Глава 2
Это безумие! Этого не могло быть, но это было.
– Странно, не вижу никакого шрама. Никаких следов на коже. И как же оно попало туда?
Вопрос был риторический и не требовал ответа – пожилой доктор беседовал сам с собой, озабоченно прощупывая мою опухоль. Но я все же ответил:
– Понятия не имею.
– И когда это началось? В смысле, когда вы почувствовали боль?
– Она не болит, только зуд какой-то неприятный. А когда началось… Да только вчера ничего не было, ни опухоли, ни этой железяки.
Конечно же врач мне не поверил. Я и сам себе верил с трудом. Как? Кто может объяснить мне, как эта металлическая штуковина пролезла внутрь? Сквозь кожу?
Да-да. Этот чертов браслет находился внутри моего тела. Внутри руки! Понятно теперь, почему я никак не мог найти его сегодня утром. Подумать только, я ползал по полу в поисках той штуки, которая все это время скрывалась под моей бренной оболочкой. Проклятый браслетик! Рентгеновский снимок лежал на столе передо мной, и на нем отчетливо просматривались немного размытые контуры какого-то металлического образования, охватывающего кольцом кости запястья.
Я чувствовал себя как во сне. Нет! Нет, этого не может быть! Мысли беспорядочно роились в голове, смешиваясь и затмевая спутанные остатки моего сознания. Врач что-то писал, бормоча себе под нос какие-то специфические докторские словечки. Он уже выписал мне направление на анализ мочи и теперь, кажется, желал узнать все о моей крови.
Конечно же, я ничего не рассказывал о своей находке и о том, как она непостижимым образом за одну ночь пробралась внутрь моего тела, не оставив на коже ни малейшего следа. Если бы я поведал этому добродушному человеку свою историю, то уже через две минуты держал бы в руках направление к психиатру, а за моей спиной стояли бы здоровенные санитары со смирительной рубашкой наготове.
– Док, скажите мне, можно ли как-нибудь вытащить эту штуку?
Врач поднял голову и, поправив очки, уставился на меня как на некую диковинку.
– Ну, я бы сказал, что это, конечно, возможно, но…
– Но?
– Но я вижу только один путь – хирургическое вмешательство. – Я поморщился, и, глядя на мое постное лицо, врач согласно кивнул. – Вот именно. Операция. Иного пути я не нахожу… И все-таки… Простите мое любопытство, но что это такое?
– Не знаю. – Мне оставалось только вздохнуть и смириться. Что я и сделал. – Не знаю.
– Хм… Я даю вам направления на анализы крови и мочи. Также необходимо сделать еще несколько снимков. И вы должны заглянуть ко мне в четверг.
Выйдя из больницы, я первым делом швырнул полученные от недоуменно пожимающих плечами врачей бумажки в ближайшую урну. Не буду я сдавать никакие анализы и делать снимки, не пойду я на прием к этому добренькому доктору. Какой смысл? Мне все уже и так ясно.
Проходя мимо столба, я изо всех сил врезал кулаком по бетону и, прошипев сквозь зубы ругательство, уставился на разбитые костяшки.
И хотя идти было довольно далеко, я все же не стал дожидаться автобуса. Хотелось неспешно пройтись по городу, посмотреть на людей, подумать. И я шел, смотрел и думал. Подходил к бессчетно расплодившимся ларькам, машинально осматривал товары, кивал и топал дальше, так ничего и не купив. Было довольно жарко. Июльское солнце свысока смотрело на землю с безоблачного неба. Асфальт под ногами размягчился от жара, и на нем четко отпечатывались следы многочисленных прохожих. Вот глубокие вмятины от каблуков вихляющей по тротуару белобрысой девицы, вот след от костыля одноногого старичка инвалида, вот едва различимый отпечаток больших мужских туфель. Наверное, сорок шестой размер или даже больше. Я поднял глаза.
Владелец обувки большого размера шествовал метрах в десяти впереди меня. Здоровый парень, почти такой же, как и Медведь. Наверное, тоже мог гнуть гвозди одной рукой. Вот только в отличие от жизнерадостного Валерки этот богатырь выглядел совсем не дружелюбно. О нет. Полное отсутствие волос на голове компенсировалось многодневной щетиной. На шее болтается золотой крестик, почти незаметный на широченной груди. Из одежды – одни шорты. Да и его дружок ему под стать. Тоже здоровенный, лысый и небритый. И в глазах ума столько же, сколько у быка. Этот его приятель держал в руке полупустую бутылку пива. Все это я разглядел, когда поравнялся с ними.
Заметив мой взгляд, великан повернулся и презрительно фыркнул:
– Чо уставился, бобик? Вали отсюда!
Я поморщился и отвернулся. Связываться с такими – себе дороже. Лучше уж отвалить. Приотстав, я предоставил двум мордоворотам топать куда глаза глядят. Шагая позади, я мельком слушал их болтовню, в которой фигурировали множество незнакомых мне имен и крупные суммы денег.
– …взял себе «форд». Прикинь. За двадцать две штуки зеленых…
И все-таки нет на земле справедливости. Вот эти громилы – живут себе и горя не знают. Все их проблемы – это тачки да бабки. А у меня даже на паршивый мотоцикл денег нет.
Возможно, я был несправедлив. Вероятно, у них, как и у всех людей, есть свои беды и радости. Может быть, их жизнь – тоже не сахар. Но сейчас я был не в силах рассуждать здраво.
– Живут же люди, – буркнул я себе под нос. – Живут и горя не знают. Хоть бы раз их жизнь помоями облила, так нет же…
Волна боли поднялась в моем левом запястье и хлынула в плечо. Я вздрогнул, ощущая, как неземной холод сковывает мои жилы. Голова закружилась.
Чтобы не упасть, мне пришлось схватиться за чугунную ограду, окружающую городскую платную стоянку. Внезапный приступ слабости длился всего мгновение, а потом бесследно исчез, оставив после себя только неприятный шум в ушах да ноющее запястье.
Я отчетливо чувствовал, как колотится мое сердце, ощущал, как бьется жилка на шее.
А сверху вдруг обрушился поток грязной мыльной воды, окативший мордоворотов с ног до головы. Брызги фонтаном взвились в воздух. На асфальте мгновенно образовалась лужа. А потом с небес обрушилось пустое ведро, с металлическим звоном ударив по голове одного из ошалевших гигантов. Бритоголовый здоровяк рухнул как подкошенный, сбив с ног своего дружка, проехавшего носом по асфальту.
Вот черт… Ни фига себе!
Все это произошло так неестественно, так нереально, что я не смог удержаться и протер глаза. Один мордоворот слабо ворочался на земле, явно ничего не соображая после удара ведром. Второй медленно поднимался. Из его носа сочилась кровь.
Едва поднявшись на ноги, дуболом поднял голову и, обильно перемежая свою речь отборным матом, уставился на многочисленные ряды окон ближайшей многоэтажки. Из его неразборчивого рева я уяснил только одно: если он найдет того, кто это сделал, – тому не жить.
Идущие по своим делам прохожие оборачивались и изумленно смотрели на мокрых с ног до головы мужиков, обляпанных клочьями мыльной пены.
Я слабо хихикнул и тут же заткнулся, заметив смотрящего в мою сторону громилу. Но тот не обратил на меня ни малейшего внимания, а вместо этого повернулся и начал тормошить своего дружка. Тот явно все еще ничего не соображал и только ошалело вертел головой.
– Ты чего?.. Вставай. Это…
Все еще хихикая и растирая ноющее запястье, я двинулся дальше.
Домой. Пойду-ка я домой.
– Антон, что случилось? Я же вижу: что-то не так. Антон!
– А? – Вынырнув из своих раздумий, я непонимающе уставился на Ольгу.
– Бэ-э! Ты меня слушаешь? Что случилось?
– Да ничего…
– Врешь! – Ольга вдруг как-то обмякла и примостилась на подлокотнике кресла, в котором я сидел уже половину вечера, слепо уставившись в телевизор. – Тоша, у тебя проблемы? Скажи мне. Пожалуйста.
Несколько долгих мгновений, глядя в ее лучащиеся искренним сочувствием глаза, я лихорадочно решал: сказать или нет? Нет резона обманывать свою собственную жену. Тем более в таком серьезном деле. Но с другой стороны… Разве она мне поверит? Подумает еще, что Антон Васильевич Зуев спятил.
Я открыл рот… и закрыл его снова.
– Все нормально, Оля. Все хорошо.
– Нормально? Ты уже третий день сам не свой. Ворочаешься по ночам, бормочешь во сне, днем слоняешься как в воду опущенный. Нет, Тоша. Нормально, по-твоему, бродить по ночам из комнаты в комнату? Нормально час за часом смотреть в телевизор, не замечая ничего вокруг? Ты непрестанно теребишь левую руку. Что у тебя с запястьем?
Ольга схватила меня за руку и повернула к падающему от лампы желтоватому свету.
– Ну-ка покажи.
Прохладные нежные пальчики размотали бинт и прошлись по расцарапанной покрасневшей коже, прощупали утолщение на запястье, кажется, даже проверили пульс.
– Что это?
Я вздохнул. Поморщился. Поднял на нее глаза:
– Оля, выслушай меня. Выслушай и постарайся поверить.
И я рассказал ей все. Все, что знал и о чем только догадывался. Ольга слушала, не перебивая, и только время от времени скептически поджимала губы. Я выдохся через пятнадцать минут и замолк. Ольга тоже не спешила ставить диагноз и молчала, но по глазам я видел, что она мне не поверила.
Да и кто, будучи в здравом уме, поверит в этот бред?
Я молчал, с иронической улыбкой смотря на свою жену. И Ольга, не выдержав, отвела взгляд.
– Значит, ты говоришь, что та штука теперь у тебя под кожей? Так? И попала она туда ночью, когда ты спал, забыв снять браслет?
– Это легко доказать, – бросил я. – Достаточно всего лишь сходить в больницу и сделать еще один снимок.
Ольга негромко фыркнула, но от комментариев воздержалась.
– Значит, ты утверждаешь, что браслет приносит тебе удачу?.. Тоша, а может быть, мы действительно сходим к доктору, только…
Она на несколько секунд замялась, но я, криво улыбнувшись, продолжил фразу за нее:
– …только к тому доктору, который ведает такими же сдвинутыми парнями, как я?
Ольга смущенно улыбнулась. Я равнодушно поднялся с кресла и вытащил из шкафа потрепанную колоду карт.
– Хочешь увидеть небольшой фокус? – Я бросил карты на стол: – Назови карту.
Ольга поморщилась:
– Да какая разница?.. Ну, пусть будет бубновая дама.
Отвернувшись, я ощутил слабый укус боли, кольнувший мое запястье, и, не глядя, выудил из середины колоды карту. Бросил на стол и только потом повернулся. Бубновая дама.
– Назови еще одну.
Кажется, Ольга заинтересовалась. По крайней мере, на ее губах уже не блуждала эта улыбка типа «все-что-угодно-милый-но-ты-не-прав».
– Семерка пик.
Отвернувшись, я закрыл глаза и нащупал колоду. Слабое эхо боли в руке и прошедшая по моему телу волна слабости. А на стол рядом с бубновой дамой легла пиковая семерка.
Глядя на свою жену, я усмехнулся:
– Хоть семерку пик, хоть червового туза… Может быть, ты хочешь сыграть со мной в карты?
Я уже знал, что будет, если Ольга согласится играть. Я выиграю. И потом снова выиграю. И снова. Эту свою новообретенную способность я узнал, когда вчера после обеда зашел Иванович, заставший меня в самом скверном расположении духа. Мы с ним раздавили по бутылочке пивка и перекинулись в картишки. Я даже не отдавал себе отчета в том, что делаю. И только левое запястье постоянно радовало меня уколами режущей боли.
Семен Иванович ушел, качая головой и шутливо пригрозив арестовать меня за шулерство – мы сыграли не менее двадцати партий, но Иванович не выиграл ни разу. Ни разу! А ведь раньше я в этой области особым корифеем не являлся. Когда за старым блюстителем порядка закрылась дверь, я вернулся к картам и…
Я мог делать с ними что угодно. Я мог узнать карты соперника еще до того, как он взял их в руки. Я мог перемешать карты так, чтобы они выстроились по масти. Я мог… Я мог все. Единственное, что мне не удалось, – вытащить из колоды еще одного туза, но это только потому, что все четыре уже были у меня в руках – в тот раз браслет просто не отозвался на мои пожелания.
Почти два часа ушло у меня на то, чтобы понять пределы своих возможностей. Я отложил карты, только когда охватившую левое запястье боль стало невозможно терпеть, а поднявшаяся откуда-то из желудка тошнотворная слабость угрожала захлестнуть меня с головой.
Я мог стать самым удачливым игроком в карты во всем мире. Пора было перебираться куда-нибудь ближе к Лас-Вегасу.
– Ну и что? Ты всего лишь продемонстрировал мне ловкость рук. – Ольга все еще не желала принять реальность такой, какая она есть.
Или все же это я свихнулся, а она права? Только теперь, излагая своей любимой все свои догадки, я понял, насколько безумна моя теория. Ну как может какая-то железка влиять на раздачу карт? Но я не собирался сдаваться.
– Монетка есть?
Монета нашлась. Металлический кругляш достоинством в пять рублей. Я протянул его Ольге:
– Подбрось. Пусть она упадет на стол.
Этот фокус я узнал только сегодня. Оля взяла пятирублевку и с задумчивым видом выронила на стол. Металл блеснул в лучах солнца.
– Ребро, – небрежно бросил я, даже не смотря на монетку. И вздрогнул, ощутив прошедшую сквозь меня волну вяжущей слабости.
Зазвенев, пятерка покатилась по столу и упала на пол, исчезнув где-то под креслом. Я наклонился. Монета стояла на ребре, прислонившись к ножке стола.
– Смотри. Можешь попробовать снова.
Ольга все еще сомневалась, но теперь я разглядел в ее взгляде нечто новое. Удивление, потрясение, недоумение и… пожалуй, страх.
Монета вновь звякнула о стол и замерла, слабо покачиваясь. Ребро.
– Антон… Что же это такое, Антон?
«Просто непозволительно упускать такой шанс, если уж он подвернулся». С такими мыслями я вышел из дома в это солнечное утро, намереваясь немного разжиться деньгами. Я был готов играть с кем угодно и во что угодно, собираясь на деле испытать свою удачу.
Позади остался долгий разговор с Ольгой. Мы спорили почти до полуночи. И в конце концов мне все же удалось убедить жену в своей правоте. Я продемонстрировал множество трюков, начиная с карточных фокусов и заканчивая сброшенным с балкона куриным яйцом, которое не разбилось только потому, что я этого не желал.
Удача. Непостижимое, невозможное везение во всяких мелочах. И сопровождающие мои выходки режущие вспышки боли. Было вполне очевидно, что эта боль и слабость связаны с моими невероятными успехами. Браслет. Браслет стал причиной этого всего.
Вчера вечером мы окончательно уверились в существовании потусторонних сил, потому что объяснить происходящее, не выходя за рамки очевидного, не представлялось возможным.
Но пусть будет как будет, а жизнь надо использовать. Ну, кто хочет сыграть со мной?
Я вернулся домой уже ближе к вечеру, сияя роскошным синяком под глазом, и под недовольным взглядом Ольги выложил на стол горсть смятых бумажек.
– Нашел нужных людей, – начал я свой рассказ. – Правда, сначала пришлось побегать. Потом приткнулся к команде подвыпивших мужичков на скамейке возле стройплощадки. Ну, там еще кое-кто знакомый был. Играли в карты на мелочовку – пять рублей, десять. Я несколько раз проиграл, потом пару раз выиграл, причем абсолютно честно. Решил не напрягаться ради десятки-другой. В общем-то остался при своих. А потом пошли к одному на хату, и там-то я и заработал вот это. – Я осторожно потрогал лиловый кровоподтек. – Обвинили в жульничестве. Решили, что я пяток тузов в кармане прячу. Правда, ничего не нашли, но рукава потом раз пять проверяли.
Ольга мрачно выслушала рассказ, не сводя с меня недовольного взгляда и не сказав ни слова, пока я не замолчал.
– Сколько ты выиграл?
– Шестьсот двадцать рублей. – Я обреченно вздохнул. – Мелочовка. Это не вариант – больше мучений, чем прибыли. Нужно двигать туда, где игра посерьезней Хотя бы в Екатеринбург, а в нашем захолустье ничего не добьешься.
– Все! Хватит! Никаких больше игр. Ты хочешь, чтобы тебя прирезали в подворотне? Прекрати это. Будет с нас!
– Да, конечно, я и сам понял, что лопухнулся. Но есть другая возможность…
– Не хочу ничего слышать! Забудь об этом!
– Оля. – Я сунул руку в карман и вытащил то, что, по моему мнению, было гораздо лучшим вариантом, чем игра в карты. – Оленька, смотри. Все честно, все законно. Это же простой лотерейный билет. Оля, он выигрышный. Оля! Когда я его покупал, то чуть не загнулся – так сильно руку прихватило. Он точно выигрышный. Оля, ну не плачь. Пожалуйста. – Я обнял ее за плечи и прижал к себе. – Оля… Оленька. Я люблю тебя. И обещаю, что никогда больше не буду так поступать. Никогда!
– Дурак. – Ольга нехотя высвободилась и вытерла слезы. – Какой же ты все-таки дурак.
Я не обижался. Она была права. Права целиком и полностью. Я действительно вел себя как последний идиот. Но ведь я пообещал исправиться. Правда?
* * *
Номер долго не отвечал, но стоящий у окна человек был терпелив. Вдобавок он знал, что трубку все равно поднимут – просто шеф никогда не торопится. И он ждал, прижимая к уху трубку мобильного телефона, совершенно не вязавшегося с убогим гостиничным номером, где кровати были застелены пожелтевшими простынями, а единственный стол шатался и скрипел при каждом прикосновении.
Гудки чередовались длинными паузами. Он ждал, молча глядя во двор, на катающихся на велосипедах вокруг убогого здания двухэтажной гостиницы мальчишек.
– Hello.
– Это я, шеф.
В трубке сухо закашляли, а потом перешли на русский язык:
– Слушаю.
– Шеф, его нет. Я прошел весь путь того курьера от вокзала до шоссе, перевернув каждый камень. Кольца нет. Я проверил дважды.
Из телефона доносилось только хриплое дыхание.
– Шеф?.. Алло, шеф! Что делать-то?
– Заткнись, балда… – Хриплый голос сорвался на сухой, рвущий горло кашель. – Линия прослушивается. Подожди минутку…
Снова кашель. Человек у окна терпеливо ждал, машинально покручивая лежащий на подоконнике пустой шприц. Сквозь многие сотни километров донесся тихий скрип, постепенно перешедший в истошный визг, мгновенно оборвавшийся. Потом вернулся хриплый голос:
– Все чисто. Можешь говорить.
– Шеф, кольца нет. Я все проверил.
– Поезд?
– Из поезда он его вынес. Я уверен на все сто.
– Проверь.
– Да, шеф. А если… Может быть, все это подстава? Он передал кольцо кому-нибудь в городе, а потом просто отводил глаза, пока тот другой драпал со всех ног?
– Позволь мне дать тебе пару советов, Федор Рогожкин из России, носящий кольцо вероятности.
– Я слушаю, шеф.
– Ты осел, Рогожкин! – взревел голос в телефонной трубке. – Ты самый настоящий осел. Вы упустили кольцо в Японии, они сбежали от вас во Владивостоке и Иркутске. Дилана подстрелили. Василий в больнице. Ты подставил под пули лучших моих людей. А сейчас вообще потерял след?
– Но, шеф…
– Заткнись и слушай! Мне нужно это кольцо. Найди его. Найди и доставь обратно в Японию. И помни: Обновленному Братству неудачники не нужны. Ты понял меня?
– Да… Да, конечно.
– Слушай, Рогожкин. Ищи. Ищи! Кольцо где-то там, я в этом уверен. Старое Братство сучит ногами и исходит кровавым поносом. В твой захолустный городок уже выехали двое носящих. Двое из пяти! Я тоже отправил кое-кого. Жди. Но постарайся все же не доводить до открытого столкновения – еще не время начинать войну.
– Все сделаю, шеф.
– Кстати, уже прошло достаточно времени. Если кольцо попало в руки к какому-нибудь местному придурку, то могло уже привязаться. Возможно, именно поэтому ты его и не нашел. Начинай искать, Рогожкин. Ищи человека!
В трубке послышались короткие гудки. Стоящий у окна человек убрал телефон и коротко выругался:
– Твою мать… Да что же это такое?
* * *
Черт бы все побрал! Может, мне стоило бы кладоискательством заняться? Взять лопату, выбраться куда-нибудь за город и вырыть яму в чистом поле. При моей новообретенной удаче непременно что-нибудь нашел бы. Монету древнюю или самородок золотой. А может, не мелочиться и сразу же заняться поисками золота партии? Ха-ха. Очень смешно.
Что же делать? Играть на бирже? Я в этом ни бельмеса не понимаю, но мне и ни к чему. По квартирам лазить? Интересно, с какой попытки я смогу отгадать код сейфа в нашем городском банке?
Такие возможности открывались, а ничего толкового на ум не приходило. Эх, придумать бы какой-нибудь простенький и безопасный способ быстренько сколотить пару миллиончиков. Может быть, купить еще парочку лотерейных билетов? Слишком уж больно, рука потом немеет часа на два.
Вообще, я заметил, что чем сложнее мои желания, тем сильнее ощущается боль в запястье. К примеру, если подбросить монетку и пожелать, чтобы выпал орел, то боль будет не сильнее, чем от укола булавкой. Поставить пятирублевку на ребро гораздо больнее. Заставить зависнуть в воздухе – невозможно. Видимо, это уже что-то из области магии. Браслетик даже не реагирует.
Мне казалось, что чем больше вероятность того, что события случайно сложатся так, как мне нужно, тем меньше усилий от меня требуется, чтобы заставить их так сложиться. При броске монеты шанс выпадения орла составляет пятьдесят процентов, а вероятность того, что денежка встанет на ребро, существенно ниже. Все соответственно.
Отсюда можно сделать вывод о расплодившихся в последние дни лотереях. Если я чуть копыта не отбросил, покупая билетик, то… Надувают народ. Надувают по-черному.
Сегодня я половину дня просидел в библиотеке. В читальном зале. Листал сначала книги по истории, перечитывал биографии некоторых особо удачливых, на мой взгляд, личностей, потом изучал научные журналы. А топая домой, купил в ларьке книжку с символическим названием «Белая магия». Никаких сведений о врастающих в кожу металлических браслетах я не нашел, да и не надеялся найти. Возился с потрепанными книгами и гонял седовласую библиотекаршу по книгохранилищам только ради успокоения совести.
Загадка так и осталась загадкой. Отсутствовали даже упоминания о чем-то похожем.
А сейчас я вновь торчал на балконе и забавлялся с бумажным самолетиком, сделанным из половинки газеты. Я задумчиво запускал его, а потом, глядя, как он величаво планирует в воздухе, желал, чтобы он вернулся мне в руки. Короткая вспышка боли, и бумажная игрушка снова оказывалась у меня в руках Только слабость в теле медленно накапливалась. Пожалуй, следует завязывать с развлечениями.
Вот дьявол! Запястье болело все сильнее и сильнее с каждым днем. А выглядело-то оно и вовсе неприятно. Тоненькая ниточка мертвенно-белесой кожи охватывала мою руку как раз там, где под кожей находилось надувшееся кольцо. Рука опухла и покраснела, отчетливо выделялись надувшиеся вены. Неприятное зрелище. Очевидно, другая сторона моего везения. Невозможно что-то получить, ничего не потеряв при этом. Меня это не слишком беспокоило, хотя Ольга, видимо, придерживалась другого мнения.
– Тоша, прекрати свои игры. Лучше скажи: ты придумал, как снять браслет?
Я снова запустил бумажный самолетик и, вздохнув, проследил, как резкий порыв ветра закрутил его в воздухе и швырнул прямо в жадную пасть мусорного контейнера.
– Не знаю. В больнице мне сказали, что существует только один вариант – операция.
Ольга недовольно поджала губки:
– Тоша, ты плохо выглядишь. Давно на себя в зеркало смотрел?
Я молча пожал плечами, хотя прекрасно понимал, что она хотела сказать. Лицо опухло, под глазами нездоровая синева, синяк. Выглядел я как бомжик с городской свалки, который три дня ничего не ел. Да и чувствовал себя не намного лучше. Вот только… Только… Только снимать браслет мне нисколечко не хотелось. Рука болит – плевать. Все тело ноет, на ногах еле могу стоять – ну и пусть. Браслет отныне стал частью меня самого. Разве кому-нибудь в здравом уме придет в голову мысль избавиться от своих рук или ног? Браслет – это моя рука. Незримая рука, способная управлять всем миром.
Даже всего лишь забавляясь с бумажной игрушкой, я чувствовал себя так, будто наконец-то нашел давно потерянное спокойствие и умиротворение. Нирвана. Я чувствовал себя Богом. Всемогущим и…
О проклятие!
Я потряс головой, пытаясь стряхнуть с себя навязчивую пелену и сосредоточиться на реальности. Черт! Эта штука затягивает, как наркотик. Я… Я больше не могу так. Не могу! Надо что-то делать!
– Тоша… Ты куда?
Я пулей влетел в ванную и, открыв кран, сунул голову под струю прохладной воды. В голове несколько прояснилось. Фыркнув и отряхнувшись, я поднял глаза и увидел застывшую неподалеку Ольгу. В ее глазах светилась тревога.
– Антон, ты должен избавиться от этой штуки! И немедленно!
– Как? Вырезать ее кухонным ножом? – Я недовольно тряхнул головой, разбрызгивая воду по комнате. – Оля, поверь мне. Я уже пытался снять его с помощью той же самой силы, которой ставлю монеты на ребро. Ноль реакции. Ничего не вышло.
– Нужно что-то делать, Антон. – Ольга схватила меня за руку и, бросив беглый взгляд на распухшее запястье, поморщилась. – Смотри! У тебя же вся рука вздулась. Вчера тетя Клава спрашивала у меня: что у Антоши с рукой? А сейчас я спрошу тебя. Что у тебя с рукой, Тоша?
Я высвободил руку.
– Придется носить рубашки с длинным рукавом. Чтобы всякие там не совали свой длинный нос в мои дела. Это моя рука. Мой браслет. Мои проблемы. Не этой старухи, не твои. Мои! И не лезь в чужие дела!
Несколько долгих мгновений Ольга смотрела на меня расширившимися глазами.
– Что с тобой? – едва слышно спросила она. – Тоша… Я тебя не узнаю. Что с тобой?!
Не отвечая и стараясь не смотреть на нее, я снова вернулся на балкон. Вечернее солнце клонилось к горизонту. Я поднял взгляд и уставился на пылающий в небесах ослепительный круг. Вроде бы американские индейцы умели смотреть на солнце не мигая. У меня так не получалось. Глаза слезились и закрывались, стараясь укрыться от жгучих лучей небесного светила.
Я отвернулся. Перед глазами плыли ярко-красные пятна, постепенно сменяющиеся густой синевой. Во дворе весело кричали мальчишки. По дороге, тяжело громыхая, проехал грузовик. Прошли две девушки лет восемнадцати, громко цокая каблучками по бетонным плитам тротуара.
Мужчины, женщины, дети. Старые и молодые. Умные и не очень. Люди… Все мы люди… И чего это я так завелся? Накричал на Ольгу. А ведь она просто хочет мне помочь. Честно хочет, хотя и не знает, что можно сделать. И я тоже не знаю. Не знаю, и все тут. Может быть, она права? Возможно, лучше вырезать браслет, пока не стало еще хуже? Пойти в больницу. Согласиться на операцию…
Браслет будто бы слабо шевельнулся под кожей, откликаясь на эти мысли. По телу вновь прошла волна дурноты. Я поморщился. Чертова железка опять своевольничает. Вроде бы от нее ничего не требуется, а она что-то творит. Я вздохнул. Что бы это все значило?
Как это могло случиться? Сон… Это как будто сон.
Ольга сидела на кресле и немигающим взглядом смотрела на экран телевизора. На глазах слезы. Я на цыпочках прошел позади нее и остановился. Надо бы извиниться, но… Но я не знаю как.
Эх, дурак же я все-таки. Дураком был, дураком и останусь.
Потоптавшись по комнате, но так и не найдя подходящих слов, я снова вздохнул. Что же делать? Что делать?
– Оля… Оля, я… Я пойду прогуляюсь немного.
Ольга даже не обернулась.
Осторожно прикрыв дверь, я спустился по ступенькам и вышел во двор.
– Здравствуйте, тетя Клава. – Я машинально посмотрел на опухшее запястье и поправил рукав рубашки.
– Здравствуй, здравствуй, сынок. – Заботливая бабушка сидела на скамье близ подъезда и зорким взглядом следила за возившимися в кустах внучатами. – Как здоровьице-то?
– Не жалуюсь.
Я повернулся и побрел по улице. Мимо многочисленных магазинов и заполонивших все углы ларьков, мимо выстроившихся на стоянках машин, мимо прогуливающихся по городу прохожих. Я сам не знал, куда иду. Куда глаза глядят. Никто не обращал на меня внимания. Подумаешь, небритый, нечесаный мужик в помятой рубашке и с синяком под глазом. Ничего особенного.
* * *
В городском парке было многолюдно. На скамейках под кронами деревьев сидели старички и старушки, обсуждая свою нелегкую жизнь. Туда-сюда ходили молодые мамаши с колясками. Бронзовый Владимир Ильич так же, как и двадцать пять лет назад, когда я еще сам ездил в коляске, протягивал вперед руку, указывая в светлое будущее. Все так же, как и раньше, хотя кое-что все же изменилось – на постаменте памятника кто-то, используя баллончик с краской, изобразил нецензурное слово. Такого в советские времена быть просто не могло.
Я подошел к памятнику, хлопнул рукой по теплому камню пьедестала, вздохнул.
– Ну что, Ильич, стоишь все тут, стоишь. Сколько лет уже? Голуби не замучили?
– Голуби, конечно, проблема, – раздался вдруг чей-то голос. – Проблема, но не наша. У нас с тобой и других забот хватит.
Я чуть не выскочил из штанов. Удержался, только вовремя сообразив, что говорит со мной вовсе не бронзовый вождь мирового пролетариата.
– Держи руки так, чтобы я их видел. Не дергайся, а то пулю словишь.
Что-то холодное и твердое уперлось мне между лопаток. За спиной я услышал чье-то хриплое лихорадочное дыхание. Сердце колотилось, как сумасшедшее. В горле разом пересохло.
Вот это влип!
– Слушай, кто ты там, у меня и денег-то нет…
– А кто сказал, что мне от тебя деньги нужны? Повернись. Только медленно.
Я повернулся. Прямо передо мной стоял молодой мужчина в пиджаке и белоснежной рубашке. Волосы прилизанные, лицо напряженное, взгляд… Взгляд, как у мышки, которая взяла в плен кота. Ему бы темные очки, и получится самый настоящий шпион, вроде тех, что показывают в старом кино. Прямо-таки смешно – настолько незаметный, что люди оглядываются. Но вот в руках у него… О господи… Это что-то не наше. Не русское. Я, конечно, не настолько хорошо разбираюсь в огнестрельном оружии, но… Это походило на прославленный кинематографистами «узи». Бог ты мой! Я живо представил, что со мной случится, если этот парень нажмет на спуск, и нервно сглотнул.
– Стой спокойно. Не дергайся.
Голос незнакомца был несколько смазанным и неуверенным. Почему-то казалось, что он сам меня боится. Как будто у меня в руках эдакая здоровенная пушка, а не у него. Вообще, картина была несколько комичная. Прилизанный разодетый хлыщ нашел в парке какого-то бомжеватого мужика с фонарем под глазом и, вытащив из кармана здоровенный пугач, наставил на того. А все окружающие старательно ничего не замечают. Хотя вон, кажется, какая-то бабулька смотрит…
Хлыщ повернулся и взглянул на стоящего немного в стороне мужчину с пакетом в руках. Тот едва заметно кивнул. Мамочки, да он здесь не один!
– Стой! Повернись! Иди вперед.
Я пошел. Деваться было некуда. Пришлось пойти, потому что упершийся между лопаток ствол другого выбора не предоставлял. Судя по звуку шагов, я понял, что позади меня топают не то трое, не то четверо человек.
Что интересно – я почти не испугался. Присутствовало какое-то разумное опасение, но не страх. По крайней мере, мокрое пятно на штанах у меня не появилось. Наверное, потому, что я так и не осознал до конца нависшую надо мной угрозу. Если бы у меня было время подумать, то… Но я просто шел.
– Не оглядывайся. Сворачивай направо.
– Тут же кусты…
– Сворачивай в кусты.
Пришлось отважно врезаться в заросли аккуратно подстриженного кустарника, пролезть сквозь неровную дыру в заборе и спуститься по ступенькам в подвал соседнего дома. Спускаясь в затхлую тьму, я мимолетно обернулся. За мной шагали двое: тот самый молодой парень, что подловил меня у памятника, и еще мужик лет пятидесяти, смотрящий на меня как на опасного сумасшедшего. У обоих в руках виднелись стволы, которые они даже не скрывали. Еще двое остались у забора, настороженно шаря глазами по окрестностям.
До чего докатились! Прямо на улице людей похищают. По городу бродят с автоматами. А завтра, наверное, сразу на танке припрутся.
– Стой! Садись!
– Куда садиться-то?
– Садись!
Осмотревшись вокруг, я пожал плечами и сел прямо на холодные грязные ступени. Подвал какой-то. Темно. Только из распахнутой двери на ступени падал тусклый свет уходящего дня. Двое бандюганов, держащих меня на мушке. Ой, мама-мамочка! Вот только теперь до меня начало доходить, во что я вляпался. Господи, спаси!…
– М-мужики… Что в-вам от меня над-до? Я н-ничего не зн-наю…
– Молчи. Не шевелись. Держи руки так, чтобы я их видел.
Говорил все время только молодой. И… если бы я мог оценить в этот момент всю иронию происходящего, то подумал бы, что он сам боится. Автомат буквально плясал в его руках. Парень поминутно сглатывал и морщился. И второй мой тюремщик тоже боялся. Пусть по его лицу этого и не видно, но руки-то дрожат!
Чего они боятся? Меня, что ли?
– Эй, вы меня с кем-то спутали…
– Молчи!
Точно боится. Голос и то дрожит. Только что не заикается. Не знаю почему, но я вдруг почувствовал себя почти что хозяином положения, хотя особой причины для этого не было. Сижу в каком-то вонючем подвале под прицелом двух автоматов, но вполне спокоен. Даже не думал, что я такой храбрый. Герой прямо-таки…
Светлый прямоугольник дверного проема заслонила чья-то тень. А потом в подвал спустился еще один мужчина. На вид ему можно было дать лет пятьдесят. Седина в волосах, изборожденное морщинами лицо, глаза, как две дыры в пустоту. Одет он был в простые линялые джинсы и потертый пиджак. И хотя по сравнению с теми двумя братками с автоматами он смотрелся просто ощипанной вороной, несомненно, именно он и правил здесь бал. Это можно было понять по тому, как разом обмякли и расслабились те двое. Будто марионетки, из которых выдернули все ниточки.
– Эй…
– Заткнись!
Я счел нужным последовать ценному совету и заткнулся. Легко диктовать свою волю, когда держишь в руках автомат. Хотя, если честно, в руках у него ничего не было. Просто уверенность в голосе говорила о том, что лучше бы мне не спорить, а подчиниться.
Новоприбывший подошел ближе и несколько минут смотрел на меня сверху вниз. А потом вдруг присел рядом.
– Снимай рубашку.
– Что?..
– Снимай рубашку. – В тусклом свете вечерних сумерек я заметил слабый отблеск на острие внезапно возникшего в его руках ножа. – Быстро!
– Что за… Какого черта?.. Все-все. Я понял!
Рубашку пришлось снять. Я поежился и поднял руки, намереваясь стянуть и майку, но сидевший рядом незнакомец остановил меня, схватив за руки. Правую он бегло осмотрел и сразу же выпустил, а вот левая удостоилась его внимания на целых пять минут. Он смотрел, тыкал, щипал и поглаживал, сосредоточившись на распухшем запястье. Я терпеливо ждал.
Наконец, он вздохнул и, оттолкнувшись, тяжело поднялся. Повернулся к своим маячившим у входа вооруженным помощникам:
– Выйдите отсюда. И не забывайте посматривать по сторонам.
Двое с автоматами исчезли, будто их ветром сдуло. Я непонимающе моргнул. А незнакомец вздохнул и снова сел рядом.
– Ну ты попал, парень. Ты даже не представляешь себе, во что вляпался…
