Глава 14
– Ладно, хватит пустого словоблудия. Перейдем конкретно к делу. Чего хочет от меня Братство?
– Э-э… Антон, я не совсем хорошо понял вашу фразу. Мой русский, еще не так совершенен, как кажется… Что значит «славаблудья»?
– Это значит: «Майк, прекрати юлить и трепаться о всякой ерунде. Пора переходить к самой сути».
– Спасибо. Я понял.
– Всегда пожалуйста.
Вот такая милая дружеская болтовня получилась у меня с сидящим на соседнем стуле чернокожим выходцем с другого конца света. Спокойная беседа, во время которой я не собирался даже на секунду выпускать своего собеседника из поля зрения и не решался оторвать руку от пистолета.
– Хорошо, Антон. Перейдем к делу, если вы так настаиваете.
Ну-ну, дружок. Скажи-ка что-нибудь любопытное. Удиви бедного Зуева, который, кажется, уже догадывается, с чем ты пришел.
– Как вам, несомненно, известно, сейчас Братство переживает не самые лучшие времена. Этот раскол в наших некогда монолитных рядах, потом идея молодого окольцованного по имени Роман, готового перевернуть мир из-за какой-то идеалистической цели, долгое противостояние и, наконец, открытое столкновение между нашим крылом Братства, ставшим последним хранителем древних традиций, и Отколовшимися…
Майк Кохен продолжал нести какую-то чепуху, в основном упирая на тяжелое положение Старого Братства и на то, что все еще можно поправить, если события вернутся в прежнее русло. Я пропускал его треп мимо ушей, сосредоточившись на быстро пустеющей кружке какого-то дрянного пива. Возможно, мне не следовало надуваться этой пакостью, но слушать болтовню Майка было еще противнее.
– …когда стало известно, что вас избрало кольцо, на совете носящих было принято решение попытаться облегчить переходный период и…
Ага. Точно. Облегчить переходный период и вовлечь в Братство на равных правах. Несомненно, так все и было. Я вспомнил смотрящий мне в живот ствол «узи» и не смог сдержать усмешку. Конечно же. И никто не пытался в меня стрелять. И Михаил Шимусенко явился за мной вместе со своими парнишками только с целью «облегчить мой переходный период».
– …наше мнение только укрепилось, когда до Братства дошло известие о произошедшей в одном из незначительных российских городков таинственной стычке, в которой принимали участие вы и широко известный в определенных кругах Федор Рогожкин…
Блин! Ну ты собираешься переходить к делу или все так же будешь толочь воду в ступе?
– …несомненно, возможность сбросить со счетов такого опасного врага, как Федор Рогожкин, многого стоит для Братства. И мы благодарны вам, но…
Я не выдержал и заскрежетал зубами.
– …я восхищаюсь вашими успехами, достигнутыми в столь короткий срок. Я был избран носить кольцо вероятности год назад и за это время так и не научился пользоваться им столь же уверенно, как вы, хотя готовился к этому всю свою жизнь…
– Коро-оче давай! Говори, что тебе надо?
Майк разом осекся и посмотрел на меня с немым укором. Не знаю почему, но я вдруг почувствовал себя виновагым. Он посмотрел на меня обиженно и чуточку печально. И только в глубине его глаз мелькнул ледяной огонек… Предчувствия? Радости? Предвкушения скорой победы?
Хмм… Всех носящих кольца учат притворяться и лгать с самым что ни на есть искренним видом? Наверное, да. Безусловно, да. Тогда Майк, очевидно, не самый лучший ученик, потому что его вранье я засек. У Романа Долышева получалось гораздо лучше.
Бедненький Майк Кохен. Новичок среди окольцованных. Восхищенный мной как человеком, в одиночку схватившимся с могучей системой Отколовшихся. Воздающий мне хвалу как великому герою, свалившему с пьедестала прямо-таки мистическую фигуру Рогожкина. Совсем еще мальчишка, обиженный недоверием и грубостью нехорошего дядьки Антона Зуева. Безобидный, неопасный человек с ледяным взглядом матерого шпиона или убийцы.
Не надейся, что я повернусь к тебе спиной.
– Либо ты скажешь, в чем дело, либо мы сейчас расстанемся. – Я сделал вид, что собираюсь встать. Кажется, он сдался.
– Я пришел сюда с предложением объединить наши усилия в борьбе с людьми Долышева. Вместе мы сможем сделать то, на что по отдельности не способны. И я принес бумаги, удостоверяющие ваши полномочия в качестве руководителя европейского региона Старого Братства и, в частности, российского сектора.
На стол шлепнулась толстая пачка каких-то документов.
– Вот с этого и нужно было начинать, – проворчал я, несколько ошарашенно глядя на бумаги. Если честно, такого я не ожидал. Я думал, что он сейчас начнет юлить, крутиться и обещать златые горы, если я помогу им свалить Долышева и отдам кольцо Рогожкина.
Возможно, это помогло бы мне в осуществлении задуманного. Получить в распоряжение сотни людей, миллионы в банках, официальное или полуофициальное содействие властей. Это стало бы гигантским плюсом в моих дальнейших планах… Но не верил я этому. Не верил!
Готов поклясться, в этой заманчивой приманке есть остренький такой крючочек.
Значит, теперь юлить придется мне.
Давай сыграем, Майк. Сыграем в одну старую-старую игру.
– Но почему я должен верить вашему Братству? Откуда у меня уверенность, что вы не кинете меня снова? А? Ты только что говорил о том, что кольцо меня избрало. Вы знали это? Знали! Вижу, что знали! Но почему-то держали за дурака. Почему о том, что мне осталось всего несколько месяцев, я узнал только от Долышева? Почему в то время как я торчал в московском штабе, вы нагло вешали мне лапшу на уши, уверяя, что моя жена в безопасности? А то поддельное письмецо стоит сотни твоих речей. Кстати, хочу сразу же спросить… Где Ольга?!
Майк поежился и втянул голову в плечи. Хотя в его глазах я различил прежний холодный огонек спокойной уверенности.
Ты считаешь, что я тебе не противник? Так, мой бедный Майк? Посмотрим… Посмотрим. Я стиснул рукоять пистолета. Только сделай неосторожное движение, и ты узнаешь, как Антон Зуев относится к вашему Братству.
– Кхм… Я прошу прощения за все эти… прискорбные инциденты. Все мы глубоко сожалеем о том, что вынуждены были ввести вас в заблуждение…
Ага! Как же! Ты глубоко сожалеешь. Так я тебе и поверил.
– Понимаю, что у вас нет причин доверять Братству, но в свете нынешних событий полагаю, что у нас, как и у вас, нет особого выбора…
Я нахмурился, уже положив палец на спусковой крючок. Вот как? Значит, теперь у меня нет выбора?
– Только вместе мы сможем противостоять натиску людей Долышева. А что до тех ошибок… Но вы должны понять, что политику Братства в то время определяли несколько далекие от жизненных реалий люди. Я бы с вами так никогда не поступил. Поверьте мне, Антон.
Ну-ну. Давай переведем стрелки и вывалим все обиды на кого-то постороннего.
– И кто же определял такую политику Братства по отношению ко мне?
Он поморщился:
– Ну, во-первых, конечно же сам Рональд Астон как предводитель Старого Братства. Во-вторых, Сесил Гротт. Ну и Михаил Шимусенко, пожалуй. Эти трое были самыми влиятельными повелителями вероятности в те дни.
– А сейчас?
Этот вопрос ему понравился гораздо меньше, чем предыдущий. Но Майк все же ответил. Возможно, даже сказал правду:
– Сейчас я стою во главе Братства.
– А Рональд, наверное, ушел на пенсию? Так?
– Астон мертв, – с некоторым раздражением бросил Кохен. – Убит он, понимаешь?
Я был потрясен и раздавлен. И пусть даже этого старичка я почти не знал, но все же… «Смерть Астона станет ударом по всему Братству. С его кончиной уйдет целая эпоха нашей истории», – так сказал мне когда-то Михаил Шимусенко.
– Как это произошло?
– Отколовшиеся, как же еще! – Майк мрачно откинулся назад и перешел на короткие рубленые фразы, резко при этом жестикулируя. Кажется, факт смерти Рональда задел даже его. – Представь самолет. Истребитель ВВС США. Теперь представь себе виллу Астона недалеко от Квебека. По совместительству это еще и региональный штаб Братства. Истребитель сбивается с курса. Не реагируя на многочисленные предупреждения, пересекает воздушную границу Канады. Выпускает ракету класса «воздух-земля». Потом еще одну. И Рональд вместе со своими сотрудниками исчезает в бушующем пламени. И кольцо не смогло полностью отвести угрозу, потому что ракету вел по курсу один из окольцованных Долышева по имени Ши Чен. Именно он и сидел за штурвалом самолета. Одна радость – он не сумел насладиться плодами своих трудов. Самолет был «сбит» Астоном за мгновение до того, как ракета накрыла его виллу. То, что раньше было Ши Ченом, теперь размазано по доброй квадратной миле канадских земель.
Я недовольно скривился. Вот, значит, как еще можно. А я-то, дурак, считал себя неуязвимым и хорошо защищенным от вражеского удара. Возможно, от пули я бы и сумел уйти. А от ракеты, выпущенной с борта находящегося высоко в небе самолета?
Для таких, как я, есть только один путь к спасению: быстро бегать. Перемещаться. Не давать врагу засечь мое местонахождение. Нельзя позволить, чтобы Долышев узнал хотя бы город, в котором я нахожусь, а то как бы ему не пришло в голову накрыть его атомным взрывом. Подумаешь, немного портится начинка одной из баллистических ракет, немного сходит с ума какой-нибудь военный компьютер, немного повернет ключ принадлежащий Братству лейтенант… И целый город станет пепелищем, чтобы та мумия в кресле смогла наконец-то забыть обо мне.
Нет! Нет, Долышев этого не сделает. Ему нужны кольца. Мое кольцо и кольцо Рогожкина. До таких крайностей, как ракетно-ядерный удар, дело не дойдет. Но я должен быть настороже. Мне необходимо всегда быть очень и очень осторожным.
Так… У Зуева уже развилась мания величия. Да разве есть смысл лупить атомной бомбой по городам, дабы достать всего только одного человека? Это же все равно что охотиться за комаром с кувалдой.
– Где кольцо Астона?
– У Долышева. И кольцо Ши Чена – тоже.
– Та-ак. А что же с остальными вашими вождями? Ну, Шимусенко уделали еще в Москве. А Сесил Гротт?
– Михаил все еще в больнице. А Сесил умирает от рака в одной из токийских клиник, принадлежащих Братству. Ей осталось не больше нескольких недель.
– Вот оно что, – протянул я. – Значит, мисс Гротт уже тоже вне игры… Постой! Ты сказал, что Шимусенко жив? Но ведь я видел его кольцо в руках Долышева?
Ага! Поймал я тебя на лжи! Теперь уже не отвертишься.
– Вы виделись с Романом? Когда?.. Где?..
Бедняга аж заикаться начал. Как я его достал!
– Ну да, конечно. А то вы там в Братстве не имели понятия об этом? Ты лучше ответь на мой маленький вопросик.
– Но… Мы не знали… Я не знал. – Майк вздохнул и на миг прикрыл глаза. А когда он их открыл, там снова мерцали ледяные иглы. Но теперь среди них уже не было пренебрежения. Зато появилась настороженность.
Я мысленно ухмыльнулся. Что, съел, приятель? Теперь гадай, не примкнул ли я к Долышеву и как смог выбраться оттуда живым, если нет. Я вспомнил ужасную недельку в парализованном состоянии и то, как Леночка кормила меня своим мерзким супчиком, и вздрогнул. Спасибо Олии. Если еще раз встречу, поклонюсь в ножки.
– Тогда в Москве вы сбежали еще до того, как все закончилось, – после долгого молчания сказал Майк. – Атаку Отколовшихся отбили, хотя и ужасной ценой. Московский штаб был почти полностью разгромлен. Потеряны документы, материалы, разработки. Погибли люди… Михаилу всадили пулю в живот, а потом просто отрубили руку. Он выжил, но до сих пор в тяжелом состоянии. Врачи пересадили ему почку, но…
Он смотрел на меня. Смотрел мне в глаза. И молчал. Я тоже молчал.
На этот раз игра в гляделки окончилась моим поражением. Я отвел взгляд, не выдержав мрачного напряжения этих пронизывающих ледяных глаз. И в тот же момент Кохен пошевелился на стуле и наклонился вперед.
– Кольцо Рогожкина у вас?
Я кивнул и нехотя вытащил из кармана небольшой бумажный сверток. Развернул. Покрутил пальцами блестящий серебристый ободок, краем глаза поглядывая налицо Майка. Потом с видимым безразличием положил на стол. Кохен напрягся и уставился на этот кусочек металла, буквально пожирая его глазами.
– Да, – выдавил он. – Это оно… Я чувствую.
Я тоже чувствовал. Чувствовал нечто вроде какого-то напряжения в воздухе, что-то эфемерное, но давящее на нервы с необычайной силой. Я чувствовал… Я буквально ощущал присутствие Рогожкина. Мне казалось, что он жив, что он буквально дышит мне через плечо. Казалось, что если сейчас я обернусь, то неизбежно встречусь взглядом с неприятной ухмылкой на лице Федора.
Конечно же, это было не так. Это всего лишь кольцо. Неочищенное кольцо вероятности, загрязненное эмоциональным фоном Рогожкина. А Федор мертв. Он мертв, и убил его я. Своими руками.
Майк медленно поднял руку и потянулся к лежащему на столе кольцу. И в тот же миг я решительно накрыл тускло блестящее колечко своей левой рукой, правой снова схватившись за рукоять пистолета.
– Не так быстро! Я еще не решил, могу ли тебе доверять.
Он медленно и даже как-то лениво пожал плечами.
– Так решайте, Антон. Решайте побыстрее, потому что скоро сюда явятся ребятки Альберта, которые отнюдь не обрадуются, встретив вас на своем пути. Решайте, Антон, у вас осталось не больше получаса, чтобы покинуть город.
Я нахмурился. Почему это мне показалось, что он мне угрожает?
– В таком случае у меня есть один исключительно важный вопрос: что ваше Братство будет делать в случае начала мировой войны? И от того, что ты ответишь, будет зависеть, отдам ли я кольцо Федора.
– Ничего, – фыркнул Майк. – Нам не придется ничего делать, потому что войны не будет. Долышеву не нужно пепелище – его план сам по себе гораздо проще и масштабнее, нежели мировая война.
Ого! А вот это уже нечто новенькое. И Рогожкин и Шимусенко утверждали, что вероятность войны необычайно высока. А теперь я слышу прямо противоположное. Даже не знаю, чему верить. Надо бы копнуть чуть-чуть поглубже. Возможно, выплывет еще что-нибудь забавное?
– Вот как? И что же это значит? Я говорил с Михаилом, видел сводки и отчеты…
Майк только улыбнулся и подтолкнул ближе ко мне принесенную им пачку бумаг. Я моргнул, а потом потянулся к бумагам.
На этот раз ситуация была прямо противоположной. Майк положил на папку с документами свою руку и чуть отодвинул ее в сторону.
– Я вынужден настаивать, – негромко сказал он. – Вы должны передать мне кольцо, прежде чем сможете взглянуть сюда.
Испепелив Кохена взглядом, я медленно сжал руку в кулак, стискивая мертвой хваткой кольцо Рогожкина. Потом поднял его перед собой, показывая блестящий ободок Кохену, и демонстративно убрал в карман.
– Тогда я отказываюсь.
– Очень жаль, Антон. – Майк покачал головой. – Очень и очень жаль, что вы столь неразумны. Подумайте еще раз. Лучшего предложения вам никто не сделает.
– Зачем вам это кольцо? Оно все равно бесполезно без очистки. Или я не прав?
– Вы правы, Антон. Но не все так просто. Как последнее звено плана по противодействию идеям Долышева, мы должны собрать как можно больше колец, чтобы уничтожить их. Расплавить, растворить в кислоте, выбросить в воду посреди океана. Это не выход из положения, но даст некоторую отсрочку, прежде чем кольца снова где-нибудь всплывут.
– Зачем вам это? – с подозрением спросил я. – Чего вы хотите добиться этим?
Майк покачал головой:
– Не могу сказать…
– Тогда я ухожу.
Я резко встал и повернулся к выходу.
– Сядь, Зуев, – прошипел Кохен. – Сядь на место и дай сюда кольцо Рогожкина.
Эвон, как заговорил! Сразу всю интеллигентность как ветром сдуло. И акцент куда-то исчез. Теперь Майк Кохен говорил как истинный россиянин. По голосу и не скажешь, что иностранец.
– А что иначе, Майк? Ты заберешь его силой? Давай попробуй! Я одолел Рогожкина, смогу потягаться и с тобой. И не думай, что твои парнишки, – я кивнул в сторону пристроившегося у стойки белобрысого типа, который усиленно притворялся, что читает какой-то журнальчик, – смогут тебя прикрыть.
Майк уставился-на меня стальным взглядом. Я отвечал ему тем же, внутренне молясь, чтобы он не почуял разъедающей меня изнутри неуверенности. Если он поймет, что я блефую… Если он почувствует, что сейчас я не в той форме, чтобы драться… Если он поймет, что я не испытываю такой уж стопроцентной уверенности в том, что смогу его одолеть…
Мы снова смотрели друг другу в глаза. Третий и решающий раунд. За кем будет победа?
Не отводя взгляда, Кохен медленно оттолкнул полупустую бутылку пива и полез рукой куда-то под плащ. В тот же миг я выхватил свой пистолет. Ствол «ТТ» мгновенно возник прямо перед лицом Майка Кохена. Чего только в наши дни нельзя приобрести на базаре… И совсем даже недорого.
Рука белобрысого наблюдателя аккуратно положила журнал и будто случайно поползла куда-то в карман. Я быстро взглянул на него и покачал головой. Белобрысый понял и медленно поднял руки, показывая мне пустые ладони. Какой умный мужичок, однако.
Несколько случайных посетителей испуганно сжались на стульях и явно старались стать как можно менее заметными. Парень за стойкой застыл на месте, не шевелясь и, кажется, даже не дыша.
Майк замер и теперь просто дырявил меня глазами. Если бы взгляд мог убивать, то я бы уже был мертв.
Так смотрят на кровного врага.
Осторожно пятясь и не отводя глаз от Кохена, я добрался до двери и, помявшись, снова обратился к Майку:
– Обладают ли кольца своим внутренним самосознанием? Как считает Братство?
– С чего ты решил, что я скажу это тебе? – огрызнулся тот.
Я бесконечно долгую минуту смотрел на него, потом убрал пистолет и, толкнув дверь, вышел из кафе прямо под косые струи проливного дождя.
Некоторое время я раздумывал, не дождаться ли мне Майка Кохена где-нибудь в подворотне и не прошибить ли ему башку, но потом все же отбросил эту идею. Он мне не враг. Хотя, конечно, и не друг. Не друг, но и не враг. Просто еще один неизвестный потенциально опасный фактор в моем уравнении… Ха, Зуев! Никак опять в размышления ударился? Ну давай, шевели мозгами, может, до чего-нибудь и докопаешься.
Майк Кохен… Точно ли он действовал от имени Старого Братства? Возможно. Но не исключено, что лапша на моих ушах уже волочится по земле, а я ее все еще не замечаю.
Я уже и не знал, чему верить, не понимал, куда идти. Я не видел своих врагов, не знал, что делать… Хотя, если честно, что делать, я в общем-то понимал.
Главную опасность несет не это безвольное противостояние разделившегося на два лагеря Братства. Основная угроза – это война, которая разнесет современную цивилизацию в пух и прах… Но Майк сказал, что войны не будет. Он был в этом уверен на все сто процентов. Могу ли я ему верить?
Ладно, допустим, он не солгал. Возможно, он сказал правду. Вероятно, Долышеву и на самом деле не нужна кровавая бойня и его цель заключается в другом.
Но в чем? Чего добивается этот лысый мутант в инвалидной коляске?
– Что надо сушеной мумии? – спросил я у гордо топающего мне навстречу пацаненка. – Что хочет от мира Роман Долышев?
Мальчишка ошарашенно поднял голову и уставился на меня как на психа, а потом, повернувшись, сорвался с места и, шлепая по лужам, быстро исчез за пеленой дождя. Я ухмыльнулся, чувствуя, как вода струится по моим волосам и ледяными струйками сбегает за ворот пиджака. Даже промокнув до последней нитки, я почти не чувствовал этого, погрузившись с головой в размышления.
Ничего, не сахарный, не размокну.
Что на уме у Романа? Какую цель он преследует?. Я шел и шел, направляясь куда глаза глядят и игнорируя усердно поливающий меня дождь. Что-то неуловимое грызло мой разум. Что-то такое, что никак не укладывалось в схему противостояния Братства и Отколовшихся. Я чувствовал эту неправильность не рассудком, а каким-то шестым чувством, инстинктом. Инстинктом, которому я уже привык доверять во всем.
Что же это такое? Что гложет меня изнутри, пытаясь прорваться на волю.
Давай, Зуев! Расслабься. Освободи свои несчастные мозги, пусть они тоже немного покрутятся. Думай, Зуев. Думай… Нет. Никак.
А… Чтоб тебя… Может быть, следовало бы напиться? Прочистить свои извилины водочкой?
И тут, блуждая среди бескрайних полей своих туманных воспоминаний, снова и снова прокручивая в памяти беседу с Майком Кохеном, я наткнулся на нечто подозрительное, что, возможно, окажется будущей зацепкой.
«Где кольцо Астона?» – спросил я. И Майк ответил: «У Романа Долышева. И кольцо Ши Чена также у него».
Значит, мумия получила в свое распоряжение еще пару колец. Три у него уже есть. Плюс кольцо Шимусенко. Плюс эти два. Итого уже шесть. Шесть из семнадцати.
Я чувствовал, что нахожусь на правильном пути. Необходимо было немного подтолкнуть мысль, что я и сделал, ненароком подставившись под фонтан грязных брызг, вылетевших из-под колес промчавшегося мимо джипа. Это неожиданное событие здорово простимулировало мое мышление, выбросив в кровь малость адреналина и заставив меня яростно сжать зубы.
С трудом удерживая желание швырнуть этому козлу за рулем что-нибудь весьма и весьма гадостное вдогонку, я вернулся к своим мыслям. Не годится пускать в ход могущество слепой случайности ради того, чтобы наказать этого новорусского урода. Измененной вероятности найдется и куда более полезное применение… Хотя почему бы не поддаться искушению?
Сейчас этот придурок разобьет себе машину… Да-да… Он разобьет свой джип. Сейчас…
Я ухмыльнулся, расслышав донесшийся издалека истошный визг тормозов, и вернулся к своим мыслям.
Долышев как-то брякнул, что весь сыр-бор разгорелся из-за того, что он нарушил какой-то там древний устав, запрещающий носить одновременно более одного кольца вероятности. Сейчас у него на лапе их три. И еще три ждут очистки.
Что будет, когда Роман нацепит их тоже?
Я содрогнулся всем телом.
Вот оно! Вот то, что я искал! Вот что требовалось Роману Долышеву. Кольца! Он собирает кольца вероятности! Вся эта возня со своим Обновленным Братством и обещание грядущей сладкой жизни – всего лишь прикрытие его истинного плана. Этого сушеного карлика не волнует будущее человечества, и обещание это самое человечество облагодетельствовать – это лишь ширма, за которой скрывается такая банальная и понятная мне жажда могущества.
Долышев рвется к власти. Власти абсолютной и окончательной.
Одно кольцо вероятности дает человеку невероятную мощь, позволяя ему править случайностью, обращая слепой случай на пользу себе и медленно убивая при этом своего хозяина. Три кольца превратили Долышева в чудовищного монстра, лишь отдаленно похожего на человека, – но они же дали ему способность проникать в человеческий разум и подчинять себе людей, пусть даже это и действует только на таких выдающихся по интеллекту представителей нашего рода, как Леночка.
Что дадут ему шесть колец?
А если ему удастся собрать их все?
Семнадцать колец… Я поежился. Кто может предсказать последствия?.. И что сделают семнадцать колец с ним самим? Как он надеется уцелеть, хотя прекрасно знает, что в случае неудачи даже одно кольцо способно убить своего носителя за считанные недели?
Что было бы, если я сейчас нацепил еще шестнадцать блестящих колечек, подобных тому, что уже затаилось внутри меня и теперь мало-помалу сосет мою жизнь? Я не знал этого, но догадаться было нетрудно. Носитель семнадцати колец прожил бы совсем недолго. Возможно, всего лишь несколько минут. Но в эти минуты он был бы подобен самому Господу Богу.
Непостижимое могущество, а потом почти мгновенная смерть.
Или нет?.. Как Долышеву удалось протянуть двадцать с лишним лет, таская с собой сразу три кольца?
Возможно, есть еще что-то, чего я не знаю? Догадываюсь, что есть. И очевидно, что мумия нашла какой-то способ не поддаваться разлагающей силе колец, иначе зачем бы ей все это затевать.
Может быть, Долышев уже продал душу дьяволу в обмен на неуязвимость для отравляющего дыхания кольца вероятности? Как ни странно, эта идиотская мысль показалась мне заслуживающей внимания. Я представил себе темную комнату, в которой на полу кровью нарисована пентаграмма и в ее центре над телом своей прислужницы Леночки стоит на своих уродливых культяпках бешеный карлик Роман и поднимает над головой нож, с которого срываются на землю черные капли крови. А сверху под самым потолком багровым пламенем пылают два громадных глаза.
Я вздрогнул и усилием воли унял разгулявшуюся фантазию.
Эх, Зуев, Зуев… Во что же ты ухитрился вляпаться?
Семнадцать колец существует в мире. Семнадцать небольших металлических предметов, являющихся сосредоточением неведомой и вездесущей силы, которую в народе называют судьбой. Неужели никто за долгие века существования Братства никогда не пытался собрать все кольца вместе и принять их объединенное могущество? Но что теперь гадать. Это случилось сейчас, сегодня, в начале нового тысячелетия.
И ведь Майк знает об этом! Он знает, какова истинная затея Романа Долышева. Он знает, раз говорит, что Старое Братство готово уничтожать кольца, лишь бы они не попали в руки Роману.
Никто и никогда не должен брать в свои руки больше одного кольца. Так гласит закон Братства
И, возможно, не случайно основным полем игры стала Россия. Может быть, не случайно именно русский человек стал точкой, через которую готов прорваться в наш мир грядущий хаос. И не случайно для того, чтобы остановить его, был избран тоже россиянин.
Мы всегда отличались эдаким бесшабашным наплевательством на законы, не важно, будь то законы человеческие или божественные.
Именно в этот момент промокший с ног до головы, грязный, немытый, усталый и умирающий мужик понял, что он должен сделать для того, чтобы обрести покой. Антон Зуев наконец-то осознал свой путь.
Я должен встать на пути Романа Долышева, рвущегося к абсолютной власти.
И только один вопрос все еще продолжал занимать меня.
Обладают ли кольца сознанием? Или они разумны, как ни кощунственно звучит эта мысль по отношению к простому кусочку неведомого сплава? И что это несет для меня? Рогожкин как-то обмолвился, что Братство считает кольца чем-то вроде живых существ, воплощенных в металле. Но разумны ли они?
Вполне очевидно, что да. По крайней мере, в наличии у них чувства юмора я убедился на своей шкуре. Но разум…
И если он на самом деле существует, то на этот раз этот неведомый разум ошибся, избрав своим инструментом простого заштатного монтера из богом забытого уральского городка. Я не способен сделать то, что от меня требуется.
Я слишком слаб. Я труслив. И я совсем не хочу умирать…
Вряд ли я смогу одолеть Романа Долышева, как того хочет ставшее теперь единым целым с Антоном Зуевым кольцо вероятности. Но я должен пройти свой путь до конца. И будь что будет.
Прости, Оля, у меня нет выбора. Я умру так или иначе. Но если я пойду против Долышева, то смогу хотя бы что-то сделать.
Я сжал в кулаке холодный металл некогда принадлежавшего Федору Рогожкину кольца и уверенно шагнул вперед, храбро шлепая прямо по лужам. По моему лицу стекали капли воды.
Дождь. Дождь шумел на улице и с яростью хлестал по стенам моего временного пристанища. Казалось, даже сама природа предостерегает меня от того, что я собирался сделать. Но я игнорировал этот продолжающийся уже второй день ливень, угрожающий все тут затопить, игнорировал ледяной ветер, врывающийся в пустой оконный проем и пронизывающий насквозь мою грязную и промокшую рубашку.
Все это не волновало меня. Я просто сидел и задумчиво крутил в руках маленький металлический ободок кольца вероятности, морально подготавливая себя к неизбежному в моем плане шагу.
Я должен это сделать. Я должен!
Шумел дождь, поливая два этажа недостроенного кирпичного здания на окраине того самого городка, где вчера я разговаривал с Майком Кохеном. Обычный долгострой, служивший источником строительных материалов для жителей окрестных домов, пристанищем вездесущих бомжей и местом для игр городских мальчишек. Правда, сейчас детишки из-за дождя предпочитали сидеть дома, а бомжики ушли, потому что сюда пришел Антон Зуев, и он отнюдь не горел желанием видеть торчащих в двух шагах от него пьяных придурков. Алкаши проявили должное благоразумие и убрались куда подальше после того, как я ненавязчиво продемонстрировал им пистолет, ткнув его прямо им в нос.
Кольцо вероятности буквально жгло мне пальцы.
Я должен это сделать… Но как же мне не хочется.
Глотнув еще раз из позабытой в спешке местными алкоголиками бутылки, я вновь уставился на серебряный металл кольца. В висках тяжело пульсировала кровь, а желудок отчаянно протестовал, стараясь избавиться от той дряни, что я в него упорно вливал.
Я снова потянулся к бутылке наполовину заполненной мутной жидкостью. Отпил. Проглотил. Мерзость-то какая. Никогда не питал пристрастия к самогонке. Тем более, к такой паршивой.
Надо было купить водку в ларьке, пока существовала такая возможность. Но я не догадался и вот теперь сидел и надувался этой трофейной отравой.
А делал это я потому, что прекрасно понимал, что не смог бы решиться на такой шаг, будучи в здравом уме и трезвой памяти. И, значит, надо убить в себе этот здравый ум и ликвидировать проклятущую трезвую память. То есть надо нажраться до потери пульса. Что я и делал.
В голове уже шумело.
Какой-то звук привлек мое внимание. Я поднял голову и уставился на выглядывающую из-за угла грязную и мокрую морду. Понадобилась почти целая минута, чтобы узнать одного из тех алкашей, которых я полчаса назад турнул отсюда.
Я встал на ноги, обнаружив, что это уже не так-то просто. Пол-литра самогонки без закуски все же подействовали на меня весьма благотворно. Я уже чувствовал, что почти не боюсь.
– Ч-чего над-до?
– Пузырь отдай, – буркнула грязная рожа.
– 3-забирай.
Я понимал, что мне и так уже хватит. А то еще поддамся искушению и надерусь до зеленых чертиков, в бессмысленной попытке оттянуть неизбежное.
Алкаш выбрался из-за угла и нерешительно шагнул вперед. Видимо, пистолет в моей руке все же вызывал у него разумные опасения. Но ведь он шел, хоть и косился на меня как на нечистую силу. Вот ведь народ нынче пошел. Ради двух литров дрянного пойла готовы под пули лезть.
– Ты т-только желез-зку-то брось… – Я попытался указать стволом пистолета на метровой длины кусок арматурины, который новоявленный борец за права алкашей сжимал в руках, но едва не выронил свое оружие. Пришлось удовольствоваться кивком и надеждой, что тот тип ничего не заметит.
Он не заметил. Все его внимание привлекла к себе початая бутылка самогона.
Я как-то безразлично заметил, что из-за угла выглядывает еще одна не менее противная рожа. Блин… Что-то их многовато на меня одного… Ик… А я ведь и стрелять-то как следует не смогу, если им придет в голову взяться за меня всерьез.
– Козел, уже почти половину вылакал. – Первый мужик обреченно осматривал свою полученную обратно посудину с мутной дрянью внутри. – Думаешь, если ствол в кармане, то все можно?
В его голосе звучала такая неподдельная обида, что я не выдержал и расхохотался. Упал на колени. Потом вообще свалился на спину. И смеялся, смеялся, смеялся.
Этот чертов дождь все еще хлестал как из ведра, и его шум окончательно запутал мои мысли… Хотя, виноват, ошибаюсь. Никаких мыслей у меня не было, поэтому и запутывать было нечего. Но тогда, значит, этот шум просто эхом метался в моей пустой башке.
Как бы то ни было, но он меня раздражал.
Удобно устроившись на груде строительного мусора, я снова и снова крутил пальцами металлический ободок кольца вероятности. В замутненной алкоголем голове медленно плыли всякие гадостные мысли. Хотелось просто привалиться к стене и дрыхнуть, взяв пример с тех двух бомжеватых типов, которые, заполучив обратно вожделенную бутылку, спешно присосались к ней и опустошили за считанные минуты. Как будто они боялись, что я ее снова отберу.
Теперь эти двое просто сопели у стенки, уткнувшись носами в какую-то груду вонючего тряпья. Возможно, мне следовало бы поступить точно так же, но…
Но я должен пройти свой путь до конца.
Как там делал Долышев?
Я, наверное, уже в десятый раз аккуратно просунул пальцы внутрь кольца и осторожно потянул. Если я все делал правильно, то сейчас колечко Рогожкина должно послушно растянуться и увеличить свой размерчик.
Ага. Ну как же! С чего бы оно вдруг послушалось этого пьяного дурака Зуева?
Возможно, это вообще только мои пьяные бредни? Может, у меня уже просто-напросто едет крыша? Да разве простое металлическое колечко может менять свои размеры словно по волшебству? Нет, нет и нет… если, конечно, его не засунуть, к примеру, под кузнечный пресс. Но так, чтобы голыми руками…
Что-то у меня точно с головой не в порядке. Наверное, перепил этой мерзости.
Я снова попытался проделать этот трюк с растягиванием, так легко удававшийся Роману Долышеву. И, конечно же, у меня ничего не вышло.
– Да чтоб тебя… – Я подавил искреннее желание вышвырнуть проклятый серебристый ободок в зияющий пустотой оконный проем. Ну уж нет… Не для того я столько маялся, чтобы выбросить эту железячку в окно. Не для того я едва не сцепился с этим Майком Кохеном…
Жаль, спросить не у кого.
Я представил себе удивленную рожу Долышева, к которому обратился с таким вопросом его потенциальный враг, и слабо улыбнулся. Ха-ха… Забавная вышла бы шуточка.
Поморщившись, я потер лоб, пытаясь стряхнуть затопившее меня вялое окоченение. Безумие… Все это – пьяный бред свихнувшегося Антона Зуева. Соберись, идиот… Соберись! Но пропитавшиеся самогоном мозги отказались подчиниться. Зато вместо этого откликнулось серией болезненных пульсаций мое собственное колечко.
И я понял. Я понял, что надо было делать. Знание будто само собой всплыло в моей башке… Я понял, как надо действовать и что я до сих пор делал не так.
Я знал… И я снова смеялся. Смеялся, потому что окончательно уверился в наличии у колец собственного сознания, независимого от разума носителя. Кольца были разумны. Ну, или почти разумны…
Но как я могу воспользоваться этим знанием?
Я смеялся.
Почему? Почему именно я? Почему именно мне выпала эта судьба?
Будь ты проклято… Будь ты проклято!
– Буд-дь ты прокля… и-ик… проклято! – выкрикнул я в сгущающиеся за окном сумерки. – Поч-чему именно я?
Ответа не последовало, хотя я его и не ожидал. И если бы сейчас вдруг отверзлись небеса и могучий голос вдруг объяснил бы мне, как я до сих пор заблуждался, то… То это стало бы окончательным доказательством того, что бедняга Зуев валяется здесь среди всевозможного мусора в приступе белой горячки.
Вместо того чтобы тщетно слушать небеса, которым глубоко плевать на то, что творится внизу, – настолько глубоко, что на улицах уже лужи по колено, – я просто снова взялся за кольцо Рогожкина… И с легкостью растянул его до размеров гимнастического обруча.
Забавно, но при этом масса колечка осталась неизменной и, соответственно, толщина ободка стала не больше трех-четырех миллиметров. Я хмыкнул, как-то безразлично отметив, что даже такая штука, как кольцо вероятности, не может преступить закон сохранения массы.
– Да… физ-зика, она для в-всех…
И я сжал колечко до прежнего размера.
Забавно… Очень забавно… А что будет, если я вытяну его, ну, скажем, до размеров этой комнаты? Тогда, вероятно, можно будет разорвать ободок колечка руками. Интересно…
Я поиграл так минуты три, растягивая и сжимая кольцо, пока не понял, что надо бы завязывать с этой дурью. Точнее, сам я до такой умной мысли вовек не дошел бы. Колечко само напомнило мне, шибанув из запястья такой волной боли, что я чуть не пробил макушкой потолок.
– Все-все… Уже прекращаю.
Я поспешно стянул колечко Рогожкина до приемлемого уровня и аккуратно положил перед собой. Посмотрел на него. Посмотрел в окно, затем снова на сиротливо поблескивающее в полумраке кольцо.
Не хотелось… Ох, как мне не хотелось делать этого.
Я поднял серебристый металлический ободок, который вдруг показался тяжелым, как мать-сыра земля. Повертел в пальцах, будто бы отсрочивая неизбежное. А потом, глубоко и шумно вдохнув, решительно просунул в него руку.
– Я, Антон Зуев, будучи поврежденным умом и полностью лишившись соображения в результате принятия на грудь значительной дозы алкоголя, готов принять на себя еще одну непосильную ношу и сдохнуть, выполняя это бессмысленное дело…
Странно, эта фраза далась совсем легко, будто бы и не было торопливо залитого в желудок самогона. И голова вдруг стала легкой-легкой. Как перышко… Ой, сейчас взлечу… Куда это все поплыло?..
Борясь с внезапным головокружением, я пропустил начало этого действа. Опомнился только, когда неприятное давящее ощущение в руке начало настойчиво требовать моего внимания.
Кольцо Рогожкина медленно погружалось в мое тело, просачиваясь сквозь кожу, как вода сквозь песок. Медленно, но верно. Больно не было, хотя и приятного в этом маловато.
Процесс слияния был недолгим. Всего минуты три-четыре. И это время я потратил, завороженно смотря на неспешно уходящее в мою плоть кольцо. Когда все кончилось и я понял, что обратного хода больше нет, только тогда я смог перевести дыхание и осторожно вдохнуть холодный сырой воздух.
За окном шумел дождь, на который я теперь не обращал ни малейшего внимания. Нечто гораздо более важное занимало меня сейчас.
Я только что взвалил на плечи совершенно невозможную ношу – я принял неочищенное кольцо вероятности, ранее принадлежавшее Федору Рогожкину.
