Глава 14

Ботинки сбросил, носки на них — и сразу переодеваться.

Сумку на пол — шлеп, гарнитуру бережно на стол. Где мои любимые треники, синенькие, с начесом? Ноги в тапки засунул, пальцами по мягкому пошерудил, эх, хорошо-то как! Все движения давно отработаны, перемещения по комнате выверены. Хлопнул по чайнику — и умываться. Официальный рабочий день закончен досрочно. Думал, до глубокого вечера провожусь, если не до ночи. Но Степан Провович дал в помощь одного из сыновей, поэтому управился я быстро — пять вечера, а я уже дома! Уря. Хитрей всех: похоже, я первый отстрелялся. Замок пуст, основной народ начнет подтягиваться часам к семи, к ужину.

Правда, у меня каждый вечер и каждую ночь есть еще и неофициальный рабочий день — слушаем эфир. Но это святое, это даже не работа, это для души.

Устал, навалили на меня дел с утреца.

Димона-то от меня изолировали! Дугин его забрал — теперь электрик работает под надзором главного инженера. И хорошо, что забрал, не моего формата чел. Он вообще никакого формата, не форматированный ни разу. Даже не могу сказать, из какого года парень вылез. Вроде молодой, а не в теме. В смысле, ни в какой теме он не копенгаген. Говорить с таким не о чем и незачем. И пес с ним. Теперь у меня новый напарник — мальчишка, закрепленный на предмет обучения, стажировки и всего остального прочего. Многие сопротивляются, а я с радостью взял. Степка, Степан — Степ. Девятый класс, по-старому. Поговорил — парень фанат радиодела. Ничего не знает, почти ничего не умеет. Но всего хочет! Значит, будет хорошим радистом. Радиоинженера я из него не сделаю, у меня тут не филиал вуза, а вот приличного техника — запросто. Паяльник держит правильно, учится, читает схемы и дежурит, когда я на внешних вызовах. Свежая струя.

Школа-детсад у нас переполнена, все старшие дети с поселков тут, домой только на выходные и каникулы. Младшие с дальних точек учатся по индивидуальной программе, в зависимости от конкретного места и имеющихся там специальностей. Часть в интернате, многие дома, приезжают сюда лишь на проверки. Старшеклассники учатся только здесь, по системе типа «завод-втуз». В школе обязательная восьмилетка, старшие классы учат больше практикам, чем высоким теориям, нет пока такой возможности. День ребята в школе, день работают с наставниками, пока не пойдет специализация. Я своего первого ученика уже выбрал.

Сегодня Степ дежурил на эфире — ничего так, уже нормально получается, тем более что я на короткой связи, недалеко. Ждал меня, почти на лестнице отпросился, попрощался и удрал — мне бы его годы. Типа к родакам, типа соскучился. Хренобль! Знаю я этих «родителей»: к Людмиле своей разлюбезной побежал, дочке кузнецовской. Вполне вероятно, что батя Степкин — наш автомеханик — опять припрется в донжон сына искать. И мне опять придется делать васильковые глаза и что-то мудрить, так как подставлять напарника, даже если он безбашенный пубертатный несмышленыш, никак нельзя. У нас сплоченный трудовой коллектив. Поэтому я Степа дерну через «мыльницу» куда как раньше ожидаемого времени визита родича. Отвечай наставнику, разгильдяй: почему не дома?

Кузнеца Степ боится. Ну кузнеца немудрено испугаться, вид у него грозный, огнем пышет. И зря: вполне нормальный мужик, а то, что бородатый да патлатый, так это не от старозаветных традиций, Демьян — хиппи. Да, да! Тот еще волосан. У нас, господа, есть Демми, кузнец-хиппи. В смысле, настоящий, еще недавно как из Системы. Имя только не настоящее, чтоб я сдох. Скорей всего, он какой-нибудь никого не впирающий Колян или вовсе Игореня. Демьян, как он сам говорит, «теперь совсем другой человек». Демми по таинственной причине изменил взгляды ровно настолько, чтобы исправленные принципы позволяли заезжать в лоб любому непонравившемуся. И кулак ему в этом деле ха-ароший помощник. Кулак литой — можно без молота железо плющить. А в остальном — мирный хиппи. Прибитый на горячий металл и возню с ним. Чудеса делает парень.

И жена у Демьяна классная, «Светка с голубыми глазами», Адская Ведьма — тоже кузнец, но по более тонким работам. Есть дочка-красавица, девка огненной крови, за которой Степ и ухлестывает изо всех сил. Есть, конечно, шанс, что Демми в неурочный час вытащит озорников из стога и отрихтует негодяю яйца. Чтобы такого не случилось, я уговариваю члена нашего сплоченного коллектива совместно пойти к папаше и забиться в принципе — мол, люблю там, все дела, если что — женюсь.

Степ мне решительно кивает сегодня, но отчаянно трусит завтра. Пока отбил Людку у сверстников, четыре раза подрался, жестко. А тут трусит. Демми, кстати, тоже хорош. На хрена своим видом так пугать парней? Или решил дочь до старости сберечь? Степан — нормальный жених, в перспективе — будущий радист Замка, чего тебе еще нужно, черт ты патлатый? У меня с этой четой отношения отличные, есть некое родство душ. У них на стене висит сделанная Светкой из проволоки надпись, из моих молодых годков: «Что ты сделал для хип-хопа?» Поэтому я с удовольствием захожу в кузню, когда время позволяет, дабы тихо посидеть в уголке под отблесками горна или послушать поздним вечером Светкину гитару — очень хорошо играет девка.

С недавних пор в хозяйстве кузнеца появился Якуб, примкнувший к анклаву чех, классный мужик с понятиями крепкого ремесленника, на чем они и спелись с Демми почти сразу же. В итоге чех, не дожидаясь постройки собственной мастерской, занял одну из подсобных изб хозяйства. Небольшое количество хиппанского барахла — не накопилось его у нас пока — перетащили под дощатую хибару скорой постройки, а в кондовом рубленом сооружении будет «стекляшка». Вместе с кузнецом уже разобрали камин, и теперь чех перекладывает печь по-своему. Ему делают специальный стол, будут ставить поддув, заказали специфическое оборудование и инструмент. Сотников настолько оценил Якуба, что закрепил за мастерской двух помощников до полного окончания устройства стеклодувного производства. Якуб с семьей живет в замке, кузнец — прямо в обособленном хозяйстве, посад далековато. Поэтому они при оружии. Кроме гладких — двух «рафаилов» и «меркеля», — у мужиков имеются еще и мосинские карабины, да еще по револьверу на каждого из трех человек, включая Светку. Остальным дальним селянам Сотников обещает раздать «нарезняк» по мере поступления и замещения оружия в войсках. Ну а гладкое у всех есть.

Получив арсенал, Якуб, подозреваю, немного обалдел, но проникся — что оказанным ему доверием, что особенностями жизни замка. А знаете, какая у него фамилия? Скленарж, что по-чешски «стекольщик». Бывает же так… Или это и есть давние династические традиции? Надо будет спросить.

Еще про оружие. У меня тоже есть ружье, но я его на внешние беру очень редко. Как с ним лазить по крышам, где сейчас именно там мое основное место работы? Вешаю солнечные батареи на кровлю каждого дома в зоне. Потом проводка, аккумулятор, свет… Начал, кстати, с кузнеца. Теперь заканчиваю главную улицу посада, сегодня завершал вчерашнее, а потом у Хромова, старосты посада, работал. Так один и топаю по крышам, как Карлсон без вентилятора, только по графику, на днях поеду по селениям.

А Димона, которому можно свалить хоть часть работы, нет. Его вообще в замке нет, как и Дугина. Сослал их Сотников в Заостровское — они там свет делают и склад грабят: готовят к вывозу и вывозят самое ценное. Самое ценное из обнаруженного в больших ящиках «металлической локалки» — станки. Есть даже старый добрый 1К62, учился я давненько на таком, еще в школьном учкомбинате. Но эту дуру просто так не упрешь — в ней веса под три тонны будет, разбирать нужно. А вот малогабаритные типа ТВ11 и так переправить получится. Короче, там плотная движуха. В Заостровском идет экстренное строительство. А где оно не экстренное? Двух рядовых бандюков, плененных Гонтой, держат на том берегу на тяжелых работах, под началом главного инженера. На исправлении, так сказать. Работают они исправно, ибо быстро поняли, что никаких других вариантов, кроме как по отбытии наказания стать свободным гражданином анклава, у них нет. Не к арабам же бежать.

Вчера, уже к вечеру, работники Дугина и первые поселенцы Заостровского собрали и отправили на тот берег первый плот строевого леса. Бревна тянут с «лесоповала-локалки», где живет наш «ссыльный» — Витек, бывший член бандитского клана, тянет срок. Витек как бы расконвоированный, без оружия, только топор есть. Поначалу ему составляли компанию еще двое временно отселенных на короткие сроки за нарушения дисциплины, но теперь вообще один. Страшно, наверное, ему ночевать в одинокой далекой избе, но он, похоже, доволен уже тем, что не шлепнули, а сослали на тяжелые работы. Общается в основном с Уксусниковым.

ДТ-75 таскал бревна от лесного штабеля к берегу — там вязали плот. Староста и агроном бегали вокруг, не стесняясь, материли замыслы Сотникова и его самого, торопили плотогонов и чуть не получили по ушам от работающих, а я с огромным удовольствием наблюдал за драмой с башни. Работников сельского хозяйства понять можно: им в эти дни каждый машино-час дорог. Но «дэтэшку» иногда дергают то на одно срочное задание, то на другое. А вот легкий колесный тракторишка, один из трофеев, который у нас называют «попрошайкой», бегает только на полях. Ох и жесть… Этот страшного дизайна отечественный девайс с кузовом впереди называется ВТЗ-3 °CШ, во Владимире-городе собран. И для этого трофейного чуда в гараже-ангаре Ментовки имелось навесное оборудование: плуг-культиватор, картофелекопалка, картофелесажалка, погрузчик и даже бревнозахват.

Мини-трактор «Хуцкварна» отдан в Заостровское. Мотоблоки «Агрос» в прокате — то на Кордон их селяне заберут, то в Посад, то в Церковь.

Откуда я все это знаю? А я вообще все знаю.

Даже если связи не мои, то я их слышу. Серьезная информация разведчиков приходит сперва ко мне. Я же передаю им распоряжения Сотникова. В радиорубке лежит прошнурованный журнал — хроника важнейших событий анклава. «Оперативка», текучка с руганью и вопросами типа: «Ты, Петя, куда пропал, почему доски не несешь?» — идет через дежурную часть. Кроме того, у меня в башне прижился небольшой «клуб», место для редких посиделок, я давно уже отделил перегородкой радиорубку и мастерскую от остальной части зала. Эта стреляющая «дура» мне поначалу мешала, но потом привык и даже нравится — антураж. Короче, есть уютное местечко. И каждый день, а уж тем более вечер, ко мне заходят люди, обладающие информацией. Круг их сильно ограничен, и со всеми у меня приятельские отношения.

Сотников же вообще мой сосед снизу — что ему стоит на этаж подняться. Командор появляется почти всегда один — на башне постоять, у шипящей и мигающей аппаратуры посидеть, эфирные новости с дальних краев разузнать, хотя таковых очень и очень мало. Редко сидит с нами, — в такие вечера разговоры неизбежно скатываются в политику: всем интересно прощупать Главного «на убеждения». Вот недавно Дугин его спросил:

— Скажи, а что бы ты ответил Галичу на его слова? Сейчас спрашиваю, когда у нас не в День Первый с ограниченным временем, а когда жизнь уже более-менее устаканилась.

Сотников помолчал немного и сказал:

— Парадокс, но именно призывающие «не слушать» Обличители общественных язв сами всегда и являются Знающими, Как Жить. Смотри: Солженицын обустраивает Россию, Макаревич знает, как гнуть Мир под себя… Да ты вспомни их всех, их стихи-песни, статьи и книги. Они знают! И это есть у всех. Начав «выявлять», неизбежно начинают и указывать Путь. Виной тому разгорающаяся внутренняя «яркость». На определенном этапе у «ярких» проявляются все неотъемлемые признаки статусности, против которых они и пели совсем недавно, — откуда-то появляются немалые деньги, они прячутся на особых дачах, порой вообще живут «за речкой». С ними уже не выпьешь водки, не посоветуешься мельком, поставлен фильтр. Они требуют «особого вечного вэлфера», и от всех сразу, требуют приема у Президента, особого режима в издательствах. Так какая разница с обличаемыми? И у тех и у других мораль с годами меняется, все хотят ништяков и именно себе. Тут такой нюанс: кому верить, Решателю нравственных уравнений, который неизбежно со временем повадится решать их в свою сторону, или Честному Ворюге, кой, во мнении страдающего, есть гад изначально? На что смотреть? Я бы смотрел на два момента: жизнестойкость заполошняков и готовность за собственной «яркостью» не забывать про остальных. Удивительно, но сам Путь не так уж и важен — важней собственно Движение, ибо под лежачий камень… И нужно ли вообще верить кому-то? Главная доблесть Гражданина — неверие никому. Окромя своей головы и своих глаз. Смотри, думай, оценивай. Нравится результат — следуй в фарватере.

Из чего я сделал вывод, что Сотников вообще «политикой» и «убеждениями» не очень-то и парится. Он просто делает то, что считает нужным, ему именно этот процесс нравится.

Наш «диктатор» порой заходит сразу после совещания. Понимаю, ему, как и всем людям, тоже бывает скучно одному. Люди гадают — кто у Папы «на динь-динь»? Не может же он без женщины? Я не гадаю, я точно знаю — никто к нему не ходит. А че ходить, когда Ленка живет этажом ниже?

В общем, Главный заходит немного расслабиться, но основная причина рабочая. Я же не полный долбень, чтобы самовлюбленно считать себя великим экспертом, с которым Алексаныч иногда сверяет мысли и идеи. Не-а, в таких случаях он меня нагло использует как некую неплохо думающую «базу данных», хранителя решений и регистратора событий. Юра в обиде? Ничего подобного. Я ведь тоже использую наши беседы — узнаю интереснейшие вещи, есть грех, любопытен с рождения. А! Еще интересный факт. Почти все, кто мне что-то рассказывает, заставляют меня побыть в роли некоего лоховатого участника событий. Это все потому, что у меня вид добродушный.

Вчера вот спросил его, что он думает о таком скудном количестве «расшаренных» кластеров. В базу данных о новом мире добавились индусы, наконец-то починившие аппаратуру настолько, чтобы передать координаты, бразильцы и индонезийцы. Что, радистов в кластерах нет? Так вроде всем должны были «включить в штат» таких спецов. Интересный был разговор.

— Юра, ну и живучи твои ожидания многих успешных… С чего? Не поленись, сделай свою модель тех событий. Есть у тебя, ну например, вполне благополучные немцы. Есть один человек «с бумагой», никто не знает, каков он в деле. И есть два часа. Вот сам на себя возьми и примерь. Прикинь, сколько времени тебе надо, чтобы вникнуть. Нет, не так. Сначала к зеркалу подойди. Видишь? Годится такое лицо и прочий крутой облик для запрыгивания на сцену с видом Вождя? Ну с тобой ясно. Однако допустим, что годится. Начинай — вот твой зал.

— Что начинать? — растерялся я.

— Говорить, — даже удивился Сотников. — Быстрей, быстрей, у тебя всего лишь два часа, чтобы провести собрание и составить штатное расписание! Что замер? Не знаешь, с чего начать? Ну можешь фокусы показывать или трусы снимать. Вон та баварская община в углу это оценит. Смелей, говори! Это же немцы, они же дисциплинированные, это всем известно. На турок внимания не обращай, они сами обратят, когда увидят, к чему ты так робко и медленно клонишь… Ты, главное, опору на молодежь делай. Вон на тех, городских с виду, со значками «Партия Пиратов» и «Зеленые чуди». Они враз все на веру примут, без всяких голосований и митингов, это не такие ребята, они послушные. Все строем запишутся, распишутся и споют гимн.

— Не, ну как это…

— Да вот так это! «Я, Карл Дитрих Крауфф, глава поселения Хульценшвайн, земля Северный Рейн-Вестфалия, призываю вас, берлинцев, баварцев, турков и „пиратов“ вместе с уютными самобытными бабушками из провинции и русскими мигрантами… Подчинитесь, земляне, я Посланник небес!»

— Это цирк какой-то.

— А я, думаешь, по-другому тогда думал? Два часа, незнакомый народ, черт его знает, что у кого в головах… А ты давай, работай, и отчет на стол. Срочно! Что притих? Ты понимаешь, как сильны у них традиции демократии? Это тебе не немцы третьего рейха, это дети прошедших денацификацию, продукт современной Европы и крепкого либерализма. И каждый сам по себе, и сам за себя, только тронь. Там давно никто строем не ходит. Хотя немцы тут ни при чем, я к фрицам с рассказов деда о войне отношусь непросто. Кто угодно может быть, это просто для примера, утрированно. Пробуй, Юра, пробуй… Я, если честно, очень удивился, что британцы первый тест сдали в срок, а не использовали два часа на «гайд-парк». Американцы — понимаю. «О вы, избранные форейторы и демонстраторы примеров! На вас опять с надеждой смотрит этот мир! Так встаньте разом и идите вкалывать, Господь потом найдет ошибки». А вот англичане удивили.

— И все равно мне, Александрович, кажется, что у европейцев уровень социальной сознательности повыше будет, чем у прочих. Это должно победить индивидуализм.

— Да бога ради. Сам и проверишь, кто прав.

— Хо! Но украинцы-то смогли собрание провести! При всех разногласиях.

— А я не верю, что это украинцы, — отрубил Сотников. — Еще недавно верил, а теперь нет: разводка это.

Он взял со стола исписанный лист бумаги, перевернул его и вместе с ручкой подвинул ко мне.

— Давай предположим, что Смотрящие на аналогичные поляны рассадили двадцать «селективок». Нет, учитывая их любовь к дюжинам, мы предположим 24 штуки. Хотя, может, и меньше, 18, например.

— А больше? Что-то маловата камера, все зэки не влезут, — мне тогда показалось, что я очень удачно съехидничал.

— А больше уже пробовали. Во-первых, на Земле-один, не взлетело. Во-вторых. Что значит запись в «паспорте»: Платформа пять? Не пятая ли это попытка? Ладно, пиши… Пробуем проникнуть в б€ошки Смотрящих и отбираем национальные культуры с наиболее большой притягательностью для других культур, с серьезными, с точки зрения наших кураторов, историческими итогами и опытом ассимиляции той или иной степени успешности.

Ну, начали мы писать. Плохо дело, не проходится уровень.

— Ну молодец… Смело. Значит, японцев вы, товарищ Смотрящий Ю, вычеркиваете, филиппинцев режете, мексиканцев и швейцарцев в упор не замечаете, скандинавов вовсе нет, а украинцы в лунке? Уволены. На Бетельгейзе, сортиры чистить!

— Хех, а где тогда украинцы?

— Как где — в монокластере, как белорусы и все остальные. Сидят где-то люди, ждут подмоги и объяснений всего этого безобразия. А мы сделать ничего не можем, кроме как искать их не покладая ног.

Интересный «Разговор с Президентом», да?

Не знаете? Так у нас же не так давно выборы прошли! Это было нечто.

Сначала на сцену вышел оргкомитет, он же избирком. Жали-мяли про «нужность», «своевременность лигитимизации» и прочее, я там чуть не уснул. По мне, если честно, вся эта политика — как генераторный пентод ГУ-80, «плюсквамперфект», если вспомнить мою училку немецкого. Как бы без «политики» обойтись в новом мире…

Потом вышел Сам, и вот что он изрек. Коротко и со вкусом, понять, издевается он или нет, было невозможно, — все сделал, чтобы добавить ложку дегтя в бочку демократии. Жгун!

— Граждане анклава «Россия»! Скажу предельно честно: я пошел на выборы не по своим суждениям и убеждениям, но волей пославшей мя группы товарищей, — тут все заржали. — Если для ассимиляции других кластеров полезно, чтобы у нас был демократически избранный Президент, давайте сделаем это по-быстрому. Но у меня есть три условия. Первое: президентом меня не называть, пусть на бумаге высохнет слово «Командор». Второе: если когда-нибудь такое же собрание решит учредить партии и внутренние национальные образования, я тут же уйду в лес. И последнее: не удивляйтесь, если в один прекрасный день, когда нас станет много и масштаб перемен возрастет, я попрошу вас сделать меня простым монархом. После чего выбирайте при мне демократический парламент и крутите руль в поле зрения царева ока. Согласны?

Подпалил всех. Избиратели заорали, засвистели, в общем, бурно реагировал электорат. Забегали организаторы, принесли бумажки, мы давай крестики ставить да в трубочки сворачивать. Другие помчались по точкам — забирать урны оттуда. Посты поменяли, смены… Все сидели в зале, ждали «чтоб по-честному», потом посчитали. 242 жителя, 206 голосовали. 202 — за, четыре человека — против. Уксусников мне сказал, что ожидал шесть.

Вот и все выборы. Шапито.

Ко мне любят захаживать: часто сталкеры, реже научники, изредка технари. Шериф забредает на огонек башни. Так что я в теме и в русле. Два раза в неделю в донжоне собирается целая компания, уже устоявшийся круг, сидят допоздна, пьют чай, рассказывают новости, итоги работы. От меня скрывать что-то нет смысла — все равно узнаю. Самое интересное, конечно, это рассказы наших разведчиков. Про белорусов я пытал Мишку Гоблина. Это Кастета пытать не надо — тот еще говорун, а Сомов… Иногда у Гоблина что-то срывает, и он, как только начинает говорить о боевых делах, в языке постепенно возвращается к братковскому — привычка осталась, печать порока. Так вот, устроился он, посмотрел по сторонам:

— А че, уютно тут засел.

— Кофейку буш?

— Спасибо, и так бодрый. Чаю можно, покрепче.

— Так я про белорусов хотел. В столовке не договорили.

— А… Ну и вот. Сотников уехал, мы эту смешную баррикаду с боков обошли — пять сек делов, а караульщики уже пятки кажут, наказ выполняют. Гришка дождался, пока Главный на Шнюше укатит, и говорит — мол, давай-ка качнем их на вшивость, а то ломанут дров напоследок. И поперли мы за этими крысами. Догнали. Гриша им внушает — мол, Главный сказал, да, боюсь, не прониклись вы. Типа отъезжайте быстро, чужого не берите, не обижайте никого в сердцах, иначе догоним и будем вам хорду гнуть.

— И что дальше?

— Там дорога влево, как к нашим «лесникам». Лес взрослый, густой. Мы и встали, ждем. Через сорок минут крысы на нас вышли — с багажом уже, стволами своими. Сотников сказал отпустить… ништяк, пусть валят. И пошли мы в поселение. Гонта мне нерв накручивает — типа, ты там людей не пугай, смотри весело, ствол за спину… и прочую муку сыплет, чтоб я побелее был. Ладно. Пришли, тему на просвет посмотрели — все понятно стало.

— Что понятно?

— Да все. Их скинуло двумя дюжинами — десять мужиков, десять баб и четверо малых. Рядом «локалка» продуктовая, почти копия того «чапка» в Церкви. А хмырь этот, что прорисовался у веток, какой-то начальник ЖКХ. Они с корешами на охоте были, впятером. Ксива от Смотрящих у хмыря — че по ней поймешь? Короче, два дня им зябко было магаз ломануть, все власти ждали. Потом прорубать начало, что тут не там. Охотники под стрессом — именно они без семей упали, остальные или семейные, или одинокие. Может, тут и сыграло в пику. Короче, пошла движуха, базар, волнение — люди-то реально голодные! Ну эти олени сдуру доступ народу и закрыли. Хмырю бы сразу сходняк завести, обрешать с народом понятия, да решили они по-другому: сразу тямы не хватило. Там пятеро мужиков было еще, трое способных, остальные так. Ну зацепились они, охотники их уронили, побуцкали конкретно да закрыли. Одного конкретно запечатали, хоть и случайно, но наглухо. Бабы увидели, взвыли да тоже влезли, — и им досталось. В общем, все неладно пошло. Посадили народ на пайки, страху нагнали лютым зверем лесным. Все там и сидели, доли ждали. А че не сидеть, с такой дачкой? Недовольных быстро заткнули урезкой. Сами на разведку сунулись — нет никого поблизости, лишь лес да дорога неезженая.

— Ни фига себе. — Я представил себя в таком вот кластере, да в самой глухомани, без инфы, без замка…

— Ну а потом нашли наш столб с табличкой. Мозги растуманились, дошло, что будет, узнай Замок про такие конкретные клинья и беспредел реальный. Хмырь грит, мужики, делаем политику. Ну вот и сделали — думали, ветры мимо просвистят. Не просвистели. Один из разведки не вернулся, ну ты слышал эту историю.

— А те бандиты? — поинтересовался я.

— Не заезжали туда.

— Да… И что потом?

— Потом Ленка Лагутина приехала с медичкой, шериф наш, давай они все разглаживать, народ успокаивать, рассказывать. Те им поведали, как в лагере жилось-былось. Людям же про нас знаешь что терли? Что русские закрылись и никого не берут. Лишь бандитские отряды выпускают — пограбить типа. А люди уже поникли от всего, типа, будь что будет. Куда женщины с детьми одни пойдут?

— Опа! Мудрецы, мля, хреновы. А вы? Ну насчет убитого-то.

— Да ничего. Сотников слово дал. Мы приняли. Значит, задумка такая.

— Так вы ж тогда еще не знали?

— А нам и не надо знать, за нас уже все узнали. Не захотел Сотников кровью начинать с белорусами. Ничьей. Оно и дико, оно и правильно. Как посмотреть. Да куда они денутся от правиловки: или лес накажет, или к нам вернутся обгаженные. Хотя… Как на духу? — наклонился ко мне Гоблин.

Я кивнул.

— Кароч, сбегали мы с прапором, забились, что Сотникову вотрем что-нить. Гриша предложил вариант «вооруженно сопротивлялись», типа.

— Догнали?

— Что ты! Разве догонишь, — плотоядно улыбнулся довольный Гоблин, откидываясь на спинку стула. — Они сразу в лес свалили.

Вот и думай тут что хочешь.

Однако ништяки за расширение этноформата белорусами нам не «упали», значит, кто-то из отпущенных точно жив, корзинка неполная.

Что дальше было, я и так знал, из докладов. Лагутина довела инфу, все подробно разжевала, описала перспективы, предупредила, что никаких национальных автономий у нас нет — семья народов. Предложила либо вливаться, либо жить тут, как жили, — немного поможем стволами, и все. Условия для всех сразу, гордым одиночкам помогать не будем. Потом предложила провести собрание и выбрать старосту-представителя — кому доверяют. Ну и решать. Сотников наказал строго-настрого: в собрание не вмешиваться и вообще в стороне стоять. Короче, всю ночь они там обсуждали, наутро решили присоединиться. Как уже бывало, народ не очень-то хотел продолжать жить на месте былых страхов и обид — всего одна большая семья решила остаться. Сейчас на месте идет вывоз «локалки» и стоит пост, а будут делать нормальный блокпост: слишком уж далекий объект, неизвестные места. Названия пока не дали, просто «Дальний пост».

Выпили мы еще чайку, потрещали ни о чем, я выждал и опять к Гоблину с вопросом — что-то жмет он меня:

— Слушай, Миш, я вот что спросить хотел… А если бы они через завал сразу огонь по нашим открыли? А тут Главный.

Гоблин помолчал.

— Так что?

— Ты, Юрец-молодец, важный вопрос выкатываешь. Для него рано или поздно у каждого мужика время наступает. Вопрос Достоевского. Ну того парня с топором под мышкой. Понимаешь?

— Не совсем.

— Лады. Вот смотри. Время мирное, ни разу не война. Есть непонятки, есть клины, но все, по большому счету, пока в понятиях, без врагов. Белорусы ведь нам не враги? А мы им? Тоже. А ты паришься «вдруг кто стрельнет». Как определить, ну-ка, кто напротив?

— Как?

— Скажу. Есть такие люди, Юра, особые. Они не только в кино. Если вот ты, лично ты, уверен, что в мирное время готов без приказа, а сам, по своему уму, вальнуть человека, так ты уже в системе… В системе, той или этой. Либо в правильных бандитах по мурке живешь, либо по ментовской масти. По-любому.

Гоблин внимательно посмотрел на меня и продолжил:

— Ну это если у тебя душка хватит, братан, — а таких, поверь, немного. Теперь слушай сюда. Если ты готов стрелять в военное время со всей душой и сразу, а в мирное время лишь по жесткому приказу, то ты в вояках. Кончишь «офицерку», созреешь в волчару, как Бероев с Гонтой. Всего три категории. И таким людям в определенный страшный момент все равно — умрут они или нет. Они к этому морально готовы. Внутренне знали, на что шли. Так вот, умни себе в мозг, все такие мужчины — они сразу видны. По глазам, по повадкам, по понятиям всяким. По подходу к делу. Их очком почувствуешь. На завале таких не было, и хмырь не тот. Обычные мужики, никогда первыми не стрельнут. Мужиков, кстати, тоже не так уж и много, хотя хватает. Остальное — ботва.

— Как это не стрельнут? А если их обидеть сильно?

— Если мужикам сильно тревожно станет, как после первой крови, да если баб обидят, детей зацепят — ручник снимут, без вариантов. А вот так, первым и не на войне — мужик никогда не сделает. Всех нас потушить и пойти вмертвую вместе с бабами? Ты вот был бы готов?

— Подожди, а если на нас нападут — те же арабы или бандюки? Я готов.

— А это уже война, Юра. На войне все стрелять будут, там другие резоны и ответки. И ты будешь, и повариха Нюрка будет, куда вы денетесь. Вот у тебя — аж ДШК на крыше… Тут главное — грань не перейти. Мы тоже когда думали, как лучше карту разыграть, сначала разведку хотели зарядить.

— И почему не стали?

— Да потому что нет войны, мы к братьям идем. Потому что все на грани, причем там, где грань вовсе не нужна. Вот представь, что тихой ночью Кастет, а лучше бы Монгол, со стволом, как положено, а как иначе… Ползком-тишком… в лагерь белорусов. Как враг, в общем. Что будет, если заметят? Если случайность? Если хоть один выстрел бахнет в него, он в ответ, и прольется кровь? Все, приехали, без байды, это уже война со всеми вытекающими. Тут бы все на стороне хмыря были. А так, когда в открытую, прямо стоя, как Сотников сделал, по строгости… И клоуны на завале не шмальнут, и хмырь отлетит, и народ не впишется — с каких шаров им в одно играть?

— Подожди, получается, что Сотников, по такой схеме, тоже бандит или мент?

— Сотников тест разыграл у завала, и все понятно стало, кто и чей, — со спокойствием абсолютно уверенного в своей правоте человека сказал Гоблин. — И мне все стало в ряд, хотя и раньше не парился. Сотников? Кто знает, где он ходил и что за ним. Только мужчина он правильный.

— Нравится?

— Ты тупой, Юра? — удивился Сомов и наклонился ко мне. — Здесь категории другие! Он не плохой, не хороший. Он не может нравиться, он — пахан. Ты знаешь, как город Рим был основан? Вышли два брателлы на холмики, в руках стволы, внизу большая деревня. Встали наверху и заявились — мол, все, ботва, мы тут главные, и здесь наша хавира. Кто не согласен, выходи биться. И никто! Ни одна падла не вышла предъявить! Потому что таких людей реально мало. И вот так, Юра, из таких историй собрана вся история человечества. Князь — это кто? Тот, в ком, кроме башки и правильного хода, еще и душок есть. Редкость большая. К князю встают те, у кого с бошками куда как хуже, но еще хватает понять, что надо за правильного ножи поднимать. Кто понимает, что без такого вот… всем духарикам — вилы по тупости. Как мне, например. Отморозь тушат сразу, мужикам — лопаты. Вот тебе и княжество, вот так начиналась Древняя Русь. Так все зачинается, каждый свежий кусок. Есть предъявы? Твое святое право, меняй князя, садись у окна на нижнюю, если от тебя сияние большое. Ты, Юра, главное, биться выходи, если протест в душе имеешь. Реально, насмерть. Не прет? Тогда сиди ровно, дыши по команде — в телогреечку с заплатками.

Сомов опять откинулся, показывая, что разговор подходит к концу, расслабил лицо.

— Ну во. И какого келдыша этот хмырь с оленями у завала мог против Сотникова поставить? Никакого.

— Да понял, — промычал я. Напряг меня Гоблин немного, неуютно стало.

— А насчет того, что тебя забило на эту проблему… — Гоблин чуть помедлил. — Ты спрашиваешь, потому что представляешь там, у завала, себя, теплого, и страшно тебе от этого — ужас как! Извини уж за прямое. Так что не мечтай — не твое оно, Юра.

Великая стройка, эта станица Заостровская. Ура! Все бегом!

Приспичило Главному земли застолбить на той стороне. Ну не знаю, я бы сперва здесь все наладил. Арабы эти, пока что мифические… Я пока лишь один довод принял — там мяса до фига. А вблизи Замка зверя уже повыбили, пораспугали. Как я понял, всего два звена из Заостровского мясом нас тут завалят под крыши. Как это произошло с рыбой, что наши «браконьеры» из реки тянут. Девать некуда, все морды воротят, ну кроме фанатов — есть такие рыбоеды. Недавно освоили осетровую ловлю, переметами. Видел я эти крюки у Демми, когда он их ковал и гнул, — смотреть страшно, такими торпеды можно останавливать. Сотников сам обещал показать, как черную икру пробивать, как тузлук варить — это раствор такой соленый. Как жать, чтобы паюс вышел, он хранится долго. Скоро мы будем как Верещагин говорить: «Опять ты мне эту икру принесла проклятую». Правда, я еще черной икры не пробовал, дело это новое, только налаживают.

Вот с хлебом не все так хорошо. На такую ораву каждый день муку таскать — лимит забивается быстро. А оборудование позарез нужно, Сотников вообще перестал оружие брать. По схеме столь нелюбимых народом нарядов по кухне люди поочередно дикими кустарными способами чистят зерно из бочек, кроме отобранного как семенной фонд, и крутят-мелят его на ручных мельницах. Адский труд, и мука выходит какая-то квелая. В той жизни я в магазине постоянно брал батоны «с отрубями», «грубого помола», типа они полезные. А сейчас — как отрезало, ну на фиг, хочется сдобных булочек из обычной, беленькой муки. Нужна нормальная, но компактная мельница, вот под нее «грузовое окно» и готовят. Сейчас посмотрю в тетрадь… Ага! Мельница GM70 фирмы Waldner biotech.

Так вот, про Заостровскую. Две казачьи семьи туда сразу переехали, один мужик — без домочадцев, пока не построится. Я так думаю — как только первые казачки на том берегу обживутся, у нас тут же сыщутся новые казаки. Они же как грибы, из ниоткуда могут возникать.

Ну, все службы начали кроить, рядить и делить. Техника нужна, а где взять? Генераторы, панели, лампы, провода… Сплошная ругань. По оружию вообще чуть не подрались. Это я образно, конечно. Одного бойца забрали у Бероева, на время — за ДШК присматривать. За пулемет капитан был готов удавиться, но понял и сдался. А вот дегтяревский пулемет так и не дал, ни один. Потом дело дошло до коротких мосинских карабинов, Сотников их «колчаками» называет, так и прижилось. Опять распределение на нервах… Как дети, ей-богу.

И тут, неделю назад это было, приходит мессага от Демченко.

Сталкеры наши в устье Волги «оружейку» вскрыли! Небольшую, судя по описанию, невзрачную внешне, но очень, очень пригожую внутренней своей красотой. После чего все планы разведчики экстренно свернули и, в свете их же информации о чудо-птичках, поставившей всех на уши, пошли полным ходом к родному причалу.

Встречали их как подводников после успешной миссии. Сотников попросил, завпищеблоком подсуетилась и спекли они целикового поросенка лесного, так на блюде и вынесли к причалу. Шоу было — как будто не маленький «Дункан», но авианесущий крейсер «Адмирал Кузнецов» к берегу подходил.

Я к оружию равнодушен в принципе, хотя некоторые стволы мне интересны как механизм. Лично не могу оценить, насколько все это круто и необходимо замку в текущей ситуации. Чтобы не путаться и не врать, зачитаю из журнала, как записывал.

Листаем. Итак.

Так, что еще… ну всякий припас. Мины оскол. стальн. 0-822, мины оскол. чугун. 0-822А в ящиках, прицелы, ленты, короба 100 и 250. ЗИП. Патроны 7,62х54R, тип Д, БЗ, ЛПС, СНБ, общее количество 144 ящика.

Вот такой улов. Тут, как в старом черно-белом фильме, «все начали аплодировать, аплодировать — кончили аплодировать». Но порядка на берегу больше не стало. Демченко забрал поросенка и сообщил, что экипаж в разгрузке не участвует, им вспомнить страшно, как они таскали все это по склону, цепляясь за корни и камни, а потом грузили в «Дункан». Монгол себе ногу здорово разбередил.

Коломийцев сразу себе забрал один СГ-43 и даже демонстративно кое-как установил его на надстройке. Кроме пулемета Владимир Викторович дернул себе снайперскую «светку», как такие стволы называет Гонта. На судне механик есть некий, не вполне обычный, так он, как Серега рассказывал, «винт» увидел, сразу схватил и заперся в машинном отделении. «Кричит оттуда, представляешь, я первый раз его крик услышал, — смеялся Демченко, — уверяет, что теперь он гуся с двухсот вдогон брать будет». Сталкеры тоже приз взяли — две СВТ и два пулемета ПКМН с ночниками, правда, без станков, немного гранат и патронов от души.

Свой «дегтярь» Демченко отдал Гонте. Последний, получив такое богатство, уселся на гору оружия и спать спокойно уже не может. До сих пор делят; в соображениях руководства снабдить пулеметом каждый поселок, а один вручить Хромову, как главкому обороны Посада. Под эту марку заостровцы окончательно оттяпали себе ДШК, а ушлый прапор давай уговаривать Коломийцева махнуть СГ-43 на «максим» — мол, у тебя воды хоть залейся. Даже мне ясно, что лажа готовится.

Дед уперся: «Дункан» — это вам не сухогруз! — ну дальше, как обычно… Мол, буксир не тачанка, чтобы «максимку» катать, корабль должен в силуэте эстетику иметь.

Ужас что творится. Как сдурели все — Гудериан на нас идет. Даже меня чуть не заразили: попробуй тут сопротивляться, когда все вокруг стволами бредят.

Вот бы так мельницей занимались.

Боевая подготовка коснулась и моей мирной хаты.

Три дня назад Гонта устроил дневные стрельбы с донжона. Кроме прапора и меня присутствовали комвзвода Феоктистов и Дугин, ненадолго приехавший в замок. Сначала стреляли с этой холеры, баллисты. Территорию обстрела Гонта определил заранее, бойцы обнесли флажками, торчком поставили бревна-мишени со щитами, сами встали в оцепление. Начали метать. Не ожидал я такого внешнего эффекта. Дура серьезная, понятно, что какая-то отдача и звук будут, но не настолько. Удар мощный, станина трясется. «Пики» улетали одна за другой. Быстро выяснили, что практическая дальность машины — не более 400 метров. Дугин предложил поставить новый рабочий элемент, но идею не поддержали. Зачем совершенствовать то, что пока не определено в ранжире рациональности использования. Прапор вновь озвучил свою идею привязывать к стреле взрывчатку, Дугин стал возражать, что стрела «клюнет», возник спор. Проверить практически, закрепив инертный груз на месте будущей супербомбы, мы уже не могли: все «пики» выпулили по мишеням. Кстати, потом две стрелы так и не нашлись. Насчет точности скажу так — шаманство. Нужно долго тренироваться, приспосабливаться к особенностям машины, о чем я и заявил военной комиссии. Эксперты пришли к тому же мнению и даже предложили конструкцию демонтировать и убрать в подвал. Но я отказался: привык уже. Как к талисману.

После исторических реконструкций все полезли на крышу стрелять из ДШК. Ничего, мне даже понравилось, ДШК впечатлил куда больше, чем баллиста. Первый раз не Гонта зависел от меня, а я от Гонты, потому прапор оттягивался вовсю, учил дурня пулемету. Правда, у него не всегда получалось.

— Ну давай, не дрейфь. Сейчас мы твои нежные ушки тренировать будем. ДШК грохочет так, что мало не покажется. Можешь нижнюю челюсть опустить, как при стрельбе из РПГ.

— Это пусть солдафоны рот разевают, — ответствовал я гордо, — мы, радисты, народ интеллектуальный, думаем заранее, — и достал из своей сумки хорошие такие наушники, глухие, мягкие, еще и ваты заранее подложил.

Первым стрельбу начал Гонта, показывая мне пример, потом Феоктистов, ну и я, для веселья остальных. Уперся в плечевые упоры и поехал — короткими, с перерывами. Лента в 50 патронов быстро улетает. Стрелять мне понравилось, отдача оказалась меньшей, чем представлялось. Устройство — да ничего хитрого, хотя, может быть, иному душману и в тягость. С попаданием по мишеням дело пока кислое; тут, как и во всем, практиковаться надо. Ну раз понравилось, будем глаз и руку набивать, тут я человек упертый. Гонта мне еще и небольшой фанерный ящичек притаранил, с выдвижной крышкой, квадратный. Внутри прицел с концентрическими кольцами — все тысячу раз видели такие штукенции в кино, зенитчики ими «мессеров» выцеливают. Качество исполнения, скажу я вам, просто безобразное, следы точечной сварки остались на стыках каплями. Грубое изделие. Хотя если прицел в войну делали, то объяснимо: торопились люди, условий нет… С ним я пока не разбирался — некогда.

Сначала меня торкнуло на модернизацию — решил сделать так, чтобы из ДШК можно было стрелять, не вылезая из своего уютного матерчатого кресла. А что! Моторедуктор поставить, знаю такой, подходящий, сервоприводы гидравлические, саму гидросистему собрать, управляющий блок спаять. Еще в той жизни аналоги делал, только для поворотных антенн, — ничего, достаточно точно выставляются. Камеру соосно прикрутить, все завести на консоль с дисплеем, хоть на ноут. Подумал, прикинул геморы — нереал. Не найдется у меня столько свободных часов. Так, лениво вспоминаю иногда.

Начало седьмого. Солнце катится за Волгу, самое нежное время дня.

Пойду на крышу, поглазею по сторонам. Прихватил с собой кофе, две станции с гарнитурой, курточку. На крыше тоже можно устроиться с удобствами. Есть простая лавка и два чурбака, фактурные, с неободранной корой. Я даже обрез каменной стены облагородил. Взял четыре доски, остругал-ошкурил и прибил в щели парапета тонкими коваными гвоздями в четыре граньки. Жалко тратить такие. Теперь можно тургруппы приводить — пусть случайно зашедшая прекрасная незнакомка постоит на фоне заката, облокотившись на чистое теплое дерево. О! А не затащить ли благородному дону в ночные покои Зойку Дорогую? Зоя Цуркан, это наш провизор, мы с ней в зацепе, и пока обоих все устраивает. Дальше я не думаю: не готов увидеть рядом пеленки и кучу ребятишек, не созрел. А вообще с этим делом у нас все нормально. Чистый воздух, много физической работы, мясо, рыба. У трех женщин уже пузики оформлены, это еще Земли-1 наследство, но, как мне Зойка докладывает, очень скоро целый женский отряд покажет в этой области прогресс.

Погода звенит. Сел я на чурбак, покачался взад-вперед, глотнул кофе.

Первым делом осмотрел длинную выносную консоль круговой антенны мини-РЛС. По-другому установить не получается. Даже так засветка пойдет от купола — обклеить его чем-нибудь, что ли? Вот чем мне надо заниматься, а не киношные пулеметы мастерить. Система не собрана, а ее еще настраивать, самому учиться. Выбил-таки у Сотникова аппарат. Как прочитал Главный телегу Демченко, так и дал добро — мне и Коломийцеву. Судя по всему, РЛС неплоха и достаточно проста в использовании. Может распознавать не только «крупногабарит» вроде кораблей и самолетов, но даже отдельных людей. Распознанные цели отмечает на экране условными значками с указанием координат и скорости, можно карту подложить. Сомневаешься — переключи комплекс в яркостный режим и смотри чистоганом необработанное изображение. Много возможностей. Я же пока успел только консоль собрать и закрепить конструкцию на углу башни. А что, если… Если связать РЛС с ДШК? Любую захваченную в воздухе цель гасить на подлете. А сам в кресле, а? Стоп! Опять понесло. Будь проще, Юра. Для начала чурбак подбери другой, поровней этого, сколковец.

Народ потянулся. До темноты все соберутся: ночью работать в зоне не стоит. И волки, и медведи могут подойти достаточно близко. Лето только началось, кормовая база у них пока дохлая, а тут запахи еды и отходов. Как только наш уголовник Витек в одиночестве сидит, страшно представить. Лесоповал.

Стереотруба — штука полезная. Как говорит Кастет, «дикая вещь». Черта можно разглядеть. Опа! Вон от поворота к замку покатился КавЗ-685, зелененький автобус с черной мордой. Аппарат забрали с белорусской «локалки» — он мертвый стоял, без аккумулятора. В салоне автобуса у этого, если по-гоблински, «хмыря» был штаб. Теперь, согласно редкому, но все-таки расписанию, «кавзик» бегает между поселками, и это очень важно: люди чувствуют, что они живут не в отрыве от Замка. Техника с полей укатила. «Шишига» последняя. Приспособились, за неимением большего числа тракторов, по нужде и автомобиль использовать, с навесным оборудованием. Отец моего напарника утверждает, что на пониженной передаче, но с хорошим газком — можно. Завтра Гонта машину забирает и возвращает ДШК на место. Посевная фактически уже закончена, теперь будем ждать урожая, дай нам Бог удачи. НПЗ работает круглые сутки. Ночью у них идут эксперименты. Технолог заводика Лиза Казанцева, у которой с Демоном что-то закрутилось, да ни во что долгое не выкрутилось, гонит пробные партии, пытаясь добыть бензин лучшего качества. Вокруг НПЗ — стройка, решили закрыть периметр наглухо, чтобы не натворила дел пуля какого-нибудь злокозненного чела. Теоретически можно переводить анклав на топку мазутом, но это огромная работа, делать которую некому. Нужна какая-то аппаратура, обвязка, форсунки и прочие сопутствующие, чтобы пламя было ровным и без копоти, поддув какой-никакой… Все это — резка, сварка, расход металла и очень много человеко-часов. Сотников очень сильно сомневается — мол, есть ли смысл? А ну как скважина вскоре накроется, она ведь не вечная. Потому нам необходим уголь, добываемый открытым способом, угольный разрез.

На главной улице Посада пошла обычная вечерняя движуха — молодежь переоделась и выходит на променад. Эх, годы молодые, ведь даже не пожрали после работы — сразу на гульбище. Увы, мне туда дорога заказана: я для них уже старый. Кто-то идет к Волге: на берегу посидеть, на закат посмотреть.

На «аэродроме» тоже все затихло. Ангар закрыт, почти все ушли по домам. Но кто-то еще возится у ворот, еще два человека копаются в кишках мотоцикла с коляской, стоящего возле диспетчерской. Один — счастливый шериф Уксусников, оживляющий «Урал», притащенный вместе с автобусом, второй сидит на корточках, ко мне спиной, не опознаю. Но не Степкин папка. Ну мотоциклистов у нас, как всегда, в избытке водится, тут почти все специалисты.

Я развернул стереотрубу в сторону Волги — отлично видно и тот берег, и длинную избу. Вот и «Дункан» торопится-спешит, тянет за собой плот с грузом, Дугину нужны тонно-километры. До темноты они управиться не успеют — пока притянут, пока расчалят… А в темноте никто плот разгружать не будет. Буксир целыми днями мотается туда и обратно, все экспедиции к франкам заморожены. Мне, кстати, Сотников до поры запретил разглашать в эфире информацию о географии Сены, так что, Анатоль, прости…

Сталкеры попрыгали, поныли и сдернули тройкой в дальний рейс на север, лишь Монгол опять лежит в больничке на реабилитации: погрузка ништяков в устье не прошла для него даром.

По реке разнеслось дальнее звонкое эхо — берегом прошли две моторки рыбаков, мужики поехали проверять сети. На ночь снасти снимут, чтобы утром не брать снулую. Жадничать здесь не надо, рыбы очень много. На том берегу тоже не медлят: от настила бодро отвалил «баджер» станичников, цель поездки аналогичная. Тут уж звука не расслышать, далеко, глубокий залив, да и ветер относит. Но от всех этих движений на воде Волги вечером становится еще красивее, еще живее, аж песни петь хочется! Нет, теперь уж точно Зойку надо звать, созрел.

Стопэ… А это что там?

Даже через такую «трубу» мне тяжело распознать темное пятнышко, зависшее в высоте над противоположным берегом. Объект почти на северо-западе от меня. Я протер на всякий случай линзы фланелькой — пятнышко на месте. Глянул в небо без оптики — ничего не видно. Да и света все меньше.

Приник опять, сердечко подпрыгивает. Есть, точка дрогнула, чуть изменила курс.

Оно летает.

Птички прибыли? Это первая. Что мы делаем? Думал я долго, секунд десять. Но все-таки решился и рванул ручку сирены, закручивая ее все быстрей и быстрей. Над зоной полетел тревожный высокий рев. Ну щас там внизу начнется… Схватил рацию.

— «Контур» ответь «Эфиру». «Контур» — «Эфиру», — голос-то дрожит.

— «Контур» на связи, прием.

— Под запись. Воздух! Неопознанный летающий объект идет с северо-запада. Дистанцию пока определить не могу, километров десять, может быть, больше. Срочно оповестить всех. Инна, убирай людей с улиц!

У-ух, сел на чурбак. Во дела!

Гонта влетел наверх буквально через две минуты.

— Что?

— Смотри сам.

Гриша согнулся, вгляделся.

— Юра, это самолет.

— Да ладно!

— Чтоб я сдох.

— Так, я вниз, в радиорубку… Тут все решай сам, я пропал на связь.

— Сделаем! — уверил меня прапор, начиная разворачивать ствол ДШК в сторону летательного аппарата.

В радиорубке я свалился в кресло, поправил наушники гарнитуры, защелкал тумблерами, утопил «сенсоры». Как там у авиаторов? Ни разу в жизни я не общался с пилотом напрямую, лишь слушал чужой радиообмен. Частота? Поставил диапазон сканирования в полосе 120–130 MHz, подумал и расширил верх до 135. Запуск, побежали цифры… Тишина пока.

Ага! Есть несущая. Захват, фикс.

— Здесь «Вышка-контроль». Здесь «Вышка-контроль»! Неопознанный самолет к северо-западу от меня, назовите себя, прием.

И пошел я бубнить, как попка. Один раз в наушниках что-то щелкнуло, но никто не ответил. А голос-то успокоился — первый мандраж прошел, сейчас второй, уже поменьше.

— Здесь «Вышка-контроль». Здесь «Вышка-контроль». Неопознанный самолет к северо-западу от меня, назовите себя, прием.

И тут мне ответили на чистом русском языке.

— «Вышка-контроль», здесь «Пайпер Каб», прошу посадку! Прием.

— «Пайпер Каб», сообщите цель полета. — Тут я вспомнил про Гонту возле ДШК и торопливо брякнул: — Срочно сообщите, системы ПВО приведены в готовность.

— «Вышка-контроль», пилот — Эльза Благова, гражданка Словакии, русская по национальности. Пассажиров нет, причина — побег. Самолет поврежден, топливо есть, но второго захода не сделаю, машина плохо управляется. Как приняли, прием.

И только сейчас до меня дошло, что я разговариваю с женщиной! А теперь что? Я уполномочен? А кто же еще, твою душу-племя-семя-знамя-вымя-темя, уполномочен!

— «Пайпер Каб», принял, подходите. Я в башне замка над рекой.

Мне на плечо осторожно легла тяжелая рука. Сотников тихо, одними губами прошептал: «Все правильно, сажай…» И достал рацию.

— «Вышка-контроль», прошу экстренную посадку! «Вышка», у вас есть большая ровная поляна?

— «Пайпер Каб», есть ВПП 27–09, триста метров, грунтовая, необорудованная, без огней. Ветроуказатель. Заходите с реки, курс 270. Как поняли, прием. — И добавил: — Здесь Юрий Вотяков, радист Замка «Россия».

— «Вышка», принято, постараюсь сесть. Спасибо, Юра!

Не пойду я работать авиадиспетчером… Тут ни молоко за вредность, ни ранняя пенсия не помогут. Оглянулся, а Сотников по «мыльнице» дирижирует: «Да чем угодно подсветите! Торец. Давайте в темпе!» — и сразу перевоткнулся на кого-то другого.

— Наверх пошли, — дернул я Сотникова.

— А это? — Он показал рукой на станцию.

Я молча постукал пальцем по гарнитуре и рванул по лестнице.

ДШК одинок, Гонты уже нет, куда он делся? Во дворе замка завизжал стартер уазика. Ага, молоток Гриша, уже грузит медиков. Мы подошли к краю башни. Солнце село, лишь узкая светлая полоска висит над Заостровской, темнота накатывает прямо на глазах.

Но самолет видно, хотя и плохо: уже заходит над рекой, навигационные огни включены. Я бросил взгляд на наш аэродром, теперь уже без кавычек. Дождался, родимый…

— Петр Игнатьевич! Свет-то включи в диспетчерской, хоть какой ориентир! Сам сообразить не можешь? И мотоцикл, мотоцикл свой, мля, оттащи! Это аэродром, а не мастерская! — опять заревел Главный.

Возле вновь открытого ангара забегали люди, вспыхнул огонек, потом еще и еще…

— «Пайпер Каб», торец полосы подсвечен, — тут я увидел огоньки и на другой стороне ВПП и прокричал: — конец ВПП тоже! Ветер западный, слабый, где-то пять метров в секунду, с порывами… Садись давай, Эльза Благова. Ждем.

Она уже не ответила. «Пайпер» подошел совсем близко, вниз выстрелил небольшой конус прожектора. От Посада бегут люди с фонарями, уазик показывает мне свой путь красными задними габаритами. Вся эта часть зоны мерцает огоньками.

Мать моя женщина, только сейчас увидел! Правая стойка шасси у самолета с изломом, как подрубили. Единственное верхнерасположенное крыло, как мне показалось, тоже не совсем целое, машину сильно качает.

— Эльза, правая стойка!

Услышит?

Не доходя до ВПП «Пайпер» поддуло, пилот это сразу заметил, сбросил газ, возвращая машину на курс, но управляемость у машины хреновая, «Пайпер» явно провалился ниже глиссады. Опять вверх, и в итоге торец полосы «Пайпер» прошел высоковато. Да садись же ты! Есть касание. Еще… еще… покатился на одном!

За самолетом бегут люди. К уазику примкнул оживший от страха «Урал» шерифа.

Эльза изо всех сил тянула самолет, стараясь не дать ему свалиться на правую сторону. Но крыло опустилось, самолет понесло вправо, и «Пайпер» с ходу вкрячился в насыпной холмик ветроуказателя. Все! Пи-ипец! Даже без трубы было видно, как машина разваливается на части. Твою душу…

И тишина. И люди среди обломков.

— Что там? — прокричал Сотников.

Я все слышу, включена громкая.

— Вытащили уже, — проскрипела рация голосом шерифа. — В сознании, ушибы точно, по переломам не могу сказать. Ранение вижу, голова в крови. Медики берут.

По полю уже мчит бортовой «газон», весь отрезок ВПП залит светом фар и фонарей.

И вдруг — яркая вспышка!

— Горит! Самолет загорелся! — крикнул Уксусников.

И сами видим… Кончилась авиация, крепко полыхает. А чего там, фанера да обшивка.

— Ну Юрка, — тяжело вздохнул Главный, опуская рацию, — поздравить не могу, не по-людски как-то. Но это событие. Пилот, он же пассажир, жив. Самолет сгорел.

С полминуты он молча смотрел в сторону аэродрома. А потом сказал.

— Но теперь самолеты у нас будут… Про виски первому увидевшему помнишь? Или конфетками для девушки возьмешь?