Глава 8
МИКРОБЫ И НОСТАЛЬГИЯ

Луч света брызнул в глаза перевитому разноцветными лентами портрету Королевы Англии, висящему в зале церемоний погранично-патрульной школы, и Дону показалось, что портрет недовольно прищурился. Игра воображения, конечно.

Вообще-то, стояние по стойке “смирно” в течение двух часов само по себе способно вызвать галлюцинации. Особенно, когда ты затянут в парадную форму, у которой от редкого употребления по прямому назначению ткань не успела обмяться, и жесткий воротник жутко натирает загривок. В актовом зале было очень душно, несмотря на работающие в полную силу кондиционеры.

Похоже, ребята из инструкторского состава решили напоследок оторваться. Поскольку после сегодняшней церемонии вручения личных знаков и дипломов об окончании школы ни один инструктор уже не будет иметь права отдать ни одной кретинской команды. Стоящие навытяжку выпускники пополнят ряды группы Аякс и станут подотчетны только Директору Школы (в системе отношений “любимый учитель — нерадивый ученик”), Президенту и лично Большому Шефу Запада Хелен Джей Ларкин.

Выступающий сменился.

Ба, да это же сам ротмистр Чачин! С непередаваемым, невоспроизводимым своим акцентом, горным обвалоподобным голосом, способным привести в состояние нервной дрожи даже тупую газонокосилку из сервисного подразделения школы. (Однажды Дон был свидетелем того, как Чачин распекал любимца всей школы кухонного серва Фрица за приготовленный на обед венгерский суп с водкой, рецепт которого серву подкинул Збышек. Стены плакали…)

Хорошо, что из Школы не отчисляют. Группа подбора курсантов во главе с Шефом Волчарой никогда не ошибается. Преподаватели косо смотрели на независимого и удачливого Збышека, который, будучи самым хреновым водителем космической техники за всю историю Школы, неизменно получал в личную карточку “отлично” после полностью проваленных тренажей. Просто он был лучшим за всю историю Школы системным оператором. О том, что Какалов днюет и ночует в сети Школы, знали все. Поймать не мог никто. Мог бы Директор, но он, почему-то, этого не делал. Из Школы Аякс не отчисляют. Иначе Дон наверняка бы лишился будущего напарника.

Кстати, если никто из начальства так и не узнал о той ночной эскападе, завершившейся побитием морд представителям местной власти, то почему Збышека буквально на второй же день перевели в группу к Дону и поселили в его комнате? Или это снова его хакерские штучки?

Иногда Дон завидовал Збышеку. Обладая такими познаниями в компьютерных технологиях, можно было неплохо устроиться. Что Збышек, впрочем, и сделал. Он и для Дона не поскупился. Дон все-таки пытался хоть что-нибудь понять сам, но пара путешествий в киберпространстве под руководством Збышека ясно показали полную профессиональную непригодность Маллигана в этой сфере. Худшего системного оператора чем Дон Маллиган, Школа не знала. (И лучшего первого пилота — тоже). Однажды Збышек затащил Маллигана в пространство какой-то игры. Опытный подготовленный боец Мбык с позором бегал по странным этажам древней космической базы, шарахаясь от движущих теней и, паля во все темные углы, ни разу не попав в собственно врага. Выяснилось, что чудовища просто ждали, когда у чайника выйдут патроны. После чего прижали к бассейну с кислотой, набили морду, раскрасили комбинезон губной помадой и пинками прогнали, посоветовав загробными голосами потренироваться. “Ты теперь, случаем, не педик?” — невинно поинтересовался Збышек, гогоча. А Дону всю ночь снились невнятные виртуальные оскорбления, которые шипели чудовища, выпихивая его с базы… Половину из них Дон не понял. Запомнил только, что ему обещали что-то обрезать. Восьмой бит, кажется.

Портрет Королевы снова поморщился. Дону захотелось потрясти головой и протереть глаза. Он готов был поклясться, что это не галлюцинация. Сзади тихо хихикнули. С чего это Збышеку так весело?

Чачин закончил свое напутственное слово. Судя по выражению его лица, он со значительно большим удовольствием напутствовал бы выпускников в ад, но установленные правила проведения выпускной церемонии это запрещали. Ротмистр повернулся к портрету Королевы, вытянулся в струну и щелкнул каблуками.

Портрет свел глаза к носу и показал ему язык, а потом похабно подмигнул. Чачин вздрогнул и вытянулся еще сильнее. А когда открыл глаза, портрет снова равнодушно смотрел поверх его головы. По двойной шеренге выпускников пролетел быстрый шепоток. Збышек снова хихикнул. Зараза, подумал Дон. Мог бы и предупредить. Я уж думал, что совсем мозги от жары расплавились. Интересно, что он на портрет налепил? Что-нибудь из этих полимеров с молекулярной памятью? И когда успел?

Раздалось едкое покашливание и из-за спин выпускников вышла стремительная седая дама в черных джинсах, распахнутом кителе стратег-мастера поверх майки, с криво налепленными знаками рангов и степеней; фуражке козырьком на ухо — и направилась к подиуму трибуне. Ее телохранитель, невзрачный малый неопределенных лет, по имени Ттоп Лапа, прислонился к трибуне и, казалось, заснул. Дон увидел, как Х.Д. кивнула ротмистру Чачину, разминувшись с ним у трибуны. И еще он увидел, что уголки ее губ тронула легкая усмешка.

Поднявшись на трибуну, Хелен Джей застегнула верхние пуговицы мундира и внимательно посмотрела на выпускников.

— Дети мои, — сказала она. — Я не буду повторять все произносившиеся здесь слова о патриотизме и священном долге. Я ни словом не упомяну об интересах Галактики и о стратегических планах дальнего прицела. Я постараюсь быть краткой.

Вы устали. Но теперь состояние усталости станет для вас одним из самых обычных состояний. Вам предстоит тяжелая, нудная, опасная работа. Каждый из вас по результатам тестов и испытаний показал, что подходит для этой работы. Формально — да. Но в самое ближайшее время каждый из вас посетит мой кабинет в штабе погранично-патрульной службы — и только после личной беседы со мной ваши дипломы будут утверждены. Я оставляю за собой право решать, в какой области вы будете наиболее полезны.

И еще одно. Если кто-либо из вас собирается оставить Аякс, это надо сделать сегодня. Сейчас. Здесь. Потом будет очень неудобно. Пусть те, кто обдумывает процедуру увольнения, сделают три шага вперед.

Хелен Джей замолчала, поставила локти рядом с бутылкой минералки на трибуне и с интересом уставилась на выпускников.

Дон почувствовал, как сзади зашевелился Збышек, и внутренне сжался в ожидании хлопка ладонью по правому плечу. Тогда ему придется шагнуть вперед, затем в сторону, и вернуться на место в строю — но уже лишившись партнера. Но вместо хлопка по плечу раздался почти неслышный шепот над ухом:

— О глупый белый человек! Расслабься. Я тут подумал, что тебе не выжить в одиночку среди варваров. Я, пожалуй, останусь. И научусь варить эль.

Строй не шевелился. Было ясно, что и не шевельнется.

Хелен Джей Ларкин кивнула:

— Хорошо, дети мои. Доброй охоты.

Она вполоборота отдала портрету и на сей раз изображение осталось неподвижным. Хелен Джей усмехнулась и вышла из зала. Телохранитель проснулся, огляделся, словно бы удивляясь неожиданной пропаже принципала, пожал плечами и, ссутулясь, вышел тоже. Все это время скучавший на стульчике у стены Директор Волчара вытащил изо рта зубочистку, поднялся, потянулся и сказал:

— А теперь пошли отсюда вон к чертовой матери!

На казармы и учебные части Школы пал туман. Дальше — туман и ничего больше.

То есть, какие-то разрозненные обрывки событий выпускного вечера в памяти Дона потом время от времени всплывали, но соединить их в нечто связное он так никогда и не сумел. Выпускники праздновали по полной программе, мешая выдержанное шампанское, специально доставленное из звездной системы Версаль, с кошмаром местной жмеринской выделки под названием “корилка”; сам Дон играл на гитаре и пел песни, и ему твердо мерещилось, что он ни разу не перепутал слова, хотя злые языки заявляли обратное; субтильный тип из четвертой группы (звали его, помнится, Слимом) устроил в паре со Збышеком показательный бой на мечах, пел булат, сыпались искры, а школа недосчиталась двух столов, одной люстры и одной двери, выбитой ногой грустного ротмистра Чачина, примчавшимся на вопли, и грустного ротмистра Чачина похлопали по плечу и предложили ему шампанского; потом все кончилось и часть народа поехала в город добирать, а Дон отправился спать. Просто он не мог ездить. У него и с ходьбой плохо получалось.

Впрочем, за точность последних воспоминаний Дон не может поручиться, как не может поручиться и за последовательность, в которой они расположились у него в памяти. Возможно, все было наоборот, и песни пел Збышек, а мечом махал Дон, но это уже совсем сомнительно. Это было бы уже слишком. Потому что развалить стол он, конечно, мог, но вот люстру! Нет. Это было бы невозможно.

Отмыв с утра свой нагрудный знак от чего-то липкого, Дон зарыл его в чемодан, под несколько слоев одежды, сел и задумался, глядя на довольно сопящего во сне Збышека. Ноги Збышек устроил под подушкой, а одеяло скомкал и подушкой теперь было оно.

Комнатный сервис по прозванью Хихикс был на хрен выключен, ибо пытался напоить их каспарамидом. То есть, сегодня Дон такого не помнил. Но, поскольку Хихикс пытался сделать это всегда, всегда был отключаем за попытку насилия, то так оно и было. В комнате воняло перегаром. Спросонья Дон этого как-то не ощутил, но после похода к умывальнику запах резко ударил в нос. Дон поморщился, нехотя пересек комнату и распахнул окно. Поток свежего холодного воздуха хлынул в помещение и подпортил Збышеку сон, Збышек недовольно зашипел на варварском своем языке, потрогал себя за щеки и, наконец, принялся ворочать подушку, пытаясь распределить ее по всему телу.

Откупорив минералку, Бык подумал. До назначенной встречи с мамой Ларкин оставалось немногим больше месяца, это время называлось “отпуск”, и Дону мучительно хотелось слетать на Дублин, повидаться с родителями, которым за прошедшие три года было отправлено только одно сообщение, краткое до предела: “Со мной все в порядке.” И подпись. Но что такое эти несколько слов для матери, которая в Доне души не чаяла? И для папаши — с его больным сердцем. Дон давно предлагал сделать пересадку органа, проблем-то — на два дня, а отец стоял на своем — “человек должен жить с одним сердцем, с собственным, а умру — значит, так Мировой Разум рассудил…”. Дон никогда не считал себя сентиментальным человеком, но в Школе выяснилось, что он (как многие до него) ошибался.

Нурминен говорил, что Дон сможет навестить родителей после выпуска, что служебного иммунитета будет достаточно, чтобы заставить полицейских обходить его стороной, но… Чтобы иммунитет сработал, нужно успеть о нем сообщить. А любой дублинский полицейский при виде Дона наверняка сначала выстрелит, и только потом примется выяснять подробности.

Проснулся Збышек, пожелал гаду доброго утра, приказал закрыть окно и включить Хихикса, а потом спросил, чего это ГБЧ такой квелый. Дон горестно поведал.

— Ну что ты дурака валяешь? — спросил Збышек, садясь на кровати. — Надоел уже. Нацепи значок — и ползи куда угодно. Эта цацка отсвечивает так, что все твои дублинские копы ослепнут от благоговения. Ты ж опер ППС!

— Не могу я, — хмуро откликнулся Дон. — Пока Ларкин не утвердила — не имею права.

— Да положи ты на эти правила! Ты домой хочешь?

— Хочу.

— Ну, а тогда — какого дьявола? Что, каждого паршивого копа в Галактике обязательно поставят в известность о том, что Белый Большой Бвана Дон Маллиган еще не настоящий пограничник, а так — видимость одна? Кому ты на фиг нужен! Кончай ныть!

— Не могу я, — повторил Дон с надрывом. — Врать не хочу.

Збышек долго смотрел на Дона и искал слова. Потом сообразил.

— А-а! С похмелья же… Хихикс! Похмелятора в комнату!

— Большой масса Збых не мозет маленький плохой черномазёй Кикикс так говорить! Маленький плохой черномазёй не мозет с утра большому массе Дону дать пить!

— Раз, — сказал Збышек. — Два…

— Узе побезал, бользая масса Збых, узе побезал, плости маленького сраного черномазёго!

Из стены выехал столик с граненым стаканом и двумя огурчиками на блюдце. Дон горестно эхнул, махнул стакан и съел оба огурца.

— Я устал лгать! — сказал он засим.

— Тогда сиди здесь весь месяц и жри собственные кишки, — заорал Збышек хрипло, пуская во все стороны петухов и матерясь. Он трясся от бешенства. Второй огурец он обычно заказывал для себя и еще не разу его не попробовал. — А я вот на тебя смотреть не могу — на твою кислую рожу!

— Ну и не смотри, — сказал Дон горделиво. — Я тебя не просил.

— Да ну? Мне что, в другую комнату перебраться?

— Как хочешь… Что я, в конце концов, — педик, что ли?

Збышек швырнул в Маллигана подушкой. Лег.

— Пся ты крев, — сказал он медленно. — Никак не могу понять: чего тебя так тянет на родину? Что ты там забыл? Я на свой Краков в жизни не поеду — разве что мне хорошо заплатят.

— Родители у меня там, — сказал Дон. — И вообще… Ностальгия, наверное.

— Знаешь, что такое — ностальгия? — Збышек встал, плотно прикрыл окно и уселся обратно. — И от чего она происходит? Могу рассказать.

— Расскажи, — покорно согласился Дон. Водка принялась за дело, и теперь Бык был тихий и нежный.

— А выпить у нас есть чего-нибудь? Ладно, сам знаю, что нет. Я, проше пана, на эту тему как-то пытался посоображать…

— Насчет выпивки? Это точно. Хихикс!..

— Оставь его в покое… Насчет ностальгии. Слушай внимательно с этого места. Любое существо рождается в определенных условиях. Я — на Кракове. Ты — на Дублине. Ротмистр Чачин — на очке. И, само собой, привыкает к этим условиям. Гравитация, атмосферное давление, состав воздуха… вот мне, к примеру, на этой Жмеринке воздух страшно не нравится. Что еще? Микробы и прочая мелкая пакость. Ты только родился, а они уже начинают тебя грызть. И у тебя со временем вырабатывается иммунитет — но только на определенные виды этих микробов, на те, которые наиболее распространены там, где ты родился. Я понятно говорю?

— Говоришь — понятно. Только я подумал и еще не сообразил, куда ты клонишь.

— Слушай дальше, все поймешь… Бип-бип… о чем это я… коннект! А потом ты вдруг срываешься с места и улетаешь на другой конец Галактики. Пусть планета будет идеально похожа по своим условиям на твой мир, допустим. Хотя такого тоже не бывает. Но — микробы там будут другими. Сто процентов. К ним у тебя иммунитета нет, поэтому ты начинаешь болеть, хворать, стонать, и однажды вспоминаешь, как здорово тебе было на родине.

— Я не болею, — сказал Дон.

— Это сейчас. А с самого начала?

Дон подумал.

— Ну… кажется, было что-то. Знаешь, вот тут иной раз… как стрельнет… как заноет…

— Вот. Еще хуже, когда человек возвращается-таки в родные места через какое-то время и понимает, что — да! — это единственное место, где мне хорошо. И, вставая в позу, говорит: о! Родина! А на самом деле — микробы. Теперь — понял?

— Родина… Микробы… Какая разница? Я домой хочу.

— Тьфу! — с выражением сказал Збышек. — Глупый белый человек! С вами, мальчик, можно разговаривать, только хорошенько накушавшись гороху. Детский сад какой-то…

И убрел в душевую.

А Дон снова распахнул окно и сел на пол, обхватив голову обеими руками. Ему было здорово себя жалко.

Двое суток спустя небольшой курьерский спринтер “Гермес”, принадлежащий фельдъегерской службе ППС, погрузился в атмосферу столичного мира звездной системы Массачусетс и пришвартовался на амортизационной площадке в космопорту Кеннеди. Стальные плиты площадки натужно скрипнули, принимая на себя вес “Гермеса”, шкипер отключил двигатели и дал разрешение на высадку пассажиров.

Космопорт Кеннеди был стандартным космопортом, вид его портил только гигантский портрет — размах парика метров десять — Императрицы Массачусетской Мэри Четвертой. Збышек и Дон поглазели на него, переглянулись и направились к стоянке такси, безошибочно, безо всяких указателей определяемой по яростному русскому мату, испускаемому разноцветными и разнорасыми таксистами.

Дон и Збышек погрузились в ближайшее свободное и дали водителю адрес штаб-квартиры погранично-патрульной службы. Гравикар взмыл в воздух, заложил крутой вираж и выскочил в самый верхний уровень скоростного шоссе.

Несколько минут Збышек с любопытством рассматривал проносящийся мимо окон пейзаж, вглядывался в строения, читал надписи на указателях, спросил таксиста, что такое Кока-Кола, и, наконец, обратился к Дону:

— Слушай, тебе не кажется, что этот хваленый Нью-Йорк сильно напоминает Жмеринку?

— А ты чего ждал? Такая же дыра…

Пожилой таксист, похоже, обиделся. Искоса глянув на своих молодых пассажиров, он сказал:

— И ви так говорите? А ведь наверняка ви не видели нашу главную достопримечательность. Ви бы так не сказали.

— Какую? — заинтересовался Збышек.

— Статую Свободы. Люди говорят, ее привезли сюда со Старой Земли во времена Великого Переселения. Раньше она была маяком. Моя жена в это не верит.

— Вранье! Права ваша жена! — сказал Дон. — Насколько я знаю, маяки наведения монтируются вровень с поверхностью амортизационной площадки космопорта — из соображений максимальной точности. А в статую — бред какой-то…

— Била она маяком — я точно вам говорю. Во всех книжках написано. Я и сам таки не понимаю — зачем, но они там, на Старой Земле, много чего странного делали. И Императрицы у них не было. Моя жена в это не верит.

— Брехня, — безапелляционно заявил невоспитанный Збышек, довольно хорошо знавший историю. — Американская Династия существовала вечно. В любой учебник посмотрите.

— А я что им говорил!? — вскричал таксист.

— А кто же там правил? — спросил его Дон.

— Парламент, — ответил таксист. — Ну, то есть как это? Сенат.

Збышек без всякого стеснения заржал.

— На Америке-то? Ну хоть бы что поновее выдумали! А кто парламентом правил? Королева Английская?

— Президент, — неуверенно ответил таксист.

— Кто?

— Президент.

— Мужик?

— Таки да.

— На Америке?

— Таки да.

— Вранье! — сказал Збышек совершенно авторитетно.

— Моя жена говорит совершенно как ви! — согласился таксист. — А я, поц, им поверил. Надо будет у знающих людей повыспрашивать. Так показать вам статую? Свободы? Моя жена любит на нее смотреть.

— Нет, — сказал Дон. — У вас прекрасная жена, но нам некогда. Лучше не надо. Сейчас у нас своя статуя свободы будет — по самые уши. Предчувствия у меня… нехорошие.

— Вот ви адрес назвали, — не унимался таксист, — а там штаб-квартира пограничников. Вам от нее справа или слева нужно? Где рыбный магазин или где музей Великого Переселения? Моя жена всегда покупает щуку только там. А в музей мы ходим на Рождество.

— По центру, — сказал Збышек. — На двадцать седьмой этаж. Пограничники мы.

— Таки ви?… — протянул водитель и замолчал.

Но если и поверил, то с большим трудом. Через силу. Не похожи были эти двое инопланетян на пограничников. Особенно второй, который поменьше ростом и с непонятным пшикающим акцентом, вероятно, антисемит.

Врут, наверное. Надо будет рассказать про них жене, что она скажет?

Предчувствия Дона обманули. Аудиенция происходила так.

— Проходи к столу, бычок, — сказала Хи Джей сразу, не слушая доклада.

Она сидела за столом, на котором имели место: стакан чаю, серебряная ложечка, дешевенькая авторучка, монитор и разобранный флинт. Хи Джей облачена была в махровый белый халат (Дон побоялся даже представить, что там могло быть надето… или не надето… под халатом), явно только из душа. Она чистила флинт, поглядывая на Дона непонятно.

— Садись.

Дон сел.

Хи Джей отложила деталь, вытащила откуда-то тряпочку и стала вытирать руки. Потом поставила локти на стол, положила подбородок на ладони и уставилась на Маллигана. Маллиган покраснел, потом побледнел, потом у него заболел живот.

— Первое. Не обращай внимания на моего секретаря. Ксавериус, заткнись! Второе. Я предполагаю, — сказала Большая Мама, — ты, мистер Маллиган, собираешься навестить своих предков на Дублине?

— Так точно, — ответил Дон.

— Прекрасно, — сказала Хелен Джей. — Добрый мальчик. Передавай маме привет. Наместник Дублина о тебе знает. Знает, что, если у тебя случится какая-то неприятность, рядом с Дублином будут проведены общевойсковые учения, с применением тяжелых кавитаторов. Твоя база — шипоносец “Ямаха”. Ты там будешь числа шестого, хорошо, мальчик, ты не возражаешь? Бригадир Бояринов введет тебя в курс дела. Нюхнешь высокого вакуума, первый пилот. Все, бычок, топай. И пригласи своего оператора.

Дон потопал. Седая леди его очаровала. Только вот зачем она завела себе такой компьютер, который все время лезет в разговор с ехидными замечаниями? Со Збышеком этот номер не пройдет!

Со Збышеком этот номер не прошел.

Первое замечание от Ксавериуса он стерпел из уважения к Большому Шефу. Но когда прозвучало следующее, он извинился, повернул голову в сторону источника звука и спокойно приказал:

— Ну-ка — тихо, ты, “пентиум” недоразвитый. Люди разговаривают.

Ксавериус заткнулся на полуслове. Хелен Джей незаметно улыбнулась, глянула на портрет Королевы Английской, висящий на стене, и улыбнулась еще раз.

— Прекрасно, Призрак. Ты только что подтвердил рекомендацию, данную тебе мистером Нурминеном. И кстати — ты второй человек, сумевший заткнуть эту болтливую жестянку.

— Первый, конечно, вы? — спросил Збышек льстиво.

— Конечно, нет, — сказала Ларкин. — Что мы, мальчик? Первый — Нурминен, конечно.

— Дорогая Ларкин, — сказал Баймурзин, когда за Збышеком закрылась дверь. — Вы верите в интуицию?

— Профессор, ради бога, материализуйтесь, я от вас больше не могу! — сказала Ларкин устало. — Не хватало мне одного Ксавериуса!

Сумасшедший профессор игриво сверкнул одновременно в разных концах кабинета, потом возник полностью и присел на краешек стола, обхватив колено руками.

— Интуиция! — продолжала Ларкин. — Проф, а чего я тогда вас терплю, как вы полагаете? Мух я ненавижу.

— Но еще сильнее вы боитесь и ненавидите пауков, — наставительно сказал Баймурзин. — Кстати, как вам мое последнее изобретение? — Он помигал в воздухе.

— Во-первых, это великолепно, а во-вторых, я уже подписала приказ о промышленном производстве ваших камуфляторов. Мои преступнички будут в восторге. И не мои — тоже. И пауки нас не заметят!

— Да… — произнес Баймурзин. — Насчет преступников… это вы, Ларкин, конечно правы… я что-то обязательно на досуге придумаю.

— Спасибо, проф. Очень обяжете. И давайте к делу.

— Да… Это они, Ларкин. Гениальный первый пилот и гениальный системный оператор. Это, несомненно, они. То есть он, герой. Единый в двух лицах. И неизвестный технологический фактор агрессии НК, который столь беспокоит нас всех последние три года, превращается в абсолютную фикцию, если я правильно выражаюсь. Что бы пауки ни придумали и ни воплотили — все у них пойдет прахом. И я уверен, что их место именно на “Ямахе”. А как малый любит родителей! Я просто прослезился! И будем ждать. По всем расчетам моих дебилов-футурологов выходит, что первые проявления агрессии нового типа со стороны пауков, следует ожидать в тех местах и очень скоро. Прошли три года, Большая Шишка! Готовьтесь!

— Вы можете хоть что-то конкретное предсказать?

— Не-а. Да и зачем? Пока вы не выдрессировали Маллигана и Какалова я еще беспокоился. Теперь — плевать. И вы плюньте, Ларкин. О здоровье пора подумать! А то, знаете, что я про себя прочитал давеча в “Нью Сайнс Мэгэзин”? Что я спятил. Они меня назвали психом! Идиоты! Я там просто прячусь!