Книга: Месть Ледовой Гончей
Назад: Глава четвертая Враг внутри
Дальше: Глава шестая Сила ветра и последняя капля

Глава пятая
Тайные тропы доступны не всем

Мне повезло. На вахте, у люка второй палубы, мерз вооруженный дальнобоем Скотти. Коренастый пират накинул на себя несколько шкур сразу, отчего был похож на диковинное создание из меха. Когда я вцепился в поручни трапа и пополз наверх, опешивший моряк очнулся от ступора и заколотил в дверь тамбура.
– Малец вернулся! – гаркнул он в открывшуюся дверь, вскинул дальнобой, поглядывая в сторону ледового леса. – Давай, юнга! Быстрее ветра! Я видел этого уродца полчаса назад! Эх, не зря меня сюда поставили, а не в акулье гнездо посадили! Не зря! Давай быстрее!
Под ногами загудел металлический настил трапа. Напоминание об Эльме придало сил, и я просто взлетел на ход второй палубы, оскальзываясь на обледенелых ступенях. Все-таки раб Черного капитана выжил… Проклятье!
– Как ты уцелел, малец?! – с удивлением спросил Скотти, когда я влетел в черный зев тамбура. Лицо моряка скрывали заиндевевшие шарфы. – Как тебе это удалось?
Ответа он не дождался. Открывший шлюз Крюкомет выглянул наружу, бегло осмотрелся, затащил меня внутрь.
– Может, еще кто спасся. Смотри в оба, Скотти. Чуть что – сразу стучи! – сказал боцман и потянул тяжелую дверь на себя.
– Как скажешь, Крюк, – бодро ответил моряк, оставшийся снаружи.
– Замерз? – спросил офицер у меня и, не дожидаясь реакции, потащил в зал возле кухни.
После обжигающей свежести льдов меня оглушил затхлый смрад пиратского лежбища. Выбил иные чувства, оставив только тяжелую, тошнотворную вонь. В плитах мастера Айза гудел огонь, но то было не пламя энгу. Моряки жгли в печи что-то другое. Что-то со складов… Дым поднимался к потолку, и в свете редких фонарей я видел сизый туман над головами корсаров.
– Смотрите, братцы, юнга живой!
– Эд! – воскликнул Фарри. Мой друг, скорчившись, сидел в углу, неподалеку от печки, жалко обнимая себя за колени. Увидев меня, он вскочил, но сдержал порыв и сел обратно.
– Как тебе это удалось, юнга? – закашлялся капитан. Я не сразу и узнал его в том человеке у печи. Хозяин «Звездочки» лежал укутанный в несколько шкур, и в нем не осталось ничего от грубого и воинственно настроенного пирата. Будто вылазка за Эльмом раздавила Аргаста. Лицо Дувала блестело от пота, глаза запали, и из них ушел волевой огонек.
Я огляделся. Здесь собралась почти вся команда. Лежаки стояли очень плотно друг к другу, на переборках висели приколоченные наспех шкуры, в попытке оградиться от холода и удержать последнее тепло.
Корсары не выглядели победителями. Кашель, дурные запахи, подавленные лица, дым над головой, гудящая печь плиты, с нависшей над нею понурой фигурой кока.
– Здесь, подо льдом, живут те зверодемоны, что напали на нас тогда, у «Сына героев»! – выпалил я. – Они роют ходы…
– Уже знаем… – подал голос Три Гвоздя. Он грелся у печи и казался самым чистым моряком из всех, запертых на «Звездочке». – Тебя не было почти день, мальчик. Мы думали, что тебя разорвали на части или ты замерз насмерть, как прочие. Вон Сабле, может, придется палец оттяпать, отморозил, пока из бури выбирались. А капитан…
Дувал хрипло закашлялся.
– Я спрятался в ходах, внизу… – сказал я.
Три Гвоздя кивнул.
– Тебе повезло. Сегодня утром мы нашли у ванны головы этих монстров. Тот самый чужак с крюком вместо руки притащил эти трофеи. Что он кричал, Сабля?
– Он верещал, что вспорол брюхо этим дерьмовым шавкам и что вспорет брюхо всем, кого пошлет их дерьмовый хозяин, а потом и сам доберется до этого дерьмового ублюдка. – Вечно злой пират придирчиво оглядывал ногу, надеясь, что палец можно спасти.
– Собачьего… – машинально поправил я. Три Гвоздя сделал неопределенный жест – мол, ему неинтересно, и закончил:
– Буран убежден, что это не человек.
Неприкасаемый тоже был здесь. Он угрюмо смотрел прямо перед собой, но в мыслях находился где-то далеко-далеко отсюда. Там шумели ярмарки, и таял снег на залитых солнцем крышах.
– Даже Неприкасаемые не смогли бы так быстро выпотрошить троих крепких ребят, – зловеще протянул Сиплый.
– И никто бы не смог выжить в ночи между этим ублюдком с крюком и волосатыми мордами, – сказал Волк. Его глаза слезились от едкого дыма, но ни на миг он не отвел их от моего лица. – Стюарды не вернулись: Увай, Норри, Лаум – не вернулись. А ты как-то выбрался. Что, сошелся с тварями? Служишь им теперь?
– Сядь пониже, Волк, ты надышался дыма, – буркнул Крюкомет. Он уселся на топчан возле капитана, а Гром вновь зашелся в надсадном кашле. Звякнула миска с талой водой. Боцман поднес ее к лицу Дувала, и тот клацнул зубами о кромку, жадно глотая влагу.
– Это уж точно. Ты бы, Волкушка, поостерегся. То камушки сосешь, то дымом дышишь. У тебя и так-то мозгов в голове осталось, словно снега на макушке Светлого бога, а все туда же – выводы делаешь, – поднял голову Неприкасаемый.
– Как ты выжил? – проигнорировал их всех Волк. Глаза его сверкнули. – Как?
Я честно рассказал им всю историю, упустив часть с тем, что сказал мне Эльм, и с тем, что мы вообще с ним были когда-то знакомы. Фарри ни на миг не переставал беспокоиться, что я расскажу все без остатка. Он с тревогой ловил мой взгляд, почти незаметно покачивал головой и терпеливо ждал, когда пираты перестанут обращать на меня внимание. Его что-то тревожило, он скрывал какой-то новый секрет, которым мечтал со мною поделиться.
– Это становится интересным, друзья мои, – заговорил Три Гвоздя, едва я закончил. Все посмотрели на странного моряка. Мне дико было осознавать, что теперь среди нас, палубных моряков, сидят и абордажники (о, как же мало их осталось) и офицеры. Не хватало только инструментариев.
Я слышал, как внизу гремит железо, и понимал, что им совсем не до отдыха. Что пока здесь, на палубе, праздно мерзнут простые моряки – механики трудятся не покладая рук.
Но что-то не давало мне покоя. Что-то кроме злости Волка и желания Фарри поделиться новостями. Дело было даже не в кашляющем Аргасте Дувале, под глазами которого залегли черные круги. Не в странно молчащем, подчеркнуто отстраненном Старике, рядом с которым мрачно собрались простые абордажники. Не в Мертвеце, которого и не видно было, настолько далеко ото всех он расположил свой топчан. Не в Шоне, за бесчувственной маской которого бился попавший в западню зверь, не в наслаждающемся ситуацией Тремя Гвоздями…
Я вдруг понял, какая странность привлекла мое внимание. Люди, люди, люди – почему-то всегда в первую очередь мое внимание привлекали именно они. И только потом проступали детали окружающего мира.
– А где лежаки механиков? – глупо спросил я и смутился.
– Шестерня увел их на нижнюю палубу, у них есть пара теплых помещений, – ответил мне Половой. – Как он сказал – у него каждый человек на счету. Хотя я плохо себе представляю, зачем ему столько народу.
Аргаст вновь закашлялся, содрогаясь всем телом. Никто не промолвил ни слова, но капитан почувствовал, как внимание команды перекочевало на него.
– Вы послушайте, как дока выворачивает, – прохрипел Гром. – Вот у кого кашель так кашель.
– Нам еще заразы не хватало на корабле, – вдруг проронил Старик. Мускулистый офицер штурмовиков посмотрел на капитана с едва удерживаемой ненавистью. – От моей команды осталось шесть человек после вчерашней вылазки. Шестеро бойцов! А еще трое в лазарете, и не думаю, что кто-то из них выкарабкается. До ближайшего порта, где можно набрать штурмовиков, не один день пути, и кто знает, хватит ли нам людей до него добраться!
Дувал скосил на него взгляд, не меняя положения. Его мучило чувство вины, но признаваться в нем он не собирался:
– Кто же знал, что нас тут так обложили, Курц. Это все гребаное совпадение, кха-кха. Мало нам было засады этих ублюдков с этим гребаным мастером Крюком. Откуда было знать, что еще и эти черные твари поблизости? Мне кажется, что Пустыня и оба бога ополчились против нас.
Впервые я узнал, как зовут командира абордажников.
– Ты капитан. Ты должен думать о большем.
– Вот именно. Я капитан, и не оспаривай моих приказов, – огрызнулся беспомощный Гром. – Кх-х-х-ха.
Командир штурмовиков нехорошо промолчал, одарив Дувала презрительным взглядом.
– Бауди, иди в лазарет, к Квану, пусть посмотрит на тебя, – равнодушно проговорил Мертвец.
– Я провожу! – тут же вызвался Фарри, он торопливо поднялся.
– Я себя хорошо чувствую.
– Пусть Кван решает, – безразлично отметил первый помощник.
Фарри перелез через лежаки, стараясь не наступить ни на кого, пробрался ко мне, и мы вместе нырнули в темный ход, ведущий к носу корабля. Едва за нами закрылась дверь – ее захлопнул Рэмси, чтобы не терять тепла от печи, – Фарри торопливо отвел меня в сторону:
– Эд! Как я рад, что ты жив! Темнобог, как же я рад! Тут такое происходило! Такое! Нам надо было остаться в Приюте, Эд! – взволнованно сообщил он.
Я стоял в холодном коридоре, наслаждаясь безопасностью. Эльм и его угроза остались где-то позади, где-то за пределами промерзшей брони «Звездочки». Страшное обещание Гончей жгло сердце, и я, вполуха слушая друга, не прекращал думать о том, что же мне делать.
– Мы чистили вентиляцию, чтобы дым уходил! Тут вообще было не продохнуть! Я как самый маленький по ней лазал. Тут целые лабиринты, Эд! Грязные-прегрязные лабиринты. Но по ним можно пролезть практически повсюду! Но это не так важно, Эд! Слушай! Ночью капитан и офицеры ушли на совет, а я пополз в шахту, послушать.
– Зачем? – удивился я такому решению.
– Потому что здесь что-то происходит, Эд. Не только там, за бортом, но и здесь! Совсем плохи наши дела! Мы, конечно, выкарабкаемся, но все совсем нехорошо! Старик так орал на капитана за то, что случилось во время вылазки. Темнобог, я думал – они поубивают друг друга. Но не это самое страшное. Смотри, что я нашел.
Он сунул мне в руку какой-то медальон.
– Что это?
– Я был на третьей палубе. Полночи ползал, все пытался не думать, что тебя больше нет, и искал, где же засор. И я нашел его! Один из отводов вентиляции кто-то забил одеждой. Я попытался ее убрать, но она смерзлась вся. И вот заметил его… Ты знаешь, что это? Ты понимаешь, Эд?
Я смотрел на кругляшок из дешевого металла, не понимая, к чему клонит Фарри. Под пальцами в темноте ощущался какой-то рисунок.
– Сейчас посвечу!
Фарри полез за пазуху и достал компас, откинул крышку.
– Закрой его! – испугался я.
– Ну, нам же нужен свет? Я так и ползал с ним. Очень пригодился! – широко улыбнулся Фарри.
– Закрой!
– Ладно, – сдался тот. – Это медальон лекарской гильдии! Понимаешь?
– Нет…
– Лис, – пояснил Фарри. – Это вещи Лиса!
Я все равно не понимал, к чему клонит мой друг. Тепло настигло меня, и после кошмарной ночи сознание стало постепенно меркнуть. Хотелось вернуться в общую комнату, залезть под шкуру и уснуть.
– У нас на корабле что-то происходит, Эд! Подумай, кому это нужно – запихивать вещи лекаря в вентиляцию, которую никто не использует! Если бы не стали жечь мусор со складов, никто бы в нее и не полез!
– То есть кто-то убил Лиса?
– Да! Вот почему он исчез!
– Мы должны сказать об этом…
Мне вспомнилась Снежная Шапка и проклятый Головач. Неужели жизнь вновь столкнула меня с чудовищем в людском обличье? Неужели это в норме вещей? Моя тихая деревня, ушедшая под лед в прошлом году, показалась сказкой какого-нибудь бардера. Потрясенный, я стоял посреди темного коридора.
– Скажем. Я все не находил момента поудобнее, – неискренне заверил меня Фарри. – Ладно, пошли к Квану! Да! Я забыл самое важное: твой Торос очнулся. Кван говорит, что жить будет.
Этой новости я обрадовался, как ребенок, и поспешил в лазарет.

 

Там нас встретил истошный кашель. Кван сидел у печки, протягивая к ней дрожащие руки, и содрогался всем телом от тяжелого приступа. Обернувшись на нас, лекарь лишь слабо качнул головой и вернулся к теплу.
Книги валялись на полу, небрежно сброшенные со стола и освободившие место для десятка плошек с различными зельями да порошками. От ведра рядом с выходом дурно пахло. Порядок в сетках-корзинах растворился. Я увидел одну из колб под табуретом Квана.
– Ты все-таки жив, юнга. Это хорошо, – слабым голосом произнес Торос. Он полулежал-полусидел на своем топчане. Бледный, ослабевший, с запавшими глазами. Куда девался несокрушимый воин могучего ордена?
– Слава Светлому богу, что вы очнулись, мастер Торос.
– Квану слава, – глухо отозвался штурмовик.
Доктор на его слова не отреагировал. Сдерживая кашель, он отвлекся от печи, склонился над столом, взял одну из плошек и принялся толочь в ней какой-то порошок.
– Давайте я, мастер Кван! – Усталость мигом ушла из моего тела. Подумаешь, ночь во льдах. Доктор выглядел так плохо, что все мои страдания испарились.
Тот вновь не отреагировал. Ступка мерно постукивала о дно, будто доктор впал в транс. Я подошел ближе, аккуратно забрал у него плошку и сел рядом, поглядывая то на него, то на Тороса.
– Простыл. Не знаю как, – очень тихо проговорил Кван. Его била дрожь. – Плохо. Но это не воспаление. Это что-то другое. Я ищу…
– Вам бы лечь…
– Нельзя. Надо заготовить запас. Капитану нужен корень ледостава. Нужно развести порошки для ран. Нужно… попробовать еще…
– Я все сделаю!
– Я помогу! – Рядом оказался Фарри. Мы вместе принялись за работу. Пошатывающийся от болезни Кван несколько минут сидел неподвижно, наблюдая за нами. Потом встал, пошарил на одной из полок и спустил вниз несколько банок. Поставил их передо мной и плюхнулся обратно на табурет, сгорбился.
– Вот… надо смешать, растолочь. Очень тщательно растолочь! Потом залить водой. Потом повязки. Полить на рану и замотать. Вода там.
Он очень тяжело вздохнул и слабо махнул рукой куда-то в угол. Потом вдруг вскинулся:
– Что-то случилось? Что-то с Аргастом?
– Мы подумали, что вам нужна помощь.
Мертвец дурак, если считает, что можно дергать человека по таким пустякам, как осмотр молодого парня, переночевавшего во льдах. Я чувствовал себя нормально. Да, немного ныла пораненная несколько дней назад ладонь, но…
Доку было гораздо хуже.
Кван едва заметно кивнул, почти прислонился к печке. У него ощутимо постукивали зубы.
– Так все изменилось за один день… Как вы заболели? – Болезнь Квана будто обволокла меня, наполняя тело дурнотой. Голова чуточку закружилась.
– Я не знаю. Я слежу за собой. Вернулся от механиков вчера, проведал Зиана – и как прокляли. Симптоматики схожей там нет. У капитана от переохлаждения все. Все… Да… Я надеюсь. Или это… Нет, не хочу.
– Он всю ночь не спал, метался, – поделился Торос. – Где Лис, юнга? Почему его нет здесь?
Мы с Фарри переглянулись.
– Вряд ли Лис появится, – уклончиво ответил мой друг.
– Если Торос его найдет – прикончит. У Тороса разрывается сердце, когда он смотрит на дока.
– Лежи и не говори, – мертвым голосом произнес Кван. – Тебе нужно поменьше двигаться и говорить.
– Тебе тоже, – вяло парировал Торос и почесал бороду. – Юнга. Передай капитану, что док совсем плох. Может быть, вы справитесь. От Тороса же, как обычно, толку никакого.
– Я закончу с приготовлениями и прилягу. Но сначала надо все заготовить. Все заготовить, да, – пробормотал Кван и вновь закашлялся.
От тепла в лазарете меня окончательно разморило. Скорчившись у крошечного столика, я толок в ступке подсыпаемые порошки и балансировал на грани сознания, проваливаясь в сон и выныривая оттуда спустя мгновение. Темнота крошечной каюты, с мерцающими огоньками лампадок, с хриплым бульканьем в груди одного из раненых давила на меня пуще усталости, однако я не сдавался, искренне желая помочь несчастному Квану. А тот, заметив мою борьбу, вдруг спросил, давно ли я ел и спал. Ответить ему оказалось не так-то просто. Я не мог этого вспомнить, и тогда врач при помощи Фарри едва ли не насильно влил в меня чашку теплого бульона и отправил в общую каюту, попросив позвать Саблю.
– Хочу посмотреть ногу, – почти прошептал Кван.
Попрощавшись с Торосом и Фарри, я, пошатываясь, вышел. Не знаю, как я добрался до лежака. Какая-то тьма со смутными образами моряков.
Зато хорошо помню то, что случилось на следующий день.
Назад: Глава четвертая Враг внутри
Дальше: Глава шестая Сила ветра и последняя капля