Глава седьмая
Вопрос веры
Мы с Фарри поспешили к капитану, едва выбрались из вентиляции. Удивительно, но Дувал легко согласился запереться с нами в столовой, чтобы выслушать испуганных юнг.
Или же он просто обрадовался шансу покинуть кухню, на которой оставался Старик…
Весь рассказ капитан просидел на лавке, устало прикрыв лицо ладонью и глядя на нас сквозь растопыренные пальцы. В серых глазах капитана блестел лихорадочный огонь болезни. Он старался скрыть свой кашель, но то и дело вздрагивал в очередном приступе. Верный Мертвец, скрестив на груди руки, возвышался над Аргастом безмолвной статуей.
Мы перебивали друг друга, стараясь донести до Дувала весь ужас происходящего на третьей палубе. Я старался обратить внимание на зловещего хозяина, которому стал служить шаман, а мой друг вклинивался и вещал о судьбе Лиса и штурмовика из лазарета Квана.
– Это какой-то гребаный бред, – наконец проговорил Гром. Он закашлялся, поежился от царящего в темной столовой холода. – Какие-то сказки гребаных бардеров!
– Ходы на третью палубы закрыты, капитан, – резонно заметил Мертвец. Глаза первого помощника были чуть прикрыты, словно он дремал. – Шестерня поднял бунт, это очевидно. Да и шаман после Приюта сильно изменился. Придумать такое мальцы вряд ли смогли бы.
– Ты хочешь сказать, что старый Балиар нас предал? Что он служит какому-то хозяину?! Я хожу с ним почти десять лет! Больше, чем с тобой! Да я легко поверил бы в то, что это сопливое ледяное дерьмо, его ученик, связан со всем этим. Но Балиар?!
– Я ничего не хочу сказать, – равнодушно пожал плечами Мертвец. – Я просто хочу в порт. Больше всего на свете. В самый худший из портов, лишь бы он был подальше от этого корабля.
Дувал тяжело вздохнул, посмотрел почему-то на меня.
– Ладно… – сказал он. – Допустим, Балиар обезумел. Гребаная старость, драный демон. Застудил голову. Такое бывает. Но Шестерня-то тут при чем?! Он предан мне как щенок ледяного волка своей, мать ее, мамаше! Я вытащил его из грязи портов у Черных провалов. Из такого гребаного и гиблого места, что…
– Статуя… Та статуя! – выдохнул Фарри. Глаза моего рыжеволосого друга изумленно расширились. – Это она! В ней все дело!
– Статую продали в Приюте, – отметил Мертвец.
Фарри поник, а Дувал поморщился:
– Хватит ужасов! Мне хватило того гребаного ублюдка в гребаном ледовом лесу. Будь я проклят, но мне до конца моих скудных дней хватит сказок и мифов, жрущих моих людей! У меня на посудине вдруг образовался гребаный мятеж, и двое юнг, не отходивших в команде полгода, поливают грязью моих людей. Вот что я вижу!
Капитан ворчал, но верил нам. Где-то глубоко в душе – верил.
– Все ходы на третью палубы заперты, Гром. Юнги здесь. Шестерня там.
– Один он не смог бы это провернуть. Кто-то из гребаных механиков ему помогал. Но почему?! И как они собираются жить дальше?!
– На холодном складе их палубы достаточно припасов. Зато у нас нет энгу, – отстраненно проговорил Мертвец.
– Мы заправили большого «папочку» и гребаный лайар. Топлива хоть залейся.
– В баках – да. Но когда мы сожжем все оставшееся на второй палубе – мороз нас прикончит. – Мне показалось, что первому помощнику действительно плевать на такие перспективы.
– Ты думаешь, они дойдут до этого? – нахмурился Гром. Он повернулся к Мертвецу, вновь поежился. Могучего капитана била лихорадка, но Дувал старался не показывать ее перед нами. Он действительно не понимал, что его болезнь видна абсолютно всем.
– Либо они, либо Старик.
– Хватит, Мертвец! О Темный бог, чтобы ты подавился этими недоносками. Клянусь сердцем – я вернусь из этого похода и на пару лет осяду в каком-нибудь гребаном трактире. Уж сколько мне довелось увидеть в этой гребаной, мать ее, Пустыне – а таких приключений моя задница еще не нюхала. И, мать ее, я чувствую, что это далеко не конец.
Дувал выглядел разъяренным и расстроенным одновременно. Больной, ослабевший бородач чувствовал, как теряет бразды правления. И мне казалось, что он бы с радостью возложил свои обязанности на кого-нибудь другого. Лишь бы при этом пролилось не так много крови, как могло бы.
Я смотрел на непоколебимого Мертвеца, вспоминал могучего Старика и его вспышку ярости в столовой, много дней тому назад. Их вражда никуда не ушла… Никуда не делась, как никуда не делись Волк, Сиплый и Зиан. И все эти демоны оказались заперты в пределах одной замерзающей палубы, посреди льдов Пустыни.
Мне стало совсем тоскливо.
– А куда пропал Зиан? – спросил я.
– Вот! Вот! Я и хотел узнать, где он, потому и полез в вентиляцию тогда, а потом… – начал было Фарри.
– Заткнись, юнга. Этот ублюдок как слег, так и не появлялся нигде. Я думал, что он в каюте Балиара. Но судя по вашим гребаным сказкам да легендам, камнесоса нет в живых. И знаете – слава Темному богу!
Мертвец покачал головой, соглашаясь с капитаном. Аргаст тяжело выдохнул, помассировал виски. Голос его понизился:
– Значит, так, мясо. Вы ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаете. Вам понятно?
Мы с Фарри торопливо закивали.
– Хорошо. Мне только истерик Старика не хватало, и так уже дошли до ручки. Мертвец?
– Да, капитан?
– Где, говоришь, резаки наши?
– На третьей палубе, – флегматично произнес первый помощник. – У Шестерни.
Гром поморщился:
– Оледенительно. Возьми кого-нибудь из морячков, обыщи склад. Не верю, что на этом гребаном корабле не найдется ни одного резака.
– А топливо?
– У нас на верхней палубе лайар, Мертвец. Ты совсем старый стал! Сольем оттуда, тоже мне приключение! Все будет хорошо, братцы. Все будет хорошо.
– Может, стоит спустить «папочку»? Взрежем кормовой трап и вытащим мятежников, – спокойно предложил первый помощник.
– Резать мою красавицу? – вскинулся капитан, но тут же поник. – Может, так и поступим. Ладно…
Аргаст тяжело встал, вновь громко перевел дыхание.
– Сейчас все наладим. Да, Мертвец? Наладим же?
Тот без капли эмоций на лице кивнул своем капитану.
– Не можем не наладить. Вон бьется сердечко «Звездочки». А раз оно бьется, то и мы, мать его, должны жить. Ясно, гребаное вы мясо? Они без нас – покойники, править ледоходом нужно из рубки. Мы без этих гребаных бунтовщиков – тоже трупы. С них станется поломать машины, если что. Так что договоримся. Договоримся ведь?
Дувал попытался бодро улыбнуться.
– Да, капитан.
– Вот и хорошо.
После разговора с капитаном мы вернулись в кухню, пропахшую потом, сыростью и чадом сгораемых в печи дров. Я сразу заметил случившиеся перемены. Абордажники сдвинули свои топчаны поближе к лежаку Старика и собрались вокруг старшего штурмовика. Когда мы вошли – их тихий разговор прервался, взгляды ожгли капитана.
Волк, Сиплый, трое безымянных для меня бойцов… И Рэмси, усиленно делающий вид, что знать не знает никого из нас.
Палубные матросы сплотились в уголке напротив, у мастера Айза. Кок, надо сказать, подтащил свой лежак вплотную к громоздкой, тяжелой плите и спал, прижавшись спиной к еще теплой стенке. Кухню сотрясал его громогласный храп. Мастеру Айзу снилось что-то теплое, хорошее; кок причмокивал и улыбался.
– О, юнги! – обрадовался Три Гвоздя, когда мы подсели к остаткам палубной команды, прижавшись плечами друг к другу, чтобы не потерять крохи тепла. – Где вас носило?
– Да в лазарете были, – быстро соврал Фарри. Мы устроились поудобнее.
– А… Кван… Как он там?
– Совсем плохо, – вздохнул мой друг.
«Он лжец, Эд. Твой друг – прирожденный лжец».
– Это бурая лихорадка, – почти прошептал Шон. Его глаза безумно поблескивали огоньками лампадок. Только сейчас я отметил, как же исхудал наш нервный моряк. – Бурая лихорадка. От нее пустели целые деревни у Черных провалов. Теперь она здесь! Почему она здесь?! Капитан заболел, док заболел. И я чувствую пожар в груди. Вот тут!
Пират ткнул себя в область сердца.
– Жжется! Очень жжется, братцы. Слягу я, как и они. И все мы сдохнем.
– Завали пасть, – оборвал его Сабля.
Шон никак не отреагировал на слова моряка.
– Я чувствую, как что-то сжирает меня изнутри. Как что-то уже проникло в меня! В любой момент оно пробудится! Я слышу голос…
Сабля сорвался с места так быстро и ловко, что никто не успел отреагировать. Корсар в движении выхватил нож и прижал его к горлу Шона.
– Замерзни, тварь!
– Сядь! – твердым голосом приказал Половой. Он сидел тут же, сгорбившись, привалившись плечом к спящему Скотти.
Сабля зло посмотрел на старшего матроса, встретил его внимательный взгляд, скривился и медленно, нарочито медленно отпустил Шона. Тот, словно ничего не стряслось, промолвил:
– Я уже гнию изнутри.
– Сядь! – рявкнул Половой на вздрогнувшего Саблю. С ворчанием пошевелился Скотти.
Со стороны штурмовиков послышался нехороший смешок, и я понял, что абордажники смеются именно над нами. Недобро, с презрением, со снисхождением. Старик сидел на груде вонючих шкур, привалившись к стене и согнув колени, и крутил в руках кинжал. Взгляд широкоплечего воина задумчиво блуждал по лицам палубных моряков.
«Он что-то задумал, Эд».
Штурмовики перешептывались, поглядывали в ту же сторону, и мне подумалось, что точно так же смотрят на одинокого путника опытные ледяные волки. Вроде бы и добыча легкая посреди Пустыни нашлась, но тем временем – кто знает, какое оружие припрятано у странника.
– Где Грэг? – спросил я.
– Крюкомет забрал его в рубку. Он же последний штурман на корабле после смерти Яки. Так что не скоро мы увидим старину Грэга. Ты же слышал, что случилось, да? Тебе уже рассказали?
– Ты о чем? – с наивным видом поинтересовался Фарри.
– Шестерня! Я был рядом, когда капитан переругивался с ним, мой друг. Шестерня сказал, что Дувал ему больше не хозяин, что Дувал угробил много хороших ребят, и он не позволит ему угробить еще и инструментариев. Что они расходятся в ближайшем порту. Пусть капитан ведет «Звездочку» туда, или мы тут все сдохнем. Прелюбопытно, не правда ли? Интересно, кому наш уродливый боцман решил оставить корабль? Себе – или все-таки Дувалу?
– Ого! – довольно натурально изумился Фарри.
– Да. Все вроде бы логично, да? – улыбнулся Три Гвоздя. Сабля закатил глаза и прошептал ругательство. Шон вздрогнул и закрыл уши.
– Ну… наверное…
– Вы не спешите так реагировать, друзья мои. Я тут свел парочку льдинок к одной – и вижу, что узор одинаковый, – заметил их реакцию Три Гвоздя. Перевел взгляд на меня: – У меня к тебе два вопроса, мудрый юнга.
Я похолодел. Что случилось? Почему именно ко мне?! Что он узнал?
Бывший дознаватель продолжил:
– Вопрос первый – почему молчит шаман? Это же жутко странно. В последнее время он любил поболтать, хе-хе. Вопрос второй – чем Шестерня собирается кормить инструментариев? Я еще вчера отметил, что за похлебкой Айза никто снизу не пришел. Я думал – ночью сходят. Мало ли, дел у них много. И действительно: ночью поднимались сюда и шаман и Шестерня. Но на кухню даже не заходили. Ушли в лазарет.
– Я не понимаю твоих вопросов.
– Они очень простые.
– Я не знаю, – с раздражением ответил я. – Шамана могли убить во время бунта.
– Он точно заодно с Шестерней. Но не в этом суть. Я отвечу на оба вопроса одной догадкой, мой друг!
Три Гвоздя стал меня раздражать. Он упивался непонятным восторгом. Неуместным. В брюхе «Звездочки» и так стало совсем неуютно.
– Но это только версия. Всего лишь версия. Что, если наш добрый Балиар что-то накопал в том старом корабле, помнишь? Ну со статуей.
Шон вздрогнул, сильнее вдавил ладони в уши и быстро-быстро замотал головой. Я же ждал продолжения.
– То, что те твари увязались за нами, – это элементарно. Значит, то, за чем они идут, еще на корабле. Шаман сильно изменился, так? – Три Гвоздя счастливо улыбался. – Может, это уже не наш шаман? Может, какая-то тварь схватила нашего шамана там, в Пустыне, а? И теперь на третьей палубе у нас повелитель черных демонов обжился, переделал инструментариев в таких же чудищ и поработил Шестерню. Как тебе, дружище?
Половой вперил свой глаз в Три Гвоздя, облизнул потрескавшиеся губы.
– Послушай… Хватит, а?
– Погоди, Половой! Дай закончить версию. Я же просто фантазирую!
Старший матрос осуждающе покачал головой и махнул рукой.
– А кто тогда тот мужик с крюком? – прищурился я.
– Вот… Вот это интересно. Этого я понять пока не могу, друг мой. Допустим, мы столкнулись с пиратами. Засаду поставили на кого-то из купцов «Китов и броненосцев», а попались мы. Совпадение? Может быть. А может, смотри, какая история могла случиться… Мы же в Приют пошли после того как статую нашли, так? Что, если эти ребята охотятся за той тварью, что создает черных демонов? Что, если в Приюте был их агент и он как-то смог проведать об этой статуе? Увидел и доложил осведомителю!
– Подожди, я не понимаю…
– Сейчас поймешь. Я расскажу тебе разгадку той тайны мертвого ледохода. Холод! Всему виной холод! Мы вытащили это что-то из холода, и я думаю, что это был труп того шамана, запертого командой в каюте. Кто видел его тело, после того как мы перенесли его на судно? А? Кто-нибудь видел? Статуя осталась в Приюте, значит, не она им нужна! Что еще у нас на борту с той посудины? Крюк продал все! Остался только труп! Вот так, мой друг.
Он победно ухмыльнулся:
– Теперь мы будем сидеть тут, пока не замерзнем или не сдохнем от голода. Хотя последнее нам не грозит, друг мой. Жрачки хватит надолго. Впрочем, есть вариант, что Шон оледенеет мозгами и запрется на складе изнутри…
Три Гвоздя со смехом толкнул посеревшего лицом моряка.
– Шучу! – хохотнул экс-дознаватель, хотя в глазах у него блеснул странный огонек.
– Смешно, – угрюмо отметил Половой. – Хватит уже трепаться, Тройка.
– Я ненавижу, когда происходит что-то, не имеющее объяснения, и чтобы не потерять голову – предпочитаю выстроить логичные связи.
– Какая-то тварь, не замерзшая во льдах, схватила нашего шамана в Пустыне, и теперь тот делает из механиков чудовищ – это логичные связи? – поднял бровь Половой.
– Это же шаманы, – щелкнул пальцами Три Гвоздя и вновь улыбнулся. Я заметил, что у него нет верхнего клыка. – Главное не в этом. Главное, что просто прикончить шамана нельзя. Раз уж зверодемоны тащились за ним все это время – значит, он ими управляет и после смерти!
– Это оледенительно логично, Тройка, – фыркнул Половой.
– В его словах что-то есть, – послышался зычный голос Старика. Штурмовик подался вперед, и его подчиненные резко замолчали, ловя каждый жест вожака. – И как ты думаешь выбираться отсюда, матрос?
Три Гвоздя нехорошо прищурился, и я понял, что бывший дознаватель не любит командира абордажников.
– Надо прикончить шамана. Того, который всем этим заправляет. Сжечь его.
– Это решит проблему черных тварей за бортом. Если они действительно связаны с тем трупом, – продолжил допытываться Старик. – А что делать с Шестерней и тем ублюдком в снегах?
В памяти содрогнулось обещание Эльма:
«Каждый день, пока не получу собачий компас, я буду убивать твоих собачьих товарищей!»
– Что делать с мятежниками, должны знать офицеры. Так мне кажется.
Верхняя губа Старика дернулась, но он справился с желанием осадить палубника. Вместо этого он тихо поинтересовался:
– А ублюдок?
– Надо понять, что ему нужно. Мы за ним охотились, мы его стреляли, мы его ненавидели. Но никто не пытался с ним поговорить.
Старик кивнул, не сводя пристального взгляда с дознавателя.
– Поговорить? – прошипел Волк. – Поговорить?!
– Тихо, – тут же одернул его вожак. – Он прав.
– Но…
– Волк, у тебя все хорошо со слухом? Может, отправить тебя к Квану? Пусть проверит голову и поставит тебе шину на сломанную руку.
– Руку? – не понял растерянный Волк.
– Ну, если ты еще раз откроешь рот без команды – я тебе ее сломаю. Чего два раза ходить?
Штурмовик моргнул пару раз, изумленно глядя на командира, но смолчал.
От напряжения у меня заныло сердце. Я искренне ждал того момента, когда натянутые нити, обвившие всю команду, лопнут. Пусть будет что будет, но все эти страсти, эмоции – они убивали меня. Все встреченные мною эмпаты говорили о том, что этот дар схож с проклятьем. Все они, так или иначе, были не в себе.
Теперь я их понимал.
Разговор утих. Три Гвоздя потерял интерес к дальнейшему рассказу, а Старик выбрался с лежбища штурмовиков и вышел. Меня раздирала тревога. Слова Эльма перемешивались с бормотанием сумасшедшего шамана, бурчал несчастный Шестерня, и близился к отчаянию капитан «Звездочки», боялся Шон, нервничал Три Гвоздя, и ничего не чувствовал Мертвец. Готовился к чему-то Старик, страшно страдал Кван, искал удобного момента желающий отомстить Волк. И все это я чувствовал. Все!
Я закутался в шкуры и лег на бок, глядя прямо перед собой. Надо забрать компас у Фарри. Давно пора забрать его.
Что, если моряки решат поговорить с Эльмом? Ледовая Гончая не догадался потребовать артефакт у пиратов, а тут такой шанс убить сразу несколько оленей. Стон отчаяния едва не сорвался с моих губ. Проклятье, никогда в жизни я не боялся будущего так сильно, как в тот момент. Успокаивающе гудели двигатели ледохода. Корабль еще не стронулся с места, и это тоже давило на меня. Любое движение бронированной посудины значило бы перемены к лучшему.
– Юнги, на выход! – выдернул меня из полудремы голос Старика. – Время поработать. Матрос… Ты, который придумал про шамана, – тоже со мной.
– Вам все понятно? – спросил Дувал. На лбу у него выступила испарина, глаза превратились в жалкие щелочки, веки набухли. Он весь сжался от болезни, хотя по-прежнему пытался выглядеть командиром.
Мы с Фарри подавленно переглянулись.
– Кроме вас, никто туда не проникнет, ребятушки. В вентиляцию не пролезет никто из тех, кто остался в живых. Получается, что от вас зависит судьба нашего кораблика! – попытался улыбнуться Гром.
Никто из собравшихся в уголке столовой офицеров не проронил ни слова, пока капитан объяснял нам задачу.
– Я понимаю, что был груб, малышня. Но сейчас не надо вспоминать старые обиды. Мы все теперь накрепко примерзли друг к другу, – продолжал Гром.
– Я… Я не смогу, – промолвил Фарри. Он побледнел. – Я не смогу.
Я смотрел на Дувала и чувствовал свое жуткое спокойствие. Где-то в глубине сердца в отчаянии бился тот мальчик Эд, что жил в далекой деревушке и мечтал о приключениях, но его отодвинул в сторону Эд, уже убивший человека. Хладнокровно убивший. Пусть сумасшедшего маньяка, но все-таки…
– Я это сделаю. – Как странно слышать свой голос со стороны.
Крюкомет тяжело и с облегчением вздохнул. Мертвец бросил на меня чуточку удивленный взгляд.
– Отлично! Молодцы! – взбодрился Гром и опять закашлялся, хрипло, отхаркиваясь.
– Эд! – повернулся ко мне удивленный Фарри.
Я не ответил.
– Почему нельзя просто открыть двери, а? – жалобно заговорил Фарри. – Мы могли бы пробраться как можно ближе к ходу, открыть дверь на третью палубу, а дальше Буран и кто-нибудь из…
– Ты думаешь, что умнее нас? – зло спросил Старик. – Что мы не рассматривали этого варианта?
– Я… Нет… Но…
– Проблема в шамане. Вы должны его застать врасплох и прикончить. Если мои ребята с боем прорвутся на третью палубу – он может их встретить чем-нибудь вроде…
– Того кровавого месива, что мы нашли на корабле неподалеку… – подал голос Три Гвоздя. Он тоже сидел тут, отчасти польщенный вниманием офицеров к его предположениям, но уже не до конца уверенный в своей правоте. – Я убежден, что это работа той твари, что сожрала Балиара!
– Я не пойму: почему он сейчас этого не сделает? – равнодушно поинтересовался Мертвец. – Куда проще было бы сжечь всех и отправить Шестерню управлять ледоходом.
– Грэг, – опять заговорил Три Гвоздя. – Если он зацепит Грэга, то опять окажется запертым во льдах! А без Грэга «Звездочка» никуда не уйдет! Это же так просто!
– Вернуться по следам до Приюта – несложная задача.
– Несколько дней шел буран, все занесло. Мы шли по Пустыне, а не по тракту. Вряд ли они найдут следы обратно, – парировал Три Гвоздя.
Дувал посмотрел на моряка со смесью удивления и восхищения и хрипло спросил:
– Почему я не слышал о твоих талантах, мясо? Ты бы мне пригодился. Быстро думаешь – это хорошо.
Бывший дознаватель с равнодушным видом пожал плечами, хотя внимание капитана было ему приятно. За спиной моряка расправлялись крылья радости и гордости.
– Старик, вооружи юнг так, чтобы они смогли протиснуться в вентиляцию. И да помогут нам оба гребаных бога, позабывших о нас в последние дни, – громыхнул Аргаст.
Командир абордажников едва заметно кивнул. Капитан же отер дрожащей рукой лоб:
– Хотя вот еще. Ты, – он посмотрел на меня и снял с пояса перевязь с маленьким дальнобоем. – Умеешь с этим обращаться?
Я вспомнил глаза Звездного Головача в тот момент, когда палец нажал на спусковой крючок точно такого же оружия, и кивнул.
– Не сломай. А я пообщаюсь с этим крюканутым ублюдком.
Сердце замерло, пот тоненькой струйкой пробежался по позвоночнику. Очень хотелось попросить капитана не делать этого, хотелось сказать, что это роковая ошибка. Проканючить что-то вроде «пожалуйста, не надо!».
Я промолчал.
