Часть первая
Сказочная тайга

— Ветрова Алина по вашему приказанию прибыла!

Девушка статуей застыла в дверях. Она с горечью поняла, что прибыла самой последней. Задержка произошла по вине приемщицы, но всякие оправдания здесь бессмысленны. Вытянувшись по стойке смирно, Лина немигающим взглядом уставилась поверх макушки Мюллера.

Никто не мог сказать, почему эта грозная женщина носит такую странную мужскую кличку, хотя нельзя не признать — прозвище ей здорово подходило. О настоятельнице вообще мало что было известно достоверно. Великой тайной являлось все: от возраста до имени. К ней всегда обращались обезличенно или, очень редко, по должности. Сколько Лина себя помнила, Мюллер всегда была неизменной: крупная мужеподобная женщина с короткой стрижкой, грубым голосом, в неизменном брючном костюме темно-синего цвета. Самая избитая сплетня, обыгрывая все эти факты, уверяла, что настоятельница является плохо замаскированным мужчиной, кое-кто заикался даже о гермафродитизме. Некоторые недалекие воспитанницы опускались до того, что пробовали строить глазки, что приводило к очень негативным последствиям.

Сама Лина иногда думала, что их грозная наставница — вообще не человек. Невозможно было поверить, что подобное существо могло зародиться и вырасти естественным путем. Ленка, регулярно посещающая своих родителей, часто пересказывала подругам содержание различных гражданских фильмов ужасов. Некоторые просто до боли напоминали настоящую биографию настоятельницы: рождение в секретной лаборатории, содержание в бронированной клетке, затем кровавый бунт против создателей. Правда, режиссеры никогда не отправляли своих монстров на пенсию — истязать детей в стенах специфического учебного заведения. Немудрено, вряд ли подобный конец сильно понравится нормальным зрителям.

Почувствовав на себе холодный взгляд, более подходящий тропической анаконде, чем человеку, Лина внутренне поежилась, с трудом сохранив при этом бесстрастное лицо. Сокрушенно покачав головой, Мюллер язвительно произнесла:

— Ветрова! Как приятно, что ты все-таки надумала посетить наш маленький девичник. Если я когда-нибудь надумаю умирать, то обязательно пошлю тебя за смертью. У меня будут весьма неплохие шансы получить вечную жизнь!

Девушка усомнилась, что смерть настолько неосторожна, что рискнет приблизиться к настоятельнице, и поспешно отчеканила:

— Виновата! Обещаю, это больше не повторится!

— Если бы я верила вашим лживым обещаниям, здесь бы давно дымилась радиоактивная пустыня! Встать в строй!

— Есть!

Лина поспешно пристроилась рядом с двумя подругами, тихо радуясь, что благодаря своему невысокому росту ей не надо расталкивать их в стороны. Вытянувшись в струну, она замерла, сливаясь с окаменевшими старшими воспитанницами. Посверлив ее тяжелым взглядом, Мюллер, сложив руки за спиной, заявила:

— Раз уж вы все соизволили наконец явиться, то можно приступать к делу. Сразу огорчу плохим известием: наше руководство приняло окончательное решение. Оно посчитало, что вам больше нечего нежиться в стенах нашего курортного заведения. Что ж, лично я этому рада! Избавившись от трех никчемных дармоедок, мы сэкономим немало продовольствия. К моему великому удивлению, дегенераты, в силу чудовищного недоразумения командующие отделом распределения, не стали направлять вас сразу на панель, где вам самое место. Вместо того чтобы использовать шалав по прямому назначению и получить для Ордена хоть немного денег, они решили по-своему. Впрочем, может, это и верно, с такими отвратительными рожами, как у вас, придется в поте лица вкалывать круглые сутки, чтобы заработать на буханку черного хлеба. Не так ли?

— Так точно!!! — хором выкрикнули девушки.

— Рада, что вы со мной согласны! Ну что же, целых два месяца вы проведете вне стен вашего любимого заведения, работая в различных филиалах Ордена. Если наши руководящие дегенераты останутся довольны результатами, то ваша жизнь несколько изменится. Вы получите постоянное назначение и больше не будете меня раздражать своей беспросветной тупостью. Если кто-то из вас собирается провалить практику и еще один год осквернять своей вонючей тушей стены моего почтенного заведения— милости прошу! Но хочу сразу предупредить — ваша жизнь наполнится крайне неприятными моментами, а так как ставить на довольствие я вас больше не буду, то придется питаться тем, что кто-то уже съел до вас. Есть желающие остаться?

— Никак нет!!!

— Врете! — убежденно заявила Мюллер. — Я вас, шалав, насквозь вижу! Ну да ладно, надеюсь, что хоть эхо моих слов сохранится в ваших пустых головах. Очень не советую опозориться, я обещаю: вас встретят здесь не очень приятно. Подробности опускаю, но клянусь, такого кошмара вы не увидите ни в одном из этих дурацких фильмов ужасов. Запомнили?

— Так точно!!!

— Очень сомневаюсь. Такие дуры, как вы, каждое утро в паспорт заглядывают, чтобы не забыть свою фамилию. Впрочем, неважно. Итак, Меркулова Виктория?

— Я!

— Балтийский регион. Стокгольм. Степанова Елена?

— Я!

— Центрально-Российский. Екатеринбург. Ветрова Алина?

— Я!

— Восточно-Российский. Хабаровск. Все поняли?

— Так точно!!!

— Ну что же, будем надеяться! Не буду вас поздравлять, мне до сих пор не верится, что вы можете понимать членораздельную речь, так что нечего напрасно переводить слова. Немедленно отправляйтесь в канцелярию, там вам выдадут направления, документы, деньги и билеты. До полудня соберите все свои жалкие лохмотья, вас начнут развозить по начальным точкам маршрутов. И не забудьте захватить с собой линейки, чтобы по окончании практики вы могли сравнить друг у друга общий метраж встреченных вами членов. Понятно?

— Так точно!!!

— Ну, это вы точно поняли хорошо и наверняка запомните, даже не сомневаюсь. Марш отсюда! Ветрова, а тебя я попрошу остаться.

«Семнадцать мгновений весны» здесь крутили каждый год. Ленка не выдержала, еле заметно улыбнулась. Реакция была мгновенной:

— Степанова!!!

— Я! — перепуганно выкрикнула девушка.

— Не подскажешь ли нам причину твоего бурного веселья? Кто знает, может, мы посмеемся вместе?

— Виновата!

— Ну, раз виновата, то будем наказывать! Времени до полудня еще вполне достаточно, почистишь все унитазы в учебном блоке.

Глядя на вытянувшееся лицо воспитанницы, Мюллер ехидно поинтересовалась:

— Чем-то недовольна?

— Никак нет!

— Вот как? А мне почему-то показалось наоборот! Ты наверняка хотела успеть сделать прическу на интимном месте и выбрить задницу, а я помешала твоим наполеоновским планам! Но ничего не поделаешь — приказ есть приказ, тебе придется его выполнять. Кстати, если я замечу на унитазе хоть маленькое пятнышко, то вытру его твоей пустой головой, все равно она больше ни на что не годится. Более того, с получившейся прической и своей волосатой, небритой задницей ты отправишься покорять большой мир. Все поняла?

— Так точно!

— Марш отсюда!

Сказать, что Вика с Леной вышли быстро, это не сказать ничего — они попросту испарились. Лина лихорадочно перебирала в голове все события последних дней. Она была совершенно уверена, что Мюллер собирается устроить ей жестокий разнос, но не знала, за что именно. Самое страшное из прегрешений произошло два дня назад. В читалку учебного корпуса одна из младших тайком пронесла привезенный из отпуска женский эротический журнал. Он поспешно пошел по рукам; Лине удалось увидеть несколько неправдоподобных, каких-то искусственных парней с минимумом одежды или даже вовсе без нее. Но тут вошла инструктор, погнала всех старших на практические занятия. Некоторые из более удачливых девушек уверяли, что на последних страницах можно было хорошо рассмотреть член.

Под рентгеновским взглядом Мюллера Лина почувствовала, что еще немного — и начнет дымиться. Она приготовилась к любой каре, но первые слова настоятельницы едва не выбили ее из равновесия:

— Не передумала?

— Что? — не поняла девушка.

— Как я и говорила, — снисходительно констатировала Мюллер, — вы все беспросветные дуры! Ты хоть смутно помнишь о своем идиотском заявлении?

— Так точно! Оно даже ночью стоит у меня перед глазами!

— Перед глазами у тебя стоит тот вонючий член, который ты так и не увидела в читальном зале. Понравился журнальчик?

— Не могу знать! — выкрикнула Лина.

Девушка отчетливо поняла, что пропала окончательно, и пожалела, что до сих пор не похоронена. Ее удивляло только то, что она стоит здесь совершенно одна, ведь в позорном просмотре участвовало довольно много воспитанниц. Но, как бы там ни было, признаваться ни в чем нельзя, иначе пострадают другие подруги. Перед глазами выросла вереница чудовищно грязных унитазов, уходящая в бесконечность. Она поняла, что ее практика накрылась медным тазом. Но Мюллер все продолжала удивлять. Заложив руки за спину, она принялась мерить кабинет от стены к стене:

— По своим психофизическим параметрам ты не соответствуешь требованиям, предъявляемым к составу оперативных групп. Твой рост на семь сантиметров ниже минимально рекомендованного, масса тела тоже невелика, тебя задавит любой рослый противник одной голой силой. Черты характера и вовсе не подарок: ослиное упрямство, ненормальная склонность к обсуждению приказов, эмоциональная неустойчивость, низкая коммуникабельность. Это не те качества, что ценятся среди людей, чья жизнь может зависеть от твоих действий.

Лина слушала настоятельницу молча, не дрогнув ни одним мускулом. Но мысленно она не умолкала ни на мгновение, ее губы еле заметно шевелились, дерзко противореча всем высказываниям Мюллера: «Да, я невысокая, но зато очень хорошо прыгаю, достану любого дядю. Легкая, но благодаря этому могу очень быстро передвигаться. Меня не страшит любой противник, ведь мои удары подобны сверкающим молниям. Я упряма, но с блеском выполню любой приказ. Я спокойнее скалы — я сама как скала. А коммуникабельность — откуда ей взяться? С одиннадцати лет я не покидаю стен этого жуткого Монастыря, где не вижу никого, кроме нескольких женщин, других воспитанниц и единственного мужчины — старого привратника Матвея».

Резко повернувшись, Мюллер поинтересовалась:

— Ты хотела что-то сказать?

— Никак нет!

— Хотела! Только боишься до недержания мочи! Вот что я тебе хочу сказать: как сенс ты тоже абсолютно ничего не стоишь, но в Южно-Российском регионе есть неплохая вакансия для полных бездарей. Тебе там найдется довольно неплохое местечко — солнце, фрукты, горячие парни. Будешь дежурить на подхвате во время облегченных вахт. Такой шалаве, как ты, — полная благодать. Ну как?

Судорожно сглотнув, Лина покачала головой, не глядя на Мюллера:

— Не могу согласиться! Прошу вас, позвольте мне пройти выпускную практику в любом оперативном отделе!

— Значит так? — угрожающе пророкотала настоятельница. — Ну что же, можешь радоваться — твоя взяла! В силу чудовищного недоразумения ты считаешься лучшей ученицей старшего курса, со всеми вытекающими последствиями. Твоя привилегия — выбор условий практики. Если еще не передумала, то, согласно заявлению, направишься в оперативный центр города Хабаровска, тебя включат в состав поисковой группы быстрого реагирования. Там частенько случаются ложные тревоги, ты вволю попутешествуешь по непролазным дебрям, цепляя на свою тощую задницу энцефалитных клещей. Может, с оказией даже попадешь в Заполярье. Это далековато, но там частенько не хватает сотрудников, вот и привлекают из соседних филиалов. Летом там очень хорошо — целых два дня в году. По окончании теплой поры в туалет надо прихватывать пилу, иначе не избежать неприятностей. Учти, на твоем месте любая уже давно бы до зеркального блеска вылизала мои ботинки, слезно уговаривая отправить в Южно-Российский регион. Даю последний шанс, ну?

— Хабаровск, — твердо ответила Лина.

— Перечишь? — прошипела настоятельница.

Девушка отчетливо поняла — она сейчас очень близка к тому, что отправится помогать наказанной Ленке. Но даже явственное видение шеренги унитазов не заставило ее изменить своему давно обдуманному выбору:

— Никак нет! Просто прошу вас удовлетворить мое заявление!

— Поисковики тебя удовлетворять будут, разложив прямо на оленьем пастбище вместе с твоим безграмотным заявлением! Не пояснишь ли своей любимой настоятельнице, чего тебя понесло именно к ним? Или предполагаешь, что у оперативных работников самые длинные члены?

— Никак нет! Я считаю, что с моим низким уровнем восприятия совершенно нечего делать в центрах обнаружения и аналитических группах. Штабная и координирующая служба не привлекает. Для сотрудников кризисных центров и бойцов спецотрядов мне не хватает физических данных. Я просто не сумею управиться с их тяжелым вооружением. В боевые дружины на практику не берут. Поэтому, на мой взгляд, для меня остается только оперативная или техническая работа. Но к последней меня вряд ли допустят — это прерогатива мужчин.

— А с чего ты вдруг решила, что на оперативной работе нужны такие полные кретинки? — ухмыльнувшись, поинтересовалась Мюллер.

— Я смею надеяться!

— Ну так вот что я тебе скажу про оперативную работу! — От голоса настоятельницы задрожали вековые стены. — Первым делом тебя там обязательно трахнут. Вторым делом — снова трахнут. Тебе придется стараться вовсю, обслуживая коллектив горячих мужчин в течение целых двух месяцев. Ты для них будешь просто подарком судьбы, скрасившим скучные будни. Поняла?

— Так точно! — выкрикнула Лина и сжала губы.

— Что-то не нравится?

— Никак нет!

— Конечно, что тут может не понравиться! Все наши проститутки, и ты первая, только и мечтают о такой практике, так что тебе невероятно повезло. Рада?

— Так точно!

— Я в этом и не сомневалась! Но вот что хочу тебе по-дружески посоветовать. Как только окажешься снаружи, немедленно беги в ближайшую больницу и проси, чтобы тебя как можно быстрее стерилизовали. Если ты припрешься сюда после практики беременной, я своими руками немедленно сделаю тебе аборт без всяких инструментов и наркоза. Понятно?

— Так точно!

— Нет, — угрожающе прошипела настоятельница, — ты меня так и не поняла. Посмотри сюда!

Перед лицом Лины замерла огромная ладонь, габаритами и формой напоминающая помятую штыковую лопату. Бугрились гипертрофированные костяшки указательного и среднего пальцев, ребро ладони было покрыто окостеневшей, мозолистой кожей. Девушка внезапно вспомнила ночные страшилки о том, как Мюллер рубила руками головы плохо успевающим воспитанницам. Сейчас они уже не казались ей смешными, она автоматически сжала свои слабые кулаки. С начала обучения Лина хорошо понимала, что вряд ли сможет когда-нибудь дробить каменные стены, и не стала развивать технику разрушения твердых предметов, для чего требовалось сурово закалять руки в ущерб ловкости пальцев. По сравнению с кулаком настоятельницы ее собственный выглядел просто младенческим.

— Рассмотрела? — спросила Мюллер.

— Так точно!

— Запомни: вот этими руками, без инструментов и наркоза! Вон отсюда!

Сказать, что выпускница выскочила из кабинета быстро, — значит не сказать ничего. Закрыв за собой дверь, она едва не упала от противной слабости в коленках. Столь долгое общение с Мюллером могло свалить с ног молодого индийского слона. По коридору промчались три ученицы из младшей группы, сочувственно покосились в ее сторону. Тряхнув головой, девушка снялась с места, упругим, легким бегом направляясь в сторону канцелярии. Возле входа ее дожидались Вика и Ленка. Завидев в их руках большие конверты, она издалека воскликнула:

— Вы уже все?

— Там дел всего на одну минуту, — ответила Вика. — Как ты?

— В одной секунде от инфаркта, — вздохнула Лина.

— Чего она тебя оставляла? — нетерпеливо спросила Ленка.

— А, так! Усиленная клизма. Тебе не повезло гораздо больше.

— Ладно, я побежала. Надо еще успеть отдраить эти проклятые унитазы.

Ленка исчезла, а Вика поинтересовалась:

— Ну как?

— Опергруппа. Мюллер хотела загнать на юг, но я не отказалась от своего заявления.

— Дурная! Да туда половина наших мечтает попасть! Тем более на лето! Хоть бы море увидела!

— Нет. Это не для меня. А в местной опергруппе вакансий никогда нет, ты же сама понимаешь, туда очередь на век вперед.

— Значит, Хабаровск?

— Да. Прививки от энцефалита сделаны, так что меня здесь больше ничего не держит.

— Ладно, я побегу, а то кому-нибудь на глаза попадемся и будем дружно Ленке помогать.

Встав на пороге канцелярии, Лина бодро отрапортовала:

— Ветрова Алина! Прибыла для получения сопроводительного пакета на выпускную практику!

Рината Павловна медленно подняла голову. Эта седеющая крупная женщина отличалась редким для Монастыря благодушием, она была одной из немногих сотрудниц, повадками и обликом не напоминающей сторожевых овчарок, выращенных на человеческом мясе. Воспитанницы между собой нежно величали ее Буренкой. Приветливо кивнув выпускнице, она ласково произнесла:

— Присядь, Алина.

Видя замешательство девушки, Рината Павловна покачала головой:

— Малышка, тебе надо привыкать. Там, снаружи, никто ведь не поймет, если ты станешь вскакивать по стойке смирно от любого громкого слова.

Девушка нерешительно присела на край стула. Она действительно чувствовала себя не слишком удобно, расслабляясь в присутствии штатного сотрудника Монастыря. Буренка тем временем встала, ушла за стеллаж, заставленный пухлыми папками и боксами с компьютерными дисками, позвенела посудой, вернулась с маленьким подносом, поставила его на стол. Подвинув чашку в сторону Лины, она ласково произнесла:

— Выпей чаю, тебе надо хоть немного успокоиться после беседы с настоятельницей.

— Я спокойна! — чуть ли не выкрикнула девушка.

Укоризненно покачав головой, Рината Павловна произнесла:

— Неужели ты думаешь, что так легко обманешь Буренку?

Лина, услышав кличку, смутилась, а женщина, улыбнувшись, продолжила:

— У тебя руки немного дрожат, да и присела ты с явным облегчением. После беседы с нашей строгой настоятельницей у многих отказывают ноги, причем не только у воспитанниц. Пей чай и обязательно попробуй печенье. Оно не из магазина — домашнее, мне сестра вчера прислала. Такого ты еще не ела, гарантирую.

Лина послушно поднесла чашку к зубам, неловко звякнула зубами о край.

— Крепко тебе досталось, — посочувствовала Рината Павловна. — Что она хотела? Требовала забрать заявление?

— Так точно!

— Алина! Успокойся немедленно! Забудь про свой казарменный лексикон. В этом кабинете тебя никто не тронет, честное слово. Расслабься, считай, что перед тобой сидит одна из подружек. Ты же не обращаешься к ним по правилам учебного устава?

— Никак нет! То есть… — Лина смутилась. — Извините, мне трудно говорить с вами как с обычным человеком.

— Понимаю. От подобных привычек очень нелегко отказываться. Ты, наверное, боишься, что в большом мире тебе придется нелегко?

— Да. Я в Монастыре с одиннадцати лет.

— Знаю. А до этого с трехлетнего возраста воспитывалась на Алтайской базе, что немногим лучше. Не так ли?

— Так точ… То есть да.

Широко улыбнувшись, Рината Павловна мягко произнесла:

— Не бойся, все будет хорошо. Мир сложен и прост одновременно, человек такое неприхотливое создание, что быстро привыкает ко всему. Тебе до смерти надоел наш Монастырь, но и большой мир представляется чем-то опасным, совершенно неизвестным. Ведь так?

— Да. Вы правы. Восемь лет я не удалялась от Монастыря дальше главного полигона. Здесь нет телевидения и радио, вся информация о внешнем мире идет от немногих урезанных газет и рассказов подруг, изредка посещающих свою родню. Иногда мне кажется, что, кроме этих зданий, стрельбищ и учебного полигона, здесь больше ничего нет.

— Не переживай, — тем же мягким тоном произнесла Рината Павловна. — Еще до вечера ты убедишься, что это не так. И не бойся большого мира, это он должен тебя бояться.

— Почему? — изумилась девушка.

— Милая моя, посуди сама. Когда тебя восемь лет назад привезли в Монастырь, ты, после Алтайской базы, уже выделялась на фоне остальных учениц своей великолепной физической подготовкой и молниеносной реакцией. Здесь, под руководством наших опытных наставниц, из тебя сотворили то, что в современных фильмах называют машиной смерти.

— Я такой фразы не слышала.

— Немудрено. Вам попросту не показывают такие фильмы. Наша уважаемая настоятельница считает своей главной задачей оградить вас от разлагающего воздействия современной загнивающей культуры. Но мы немного отвлеклись от главной темы. Сейчас, после восьми лет сурового обучения, ты можешь не бояться практически ничего. В большом мире много различных опасностей, но тебе не стоит их слишком опасаться. Наши технологии обучения очень древние и совершенствуются с каждым годом. Если бы подобными методиками обладала какая-нибудь страна, ее руководство могло всерьез рассчитывать на мировое господство. Так что не бойся, в крайней ситуации ты всегда сможешь воспользоваться боевыми навыками, мало кто в большом мире сумеет с тобой сравниться.

— Но я применяла их только в обычных учебных схватках!

— Не переживай. Наше обучение бесследно снимает с воспитанниц множество обычных моральных запретов. В случае необходимости ты убьешь, даже не задумываясь и без всякого сожаления. Ты ешь, ешь, печенье очень хорошее.

Чуть помолчав, Рината Павловна как-то нерешительно произнесла:

— Послушай, Алина, а может, тебе и правда лучше остаться в каком-либо региональном центре на более спокойной, приятной работе? Нет, не дергайся так возмущенно, я просто рассуждаю вслух. Ты ведь не просто молодая девушка — у тебя совсем нет навыков практической работы. Не делай такие страшные глаза — это действительно так. Да, я прекрасно знаю, что ты можешь перепрыгнуть через двухметровую стену, с закрытыми глазами разобрать станковый гранатомет и легко справишься с управлением современного боевого геликоптера, если вдруг в этом возникнет насущная необходимость. Но пойми, с этими агрессивными способностями ты — простая боевая машина. Да, вряд ли с тобой сможет сравниться хоть кто-то из будущих коллег. Большинство оперативников прошли укороченные, простые курсы и не слишком рьяно поддерживают свою физическую форму. Полных выпускниц Монастыря очень немного, мы не воспитываем кого попало, вас тщательно отбирают с детских лет, большинство отсеивается в ходе обучения. Но у них есть свое преимущество — опыт и знания, которые невозможно получить теоретическим путем. Учти, физическая подготовка для оперативников вовсе не главное. В случае, если ситуация действительно потребует жестких мер, они сразу вызывают мобильную группу поддержки. Подоспевший спецотряд может легко превратить в лунную поверхность несколько гектаров, вот для этого им и нужна большая физическая сила. Но тебя туда никогда не примут, сама понимаешь: не та комплекция, ты попросту не удержишь тяжелый «Тайфун». Прости, но с твоим телосложением прямая дорога в балерины.

— А Нельма?

— Ты видела эту женщину, ставшую легендой еще при жизни?

— Нет, конечно!

— В ней было под два метра роста, центнер мускулистого тела. При таких габаритах она, не снимая брони, пробегала стометровку менее чем за одиннадцать секунд. Ребром ладони легко перебивала стопку кирпичей, без труда могла порвать толстую книгу. Я могу долго перечислять ее невероятные достижения, но, думаю, общую идею ты уловила.

— Да.

— В оперативной группе ты можешь прийтись не ко двору. Там свой, довольно сплоченный коллектив, они прекрасно знают достоинства и недостатки друг друга. Если повезет, ты до конца практики будешь просто готовить им кофе. В худшем случае можешь стать серьезной помехой их работе, достаточно взглянуть на себя в зеркало повнимательнее. Более того, все они неплохие психологи и быстро вычислят, где ты проходила свою подготовку. Отношение к нашему заведению довольно неоднозначное, ты не поверишь, сколько в Ордене циркулирует нелепых слухов о воспитанницах. Мало кто считает вас нормальными людьми, так что готовься к весьма специфическому отношению.

— А при чем здесь зеркало?

— Алина, ты довольно красивая девушка, а работать придется в классическом мужском коллективе. С твоей неопытностью и полным незнанием жизни могут возникнуть весьма серьезные проблемы. Я думаю, это почти неизбежно.

— Зачем тогда нас держат здесь как в концлагере? Как мы можем подготовиться к нормальной жизни?

— Ответов тут несколько. Во-первых, выйдя из этих суровых стен, вы будете обладать чистым, незамутненным сознанием, что наряду со специальной подготовкой зачастую дает весьма неплохие результаты. По-другому этого не добиться, поверь, экспериментов было множество, но лучше Монастыря еще никто ничего не создал. Во-вторых, на время выпускной практики девушек размещают в региональных центрах. Там к ним уже давно привыкли, пристраивают в смешанные коллективы аналитиков или сенсов, есть специальные сотрудницы, помогающие им в разных житейских вопросах. В общем, все неплохо отлажено. Но тебе придется отправиться в рядовую опергруппу, где придется рассчитывать только на себя. Понимаешь?

— Да.

— Но вряд ли себе представляешь, чего это будет стоить. Ты не ищешь легких путей. Почему именно опергруппа?

— Я твердо считаю, что только в ее составе могу реализовать свои способности.

— Может, и так, — согласилась Рината Павловна. — Однако всем хорошо известно: роль оперативников в жизни Ордена весьма скромна. Боевые ситуации в их работе скорее исключение, чем правило. В основном нудные рутинные проверки. Ты наверняка мечтаешь о большем. Я ведь отлично вижу твою целеустремленность.

— Каждый мечтает о большем.

— Хочешь стать членом боевой дружины?

Лина сама не заметила, как заговорила помимо воли:

— Да. И я не вижу ничего плохого в таком желании.

— Ты видела фотографии в фойе. Очень многие из этих девушек были оттуда. Почти все они погибли, так и не дожив до зрелых лет.

— Я не боюсь смерти!

— Глупышка, да ты просто еще не знаешь жизни. Твои шансы попасть в боевую дружину пренебрежительно малы. Такими, как ты, там полы по вечерам подметают.

— Это моя жизнь и моя мечта! — чуть не выкрикнула Лина. — Почему все вокруг хотят мне помешать?!

— Ну что ты, не волнуйся так сильно, — успокаивающе протянула Рината Павловна. — Не надо так переживать. Просто мне страшно, что с тобой будет, когда сама поймешь — мечта недостижима. Такой удар ты воспримешь очень тяжело.

— Переживу!

— Ну что же, — вздохнула женщина. — Это действительно твоя жизнь.

Выдвинув ящик стола, она достала плотный коричневый конверт, принялась отдавать последние инструкции:

— Здесь документы. По ним ты, Ветрова Алина Игоревна, — сотрудница федерального бюро охраны атомных объектов мирного назначения. Возраст двадцать один год — ты не намного младше. Таким образом, мы почти ничего не меняли в реальных данных. Паспорт, водительские права, пропуск, удостоверение, разрешение на ношение оружия. Вот.

Рината Павловна выложила рядом с пакетом зарядное устройство к телефону и кобуру с пистолетом.

— Патроны вполне обычные, стандартные, но оружием старайся не светить, в большом мире это не принято. Чем меньше ты привлекаешь к себе внимания, тем лучше. Авиабилет до Хабаровска, в аэропорт тебя привезут на машине, она уже заказана. Немного наличных денег, кредитная карточка — пользуйся ею свободно, только «мерседес» покупать не стоит. Мобильный телефон. Оплачивать разговоры не надо, это не твоя забота. На цифру «1» завязан диспетчер Восточно-Российского региона, «2» — дежурный по Монастырю, в памяти много и других полезных номеров, но, чтобы их увидеть, введи свой персональный код. Как приедешь, можешь позвонить по номеру, завязанному на цифру «0»: это руководитель филиала — Панарин Игорь Владимирович. Все, можешь быть свободна, — почти сухо произнесла Рината Павловна и добавила: — Рекомендую принять перед дорогой душ, кто знает, когда им можно будет воспользоваться в следующий раз.

— Я могу идти?

— Да. И помни: даже в наших стенах никому нельзя верить, а за ними — тем более. Рассчитывай только на себя.

Выйдя из канцелярии, Лина энергично потерла виски. В течение беседы у нее возникло стойкое давящее ощущение. Она подозревала, что милейшая Буренка ее попросту наглым образом пыталась прозондировать и что-то внушить. Но девушка была начеку, она и без ее советов не отличалась излишней доверчивостью. Легкой трусцой забежав в фойе, она резко затормозила: в дверях на улицу стояла Кобра. Рослая инструкторша не видела девушку, она смотрела на улицу, где мимо здания пробегала спаренная колонна младших учениц. Все были жестоко одеты в душный зимний камуфляж, на плечах расхлябанно болтались большие армейские автоматы. Задняя пара, наказанная за какие-либо незначительные проступки, пыхтела изо всех сил, стараясь не отставать. Они тащили ящик с патронами.

Проскочить незамеченной было невозможно, а показываться инструкторше на глаза — чревато: у Лины до сих пор побаливала голень с их прошлой встречи. Кобра с удовольствием старалась завести со старшими воспитанницами задушевный разговор, чтобы в самый неожиданный момент нанести коварный удар. Она называла этот мерзкий садизм мероприятиями по сохранению бдительности. Иногда эта гестаповка приказывала какой-нибудь соплюхе из младших сунуть в чей-нибудь бок жало шокера или сотворить другую подобную пакость. После ее мероприятий некоторые едва не оставались заиками и вздрагивали от собственной тени. Лина осторожно нащупала пистолетную рукоять, не видную под форменной курткой. Усмехнувшись, она подумала, что если пристрелит инструкторшу, то станет местной легендой. Возможно, ей даже ничего за это не будет. Кобру недолюбливали, и всегда можно сослаться на то, что она сама спровоцировала выстрел. Этому охотно поверят многие.

Как бы почувствовав, что дело пахнет керосином, Кобра упругим шагом последовала вслед за ушедшей группой. Лина, облегченно вздохнув, немедленно бросилась к жилому корпусу. Надо было успеть сдать постельное белье, помыться, собрать вещи. К полудню необходимо все закончить, времени осталось не так уж много.

Рината Павловна, коротко постучав, зашла в кабинет настоятельницы. Та, подняв голову от бумаг, откинулась на спинку стула, вытащила из-под столешницы пачку сигарет, ловким щелчком выбила парочку. Одну протянула начальнице канцелярии, вторую поднесла к настольной зажигалке. Обе женщины с удовольствием затянулись. Выпустив первый глоток дыма, настоятельница поинтересовалась:

— Ну и?

— Глуха и слепа.

— Плохо уговариваешь, Буренка. Теряешь форму: твое печенье еще декабристов помнит, девчонка наверняка все зубы переломала.

— Не нравится — устрой сюда штатного психолога, пусть старается.

— Нельзя.

— А что такого? Немного понатаскаем, зарплату предложим — как у министра нефтяной промышленности.

— У нас она сама быстренько с катушек съедет, даже недели не протянет.

— Тогда не лезь к моему печенью, Мюллер!

Затушив недобитую сигарету, настоятельница заявила:

— Готовь документы на отчисление Ветлугиной.

— А ее-то за что?

— Потенциальная лесбиянка.

— Да у нас только Матвей не потенциальная лесбиянка! Что ты хотела от воспитанниц — их половое созревание проходит в этих стенах, среди подружек и сотрудниц. Бедняжек может возбудить один вид мумии фараона!

— Это их проблемы. Вся энергия должна идти на подготовку, если у кого-то гормоны прут не в ту сторону — ей здесь не место. У нас все-таки Монастырь, а не вертеп. Нечего позорить тех, чьи фото и портреты висят у нас в фойе.

— Ну ты даешь, — усмехнулась Рината. — Скоро начнешь выражаться не хуже нашей Каркуши.

— Кто б мычал! — усмехнулась настоятельница. — Ладно, вернемся к нашим баранам. Как тебе общее впечатление?

— Сыровата!

— Что ты хотела? Девятнадцать лет. Детство в заднице гуляет. Меня больше интересует эмоциональная сфера, а именно — не сбрендит ли она вконец?

— Практически все наши выпускницы эмоционально неустойчивы в большей или меньшей степени. Процент самоубийств и случаев немотивированной агрессии просто невероятен. Мы с детских лет калечим их души, но, одновременно, не даем загрубеть окончательно. Результаты налицо.

— Ты можешь предложить другую методику обучения? Наши малютки готовы зубами грызть танковую броню, если это потребуется для выполнения приказа. На Гавайях бывшая воспитанница недавно всмятку отметелила четырех доблестных морских пехотинцев, как грудных младенцев!

— Да знаю! Эти герои, кстати, на нее заявление в полицию написали. Не постыдились.

— А что ты хотела — Америка! Правовое государство. Круче наших малышек нет никого, если, конечно, не считать монастырских мальчиков. Но их готовят аналогично, с тем же отсевом. Так ты говоришь, сыровата?

— Да. И думаю, работа в опергруппе ей не очень пойдет на пользу.

— Но и не помешает. Пусть посмотрит на жизнь без всяких нянек — сама напросилась, мы не виноваты.

— Не боишься? Жизнь со всеми доступными соблазнами! Это же простая девчонка — вдруг пустится во все тяжкие. Эмоциональная неустойчивость, сама понимаешь.

— Мы не сможем ее водить всю жизнь за ручку. Хочет научиться плавать — пожалуйста. Бросим в воду, пусть выкарабкивается, как знает.

— Может, оно и верно. Опасные моменты у оперативников бывают очень нечасто. Так что вряд ли ее жизни будет что-то угрожать.

— Согласна. Не хотелось бы глупо потерять эту многообещающую воспитанницу во время прохождения обычной выпускной практики.

— Ясное дело. Ну так как там, по поводу Ветлугиной?

— Отчисляем! Без всяких разговоров и объяснений. К чему придраться — всегда найдется, о настоящей причине даже не заикаемся.

— Ей пятнадцать, она уже неплохо подготовлена.

— На Алтайскую базу. Там доучат, без дела не останется, а при тамошних парнях о своих фантазиях позабудет.

— Будем надеяться.

Дверь открылась без стука, на пороге пустой казармы выросла младшая воспитанница:

— Старшая учащаяся Ветрова! За вами пришла машина!

— Брысь отсюда, зародыш! — цыкнула Вика.

Младшую сдуло в один миг, подруги обнялись, прощаясь. Им никто не мешал, все здешние воспитанницы были сейчас на занятиях.

— Ничего, будем перезваниваться, — сказала Лина.

— Эх! Жаль, что мы с тобой не вместе!

— Ты же знаешь, так не положено.

— Все равно! Вместе мы сила! Давай! И не забудь телефоны, мой и Ленкин.

— Давай! Думаю, тебя тоже скоро увезут.

Время уже приближалось к двум часам дня. Лену забрали сразу после полудня; выпускниц всегда вывозили поодиночке, рассчитывая доставить к поезду или самолету, чтобы они не шатались без дела. Лина вышла во двор, чувствуя себя довольно странно. Впервые она шла через плац простым шагом. По дворовой территории Монастыря и широким коридорам учебного и административного зданий разрешалось передвигаться только легким бегом. Бесцельное стояние или несколько обычных шагов карались довольно строго. Но сейчас ее плечо оттягивала огромная спортивная сумка, на спине болтался маленький рюкзак. Ее никто не станет заставлять бегать с такой ношей.

Дойдя до середины плаца, она едва не застонала в голос. Наперерез спешила Каркуша. Спастись было совершенно невозможно, Лина поспешно напустила на себя дебильно-возвышенный вид. Воспитательница Инга Николаевна имела огромную страсть к произнесению идиотских патетический речей. Она была настолько тупой, что даже не подозревала о своей тупости. Ее терпели за мастерское обращение с младшими воспитанницами, многие девочки в возрасте от десяти до двенадцати лет слушали ее, разинув рты, но к тринадцати неминуемо обгоняли свою воспитательницу в интеллекте, она становилась им неинтересной. Те, кто продолжал прислушиваться, безжалостно отчислялись. Полные дуры в Монастыре не приветствовались.

— Алиночка, что же ты ко мне не зашла на прощание!

— Виновата! Не хватило времени!

— Ты могла не собирать вещи, но зайти ко мне просто обязана!

— Виновата! Исправлюсь!

— Ладно. Я все-таки тебе кое-что на прощание скажу. Слушай меня внимательно, столь важных слов тебе еще никто не говорил! Поняла?

— Так точно!

— Знай, перед тобой сейчас откроются двери большого мира. Ты не должна там забывать о нашем Монастыре и его правилах. Помни: ты являешься носительницей его чести, не посрами ее неблаговидными поступками. Не забывай о тех, чьи фото и портреты вывешены в административном здании. Поклянись, что приложишь все силы для того, чтобы твое изображение появилось среди них!

Приняв самый глупый вид, Лина выкрикнула:

— Клянусь приложить все силы, чтобы погибнуть при прохождении практики!

— Ты что несешь? — охнула Каркуша. — Что значит погибнуть?

— Но, Инга Николаевна, — вид Лины был сама невинность, — ведь, чтобы попасть на стену фойе, надо сначала погибнуть при выполнении долга или как минимум умереть своей смертью, получив до этого множество высших наград. За два месяца я просто не успею этого добиться, придется погибать геройской смертью при выполнении приказа!

Воспитательница растерянно захлопала глазами: этот момент она совершенно упустила из виду. Инструкторы, собирающиеся на плацу для послеобеденного разбора групп, стали ехидно посмеиваться. Инга Николаевна, поняв, что надо быстро закругляться, поспешно заявила:

— Ладно, Ветрова, можешь идти. Не забудь мои слова!

— Так точно! Буду стараться!!!

Инструкторы откровенно рассмеялись, воспитательница покраснела, как переспевший помидор. Лина направилась к парадным воротам — там, у калитки, уже нетерпеливо переминался Матвей.

Это была еще одна интригующая местная легенда — единственный мужчина, работающий в Монастыре. Возраст его был неизвестен, но по виду он вполне годился в прадедушки библейским старцам. Вместо ног у него были скрипучие зловещие протезы, на руках в сумме набиралось всего семь пальцев, голова была совершенно лысой и сплошь покрытой ужасными шрамами, ушей не было, а левый глаз скрывала черная повязка. По всеобщему мнению учениц, члена у него тоже не было, причем скорее всего с самого рождения. Никто и никогда не смог поймать на себе его заинтересованный взгляд. Про него ходило много разных слухов — от смешных до очень страшных. Лине особенно нравилась избитая сплетня о том, что он — бывший любовник настоятельницы. Та обгрызла его собственными зубами, как поступают самки пауков «черная вдова» со своими бедными дружками после спаривания, но до конца не доела и, пожалев, оставила на легкой работе — следить за парадным входом.

Покачав своей бугристой головой, Матвей угрюмо буркнул:

— Сколько тебя можно ждать? Я едва последние протезы не стоптал.

— Да я не виновата! Разве от нее можно отделаться!

— Ладно, проходи.

Привратник открыл металлическую калитку, грубо покрашенную мерзкой зеленой краской. Сердце девушки предательски дрогнуло, она ступила вперед. Остановилась, оглянулась. На нее смотрели с плаца все инструкторы, а за их спинами возвращалась группа со стрельбища. У них больше не было ящика с патронами, все воспитанницы были страшно грязные, явно не один раз штурмовали Таити — так в простонародье именовалось неимоверно вонючее тренировочное болото. По слухам, туда ежегодно сваливали несколько тонн навоза и дерьма. На этой почве у многих развивалась нешуточная фобия: девочки боялись нечаянно хлебнуть этой мерзкой жижи и подцепить многометровых паразитов.

— Тебе чего, пинка не хватает? — поинтересовался Матвей.

— Прощай, — коротко ответила Лина и направилась к машине.

Водитель поспешно вышел, открыл багажник. Рассмотрев, что это довольно красивый молодой парень, не старше двадцати пяти лет, Лина несколько удивилась. Но и только. Она испытала эмоций не больше, чем при виде древнего Матвея. Бросив сумку в багажник, девушка открыла дверь, села на переднее сиденье. Водитель вернулся, занял свое место, посмотрел веселым, нагловатым взглядом:

— Ну что, красавица, едем или как?

— Поехали, — кивнула Лина.

Но едва водитель завел машину, в боковом окне выросла физиономия настоятельницы. Глядя на девушку своим знаменитым взглядом голодной анаконды, Мюллер покачала растопыренной ладонью, сделала зловещее движение, имитируя проталкивание столбообразной руки в тесное место, в конце совершила жутковатое хватательное движение и резко вытянула лапу наружу. Погрозив пальцем, она отчетливо произнесла:

— Помни! Без инструментов и наркоза!

— Поехали! — чуть не выкрикнула девушка.

Машина тронулась, оставив настоятельницу позади. Лина судорожно вздохнула, только сейчас поняв, что последние мгновения совершенно не дышала.

— Чего это она? — нервно поинтересовался водитель.

Лина осторожно посмотрела в зеркало заднего вида. Увидев, что ворота Монастыря скрылись из виду, девушка мгновенно успокоилась, небрежно ответила:

— Это наша уборщица. Она дурочка с рождения, еще в утробе матери менингитом переболела, та ее в роддоме бросила.

— А что это за странный жест рукой? Меня аж передернуло.

— Это у нее клептомания. Хотела у меня что-нибудь стырить, но не успела. Вот и показывает пантомиму, как это можно было сделать.

— Выгнать ее надо, — убежденно заявил водитель. — У меня от нее до сих пор мороз по коже. Такой взгляд только в зоопарке увидишь!

— Ничего. Работник из нее довольно хороший. Видел бы ты, как здорово она чистит унитазы.

— Меня Русланом звать, а тебя?

— Жаклин, — не моргнув глазом, ответила Лина.

— Неплохое имя!

— Это в честь моей героической прабабушки, — похвасталась практикантка. — Она француженка. В годы войны участвовала в Сопротивлении, заражала фашистов сифилисом. Видел бы ты, сколько у нее боевых наград — полк гитлеровцев из строя вывела!

Водитель замолк, потрясенно переваривая полученную информацию. Девушка расслабленно откинулась на спинку сидения, она только сейчас окончательно поняла, что действительно вырвалась за стены Монастыря и Мюллер со своими абортирующими жестами осталась далеко позади. Машина шла очень быстро, увеличивая разрыв с каждой секундой.

Свобода! Лине казалось, что здесь даже трава зеленее и небо ярче, ей захотелось рассмеяться и продолжать сыпать на водителя разные глупости. Мимо промелькнул явно нетрезвый мужчина, стоя на обочине, он, пошатываясь, мочился в придорожную канаву. Но даже это зрелище девушку ничуть не смутило. Она явственно чувствовала, как с нее осыпается шелуха строгих наставлений, в кокон которых ее заключали последние восемь лет.

— Первый раз от вас пассажирку везу, — сообщил Руслан. Видя, что девушка не реагирует, он поинтересовался — А этот калека, что на входе… Почему он такой недовольный? Даже близко меня не подпустил.

Лина не могла ответить правду, ведь, заглянув в калитку, водитель мог случайно увидеть зрелище, не слишком соответствующее вывеске у ворот — «Христианский женский центр благородного воспитания». Но молчать тоже не стала:

— Прости его, он сегодня в очень плохом настроении. Я уезжаю, вот и грустит. Мы с ним давние любовники.

Водитель поперхнулся, недоверчиво покосился на безмятежную девушку:

— Врешь! Ему же лет двести, да и калека!

— А деваться-то некуда! Он у нас единственный мужчина. Половина наших девчонок с ним спят, очередь расписана на месяц вперед.

Руслан понял, что его разыгрывают, покачал головой:

— Я чуть было не поверил! — Помолчав, он добавил: — Да, не зря ребята на нашей фирме говорят, что таких пассажирок больше нигде нет. Один даже рассказывал, что пока свою вез, она ему несколько раз отдалась. Он еле доехал, два отгула потом брал — отлеживался.

Парень с намеком покосился на Лину. Та весьма недоверчиво хмыкнула, отрицательно покачала голо-вой:

— Даже не мечтай!

— А жаль! Было бы что рассказать ребятам.

Девушка насторожилась. Она быстро сложила воедино все факты, немедленно заподозрила, что данная фирма находится под плотной опекой Ордена. Вряд ли, конечно, под задним сиденьем прячется Мюллер в ожидании момента, когда непутевая практикантка надумает отдаваться первому встречному. Но не исключено, что здесь есть спрятанные микрофоны и камеры. Можно их поискать, но вот стоит ли? Пожалуй, нет, пусть смотрят на свою воспитанницу и гордятся ее достойным поведением.

Лина замолчала, игнорируя дальнейшие вопросы Руслана или отвечая коротко, односложно. Тот, поняв, что разговор не получается, вскоре умолк. Девушка неотрывно смотрела в окно. Мимо пролетали другие машины, красочные огромные плакаты и аккуратные заправочные станции. Сбоку исчезали поселки и городки; дорога была длинной, она обещала занять не менее трех часов, но однообразное мелькание быстро наскучило. Лина по-прежнему не могла себя представить в этом большом мире. Ее стал страшить тот момент, когда машина оставит ее возле аэропорта. Руслан внезапно показался ей самым родным и близким человеком, она с трудом удержалась, чтобы не сказать ему какие-нибудь глупые теплые слова. Положив затылок на подголовник, она приказала себе заснуть, иначе за оставшиеся часы истерзает себе все нервы.

Заскучавший водитель потянулся к магнитоле, но, увидев, что девушка отдыхает, отдернул руку. Кивнув сам себе, он стал вести машину мягче, стараясь объезжать все неровности.