Карла всего несколько часов и, уходя, унесли отсюда все ценное, что здесь было: блок-накопитель, вычислители и контейнеры с архивом Легиона. Однако, как это случается в спешке даже с самыми организованными людьми, кое-что они все-таки упустили. Четырехглазый обживал полый Камень много лет. Годы и годы он использовал его как свой тайник и рабочий кабинет, а человеком он был непростым, Карл Зиглер из Кальмара, очень и очень непростым, если иметь в виду зигзаги его жизненного пути. Уроженец Эльзаса, студент Сорбонны, грезивший европейской медиевистикой и тем не менее ставший волонтером Легиона; оперативник, работавший с Виктором, вербовщик, в последний раз посетивший Землю в 1958 году и великолепно перевербовавший советскую разведчицу Клаву Фролову; невозвращенец, ставший уйдя в отставку хранителем книг в замке Сиршей… А ведь, кроме всего этого, он был еще и заговорщиком-«земляком» и, как видно, не последним в иерархии тайной организации легионеров-землян. По-умному, если бы позволяли время и обстоятельства, и если бы на месте Меша был, скажем, Виктор или Макс, вывозить отсюда следовало все подчистую и разбираться потом со всем этим обстоятельно и со вкусом в тиши экспертно-аналитического центра барона Счьо. А так… Что ж, в условиях того цейтнота, в котором они тогда находились, Меш сделал все, что мог: забрал главное и не забыл оставить закладку на всякий случай. А случай-то вот он – и черный день наступил, и запасы, оставленные Мешем, неожиданно оказались весьма и весьма востребованными ею, Ликой, одинокой и несчастной. Собственно, с этих запасов Меша Лика и начала, потому что в тот момент, когда, отправив старого князя и принца Ньюша в дорогу, она вернулась в полый Камень, заботили ее только вопросы выживания, и только они. Однако позже, как того и следовало ожидать, ее потянуло на поиски приключений, если не плоти, которая не предоставляла Лике такой возможности, то хотя бы духа, который в условиях вынужденной изоляции оказался не у дел.
Дни проходили один за другим, медленные, невыразительные, какие-то уныло однообразные. Впрочем, жаловаться как будто было не на что. Могло быть и хуже, гораздо хуже. А так, что ж, Лике стараниями Меша был обеспечен относительный – «Но что в мире не относительно?» – комфорт, и если что-то и доставляло ей неудобство, так это одиночество и осознание неопределенности ее положения. Даже отсутствие табака Лика перенесла на диво легко. Нет и нет. И скудость быта ее не волновала: советский человек, а она была воспитана в ту эпоху, когда это словосочетание оскорбительным еще не было, в смысле адаптивности уступал только китайцам и прочим гражданам развивающихся неизвестно куда стран. Однако неизвестность буквально выводила ее из себя.
Лика спала по двенадцать часов в день, педантично продолжая мерить время земными сутками. Спала она в десантном спальнике прямо на полу пещеры, подложив, впрочем, под себя пару-другую одеял. Свою «спальню» она устроила метрах в десяти от рабочего стола, огородив полутораметровой башенкой портативного генератора, холодильником и контейнерами с продуктами и спецоборудованием. По соседству с постелью, за корпусом аптечки, был после некоторых немалых, надо сказать, усилий развернут туалет-утилизатор, что было просто замечательно, потому что, не будь у нее такого чудного устройства, ходить по нужде пришлось бы в катакомбы Сиршей. Но вот душа у Лики, к сожалению, не было, так что приходилось довольствоваться гигиеническими спреями для тела и волос и салфетками для лица, но это было терпимо, хоть и неприятно. Воды у нее вообще было мало: только литров двадцать пять, запасенных еще Карлом в его холодильнике, да два пятнадцатилитровых баллона, принесенных сюда людьми Меша. Однако у нее был полевой синтезатор и утилизатор ее замечательного туалета, так что и эта проблема острой не была, воды на все ее нужды вполне хватало.
Раз в день она выходила «за порог», чтобы послушать эфир, но никаких изменений к лучшему пока не наблюдалось, хотя шел уже десятый день ее добровольного заточения. По-прежнему она слышала только «голоса» имперских патрулей и поисковых команд, однако не знала и не могла знать, поймали ли они кого-нибудь из ее людей, и если поймали, то кого. Меш и Риан все еще должны были идти – Лика надеялась, что поймать их будет совсем непросто – и в лучшем случае, даже если они делают по пятьдесят-шестьдесят километров в день, ожидать их следовало не раньше, чем через две недели. Не знала Лика и какова судьба Ньюша и его отца, пока на пятый день своего подземного житья не сообразила наведаться в зал Отчаяния. Там на кольце, к которому были прикованы узники, Лика обнаружила краткое послание, написанное тушью на обрывке пергамента. Неизвестный, использовавший для письма местный диалект кавар вайра, сообщал господину Дракону, что послание получено, и все будет сделано так, как господин Дракон пожелал.
Такой радости Лика уже давно не испытывала. Кто-то из разведчиков оказался настолько умен, что обозначил ее кличкой Макса, пошедшей – с легкой руки Меша – гулять среди рейнджеров еще десять лет назад. Таким образом, хотя бы за свои тылы – за Меша и Риан – Лика беспокоиться была уже не должна. И на том спасибо. Однако день тот оказался удачным во всех отношениях. Она и чувствовала себя уже гораздо лучше, подлечившись, отоспавшись и отъевшись в своем вынужденном изгнании. Но если и этого мало, то именно в тот день, ближе к условной ночи, уставшая от безделья и одиночества Лика предприняла очередную попытку запустить вычислитель Карла по-настоящему. После того как Меш вытащил из него блок-накопитель и главный процессор, в вычислителе работали только вспомогательные функции, поэтому Лика искала среди вещей, оставшихся в пещере, какой-нибудь прибор, из которого можно было бы позаимствовать – естественно, без ущерба для своего жизнеобеспечения – процессор и блок-накопитель. Это была не первая попытка, но именно в этот день, от отчаяния, вероятно, она решила превратить в кретина холодильник Карла Зиглера, в котором, по ее предположениям, должны были стоять, учитывая, что это был не просто холодильник, а настоящий, хоть и маленький, бытовой комплекс, вполне подходящие по параметрам девайсы. И вот, когда, вволю намучившись, работая одной рукой, Лика вскрыла, наконец, корпус системы управления холодильника, она с удивлением обнаружила там двойной набор процессоров со встроенной памятью. При этом не надо было быть инженером, чтобы понять, что это «многовато будет» для простого «бытовика». А еще через пять минут выяснилось, что один из двух процессоров является для вычислителя родным и содержит в своей памяти прорву фантастически интересной информации. Так что все последующие дни Лика была занята изучением личного архива Карла Зиглера, и это занимало теперь все ее «свободное» время.
«Намотав» пять кругов, как какой-нибудь заключенный на прогулке по тюремному двору, Лика вернулась в «жилую зону» нацедила себе из термоса чашку витаминизированного чая и снова устроилась в кресле перед проекцией, из которой на нее с интересом смотрел Макс образца 2908 года от основания империи.
«Здравствуй, Макс, – подумала Лика, вглядываясь в его лицо. – Как видишь, я жива».
Она покачала головой, соглашаясь с тем, что вести такого рода диалоги совсем неумно, но, с другой стороны, а с кем еще ей было поговорить?
Лика просмотрела поединок жемчужной госпожи Йя с нефритовой Ю – красивый бой, хотя и излишне кровавый, но все, как говорится, хорошо, что хорошо кончается, – потом еще пару Викиных «выступлений» и изощренный поединок Макса, танцевавшего против игрока в Жизнь по имени Къёрж, и уникальную во всех отношениях запись дуэли Виктора с белым бригадиром Тхоланского Городского Ополчения. Все они были великолепны. Просто слов не было, чтобы описать то, как пела в те времена Вика, как метал ножи Виктор, за семнадцать секунд дуэльного времени буквально нашпиговавший железом совсем неслабого своего противника, умудрившись при этом схватить лишь один клинок своим правым предплечьем. А на Макса Лика вообще не могла смотреть без слез. Пожалуй, сто лет назад, находясь на пике формы, он был способен справиться и с Чьёр, и даже с противником в Серебре. Он действительно был тогда лучшим танцором империи.
«И любовником…» – Лика заставила себя, пусть и бегло, просмотреть полтора десятка сцен соответствующего содержания, выбранных из общего массива отнюдь не случайно.
«Любопытство не порок, – сказала она себе, подглядывая за тем, что и как делал Макс с этой самой Шайей Ойо в прозрачной воде самого знаменитого озера империи, – но большое свинство».
«Большое, – повторила Лика, став свидетельницей пьяной оргии во дворце герцога Ёджа. – Очень большое… свинство»
Но удержаться было невозможно, раз уж представился такой случай, и она «заставила» себя посмотреть на Макса и Вику, еще до ее знакомства с полковником Варабой. Оставалось впечатление, что, если кто кого и имел на ковре в парадной приемной цитадели жемчужных Ё, так это не Ё Чжоййю младшую Йя, а как раз наоборот – именно бирюзовая дама Йя отымела смарагда империи так, что даже Лика покраснела.
«Вот ведь срам какой! – подумала она, закрывая раздел. – А если это, не дай бог, конечно, Витя увидит?»
Было уже около девяти вечера. День подходил к концу. Лика поужинала, все еще находясь под впечатлением той порнографии, которую только что смотрела, и снова пошла «гулять». Вот вроде бы и знала, что так все и было, но одно дело – знать и совсем другое – увидеть в яви.
«Просто, прости господи, Содом и Гоморра, а не галактическая империя, – подумала она, завершая первый круг. – И Виктор тоже хорош! Как он с этой капитаном второго ранга! Ужас просто!»
Однако было во всех этих ее эмоциях нечто избыточное, вызванное скорее положением ее личных дел, чем объективным взглядом на обстоятельства жизни имперской знати, более чем хорошо известные королеве Нор. И сама ведь не без греха, но, сидя в заточении с полупарализованным телом, она как-то отдалилась от имперской жизни и впервые, может быть, за десять лет посмотрела на империю отчужденным взглядом человека со стороны.
Трудно сказать, куда бы увели ее мысли и к каким бы решениям и выводам могла она прийти этим вечером, но неожиданно Лика почувствовала некий душевный и физический дискомфорт, первоначально отнесенный ею на счет своего эмоционального состояния. Но в следующее мгновение она поняла, что это не с ней происходит что-то неладное, а с миром вокруг нее, вернее с Камнем, внутри которого она сейчас находилась.
Поверхность Камня засветилась ярче и начала неуловимо меняться. По ней поплыли какие-то туманы, появились разводы более темного и, наоборот, более светлого оттенка, и в считаные мгновения она стала похожей на голубой янтарь, если бы в природе такое чудо имело место быть, или на опал. И еще возник звук. Впрочем, относительно звука Лика уверена не была, то ли это у нее действительно в ушах зазвенело легонечко, то ли ее кости завибрировали, вступив в резонанс с «ожившим» ни с того ни с сего Камнем. Однако в любом случае было ясно, что происходит нечто необычное.
Лика остановилась и стояла теперь недалеко от стены, прислушиваясь к своим ощущениям и пытаясь понять, что же это такое и чего – хорошего или плохого – от этого можно ожидать? Прошло несколько секунд. Светимость внутренних поверхностей Камня продолжала усиливаться, но сложившийся уже рисунок не менялся. И тут Лика вдруг увидела, что буквально в нескольких шагах от нее, в стене или, быть может, правильнее было бы сказать на стене, сформировалось нечто, напоминающее неправильной формы проем. Лика подошла ближе и увидела, что похоже это было все-таки не на проем, потому что стена как была, так и осталась твердой и непроницаемой, а на окно, потому что поверхность в этом месте неожиданно стала прозрачной; и за этим окном стала видна теперь другая пещера с расположенными по кругу, как лучи странной девятиконечнои звезды, саркофагами или чем-то, на них очень похожими. По всей видимости, это и была пещера, обнаруженная Мешем, то есть вторая полость в Камне, в которой находилось погребение древних хозяев империи, и, значит, объекты, которые увидела сквозь «окно» Лика, были действительно саркофагами.
Некоторое время Лика стояла перед прозрачным пятном в стене, рассматривая усыпальницу тех, кто владел Галактикой многие тысячи лет назад, размышляя над тем, входить ей или не входить, но, в конце концов, любопытство победило, и она начала артикулировать коды доступа, сообщенные ей в свое время Мешем. Собственно, она ведь давно хотела туда сходить, только не знала, где находится Дверь. А теперь эта Дверь сама открылась Лике, чем бы ни было вызвано это странное явление. Двадцать секунд, и проход открылся на самом деле. Но, пройдя сквозь него, Лика остановилась и первым делом положила на пол пару кубиков рациона, которые оказались у нее в кармане, чтобы запомнить место, если, не дай бог, эффект прозрачности исчезнет, и она снова не будет знать, где находится проход, а уже после этого двинулась вглубь, к саркофагам. Ну что ж, все здесь было именно так, как описывал Меш: еще одна полусферическая полость в Камне, в центре которой располагалась звездообразная композиция из девяти огромных каменных ящиков, причем камень, из которого они были сделаны – довольно грубо, надо отметить, вытесаны, – был самым обыкновенным доломитом. Крышек на саркофагах не имелось и, судя по их конструкции, не предполагалось, так что, подойдя ближе, Лика смогла увидеть полусидящие фигуры легендарных вуспсу, превратившихся за тысячелетия в мумии, но все равно легко узнаваемых. Это, несомненно, были той'йтши, только гораздо более крупные, чем их потомки, населявшие планету ныне.
Впрочем, сосредоточиться на изучении навечно застывших в своих каменных гробах существ Лика не могла. Свечение стен продолжало усиливаться, так что начало резать глаза, и еще эта вибрация, от которой ходуном ходили кости, ныли зубы, а в ушах стоял звон. А между тем посмотреть было на что. Вуспсу были одеты в диковинные чешуйчатые доспехи, как какие-нибудь орки или темные эльфы. И в последний путь их сопровождало огромное множество вещей, среди которых подавленная эффектами Камня Лика все-таки разглядела вполне узнаваемые мечи и копья, ожерелья из крупных драгоценных камней и… Ее взгляд уперся в третью от того места, где она стояла, фигуру, и Лику как холодной водой окатило или кипятком обдало. Даже чудеса, творившиеся с Камнем, отступили на задний план, потому что она увидела нечто такое, чего увидеть здесь совершенно не ожидала. На груди превратившегося в мумию вуспсу лежал небольшой Камень неповторимой формы, спутать который с каким-нибудь другим Камнем Лика просто не могла. Точно такая же «Медуза» висела на груди ее Макса. Не отдавая себе отчета в том, что она делает, Лика подошла к саркофагу и, протянув руку, взяла Камень. Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что «Медуза» висела на шее вуспсу на чем-то, похожем на темную цепочку, выполненную, впрочем, в какой-то иной, нечеловеческой технике. Снять цепочку с мертвеца, действуя всего одной рукой, оказалось крайне сложно, но Лике сейчас было наплевать и на свои усилия, и на то, что, сдирая с мертвеца Камень, она попортила сложной конструкции колпак, украшавший его голову, заодно сняв с бедняги и скальп. Ею двигала сейчас исключительно интуиция, внутренняя потребность, которая была сильнее разума и брезгливости, мощное ощущение необходимости и правильности того, что она делает. И едва Камень оказался на свободе как Лика, не задумываясь над тем, зачем ей это надо, надела его себе на шею.
В этот момент какой-то частью своего впавшего в транс сознания она все-таки оказалась способна оценить происходящее и даже констатировать удивленно, что теперь понимает, каково было Максу, когда открывались Двери. И эта вполне логичная мысль произвела на Лику совершенно удивительное действие: еще большая, чем прежде, часть ее сознания освободилась от завораживающего воздействия эффектов большого Камня, и Лике неожиданно открылась суть происходящего, вернее, как она тут же поняла, его открыла ей «Медуза». Странность ситуации выражалась в том, что не было произнесено никаких слов – «А на каком бы, спрашивается, языке они могли быть произнесены?» – и символов никаких Лика не увидела тоже. Просто в ее сознание вошло знание в чистом виде, упорядочив те сложнейшие, не поддающиеся осмыслению ощущения, которые хлынули в Лику сразу же, как только Камень оказался на ее груди. Отчасти это напоминало то, что графиня Ай Гель Нор пережила однажды, десять лет назад, во время Кровавого Обета, но в то же время было много сложнее и грандиознее, приближаясь по эпической мощи к тому, что пережила не так давно погруженная в небытие «Пленителем Душ» королева Нор. Оказывается, вокруг Лики происходила драма нарушенного равновесия. Кто-то открывал Двери. Не здесь, а, возможно, за миллионы и миллионы километров отсюда, но большой Камень, являвшийся отчасти чем-то вроде узла связей, существовавших между большой группой Камней, «ощутил» это и тоже пришел в возбуждение. Возможно, на этом все бы и закончилось, во всяком случае, для Лики, но она неожиданно получила в свои руки Ключ, потому что «Медуза» являлась именно ключом от Дверей, которые теперь начали открываться сами собой в стенах усыпальницы хозяев-вуспсу, как бы приглашая Лику воспользоваться открывшейся перед ней – по случаю – возможностью. Дверей было много, и все они куда-то вели, но Лика не понимала того, что сообщала ей об этих Тропах «Медуза», не могла понять. Ее мозг буквально захлебывался от стремительно поступающей информации, но ничего определенного сделать с этой информацией Лика не могла. Однако сам факт того, что нежданно-негаданно она оказалась на «узловой станции» в момент отхода множества идущих в разные стороны «поездов», пробился к сознанию даже сквозь безумный шквал совершенно неудобоваримого знания, которое Лика не могла ни переварить, ни понять. Но если воспользоваться информацией, которую закачивал в нее, как цементный раствор в форму, Ключ, не представлялось возможным, то мысль о том, что среди всех этих Дверей, возможно, есть и та, что ведет домой, буквально взорвала весь тот хаос, который образовался в голове Лики, и послужила новым центром консолидации ее сознания.
«Домой!» – это был настоящий крик души, и, возможно, «Медуза» каким-то неведомым Лике образом это страстное, отчаянное желание своей новой госпожи уловила, потому что в следующее мгновение одна из Дверей властно притянула к себе внимание Лики. Собственно, Дверью это нечто, лишь едва обозначенное на стене пещеры, еще не являлось. Это был, если так можно выразиться, зародыш Двери, но в то мгновение, когда Лика уперлась взглядом в слабо окрашенное в сиреневый цвет неправильной формы пятно, оно тут же начало меняться, приобретая форму вертикально поставленного узкого овала, и одновременно становясь прозрачным. Еще мгновение, и еще одно, и сквозь прозрачное окно, открывшееся перед ней, Лика увидела городскую площадь, залитую ярким светом ламп, и людей, занятых какими-то не совсем понятными делами. Лика не успела ничего толком понять, но сразу же приняла, как данность, что площадь эта находится на Земле. Ей были непонятны действия увиденных ею людей, одни из которых почему-то лежали на земле, а другие бежали, но Лика сразу же узнала в них тех, кто мог жить на ее планете в одно с ней время. И потому, не раздумывая и не медля, она бросилась к Двери, хотя правая нога и мешала ей двигаться так быстро, как хотелось бы. Все-таки она достаточно быстро преодолела расстояние, отделяющее ее от Двери, и всем телом качнулась туда, за Порог, тем более что в последнее мгновение перед этим она увидела Макса. Лика была сейчас не в том состоянии, чтобы удивиться или задавать себе какие-то вопросы, просто сердце сбилось с такта и в душе вспыхнуло такое ослепительное пламя, что оно разом сожгло все лишнее, неважное, весь тот мусор, которым набила ее голову стремившаяся наилучшим образом выполнить свою задачу «Медуза». Там, за Порогом, был Макс, ее Макс, и это решало все. Лика должна быть там, где Макс. Это ведь так просто, так ясно, что даже думать здесь было не о чем и незачем, потому что дом – это не Земля, и не Тхолан, и не Ойг, и даже не Вселенная эта гребаная, дом – это там, где Макс.
Лика шагнула в Дверь, но пройти не смогла. Это было настолько неожиданно, что сначала она только удивилась, но тем не менее вместо обычного «никак» ее встретило упругое сопротивление, которое Лика преодолеть действительно никак не могла, несмотря на напряжение всех ее невеликих сил. Она стояла на месте, навалившись на невидимую преграду, подобную воздуху, сгустившемуся до плотности толстого резинового листа, и не могла преодолеть ее сопротивление. Порог Лику не пропускал, поддавался немного, как бы прогибаясь под давлением ее тела, и все. А там, за прозрачным, но непреодолимым «ничто» был Макс, который тоже, по-видимому, увидел сейчас Лику, потому что встал с колен – а ей и в голову не пришло задуматься о том, что он там делал, да и времени не было думать – и стоял теперь, выпрямившись во весь рост. Он был там, он смотрел на нее, видел Лику, и она видела его, но все оставалось неизменным: Макс был там, а она здесь, и пройти к нему Лика не могла.
Ее охватил ужас, стремительно сменившийся яростью, буквально взорвавшей ее сердце. Никто и ничто не могли – не имели права! – останавливать ее, когда она шла к своему мужчине. Лика рванулась вперед, чувствуя, как прогибается под ее напором невидимая преграда, и это ощущение, казалось, прибавило ей сил, еще больше раздув пламя бешеного ожесточения, с которым она рвалась навстречу Максу. И Макс, как будто почувствовав, что происходит, рванулся к ней навстречу. Время уходило, Дверь – неизвестно откуда, но Лика знала это наверняка – готова была в любое мгновение закрыться, а она по-прежнему «топталась на месте», не способная разорвать упругое, но мощное сопротивление, вставшее на ее пути.
Макс в три гигантских прыжка преодолел расстояние, отделявшее его от Лики, и с ходу ударил своим могучим телом, казалось, прямо в нее. Впечатление неминуемого удара было настолько сильным, что Лика даже отшатнулась, но ничего не случилось. В следующий миг она увидела, что Макс оказался в том же положении, что и она. Он явным образом пытался идти к ней, но и ему, по-видимому, приходилось преодолевать огромное сопротивление. Тем не менее он все же двигался ей навстречу, и осознание этого снова бросило Лику на прозрачную, но не пропускающую ее Дверь. Как долго длился этот невероятный поединок двух людей с силами, о природе которых они не имели ни малейшего представления, Лика не знала, но, как бы ни был краток этот отрезок объективного времени, субъективно он продолжался целую вечность. Во всяком случае, когда все закончилось, она поняла, что совершенно обессилена и ноги ее уже не держат. Впрочем, упасть ей не дали. В последний момент, а момент и в самом деле был именно что последним, так как Дверь начала закрываться, стремительно теряя прозрачность, Макс каким-то образом все-таки прошел сквозь нее, продавив своим могучим телом, или, что вернее, своей железной волей, и, шагнув в пещеру, успел подхватить начавшую падать Лику на руки.
– Здравствуй, – сказал он и улыбнулся своей потрясающей, мгновенно сводящей Лику с ума улыбкой, а о том, что он чувствовал сейчас на самом деле, что пережил на пути к ней, догадаться можно было лишь по тому, что заговорил он, как никогда прежде с ним не случалось, по-немецки.
– Не смотри на меня, – вместо приветствия сказала Лика, чувствовавшая, как в лучах его улыбки отпускает ее напряжение. – Не смотри, пожалуйста, у меня рот кривой.
– Да? – Макс все еще говорил по-немецки. – А я думал, это у тебя такая новая усмешка. Где это мы? Нет, постой! Дай, угадаю.
Он сделал несколько легких шагов к центру зала, прижимая совершенно счастливую Лику к своей широкой груди, и повел взглядом вокруг.
– Мы на Той’йт? – спросил он, переходя, наконец, на русский. – Это пещера Карла?
– Да, – Лика не могла оторвать глаз от его лица.
«Господи!»
Она была совершенно захвачена своими переживаниями, но все-таки что-то в выражении его лица, в сгустившемся в серых глазах сумраке, заставило ее насторожиться.
– Что-то случилось? – спросила она.
– Что-то случилось, – согласился он и снова посмотрел на Лику. – Ты на Той’йт, в усыпальнице вуспсу, одна и…
Вероятно, он хотел что-то сказать о ее состоянии, но не сказал, закончив фразу совсем иначе:
– …с «Медузой».
– Не увиливай, я первая спросила.
– Ё, – тихо сказал он.
Вот, казалось бы, всего один звук, максимум два, но Макс произнес имя Ё так, что Лика сразу поняла: случилось что-то ужасное, и тотчас, как удар молнии, пришло воспоминание о сцене, которую она увидела сквозь прозрачное «окно» Порога, увидела, но не успела осмыслить, всецело захваченная своими переживаниями. Макс на коленях, и рядом с ним… Да, это, несомненно, был Виктор! Но почему на коленях?
«Там кто-то лежал на мостовой…»
– Что с ней? – боясь услышать ответ, спросила Лика.
– Она умерла, – Макс сказал это совсем тихо. И куда подевалась победительная мощь его голоса? – Видишь ли, у нас была попытка вторжения ратай.
«Ё… Ох, горе-то какое! Ё, милая…»
– Когда? – спросила она, не чувствуя своих губ.
– Буквально за несколько минут до того, как открылась эта Дверь. – Лика видела, что Максу очень не хочется об этом говорить, но она имела право знать.
– Вы?..
– Я тебе все расскажу… – Макс теснее прижал Лику к груди. – Потом. А ты расскажешь мне про себя. Меш жив? Риан?
– Надеюсь, что да. – Лика закрыла глаза и сразу же увидела ослепительную Ё, такой, какой она была в тот день, когда предложила Лике любить Макса вместе.
«Господи! А как же Ци Ё?» – Мысль буквально обожгла сердце, и слезы подступили к глазам.
– Макс, – начала было она, снова открывая глаза, но закончить он ей не дал.
– Потом, милая, – покачал он головой. – Все потом. Тут, если мне не изменяет память, должна быть еще одна пещера…
