* * *
— Честное слово, я не хотел тебя так пугать, Нос Коромыслом… — озабоченно и огорченно говорил Тор, отмеривая в неказистого вида алюминиевую столовую ложку капли из пузырька, извлеченного из кармана Мепистоппеля. — Столько достаточно?
Адельберто проглотил микстуру и перешел из горизонтального положения в положение сидя.
— Ты — идиот! — сформулировал он свое мнение о Госте Прерии. — Дай сюда виски…
— Не ругайся, Нос Коромыслом, — чуть обиженно возразил Тор. — Я очень хорошо работаю мечом и тебя поранить просто не мог… Я хотел пошутить… Виски у нас нет.
— Еще раз говорю тебе, что ты — идиот! — Адельберто с кряхтением поднялся и проследовал к облезлому железному шкафу.
Рванул его дверцу и уставился на опустевшую полку. На некоторое время он снова лишился дара речи… Затем с некоторым трудом вернул его себе.
— Так ты еще и воспитывать нас решил, придурок?!!! — просипел он. — С алкоголизмом среди меня бороться?! За каким чертом вылил все спиртное?
— Я не выливал его… Я его выпил, — объяснил Тор.
— Считаешь меня идиотом? — без особого удивления осведомился Адельберто. — Без малого — галлон пшеничного… Да ты бы сдох… Или под столом валялся бы…
Тор вздохнул.
— Это мутация — пояснил он. — Мы, на Чуре, можем очень быстро сжигать алкоголь… Так что нет токсического эффекта… Это очень хорошо восстанавливает силы…
— Несчастные… — помолчав, определил свое отношение к этому феномену Адельберто.
— Но можем и не сжигать… — виновато поправился Тор. — Когда нужен кайф…
Адельберто только махнул рукой.
Мгновенно вновь обессилев, он опустился на ящик, исполняющий роль стула.
— Ты понимаешь, дубина, что если бы бластер не глюканул, у тебя бы во лбу была дырка, в которую банка от пепси запросто пролезла бы? — устало спросил он. — Вас на вашем дурацком Чуре учат тому, что такие вещи трудно потом исправить? — И кто отворил двери? Тони заявился, что-ли?
— Нет, Белая Голова не появлялся. Ты знаешь, Нос Коромыслом, меня что-то начало беспокоить… Что-то с ним связанное. И я отправил Бинки его поискать. И вообще… И твой бластер не глючит… Это я его попридержал…
— Ты… попридержал… — Мепистоппель презрительно скривился, вскинул бластер в направлении допекшего его вконец своим свистом и треском Ти-Ви. — Не глючит?!
Он надавил спуск. Ти-Ви разлетелся клочьями, а стенка за ним пошла копотью и цветами побежалости.
— Не глючит… — ошалело признал Адельберто.
Оба помолчали.
— Значит, ты замки и это… все?… — Мепистоппель пошевелил в воздухе пальцами — вяло, но выразительно.
— Я же — Оружейник… — чуть виновато пояснил Гость. — Обязан уметь… Извини, что я достал меч из твоего сундука, но Оружейник не должен встречать опасность без меча… И еще — я поправил твою кредитку…
Несколько застенчивым движением он протянул Адельберто пластиковый прямоугольник. Тот обреченно приложил палец к сенсорному сайту.
— Зачем ты туда нарисовал такую уймищу баксов? — уныло спросил он, поглядев на индикатор. — Банк все аннулирует к хренам, как только я суну эту штуку в терминал…
— Нет, там — все правильно… — вздохнул Тор. — Я эти баксы не рисовал… Я их перекачал с моего счета… Когда меня пригласили, то на мое имя здесь открыли счет…
Адельберто остекленело уставился на карточку.
— Ч-через к-какой терминал ты вылез на б-банк, ч-черт тебя п-побери?!!! — спросил он, мгновенно помертвев.
— Через тот, что у тебя на радиотелефоне, — радостно пояснил Тор. — Я сначала хотел выйти и найти этот… банкомат, но решил, что раз я эту штуку ни разу не видел…
— Как только кому из дурней, что тебя ищут придет в голову проверить твой счет, — с ужасом вымолвил Адельберто, — здесь окажется половина полиции со всей Прерии…
* * *
Когда же эти ослы кончат шуровать там наверху и соизволят спуститься к нам вниз? — с досадой подумал Кукиш, в который раз ощупывая предохранитель своего бластера. — И, кстати — сколько же их, все-таки? Он уже вполне адаптировался к полутьме и теперь внимательно присматривался к физиономиям укрывшихся по углам подвального этажа Мепистоппелева заведения подчиненных.
Тем тоже уже основательно надоело это ожидание. Кноблох время от времени взмахами тяжеленной ручищи пытался отогнать предательскую вонь сигарного окурка. Берни и Халид с каменными физиономиями и бластерами наизготовку замерли на полусогнутых по обе стороны от лестницы, ведущей наверх. Поччо был готов блокировать тех, кто появится из люка в неизвестно куда уходящий подземный ход, а пока, в ожидании событий, судя по всему — молился. При этом — не сводил глаз с левой руки Кукиша. Тот глянул — что там с ней не в порядке? И действительно — оказывается, в ладони он сжимал и нервно комкал бумажку, что перед тем как сработала радиоконтролька, всучил ему Поччо.
Кукиш про нее и позабыл… После того, как все вырубили свои фонарики, единственным источником света в чертовой кладовке была витрина с кладкой яиц паука Подо. А всякому известно, что свет паучьих яиц зыбок и обманчив.
С пауком Подо и его яйцами, вообще — всегда одни неприятности.
* * *
С гамбургерами было покончено, но кофе в избытке хватало, чтобы поддерживать интерес комиссара к рассказу. Хотя он, похоже, чуть подремывал, но вставлял время от времени, к месту случавшиеся «В самом деле?» и «М-да…», чем стимулировал дока.
— Ясно, — продолжал Покровский, что несколько сот землян, полностью оторванных от Человечества могли основать новую цивилизацию только ценой огромных потерь. В том числе и потерь, так сказать, социального характера… Это началось еще на борту Странника: ведь дорога к Чуру заняла несколько поколений — это на корабле, вовсе для этого не предназначавшемся. А бортовая дисциплина в Дальнем Космосе мало общего имеет со светлыми идеалами всеобщих свободы и равенства. Братства — еще куда ни шло… А уж ТАМ — на девственных просторах чуждого мира — само собой, просто для того, чтобы выжить пришлось резко и несправедливо рассечь все настоящие и будущие поколения обитателей Чура на огромное большинство подчиняющихся и непосвященных, и ничтожное меньшинство подчиняющих и приобщенных к высшему знанию. Подчиняющемуся большинству на роду было написано, трудясь в поте лица своего, от зари до зари обеспечивать весь обосновавшийся на Чуре филиал рода людского хлебом насущным и крышей над головой. Крошечное меньшинство правителей и хранителей знаний от рождения своего должно было быть убеждено в своей исторической миссии: возродить под чужими небесами не более не менее, как Новое Человечество — новое и очищенное от скверны прошлых грехов и ошибок! И, надо сказать, духовный потенциал этого новоявленного дворянства был — в основном, исключения не в счет! — неизмеримо выше, чем у их предтечь — феодалов древней Земли. Еще бы! Ведь за их плечами стоял истинный Золотой Век! Не выдумки праздных поэтических душ, не миф, воплотивший тоску о Несбывшемся — нет! Их Золотой Век был воплощен в металл и керамику тел звездных кораблей, в излучающую, воспринимающую, стреляющую машинерию. Воплощен и в самую их плоть и в их души: в манеру вести себя, в их язык и в их способ мышления, наконец!
О, это было совсем как в каком-то древнем фэнтэзи: трудолюбивые, суеверные крестьяне и ремесленники, отважные сквоттеры и стойкие духом землепроходцы… Преисполненное благих намерений, проникнутое сознанием своей высокой миссии рыцарское сословие… Университеты — больше похожие на монастыри тайных орденов. Целый спектр религий, сект и верований. Загадочные, всезнающие и действительно способные творить чудеса колдуны и маги — добрые и злые… О, этот великий век оживших сказок! За его магией стояло нечто большее, чем слепая вера суеверных толп: в ней слились и достижения земной НТР и тщательно культивируемые под чужими небесами паранормальные способности… Неслыханные твари, действительно, таились в дебрях лесов, в пучине морской, в высях небесных, а не были порождением болезненной фантазии…
Вот в такую магическую мозаику начала складываться жизнь Чура, к тому времени, когда на орбиту вокруг планеты вышли два мятежных звездолета… Это второе пришествие землян на Чур радикально изменило ход его истории.
Можно сказать, стало роковым.
* * *
Зазуммерил блок на столе у комиссара.
— Так это ты, Мариус?… Что? Думаешь, что-то готовится? Какой звонок от Яснова? Почему я опять должен смотреть новости?
Он раздраженно кинул трубку на стол, и та тут же вновь залилась трелью вызова.
— Слушаю вас, Агент… — Роше озабоченно глянул на возникшего на экране Кима.
Несколько минут напряженно слушал то, что втолковывал с той стороны канала Агент на Контракте. Поднял голову и, не отрываясь от трубки, стал отрывисто отдавать распоряжения.
— Простите господа, но, кажется, рыбка клюнула и грозит оборвать крючок… Я покину вас. Надеюсь, у нас еще найдется возможность поболтать о Чуре, профессор. Ким, — он снова поднес трубку к уху, — вам лучше не таскаться со мной — дело чисто оперативного характера…
Он повернулся к дежурному.
— Как только Роб и Сэм получат наконец справки с Университетского компьютера и от оргкомитета этого самого движения, верните профессору его пушку и можете отпускать на все четыре стороны, если не имеете к нему вопросов.
Взяв из ящика стола свой потертый Парабеллум, он нахлобучил шляпу. Коротко мотнул головой.
— Простите, профессор. Вперед, ребята!
* * *
— Давай! — тихо скомандовал Комски вконец позеленевшему в свете галогенового фонарика Гонсало и подтолкнул его к темному провалу. — Тебе там нечего бояться, кроме смерти…
Гонсало обреченно вздохнул и шагнул вниз. Двое крепко сложенных сопровождающих напряженно замерли за его спиной. Герр Комски отступил назад.
— Э-эй, это я… — негромко позвал Гонсало, в надежде, что никого здесь, в покинутом Прокате, нет и быть не может.
Вздохнул и, преодолев последние ступеньки лестницы, он чуть более уверенно шагнул в зыбкий сумрак.
— Здравствуй, — шепнул ему на ухо Кноблох, поплотнее прижав ствол бластера к основанию адвокатского черепа. — Пригласи сюда своих друзей, только смотри — не испугай…
Придерживая его за предплечье, он отвел адвоката к стене — от греха подальше.
— Ну, — спросили сверху, понизив голос, — что там?
— Никого… — стараясь не подвести вновь обретенных знакомых, выкрикнул Гонсало. — Никого и ничего…
По лестнице заспешил один из людей Комски. Второй, согнувшись в три погибели над люком и подсвечивая фонарем, пытался отслеживать его передвижения.
— Включи свет… — приказал первый, вертя головой. — Есть у них тут освещение?
И тут сверху — из тьмы за щелями утопленных в землю окон полуподвала — раздался душераздирающий визг стопорящихся флаеров полицейского управления — ни один другой механизм во Вселенной не издает настолько мерзкого звука — топот многочисленных башмаков и приглушенный галдеж: Со двора, со двора, блокируйте черный ход! Вторая группа — на окна, на окна!…. И прочая чушь в том же духе.
— Это — легавые! — громко вслух констатировал Кноблох и впилил из бластера в плечо свесившегося в люк противника. Тот молча, но с дьявольским грохотом обрушился вниз.
Берни приложился по тому, что бестолково крутил башкой посреди комнаты — и промазал с двух шагов. Испуганный боевик швырнул нечто, до того зажатое у него в ладони, вглубь комнаты и сиганул в сторону, головой — прямо в живот рванувшемуся в бой Кукишу. Оба грянулись оземь. Халид героически отфутболил пришедшееся ему под ноги нечто и шарахнулся за хлипкие стеллажи с надгробными плитами.
И вовремя: нечто оказалось десантной тензогранатой — знаменитым керамическим ежиком смертников. Такие штуки вечно случаются в плохо просчитываемых ситуациях.
Раздалось оглушительное Бам-м-м-м!!!! — словно ломом по рельсе, подвешенной над ухом — и на долю секунды подвал Проката заполнился роем микроосколков, летящих со скоростью, близкой ко второй космической. После чего наступила тишина, наполненная запахом озона — похоже было, что на совесть сработанный на предприятиях Святой Анны ежик отоварил всех присутствующих.
Так, про крайней мере, дело представилось Гонсало, чудом уцелевшему за кованным сундуком с неведомым барахлом Мепистоппеля. Он высунулся из своего укрытия и обалдело покрутил головой. Тому что сам он цел и невредим верилось с большим трудом. Сквозь звон в ушах он услышал, как герр Комски, наверху, в оффисе, говорил уже успешно вломившемуся в помещение комиссару Роше: По моему, тут что-то взорвалось — там внизу…
Не вставая с четверенек, адвокат сделал попытку выбраться на свободное от мебельной рухляди пространство подвала. Тут он нос к носу столкнулся с лысым Поччо. Тот лежал ничком и из последних сил тянул покалеченную руку к развалинам акробатической комбинации, составленной телами Кукиша и незадачливого бомбометателя — то ли бездыханными, то ли, только бездвижными.
— Кви-тан… — простонал Поччо. — Кви-тан-ци-я-я-а-а…
И смолк.
Гонсало воззрился в направлении, указанном его простертой окровавленной конечностью и узрел другую — тоже залитую кровью и скрюченную — руку. Руку Геннадия Кукиша, действительно сжимавшую какую-то бумажку. Квитанцию, надо полагать.
* * *
— Эй! — окликнул Роше предполагаемого противника, там — в глубине полуподвала. — Сопротивление бесполезно, дом окружен… Бросайте оружие и выходите по-одному…
Ответом ему послужили невнятные шорохи, скрипы, то ли всхлип, то ли вздох…
— Сколько их там? — сурово повернулся комиссар к герру Комски. За герром присматривали, держа оружие наготове, Мариус и Каспер. Комски пожал плечами.
— Во-первых, я этого действительно не знаю, господин комиссар… — он откашлялся, а во-вторых, на любые ваши вопросы буду отвечать только в присутствии своего адвоката…
Господин комиссар зло крякнул, проверил оружие, снова повернулся к люку и, упредив скрывающегося внизу потенциального противника, что они имеют дело с представителями закона, двинулся вниз. За ним — ощетинясь разрядниками — поспешили Филдинг и Старинов.
Свет фонариков прорезал столбы потревоженной пыли и скорее мешал разглядеть что-либо в заставленном и заваленном самым невероятным хламом помещении. Не без труда комиссар нащупал по левую сторону от лестницы выключатель и под потолком вспыхнула пара пыльных софитов.
— Боже мой… — тихо пробормотал Филдинг.
* * *
Послуживший местом короткого, идиотского, но довольно кровопролитного сражения полуподвал быстро заполнился людьми, молчаливо и энергично выполняющими каждый — свое дело. Четверка медиков вкалывала раненым фиксатор, обрабатывала раны биогелем и выносила — одного за другим, на раскладных носилках. Пара фотографов фиксировала все, что могла в памяти своих камер, еще тройка экспертов крутилась под ногами у всех остальных со специальными лампами, пробозаборниками и другой непонятной техникой. Впрочем, они тоже кончили свое дело в считанные минуты. Последними отстрелялись дежурные подметалы. Выпущенное ими море санитарной пены поглотило и обесцветило лужицы крови, застоявшейся на полу, после чего в прах обратилась и сама пена.
После этого, из спуска в подземный ход вылезли, отплевываясь и очищая себя от паутины, Мариус и Филдинг.
— Там — целый лабиринт, — доложил Сэм. — Кажется — бывший узел подземки. Времен зекстроя… Или — что-то в этом духе. На поверхность ведут с пол-дюжины выходов — на Пречистую и на Китайские заводи… Забраны только съемными решетками. Судя по всему, кто-то через эту систему от нас ушел — наслежено сильно. Крови нет — судя по всему не ранен…
— Кстати, о раненых, — заметил, подпиравший стенку Каспер. — Один из них — лысый такой — все поминал о какой-то квитанции…
— Квитанций здесь нашли — море, — вздохнул комиссар. — Экспертиза их забрала — прогнать через компьютер. Завтра доложат…
— Пломбируем помещение? — осведомился сверху Старинов.
Роше снова тяжело вздохнул.
— Операция проходит как секретная. По инструкции — оставляем все как есть. Нашумели мы, конечно, сильно, и сюда еще дня два никто носа не сунет. Но на всякий случай — пришли сюда Каховского — он у нас с обеда без дела прохлаждается. Пусть присмотрит вокруг… Пошли, ребята…
* * *
Полутемная улица Темной Воды наконец опустела, и только через несколько минут вдали раздались приближающиеся и нетвердые шаги.
Счастливчик долго крутил ключом в старинном замке Проката, потом, чертыхаясь и рискуя поломать ноги, спустился в полуподвал и долго озирался в освещенном только яйцами дурацкого паука скопище хлама.
— Ну и бардак тут у нас с Мепистоппелем… — с тоскливым восторгом умозаключил он и прихватил с подоконника оставленный давеча кисет с Трубочником. Хитроватый бес Пестрой Веры выглядел невозмутимо — он свое дело знал.
Тони вздохнул, порылся в скрипучем — времен Реставрации — секретере и вытащил оттуда хорошо ему известную Мепистоппелеву заначку — плоскую фляжку коньяку из Метрополии. Отхлебнул сколько получилось, вернул емкость на место и убыл.
Вслед за ним, по темной улице потихоньку затрусил приблудный пес — шелудивый, одно ухо — рваное. Он уже давно пристал к Тони, но тот был не против этого эскорта — все какая-то компания.
Еще минут через пять-шесть свой пост в ночном кафе-автомате — наискосок от Проката — занял сержант Каховский.
* * *
— Мерзкая выдумка — эти тензионные гранаты… — морщась, вздохнул комиссар, разглаживая на столе перед собой снятую с принтера распечатку. — Никакой взрывчатки — вся энергия в напряженной керамике. Потом — бах! И осколочки летят во все стороны что твои метеориты. И никакой ударной волны. Только осколки и электрический разряд — за счет пьезоэффекта… Мелкие такие осколочки… острые как шило… Из человека в долю секунды получается решето — а он еще ничего не замечает… Нельзя такие вещи давать в руки нервным типам. А лучше всего — собрать всю эту дрянь — и утопить в болоте…
— Откуда там взялись — в оффисе этом — люди Магира? — поинтересовался Ким. — Ведь агент Таневич — Мариус — контролировал там положение практически весь день…
— Только с часу дня, — вздохнул Роше. — Эти стервецы, видно, проникли туда раньше… И перебирали всю контору по соломинке… Теперь ясно, что это Гонсало навел их на след. А на Гонсало — господин Смирный. Никогда не стоит верить народу из министерств. Там много любителей поторговать секретами…
Он снова вздохнул.
— Итоги операции: три покойника, трое раненых, не способных давать показания… Кто-то один, по меньшей мере — в бегах… И никакого Торвальда Толле. Вот так оно и бывает — в трех случаях из четырех: мыши — отдельно, мышеловки — отдельно… Как аванс по зарплате и счет от дантиста…
— Кое-что операция, однако, дала… — утешил его Ким, удержавшись от того, чтобы сказать ваша операция. — Например, стало ясно, что ни группа Магира, ни люди Комплекса — ведь Клод Саррот — это Комплекс? — к похищению Толле не причастны.
— Да, — как эхо отозвался взгрустнувший — как всегда на подоконнике Джон Старинов, — Клод Саррот это — Дженерал Трендс, а Дженерал Трендс, это — Комплекс…
Иначе, — закончил свою мысль Агент на Контракте, — зачем бы им устраивать засады друг на друга?… Кроме того теперь уверенно можно утверждать, что Гостя, так сказать, принимают именно хозяева этой забавной конторы — Проката гробов…
— Вы здорово меня вдохновили, агент, — ядовито парировал столь явное проявление сочувствия комиссар. — Как вы помните, я с самого начала был уверен, что похищение — дело рук дилетантов. Обидно только, что Магир и Саррот вычислили этих дилетантов раньше нас.
— Это не все наши неприятности… — пожал плечами Ким. — Задержанный Смирный меняет показания каждые полчаса, а совет безопасности не дает санкцию на допрос Альфреда Комски в связи со вторичным похищением Гонсало Гопника.
Комиссар поморщился.
— Секретарь Азимов был твердо уверен, что Гопник просто скрылся с деньгами… — комиссар пожал плечами. — Это — не так. И то, что у вас на Почтамте получилось — тому лишнее доказательство. Гонсало — темная лошадка, не спорю. Но не мошенник из тех, что играет крапленой колодой. В посредничестве с похитителями — а это его епархия — требуется очень высокий уровень доверия. И Гонсало на этом уровне держался. А Комски — это тип из неприкасаемых. Если за него и разрешат взяться всерьез — то не нам, а господину полковнику Ваальде. Или другому тузу из той же колоды…
— Так что я и не делаю ставки на эту лошадку, — Ким начал выбираться из-за стола. — Время делать мой ход. И мне от вас потребуется кое-какая помощь, комиссар… Только — выпьем еще кофе. Уже поздно, а дел — хватает. Утром — встреча с господином Азимовым… Она мне почему-то не представляется приятной…
* * *
Когда Роше наконец отправился спать, Ким взглянул на часы и понял, что находится на ногах вот уже шестнадцать часов. Провел по глазам ладонью. Надо было или принимать психоэлеватор, или выспаться. Он все-таки нашел четыреста минут, чтобы забыться после этого суматошного ночного дня. Уж это-то он умел — отключиться от мира повседневных забот, выпасть из обращения, позволить своему мозгу растасовать насыпавшиеся в него за долгий — очень долгий день забот. Погасил в кабинете свет, раздвинул кресло-лежанку, набросил плед…
Обычно он никогда не запоминал сновидения. Разве что — как какую-то невнятицу, морок, привидившийся на рассвете. Но в этот раз он впервые за много лет не смог различить сон от яви.
Нет… Он, конечно, понимал, что должен проснуться в темном кабинете Ратуши, и где-то недалеко за стеной под тихое стрекотанье принтеров команда Роше разбирается с лавиной оперативок, справок и официальных ответов на многочисленные запросы, разосланные следственной группой во всевозможные инстанции. Но может быть… Может все это было давно — где-то в другой жизни, а сейчас — он на самом деле лежит — сна ни в одном глазу — в заброшенном сарае. Он был далеко — где-то на Земле, на окраине маленького городка, потерявшегося в горах, этот сарай. В далеком детстве каждое лето он проводил в этом городке и часто ночевал в этом прохладном сарае, в углу которого стоял запыленный Квестар и в котором всегда стоял такой неуловимый аромат прелого сена. Он часто снился ему — этот аромат…
Так сон это или не сон?…
Он осторожно поднялся и, тихо ступая по рассохшимся половицам, подошел к дверям. Снятые с петель створки были брошены через неглубокую канавку — прямо у порога. А дальше шел заброшенный сад. Собственно — не сад, а лес.
И в лесу его ждал Пес.
Он совсем не удивился тому, что этот красивый, скрытный зверь почти неслышно вынырнул из чащи и бесшумно пошел рядом с ним. Временами он совершенно четко начинал осознавать, что все происходящее зыбко как ночной туман, что лег на их пути, но уж очень оно было настоящим для простого сна — это происходящее с ним действо.
Пес вел его за собой, иногда забегая вперед и поджидая там. И что-то он хотел сказать ему — Киму. Что-то очень важное… Он и говорил — по-своему, немым языком движений, косых взглядов, еле слышным языком прерывистого дыхания, внутренним языком напряжения, разлитого вокруг, повисшего в сыром лесном воздухе. Только никак ему неудавалось докричаться до косного, словно замороженного человеческого мозга… Ким старался как мог — но его сознание оставалось куском льда, погруженным в этот, так и остающийся ему чуждым зыбкий туман. И он шел и шел вслед за Псом сквозь мертвый лес, и временами разные луны подсматривали за ними из-за причудливых стволов и ветвей. Господи… — сказал он себе, — где это мы? Неужели там, куда я так и не долетел в тот раз?
Он зябко повел плечами.
Все вокруг было наполнено каким-то смыслом, но понять его было ему не дано. Как там говорил расконвоированный заключенный П-1414?… Я во всем видел… тексты, знаки, сообщения… В опавших листьях на тротуаре, в том, как сучья лежат на полянке, как камни разложены на берегу… На миг Киму показалось, что вот-вот — еще чуть — и он поймет что-то в этом послании, адресованном ему. Кем?
Снова Пес оглянулся на него и темной молнией скользнул в колышащиеся складки тумана. Поспешил на зов… Да-да — только сейчас Ким сообразил, что Пес ведет его на чей-то неслышный, но повелительный зов…
Трель блока связи разбудила его…
ГЛАВА 7
МЫШИ И МЫШЕЛОВКИ
— Этого и следовало ожидать, — Клод Саррот — человек с чеховской бородкой, больше похожий на стареющего литератора, чем на резидента Комплекса — откинулся в кресле и окинул взглядом собравшихся. — Госпожа Чанг по программе новостей сообщает миру и городу то, о чем мы собрались тут потолковать по большому секрету… Только это ей не стоило ни одной головы своих сотрудников — как, например, нам с вами, мистер Магиров. У нее таковых просто нет. Девочка обошлась своими силами…
Собравшиеся за столом в зале заседаний на девятнадцатом этаже Амбассадора мрачно поглядывали друг на друга и на мерцающее, бездонное окно голографического экрана Ти-Ви.
— Собственно, могло бы обойтись без всяких жертв, — мрачно заметил Рамон, покручивая перед собой пачку дорогих (прямая доставка из Метрополии) сигарет. — Все дело попортили ваши люди: не заметили полицейской засады, спровоцировали стрельбу…
— Я пригласил вас не для того, чтобы пререкаться о том, кто тут виноват, — господин Саррот почесал левую бровь — словно поправил невидимое пенсне, — все мы оказались хороши. Но хотя бы один урок для себя мы должны извлечь немедленно: наши с вами действия надо согласовать. Прежде, чем здешние органы оставят нас с носом. Собственно, наши цели, мистер Магиров, совпадают…
— Еще бы… — Рамон поморщился, вытягивая из белой с золотом пачки длинную сигарету. — Только они совпадают не вот так, — он сложил параллельно два своих смуглых и необыкновенно ухоженных указательных пальца и продемонстрировал их резиденту Комплекса, — а вот так! — тут он плотно сжал свои увесистые кулаки и крепко ударил ими друг в друга. — Пока что я нахожу наши с тобой интересы диаметрально противоположными, Клод…
Господин резидент был неприятно поражен:
— Вы зря драматизируете ситуацию, уважаемый. Оцените ее без лишних эмоций: нам нужен один и тот же товар. Если мы берем его сами, то как-то компенсируем вам ваше участие в наших э-э… общих усилиях. Если его первыми берете вы, то мы его у вас просто покупаем. И — по очень неплохой цене… Все просто как Колумбово яйцо. Остается просто обговорить эти условия в деталях…
Рамона такой вариант явно не устраивал.
Затянувшись легким дымком, он продолжил гнуть свою линию. С партнером он принципиально держался на ты. Без лишних церемоний.
— Из того, что мы с тобой, — он шевельнул зрачками в сторону Саррота, — иногда неплохо понимаем друг друга и мои люди выполняют для тебя кое-какие, гм, заказы — из этого еще ничего не следует. Постарайся в этот раз меня понять: у меня свой заказчик — очень серьезный, поверь, — Рамон выпустил в поверхность стола перед собой струйку дыма, и та почти невидимыми барашками разбежалась в стороны. — Твои, извини, заказчики никогда не заплатят за Толле столько, на сколько подписался я…
— Вот как? — Клод молитвенно сложил свои сухие ладошки.
То, что он услышал от своего давнишнего партнера и конкурента заставляло насторожиться. Более, чем насторожиться.
Оба его помощника и оба помощника Рамона с недоуменным ожиданием смотрели на него. Не следовало выкладывать сейчас все свои карты. Совсем не следовало.
— Ну что же… — наконец сформулировал он то, что стоило бы, все-таки, сказать. — Тогда, быть может, ваш щедрый э-э… клиент согласится заплатить мне? За участие в охоте. И за дичь, если уж она попадет не в ваши — извините, Рамон, — сети…
Рамон оценивающе воззрился на партнера.
— Так легко сдаешься? Или — хочешь двух зайцев получить сразу? И с Гостем поработать, и денежки сгрести?
— Это уж — как получится… Как сказал один академик одному, извините за выражение, политику, — Саррот снова поправил призрачное пенсне. — Лучше так, чем так, как вышло этой ночью.
— Итак, — Рамон не сводил с Саррота испытующего взгляда. — Положим, мои люди позволят твоим увести Толле у себя из-под носа. И где гарантии, что у тебя не пропадет желание продавать дичь, раз уж она будет в твоих сетях?
Клод поднялся и, придержав жестом своих помощников, задумчиво прошелся вдоль стола.
— Вы меня поставили в сложное положение, Рамон… Мне всю ответственность приходится брать на себя — экспромтом… Извольте уж сами предложить — какие гарантии вас устроят… А пока — примите один небольшой аванс. Для того, чтобы укрепить ваше к нам доверие. Из мест заключения в столицу переведен человек, который очень хорошо знает Гостя. Пер Густавссон. Думаю, вы слышали о таком. Думаю, также, что вам следует позаботиться о том, чтобы полиция и разведка не смогли его использовать.
Рамон задумчиво скривился.
— Ну что же. Благодарю за ценную информацию. И, с твоего позволения, беру тайм-аут. Завтра, — он быстро взглянул на часы, — не позже семи Конрад тебе изложит мои условия на этот счет. А пока действуем на условиях взаимного доверия. Тянуть время нельзя. Эти придурки просто обязаны попытаться второй раз договориться с правительством. Или с другим покупателем. Может, уже договорились.
— Если это и не так, — Саррот пожал плечами, — то какая-нибудь из спецслужб скоро их прихлопнет. Но пока — все мышеловки стоят пустыми, а мышка гуляет неизвестно где…
Все поднялись из-за стола. Саррот обронил несколько слов в свой блок связи. Рамон пробубнил нечто отрывистое — в свой.
Внизу — в подземном гараже Амбассадораводители двух роскошных наемных каров вышли из своих кабин и отправились пить имбирное пиво в бар этажом выше: им не полагалось видеть каких пассажиров они привезли сюда в закрытых кабинах своих машин и теперь должны развести в разные концы города.
— Вы верите ему хоть на грош? — торопливо спросил Рамона Конрад, когда они вошли в кабину лифта.
— Хитрая лиса просто тянет время, — уверенно ответил глава Торговых домов. — Он в принципе не может пойти на тот вариант, что подкинул нам: дело то не в деньгах — их у Комплекса хватает. Смешно даже подумать, что Клод станет Гостя продавать — он за него шкурой ответит… А этого Густавссона он нам подставил, чтобы нашими руками оформить мокруху. Умен… Знает, что этот секрет господ сыскарей нам уже известен…
— Значит… — подал голос Гурам.
— Значит решать вопрос надо быстро. До семи утра, во всяком случае. Ты, Гурам, приводишь в действие свой больничный вариант, а ты, Конрад, не спускаешь глаз с людей Клода. И еще…
Магир повернулся к своему помощнику.
— За тобой должок, Гурам…
Гурам чуть заметно поежился.
— Чертова китаянка жива-здорова, а, Гурам?… А Тихоня дает показания в кабинете на Козырной… Разве так должно было быть?
— Так не будет, шеф… Это — дело моей чести. Я — лично…
— Именно ты и именно лично…
Шеф поморщился.
— Вам все ясно, ребята?
* * *
— Не думаю, чтобы чертов горец купился на ваш экспромт шеф… — задумчиво заметил человек Саррота — высокий и желчный, стоя по правую руку от шефа у забранного золоченным стеклом окна.
— Я тоже так не думаю, Алекс, — резко отозвался шеф. — Но надо же было как-то закруглить разговор, не переходя на упражнения в стрельбе… Поручите Андрею усилить контроль за этой компанией… А для себя — заметьте отдельно: меня очень интересует заказчик господина Магирова. О-ч-е-н-ь интересует… А вы, Йозеф, — он повернулся ко второму помощнику, похожему на добродушного мельника из оперетты, — немедленно примите дела от Комски… От Альфреда… Его выпустили под залог, и он сейчас ошивается у меня в приемной — на Барабанщиков-десять… Я перебрасываю Альфреда на месяц-другой в наш филиал на Святой Анне — пусть помучается с тамошними поборниками соборности и коллективизма — от этого быстро умнеют…
— Комски уже скачал мне на терминал материал по Гопнику, — бодро доложил приземистый Йозеф. — Комски его пометил и через час — не позже — мы его вычислим…
— Эта бестия, наверное, уже сменила шкуру… — безнадежно махнул рукой Саррот, направляясь к выходу, — тем более, что деньгами на всякий пожарный случай Альфред его ссудил…
— Альфред скормил ему резонансные зонды — чуть ли не целый грамм, — возразил Йозеф. — С кофе и булочкой. Эти штуки не так легко вывести из организма… Тем более, что объект ничего не заметил. Недели полторы он у нас будет сидеть на крючке…
— Гм, — усмехнулся мсье Клод, — похоже, что и Комски тоже приходили-таки своевременные мысли. Действуйте как можно быстрее.
* * *
Роше принюхался к запаху, исходящему от напяленной на электросушилку известной всей Прерии шляпы, и пришел к выводу, что пора переместить ее на обычную вешалку. Он долго, с суровым сомнением рассматривал ее фактуру, силясь усмотреть какой-то новый урон, нанесенный неумолимым временем его верной подруге.
— Журналисточка эта, конечно, нас обошла… — констатировал он. — В другие времена непременно сподобилась бы вызова на Козырную, а то и прямо на ковер к господину секретарю…
Но — при демократии живем. Который год уж. Так что вам повезло…
— он понимающе подмигнул Киму. — Вы — теперь защитник нашей свободной прессы. Герой дня. Победителей, слава Богу, не судят… Однако — к делу. Вы от меня поддержки хотите — это, пожалуйста.
Пока время позволяет — некого арестовывать, некуда мчаться сломя голову… Можно тихо бродить по улицам и собирать, скажем, собачью шерсть…
— Вот о ней, в некотором смысле, и речь… — улыбнулся Ким. — Старая перечница безусловно прибедняется, — подумал он, — какой-то план в голове да имеет. Но молчит.
Ладно, молчи, молчи — недолго осталось: утром — беседа в том самом кабинете господина секретаря. Приятнейшая…
— Я сейчас отправляюсь работать с моим подопечным, а вас, Жан, попросил бы все же попробовать раскрутить Крюге. Человек солидный кусок жизни провел на Чуре. И на разведку поработал основательно. Должен быть к нему какой-то подход… Может, стоит побеспокоть людей из его окружения… Кстати, тут у вас на руках козырь: Крюге на кафедре практической истории консультант на пенсии, а ваш новый друг Покровский — кафедрой той заведует…
— А сами — так легко от него отступаетесь? — продолжая разглядывать свой головной убор, укоризненно спросил Роше, начиная набивать на панели блока связи номер вызова.
— Я думаю, это — дохлый номер, — вздохнул Ким. — Но у вас, Жан, есть подход к людям. А мои методы рассчитаны на среднего гражданина Федерации. А у вас тут таких немного. Тот же Крюге — с виду, типичный немец: педант и законник. А взял да и послал органы следствия, в моем лице, весьма и весьма далеко…
Он поднялся и стал заботливо укладывать в кейс распечатки из накопившейся на столе груды ответов на самые разные запросы.
Роше, тем временем, наконец дозвонился до секретариата факультета Истории и прогнозирования и, поворковав немного с роботом-секретарем, со вздохом положил трубку.
— Что ж. Повторим попытку. Господин Крюге задержится, чтобы поговорить со мной. Через полчаса он ждет меня в музее факультета…
— Нам просто необходимо, чтобы на нашей стороне был кто-то, кто помог бы установить связь с Толле или найти его Пса… — чуть виновато пояснил Ким. — Других выходов на решение по-прежнему нет… Если вам и не удастся раскрутить Крюге, то вы сможете найти какие-то зацепки, увидеть что-то такое, что для полицейского с Прерии очевидно, и чего я — человек со стороны — в упор не вижу.
— А на вашего Густавссона вы, я вижу, не слишком-то полагаетесь? — ворчливо заметил Роше.
— Это — всего-навсего один человек. — Ким закрыл кейс и пожал плечами. — Семь лет в заключении. И темные пятна в деле…
— Ну что ж, не будем медлить… — Роше напялил шляпу вместо вешалки на собственную голову, одним глотком допил остывший кофе и поднялся с места. — Как говорится — удачи нам!
* * *
После ломки, вызванной введением ключа, на Пера навалилась тяжелая, тупая усталость. Он добрался до гостиницы — одной из огромных и безликих громад в центре города и, запершись в номере, проспал восемь часов. Слава богу, вычислить его по кредитной карточке, предъявленной автомату оплаты, а запоминать приметы очередного клиента в этом громадном, автоматизированном жилом комплексе было просто некому. Улей он и есть улей.
С раннего утра — такого же темного, как и ночь, на смену которой оно пришло, только чуть менее мокрого — он начал работать, придерживаясь, может не столько какой-то системы, сколько интуиции. Ниточек, за которые можно было бы ухватиться, в деле было пока до отвращения мало.
Ответы на запросы, сделанные Пером еще вчера, спокойно дожидались своего часа в памяти его блока связи. И наконец — дождались. Как и предвидел расконвоированный заключенный П-1414, назвавшийся псевдонимом абонент телефонного номера, записанного в листке из Атласа четырех миров, был на самом деле одним из его старых знакомых. Но вряд ли он имел хоть какое-то отношение к похищению Гостя.
Хотя — как сказать, как сказать… Ниточки от Дела Шести Портов тянулись далеко… По крайней мере, от старого знакомого можно было получить справку о теперешнем положении дел… В этом смысле даже хорошо, если к Гостю этот старый знакомый не имеет никакого отношения. Но это — подождет, а сейчас…
А сейчас — собаки.
Науки бывают естественные, неестественные и противоестественные, — вспомнил Роше старую студенческую шутку.
Факультет Истории и Прогнозирования, занимавший огромный, причудливо построеннный корпус чуть поодаль от более скромных зданий кампуса, воплощал, по его мнению, единение всех трех ипостасей науки.
Начинающийся прямо в просторном холле музей поражал воображение огромными голографическими окнами — панорамами, в которых воспроизведены были сцены из жизни Прерии разных эпох ее освоения. Любой забредший на факультет посетитель воленс-ноленс — хоть краем глаза — должен был обозреть их.
Те залы музея, что посвящены были самым первым шагам человека по неприветливой планете, изобиловали образцами вооружения и оборудования кораблей Первопроходцев. Части кораблей, осуществивших Первые Высадки, были использованы в архитектуре музея, один из залов целиком воспроизводил одну из секций первой орбитальной станции, выведенной на орбиту вокруг планеты, а другой — устроители музея попытались оформить под интерьер малого жилого купола Первопоселенцев.
Основательно представлена была тема борьбы с природой дикой планеты и побед над неуправляемой стихией.
Победами этими не всегда приходилось особенно гордиться. Как и в большинстве Обитаемых Миров, интенсивное вторжение землян периода Второй волны космической экспансии Человечества привело к экологической катастрофе.
Защищенные мощными иммунопротекторами люди и животные не слишком пострадали от здешней микрофлоры.
Судьба Уэллсовских марсиан Первопроходцам не угрожала. Но зато аборигены Прерии — тысячи и тысячи видов живых организмов — животных, растений и вконец экзотических форм, никакой из земных классификаций не поддающихся — не выдержали атаки завезенных-таки с Земли, да и из других, открытых к тому времени Миров, микроорганизмов, спор, насекомых. А со временем в атаку пошли подработанные генетиками под местные условия злаки, за ними — мясные стада — и вот теперь только в витрине музея можно было лицезреть легендарное Дождь-Дерево, только в немногочисленных, отснятых, как назло, неспециалистами можно было увидеть заросли осьминожьих кустов, о которых со времен Первопроходцев ходили по всей Федерации и вовсе уж похожие на сказки истории. Победа земных видов в борьбе за биосферу Прерии была пирровой. С огромной скоростью началось превращение в болота озер и рек, массивы лесов стали угрюмыми чащобами мертвого леса. Стремительно пошло разрушение почвы, которую подняли в небо закружившие по планете пыльные бури.
Наступила эпоха черных зим. И без того неприветливая Прерия стала почти идеальным местом для размещения системы исправительных учреждений.
Собственно, весь период пребывания в статусе Имперской колонии Прерия отчаянно боролась за спасение биосферы — благо тогдашняя система жесткой вертикальной иерархии и суровой регламентации всех сторон жизни позволяла сосредоточить огромные — по понятиям того времени — ресурсы людей, материалов, энергии, на осуществлении непонятных большинству, только на потомков рассчитанных проектов. И ситуацию удалось переломить. Но к тому времени, когда экологическая кома пошла на убыль, на убыль пошла и Империя.
Грянула Эпоха Изоляции.
Для всех Обитаемых Миров эта эпоха началась гордыми победами разношерстных движений за политическую и экономическую самостоятельность и продолжалась, как правило, десятилетиями борьбы за элементарное выживание в чуждых мирах, в обстановке чудовищных внутренних склок и всеобщего раздрая. Исключение составляли, разве что процветающая с момента своего открытия Океания да Миры Фронтира, которые в Систему никогда и не вписывались и вписываться не собирались.
В остальных Мирах — Прерия-II не составила исключения — потеря связи с Метрополией обернулась стремительной деградацией технологий и инфраструктур. Почти все Миры потеряли свой космические флот. Предприятий, способных изготовить ракеты, которые бы смогли выводить хотя бы на низкие орбиты простейшие метеоспутники или спутники связи, на Прерии не было. Не было кораблей, способных обслуживать Ближний Космос. История отрезанных от планеты населенных орбитальных станций — отдельная эпопея. Довольно трагическая. Не было предприятий для поддержания и ремонта термоядерных энергоустановок. Не существовало производства интегральных микросхем и биокомпьютеров. Не было…
Много чего не было. К счастью, в лагерях, за колючей проволокой и среди расконвоированных вольнопоселенцев нашлось достаточно много головастых мужиков, имевших неплохой опыт работы в сфере высоких технологий. Они оправдали возложенные на них надежды — за два десятилетия на Прерии были возрождены все необходимые для нормального существования производства и промыслы, пошли в гору урожаи, по заросшим смесью здешних и земных трав разбрелись тучные стада… Прерия снова вышла в Ближний Космос и с почетом приняла на новоотстроенных Космотерминалах остатки выживших на обитаемых станциях робинзонов Космоса.
Портреты и изваяния создателей новой Прерии были симметрично расставлены по всему музею.
А еще в музее были выставлены поистине удивительные доститжения изобретательности и догадки обитателей Прерии, которые им пришлось открыть в себе в долгие и далеко не легкие годы Эпохи Изоляции. Чего тут только не было — даже паравоз самодельный, на биогазе, даже электростанции, где приводом служили загнанные наподобие белки в колесо в соответствующее устройство, размером побольше, местные псевдолемминги, даже заготовки микросхем, вытравленные дрессированными квазитермитами.
Как ни странно, громадной силы стимулятором для взлета промышленности Прерии послужили людские глупость и разобщенность.
С этим в Обитаемых Мирах дело обстояло по-разному. В большинстве из них уцелели унитарные государства, принявшие демократическую структуру — исключение составила, пожалуй, Империя Харур — и объединенными усилиями довольно однородного населения, противостоящие тяготам жизни в чуждых Мирах.
А на Прерии голодная свобода породила уймищу разношерстных и разнокалиберных государств, любое из которых спешило провозгласить себя Независимой Республикой, со своим флагом, гимном и обязательным салютом в двадцать один залп в честь Президента. Во главе одних из них стали бывшие заключенные, вырвавшиеся из расформированных лагерей, другие возглавили компании бывших вертухаев, в третьих — механизм власти представлял, вообще, невообразимую солянку.
После того, как самые мелкие из самостийных государств были сравнительно безболезненно проглочены своими, более серьезно организованными соседями, Независимые Республики начали стремительно вооружаться, готовясь к взаимной агрессии. На Прерии возникла серьезная военная промышленность, сколочены вполне дееспособные армии. Но войн не последовало.
Последовала Эпоха Смуты. Республикам пришлось воевать не с агрессором, а со своим собственным населением, вконец озверевшим от прелестей режима жизни в условиях непрерывной подготовки к никому не нужной междуусобице. Это закончилось поспешным компромиссом — созданием Объединенных Республик. Делу очень помогло вмешательство неожиданно возникшей внешней силы — небывало усилившейся орбитальной колонии Святой Анны. Несколько десятков вынесенных в Космос, на планетарные орбиты, предприятий, ориентированных на высокие технологии, выжили, объединились в единый, довольно жесткий государственный механизм, сохранили и усилили свой космический флот и стали превращаться в доминирующую силу в этом Секторе Обитаемого Космоса.
Государствам Прерии пришлось выбирать — либо объединение, либо судьба колоний Колонии. Выбрали первое, сохранив со Святой Анной наилучшие, хотя и слегка натянутые отношения.
Конечно, как и все Миры Периферии Прерия таила в душах своих обитателей глухую обиду на Мать-Землю, которая на долгие десятилетия бросила своих сыновей на отрезанной от всего мира, неважно оборудованной для жизни планете. В другом Мире… Так что представленные в окнах-реконструкциях, в витринах и на стеллажах материалы представляли те времена настолько героической и полной неслыханных деяний и свершений эпохой, что Роше с молодых лет и по сю пору не мог понять, как такое племя титанов и первопроходцев, что населяло Прерию всего лишь два поколения назад, породило весь тот заурядный, в общем-то, сброд, что крутился по улицам городов теперешней планеты, обеспечивая хлебом насущным довольно многочисленный штат криминальной полиции и его — комиссара этой богоугодной службы, в частности.
Но и Воссоединение, грянувшие с появлением на околопланетной орбите крейсеров ОКФ Федерации, было принято как великое торжество. Момент начала Современной истории был означен в музейной экспозиции полотном самого Марка Луцкого, изображавшего торжественную встречу хлебом-солью экипажа Тайфуна на главной площади Столицы.
За разглядыванием сего шедевра и застало комиссара легкое покашливание за спиной.
— Господин Роше? — осведомился у него невысокий худощавый тип. — Ганс Крюге — к вашим услугам. Пройдемте в мой кабинет…
* * *
Город не слишком следит за поисками пропавшего Гостя. Город не слишком озабочен участием Объединенных Республик в не слишком понятных военно-космических изысканиях. Городу было, в общем-то, наплевать даже на пару закулисных перестрелок доморощенных мафий.
Но город стоял на ушах из-за осатаневших бродячих псов.
Четвероногие друзья человека — довольно подло им покинутые — вдруг разом сбрендили и, сбившись в стаи, навели на Столицу немало страху. Детей на улицу не выпускали.
Пострадавших от случайных укусов и сбитых бегущими собаками с ног чудаков с пристрастием интервьюировали журналисты.
Репортаж о нападении одной из таких стай на кафе-автомат прошел по всем каналам здешнего Ти-Ви. Ученые мужи спешили донести до публики свои высокоумные соображения на сей счет.
Профессионалов-кинологов мобилизовали по трем округам. На отлов треклятых тварей были брошены чуть ли не все силы правопорядка.
Похоже, один только комиссар Роше со своими людьми был вне игры.
Для расконвоированного П-1414 дело было ясно как божий день.
Незадача состояла только в том, что целью поиска был, все-таки, не Пес Харр, выйти на которого при таком раскладе было делом реальным, а его Подопечный. Впрочем, судя по развернутой активности, у Харра были какие-то шансы выйти на след Толле.
Поэтому Пер, слегка потренировавшись, принялся время от времени высвистывать повсеместно принятый на Чуре вызов Пса. Слава Богу, улицы Столицы были достаточно пустынны, чтобы этим делом можно было заняться, не привлекая особого внимания.
На карте города, введенной в память его ноутбука, он отметил передвижения стай очумевших собак. Ориентироваться приходилось на довольно разрозненные сообщения программ новостей. Единой картины из них пока не вытанцовывалось. Не было ясности и в других вопросах.
Запросы об адресах и номерах каналов связи всех известных ему людей, связанных с миссией на Чуре, информационная сеть выдала неохотно — несмотря на то, что пароли следственной группы обеспечивали Перу довольно высокий уровень доступа — и пользы от них было не так много. Бывшие комендант и директор постоянной космической станции наблюдения, на которой в свое время базировалась объединенная миссия Федерации на Чуре, уже не жили на Прерии. Еще четверых его знакомых, работавших на станции вместе с ним, судьба раскидала по Прерии, и вряд-ли они имели хоть малейшее отношение к происшедшим событиям… Из тех, с которыми он высаживался и работал на самой сожженой планете, только Крюге можно было легко найти. Валери Лунс убыла на Джей — работать в одном из тамошних университетов, а Тобиас Мак-Ни не пожелал оставить в сети своих координат.
Это привлекало внимание.
Пер поставил против этого пункта своего мысленного списка жирную птичку и перешел к его следующему — последнему пункту.
КОНДРАТИЙ ГРИВНИН — СИСТЕМОТЕХНИК ВЫСШЕЙ КВАЛИФИКАЦИИ. РАБОТА В СИСТЕМЕ ЧУР — 5 ЛЕТ. МЕСТО ЖИТЕЛЬСТВА — РЕЧНОЕ СУДНО НИМФА, ПЕРЕМЕЩАЕТСЯ В ФАРВАТЕРЕ НЕБЕСНОЙ И МАЛЫХ ОЗЕР. ИСТОЧНИК ДОХОДА — КОНСУЛЬТАЦИИ ЧАСТНЫХ ЛИЦ И ОРГАНИЗАЦИЙ. НОМЕР КАНАЛА СВЯЗИ В ОБЩИЕ СПИСКИ НЕ ЗАНЕСЕН.
Пер прикрыл глаза, потер виски. Вот как — оказывается старина Кон ушел на вольные хлеба… И найти его в фарватере Небесной и Малых озер будет задачей далеко не простой. Хотя, всегда можно обратиться за помощью к Большому Брату — тому, что стоит за спиной симпатичного Агента на Контракте. Но это — в последнюю очередь. Не стоит подставлять людей, которым многим обязан под этот прожектор. Что ж, попробуем подойти к этому вот с какого конца,.
Он порылся в памяти и набрал номер, который считал давно забытым.
— Мэри-Энн? — спросил он без особой надежды услышать положительный ответ.
— Это я, Пер. — ответили откуда-то издалека.
— Ты так быстро узнала меня? — Пер поскреб в затылке.
— В этом нет ничего сложного. Ты из тех, кто мало меняется. Я знала, что ты мне позвонишь, когда выберешься из-за решетки… Хочешь увидиться?
— Это сейчас — опасное дело. Лучше подождать с этим…
Пер откашлялся, побарабанил пальцами по столу.
На том конце линии терпеливо и чуть напряженно молчали…
— Тебя… тебя не тревожили относительно меня — за последние день-два? — осведомился он.
— Нет. Ты имеешь ввиду легавых?
— Не только их…
— Нет. Никто не интересовался. Просто было предчувствие…
Тебе нужна помощь?
— Ты помнишь Кона Гривнина? Того, что был с нами _т_а_м_?
— Я очень хорошо его помню…
— Мне надо поговорить с ним… Он на какой-то барже теперь живет, что-ли… Называется Нимфа.
— Яхта, — уточнила Мери-Энн. — Купил по случаю.
— Где она сейчас плавает? И как к нему дозвониться? Он свой номер на себя не зарегестрировал…
— Он его зарегестрировал на меня. Мы вместе… плаваем. А Нимфа причалена на Кузнечной. Если ты из Центра звонишь, то это — десять минут на такси. Приедешь?
Некоторое время Пер переваривал эту информацию.
— Ты не можешь позвать его к аппарату? — наконец спросил он. — Это в связи с делом одного нашего друга — Тора Толле. Ты знаешь. С ним сейчас нехорошо…
Теперь несколько секунд помолчала Мери-Энн.
— С Кондратом тоже… нехорошо сейчас… Обо всем этом надо поговорить… Приезжай.
Пер еще раз отбил по поверхности стола короткую дробь.
— Жди. — наконец сказал он.
* * *
Ганс Крюге был полной противоположностью тому образу, что сложился в воображении комиссара, после краткой характеристики, которую выдал ему раздосадованный Ким. Больше всего приват-доцент в отставке и сотрудник исследовательского отдела Разведслужбы (из которой, как говорят, в отставку не уходят) походил на лавочника-антиквара. Возраст его определить было, пожалуй, невозможно — есть такой тип людей, для которых в сорок время останавливается и напоминает о себе лишь в глубокой старости.
Еле кивнув комиссару, он продолжил энергично рыться в допотопной картотеке. Его повадки были повадками явного холерика.
«С немцами всегда так, — подумал Роше, — или педант или холерик. Зато, если уж холерик — так еще тот…»
Он пристроил шляпу на вешалку, роль которой выполнял мудреный рог какой-то нездешней твари и стал осмотриваться, привлекая внимание хозяина задумчивым посапыванием.
Кабинет, любезно оставленный администрацией университета за доктором Крюге после его ухода на вольные хлеба, еще больше усиливал ассоциации с антикварной лавкой. На полках и стеллажах теснились экспонаты невиданные и чудесные. Тут были: целая коллекция мечей — удивительно узких и хищных, словно воплотивших в себе саму идею убийства, масса различных предметов вооружения и экипировки — от изящных стилетов до боевых шлемов с мощными респираторами, мудреной оптикой. Книги и свитки в причудливых футлярах. Одежда — словно из реквизита к модернистскому спектаклю о жизни древности. Масса предметов неизвестного комиссару назначения. Снимки — много снимков. И даже картины. Техника исполнения — детская какая-то. Примитивизм. Неосознанный, пожалуй, примитивизм. Но зато — как выразительно…
Вжатые в почерневшую, выгоревшую чашу долины строения — что-то явно оборонное: доты, бункеры.
Безжизненные, грозным хороводом замкнувшие горизонт изломанные вершины горной гряды. В узком просвете — жуткая даль, тонущая в зыбком, гноящемся мареве.
Цепочка отрешенных, отвернувшихся от царства зла, что там, внизу лун, спешащих по своему, неземному делу в стынущем небе: Чур…
Только потом, уже отрывая взгляд от полотна, замечаешь людей.
И Псов, разумеется. Словно просто для масштаба нарисованных. Но присмотрись к их вдаль уходящей цепи, что эхом повторяет цепочку лун в небесах — темнеющих, безнадежно отрешенных земного зла: нет, наверное, не просто для масштаба…
— Вам понравилось? — осведомился хозяин кабинета. — Мне тоже нравится их искусство. Тем более, что сами они его ни в грош не ставят — там, на Чуре… Могу смотреть на это часами… Вот и сейчас — засиделся здесь, среди этого…
Он повел вокруг себя руками. Роше перевел взгляд на свою нераскуренную трубку, которую машинально достал из кармана.
— Это — целый музей, — согласился он. — Конечно не такой, как тот, внизу, но… — комиссар постарался окрасить свой голос нотками восхищения.
И попал в точку. Ему даже было предложено сесть.
— Я так и задумывал свою коллекцию, — с гордостью признал Крюге. — Как музей — небольшой, но вполне самостоятельный… Я завещаю его Университету. Пожалуй, даже при жизни еще передам — тому жулью доверять нельзя… Я — про… — он ткнул крючковатым пальцем вверх. — Но тут еще уйма работы — многое нужно описать, определить, свести в приличный каталог… На мой век дел хватит…
— А я-то удивился, застав вас тут в столь поздний час, док, — тут Роше принял как можно более смиренный вид. — Однако может у вас все-таки найдется чуток времени на то, чтобы выслушать меня?
Момент был сучковатый, как определил бы Джон Старинов.
— У меня-то найдется, с грехом пополам, — разом утратил благостное расположение духа Крюге. — А вот вы напрасно теряете время, комиссар. Ваш коллега уже имел удовольствие вести со мной душеспасительную беседу. Боюсь, что был с ним излишне резок. Мои ему извинения… На этом, думаю, нашу беседу можно закончить. Не сотрудничаю с властями. И не напоминайте мне о подписке, которую я дал этим интеллектуалам при погонах… Они могут использовать этот пипифакс по назначению…
— Воля ваша, — пожал плечами комиссар. — Слава Богу, не при Империи живем… Но ситуация изменилась с того момента, когда вас навестил господин Яснов. Погибли люди…
— Вот как? — поджал губы Крюге.
— Именно так, док, — трое человек, — комиссар выпрямился в кресле. — И трое — в реанимации. Так что дело приобрело м-м… моральный аспект. Вы, док, не хотите, чтобы Прерия вооружалась.
Верите, что можете остановить потоп, как тот мальчик из легенды, что пальцем затыкал дыру в плотине. Только речь идет уже не о том. Хотите вы того или нет, а кто-то да заполучит Тора Толле…
Крюге иронически скривился.
— Я без малого десяток лет работал на Чуре. Из них большую часть — рука об руку с Тором. Получить его в свое распоряжение, говорю вам это с полной гарантией, не может никто. Даже Господь Бог. Если уж Тору вступило в голову сотрудничать со Спецакадемией, то он только с людьми из Академии и будет иметь дело — ни с кем больше. И не думайте, что Тор — рассеянный профессор из анекдота. На Чуре рассеянных не водится. Тор — Оружейник.
И сам пострашнее любого оружия. А то, что у него в башке — еще страшнее. И с этой точки зрения то, что Торвальд Толле похищен — большая удача. И для Прерии и для Чура. И, думаю, для всей Вселенной,
— Мне казалось, — Роше вздохнул и спрятал трубку в карман. — Мне казалось, что к человеку, с которым проработал столько лет рука, как вы говорите, об руку вы должны были бы питать некую м-м… симпатию. Во всяком случае, не желать ему зла.
Крюге молча рассматривал какую-то диковину на витрине своей экспозиции.
— Всегда приходится выбирать… — сухо обронил он.
И вдруг, резко повернувшись к Роше, разразился потоком сбивчивых, одна на другую налезающих, нестыкующихся фраз.
— Вы хотя бы представляете о какой опасности для всего Человечества идет речь? Вы, наверное, только и слышали то, что в уши вам надули наши замечательные СМИ: гравитационное, де, оружие будет самым гуманным средством защиты Федерации. Противник, буде такой объявится, просто-де не сможет преодолеть гравитационный барьер, без всякого вреда для нас и для себя. А то, что с помощью выдумок Тора гораздо легче печь черные дыры — вы знаете? И что ничто не помешает тем, у кого будет в руках способ манипулировать гравитационным потенциалом создать такую дыру, в которой сгинет вся Вселенная, это вы знаете? Кому вы можете доверить т-а-к-о-е?
А свертка?! Вы что-нибудь слыхали о так называемой свертке?
— Это что-то вроде… — Роше замялся. — Вроде того, что можно путешествовать с помощью этих самых черных дыр…
— Не совсем тех самых… — спокойствие отчасти вернулось к Крюге, а с ним и менторский тон. Это похоже, но не совпадает…
Падая в черную дыру, любой физический объект неизбежно разрушится. А в случае свертки такой объект как бы заворачивают в складки искаженного сложным гравитационным полем пространства, а внутри него самого поле остается неизменным.
Образуется как бы пузырь, изолированный от всей остальной Вселенной. В свертки можно упаковывать целые миры. По идее, без разрушения. Но где такой пузырь всплывет, где окажутся заключенные в нем путешественники сказать никто не берется. Очень неплохой способ карать миллионы, оставляя всем надежду, что лишь перемещаете прочь из Обитаемого Космоса неугодный корабль, астероид, планету, галактику…
— Все это — пока теории, — вздохнул комиссар. — А людей убивают уже на практике. Сейчас и здесь.
Подумайте об этом…
Он снял с рога неизвестной твари свою шляпу и двинулся к выходу. В дверях обернулся.
— Я не стану над этим думать, — ответил Крюге, не глядя на него. — Ни минуты. Я уже достаточно думал об этом.
* * *
«Нимфа» действительно была на месте — тихо покачивалась на ночных водах у полупустого причала Кузнечной набережной. Она казалась покинутой — эта среднего пошиба, оборудованная своим хозяином под постоянное жилье прогулочная яхта. Только трап был сброшен с борта на причал. Ступив на него, Пер громко откашлялся.
— Мери-Энн! — окликнул он. — Проходи сюда…
Мери темной, ночной птицей нахохлилась поодаль — на корме.
Тихо клацнула зажигалка — Мери прикуривала.
Некоторое время они всматривались друг другу в лицо в зыбком свете неровного пламени. Оба изменились за эти семь лет.
— Если хочешь, сначала спустись в каюту — повидаешь Кона. — сухо сказала Мери. — Выключатель у двери — слева.
— Он спит?
Темная фигура в ответ только вздернула плечи.
Пер, неуверенно ступая, спустился к дверям каюты. Толкнул их. Было не заперто. Под ногами звякнула бутылка.
Коротко щелкнул выключатель. Приглушенный свет залил тесноватую каюту. В общем-то в комнате царил не такой уж и большой беспорядок. Если не считать крутого перегара, пропитавшего весь ее объем, и большого количества емкостей из-под спиртного, набросанных на полу, каюта была вполне приемлемым для жизни человека местом. На столе тихо мерцал высокого класса профессиональный компьютер, мебель была расставлена по местам, кровати застелены. Кондрат не лежал на койке, как того ожидал Пер. Он сидел на корточках в углу — зажатый между столом и стенкой. Его трясло.
— Н-ну… — осторожно нагнулся к нему Пер. — Ты меня узнаешь, Кондрат?
— Д-дом… — с трудом выговорил Гривнин. — С-снова идти в с-старый д-дом… П-погоди, я — сейчас…
— В какой дом? — без всякой надежды получить толковый ответ недоуменно спросил Пер.
Кон посмотрел на него мутными глазами, с трудом поднялся и чуть не рухнул вперед. Пер подхватил его и помог улечься на узкой откидной койке. Это, похоже, успокоило системотехника высшей квалификации, и каюта почти мгновенно огласилась судорожным похрапыванием.
Пер оляделся еще раз, выключил свет и поднялся на палубу.
Присел рядом с Мери. Та еще раз щелкнула зажигалкой, посмотрела немного на огонь и погасила его. Оба помолчали.
— Давно это он? — осведомился Пер.
— Последние лет пять — Мери снова дернула плечами. — Примерно три-четыре раза в год. С тех пор, как работает на Магира. Точнее, на тех, кому его сосватал Магир.
Завтра будет в форме. Тебе просто повезло — на самый пик делириума нарвался…
— Кто это такие? — Пер постарался рассмотреть лицо Мери в темноте. — Это связано с той работой, которую он делал для Шести Портов?
— Похоже, что да… — тусклым голосом сказала Мери-Энн.
— Он про это глухо молчит. О разном говорит — только не об этом… Все с вашими делами связанное — плохо оборачивается. Ты Тоба помнишь? Мак-Ни…
— Да, — настороженно ответил Пер.
— Его убили. И еще — несколько человек. И тот чудак, который был у тебя за сторожа — в каких-то ваших подземельях, век бы о них не слышать. Его полиция ищет и Магир — тоже. Побоище какое-то там было — у него в оффисе. Перестрелка. Это было по Ти-Ви — без комментариев. Я по адресу догадалась.
— В сети Тоб еще в живых значится…
— Те, кто видел его мертвым, не спешат отметиться в участке… Я не хочу пугать тебя и… И вообще — ты молодец, не сдал Кондрата гебистам… Поэтому — учти: охота идет. Какая-то охота за вами всеми, кто работал по той теме, что ты привез с Чура… Вот и Тор ваш исчез — сразу, как только ступил на эту землю…
— Ты знаешь о нем что-нибудь?
— Ноль. Только то, что было в новостях.
Пер хрустнул пальцами.
— Тебя могут спросить — не заходил ли я к вам. Не делай из этого секрета. Только… потом сразу дай знать мне. Ну, скажем — отгони Нимфу на Остров. Я пойму.
— Договорились.
Мэри снова зажгла зажигалку и снова погасила.
— Дом… — Пер кашлянул. — Кон что-то такое говорил про какой-то дом… Старый дом… Похоже, что ему не особенно хочется в этот дом отправляться…
Снова Мери пожала плечами. Сгорбилась.
— Есть здесь такой дом… Там… плохо… — по голосу Пер почувствовал косую улыбку на ее лице. — Лучше не соваться туда.
Там водятся привидения…
— Проводи меня туда, — сказал Пер. — Прямо сейчас.
* * *
Табличка с надписью «Кафедра практической истории Периферии. проф. Покровский» украшала дверь, находившуюся почти напротив кабинета приват-доцента в отставке. Увидев в том перст Господень, комиссар нажал сенсор входного сигнала. Как ни странно и этот его сегодняшний клиент коротал поздний вечер за своим рабочим столом.
Не спалось в эту ночь профессорам и доцентам Университета Прерии.
— Рад вас видеть в этих стенах, комиссар, — Покровский легко поднялся из-за стола навстречу приземистой фигуре Роше.
Тот явно нуждался в помощи — не так легко было найти в упомянутых стенах место, куда можно было бы пристроить заблаговременно снятую шляпу без опаски за ее дальнейшую судьбу.
— Чем обязан честью видеть вас уже менее чем э-э… через сутки после того достославного эпизода, когда я э-э?… — профессор перехватил неприкаянный головной убор из рук комиссара и украсил им чело какого-то мраморного мыслителя прошлого, бюст которого был единственным, пожалуй, украшением аскетичного кабинета почтенного историка. — Я распоряжусь касательно чаю…
— Не беспокойтесь, — Роше добродушно шевельнул усами в знак полного отсутствия каких-либо претензий к собеседнику. — Меня занесло в ваш храм науки по несколько другому м-м… поводу.
Но я решил не упускать случая и с вашей помощью, гм… составить себе хоть какое-то представление об объекте нашего розыска…
Комиссар опустился в фантастически неудобное кресло, на которое наивежливейшим жестом указал ему хозяин кабинета.
— Благодарю вас… Мне, знаете, до сих пор и в страшном сне не представлялось, что придется столкнуться с э-э… человеком о-т-т-у-д-а — с Чура. И вот оказалось, что мне как никогда важно ясно представлять себе как он себя поведет дальше. И как поведет себя его пес, черт возьми! Простите, что отнимаю у вас время, но, мне сдается, что вы сами понимаете, что это — далеко не пустой интерес. Когда обстоятельства вот так прижимают, лучше потерять пару часов на разговор с живым человеком, который смыслит в сути дела, чем разбираться с базами данных и справочниками…
— Не теряйте времени на объяснения… — замахал на Роше пухлыми ладонями Покровский. — Прекрасно вас понимаю, и нет человека на Прерии, который хотел бы помочь делу больше, чем я, комиссар… Давайте ваши вопросы, и мы попробуем сладить с ними…
Профессор достал из ящика стола трубку и энергично продул ее.
Комиссар выпрямился в кресле, воодушевился и извлек на свет Божий и свою носогрейку. Взглядом испросил разрешения у хозяина и с огромным облегчением принялся ее раскуривать.
— П-прежде всего, — попыхивая ароматным дымом, спросил он из глубины быстро заполняющего кабинет сизого облака. — Прежде всего, я м-м… не могу ухватиться… почувствовать — кто мы для человека оттуда? Почему там побывало так мало людей — уже в наше-то время?… И почему чуть ли не все, кто побывал там — так замкнулись, отгородились и от Чура этого, и от здешней жизни?…
— Вопросы у вас — не из простых… — профессор крякнул и принялся расхаживать взад-вперед по тесноватому кабинету, дымя как паровоз и входя в привычную для себя роль университетского лектора. — Типичные вопросы начинающего знакомиться с Чуром вплотную… Отношение колонистов Чура к Матери-Земле с самого начала было отнюдь не простым. То-есть, конечно: с кафедр и амвонов постоянно звучали благие слова о возвращении в лоно Материнской Цивилизации, культивировалась вселенская скорбь по утерянной Родине Предков… Все это было. Но кроме скорби был и другой мотив: гордая вера в то, что именно они, пришельцы с далеких звезд, есть покорители и создатели всего сущего. Творцы нового мира — сурового и не знающего жалости. Но скроенного по их мерке и их волей, и потому — прекрасного!
Профессор сделал выразительный жест в сторону голографического окна, в котором открывался вид на взятое в кольцо заснеженных гор бездонное озеро.
Высокое небо с редкими, нездешними звездами отражалось в нем. Вдоль крутых берегов взбирались вверх — по склонам гор — диким камнем выложенные террасы, а над ними высились неприступные стены то ли замка, то ли невероятной архитектуры форта…
— Это — голограмма того времени… — пояснил Покровский, — одна из немногих, что дошли до нас… Странный мир, правда?
Уже тогда совсем чужой. А сама возможность возвращения в лоно напрочь перечеркивала в глазах обитателей Чура их великую роль создателей нового мироздания. Эпос о сотворении прекрасного нового мира делался просто рассказом о случайно приключившихся и, в общем-то, ненужных неприятностях горстки людей где-то у черта на куличках. Это вызывало уже не гордость. Скорее — сострадание. Но дело даже не в этом…
* * *
Приглушенный свет мини-софита вырывал из мрака только клавиатуру терминала, да пюпитр, укрепленный перед дежурным по блоку интенсивной терапии, а на пюпитре листок отчета по смене.
Лицо самого дежурного было представлено только фосфорическими, огромными белками глаз. Остальные детали его темнокожего лица просматривались лишь неясными бликами в темноте. Шум поднимающегося лифта заставил его отвлечься от созерцания дисплея и всмотреться в глубину холла. В открывшемся просвете двери прибывшей кабины обозначился стройный женский силуэт.
Над пюпитром, из мрака возникло еще одно фосфорически-белое пятно — дежурный улыбнулся неожиданной встрече.
Девушка, симпатичная, с резкими чертами очень молодого, на вид — цыганского лица, приветливо помахала ему рукой.
— Привет, Элли, — радостно приветствовал он коллегу. — Сегодня я тебя сменяю. Махнулась с Даном, — Элли одарила его жемчужной улыбкой. — Мне завтра днем вот так нужно в город.
Она энергично бросила сумочку рядом с распечаткой отчета и принялась извлекать из нее потребные для высиживания следующих четырех часов ночного дежурства предметы: патрончик губной помады, зеркальце, набор микрокосметики и другую чушь.
Сдающий смену с явным облегчением освободил место за столом со множеством кнопок и экранов.
За его плечами послышались шаги. Белоснежный халат человека, вышедшего на звук их разговора из глубины блока, был накинут поверх темно-синего мундира офицера уголовной полиции.
— Сегодня у нас гостит, так сказать, опекун с Козырной… — представил его чернокожий дежурный, — лейтенант Дин. А это — мисс Лихая… — у него была англо-саксонская манера именовать людей. — Сменяет меня вместо мистера Штерна.
Полицейский улыбнулся — надо полагать, общество мистера Штерна было бы чуть менее приятно ему.
— О, я вижу, сегодня у меня будет приятная компания, лейтенант, — приветливо помахала ему Элли, — что, сегодня у нас в блоке опять очень важные персоны?
— Что поделать, мисс, что поделать, — полицейский пожал плечами, словно извиняясь. — Кто-то там, наверху, боится, что ваших сегодняшних пациентов могут заставить замолчать навеки.
Элли энергично поставила закорючку на бланке приема-передачи дежурства и помахала вслед неторопливо удаляющемуся коллеге.
Потом повернулась к лейтенанту.
— Вас в сон не тянет, герр офицер? Меня так — очень. По началу дежурства — всегда так. Но есть панацея — она помахала в воздухе небольшим термосом. — Хороший кофе… Скажу по секрету — настоящая контрабанда! Угоститесь.
Мисс с отраженной в ее фамилии лихостью наполнила заманчиво дымящимся напитком пару разовых стаканчиков и протянула лейтенанту его долю. Поклевывая крепко заваренный мокко, оба лица, непосредственно ответственные за жизнь пациентов блока, обменялись между собой мнениями о разных аспектах тягостей ночных дежурств, о затее муниципалитета с экотранспортом, об одолевающих эмигрантах… Особо подасадовали о волне преступности, из-за которой даже в реанимации за пациентами, что на пол-дороге в мир иной, могут прийти архангелы при пистолетах с глушителями, и еще о чем-то, что лейтенанту Дину и вовсе плохо запомнилось, а потом Элли отправилась осматривать пациентов. Когда минут через десять она вернулась к своему столу, лейтенант, притулившийся в кресле у уютного торшера, пребывал в глубоком ауте.
Препарат, проглоченный им вместе с мокко, действовал надежно и не оставлял клиенту времени обеспокоиться подступившим помутнением сознания.
Элли поправила стража порядка в кресле, сообщив ему более удобную позу, поколдовала со своим терминалом, переключив регистрацию текущего состояния с одного из пациентов на имитатор, и вернулась в блок. Подошла к койке, на которой покоился Халид.
За минуту до этого она ввела ему в вену содержимое пары небольших ампул, не предусмотренных списком дежурных медикаментов блока интенсивной терапии. Он уже пытался — мучительно морщась — открыть глаза. Справившись с этим, он некоторое время пытался сфокусировать их на лице Элли. Та придвинула к его изголовью стул, устроилась на нем, раскрыла небольшой коробок с набором шприцов.
Потом достала из сумки мини-регистратор и включила его.
— Где я?… — с трудом выговорил Халид.
— В больнице, — мягким голосом успокоила его Элли. — Не вибрируй особенно. Тебе привет от Рамона.
— Где… где остальные?… — Халид с трудом составлял слова в предложение. — Вы — кто? Я… я вас не знаю…
— Это неважно, — Элли взяла его руку и ввела следующий препарат. — Надо сосредоточиться. Мы вытянем тебя отсюда. Рамон хочет знать все о том, что там вышло — на улице Темной Воды…
* * *
— Дело, даже, не в этом… — Профессор помолчал, подбирая слова. — Будущее, знаете ли, отбрасывает тени…
Странник отправился в свой путь за пару-другую десятилетий до того, как слово Империя стало официальным термином… Стало писаться с большой буквы… Но она уже существовала — фактически. Так что жителям Чура было от чего ужаснуться новостям со старушки-Земли, когда Вызов и Колумб вошли в их зону радиослышимости. Они знали с чем предстоит иметь дело.
— Ну, этим-то новостям с Земли ужасались не только на Чуре… — заметил комиссар. — И довольно долго ужасались…
— Так что вы тут достаточно хорошо можете себе представить реакцию уже привыкших к независимости поселенцев, — Покровский развел руками. — Но ужасом дело не ограничилось: Прекрасный Новый Мир стал готовиться к пришествию землян.
Уже не покинутых мудрых Предков, которым надлежало открыть сыновние объятия, а жестоких поработителей — воскресших чудищ из комиксов…
Носителей всех пороков Старого Мира. И так далее… Словом — теперь планета ждала завоевателей, которым надлежало дать достойный отпор. Как вы поняли, такой поворот в психике народов Чура был вполне закономерен и подготовлен всем ходом событий.
Даже необходим был такой поворот: общество первопроходцев уже решило тогда основные свои проблемы, подвиги незаметно сменились хлопотами по устройству быта. Это — при том, что сама структура общества — жесткая и нетерпимая была ориентирована только на бесчисленное тиражирование героических деяний. Это была его форма существования — беспрерывное самоотречение и подвиг завоевания новых пространств. Чтобы перейти к спокойному перевариванию проглоченного мира это общество должно было разрушиться. Стать иным. Утратить свою суть. Бог ведает, что заменило бы его. Теперь мы уже никогда не узнаем этого. Но знаем, по крайней мере, что оно не стало так просто сдавать свои позиции — это общество героев и колдунов. Оно лихорадочно искало новые горизонты, новые точки приложения сил. Нового врага.
И звездные корабли из Метрополии открыли им глаза — этим, начавшим забывать славные традиции потомкам первопоселенцев Чура.
Вот-вот из глубины Космоса должен был явиться враг — жестокий и коварный. Это был прямо-таки бальзам на душу адептов чрезвычайного положения. Заржавевшие было мечи снова обрели силу и могущество. Касты рыцарей и оружейников снова стали надеждой и опорой мироздания. Правда, и до этого был — да, да, был-таки — враг… Нелюдь.
— Нелюдь? — расслабившийся, было, в кресле Роше подобрался, означив этим всплеск своего внимания к сказанному. — Столько об этом разговоров… Столько секретности… Это потому так тормозят связи с Чуром, что оно оттуда — с этой системы идет к нам…
Профессор нахохлился, глядя в окно голограммы.
— Нелюдь… Нечто, обитавшее на окраине известного людям мира. Нечто, также чуждое планете Чур, как и люди, но пришедшее туда раньше, теснимое ими, почти уничтоженное с лица нового мира, но все дающее о себе знать — призрачным, потустороннним вмешательством в дела бывших землян, зыбким участием в них где-то на заднем плане, за кулисами… Это, вообще говоря, тема для чего-то большего, чем нынешняя наша беседа господин комиссар. Нелюдь на Чуре… Но призраки — пусть даже самые жуткие — не годятся для того, чтобы против них создавать армии, разрабатывать новые виды вооружения, содержать штабы… Так что это так и осталось теневой мелодией в симфонии Чура. В реквиеме по этому миру. Трудно сказать, какую роль сыграло то, что там у них обозначили этим словом — Нелюдь — в самоуничтожении этой цивилизации…
Профессор Покровский принял из хлипких лапок сервировочного автомата подносик, увенчанный парой чашек из нарочито грубой керамики, снабдил комиссара его дозой чая и продолжил свой монолог:
— Беда Чура состояла в том, что его жители вооружались именно против людей, и сами были, в то же время, именно людьми…
Пришествие землян заставляло себя ждать, а внутренние противоречия планеты становились все острее и острее — да и разве могло быть иначе в мире, который обратил все свои силы на разработку и создание оружия для победы над противником, превосходившим его во много раз и притом во всем, что только можно представить. Мир, зациклившийся на такой безумной идее не может не расколоться. С самого начала — с первых десятилетий освоения Чура — его население образовало несколько совершенно непохожих друг на друга государств. Нам остается только гадать об их реальных особенностях и об их реальной истории… Нам достались не документы — легенды и сказания.
Только легенды и сказания не горят в атомном пламени… Возможно, раскол проходил именно по вопросу об отношении к вот-вот грядущему из Космоса нашествию землян, возможно, разногласия носили религиозный характер. И уж точно — экономический и политический. Без этого мы — люди — не можем… В общем, сейчас трудно — да может и невозможно — догадаться о том, кто первым нажал кнопку… Ясно одно: конец всему положила система ядерного самоуничтожения. Должно быть, ее привела в действие та из вступивших в сражение сторон, которая первой почувствовала, что обречена на поражение. Это был Мир не знавший компромиссов.
И десятилетия спустя — уже после того, как с планеты сошли снега ядерной зимы и изувеченная биосфера начала отвоевывать свое у проплешин рукотворных пустынь и дышащих радиацией кратеров. Над планетой все еще описывали свои орбиты спутники-невидимки, время от времени наносящие то друг по другу, то по каким-то целям на поверхности удары то излучением, то зарядами антиматерии. Из недр океанов — с бортов подводных ракетоносцев — то там, то здесь все еще уходили на поражение целей баллистические ракеты, а по радиоактивным развалинам прокладывали путь автоматические танковые комплексы. Казалось, ничего, кроме ненависти, не уцелело в этом Мире. И все-таки…
* * *
— Доклад от Элли, — Гурам откашлялся, давая шефу время для окончательного пробуждения.
— У вас что — бронхит? — хриплым со сна голосом поинтересовался владелец Торговых домов. — Вы позвонили мне посреди ночи, чтобы я вам больничный лист выписал? Или горчичник поставил?…
— Излагаю суть дела… — чуть поперхнувшись, заторопился Гурам. — Говорить способен только Халид. Гавриш
— плох, Кноблох
— в коме… Халид выдал информацию — там какую-то квитанцию они нашли, которая Гавриша заинтересовала… Там был какой-то адрес…
— Какой адрес, Гурам, какой? — наливаясь холодной злобой, осведомился шеф.
— Он не помнит… Сотрясение — плитами привалило…
— Какими, черт возьми, плитами?
— Могильными… А остальные, я уже сказал… Если там что и было — все загребла полиция…
— Спасибо, Гурам, вы очень много узнали… — ядовито молвил Рамон, явно намереваясь подвести черту под разговором — оказавшимся бесполезным.
— Еще там нашли кисет… — торопливо вставил Гурам. — Кисет Счастливчика — с трубкой и Трубочником…
— С чем, с чем?… — с некоторой оторопью осведомился Большой Магир.
— С Трубочником… Это талисман такой — многие с собой таскают… Счастливчик не мог его просто так оставить… Они…
Халид, в смысле… кисет этот пометили… Маячок туда подпихнули… Халид назвал нам решетку частот…
— Что ты там несешь… — Рамон даже отвернулся от трубки и поморщился. — Там сейчас засада. Ваш Счастливчик, даже если он вконец спятил от виски, ни за какие коврижки не станет совать голову черту в зубы!…
— Не станет, спору нет, — осторожно настоял на своем Гурам, но мы на всякий случай прозондировали положение маячка.
Так вот: маячок и не думает валяться на улице Темной Воды…
Маячок болтается по городу…
Некоторое время Рамон пытался осмыслить значение странного факта. Потом треснул кулаком по столу и заорал:
— Так какого же черта ты молчал об этом до сих пор, остолоп?!!
* * *
Энни измерила комнату шагами — по диагонали, с северо-востока, на юго-запад. А потом, наоборот. Получилось ровно столько же — четыре с половиной ее энергичных, злых шага. Ни больше, ни меньше.
Она выкатила из сумочки на на столик каменные шарики с изображением Инь-Янь. Чуть покатала их по полированному дереву, сердито фыркнула: Вам неплохо будет посидеть пару дней в наших конспиративных аппартаментах — ха! Вы не будете скучать — там есть Ти-Ви— ха! Ну конечно, есть — чтобы выслушивать, как бестолковый Тимоти Рейдер по-дубовому раскручивает в Новостях твою кровную тему… Вот так и дисквалифицируются юные журналистки…
… И голодать тоже не будете — я буду приносить вам лапшу по-пекински… — ха! Ну — спасибо вам, агент Яснов, — для вас, разумеется, человек с этаким разрезом глаз должен обожать китайскую кухню — как же еще!
Энни рывком раскрыла холодильник. Чипсы — море картофельных чипсов. И проклятые пирожки с куриным фаршем. По всей видимости, служба защиты свидетелей считала, что кулинарные пристрастия защищаемых не розняться слишком со вкусами оголодавших школяров.
И еще тут был кофе — пропасть одноразовых термосов со здешним самопальным кофе, годным только на то, чтобы слагать о нем анекдоты. Мер-р-рзость. Энни передернуло.
Она взяла трубку внутреннего коммутатора и набрала номер вызова дежурного охранника. Через пару минут, коротавший время в одном из соседних домиков пустующего кемпинга — за карточным сетом с напарником — дежурный, осведомился, чего, собственно, угодно мисс?
— Пиццы и апельсинового сока, — определила Энни. — Пиццу, если можно, с грибами и сыром… Нет — лучшем с салями…
— Подождите немного, я сделаю заказ… — с оттенком досады в голосе обещал дежурный.
— Не стоит беспокоиться — линией доставки я умею пользоваться сама! — оборвала его Энни.
— Для этого вам придется выйти в общую сеть, а это…
— Эннни дала отбой, зло хлопнув трубкой по столу, словно давя ею наглого таракана. Она присела на край стола и покрутила в руках извлеченный из сумочки — заодно с магическими шариками — блок связи. Конечно, господин Яснов предупреждал на этот счет, но ведь он просто сказал, что выходить в общую сеть мисс Чанг будет небезопасно… Конечно — это мягкая форма полного запрета — ни больше и ни меньше… Но ведь господин агент не опломбировал ее аппарат и не брал подписки, в конце концов! И, в конце концов, она находится в охраняемом домике, посреди пустого кемпинга. Да и перепуганы они основательно — люди, которые устроили этот цирк на Почтамте…
Она начала решительно нажимать сработанные под слоновую кость кнопочки.
— Ф-фу! — а я за тебя порядком переволновалась, Энни, — сообщила ей своим хорошо поставленным голосом Люси из Хроник Периферии. — Ты так таинственно легла на дно после этой перестрелки… Это правда? Тебя действительно хотели убить? Или просто пугали? Или это — вообще, утка? Может, легавые хотят запугать прессу?
— В таком случае, это у них здорово получается, — язвительно заметила Энни, — по Ти-Ви про похищение Гостя всего то и вякнули два-три слова пятым или шестым сюжетом… Да и то — сплошную чушь. Послушай меня внимательно: я тут не могу обзванивать подряд всех знакомых. Так что будь добра — свяжись с нашим филиалом и узнай, что там поступало для меня. И потом — с Энди Грином из Криминальной хроники, и…
— Тут на тебя уже пытался выйти какой-то чудак… Именно через Энди… А Энди перепасовал его мне — знал, зараза, что ты не удержишься от того, чтобы дать мне знать о себе… Выйдешь на связь… Это какой-то фотограф — Васецки его фамилия. Он имел с тобой дело по линии какой-то экспертизы или чего-то в этом роде… Так вот, он просит тебя связаться с ним через уличный автомат номер… номер…
На том конце линии энергично зашелестели листами блокнота.
— Вот! — Он просит тебя связаться с ним по номеру девятьсот шестьдесят — девятьсот девяносто — двадцать семь — одиннадцать — ты записала? В период от двадцати ноль-ноль до половины девятого… Каждый день. Он будет там ошиваться. Какой-то автомат в безлюдном месте…
— Это неважно, — Энни посмотрела на часы. — Вовремя это я… Одним словом — спасибо и держи меня в курсе.
— Хорошо сказано — ты же по личному блоку звонишь! По переносному! Ты никогда его номера никому не говорила — даже лучшим подругам! — в голосе Люси прозвучала хорошо промодулированная обида.
Энни назвала номер, вырубила связь, положила блок на стол и еще раз посмотрела на часы. Оставалось еще время выпить чашечку кофе. Она поморщилась.
* * *
После покупки относительно приличного комплекта одежды на карточке-анонимке от Дженерал Трендс Гонсало осталось ровно столько, чтобы не умереть с голоду в ближайшие три дня. Это его, впрочем, не слишком волновало — чек от ГН он догадался оставить в надежном месте прежде, чем выходить на контакт с Комски. Поэтому, прежде чем выходить на новый рискованный контакт, который подкинула ему судьба, он решил кутнуть на всю оставшуюся на кредитке сумму и позволил себе впервые за двое суток поесть по-человечески в недорогом, но вполне приличном баре Бродяга и даже закончить ужин графинчиком кальвадоса, к которому очень хорошо пришлась импортная папиросина, поданая, словно диковинное блюдо, на отдельном подносике с приложением дешевой зажигалки с оттиснутой сусальным золотом мини-рекламой заведения.
Прихлебывая согревающее душу спиртное и вдыхая кисловатый дымок, Гонсало выслушал раздававшееся из пристроенного в углу бара Ти-Ви повторение сюжета ГН о предполагаемом похищении опасного гостя Прерии и довольно путаный комментарий заместителя министра внутренних дел к этой сенсационной информации, после чего впал в мрачную задумчивость, пощелкивая перед носом дешевеньким пьезо-огнивом, словно крошечный язычок пламени мог подсказать ему выход из сложившейся комбинации.
Зажигалка сгодилась еще и для того, чтобы наконец избавиться от ставшего ненужным драгоценного подарка Судьбы — квитанции за аренду помещения номер сорок по Птичьим Пустошам…
Он это место хорошо знал и запомнить адрес для него труда не составило, так что предать огню смятую бумажку — сам Бог велел…
Идти по этому адресу Гонсало было боязно сразу по двум причинам. Во-первых, предположение о том, что именно эти забытые Богом и людьми подвалы служили сейчас убежищем для двух придурков, сосватавших ему это непыльное дельце, могло оказаться чистой воды блефом. Во вторых, если упомянутые дурни и впрямь свили себе гнездо в этой обители крыс, то есть много шансов на то, что не он один — Гонсало Гопник — настолько умен, что проложит дорогу в убежище похитителей дорогого Гостя. В этом случае совершенно неизвестно было на что он нарвется по достижении своей цели — может быть что и просто на пулю в лоб.
Идти, тем не менее, было надо. Благо от Бродяги до Птичьих Пустошей легко и относительно незаметно можно было добраться через начавший тонуть в ночном тумане ненаселенный Мокрый Луг, что окаймлял русло Зимней речки.
