Геладжио. День первый
Выстроившаяся к восточным воротам Геладжио вереница телег двигалась медленно. Нет, даже не так — она двигалась чертовски медленно. Мы уже битый час глотали вылетавшую из-под колес обгонявших нас обозов Торговой гильдии и копыт дворянских коней дорожную пыль, а замощенный булыжниками пятачок перед городскими стенами так и продолжал маячить в отдалении.
И чего они там волынку тянут? Понятно, что стражники на воротах в надежде прицепиться к чему-нибудь и выжать из путника мзду перетряхивают багаж сверху донизу. Но все же — что-то слишком уж долго мы здесь торчим.
Я украдкой потер припухшую шишку на лбу, вздохнул и огляделся. Стоять нам здесь еще час — и это в лучшем случае. А в худшем… Ну, вообще к полудню даже при самом паскудном раскладе в порту должны быть. Если еще на воротах ни к чему не прискребутся.
С моря подул холодный ветер, и я поежился. Тоска зеленая. И настроение дрянь. Самое досадное, с этим резким обозником Ремом по душам потолковать так и не получилось. Точнее, конечно, не по душам потолковать, а душу из выродка вытрясти. Вот уж не повезло так не повезло: с постоялого двора обоз с самого ранья уехал. Я все надеялся, что по дороге дружина их нагонит, да не срослось. Хотя они точно в порт направлялись — хозяин постоялого двора скрытничать не стал. Что ж, видно, не судьба.
Ладно еще дружинники мне в упрек проигрыш в поединке не ставят. Все же люди бывалые и мастерство Рема по достоинству оценили. Ну а ворчание Язвы не в счет, этот недоносок всегда чем-то недоволен.
Городские стены приближались медленно. Как я уже говорил — чертовски медленно. Но все же приближались. Уже стали различимы черные щели бойниц, длинные тени падали от выступающих фортов, а лучи восходящего солнца явственно высвечивали отличающиеся по цвету пятна свежей кладки недавно обновленных стен.
На стенах, несмотря на уже взошедшее солнце, поблескивали шлемы и наконечники копий городской стражи. Все верно: больно у прибрежных городов соседи беспокойные. Того и гляди, или пираты, или островитяне нагрянут. Вон и хибары выросшего вокруг дороги на Геладжио поселка нигде к городской стене ближе, чем на три полета стрелы, не располагаются, а на перепаханном и обильно политом соленой морской водой пустыре, начинавшемся сразу за рвом, не растут даже сорняки. Да, это уже спокойные земли Приозерья! Но, с другой стороны, и до лихого Заозерья им далеко.
Зябко ежившийся под порывами промозглого ветра Шутник натянул на уши неведомо где раздобытую войлочную шапчонку и повернулся ко мне:
— Мерзкая погодка.
— И не говори. — Я запнулся о торчащий из дороги камень и зашипел от боли. Мне-то к холоду и сырости не привыкать, а южанам совсем паскудно должно быть. — И не говори.
— А сапог-то твой того, каши просит, — не особо весело усмехнулся Габриель, перехватив мой взгляд на полуоторванную подошву.
— Если б каши, — вздохнул я. Надо сегодня же обувью заняться, а то скоро босиком ходить придется. — Слушай, Шутник, вот говорят: Геладжио — самый крупный порт на Западном побережье, а посмотри кругом — халупы почище, чем у нас в Альме на южной окраине.
— Это же Горелый. — Увидев ясно проявившееся на моем лице непонимание, Шутник прокашлялся и соизволил объяснить: — Этот поселок при каждой осаде дотла сжигают. Сами же горожане и сжигают.
— Зачем? — не понял я.
— А ты подумай! До ближайшего леса — хорошо, если не день пути, не корабли же на осадные лестницы и шиты разбирать?
— И что, каждый раз отстраиваются? — Я отмахнулся от бежавшего по обочине водоноса — чумазого пацана лет тринадцати и огляделся по сторонам.
— А куда деваться? Отстраиваются. Не одни, так другие. Свято место пусто не бывает. — Габриель вытер нос, на конце которого уже довольно давно покачивалась капля, и, высморкавшись в пальцы, стряхнул сопли на дорогу. — Как бы до дождя в город попасть.
— Какой дождь? — Я посмотрел на небо. Не сказать, что там ни облачка, но насчет дождя Шутник явно загул.
— Поверь моему опыту, Кейн, — подмигнул мне Габриель. — У меня на такие дела нюх. Я как-то раз к оркам в плен попал, так вот их шаман мне и говорит: «Хочешь жить…»
Вполуха слушая очередную байку Шутника, я медленно переставлял ноги в едином ритме вяло бредущей к воротам колонны. Сам не заметил, как получилось, но после дебоша на постоялом дворе мы с Габриелем… не то чтобы сдружились, так, сошлись. А куда деваться? Все же не так тошно, когда поговорить есть с кем. Заозерцы, те больше друг друга держатся.
Настроение, надо сказать, у всех было несколько пришибленное. А как иначе? Денег из общака оставить в трактире пришлось изрядно. Теперь одна надежда — выгодно трофей из Храма Серебряной Луны пристроить. А это оказалось вовсе не просто, по крайней мере, купцы на ярмарке с серебряным шаром, от которого так и несет непонятной волшбой, связываться побоялись. Надеюсь, в Геладжио нам улыбнется удача, и местные скупщики окажутся менее пугливыми. Очень на это надеюсь, тень их забери! Дальше мне с дружиной будет не по пути, а отправляться в дорогу без медного щита за душой не очень весело.
Задумавшись, я конечно же пропустил байку Шутника мимо ушей, но тот уже начал новую, к которой стали прислушиваться не только шедшие неподалеку Семен Лебеда, Влас Чарка и Арчи, но и вовсе случайные попутчики. Плюнув на дурные предчувствия, я выкинул из головы мрачные мысли и начал похохатывать вместе со всеми. Нет, все же Шутник — прирожденный рассказчик. Ему б, вместо того чтобы кистенем махать, с циркачами гастролировать и байки травить — озолотился бы.
И погоду он действительно будь здоров чует: когда мы наконец добрались до ворот, начал накрапывать мелкий противный дождичек.
— А ну, куда прете! Заворачивайте! Заворачивайте! Кому сказано? — размахивая руками, заорал на нас старший стражник — пожилой ветеран лет сорока с располосованной ножевыми шрамами щекой. — Куда с оружием прете?!
— А в чем дело, любезный? — вальяжно поинтересовался Дубрава, доставая из украшенного серебряным шитьем футляра для бумаг мелко исписанные листы с синими церковными печатями и красными «орлами» совета дружин. — Все бумаги оформлены.
— Не положено! — даже не взглянув на патенты, уперся ветеран. — В сторону! В сторону отходите!
Молодые стражники за его спиной в ожидании скандала поудобней перехватили короткие копья, из окна сторожевой будки выглянул писец.
— С какой стати? — не сдвинулся с места Дубрава и расправил и без того неузкие плечи. Позади нас недовольно заворчали, но стоило Язве обернуться, как бормотанье моментально стихло. — Вот эти церковные патенты…
— Господин… — Словно почувствовав, что отступать мы не собираемся, из сторожевой будки выскочил худющий писец с перепачканными чернилами пальцами.
— Анджей Арк-Дубрава, эсквайр, — шагнул к нему навстречу наш предводитель. — Почему нас не пропускают?
— Господин Арк-Дубрава, магистрат Геладжио временно приостановил действие церковных патентов на ношение оружия в пределах городских стен. — Субтильный писец, наряженный в какую-то серую невыразительную хламиду, ничуть не стушевался, когда к нему вплотную придвинулся куда как более физически развитый Дубрава. — Но, разумеется, вам и двум вашим оруженосцам никто не воспрепятствует оставить оружие при себе.
— Отменили? Какого ляда? — нахмурился вставший рядом с Дубравой Арчи. — А церковные эдикты ваш магистрат отменять еще не начал?
Старший охранник смерил здоровяка возмущенным взглядом, но сдержался: одно дело — простым бродягам нахамить, другое дело — челяди благородного господина, пусть даже и всего лишь эсквайра.
— У вольных городов есть такое право, — напомнил нам писец.
— И во сколько нам обойдется ваше разрешение на ношение оружия? — поинтересовался, выделив слово «ваше», Арчи, который пришел к выводу, что речь идет о всего-навсего новом поборе.
— Что вы, что вы, никаких исключений, — замотал головой писец. — Мы таких патентов не выдаем.
— Моряки — народ горячий, чуть что — сразу за сабли хватались, ну и приезжие им под стать, — поддакнул ветеран, проигнорировав весело фыркнувшего Висельника. — Горожане жаловались…
— Вы хотите сказать, мы вообще не сможем попасть в Геладжио? — обмозговав полученную информацию, пришел к выводу, что лезть напролом не стоит, Анджей.
— Оружие с клинками более двух ладоней длиной подлежит сдаче в хранилища, — объяснил писец. — Сбор за охрану — медный шлем с каждого клинка за седмицу хранения.
— Обдираловка! — возмутился Язва. — Ты, чернильная душа…
— Помолчи, — шикнул на него Дубрава. — Медяки готовьте. Лебеда, Чарка, оружие оставляйте.
— А нам бы поклажу еще досмотреть, — заикнулся было старший стражник, но поймал столь красноречивый взгляд Дубравы, что сразу стушевался и даже подался назад. Стражник-то он стражник, но с благородным связываться себе дороже. Тем более, никаким барышом здесь и не пахнет: только слепой не увидит, что наша дружина за последнее время, мягко говоря, поиздержалась.
Твою тень! Медяки готовьте! А они есть, эти медяки? Мне ж за два меча платить придется. Ладно, пару шлемов я наскребу, но если с продажей серебряного шара заминка выйдет — останусь на мели.
— Сколько мы в городе пробудем? — спросил у Дубравы Арчи, явно задетый тем, что оставить оружие приказали не ему. И чего гоношится? Ясно ведь — сабли в городе более эффективны, чем длиннющий фламберг. Да и молот никто сдать не потребует.
— Платите за седмицу. — Дубрава ухватил писца за рукав хламиды и потянул в сторону. — А скажите, любезный, таверну «Морской змей» еще не спалили?
С таверной «Морской змей» за прошедшее с последнего визита Дубравы в Геладжио время ничего непоправимого не произошло. И не могу сказать, что меня это сильно обрадовало: предоставленные нам комнатки в мансарде были тесными, темными и весьма обветшалыми. После прошедшего дождичка с потолка капала вода, а воздух был сырым и, мягко говоря, прохладным. Думаю, город немного бы потерял, реши кто спалить это злачное место — уж больно бандитские рожи были у завсегдатаев. Так и вертится на языке слово «пираты». Только бороздят эти пираты не волны Олькского моря, а подворотни и темные улочки Геладжио.
Неужели нельзя было найти более приличное заведение? Или общак дружины находится в столь плачевном состоянии, что такие расходы уже не потянет?
— Клоповник, — пробурчал я, возвращая толстую иглу и катушку просмоленных ниток Шутнику, который развалился на соседней кровати. Сапог с горем пополам удалось привести в порядок, но долго подошва не продержится.
— Видали и хуже. — Габриель стянул лохмы кожаным зажимом и посмотрел на потолок. — Ты даже не представляешь, насколько хуже.
— Да я разве спорю? — вздохнул я, подставил ладонь под мерно капавшие с потолка капли воды и с тоской огляделся по сторонам.
И хуже, конечно, бывало, куда без этого. Спать в чистом поле тоже не сахар, но там хоть клопов нет. А «Морской змей» — самый натуральный клоповник.
Дощатые стены не оштукатурены и даже толком не зашпаклеваны — ветер по комнате так и гуляет. На грязном полу подозрительного вида пятна, меж рассохшихся досок ставен щели в палец толщиной. Одна радость — белье свежее постелили, да подушки сухой соломой набиты.
А Шутнику хоть бы хны, вообще все как с гуся вода. А чего ему, с другой стороны, расстраиваться? Даже цеп в хранилище сдавать не пришлось — отбрехался. Только за кинжал раскошелился. А я три медных шлема выложил, почти последних, между прочим. Теперь о новых сапогах можно и не мечтать.
— Как думаешь, сдаст сегодня серебро Дубрава? — задумался я.
— Сегодня? Сомнительно это. Но тут уж как Ильга-торговец решит.
— Ты бы это, поаккуратней с еретическими святыми, — невольно поежился я. — Не поминай, как говорится, всуе.
— Да ладно, ты ж на меня не донесешь, — хохотнул Шутник.
— Вот именно — не донесу. Поэтому и осторожней: как-то нет желания потом рядом с тобой на соседней дыбе болтаться.
— Прям уж на дыбе!
— А в церковном подвале жизнь тоже не сахар. — Я развалился на заскрипевшей кровати. — Так думаешь, сегодня шар продать не получится?
— Не-а. — Габриель натянул сапоги и подошел к окну. — Нам бы за седмицу покупателя найти. И то это вилами по воде писано.
— А за каким лядом мы тогда в Геладжио приперлись? — Удивился я столь безрадостной перспективе.
Нет, мне сюда в любом случае пришлось бы тащиться, но другим-то мало радости здесь целую седмицу куковать.
— Ну сам посуди… — Шутник отвернулся от окна и присел на перекошенный подоконник. — Что на серебре следы темной волшбы остались, слышал? И плавь ты его, распиливай — не избавиться от них, хоть тресни. А попробуй продать — любой законопослушный торговец первым делом в Инквизицию донесет. Что дальше будет, догадываешься?
— Плакали наши денежки. — Я поправил подушку под головой.
— Ладно бы денежки, Кейн. Тут и без головы остаться можно. Это если на кол не посадят.
— Добрый ты, Шутник.
— Да уж, не злой. — Габриель соскочил с подоконника, заложил руки за спину и, скрипя половицами, прошелся по комнате. — Скупщики краденого тоже не вариант — тут и нужных людей знать надо, и хорошо, если треть цены дадут.
— Выходит, приплыли?
— Почему — приплыли? У вас в Северных княжествах серебро в цене.
— Так серебро и золото туда только Церковь вывозить может, — уселся я на кровати. — Да и при чем здесь Геладжио?
— А Геладжио здесь при том, что корабли отсюда в Альме заходят. И покажи мне капитана, который контрабандой не балуется. Остается только на нужных людей выйти. Они, конечно, свою выгоду поимеют, но и мы в накладе не останемся.
— Может быть, может быть, — задумался я. — А почему бы нам самим в княжества не отправиться? В тот же Тир-Ле-Конт? Я там несколько не самых щепетильных торговцев знаю. Провезли бы уж как-нибудь через границу — всяко выгодней серебряный шар пристроили.
— Не, тогда в Заозерье к началу похода на орков обернуться не успеем. Да и не стоит овчинка выделки, по большому счету.
— Дался Дубраве этот поход, — фыркнул я.
— Кто там горланит? — присушиваясь к доносящимся из коридора голосам, наклонил голову набок Габриель. — Семен?
— По голосу Арчи, — предположил я, протирая промасленной тряпицей метательные ножи.
Мне б клинками по-серьезному заняться, но времени нет: Дубрава общий сбор в четыре пополудни назначил, а еще по городу пробежаться надо.
— Арчи? Он же по делам в город умотал? С чего бы так скоро вернулся?
— Да он это, я тебе говорю.
— Он так он, — не стал спорить Шутник. Достав из дорожной сумы еще с постоялого двора припрятанную бутыль с вином, он вытащил пробку и отхлебнул из горла. — Будешь?
— Не-е, — отказался я и поднялся с кровати.
— Как знаешь, — не стал настаивать Габриель. — Ну что, по бабам? Я тут одно заведение поблизости знаю — «Распутная русалка», там такие девахи…
— Если только вечером. Мне сначала кое-кого навестить надо. — Я толкнул заскрипевшую дверь и выглянул в коридор.
— Смотри, я в «Русалке» буду! Если что, как в Селедочный переулок пройти, тебе кто угодно объяснит. — Шутник отложил кистень на рассохшийся стул и, развязав кошель, высыпал монеты на застеленную одеялом кровать.
— Угу, — выходя, промычал я, уверенный, впрочем, что так скоро не освобожусь. И пусть мне всего одного человека найти надо, но город незнакомый, да и вряд ли тот дома сидит, меня дожидается.
Я уже подошел к лестнице, когда мое внимание привлекли громкие голоса, доносившиеся из-за двери в самом конце коридора. До крика дело не дошло, и слов разобрать не удалось, но разговор шел на весьма и весьма повышенных тонах. Никак Арчи с кем-то ругается? Точно, он. Странно, в эту комнату вроде бы Анджей Дубрава въехал.
На улице было по-прежнему мерзко: дождь уже стих, но в воздухе висела противная морось. По узеньким улочкам текли стремительные ручьи, бурлящие потоки которых несли дохлых крыс, конский помет, солому, щепки и совсем уж непонятный мусор. Вскоре все это окажется в одном из каналов, чтобы немного позже навсегда исчезнуть в море.
На улице было немноголюдно: жители города старались пережидать последствия непогоды дома, но в переулок к «Морскому змею» то и дело заворачивали насквозь промокшие подозрительные личности.
Пропустив ватагу подвыпивших матросов, я вздохнул, поднял воротник и осторожно сошел с крыльца. Впрочем, осторожность оказалась тщетной — дырявые сапоги сразу же хлебнули воды и размокшей дряни, толстый слой которой покрывал подгнившие доски мостовой.
Стараясь держаться поближе к стенам домов, крыши которых почти смыкались над улицами, я вышел из переулка и начал пробираться против течения стремительно мчавшегося мне навстречу потока. Насквозь промокшие ноги моментально закоченели, а пальцы потеряли чувствительность, но, к счастью, вскоре уровень воды снизился, и бурлящим ручьям стало хватать ливневых стоков. Или это мостовая стала выше?
Скорее, конечно, второе — все это время я поднимался в горку. Вот и улочки уже пошире стали и домики поаккуратней, да и под ногами не осклизлые доски, а грубо обработанные булыжники. Все правильно — это у порта, в самой низине, городская беднота селится, да всякое отребье в злачных местах ошивается. Те, кому достаток позволяет, комнаты, а то и дома в более престижных районах подальше от порта присматривают.
С соседней улицы вывернули три стражника в одинаковых синих камзолах с зелеными обшлагами. Широкие поля шляп от дождя обвисли, промокшая до последней нитки одежда липла к телу. Сразу видно, что не в кабаке во время дождя отсиживались, а улицы патрулировали. Странно. Неужели спрятаться не успели?
Воспользовавшись подвернувшимся случаем — последнее время навстречу никто не попадался, — я поинтересовался у них, как пройти на улицу Кожевников. Плотного сложения усатый стражник лет сорока с явственно выпиравшим животиком внимательно меня оглядел и что-то неразборчиво пробурчал насчет третьего поворота налево.
Дорогу мне пришлось спрашивать еще четыре раза. Запутанные улочки начали действовать на нервы, и, не выдержав, я согласился на предложение остановленного мной курьера за медный щит провести к нужному дому. По пути постоянно поправлявший съезжающую на лицо шапочку парнишка пересказал мне все городские сплетни, так что расстались мы вполне довольные друг другом. Он с честно заработанным медяком, я с кое-какой информацией для размышления.
Остановившись неподалеку от нужного дома, я огляделся по сторонам, по привычке проверил ножи и перебежал на другую сторону улицы. На первый взгляд, все спокойно. Разве что людей не видать, но это нормально: кто от непогоды по домам и кабакам попрятался, кто в поте лица на хлеб насущный зарабатывает. Только стража да нищие под дождем мокнут. Но попрошаек отсюда, пожалуй что, с палками погонят, а стражники на одном месте торчать не могут, им закрепленный участок обходить надобно.
Хм… Район-то этот хоть и не самый престижный, но улица смотрится весьма даже ничего себе. И пусть застроена не особняками, но двух— и трехэтажные дома, некоторые даже с огороженными высокими заборами двориками, производили самое благоприятное впечатление. Видно, что с определенным достатком люди живут. Мастеровые, средней руки торгаши, может, даже портовые служащие и занимавшие не самые высокие должности в городском магистрате чиновники.
Нужный мне человек ни мастеровым, ни служащим не был. И хоть состоял он в весьма уважаемой в Геладжио Гильдии корабелов, не думаю, что на его ладонях отыщется хоть одна мозоль от рубанка или топора. Соседи считали Гаспара Мерини, в определенных кругах известного как Плотник, мелким торгашом-перекупщиком, частенько прогуливающимся по самой кромке закона, но никто из них даже предположить не мог, что этот всегда спокойный и уравновешенный человек последние пару десятков лет являлся не последним деятелем преступного сообщества города.
Последний раз окинув взглядом пустынную улицу, я зашел в распахнутые ворота двора и остановился перед скопившейся в подворотне лужей. Вот ведь! Тут и утонуть можно запросто.
— Чего тебе? — Сидевший во дворе под навесом здоровяк, и сложением, и одеждой напоминавший ученика молотобойца, положил на лавку мешочек, в котором шуршали мелкие — всего в фалангу указательного пальца длиной — жареные рыбешки, и уставился на меня.
— Мне бы мастера Гаспара, который Плотник. — Внимательно приглядевшись к молодому парню, я приметил выглядывавшую из-под края широкой рубахи наколку, несколько неуместную для законопослушного молотобойца, и смахнул с волос осевшую морось. И так уж вышло — мой безымянный палец при этом оказался согнут.
— Мастера Гаспара сегодня уже не будет, — прищурился здоровяк, от которого не укрылся мой жест. — Подходи завтра до полудня.
— Договорились, — кивнул я и не торопясь пошел к Подгорной улице, той самой, где мне повстречались городские стражники.
Что ж, с наскоку найти нужного человека не удалось. Это не беда. Главное — он никуда не уехал, не попал в тюрьму, просто не простудился и не умер, в конце концов. А что? С моим везением запросто. Но ждать до завтра — это терять целый день. А я и так упустил слишком много времени.
Помянув недобрым словом тень шляющегося невесть где Гаспара, я тяжело вздохнул, но все же решил, что без визита на городское дно обойтись никак не получится. И откладывать это дело в долгий ящик тоже нельзя — вечером бесследно исчезнуть в темных закоулках припортовых районов Геладжио шанс куда как выше. Об этом меня предупреждали знающие люди, а к их словам имело смысл прислушаться. Да и собственный опыт о том же говорит.
На этот раз служивые на улице не околачивались, а спешившие по своим делам горожане оказались на редкость неразговорчивыми. Так что минут через пятнадцать бесплодных усилий выяснить дорогу до площади Ворон мне ничего не оставалось, как окликнуть возницу, правившего медленно объезжавшей залитые водой выбоины телегой.
— Эх, ваша милость, никак, приезжий? — вздохнул седоусый дедок, огляделся по сторонам и, понизив голос, продолжил: — Воронья та площадь, Воронья, а площадью Ворон ее токмо душегубы промеж собой и зовут. Ну так, стал быть, сейчас по Корабельной до казармы городской стражи дойдешь, там развилка на бульвар Гравюр будет, но тебе не туда, а дальше до самой Чумной…
Я стоял, кивал и, в конце концов, даже уверился, что смогу найти нужную площадь, но самостоятельно добраться получилось только до казармы городской стражи — запутанные улочки города сбивали с толку и заставляли кружиться на одном и том же месте. Дежуривший у ворот казармы стражник скептически оглядел мой помятый камзол, но цепляться не стал и, криво усмехнувшись, все же показал, в какую сторону следует идти. Как ни странно, именно там площадь Ворон и оказалась. Правда, от казармы до нее пришлось топать и топать.
Остановившись на краю площади, я огляделся и сам себя поздравил с принятым решением не откладывать до вечера свой визит сюда. Даже район «Морского змея» смотрелся куда приличней, чем скопище хлипких трехэтажных хибар, которые окружили площадь Ворон так тесно, как жмутся к костру в холодную ночь озябшие путники. Да и сама площадь оказалась всего-навсего свободным от застройки пятачком, посреди которого стоял постамент солнечных часов с выломанным стержнем.
Я оглядел дома, потом, запрокинув голову, посмотрел на едва проглядывающее сквозь пелену облаков тусклое пятно солнца и хмыкнул. По всему выходило, что солнечные часы почти весь день находятся в тени. Интересно, это сразу так было или дома потом понастроили?
Как ни странно, в окрестностях площади было куда многолюдней, чем в более благополучных районах Геладжио: с криками и пронзительными воплями бегали клянчившие милостыню босые дети, рылись в наваленной куче мусора бродяги, нетвердой походкой прошаркал одетый в засаленные обноски пьяница, два явно поиздержавшихся морячка пытались снять уличную шлюху. И никто никуда не спешил. Даже распродававшая подозрительного вида пирожки торговка меланхолично провожала взглядами проходящих мимо людей и не пыталась привлечь внимание к своему залежалому товару.
Почувствовав чей-то взгляд, я положил ладонь на рукоять ножа, но прислонившийся к стене дома оборванец, от которого так и несло едким ароматом дурман-травы, решил не испытывать судьбу и отвернулся.
А вот тебя-то мне, пожалуй, и надо. А то так еще полдня вокруг площади кружить придется.
Едва не провалившись, наступив на прогнившую доску мостовой, я подошел к старательно отворачивавшемуся парнишке и кашлянул.
— Чего тебе, баклан? А? — Оборванец ссутулился и отступил на шаг назад. — Чего надо, говорю?
— Родня твоя бакланы, — я провел под глазом костяшкой большого пальца, — а я вольный человек, по городам хожу, с людьми знакомства завожу.
— Ну и иди дальше. — Парнишка совсем разнервничался и сунул руки под рваную и неоднократно заштопанную куртку.
— Обязательно пойду. Только сначала с Лордом поговорю.
— Лорд? Не знаю никакого лорда. Может, тебе еще и герцог нужен?
— Нет, только Лорд.
— Не знаю такого. Понял, да?
— Да ну?
— Не нукай! Сказал: не знаю! — чуть ли не завизжал оборванец.
— А я думаю, знаешь. — Не особо резко, но так, что парень не успел отдернуться, я ухватил его за кадык и слегка сдавил. Из ладони оборванца выскользнула заточка и утонула в чавкнувшей грязи. — Проводи меня.
Парнишка попытался снова выдавить из себя, что ничего не знает, но лишь невнятно засипел. Широко распахнув глаза, оборванец ждал, когда ослабнет хватка, и по мере осознания того, что этого не произойдет, его глаза открывались все шире и шире. Вцепившись руками в мое запястье, он попытался освободиться, но, получив левой в скулу, обмяк и начал оседать на колени.
— Неприятности? — остановились рядом морячки, которые так и не смогли договориться со шлюхой.
— Земелю встретил, век не виделись, — специально растягивая слова, чтобы стал не так заметен мой северный акцент, ответил я и приобнял готового упасть в грязь парнишку.
— А, тогда ладно. — Удовлетворившись ответом, моряки отправились дальше.
— У тебя есть выбор. — Я немного усилил хватку, и оборванец тихонько захрипел. — Или ты прямо сейчас отведешь меня к Лорду, или отведешь после того, как я тебе что-нибудь отрежу.
— Отведу, отведу, только отпусти, — захрипел сразу поверивший в угрозу парень.
— Вот и ладно. — Одной рукой я перехватил его под локоть, второй дружески похлопал по спине и широко улыбнулся: — Дернешься — изувечу.
Оборванец побледнел и на подгибающихся ногах потащился по улице. Выйдя с площади, мы свернули в какой-то проулок, миновали заваленную мусором помойку — несколько грызущихся из-за кости собак, поджав хвосты, бросились наутек — и остановились перед спуском в городскую канализацию. В обложенном тесаными камнями темном провале журчала вода, и как я туда ни вглядывался, так и не смог различить никакого намека на лестницу.
— Туда, — покосился на меня парень и добавил: — Там выемки.
— Спускайся первым, — распорядился я.
Оборванец постарался скрыть кривую ухмылку, но, увидев вытащенный мной метательный нож, сразу поскучнел.
— И не думай, — на всякий случай предупредил его я.
Со спуском никаких сложностей не возникло: выемки в камнях сами ложились под руки и ноги, — а вот внизу захлестнувший чуть выше колена поток сточных вод едва не сбил с ног. Еще и темно, как у теней за пазухой.
Путь по длинным туннелям городской канализации в памяти отложился плохо. Попытка запоминать очередность поворотов оказалась тщетной — все внимание уходило на то, чтобы не оказаться смытым мутным потоком. И хоть ориентируюсь я в темноте весьма неплохо, парнишка мог дать мне в этом деле сто очков вперед. Или он просто маршрут наизусть помнит?
После десяти минут блуждания по канализации мы свернули в одно из боковых ответвлений, и впереди наконец замелькали отблески света. Ощутимо потянуло чадом факелов, вонью подгоревшей еды и горьковатым запахом дурман-травы, к которой примешивался приторный аромат ведьминой паутины.
Мы поднялись по покосившейся лестнице и оказались в просторном помещении, больше всего напоминавшем подвал заброшенного дома. Под высоким потолком висели гамаки, над огнем в очаге булькал котел с похлебкой, а дальняя часть подземелья была отгорожена ковром с выцветшим рисунком. Освещали помещение факелы, укрепленные в держателях на стенах.
Людей в подвале было немало. Кто-то кашеварил, кто-то дремал в гамаках, а за длинным столом разместилась компания обтрепанных подростков, самому старшему из которых не было и полутора десятков лет. Пацаны по очереди прикладывались к кальяну, задерживали дыхание и, немного погодя выпустив длинную струю ароматного дыма, заходились в приступе дикого хохота. Особняком у дальнего края стола вольготно развалились несколько человек постарше.
— Рано ты, Клузо. — Карауливший вход щуплый парнишка увлеченно раскуривал трубку и меня не приметил.
А вот сидевший за углом стола обритый налысо парень в украшенном серебряным шитьем колете и коричневых штанах с кожаными заплатами на коленях оказался куда более наблюдательным.
— Ты кого это, Клузо, привел?
Шитье колета и тонкого плетения золотая цепь прекрасно сочетались друг с другом, но еще лучше они смотрелись бы на каком-нибудь зажиточном горожанине, а не на этом крысеныше. И пусть все почтительно зовут его Лордом, пронзительный взгляд желтых глаз, длинный, неоднократно ломанный нос и впалые щеки делали парня похожим на злобную крысу. Ну храни меня тень…
Завизжав, Клузо со всех сил рванулся вперед, но буквально за мгновение до этого я перестал держать его за шиворот, и, не удержавшись на ногах, он растянулся на полу. На этот раз в хохоте зашлись даже те, кто к кальяну не прикладывался, серьезным остался только парень в колете.
— Ты кто? Обзовись. — Тонкие пальцы Лорда нервно прошлись по рукояти лежавшего на столе кинжала.
— Меня зовут Кейн, — представился я и слегка поклонился, приложив правую руку к груди так, чтобы указательный и средний пальцы коснулись третьей сверху пуговицы камзола. — Привет тебе, Лорд, от Нежи Громкого из славного города Альме.
— И что на сей раз понадобилось от меня теням севера? — Лорд указал на скамью рядом с собой, но остался все таким же настороженным и собранным.
Словно почувствовав его настроение, сидевшие за столом парни перетащили кальян в угол к костру, и рядом с предводителем этой шайки остались лишь два человека: невысокий крепыш с длинной косицей, заплетенной за левым ухом, и скорчивший кислую мину красавчик в заношенном камзоле городского стражника, надетом прямо на голое тело.
— Да сущие пустяки. — Я уселся на предложенное мне место, достал из-за обшлага камзола мелкую медную монетку с пробитой гвоздем дыркой и катнул Лорду.
Тот осмотрел заточенное ребро и бросил медяк красавчику:
— Посмотри, Сержио.
— Да что тут смотреть? — Крепыш с косичкой выхватил монету у Сержио и, проведя краем по столешнице, потер пальцем царапину. — Как там Нежи поживает?
— Нормально поживает, что с ним станется. — Я прикрыл рот ладонью и широко зевнул. — Разве что пузо еще больше отъел.
— У него к нам дело? — Красавчик вытащил из ножен прямой кинжал со вставленным в навершие крупным аметистом и принялся вычищать острием из-под ногтей грязь. — Или ты полпобережья проехал, чтобы просто привет передать?
— Обожди, Сержио. — Лорд, на самом деле оказавшийся куда старше, чем решил я сначала, поднял руку и щелкнул пальцами. — Наш гость сейчас сам все расскажет.
Видимо, щелчок был сигналом, и из-за отгороженной одеялами ширмы почти без заминки выскочил растрепанный мальчишка с кувшином вина, следом такой же сопляк тащил поднос с оловянными кружками.
— Угощайся. — Лорд принял протянутую ему кружку и первым отхлебнул вина.
— Благодарю. — Я тоже пригубил рубиновую жидкость и только хмыкнул: не большой ценитель вина, но, думаю, на севере за вот такой кувшинчик вполне можно было выручить полдюжины серебряных шлемов.
— Ты пей, пей, — одним глотком выдув половину вовсе не маленькой кружки, крякнул крепыш. — И рассказывай.
— Карло, не торопи гостя. — Лорд поправил золотую цепь и, прищурившись, потер левое веко. — Ни к чему это.
— Ничего, много времени я у вас не отниму. — Я сделал второй глоток и поставил кружку на стол.
— Ну время — единственное, чего у нас вдоволь, да только пытаться отнять его — дохлый номер. — Сержио понюхал вино в своей кружке и, сморщившись, отставил ее на край стола. — Говори уже, чего Нежи надо.
— Я к Нежи в курьеры не нанимался, — спокойно ответил я, хоть тон красавчика мне совершенно не понравился. И все же придется это проглотить — ссориться с хозяевами подвала неразумно. — Просто когда мне понадобилось найти одного человека, он по старой памяти посоветовал обратиться к вам.
— Найти человека?! — хрюкнул от смеха Карло и так грохнул кружкой об доски стола, что во все стороны полетели брызги вина. — Что может быть проще?! Геладжио — деревенька небольшая, все друг друга знают…
В углу у костра послышались смешки, но хмуро посмотревший на пролитое вино Лорд остался серьезен, и веселье сразу же стихло. Сержио с досадой скривился из-за появившихся на камзоле новых пятен и начал быстро втыкать острие кинжала меж растопыренных пальцев лежавшей на столе левой кисти. Надо признать, выходило это у него весьма ловко: лезвие так и мелькало, вонзаясь в столешницу каждый раз между другими пальцами. Что самое интересное — смотрел он в это время вовсе не на руку, а мне в глаза.
— Заткнись, Карло. — Лорд почесал подбородок и уставился в потолок. — Кого надо найти?
— Молодая женщина, выглядит лет на двадцать. Волосы черные до плеч, глаза зеленые. Рост около четырех локтей. Может носить мужское платье. На правой руке кольцо с крупным брильянтом. Серьги с черным жемчугом. Прибыла в Геладжио не раньше седмицы назад. Наверняка остановилась не на постоялом дворе, но в очень надежном месте, возможно, с не самой лучшей репутацией. Днем на людях предпочитает не появляться, выходит в свет по вечерам. Скорее всего, ее представляют как дочь лендлорда из северных марок Полесья.
— Бриллиант как огранен? — непонятно с чего заинтересовался Карло.
— Розой. А что?
— Да так, ничего, — начал выбивать дробь пальцами по столу задумавшийся Лорд. — Мы попробуем ее найти, но это будет непросто.
— Никто и не сомневался.
Если это не удастся Лорду — главе самой крупной шайки малолетних попрошаек и воров Геладжио, то и Плотник, скорее всего, окажется бессилен помочь.
— Имя у нее есть? — Карло отвесил подзатыльник подбежавшему протереть грязной тряпкой стол пацану и перелил вино из кружки Сержио в свою. Увлеченный игрой с кинжалом, тот на это не обратил внимания.
— Последнее известное мне — Катарина Арк-Берг.
— Дворянка?
— Да кто ее знает? — пожал я плечами. — Может, и так…
— Убивать будешь? — вдруг ни с того ни с сего огорошил меня неожиданным вопросом Лорд.
— Это важно? — Мне показалось разумным воздержаться от однозначного ответа.
— Просто скажу тогда своим, чтобы не светились.
— Скажи.
— А чего тогда Нежи более серьезных людей не посоветовал? Он же знает — мы с мокрыми делами не связываемся.
— Никто никого пока не убивает. А Гаспара Плотника дома не оказалось.
— Вот оно что, — как-то непонятно протянул Лорд, хотел что-то добавить, но лишь сморщился, отчего его сломанный нос еще больше перекосился набок. — Сержио, потолкуй со сборщиками, пусть своих расспросят.
— Я занят. — Лезвие кинжала Сержио ни на мгновение не перестало втыкаться в доски столешницы. — Освобожусь — схожу.
— Ты не занят, ты стол портишь, — пробурчал допивший вино Карло, видимо, забеспокоившийся, как бы вместо красавчика не послали его. — Иди давай.
— Ну значит, как освободишься, потолкуешь, — только хмыкнув, неожиданно легко оставил в покое красавчика Лорд. — Подождешь, Кейн?
— Сколько ждать?
— Пока Сержио сходит, пока пацаны по улицам пробегутся.
— И долго он может так? — кивнул я на красавчика, кинжал которого все так же, перескакивая через пальцы, монотонно втыкался в стол.
— Да хоть до вечера, — обрадовал меня Карло и намотал косичку на указательный палец. — А то и утра.
— Замечательно. — Я попытался посмотреть Сержио в глаза, но тот отвел взгляд, уставившись на свою левую ладонь. Это что, тень их, испытание такое? Ждут, насколько меня хватит? Или Лорд для чего-то время выгадывает? Ну-ну.
Недолго думая я ухватился за ножку и резко двинул стол на себя:
— А если так?
— Ты… — Красавчик выругался и, выронив кинжал, засунул порезанный палец в рот. — Да я!..
— Сержио. — От тона, каким выдавил из себя это слово Лорд, даже у меня по спине пробежали мурашки, поэтому неудивительно, что вмиг заткнувшийся красавчик хоть и швырнул подхваченный со стола кинжал в стену, но безропотно отправился выполнять распоряжение главаря. Нетвердо стоявший на ногах подросток, от которого так и шибало кислой вонью «Ангельских слезок», подобрал едва не угодивший ему в голову клинок и поплелся вслед за ним.
— Карло, полуденная касса на тебе. — Главарь шайки попрошаек поднялся из-за стола и окинул взглядом подвал. — Располагайся, Кейн, а у меня дела…
— Благодарю. — Я проводил взглядом отправившегося по своим делам Лорда и повернулся к доставшему стаканчик с игральными костями Карло.
— Сыграем? — предложил тот.
— Почему бы и нет? — не стал отказываться я.
Часы на башне крытого красной черепицей здания городского магистрата еще только начали отбивать три часа пополудни, когда я подошел к неприметному домику, в котором один из попрошаек несколько дней назад приметил подходившую под данное мной описание девицу. Точнее, приметил даже не ее саму, а дорогое кольцо и редкий в здешних местах черный жемчуг. Может, конечно, это и простое совпадение, но как-то не очень верится в такие выверты судьбы.
Надо бы Нежи пару бутылок хорошего вина поставить, порадовать старика: без его советов и помощи Лорда я мог бы и год на поиски впустую потратить.
Не останавливаясь, я прошел мимо нужного дома, свернул на соседнюю улочку и, едва разминувшись с двумя монахами ордена Святого Патрика, вышел к городской площади. В кошельке бренчали выигранные у Карло медяки — выигрыш был бы куда больше, не просади я в самом конце игры два серебряных щита, но зато расстались мы вполне по-приятельски. И это хорошо: нужные знакомства никогда не помешают.
Оглядевшись по сторонам, я задумался. Хоть дождь закончился не так давно и почти везде еще бурлили ручьи, в этом районе на брусчатке не было и малейших следов грязи: проживавшие по соседству с магистратом чиновники, портовое начальство и купцы из тех, что побогаче, позаботились об округе и провели нормальную ливневую канализацию. Я с грязными сапогами и промокшими штанами смотрелся здесь несколько неуместно. Тем не менее, дежурившие на площади стражники цепляться не стали — видать, привыкли что после ливней с удаленных от центра города районов такие вот чучела являются.
Выходившие на площадь фасадами дома поблескивали в лучах выглянувшего из-за туч солнышка начисто вымытыми стеклами окон и начищенной медью флюгеров. Даже с первого взгляда становилось ясно, что поддержание владений в таком состоянии вылетает их хозяевам в весьма кругленькую сумму. Да и по мере удаления от площади двух— и трехэтажные особняки поначалу выглядели ничуть не хуже, но вот дальше…
Как ни удивительно, но всего в пяти минутах ходьбы от главной городской площади расположился квартал с не самой лучшей репутацией. Впрочем, Карло рассказал, что до войны там селились купцы и аристократы из Норлинга, а в послевоенной неразберихе дома прибрали к рукам те, у кого карманы пухли от шального золота: спекулянты, контрабандисты, удачливые каперы и сделавшие состояния на армейских поставках торговцы-скоробогачи. Не самая респектабельная публика, надо сказать. Да и удача — девица капризная: не у всех получилось и в мирной жизни хорошо устроиться.
Купив у коробейника лущеных лесных орехов, я повернул обратно. Ну и что делать? Вломиться внаглую в это безымянное игорное заведение только для «своих»? Или найти укромное местечко и сперва за ним понаблюдать? Лучше, конечно, понаблюдать, вот только укромного местечка здесь днем с огнем не сыщешь, а еще раз мимо пройду, и на меня уже начнут внимание обращать. Не стражники, так торговцы и прочая уличная шушера. А вломиться… Была бы уверенность, что Катарина там, — тогда да, а так…
Горячку пороть в таком щекотливом деле резона нет. Тут хорошенько сперва все обмозговать надо, тем более что неизвестно, по какому делу Катарина туда заходила.
Можно, конечно, забраться втихую: крыша соседнего дома подходит почти вплотную, но если меня за этим застукают… Тогда либо гребцом на галеры, либо в канал с камнем на шее. Это смотря кто застукает.
Или все же рискнуть?
Как поступить, что выбрать? Потратить день на разведку или попытаться решить все проблемы с одного наскоку? Ждать или лезть напролом? Первое в этой ситуации было бы, без сомнения, умнее, но я и так слишком долго ждал. И теперь, когда цель так невыносимо близка…
Усилием воли мне удалось заставить себя выбросить из головы мысли о Катарине, но помогло это мало. Чувствуя, как начинают горячить кровь и дурманить разум ставшее нестерпимым ожидание, ярость и… — и страх? — я вытер вспотевшие ладони о штанины, подошел к усиленной железными полосами двери с узкой прорезью смотровой щели и несколько раз стукнул закрепленным молоточком. Подождал и ударил еще.
Мне почудился едва слышный шорох, но к двери так никто и не подошел. Неужели прав оказался Карло, предположивший, что днем в заведении никого не будет, и советовавший заглянуть сюда ближе к вечеру? Не знаю, не знаю… Будь кто из обслуги на месте, хоть бы поинтересовался, какого ляда мне надо. А тут — тишина. Шорох? Шорох мог и почудиться.
Почесав взмокший затылок, я отошел от крыльца и зашагал обратно к магистрату. Зайти вечером? Еще чего! Вечером со мной и разговаривать никто не станет — вышвырнут, как кутенка. Да и игроки уже соберутся, а шуметь слишком опасно — казармы городской стражи в десяти минутах ходьбы. Если от вышибал и получится отбиться, стражников на хвост сажать никак нельзя.
На первом же перекрестке я свернул налево, прошел десятка два шагов и, остановившись у забора заднего двора примыкавшего к игорному заведению дома, огляделся. Никого. Быстро протиснувшись в небольшой загаженный закуток между забором и глухой стеной, я выдавил плечом прогнившую от постоянной сырости доску и выбрался в задний дворик, который оказался завален всяким хламом и зарос вымахавшими по колено сорняками. Крупный рыжий кот, сердито фыркнув, желтой молнией взлетел на забор и спрыгнул на улицу.
Подняться на крышу проблем не составило — приставленная к дому лестница, которой, видимо, пользовался трубочист, оказалась как нельзя более кстати. Правда, заросшие мхом нижние перекладины доверия не внушали, но тут уж выбирать не из чего — и так хорошо, что по водосточной трубе карабкаться не пришлось. Теперь бы только никому на глаза не попасться. Да нет, вряд ли заметит кто: и у стражников, и у простых обывателей слишком много дел на грешной земле, чтобы глазеть на крыши.
Притаившись за кирпичной дымовой трубой, я перевел дух и огляделся. От дождевого желоба до соседней крыши не больше двух локтей, но влажная и скользкая после дождя черепица могла сыграть злую шутку. И свернутая шея — далеко не самый худший вариант. Вот со сломанным хребтом, когда ни рукой, ни ногой…
Плюнув на нехорошие предчувствия и зажав в зубах нож, я на четвереньках подобрался к краю крыши, вытянул руку и ухватился за балку соседнего дома. Качнулся, оттолкнулся и… едва не сорвался, когда сырое дерево чуть не выскользнуло из пальцев. Сердце застучало как бешеное, но ноги уже нашли опору, и, ослабив хватку, я начал перебираться к ближайшему окну.
И как узнать, есть кто в комнате? Забери меня тень, ничего через щель в ставне разглядеть не получается! Но — тихо. Рискнуть? А есть выбор?
Засунутое в щель между ставнями лезвие ножа подцепило крючок, и, перемахнув через подоконник, я мгновение спустя очутился в комнате. Никого. Просто замечательно. Облизнув порезанный лезвием ножа краешек губы и сглотнув слюну с привкусом крови, я вытащил из потайного кармашка скатанный из сосновой смолы шарик, внутри которого алела капелька «Ветра севера» — весьма, надо сказать, специфичного зелья. Катышек надкусывать не стал и просто засунул между зубами и щекой. Если вдруг появятся хозяева — что ж, спасите тени их души. Сами виноваты, что дверь не открыли.
Мебели в небольшой комнатушке было всего ничего — широкая кровать с набитым соломой тюфяком, два стула и трюмо, так что осмотр много времени не занял. Ничего интересного обнаружить не удалось — обычное сдаваемое на короткий срок внаем жилье, на котором просто не успевает отразиться индивидуальность постояльца. Царапины на полу и порезанная мебель — не в счет.
Подошел к двери, прислушался и, слегка приоткрыв ее, выглянул наружу — никого. Выскользнул в темный коридор, прокрался к соседней комнате и с ножом в руке заскочил внутрь. И снова та же картина: пустое помещение, минимум мебели, окно закрыто тяжелыми ставнями.
Следующей решил проверить комнату напротив и, потянув за дверную ручку, я чуть не замер на пороге — ноздри уловили прекрасно знакомый запах. Справившись с волнением, прикрыл за собой дверь и принюхался. Так и есть — почти неразличимый аромат любимых духов Катарины мне не почудился. Разумеется, такие духи не редкость, но… Я потер зачесавшуюся шею и приступил к осмотру комнаты.
Ни-че-го. Тень побери мою задержку в пути! Судя по всему, постоялица из этой комнаты съехала самое раннее вчера, и при невеликой удаче ее вполне можно было успеть перехватить! Ну а теперь мне что делать?
Я проверил комнату по второму разу, выдвинул и осмотрел все ящики, перетряс постельное белье, но так и не смог обнаружить ничего, что подсказало бы мне хоть какое-нибудь направление для дальнейших поисков. Единственная находка — застрявший в щели под кроватью серебряный талер с профилем Георга Йоркского на аверсе и гербом герцогства на реверсе. Но это еще ни о чем не говорило: талеры охотно принимали не только в Йорке и Северных княжествах, но и в Империи. Мало ли кто мог монету обронить?
Сунув талер в кошель — считай на два, а то и три серебряных шлема стал богаче, — я подошел к двери и вздрогнул от раздавшегося где-то на первом этаже стука. Пока не сообразил, что это стучат во входную дверь, — взмок. А потом взмок еще больше, когда послышался лязг запоров. В доме все это время кто-то был?!
Успокоив дыхание и стараясь ступать как можно тише, я прокрался к ведущей на первый этаж лестнице и, опершись спиной о стену, присел в неглубокой нише рядом с перилами. Беседа внизу шла на повышенных тонах, но из-за странного акцента одного собеседника и шепелявости второго мне пришлось чуть ли не просунуть голову меж резных стоек, чтобы понять, о чем идет разговор.
— Успокойся! — Высокий мужчина в темно-синем плаще снял широкополую шляпу с длинным зеленым пером и отдернул штору, закрывавшую окно. Совершенно неожиданно для меня его бесцветно-серые волосы в свете проникших в комнату солнечных лучей оказались желто-песочными.
— Да как успокоиться, монсеньор? — Сгорбленный старик потеребил украшенный вышивкой воротничок халата и судорожно вздохнул. — Это вы… А я ж в городе останусь… Как мне?..
— Держите себя в руках, наша гостья скоро покинет город. — Тот, кого назвали монсеньором, брезгливо отвернулся от старика, и на мгновение мелькнул нашитый на плащ герб. — И вообще, господин Роберто, чего вы так нервничаете?
— Да приходил тут один, чистый шпик. — Старик налил из стоявшего на невысоком столике хрустального графина бокал вина и одним махом его выпил. — Не к добру это.
— Когда приходил? Что ему было надо? — насторожился монсеньор.
— Прямо перед вами и приходил. — В отличие от гостя Роберто начал успокаиваться. — А что ему надо было — не скажу. Не впустил я его.
— Зря. Я бы с ним поговорил. — Монсеньор положил руку на высовывавшуюся из-под плаща рукоять сабли. — Выглядел он как?
— Молодой, лет под двадцать. Темноволосый, глаза — зеленые. Нос с горбинкой. Видно, что после перелома сросся немного неровно. Лицо… Лицо даже не скажу. Острое, что ли? Ну вы северян видели, они все на одно лицо. Росту локтя четыре с половиной, не меньше. И бледный как смерть.
— Одет во что?
— Камзол на нем был, темно-зеленый.
— Какие-нибудь приметы?
— Шрам на левой щеке. Тонкий, почти незаметный. У мочки начинается. А больше и не разглядел ничего. В щель же смотрел, а через нее разве ж это обзор?
Вот сволочь старая, и когда только столько всего высмотреть успел?
— Нас о нем предупреждали, но точного описания дать не смогли. Или не посчитали нужным… — Монсеньор задумался и нахлобучил шляпу. — Вот что, господин Роберто, пришлю-ка я к вам Паоло и художника одного надежного.
— Зачем это? — насторожился старик.
— Паоло вашу память освежит, а художник портрет этого типа набросает. И смею вас уверить, что больше он нас не потревожит. Сказать по правде, он уже никого потревожить не сможет. Вы ведь не против?
— Я только за, — мерзко хихикнул Роберто. — А кто он таков?
— Насколько я понял, он как-то связан с Тенями.
— С Тенями?! Охотник за скальпами? — Плешивый старик покачал головой. — Боюсь, у нашей гостьи могут выйти из этого большие неприятности.
— Не думаю, скорее, здесь что-то личное. Но вы ведь знаете — наши партнеры не любят делиться своими секретами. — Монсеньор подошел к двери и обернулся. — Мои люди остались на площади, я пришлю двоих на случай, если этот северянин все же вернется.
— Буду премного благодарен.
— Да, и на всякий случай проверьте, чтобы после нашей гостьи ничего лишнего не осталось. Если что-то найдете — пришлите мне сегодня же. Завтра меня в Геладжио уже не будет.
— Так вы все же решили вернуться в Йорк? Неужели из Эр-Торы уже товар пришел?
— Пришел. Да и людей надежных, которым охрану нашей гостьи поручить можно, как назло, в городе сейчас нет. А вообще, оно и к лучшему — за нашими друзьями глаз да глаз нужен.
Монсеньор вышел на улицу, старик запер за ним дверь и, шаркая тапочками, начал подниматься на второй этаж. Я отпрянул в темную нишу, но Роберто повернул в другую сторону и, что-то тихо бормоча себе под нос, поплелся по своим делам.
В два прыжка я оказался у него за спиной и, зажав одной ладонью подбородок, а второй затылок, резким движением свернул ему шею. Старческие позвонки тихо хрустнули, и труп Роберто, обмякнув, повалился на пол. Не дав ему упасть, я оттащил тело к лестнице, перевалил через перила головой вниз и отпустил.
Грубая работа, конечно, — любой опытный стражник сразу заподозрит неладное, — но ни на что более продуманное времени уже не оставалось. Да может, и пронесет — дедушка старенький, выпил вина, голова закружилась, вот и свалился, болезный. Зато теперь этот монсеньор мой портрет не заполучит. А ради этого можно свернуть шеи и десяти Роберто.
Выбравшись из дома через крышу, я поспешил к магистрату и едва не опоздал: тот, кого ныне покойный Роберто звал монсеньором, в сопровождении двух телохранителей — у этих в расцветке плащей преобладали красные и синие тона — уже выезжал с площади. Мне и заметить-то его удалось только благодаря шляпе с шикарным пером.
Твою тень!
Проскочив прямо перед мордами лошадей, впряженных в карету с гербами Геладжио — тремя серебряными дельфинами на изумрудном поле, — я бросился в погоню. Шансы сравняться в скорости с лошадьми были невелики, но сегодня мне улыбалась удача: наездники опасались гнать скакунов по влажным булыжникам мостовой, да к тому же телохранители вели за собой на поводу еще двух свободных лошадей, чьи хозяева отправились охранять Роберто.
Как бы то ни было, мне удалось не упустить всадников из виду и даже почти не запыхаться от быстрого бега, когда вскоре монсеньор и его спутники въехали в распахнутые ворота особняка в самом центре Геладжио. Герб на воротах был прекрасно знаком не только мне, но и любому человеку, хоть раз державшему в руке Йоркский талер, — три золотых звезды на темно-синей верхней половине и красный коронованный лев на желтой нижней.
Торговое представительство герцогства Йорк в Геладжио.
И кто мне объяснит, что все это значит?
