Глава восемнадцатая
— Никто ни в чем не виноват, — вдруг сказала она тихим чужим голосом. — Так вот живешь, живешь, а потом понимаешь — никто ни в чем не виноват. Убил бы ты меня — а виноват бы не был. И не убил бы — тоже не виноват.
— Не понимаю, — Дан напрягся.
— А никто не понимает, — сказала старуха.
Андрей Лазарчук
1
Они провели так уже, кажется, несколько часов: Ренкр сидел в кровати, укрывшись одеялами и прислонившись к мягкой подушке, Одмассэн — на низеньком стуле с неудобной спинкой; горянин постоянно ворочался, пытаясь найти положение поудобнее, то вытягивая, то поджимая ноги, складывал руки на груди, а потом не выдерживал и снова принимался теребить седую бороду. Рассказ каждого занял много времени и отнял много сил, во рту пересохло и глаза слипались, но Ренкр терпеливо переносил все это, потому что нельзя было сейчас отдаваться на милость сна. Он рассеянно вертел в пальцах обломок Камня жизни, пытаясь решить: что же дальше?
Словно читая его мысли, Одмассэн кашлянул:
— Ну и что ты намерен с этим делать?
Горянин указал на талисман кровавого цвета. Парень пожал плечами и поправил черную прядь волос, соскользнувшую на лицо («Постричься бы»). Он был в растерянности от того, что рассказал ему Одинокий, тщетно пытаясь ухватить какую-то нужную мысль, которая все время ускользала от него, насмехаясь над беспомощностью собственного хозяина. Силясь хоть как-то осмыслить то, что узнал, он переспросил:
— Значит, Мнмэрд уже в Нижних пещерах, а Монн — в Хэннале?
Одинокий покачал головой:
— Мнмэрд на самом деле в Нижних пещерах, а Монн приболел, так что он все еще в селении.
Ренкр надолго замолчал, глядя в пляшущее пламя камина. Потом произнес:
— Я хотел бы сам отправиться в Хэннал. Все-таки…
/рано или поздно я все равно туда попаду/.
— Как знаешь, — пожал плечами горянин. — Но нужно ли это тебе? Лично тебе?
— Прежде всего именно мне. То, что я узнал во время странствий, заставило меня взглянуть на многое с другой точки зрения, и мне кажется…
/приходит пора, когда все тайное станет явным. Страшный час./ Он замолчал.
Одмассэн терпеливо ждал.
— Не знаю, — продолжал Ренкр после паузы. — Все равно ведь ко мне там прислушаются в большей степени, чем к Монну.
— Ладно, еще подумай над этим. Так или иначе, а раньше, чем через неделю, Кирра тебя никуда не отпустит. — Одинокий скептически хмыкнул. — Если через неделю отпустит. А что же все-таки с Камнем?
— Пока не знаю. В самом деле все так плохо со змеями? — в который уже раз за сегодняшний разговор спросил парень. Он никак не мог поверить, что Ворхнольд обманул их — это так не вязалось с обликом Всезнающего.
— Даже Теплынь никак на них не повлиял, — развел руками Одмассэн. — Сразу после потепления мы начали находить очень много выползков — сброшенных змеиных шкур. Но это и все — больше ничего не изменилось. И вообще змеи стали сейчас какие-то другие, умнее сделались, что ли?
— Значит, добираться будем с боями, — констатировал Ренкр. — А что еще нам остается?
— Очнись, — устало произнес вэйлорн. — Ты, кажется, невнимательно меня слушал. Нас теперь значительно меньше — это во-первых. А во-вторых, после того похода — тогда ведь многие не вернулись. Их родные как-то перенесли это, надеясь, что мы избавились от змей, но теперь… Никто не пойдет с тобой, парень, никто даже не станет тебя слушать. Вот Кирра, к примеру, — у нее муж погиб, не вернулся из того похода. Она и меня-то ненавидит лютой ненавистью, а когда узнает, что ты — это ты… — Одинокий сокрушенно покачал головой. — Лучше молчи пока, прикидывайся, что потерял память.
— Считаешь, это будет честно?
— Я считаю, это будет правильно, — отрезал Одмассэн. — А я тем временем подумаю, как нам дальше себя вести. Не унывай.
Он с заметным облегчением поднялся с неудобного стула, отнес его на место и подошел к кровати. Пожал парню руку: «Держись», попрощался и ушел.
Ренкр некоторое время сидел, глядя на желто-черные шкуры у входа, потом снова достал Камень и начал всматриваться в его кровавые грани: «Как же мне отнести тебя на вершину Горы?»
Но этот вопрос отступил на второй план, когда в пещеру вошла Кирра. Ренкр не хотел прикидываться беспамятным и поэтому просто молчал, наблюдая за ее движениями — женщина что-то искала на широких каменных полках, высеченных прямо в стене. Там были сложены медицинские препараты и инструменты, которыми пользовалась хозяйка пещеры — как-никак целительница. Вдовая словно почувствовала этот взгляд, обернулась:
— В чем дело? Что-то не так?
— Нет-нет, просто… — Ренкр запнулся. — Когда мне можно будет ходить?
Она всплеснула руками:
— Вот ты о чем! И не думай. По крайней мере, ближайшие несколько дней. Ты же только-только выкарабкался. Хочешь, чтобы снова все началось сначала? Или думаешь, что ты великий герой древности и все твои раны — пустяки? Знаю я вас, мужчин: никогда не желаете признаваться в собственной слабости, даже перед самим собой. Вечно тянете до последнего, а когда становится слишком поздно, умираете с таким видом, будто совершили Создатель знает какой подвиг! И не думай даже, что тебе это удастся.
Ренкр смущенно кивнул: «Ты, конечно, права, госпожа. К сожалению, я не великий герой древности. Им-то все эти проклятые подвиги давались значительно легче. Но — как знать? — может, легенды — тоже ложь и на самом деле прежние герои так же мучились от ран и замерзали от одиночества».
Кирра ласково посмотрела на него («как мать — она смотрела на меня точно так же, когда я, провинившись, прибегал к ней») и сказала:
— Лучше попробуй уснуть. Это самое главное, что тебе сейчас требуется: сон и пища. Пройдет несколько дней, и я со спокойной душой позволю тебе встать на ноги и ходить где только вздумается. А пока — отдыхай, набирайся сил.
Она вышла в другую пещеру, видимо так и не отыскав нужной вещи, а Ренкр снова вспомнил, что устал и хочет спать. Он укрылся одеялом, отвернувшись к стенке, чтобы блики огня не проникали под веки, и мгновенно провалился /в колодец/ в сон.
Здесь было все как всегда. Почти все как всегда, потому что вдруг справа из каменной кладки возникла и протянулась к нему тонкая хрупкая рука:
— Держись! Я помогу тебе.
Ренкр не мог поверить своим глазам. Ему предлагали помощь — то единственное, что было сейчас так нужно, о чем он не мог и мечтать. Но принять эту помощь он не смел, он боялся даже прикоснуться к этой руке, чтобы она не рассыпалась в прах.
— Нет, — прошептал он. — Нет…
И почему-то вдруг стало на душе так тоскливо, так тошно, что захотелось завыть диким зверем, а потом остановиться и разнести проклятый колодец по камешку. Но вот как раз остановиться-то было невозможно.
Тьма.
2
— Он спит, — тоном, не терпящим возражений, заявила Кирра. — И я не знаю, с какой стати ты заявился сюда с этим чудовищем.
— Скарр не чудовище, — спокойно произнес Одмассэн. — Скарр — тролль, и тебе сие прекрасно известно.
Ренкр приподнялся на локте, зевнул и посмотрел на сцену, разыгравшуюся в пещере. У самого входа, уперев в бока сжатые кулаки, замерла Вдовая, пронзая взглядом непрошеных гостей. Ее длинные седые волосы были аккуратно собраны в пучок, темные глаза смотрели возмущенно и уверенно, тонкие губы сжались в одну прямую черту. Напротив женщины застыл нерушимым камнем Одмассэн, чуть позади смущенно топтался молодой тролль.
— Что здесь происходит?
Все обернулись и уставились на больного, как на чудо природы. Ренкр с запоздалым сожалением понял, что тон, пожалуй, он выбрал чересчур властный. Ну да ладно, если уж Одмассэн привел сюда тролля, то всякие притворства наверняка закончились.
Одинокий, кажется, думал иначе. За спиной Кирры он подал Ренкру знак, чтобы тот молчал, а потом обратился к Вдовой:
— Нам нужно поговорить с ним. И не кричи так, словно мы пришли его убивать!
— Что же ты придумал на сей раз? — Кирра все-таки оттеснила горянина к выходу и возмущенно зашептала: — Мальчик только пришел в себя, а ты приводишь к нему тролля. Зачем? Что происходит?
— Скажи, женщина, неужели ты считаешь, что я способен причинить парню зло? — так же тихо спросил ее Одмассэн.
Он заметно нервничал из-за этого разговора, как обычно в таких случаях терзая свою инеистую бороду.
— Да, — ответила Вдовая, вскидывая голову. — Если ты сочтешь, что так будет лучше для селения… или по каким-нибудь другим причинам, которые, на твой взгляд, окажутся достаточно убедительными.
— Посмотри мне в глаза, — велел ей горянин.
Их взгляды пересеклись и замерли в немом противостоянии.
— Я не причиню ему вреда, — тихо произнес Одинокий. — Веришь?
— На сей раз — да, — сдалась Кирра.
— Я, разумеется, должна уйти, — добавила она с полунасмешкой-полугоречью.
— Прости, — развел он руками, — но это необходимо.
— Ложь, — отрезала Вдовая. Одмассэн дернулся, словно неожиданно получил пощечину.
— Но я уйду, — добавила седая женщина. — Даю тебе час, потом я вернусь и повыгоняю вас, что бы вы ни говорили мне о необходимости и прочей чуши. Мальчику нужен отдых.
Одинокий проводил ее взглядом и облегченно вздохнул, когда шаги Кирры затихли в глухом коридоре.
— Знакомьтесь, — сказал горянин, присаживаясь на краешек кровати больного. — Ренкр, это Скарр, сын Хлэмма.
— Что-то стало известно о Мнмэрде? — обрадовался парень.
Из всего разговора Одмассэна и Кирры он не расслышал ни слова, но лица и жесты говорили сами за себя. Только теперь долинщик внимательнее присмотрелся к своему необычному гостю. Тролль чувствовал себя скованно, но сейчас, кажется, немного успокоился. Они пожали друг другу руки, коричневая ладонь Скарра выглядела непривычно, но пожатие было крепким и дружеским. Потом тролль принес себе стул и присел рядом с кроватью Ренкра.
Тем временем Одинокий печально кивнул, отвечая на вопрос парня:
— Да. Он мертв.
По просьбе горянина тролль рассказал о том, что произошло.
— Бумаги? — переспросил Ренкр. — Там были бумаги Ворнхольда?
— Были, — подтвердил Скарр. — И кажется, на одном из запечатанных свитков я видел твое имя.
— Я должен прочесть эти свитки. — Долинщик приподнялся и сел, даже начал оглядываться в поисках одежды, но потом сообразил, что это-то как раз ничем не поможет, все равно ведь ходить он почти не в состоянии, и уж тем более ему не добраться до пещеры Ворнхольда.
— К чему такая спешка, парень? — одернул парня Одинокий. — Ты разве не слышал: через час по наши души придет Кирра? Не хотелось бы ее разгневить, она и так готова разорвать меня на мелкие кусочки и собственноручно скормить льдистым змеям. Не будем давать ей лишний повод, а?
— Ты не понимаешь, — вздохнул Ренкр. — Ворнхольд знал, что произойдет после его смерти. Почему-то он не смог открыть нам всю правду тогда, при жизни, вот и оставил свиток как завещание. Мудрец догадывался, что нам потребуется его помощь. Необходимо раздобыть свиток…
Он чуть было не сказал «любой ценой», но остановился, испугавшись, как бы произнесенные слова не стали правдой. Слишком уж много невозможного превратилось в возможное за последние несколько ткарнов.
— Необходимо — значит раздобуду, — уверенно произнес Скарр. — Но лучше было бы, если б кто-нибудь из вас пошел вместе со мной. Иначе я могу упустить что-то важное, а мы никогда об этом и не узнаем.
— Исключено, — смущенно покачал головой Одмассэн, поднимаясь с постели. — Если ты согласишься на это, тебе придется отправиться туда одному. Принесешь тот свиток с именем Ренкра, а также что сам сочтешь наиболее важным. Потом, если удастся, мы отправимся за остальным.
— Тогда я пойду. — Скарр тоже встал. — Хотелось бы до вечера попасть в город.
— Я провожу тебя до выхода, — кивнул горянин. — И скажу стражникам на входах чтобы они беспрепятственно впустили тебя, когда вернешься. Отдыхай, Ренкр. Я еще загляну к тебе.
Они ушли, и он почувствовал, как усталость снова накатывает ужасной давящей волной. Парню вдруг расхотелось узнавать, что в том свитке, на котором Ворнхольд написал его имя. Лучше бы вообще никогда не вспоминать о том, кто он и что происходило с ним в течение двух последних ткарнов, лучше уж доживать свой век безумцем, чем снова окунуться в кошмары реальности. Ведь нельзя же всерьез надеяться на то, что он сможет победить Темного бога! Или — можно?..
Зашелестели желто-черные шкуры.
— Привет, — робко произнес большеглазый мальчишка, застывший у входа. — Меня зовут Хилгод.
/Хилгод, Хилгод, Хилгод… запомни это имя. Там в селении у меня остались жена, дочь и сын. Скажи им, что я погиб в честном бою, скажи что угодно, только не говори, что смерть оказалась такой нелепой! Ты обещаешь? Обещаешь?!/
— Да, — прошептал Ренкр. — Обещаю.
— Что? — Мальчик испуганно уставился на него громадными глазищами и смешно наклонил светловолосую голову. — Прости, я не расслышал.
— Спасибо тебе, Хилгод. Это ведь ты нашел меня в снегу.
Мальчик смутился:
— Вообще-то я. Но я не нарочно. То есть я рад был, но…
Он окончательно запутался и хлюпнул веснушчатым носом, кажется, намереваясь разреветься.
— Скажи, Хилгод, ты бы не мог позвать свою маму? Мне нужно выйти, но она не разрешала мне вставать с постели, а накликать ее гнев — бррр!
— Я мигом! — Мальчонка улыбнулся и уже развернулся, чтобы бежать на поиски Вдовой, но в этот самый момент она откинула шкуры и вошла в пещеру.
— Уже убрались? — Вопрос, видимо, касался Одмассэна и Скарра.
— Да, — ответил Ренкр. — Госпожа, я бы очень хотел немного прогуляться
— до трапезной. И еще…
— В трапезной тебе делать нечего, — ответила Кирра. — А что касается «еще» — сходи. Хилгод тебя проводит. Сейчас принесу одежду.
И вот — он стоит на ногах и делает осторожный шаг в сторону шкур. На сей раз ноги выдержали и только иногда пытались дрогнуть, но вовремя подставленное плечо Хилгода спасало положение.
В коридоре было пустынно. Он выглядел так, словно здесь не жили уже давным-давно: несколько тусклых факелов, грязь на полу и копоть на стенах, многие пещеры чернеют открытыми входами. До сих пор Ренкр мало верил в слова Одмассэна о том, что селение вымирает, но теперь ощутил это собственной кожей — сам воздух был холоден и бездвижен, он успел остыть от голосов, дыхания и смеха. «Тлен огромной гробницы, вот что это такое».
На обратном пути они встретили Хиинит. Девушка смутилась, но быстро взяла себя в руки, так что когда ноги все-таки отказали и Хилгод просто не мог выдержать Ренкрова веса, она сумела вовремя подставить плечо. Так долинщик и добрел до кровати — поддерживаемый с обеих сторон своими добровольными помощниками. Рухнул в постель и понял, что выжат до предела. Да, говорить о каких-либо путешествиях рано, слишком рано. Кирра уже принесла ему ужин, и — откуда только взялись силы? — он с аппетитом набросился на еду, чувствуя, что никогда не наестся вволю.
— Ешь, — улыбнулась Вдовая. — Когда больной кушает, он поправляется.
— Спасибо, — выдохнул Ренкр через некоторое время. — А можно еще?
— Нет, — отрезала врачевательница. — Сейчас тебе нужна умеренность в еде. Ты так долго голодал, что…
— Прости, сам ведь знаю. …Кажется, я засыпаю.
— Спокойной ночи, — молвила Кирра. — И не забивай себе голову Одмассэновыми байками. Они и для здоровых-то не особо полезны, а для больных…
Вдовая взмахнула рукой и унесла Ренкрову миску.
— Спокойной ночи, — сказал Хилгод.
Ему было непривычно разговаривать с этим черноволосым незнакомцем: мальчик никак не мог понять, почему тот улыбается, хотя во взгляде дрожит седая, как волосы у матери, тоска.
Парень подмигнул ему:
— Не вешай нос, Хилгод.
— Угу, — радостно ответил мальчик и умчался в коридор.
В конце концов он был всего лишь двенадцатиткарным жителем этого мира и не мог долго печалиться чужими горестями.
— Спокойной ночи, — прошептала Хиинит.
— Если я вдруг снова замерзну, напомни о себе, и я вернусь, — сказал ей Ренкр. — Обещаешь?
— Обещаю.
— Ну тогда я на самом деле могут спать спокойно.
/И может быть, на сей раз обойдется без колодца./ Обошлось. По крайней мере, утром он не помнил ничего подобного и даже за это был благодарен судьбе. Кажется, она наконец-то забыла о нем.
3
Конечно, никаких стражей у выхода в Нижние пещеры не было. Да их и не могло быть — слишком мало сейчас альвов, чтобы защищаться от беды далекой, в то время как у пещер кружит беда близкая. Одинокому пришлось самому брать ключи и вести Скарра к воротам.
Он закрыл за троллем старинный замок и, повернувшись, отправился к Пещере Совета, размышляя о том, что скажет дряхлым старикам, которые продолжали делать вид, будто управляют селением. На самом деле вся реальная власть давным-давно перешла в руки вэйлорна, и горяне знали об этом, но, чтобы не пересматривать старые законы («А сделать это, видит Создатель, стоит», — раздраженно подумал Одмассэн), считалось, что на самом деле Одинокий просто является исполнителем воли Совета.
Седой горянин вошел в Пещеру, поприветствовал собравшихся и направился к столу, за которым восседали старики. Примостился рядом с ними и кивнул Дэрку, мол, начинайте. Тот подслеповато прищурился, потом встал и сообщил: еженедельное заседание Совета открыто. Одмассэн подумал, что все-таки зря он придумал подобный трюк — каждые семь дней позволять старикам проводить эти представления. На таком заседании, в принципе, могли находиться все, кто считал нужным выслушивать речи членов Совета. Как правило, сюда иногда пробирались ребятишки, чтобы тайком посмеяться над дряхлыми альвами с их смешными речами; жители повзрослее приходили в основном ради того, чтобы послушать, что скажет вэйлорн. В любом случае еженедельные заседания приносили больше вреда, чем пользы: каждая новая речь стариков только подрывала их и без того пошатнувшийся авторитет, а у Одинокого все это отнимало массу ценного времени, новости же и так объявлялись таким образом, чтобы все жители были о них осведомлены.
Он краем уха слушал обычную болтовню Дэрка. Всегда об одном и том же: мы должны бороться со змеями, должны соблюдать законы и не прелюбодействовать, должны, должны, должны… Создатель, да все и так знают, что они должны, никто вот до сих пор не ведает о другом — как быть дальше! И вместо того, чтобы сейчас пойти со Скарром за свитками или, к примеру, лишний раз поучить мальчишек обращению с мечом, сиди здесь и слушай эти бредни. А ведь все разваливается, разваливается буквально на глазах!.. Проклятье! Хватит!
Неожиданно Одинокий встал и направился к выходу:
— Простите, мне нездоровится.
Спиной он почувствовал удивление Дэрка и прочих членов Совета — и спиной же ответил им: «Игры закончились. Желаете — продолжайте их, но только без меня».
Кажется, за столом его так и не поняли, зато несколько горян, сидевших на скамьях, одобрительно закивали, а кое-кто даже последовал примеру вэйлорна. «Еще немного, и этот маскарад закончится. Что же, чем раньше, тем лучше».
Уже у выхода его нагнал дрожащий голос Дэрка:
— Одинокий, скажи, а что это за альв, которого ты недавно нашел за пределами селения? Почему мы об этом ничего не слышали?
Он развернулся, обвел взглядом следивших за ним горян:
— Пока что парень ничего не вспомнил, так что рано говорить о том, кто он и откуда. Как только что-нибудь прояснится, я расскажу.
Не дожидаясь ответной реплики, Одмассэн покинул Пещеру.
Дэрк растерянно сглотнул и посмотрел по сторонам. За расплывчатой пеленой, застилавшей взор, ему чудились удивленные лица и презрительные усмешки. На миг старику показалось, что пол под ногами внезапно провалился — и он судорожно ухватился перевязанными сетью вен руками за край деревянного стола. «Вот и все, — подумалось внезапно. — Вот и разваливаются все твои иллюзии. В результате мы так никуда и не пришли. Тупик. А вернуться нам не позволила наша же собственная гордость, перемешанная с упрямством, — ввязались в войну, перессорились со своими же братьями и счастливо все это позабыли, воспитывая детей и внуков в нужных настроениях. Воспитали. А теперь издыхаем в тупике, но больно-то не от этого, больно оттого, что наши дети и внуки… тоже…»
Где-то справа дрожащим испуганным голосом громко закричали:
— Лекаря! Травы для сердца, поскорее!
«Травы для сердца — это хорошо. Но, кажется, поздновато мы это придумали. Боюсь, понадобится ампутация. Без ампутации уже не обойтись».
— Да поторопитесь же вы, проклятье! Поторопитесь, не видите, альв умирает!..
«Разве ж я об альве вам толкую, тупицы?!.»
4
РЕНКРУ Мальчик, ты, должно быть, считаешь, что я тебя обманул, и, наверное, в чем-то ты прав. В этом свитке я попытаюсь рассказать тебе то, о чем умолчал тогда, при нашей первой встрече. (зачеркнуто) Мое молчание было вызвано необходимостью: я ведь знал, как и что произойдет, но говорить правду было нельзя — она бы ничего не изменила. Будущее неумолимо, его не переделать. (зачеркнуто) К счастью, мне также известно, что уже произошло: каким-то образом ты смог получить мои свертки и прочесть их. А значит, у тебя в руках обломок Камня жизни, снаружи селения — змеи и ты не знаешь, каким образом попасть на вершину Горы. Именно в этом я помогу тебе.
Отправляйся в Нижние пещеры, доберись до моего жилища — там недалеко река. Динихтис (ты должен помнить эту милую рыбу) пообещал мне, что дождется тебя во что бы то ни стало. Да, он обладает своеобразным интеллектом, но речь сейчас не об этом. Ты должен помнить одно — для тебя, равно как и для твоих друзей, он не представляет никакой опасности. Динихтис отвезет тебя в одно место, из которого есть только один выход. Он-то как раз ведет наверх.
Это старая легенда. Гномы издавна утверждали, что у каждой горы есть свои мастера — некие существа, которые следят за состоянием горы и «лечат» ее, если это необходимо. Поскольку гномы — одна из тех немногих рас, которые изначально обладают сильной тягой к подгорным пространствам, можно понять, почему именно им стало известно о существовании мастеров. Те же гномы говорят, что в каждой горе имеется вертикаль — полый ход, пронзающий всю гору от верхушки до подножия. Считается, что он существует, дабы облегчать мастерам передвижение внутри их «подопечной». Я обнаружил вертикаль Санбалура. Динихтис отвезет тебя в то место, откуда можно в нее попасть. Когда будешь возвращаться с вершины, просто дождись его в зале — рыба приплывет за тобой во что бы то ни стало. Возможно, это займет у нее некоторое время, но другого выхода просто не существует — не спускаться же тебе по склону Горы!
Постарайся разобраться в моих записях — там очень много полезного для тебя.
Попытайся хотя бы если не простить, то понять меня.
Ворнхольд (зачеркнуто)
5
Ренкр окончил читать и отложил сверток на кровать. Потом поднялся и подошел к камину, протянул к нему руки и стал медленно шевелить ими, ощущая, как жар распространяется по коже и проникает в кровь. За его спиной смущенно кашлянул Одмассэн:
— Вдовая скоро вернется, а мы так ничего и не решили.
— А что мы можем решить? — Долинщик повернулся к нему лицом и вымученно улыбнулся. — Ты же знаешь, что она никуда меня не отпустит. Придется дожидаться, пока я смогу самостоятельно передвигаться чуть дальше, чем до трапезной и обратно. — Он, конечно, немного преуменьшал свои успехи, но все-таки был недалек от истины. — А до тех пор — ждать и надеяться, что мы не опоздаем.
«Опоздаете», — прошептал-протрещал горюн-камень, распадаясь на мелкие огненные крошки.
— Уже решил, с кем пойдешь? — спросил горянин.
— Возьму Скарра, он предлагал довести меня до пещеры Ворнхольда, а если понадобится — отправится вместе со мной дальше. Мне кажется, он надежный тролль, я ему доверяю. А больше, наверное, никого. Ты занят, я не пытаюсь тебя этим укорять, просто констатирую факт, но тем не менее — ты не сможешь пойти, а кроме тебя и Монна, у меня почти не осталось знакомых. Многие умерли за то время, пока я отсутствовал; я заглядывал в некоторые пещеры, но там пустота и мусор. Даже удивительно, некоторые были не старше меня, а вот…
— Змеи. Почти каждый раз, когда возвращается очередной охотничий отряд, мы недосчитываемся одного-двух альвов — их убивают эти твари, так или иначе. А ведь наши идут Переходами — это, конечно, не Пути карликов, но тоже кое-что.
— Да, кстати, — вспомнил Ренкр. — Я все забываю — что там с Монном? Я бы хотел его проведать.
Одмассэн развел руками:
— Боюсь, это невозможно. Старик плохо себя чувствует. Кирра сейчас у него — и она говорила мне, что Монну становится хуже и хуже.
— А что вообще произошло?
— Не знаю. Все началось с того, что он внезапно простудился, был сильный жар, но старик в конце концов выкарабкался. А потом у него появилась какая-то необычная апатия, безразличие ко всему окружающему. Ест только тогда, когда ему напоминают об этом, худеет и теряет силы. — Вэйлорн вздохнул. — Боюсь, долго он не продержится.
Зашелестели шкуры у входа.
— Опять заговариваешь парня своими побасенками? — Кирра мрачно посмотрела на Одинокого, и тот встал с постели:
— Уже ухожу.
— Ступай-ступай, — проворчала она, глядя ему вслед. — Сильно тебя утомил? Небось все выспрашивает, откуда ты взялся да что с тобой произошло.
— Вдовая раздраженно фыркнула, демонстрируя свое отношение к старому горянину.
— А кстати, — добавила она, помолчав. — Ты так ничего и не вспомнил?
Ренкр покачал головой, надеясь, что она расценит это, как отрицательный ответ.
— Можно я пойду прогуляюсь?
— Пойди-пойди, — кивнула Кирра. — Если встретишь Хилгода, напомни, чтобы забежал поесть, а то этот сорванец вечно пропадает в тренировочной, а детям необходимо время от времени питаться. Он, кажется, напрочь об этом забыл.
— Скажу, — пообещал Ренкр уже на выходе.
— Да, — добавила Кирра, — если ты все-таки что-нибудь вспомнишь, не держи это в себе, мальчик. Иногда подобное знание, не разделенное с другими, может разорвать альва изнутри. Ступай.
Это стало уже привычкой, ежедневным ритуалом — прогулка по заброшенным коридорам селения для того, чтобы хоть немного научиться ходить. Долинщик не спеша переставлял ноги, держась поближе к стене на случай, если те снова откажут. Однажды такое произошло, и он потом долго извинялся перед Киррой, пришедшей в ужас от его грязной одежды и исцарапанных рук — коридоры очень давно не убирали. Сейчас, передвигаясь по этим полутемным тоннелям, Ренкр с удовольствием отмечал, что делает это намного лучше, чем пару дней назад. Может быть, скоро он уже сможет отправиться в путь. Камень, не покидавший его шеи ни на миг, висел тяжелой ношей, и очень хотелось поскорее от него избавиться.
Сегодня Ренкр отправился к воротам, выходившим прямо на каменную площадку перед селением. Ему хотелось вдохнуть свежий воздух, почувствовать обжигающие уколы белых хлопьев на загрубевшей коже и увидеть снег. Все-таки он любил снег, хотя это было трудно представить после того, что с ним произошло.
Ренкр немного постоял, глядя, как ветер рвет в клочья полотно падающих обломков белого неба, а потом услышал шаги за спиной. Можно было не оборачиваться
— Привет!
— Привет, Хилгод. Мать просила, чтобы ты не забыл поесть.
— Угу. Смотрите?
— Смотрю. Слушай, а как ты оказался снаружи… в тот день?
Хилгод махнул рукой:
— С мальчишками поспорили.
— Тогда понятно.
Они немного постояли в молчании, потом мальчик внезапно вскрикнул:
— Ой! Чуть не забыл — я же тебя искал. Дядя Одмассэн просил, чтобы ты занес ему какой-то сверток.
— Занесу, — пообещал Ренкр. А потом вспомнил, что сверток остался лежать на кровати и Кирра вполне могла его прочесть.
— Пойдем-ка домой, — сказал он как можно спокойнее.
— Не-а. Ты иди, а я еще тут постою. Мать сразу же отправит в трапезную, а я есть не хочу, вот ни столечки.
— Ну стой, — согласился долинщик.
Он развернулся и отправился в пещеру. У входа затаил дыхание, приготовившись к самому худшему, но Кирры внутри не оказалось. Зато сверток лежал там же, где его и оставили, — на смятом одеяле. Подавив вздох облегчения, Ренкр спрятал «улику» в кармане и хотел было направиться к Одмассэну, но почувствовал усталость и прилег на кровать — отдохнуть. И даже сам не заметил, как заснул.
Судьба, похоже, все-таки вспомнила о нем. Свидетельством тому были каменные стены уже знакомого — до боли, до ужаса, до отчаянья (как хотите, так и называйте, от этого ведь все равно ничего не изменится) — колодца. Правда, сейчас Ренкр не видел ни этих стен, ни привычных клочьев бог весть чего — его взгляд приковывала тонкая хрупкая рука, протянувшаяся к нему через пустоту:
— Я помогу тебе.
— Нет, — покачал он головой. — Нет. Ты не способна что-либо изменить. Прости.
И все-таки рука прикоснулась к нему — самыми кончиками пальцев, но этого оказалось достаточно, чтобы Ренкр почувствовал волну тепла и любви, исходившую от них. Он отшатнулся, пораженный нечаянным откровением, зачарованный осознанием того, что отныне уже не один; даже в этом жутком сне был кто-то, кому он нужен такой, каков он есть. Это прикосновение и разбудило долинщика, толчком вышвырнув прочь из сна.
Ренкр лежал с закрытыми глазами. Теперь больше всего на свете ему хотелось вернуться назад, чтобы еще раз почувствовать прикосновение этих пальцев. Ему даже начало казаться, что он все еще ощущает их тепло. Конечно, такого не могло быть. Ренкр со вздохом разочарования раскрыл глаза… и увидел Хиинит, склонившуюся над ним.
А во взгляде девушки — те же самые любовь и нежность, те же самые…
6
Одмассэн заглянул в пещеру Вдовой чуть позже, обеспокоенный тем, что Ренкр до сих пор не принес ему сверток. Свертка он так и не забрал, зато отыскал Хилгода и велел мальчику не появляться в доме до самого позднего вечера. Потом заглянул в госпиталь к Кирре и, уверившись, что у нее полным-полно работы и она даже не думает о том, чтобы проведать Ренкра, вздохнул с облегчением. Только скандала ему сейчас и не хватало. А что касается увиденного им — так ведь молодые альвы, кажется, любят друг друга. Законы законами, а жизнь жизнью.
7
— Скажи, а кто такая Виниэль?
Ренкр вздрогнул:
— Откуда ты знаешь это имя?
— Ты бредил тогда…
Он кивнул:
— Когда-то — кажется, жизнь назад — я любил ее..
— А сейчас?
— Знаешь, даже странно. Тогда, в Хэннале, неожиданно для меня (подозреваю, и для самой себя) она вдруг взяла да и вышла замуж. Может, конечно, она его любила, может, я попросту был слеп, но мне до сих пор так не кажется. Мы ведь с ней знали друг друга достаточно долго, и… Одним словом, она вышла замуж. Вот. А я не верил. А спросить не успел — в тот же вечер в селение явился дракон, и я взял да и улетел с ним. И до недавнего времени все равно не верил: я не верил, пока жил здесь, в селении, не верил, пока странствовал. В своих снах я был с ней, но с тех пор, как вернулся сюда и вспомнил себя, кажется, я не думал о ней ни разу — и только сейчас понял это. Видимо, я на самом деле стал взрослее и догадался: как бы там ни было, нельзя любить образ прошлого — хотя бы потому, что это нелепо и бессмысленно. Время своей неумолимой секирой разрубило наши чувства на ничего не значащие куски, которые уже никогда не создадут ничего цельного и настоящего. Ведь все равно Виниэль сейчас уже не та, какой я ее знал и любил. И если ты спросишь меня, питаю ли я к ней какие-нибудь чувства, я отвечу: «Да». Но — люблю ли я ее? — нет. Я люблю тебя.
— Знаешь, по закону…
Он прикоснулся к ее губам пальцем:
— Конечно, знаю. Когда я вернусь с вершины Горы, я поступлю так, как велят законы селения…
/если мне будет позволено вернуться/…
8
— Сегодня забежит Одмассэн, — сказал Ренкр.
Вдовая неожиданно резко обернулась к нему и покачала головой:
— Я видела вчера тот сверток, что он тебе принес. Что происходит? Зачем тебе читать то, что предназначено для другого, даже если тот другой уже мертв?
— Он не мертв, — ответил долинщик. — Сверток предназначен для меня.
Кирра недоверчиво посмотрела на него, ее руки медленно опустились.
— Конечно. Как же я сразу не догадалась?
Вопреки ожиданиям Ренкра, в ее голосе не было ненависти или злобы. Он подумал, что признаться следовало раньше, а теперь… как-то глупо все получилось.
— И что же ты намерен делать дальше? — спросила она.
— Этот камень, — долинщик достал из-за пазухи кровавый кристалл, — необходимо отнести к вершине Горы. Именно поэтому я так часто спрашивал, когда же мне можно будет ходить… подолгу.
Вдовая кивнула:
— Уже можно. Прошло достаточно времени, и организм взял свое. Кого ты намерен увести с собой на сей раз?
Он покачал головой:
— Я знаю, что твой муж погиб именно в том походе и в его гибели, пусть невольно, ты винишь меня. Я даже знаю, как он погиб, потому что именно я видел его последним, именно я закрыл ему глаза и пообещал выполнить его предсмертную просьбу. Он хотел, чтобы вы знали — Хилгод погиб славной смертью, защищая своих соотечественников.
— Глупости! — зашлась в крике женщина. — Глупости! Глупости! Глупости! Какая чушь — «славная смерть»! Ты так до сих пор и не понял, мальчик, — не бывает славной смерти, не бывает…
Она замолчала, отвела взгляд и долго смотрела на причудливую пляску пламени.
— Наверное, ты тоже в чем-то прав, — молвила Вдовая спустя некоторое время. — В конце концов, то, что ты собираешься сделать, нужно многим, не только одному тебе. Да и прошлый раз… ты ведь вел их туда, искренне веря в свою правоту, вернее, в правоту всезнающего мудреца. И не твоя вина, что мудрец оказался не таким уж и всезнающим. Но беда в том, что и в тот и в этот раз ты заберешь с собой самых дорогих мне альвов. Тогда пропал Хилгод, теперь пропадет сердце Хиинит. А потом вырастет другой Хилгод, достойный сын своего «славного», — она горько усмехнулась, — своего «славного» отца, и уйдет вслед за ним на борьбу с льдистыми змеями, чтобы не вернуться.
— Да, — согласился Ренкр. — Наверное, так оно и будет. Но в прошлый раз я уходил, ничего не оставляя за собой. Теперь здесь останется мое сердце — и оно будет в ладонях твоей дочери. Конечно, это нечестный обмен, но это все, что у меня осталось. И хотя бы поэтому я изо всех сил постараюсь вернуться.
Вдовая вышла из пещеры, так ничего и не ответив. Наверное, ей нечего было ответить, а может быть, она просто не хотела, чтобы кто-нибудь видел, как она плачет.
Наша память — огромный сундук:
много пыли и старых вещей.
Но открыли крышку, сквозняк подул, и мы видим их вновь — зачем?
Прикоснувшись пальцем опять к тому, что когда-то ценил, берег, понимаешь внезапно — не обмануть, не вернется время твое.
И ты можешь те вещи вертеть-крутить, можешь даже забрать с собой.
Все равно — былое не возродить, как и не возвратить покой.
А безделицу сильно сожми в руке, разломай ее на куски.
Крепко стисни горло седой тоске, закричи ей надрывно: «Сгинь!»
Только горечь утрат оживет опять, подползет змеею к груди.
И придется пригреть, ведь нельзя прогнать и сказать ей: «Прочь! Уходи!»
На мгновение вспомнишь костер в лесу, чьи-то тени, улыбки, смех, и внезапно сердце ускорит стук и часы замедлят свой бег.
…Закрывая крышку, стирая пыль, возвращаясь к своим делам, ты опять прикажешь себе:
«Не забыть — нужно выбросить этот хлам!»
