Глава 27

Фраки будто выполняли приказы Монаха — явились спустя час после его предупреждения.

Дождь стих, слегка развиднелось. Нет, солнце не показалось, но тучи заметно поредели. Кшарги говорили, что это плохой признак, — после такого начинается настоящий потоп, но в этот день сражаться будет чуть полегче. Главное, окончить битву до утра — к тому времени точно водопад начнется.

Дубин, посматривая через подзорную трубу в сторону имперской дороги, первый заметил «гостей»:

— Едут, сучары! Ребята, сейчас начнется! Готовься!

В принципе все уже давно были готовы. Полторы тысячи воинов выстроились на северной стороне лагеря. По остальным направлениям имелись лишь дозорные — следить, чтобы отряды пехоты не подкрались. Конница восточников заняла центр лагеря — толку от нее при защите не будет, а вот прорвавшихся фраков могут остановить. Пушки и мушкеты заряжены, луки натянуты — можно и начинать.

Барон Церпен, проскакав вдоль заграждения, проорал:

— Кто покажет хайтам спину, умрет от моей руки! Держаться, пока не прикажу отходить или пока они все не передохнут! Сейчас, лентяи, вам придется поработать!

Восточники пехоту не ценили, а зря — в таком сражении от тяжелых пехотинцев толку побольше, чем от конных рыцарей. Бойцы королевств мелкими группами растянулись по позиции и явно чувствовали себя не в своей тарелке — не знали куда деваться. В отличие от них у землян суеты практически не было. Боевого опыта, конечно, не хватает, но его заменяет стадное чувство, опыт современного человека и четкие приказы командования. Плечом к плечу с товарищами чувствуешь себя в три раза сильнее, а если видел, как от дружного залпа оседают толпы раксов, то, считай, уже обучен.

Понимая, что пехотой восточников, по сути, никто командовать не будет, Дубин крикнул ближайшим:

— Ребята, держитесь у последнего ряда кольев и не стойте перед теми, кто из труб стреляет! Те, кто с копьями, присядьте и выставите их под брюхо коням, а лучники через них стреляйте. И не труситесь — их немного, задавим мы их.

Передняя группа фраков, обнаружив лагерь людей, на рожон не полезла — всадники гарцевали на опушке вырубленной рощицы, что еще вчера закрывала дорогу с юга. Кучка врагов росла на глазах — к ним подтягивались все новые и новые. Очевидно, их колонна сильно растянулась.

Октус, подъехав к батарее, склонился к Дубину, обеспокоенно произнес:

— Их даже больше, чем мы думали. Я уже насчитал триста тридцать, и вон новые подтягиваются.

— Да какая уже разница… Всё — они начинают. Видимо, все в сборе.

Начало атаки фраков выглядело нестрашным — далековато все же, не различить подробностей. Будто плотная кучка черных муравьев наползает. Но чем ближе, тем неприятнее это выглядело — всадники неслись как единый организм. Одна скорость, одинаковая прямая посадка в седле. Даже пики опустили под одинаковым углом.

— Батарея! Бомбами! Огонь!

Из затравочных отверстий вытащили свинцовые пробки, поднесли тлеющие фитили. Четыре 120-миллиметровых пушки выпустили заряды чуть ли не в один миг — красиво получилось.

Не дожидаясь окончания залпа, Дубин заорал:

— Зарядить картечью! Мелкие, готовься!

Из четырех бомб попала в гущу врагов лишь одна, остальные ушли в «молоко» с перелетом. Проклятье, опыта не хватает, мажут безбожно! Но хоть что-то — пяток фраков просто смело.

Вокруг затрещали дальнобойные мушкеты, посылая первые пули. Остальные пока молчали — картечь на такой дистанции бесполезна. Но это ружейная — у пушек все иначе, там картечины покрупнее пули и достают подальше.

— Батарея! Картечью! Огонь!

Разрядились три 100-миллиметровки. Это вам не ядра и не бомбы, много опыта не надо — навел в нужную сторону и как из шланга обольешь все перед собой железным дождем. Барабанная дробь картечи по стали доспехов заставила Дубина непроизвольно улыбнуться — удачный залп. Эх, надо было бомбы приберечь и полоснуть из крупнокалиберных пушек той же картечью — толку бы больше было.

Загрохотали мушкеты пехоты, позицию заволокло дымом, растерявшиеся лучники восточников продолжали выпускать стрелы вслепую, а уже привыкшие к пороху кшарги свои берегли. Грохот копыт уже совсем близко, Дубин понял, что сейчас начнется самое главное.

Укрепление у людей было хлипковатым — шесть рядов кольев, наклоненных к противнику. Промежутки между ними около метра, лошади на скаку не протиснуться — в шахматном порядке забиты. Хочешь не хочешь, а придется остановиться перед такой преградой.

Люди, возможно, и остановились бы, но не эти бестии. Из дыма вынесся первый — упал будто с неба змееконь и как-то сумел перемахнуть через несколько рядов кольев. Тварь шипела от боли, из распоротого брюха волочились внутренности, но это не мешало ему держать всадника. Сверкнула пика, покатилась чья-то голова, кто-то отлетел от удара копыта. Фрак попытался притормозить, чтобы вернуться к стрелкам и продолжить резню, но тут его вышибли из седла налетевшие рыцари — против тяжелых копий он не устоял.

В пороховой мгле мелькала сталь — враг рубил колья.

— Батарея! Картечью! Беглым! Как перезарядили, сразу стреляйте!

Мушкетеры били вразнобой. Влажность как-то подло взаимодействовала с продуктами сгорания пороха — к пороховому дыму явно примешивался густой туман. Северную часть лагеря будто туча накрыла, и в этой туче пулеметом гремел гром — сильные раскаты от пушек, мелкие — от стволов помельче.

Дубин в какой-то момент понял, что враг все равно прорвется. Отдельные фраки уже ворвались внутрь и метались среди восточников. Пока что на пехоту они внимания не обращали, но это временно. Стрелкам нужна толпа, но, увы, — враги вытянулись цепочкой вдоль изгороди, сосредоточенно сокрушая колья и рогатки. Картечь сейчас работала не лучше пуль — не успевала разойтись веером, ведь до врага от первых мушкетеров не более десяти метров.

И тут Дубина осенило — он принял решение, сделавшее его героем.

— Стоп! Тащи заряженные пушки за мной! За мной тащите их! Да бегом же!

Артиллеристы послушно поволокли орудия за командиром. Тот чуть ли не бегом мчался к западной стороне лагеря и непрерывно подгонял бойцов криками. Притормозил лишь раз, когда перед ним промелькнула длинная черная туша. Фрак, преодолев заграждения, мимоходом разрубил от макушки до паха зазевавшегося лучника и, не обращая на пехоту внимания, рванул к центру лагеря, где уже бились полдюжины его «сослуживцев».

Мысленно воздав хвалу Богу, Дубин продолжил путь, добравшись до западной ограды, заорал:

— Помогите мне, надо вытащить пару кольев, чтобы пушки из лагеря выкатить.

Бойцы не стали спорить, дружно раскачали колья, выдернули их из глинистой почвы. Отбросили в сторону. Через минуту батарея покинула лагерь.

Дубин чувствовал себя здесь неуютно. Пока что фраки артиллеристов не видят — враги все столпились правее, вдоль северной изгороди. В плотном дыму и тумане нос свой разглядеть и то проблема, а уж на такое расстояние и вовсе трудно смотреть. Но стоит из этой мглы выбраться сюда хоть одному, и плохо будет — всех порубит.

Рванув вперед, Дубин замахал рукой, призывая всех за собой. Кричать он уже боялся — не ровен час, услышат чужие уши. Повернув вправо, он убедился, что его расчет верен — дым и туман клубились одной линией, скрывая и изгородь, и фраков, и стрелков. Ни одного хайта не было видно — все где-то там. Рубят заграждения.

Артиллеристы уже и без приказа поняли, что от них требуется, — наводили стволы вдоль заграждения, куда-то туда, где выстроились враги. Ах, какая замечательная мишень для картечи! Три сотни фраков выстроились цепью перед лагерем, причем батарея бить будет сбоку, вдоль этой цепи. Ни одна картечина не должна пропасть — каждая найдет себе цель.

И тут случилось непредвиденное — налетел ветер.

Кшарги предупреждали, что так и будет, — он должен принести новую порцию туч. И Дубин только сейчас вспомнил про это предупреждение… поздновато вспомнил. Но деваться уже некуда — или пан или пропал.

Ветер вмиг отнес туман и дым к центру лагеря. Фраки, добивавшие последние колья и рогатки, вдруг увидели, что рядом с ними в чистом поле расположились три десятка наглых людишек со своими вонючими трубами. За такую наглость надо карать, причем карать немедленно. Несколько всадников покинули правый фланг, рванули на батарею, изготавливая пики для удара.

— Беглым! Огонь! ОГОНЬ! — заорал Дубин.

Первой выстрелила 100-миллиметровка. Кучный заряд картечи срезал коню голову, всадника разорвал пополам, разлетаясь, железный град принялся косить остальных. Следом вразнобой загремели остальные орудия. Ветер не давал дыму расползтись, тут же относил в сторону, и Дубин завороженно следил за результатами стрельбы.

Картечь творила ужасные вещи. Ближайших фраков она попросту разрывала, те, кто подальше, страдали меньше — падали на землю будто живые, разве что руку кому-то отхватит или коню голень отсечет. Будто шланги работали, импульсами вдоль конной шеренги посылая вместо воды куски железа.

После седьмого выстрела на правом фланге на ногах не осталось никого — картечь уничтожила всех. Чуть дальше живые еще были, но все равно потери противника были чудовищны. Несмотря на смертельную опасность, Дубин наметанным глазом автоматически подсчитал, что этим залпом уничтожило больше сотни фраков. Да и вообще от всего их отряда не более трети уцелело.

Бойцы поспешно перезаряжали орудия — если очень повезет, успеют выстрелить еще раз. А если не повезет, сейчас уцелевшие фраки ринутся на батарею, и через полминуты все будут мертвы. Бежать бесполезно — пеший от всадника не убежит.

Но фраки о реванше и не помышляли. Эти машины смерти дали осечку: ожесточенное сопротивление людей и чудовищные потери оказались сильнее их жажды уничтожения — враг побежал. Будто что-то одновременно сломалось во всех — развернулись, помчались к дороге. Все сразу, лишь раненые немного отстали. Вслед летели стрелы, пули и картечь, но последнюю пускали не бойцы Дубина — пушки просто не успевали перезарядить.

Конница восточников, передавив прорвавшихся фраков, не вынесла соблазнительного зрелища — созерцать спину врага конник равнодушно не может. С ревом и гиканьем понеслись в погоню, размахивая оружием. Черных тварей оставалось немало, и еще полчаса назад никто бы и не помыслил о таком — кинуться на них. Раненых настигли у рощи, перекололи и порубили с ходу, не останавливаясь, продолжили погоню.

Бегущий враг не страшен даже трусу.

Гена первым рискнул выразить общее мнение и приглушенно произнес:

— Ребята, мне показалось или нас больше не обстреливают? Тихо как-то стало…

Макс, поднявшись, заявил:

— Я наверх полезу, гляну, что там снаружи. Готовьтесь, может, обстрел прекратили перед штурмом.

— Так это нам на руку — стены еще не совсем развалили и отбиться можно. Ты аккуратнее, там все на честном слове держится.

Башня уже выдержала несколько прямых попаданий — верх развалило почти полностью. С трудом подняв перекосившийся люк, державшийся на одной петле, Макс пробрался через хаос переплетенных бревен, осторожно высунулся в перекошенную амбразуру. Проклятье — поднявшийся ветерок нанес от реки густой туман, и разглядеть лагерь хайтов было невозможно. Но одно было ясно — обстрел почему-то прекратился.

Снизу послышалось знакомое довольное хрюканье, следом с сильным акцентом, но по-русски произнесли:

— Привет, друг Макс!

Охотник от удивления чуть не выпал — под полуразрушенной стеной стоял Мур. Познания Макса в местном наречии были невелики, пришлось напрячься и беседу вести на смеси языка ваксов, русского и восточных «интернациональных» слов.

— Мур! Откуда ты здесь взялся!

— Друг Макс, я пришел ногами.

— Это я понимаю. Ты скажи, как мимо хайтов прошел? Их же вокруг полно!

— О! Друг Макс, это история длинная, и мне трудно ее здесь рассказывать, стоя с задранной головой. Я еще и не всегда понимаю твои непонятные слова.

— Так ты коротко расскажи — как ты мимо хайтов прошел?

— Ногами.

— Понятно… Ладно, лезь наверх, если сможешь, я на стене тебя встречу. И выслушаю твою «долгую историю».

Пробравшись через первый этаж, Макс отмахнулся от расспросов товарищей:

— Ждите меня. Пока все тихо, но разобраться надо.

Мур уже ждал на стене — ваксы в ловкости немногим уступают обезьянам. Да и полуразрушенная стена — препятствие несерьезное.

— Мур, так что там у тебя за история?

— Друг Макс, а где друг Кабанов?

— Ранен Кабан, сильно ранен. Я теперь тут самый главный. Рассказывай давай.

— Друг Макс, друг Олег сказал нам найти наших воинов, когда мы закончим воровать. Вот мы и пришли сюда, по вашим следам. Мы издалека видели, что вы в этой крепости сидите, но не могли попасть сюда. Много хайтов вокруг было. Очень много. Их было так много, что мы даже воровать у них боялись. Но сейчас их больше нет. Они все пошли куда-то туда. — Мур махнул рукой на восток. — Нет, не все пошли туда. Некоторые остались здесь. Они кидали по вам камнями большими. Мы их убили и теперь воруем их вещи и еду. А я пошел к вам. Мур умный, Мур умеет говорить с людьми. Мур хорошо говорит. А глупых воинов Мура люди бы убили стрелами, перепутали бы с хайтами.

— Да, Мур… ты умница… Говоришь, хайты все ушли?

— Нет, Макс, не все. Но тех, кто не ушел, мы убили. И теперь воруем их вещи.

— А где ты Олега встретил? Он что, нашел поляну, на которой вы прятались?

— Нет, друг Макс. Мы воровали вещи на большом корабле хайтов, в большой реке он застрял. Потом пришел корабль Олега. И мы встретились.

— Н-да… как-то запутанно все… Ладно, неважно. У тебя много воинов осталось?

— Все, кроме восьмерых, здесь. Один остался на поляне. На поляне трое сильно раненных. Они не могут драться и воровать. Четверо моих воинов пали, их убил страшный всадник на шипящем коне.

— Ясно. Собирай своих.

Набрав в грудь побольше воздуха, Макс заорал на всю крепость:

— Все во двор! Быстрее!

Распахнулись двери, из башен потянулся народ. Обстрел принес немало разрушений, но сами защитники от него почти не пострадали и выбрались практически все. Убедившись, что сбор окончен, Макс заявил:

— Хайты ушли.

— Куда? — охнул Гена.

— На восток. Думаю, к броду. Наверняка наши где-то там бой начали, вот и понеслась туда вся толпа. И у нас пополнение: отряд ваксов приперся. Спасибо им — перерезали обслугу на камнеметах, а то бы мы так и сидели, как мыши в норах. Сейчас действовать надо быстро. Не знаю, что там за бой, но надо идти к нашим. Поможем. Хватит отсиживаться. Ты, Гена, оставь пятерых воинов, вместе с жителями они должны уйти отсюда, спрятаться в лесу. Там у нас вроде укрытого лагеря, вакс покажет дорогу.

— Макс, у нас трое серьезно раненных. В том числе ваш Кабан.

— Сделаете носилки. Оставаться здесь нельзя — если бой сложится неудачно, хайты вернутся и Измаилу конец, он теперь и часа не протянет, у нас почти не осталось стен и башни полуразрушены. Давайте, надо торопиться.

— Нас сотня всего, а хайтов тысячи. Ты всерьез думаешь, что нам стоит за ними гнаться?

— Именно так я и думаю. Причем вполне серьезно. И нас уже не сотня — с нами теперь двести воинов Мура.

— Не думаю, что от этих обезьян много толку будет.

— Этим «обезьянам» ты еще спасибо забыл сказать. А толку от них не меньше, чем от вас, — наши ваксы не такие, как местные. Скоро сами все увидите — закончили обсуждения. Через пятнадцать минут мы должны выступить, так что живее собирайтесь.

Заграждение, прикрывавшее лагерь с севера, практически исчезло. Фраки поработали своими рубящими пиками на славу — переломали все рогатки и снесли первые ряды кольев. Оставшиеся пеньки не задержат никого.

Как только конница восточников, преследуя бегущего врага, скрылась вдали, пехота обеих армий принялась за работу. Хайты вернутся, и вернутся скоро, — на этот раз приведут всех, кого смогут, и к их возвращению надо хоть как-то успеть залатать эту брешь в обороне лагеря. Новые колья рубить негде — в округе не уцелело ни одного деревца. Люди вырывали их с других сторон, ослабляя защиту на менее опасных направлениях. В ход пустили даже страшные пики фраков, их тоже воткнули в землю. Да что там пики — трупам и то нашли применение, навалив их между рогатками. В овраге, протянувшемся восточнее лагеря, рубили кустарник, делая завалы из него. Конечно, преграда хлипковатая, но все же лучше, чем ничего.

Кавалерия восточников пожаловала назад лишь спустя пару часов. Всадники рьяно нахлестывали лошадей, спеша вернуться в лагерь. Дубин издалека понял, что от хорошей жизни так торопиться не будут, и вслух констатировал:

— Сейчас начнется.

Герцог Октус, углядев пушки, направил коня прямиком к батарее. Остановившись возле Дубина, нервно произнес:

— Мы наткнулись на пехоту хайтов. Их там как саранчи, отступаем от самого брода.

— Фраков много осталось?

— Сомневаюсь. Здесь их выкосило вашими трубами больше половины, да мы, пока гнали, порубили немало. Может, полсотни, может, десятков семь… Не думаю, что больше.

Монах, подъехав к батарее, даже расспрашивать ни о чем не стал, с ходу заявил:

— Переведи герцогу Октусу, что всю конницу надо отвести за южную сторону лагеря. Будет стоять в резерве. Если хайты нас сметут, попробуем отступить на мыс, к Фреоне. Там им нас никак не обойти будет. Конница должна прикрыть отступление, на плечах с этой оравой мы отойти не сможем.

Октус, выслушав указания диктатора, возразил:

— Может, сразу туда отступим? Я не верю, что этот лагерь удастся удержать.

Монах не стал терять время на перевод, тщательно подбирая слова, ответил сам:

— Оттуда нам отступать будет уже некуда. Я не буду запирать войско на позицию, откуда нельзя уйти. И здесь нам не грозит флот хайтов, а там он легко сможет по нам стрелять.

— Тогда вся надежда на ваши трубы — хайтов очень много. Удачи вам, я сейчас отведу кавалерию на юг, постараюсь укрыть среди кустарника. Как нам узнать, что пора атаковать?

— Мы пустим ракету в небо — увидите.

Вода в Дунайке была холодная. Очень холодная. Да и воздух сегодня далеко не теплый — похолодало не на шутку. Термометров у землян не было, но Макс был уверен, что не больше пяти градусов сейчас. Брод был мелкий, мало где вода поднималась выше пояса, но перебираться через него можно лишь тихим шагом. В последнее время туда-сюда проскакало немало копыт и протопало немало ног — дно избили беспощадно. Если оступишься в колдобине, то упадешь в ледяную воду и вымочишь вещи и оружие, которые тащишь в руках над головой.

Посиневшие земляне, выбираясь на правый берег, начинали бегать, прыгать, приседать — старались разогреться, после чего поспешно одевались и натягивали амуницию. Ваксы вели себя более достойно — троглодитов холодная вода не смущала. Вылез, отряхнулся будто собака, и все — к бою готов.

Гена подскочил к охотнику, повел рукой по сторонам:

— Гляди, сколько трупов. Похоже, бой тут был нешуточный. И некоторые трупы свежие — вон еще кровь сочится.

— Вижу. Но стрельбы слышно не было.

— Ага. Вон на песке следы копыт. Много следов… У нас столько лошадей нет — это восточники. Как бы на них еще не нарваться.

— Не накликай беду… будто нам фраков мало. Давай подгоняй своих, на запад пойдем. По следам похоже, что вся эта орава туда подалась.

— Ясное дело, это же имперская дорога. Тут всегда народ по ней бегать любит.

— Так эта тропа и есть знаменитая имперская дорога?!

— Да. А ты что, не знал?

— Теперь знаю.

Уже шагая по глине древней дороги, Макс, изучая тысячи вражеских следов, едва не поддался искушению и не приказал вернуться назад. Его задача сохранить людей, а ведь если нарвутся на арьергард войска хайтов, горстку землян и ваксов сметут в пять минут. Но все время отступать нельзя — вечно драпая, не победишь.

Хайты не на водопой к Фреоне пошли — они идут бить армию землян. Грех в такой момент отсиживаться в стороне. Отряд Макса мал, но силен хорошим оружием и опытными бойцами. Кто знает, может, этой невеликой подмоги как раз хватит, чтобы переломить ход боя.

Флотилия островитян дрейфовала в полутора километрах от парочки вражеских трирем. Грозные крейсера хайтов попыток сблизиться не предпринимали — прекрасно знали, что догнать прыткие суденышки не получится. Земляне тоже не устраивали провокаций, так что с утра на реке царило некое подобие мира. Люди ждали приказов от сухопутной армии, хайты, очевидно, тоже. Форсировать события никто не торопился.

Олега предстоящий бой нервировал: крейсера хайтов — единственная вещь, которая его может напугать на реке. В общем, настроение у него было не ахти. Оно ничуть не улучшилось и после того, как за спиной раздался нагловатый голос Лома:

— Не ссы, капитан, прорвемся.

— Твою мать! Лом! Тебе сказано было на берегу остаться! Какого ты здесь делаешь?

— Чего мне там на берегу делать? Я не баба и не раненый. А движуха тут конкретная намечается, без меня вам никак — я же все эти штуки делал и знаю их лучше всех.

— Я тебя сейчас за борт выкину — плыви до берега сам теперь.

— Я плаваю как топор, а берег почти не видно. Чего так шутить? Ты не гони пургу раньше времени — все будет ништяк. И вообще не нервничай. На вот, пыхни пару раз, только затягивайся неглубоко. И твои нервы сразу успокоятся…