4

Пит Гессети последовал за командиром флота Республики Кеннеди Терренсом Маккензи Ларсоном, повернул ручку, открыл дверь и шагнул в зал, где ему предстояло услышать приговор трибунала. «Он не мог не знать, что все кончится именно так, — думал Пит. — Он знал и все-таки пошел на риск».

В старомодном мрачном зале с высоким потолком стены и полы покрывало полированное дерево ценных пород, выращенных на Кеннеди. Судьи ждали за массивным столом, за их спинами спускались тяжелые складки темно-красной драпировки с флагом Республики Кеннеди и эмблемой флота. На стенных панелях были искусно вырезаны орнаменты, героические сцены битв на море и в воздухе, славные события истории флота Республики Кеннеди. В зале царила подавляюще серьезная атмосфера.

Пит вошел в зал вслед за Маком Ларсоном и его адвокатом, капитаном Брауном, и оглядел резьбу на стенах. «Им следовало бы оставить здесь место для подвига Мака, — подумалось Питу, — а вместо этого они собираются пригвоздить к стене его самого».

Мак Ларсон выглядел героем, способным занять достойное место в истории; впрочем, такое сравнение ему самому не пришлось бы по вкусу. Высокий белокурый загорелый мускулистый красавец с волевым лицом представлял собой внушительную фигуру в черном мундире Республики Кеннеди.

А Пит Гессети, заместитель министра государственного департамента Республики Кеннеди по делам Лиги, был невысоким и круглолицым — из тех мужчин, на которых любой костюм кажется мятым. От прежней буйной шевелюры у него сохранилось лишь несколько жидких каштановых прядей. Профессия и неисправимо дурные манеры научили Пита придавать внешности большое значение. Пит не сомневался, что внешность Мака станет его преимуществом: Мак был вовсе не похож на предателя. Кроме того, Пит твердо верил в то, что успех зависит от каждой пущенной в ход карты: он заставил Мака надеть все его ордена — никогда не помешает напомнить трибуналу о репутации обвиняемого.

С суровым выражением на лице Мак твердым и размашистым шагом приблизился к столу, отдал честь членам трибунала, вынул из кобуры револьвер и положил его перед председателем, контр-адмиралом Луи Левенталем.

— Командир Терренс Маккензи Ларсон приказание выполнил, сэр.

— Благодарю, командир. Сержант, примите у обвиняемого оружие. Садитесь, командир. — Левенталь поправил лежащие перед ним бумаги и отвернулся, не глядя, как сержант уносит револьвер. Пит не отвел взгляд, но ему было больно видеть позор Мака.

Древний ритуал — подсудимый сдает оружие. Приказывая унести револьвер в сейф, судьи безмолвно задавали вопрос: достоин ли обвиняемый носить оружие? Виновен ли он в преступлении, или, что для военного трибунала имело равное значение, оправдал ли он оказанное доверие? Сам револьвер был бесполезной игрушкой; он не был заряжен, возможно, из него еще не сделали ни единого выстрела. Но это оружие считалось символом доверия, которое оказывало государство своим молодым гражданам. К примеру, космические корабли были мощным оружием. Достоин ли Терренс Маккензи Ларсон командовать таким кораблем?

Пит Гессети исподтишка рассматривал председателя трибунала, человека, которому предстояло разобраться в этом деле. Председатель был стар, настолько стар, что, вероятно, провел на планете не меньше двадцати лет и присутствовал на десятках трибуналов. Его лысина поблескивала, лицо было усталым и суровым. Должно быть, в молодости он прикрывал волосами оттопыренные уши, теперь же был настолько стар и известен, что никто не осмелился бы смеяться над неустранимым недостатком. Его большой тонкогубый рот то и дело сжимался, выдавая не гнев и не печаль, а сосредоточенную задумчивость. Чистые, ничем не затуманенные глаза были пронзительно-серыми.

Пит знал: председательствование Левенталя на трибунале — преимущество обвиняемых. Сын адмирала, пропавший вместе с «Венерой», был однокурсником и другом Мака. Адмирал с Маком были немного знакомы. Пит с трудом добился, чтобы председателем сделали именно Левенталя, и теперь надеялся, что его усилия оправдаются.

— Мистер Гессети, — обратился к нему Левенталь.

Пит поднялся:

— Да, адмирал?

— Вы причастны к этому делу? Меня не осведомили, что им интересуется государственный департамент.

— Не совсем так, ваша честь. Я запросил и получил отпуск, чтобы стать вторым адвокатом обвиняемого. Видите ли, я юрист и являюсь служащим флота в запасе.

«И если бы государственный департамент не был заинтересован в этом деле, меня и на десять километров не подпустили бы к этому залу — ты не можешь этого не понимать, адмирал».

— Понятно… Позвольте узнать, какую школу вы закончили и каково ваше звание?

— В девяносто восьмом я закончил школу права в колледже Нью-Амхерста. Я капитан запаса. — «Только приказа о присвоении звания тебе не видать, адмирал: на нем еще не успели высохнуть чернила». Воинское звание Пит получил путем нескольких хитроумных комбинаций, желая оказать Маку поддержку на суде.

— Вам известно, что этот судебный процесс является секретным?

— У меня имеется допуск к еще более секретным делам, адмирал.

«Стоит известию об этом фарсе попасть в прессу, и поднимется небывалая шумиха, — думал Пит. — „Бонзы флота судят героя!“ Не искушай меня прибегать к помощи такого оружия, адмирал».

— Хорошо, капитан Гессети, благодарю вас. Огласите дело, секретарь.

— Военный трибунал Республики Кеннеди выдвигает обвинение против командира флота Республики Кеннеди Терренса Маккензи Ларсона и привлекает его к суду сегодня, в девятый день пятого месяца девяносто седьмого года по календарю планеты Кеннеди и 19 марта 2116 года по стандартному земному календарю. Состав трибунала: председатель — почетный адмирал Луи Левенталь, помощники — капитаны Бенджамин Стивенс, Эрик Эмбри, Дэвид Уайт и Сандра То. Подсудимый, командир Терренс Маккензи Ларсон, обвиняется по статье седьмой, раздел три, параграф три единого военного кодекса — «публичные заявления, порочащие союз, заключенный Республикой Кеннеди», и параграф шесть — «публичные заявления, порочащие ведение военных действий флота». Оба обвинения усугубляются нарушениями класса IV и III, предусмотренными статьей первой, раздел два, параграф четыре — «при пребывании Республики в состоянии войны каждое нарушение рассматривается как превышающее на одну степень класс, предписанный кодексом». Обвинения выдвинуты на основании показаний, свидетельствующих о многочисленных публичных устных заявлениях обвиняемого против использования КРК «Орел», КСШ «Йорктаун» и КЕВ «Беспощадный», трех больших космических авианосцев Лиги Планет, в военных действиях против гардианов.

— Капитан Браун, каково заявление вашего подзащитного?

— Невиновен, ваша честь.

— Отразите в деле заявление о невиновности подсудимого. Капитан Цунь, можете начать обвинительную речь.

— Ваша честь, поскольку сами факты являются неоспоримыми, по заранее заключенному соглашению с другой стороной я предпочитаю сделать свои замечания и изложить соображения после речи защитника.

— Значит, слово предоставляется адвокату подсудимого, капитану Брауну.

— Благодарю, ваша честь. В своей вступительной речи я буду краток. Как уже отметил капитан Цунь, защита не станет оспаривать факты этого дела, которые хорошо известны. Подсудимый действительно сделал вышеупомянутые заявления и замечания, позволил себе вступать в беседы с некоторыми людьми, зафиксированные в показаниях по делу. Но в своей речи я хотел бы обратиться к совершенно иному разделу воинского закона и традиций.

Слово «долг» считается одним из наиболее возвышенных в английском языке. Долг относится к службе, и к воинской службе — в особенности. Долг превыше самосохранения, долг превыше чести, превыше даже приказов старшего по званию. Любой солдат или матрос Республики Кеннеди подлежит аресту, суду и наказанию за исполнение преступных приказов — к примеру, приказов о массовом убийстве гражданского населения. В подобных обстоятельствах священный долг наших воинов — не только ставить под сомнение приказы, но и отвергать их.

Традиции флота Республики Кеннеди восходят к векам существования — сначала океанского флота Англии, уничтожившего Непобедимую Армаду испанцев, а затем — американского флота, отвоевавшего водные просторы у гитлеровской Германии. Предшественник нашего флота — первый отряд особого назначения, три космических корабля флота США, совершивших первое путешествие за пределы Солнечной системы столетия назад. С тех пор как наш народ покинул Солнечную систему, наши владения разрастались, связь делалась все более затрудненной, замедленной, менее надежной. В то же время корабли становились быстрее, мощнее — и потенциально опаснее. По этой причине независимость суждений, способность реагировать на изменившуюся или совершенно новую ситуацию, не укладывающуюся в рамки приказов, — жизненно необходимый навык служащих флота.

Кроме того, по той же причине ни одному офицеру флота Кеннеди не доверяют корабль до тех пор, пока он или она не проникнется духом наших традиций, пока события, запечатленные на этих стенах, не врежутся ему в память, пока офицер не узнает, каковы возможности корабля и при каких обстоятельствах ни в коем случае нельзя пользоваться ими. Защита от могущества нашего собственного оружия всегда была и есть неотъемлемое свойство нашего народа.

Бесспорно, отказ от выполнения приказа — серьезный проступок. Осуществить его непросто, и во всех, кроме редчайших случаев — таких, как гипотетический случай, представленный мною, — командир должен учитывать возможность возникновения сомнений. Безоговорочное выполнение приказаний зависит от самого командира.

Солдат или матрос должен быть готов выполнить приказания, которые приведут к его смерти, уничтожению его подразделения, потере самого дорогого, точно так же как офицер должен быть готов, если понадобится, отдать приказания, в результате которых он будет убит сам или погибнет вверенный ему отряд. Разумеется, такие жертвы не должны быть бесполезными. Ни один служащий наших войск не должен погибать зря. От него или от нее ждут решения пожертвовать собственной жизнью, когда это необходимо.

Во всем вышеизложенном подразумевается, что существует благо выше выживания. Это высшее благо — спасение семьи, народа, общества, убеждений. Защиту всех этих высших благ — возможно, ценой чьей-нибудь жизни — мы называем исполнением долга. Но когда солдат, матрос или офицер наверняка знает, что исполнение приказа приведет к гибели людей и техники, необходимой для продолжения борьбы, но при этом результат не будет достигнут, тогда его долг — не выполнять приказ.

Мы уверены, что так обстояло дело и в нашем случае. Терренсу Маккензи Ларсону было приказано молчать. Полностью осознавая последствия своего поступка; он заговорил. И, как он ожидал, результатом стал военный трибунал.

Как уже отмечалось, долг превыше части, и командир Ларсон охотно рискнул собственной свободой, согласился вытерпеть обвинение и суд — чтобы исполнить свой долг. И теперь долг трибунала — помочь справедливости восторжествовать, понять, что командир Ларсон невиновен, полностью оправдать его и вернуть в часть, позаботившись, чтобы его репутация не пострадала.

Пит склонился к Маку и прошептал:

— Вот это речь, это я понимаю! Возможно, ты еще выпутаешься.

— Я влез в это дело не для того, чтобы выпутываться, Пит, — прошептал в ответ Мак. — Эти ребята все равно признают меня виновным.

Обернувшись к своему столу, Браун подмигнул Маку и Питу и взял пачку бумаг. Вновь оказавшись лицом к судьям, он продолжал:

— Защитник вызывает в качестве первого свидетеля командира флота Республики Кеннеди Терренса Маккензи Ларсона.

Поднявшись, обвинитель произнес:

— Я хотел бы внести поправку: внеочередное звание обвиняемому было присвоено даже не офицером флота Республики Кеннеди. Его настоящее звание — второй лейтенант.

— Ваша честь, я протестую! — воскликнул Браун. — Внеочередное воинское звание моего подзащитного, присвоенное офицером флота США, под командованием которого Ларсон служил в объединенном подразделении, известном под названием разведывательной службы, имеет такую же силу, как присвоенное при обычном продвижении по службе, и обвинитель не прав, подразумевая, что это звание присвоено незаслуженно. Единственным результатом такого продвижения для моего подзащитного стал отказ от жалованья и льгот, положенных командиру. Ему продолжали выплачивать жалованье лейтенанта. Благодарю обвинителя за напоминание суду еще об одной несправедливости, совершенной в отношении моего клиента.

Пятеро судей кратко посовещались, и Левенталь провозгласил:

— Протест поддержан. Замечание капитана Цуня будет аннулировано. Командир Ларсон, встаньте.

Секретарь привел Мака к присяге. Браун торопливо покончил с церемониями опознания и начал допрос:

— Командир, с целью записи, для лучшей информации и с позволения суда можете ли вы повторить высказывания, на основании которых вам было предъявлено обвинение?

— Да. Как я уже неоднократно повторял публично, я уверен: использование в военных действиях кораблей «Орел», «Йорктаун» и «Беспощадный» будет иметь плачевные последствия для Республики Кеннеди и ее союзников по Лиге Планет.

— По каким причинам?

— Эти авианосцы — самые огромные из существующих в Лиге, по своим функциям они аналогичны океанским авианосцам: они способны нести истребители и штурмовые космические корабли и вводить их в бой. Принцип прост: сам авианосец служит передвигающейся базой. Истребители и штурмовики способны вернуться не на земную базу, а на авианосец. Благодаря этому они могут совершать полеты большей дальности, быть легче, быстрее, нести меньше топлива и больше боеприпасов, чем истребители, вынужденные дотягивать до отдаленных наземных баз.

— Но, судя по этим словам, подобные авианосцы идеально подходят для войны в космосе.

— Теоретически — да. Однако подобно старым океанским авианосцам, в том числе и тезкам «Йорктауна» и «Беспощадного», они представляют собой чрезвычайно соблазнительные и уязвимые мишени. Ввиду их огромных размеров их реактивные двигатели должны быть очень мощными, при запуске они выделяют огромное количество электромагнитной энергии. К примеру, запуск двигателей «Йорктауна» можно зафиксировать с расстояния светового года. Кроме того, большую цель радар регистрирует легче, чем маленькую. По этим и еще некоторым причинам указанные авианосцы легко обнаружить. Обнаружив такой корабль, противник наверняка попробует уничтожить его — потому, что он представляет для противника реальную угрозу, и потому, что его уничтожение повлечет за собой значительные потери боеспособности нашей воздушной и космической авиации.

В отношении вышеупомянутых кораблей существует и еще одна проблема: они слишком устарели по вооружению и конструкции. Ими пользуются уже несколько десятилетий подряд. Обновление двигателя сорокалетней давности или попытка начинить современным оборудованием ветхий корпус обойдется гораздо дороже и будет сложнее, чем строительство нового корабля.

— Все присутствующие здесь — офицеры флота, командир, и все мы, несомненно, и прежде слышали эти доводы. Что же заставило вас излагать свои взгляды так убежденно, открыто — в результате чего навлечь на себя обвинение и рисковать карьерой?

— Причиной всему был мой опыт, приобретенный в системе Новой Финляндии во время войны Лиги с гардианами.

— Вы можете пояснить свое заявление?

— Протестую! Сторона обвинения вынуждена протестовать решительнейшим образом! — Несомненно, капитан Цунь ждал и опасался этого момента и теперь пытался прервать череду вопросов: — Защитник сделал попытку отвлечь внимание суда посторонними вопросами. Как обвиняемый приобрел подобные убеждения, не важно. В сущности, не важны даже сами убеждения обвиняемого. Защитник пытается построить доказательства на алтаре долга — и это еще одно уклонение от сути дела. Единственный вопрос, который стоит перед нами, — нарушил ли обвиняемый определенными заявлениями воинский кодекс. Защита признает, что обвиняемый действительно сделал упомянутые заявления. Поскольку это единственный момент, непосредственно касающийся дела, я прошу уважаемый суд напомнить защите, какой именно случай мы рассматриваем.

Пит восхищенно уставился на Цуня. Старый изворотливый лис! Он умудрился привести все возможные аргументы, лишь бы отвлечь внимание суда от побочных вопросов. Неплохое начало. Если судьи проглотят первую приманку Цуня, дальше они будут вынуждены идти у него на поводу. И в таком случае защите не на что рассчитывать.

Пит и капитан Браун ожидали такого поворота и были готовы к нему. Ответное заявление требовало неприкрытого сарказма, и потому его следовало предпринять помощнику адвоката — чтобы Браун не навлек на себя недовольство Левенталя.

Пит неторопливо поднялся:

— Ваша честь, я должен выдвинуть ряд контрвозражений. Капитан Цунь отлично сознает, какая неприятная работа ему досталась — попытаться упечь за решетку космического героя, но он делает все, что требуется от него, — выполняет свой долг, если вам угодно. Великолепно! Но не позволяйте ему учить вас выполнять вашу работу. Если вы хотите прервать защитника, вы сможете принять такое решение сами, без помощи обвинителя. Более того, пять минут назад наш ученый друг отказался произнести свою вступительную речь, а теперь пытается оборвать нашего главного свидетеля после пяти вопросов! Ваша честь, вынужден признать, что поощрение подобных поступков и попустительство такой стратегии лишит нашего клиента единственной возможности высказаться в свою защиту. Его и без того выслушивают на закрытом заседании. Не отнимайте у него последний шанс.

— У меня создается впечатление, капитан Гессети, что суду предоставлен выбор подчиняться либо обвинителю, либо защитнику, — проворчал Левенталь. — Суду необходимо посовещаться.

Пятеро судей сблизили головы и зашептались. Наконец Левенталь провозгласил:

— На этот раз мы отклоняем требование обвинителя. Мы придаем большое значение мотивам, заставившим подсудимого совершить действия, в которых его обвинили. Следовательно, выяснение, каким образом подсудимый приобрел подобные убеждения, напрямую относится к делу. Защита может продолжать вопросы.

— Благодарю, ваша честь, — произнес Пит, садясь на место. Нет, он определенно был прав, пойдя на некоторые жертвы, лишь бы председателем суда стал Левенталь.

— Позвольте мне несколько переиначить вопрос, командир Ларсон, — продолжал Браун. — Какие события в системе Новой Финляндии привели вас к вышеупомянутым выводам?

— Такие выводы позволило мне сделать сражение с кораблем гардианов, «Левиафаном».

В основном «Левиафан» подобен — или, вернее, был подобен — «Орлу» и остальным авианосцам, за исключением трех существенных различий. Во-первых, «Левиафан» был гораздо крупнее наших кораблей. Во-вторых, он был предназначен для входа в атмосферу и мог действовать либо в космосе, либо в воздухе. В-третьих, «Левиафан» принадлежал к так называемым «летательным аппаратам легче воздуха». Чтобы удержать его в полете, использовалось сочетание законов аэродинамики и подъемная сила водорода.

Но напрямую к предъявленному мне обвинению относится следующий факт: несмотря на то что «Левиафан» в тысячу раз превосходил по всем параметрам самые мощные корабли нашей системы, его можно было уничтожить в любой момент одной ядерной бомбой. Мы не сделали этого только потому, что на борту «Левиафана» находился пульт управления оборонной ракетной системой. Если бы мы уничтожили его, ни один корабль не смог бы благополучно подойти к Новой Финляндии.

— Другими словами, — вмешался Браун, — если бы обстоятельства не вынудили войска финнов и Лиги продлить существование «Левиафана», он был бы с легкостью уничтожен.

— Возможно, не с такой уж легкостью, но сомнений в том, что мы способны взорвать его, ни у кого не возникало. Наши войска сумели прорваться на борт «Левиафана» и захватить центр управления ракетной системой — достаточно надолго, чтобы отправить всем ракетным установкам команду самоликвидации и таким образом открыть путь в систему Новой Финляндии всем кораблям Лиги. «Левиафан» был атакован небольшими шлюпками, в качестве оружия использовались их реактивные двигатели. Когда пламя из дюз прорвалось в подъемные камеры крыльев, «Левиафан» был уничтожен взрывом и пожаром.

— Вы почти не упомянули о своем участии в сражении. Разве вам не было передано командование всеми космическими силами финнов и Лиги, когда погибли все старшие по званию офицеры?

— Да, командование принял я.

— Разве не вы планировали и возглавляли операцию захвата и лично захватили пульт управления ракетными системами, успев послать им команду самоликвидации? Более того, разве не ваша шлюпка последней покинула «Левиафан», подвергаясь огромному риску? Разве не вы отдали приказ забрать всех выживших нападавших, а потом убедились, что вражеский корабль уничтожен?

Мак смутился.

— Да, это верно, — пробормотал он.

Пит улыбнулся: трудно оставаться скромным героем, принеся присягу. Браун постарался сделать все возможное, чтобы в деле были отражены все заслуги подсудимого.

Выдержав паузу, Браун продолжал:

— У меня имеется список полученных вами наград. Отвечайте, были ли вы представлены к следующим наградам: «Золотому льву» Новой Финляндии, «Знаку почетного легиона США», британскому «Кресту Виктории», «Ордену чести» Британники, «Высшему кресту Лиги», финской медали «За отвагу», «Звездному кресту» разведслужбы Лиги Планет, «Пурпурному сердцу», «Серебряной звезде» и медали «За отвагу» Республики Кеннеди, а также удостоены многих других почестей и похвал?

Мак неловко переступил на месте:

— Да, все это правда.

— Командир Ларсон, где ваша жена? Виделись ли вы с ней в последнее время?

— Ее перевели на верфь Британники. Мы с ней не виделись несколько месяцев.

— Скажите, была ли она переведена с базы разведслужбы вскоре после того, как вы впервые высказались против использования трех вышеупомянутых авианосцев?

— Ей приказали прибыть на Британнику в течение тридцати шести часов после моего первого заявления.

— А вам приходило в голову, что вас разлучили за это заявление, то есть вынесли приговор без суда и возможности обжалования? Разве не свидетельствовало это событие о попытке заткнуть рот двум героям — только потому, что…

— Протестую! — воскликнул обвинитель. — Защитник уже не допрашивает свидетеля, а произносит речь в его защиту. Я требую, чтобы этот так называемый «вопрос» был вычеркнут из протокола.

— Я беру обратно последний вопрос, — мягко вмешался Браун. Пит одобрительно кивнул: хватало и того, что судьи услышали вопрос, даже если он не будет зафиксирован в протоколе. К тому же не мешало выбить соперника из колеи — прежде, чем отдавать Мака Ларсона ему на растерзание. — Теперь ваша очередь, капитан Цунь.

Капитан Цунь уже дошел до состояния, которое и требовалось Брауну. Неуверенно поднявшись, он подошел к обвиняемому.

— Послушайте, командир, я уверен, что никто из присутствующих не подвергает сомнению вашу храбрость или ваш вклад в победу… — Цунь помедлил минуту. — Но мы разбираем здесь совсем иной случай. Командир Ларсон, выводы о уязвимости трех авианосцев вы основываете на своих наблюдениях, проведенных во время взрыва «Левиафана».

— Вы правы.

Вмешался Пит:

— Мне бы хотелось пояснить только что данный ответ. Командир Ларсон действительно командовал судном, уничтожившим «Левиафан». Авианосец был на самом деле взорван по приказу Ларсона и согласно его плану. Простите, что перебил вас, — искренне произнес он и сел.

Капитан Браун укоризненно взглянул на помощника.

— Это нарушение порядка судебного заседания, — прошептал он Питу.

— Верно, но зачем позволять Цуню представлять дело так, словно Мак стоял в сторонке, наблюдая, как взорвался гигантский корабль? — возразил Пит. — Можно с полным правом заявить, что Мак в одиночку выиграл войну.

— Если забыть, что война еще не закончена. Планету гардианов еще не удалось обнаружить.

— Не напоминай об этом.

Казалось, Цунь проникался все большим отвращением к своему положению обвинителя.

— Допустим, командир, вы и впрямь взорвали «Левиафан». Но какое отношение это имеет к уязвимости авианосцев Лиги? В конце концов, «Левиафан» был уничтожен главным образом при пожаре в атмосферных условиях, как судно, подчиняющееся законам аэродинамики, при обстоятельствах, в которых вряд ли когда-либо окажутся «Орел» и остальные авианосцы. В конце концов, наши корабли не способны входить в атмосферу, и уж конечно в них нет больших подъемных камер, наполненных водородом.

Мак еле заметно улыбнулся.

— Прошу прощения, капитан, но, по-моему, вы невнимательно ознакомились с делом. Я весьма подробно описал все, что случилось после самоликвидации ракетной системы. В этом заявлении, которое я сейчас вижу на вашем столе, я упомянул, что «Джослин-Мари» атаковала «Левиафан» с помощью торпед класса «космос — космос».

Впервые голос и жесты Мака выдали его эмоции: даже рассказывая о случившемся здесь, в суде, он не мог сдержать гнев.

— Как я указал в заявлении, «Джослин-Мари», масса которой в тысячу раз меньше массы «Левиафана», смогла нанести большому кораблю несколько серьезных повреждений. Я уже говорил, что мы не могли позволить себе покончить с «Левиафаном» прежде, чем будет уничтожена ракетная система, потому торпеды были заряжены обычными разрывными снарядами. Но если бы мы воспользовались торпедами с ядерными боеголовками — что не представляло затруднений, — несомненно, «Джослин-Мари» в одиночку разделалась бы с «Левиафаном». Пробоины, оставленные обычными торпедами, подтверждают, что корабль типа «Джослин-Мари» способен сбить авианосец — тот же «Орел», уничтожить его вместе с экипажем и оборудованием. И я мог бы добавить, что гардианы усвоили это так же твердо, как и мы, — полученный ими урок был слишком жестоким. По Недомыслию они сложили все яйца в одну корзинку. Мы должны извлекать пользу из ошибок противника, вместо того чтобы самим совершать точно такие же роковые ошибки. Секрет, который мы пытаемся сохранить, вовсе не секрет для противника. Он остается неизвестным лишь нашим людям, мужчинам и женщинам на борту наших авианосцев.

Цунь понял, что пора прервать обвиняемого:

— Благодарю вас, командир, других вопросов у меня нет.

Пит вновь вскочил:

— На этот раз защите нечего добавить, ваша честь. По предварительному соглашению с обвинителем, мы не будем торопиться с заключительным заявлением. Обвинитель может продолжать допрос свидетеля по своему усмотрению. — «Другими словами, мы помолчим, пока нам везет», — мысленно добавил Пит.

У Цуня хватило ума попросить разрешения сделать перерыв после свидетельства Мака. Ему требовалось время, чтобы собраться с мыслями, привести в порядок свои записи, расслабиться и выстроить план, к тому же он стремился дать судьям время забыть о впечатляющих показаниях Мака. До сих пор Цуню не везло, и он твердо решил изменить ситуацию.

После ленча Цунь начал выступление, цитируя заявления Мака и показывая записи одной из бесед. По сути дела, Мак говорил на ней то же самое, но менее уважительным тоном.

Мак и Пит невозмутимо смотрели запись речи Мака:

— Авианосцы — смертельные ловушки, подсадные утки. Нам втолковывают, что эти корабли были построены, «чтобы перемещать многочисленные силы в космосе за краткие промежутки времени». За годы службы этим кораблям еще ни разу не доводилось выполнять эту задачу. Они давным-давно устарели — благодаря появлению современного оружия, а длительное бездействие и отсутствие войн сделало их бесполезными.

В действительности они были построены и используются до сих пор благодаря единственной причине: руководство флота пожелало видеть суда внушительных размеров. Все вычисления рентабельности, все учения и стратегические планы ясно показали: эти корабли для нас скорее не преимущество и оружие, а помеха и удобная мишень для противника!

Цунь остановил запись.

— Все это, ваша честь, командир Ларсон сказал на публичном выступлении неделю назад. Его заявление было распространено по самой крупной из видеосетей Кеннеди, оно широко цитируется. Командир Ларсон сказал, что риск, которому подвергаются эти авианосцы, до сих пор предпочитают замалчивать, но что благодаря ему этот риск станет известным повсюду. К счастью, ни одно из его заявлений до сих пор не попало в прессу других планет, но это, как вы понимаете, всего лишь вопрос времени. Несомненно, корабли уже несут записи высказываний нашего героя ко всем крупным планетам Лиги.

Какие же последствия все это будет иметь в случае войны? Командир Ларсон оставил попытки изложить свои взгляды компетентному военному руководству и вместо того стал работать на широкую публику. Как это послужит поддержанию боевого духа? К чему приведут его выступления — кроме как повергнут в уныние экипажи авианосцев? Что есть заявления командира Ларсона, если не помощь и утешение противнику, который радуется, слыша, как мы называем свои боевые корабли «игрушками адмиралов», «подсадными утками», «смертельными ловушками»?

Ваша честь, сторона обвинения не представила здесь свидетелей: я утомил бы всех вас выступлениями экспертов по стратегии и тактике, которые подтвердили бы мои слова и вынудили защитников привлекать к делу собственных экспертов и опровергать наши доказательства. Я могу вызвать капитана Джозию Робинсона, командира «Орла», и он охотно объяснит вам, что его корабль находится в состоянии полной боевой готовности, сообщит, как его подчиненные реагируют на заявления командира Ларсона. Впрочем, все присутствующие здесь — офицеры флота, происходящее вы понимаете и без лишних объяснений.

Если бы мог, я пригласил бы сюда единственного свидетеля — командира флота гардианов. Мы должны признать, что они наверняка не раз засылали шпионов сюда, на Кеннеди. Вероятно, они на своей таинственной планете, Столице, уже получили записи, которые мы только что видели. Если бы я смог привести сюда офицера-гардиана и заставить его присягнуть, я спросил бы его: вскрывают ли заявления командира Ларсона недостатки, о которых гардианы раньше и не подозревали? Приобретают ли гардианы уверенность, слыша подобные речи? Способствуют ли высказывания командира Ларсона поднятию их боевого духа?

Сегодня мы слышали немало красивых слов о долге. Нам пытались объяснить, что долг не позволяет командиру Ларсону молчать — некий долг, перед которым отступают установленные правила. Но разве не более высок долг хранить молчание? Командир Ларсон нанес удар по представлениям о нашей военной мощи, по нашему боевому духу — и тем самым помог противнику. Он поведал нам об опасности, которую не видит никто, кроме него. Предположим, что такая опасность действительно существует. Разве не усугубил ее капитан Ларсон, сообщив о ней врагу? Рассказывая налево и направо об этой «опасности», разве он не навлек на нас лишние беды?

Этот человек проявил невероятную отвагу — и в бою, и в своем стремлении высказаться. Но проявил ли он при этом здравость суждений? Вряд ли. Ваша честь, я призываю вас разобраться в этом деле и наказать виновного. В давние времена на флоте — тогда еще морском — говорили: «Болтовня топит корабли». В наши дни можно утверждать, что неумеренные разговоры обращают корабли в пар. Не будем же поощрять болтливость, признавая этого человека невиновным. Да, он герой. Но героизм — не оправдание ошибочных и опасных суждений. Ваша честь, обвинителю больше нечего добавить.

Левенталь стукнул молотком:

— Итак, заседание завершено. Суд удаляется для вынесения приговора. Заседание будет продолжено завтра утром, в девять часов.

На следующее утро капитан Браун и Гессети позавтракали вместе с Маком в его камере — впрочем, язык не поворачивался назвать это помещение камерой. Пит смирился с заключением Мака в здании Адмиралтейства только из-за того, что ему отвели удобное, впечатляющее помещение в Башне. Грубые каменные стены этой полукруглой комнаты были увешаны картинами, изображающими прославленные корабли и адмиралов, стоящая здесь мебель когда-то помещалась в капитанской каюте старого крейсера военно-морского флота США, пол устилал толстый бордовый ковер. Комната вполне устраивала Пита. Здесь содержали только высокопоставленных заключенных.

Здание Адмиралтейства, иногда еще по привычке называемое замком, выглядело таковым не благодаря причуде романтичного архитектора — оно и впрямь было некогда замком, крепостью. Толщина его стен у основания доходила до трех метров, изнутри они были укреплены сталью и современными графитовыми композитами. Эти стены были предназначены для защиты от воздушных и наземных атак, бомбоубежища уходили в скалу под замком на глубину более километра и могли продержаться еще долго после того, как наружные постройки будут разрушены. Разумеется, замок был предназначен не только для того, чтобы выдерживать атаки, — он мог обороняться, его арсеналы были полны оружия и боеприпасов на случай осады. Существовало и другое оружие, упрятанное в бесчисленных помещениях огромного здания, но о нем предпочитали не распространяться.

Адмиралтейство было построено семьдесят пять лет назад, в тихие и мирные дни — по крайней мере, на Кеннеди эти времена и впрямь были мирными. Тогда у флота Республики Кеннеди хватало дел — как и теперь, ему часто приходилось выполнять приказы совета Лиги: осуществлять патрулирование, спасательные операции, даже перевозить отряды полиции из одной звездной системы в другую. Лига была создана в основном в ответ на экономические и политические беспорядки на колонизированных планетах, и войскам наиболее могущественных государств выпадала задача выполнять решения Лиги и следить за их соблюдением.

Флот Республики Кеннеди участвовал в эвакуации населения Новой Антарктики — буквально в первый же день существования Лиги. Корабли доставляли запасы провизии и боеприпасов, бомбили одну или другую сторону в разгар мятежей, преследовали торговцев оружием и наркотиками и выполняли много опасных заданий для внешне мирного времени. Только теперь, в борьбе против гардианов, флот Республики Кеннеди впервые предпринял настоящие военные действия, однако имел для этого достаточный опыт.

Штаб построили на значительном расстоянии от города — близ космопорта, неподалеку от побережья, на холме, посреди огромного и тщательно ухоженного луга. Но расположение было выбрано не из-за великолепного вида с башни и не по соображениям престижа, а потому, что неподалеку был расквартирован первый десантный батальон.

Находилось немало насмешников, потешающихся над гордыней вояк, пожелавших завладеть таким огромным зданием, кое-кто в армии не раз напоминал, что строительство Адмиралтейства обошлось дороже стоимости большинства кораблей. А потом начался Молниеносный Мор, и безумие превратилось буквально в заразную болезнь. Когда же средство для исцеления было обнаружено и беспорядки прекратились, оказалось, что Адмиралтейство так и стоит на своем месте, приобретя лишь пару отметин в каменных стенах. А великолепный, современный, построенный по последнему слову техники штаб армии посреди города пришлось отстраивать заново.

Строители Адмиралтейства оказались скорее провидцами, чем оптимистами.

Из комнаты Мака открывался живописный вид. Поглощенный им, Мак забыл о завтраке. Побережье, линия горизонта, широкая равнина космопорта расстилались перед ним, образуя величественную панораму. Но чаще всего взгляд Мака обращался в сторону космопорта. Вот и сейчас, пока Мак смотрел туда, корабль, небольшой крылатый жучок, взлетел вертикально в идеально чистое синее утреннее небо и устремился к орбите, а тускло-желтый хвост дыма из двигателей вдруг сменился солнечным фейерверком выброса из дюз.

Пит догадывался, что тревожит его молодого друга. Мак напряженно следил, как корабль улетает на орбиту, в космос, к звездам. Возможно, туда, где сейчас находилась Джослин, жена Мака.

— Я должен выбраться отсюда, Пит, — наконец выговорил Мак. — Предстоит нелегкая работа, я подготовлен к ней лучше, чем кто-либо другой, но почему-то вынужден торчать здесь.

— Скоро ты вырвешься отсюда, Мак. Судьи вынесут приговор, фарс завершится, и ты вернешься к делам. Кроме того, тебя заперли здесь потому, что ты взял на себя труд открыто заявить о том, что считал чертовски важным. И ты был прав.

— Может, твои выступления и принесут некоторую пользу, но я в этом сомневаюсь, — вступил в разговор капитан Браун, осторожно наполняя свою чашку. — Знаешь, Пит, мы сделали все, что могли, мы не поленились, но я с самого начала почти не надеялся освободить Мака отсюда. Правила совершенно ясны, и, по-моему, витиеватые речи не тронули Левенталя и его компанию.

— Но почему ты сомневаешься в пользе моих выступлений? — удивился Мак.

— Потому что политик из тебя неважный, к тому же ты плохо разбираешься в людях. Конечно, выбор у тебя был небогатый, ты все-таки добился, чтобы тебя услышали, но все кончилось тем, что тебя обвинили в преступлении. Не может же руководство сознаться в своих ошибках и признать, что ты прав! Они хотят доказать, что правы как раз они…

— И единственный способ сделать это — пустить в ход те чертовы авианосцы. Но я должен был попытаться, капитан Браун, — по всем тем причинам, о которых вы говорили на суде.

— Может, ты и прав, — тоном глубокого сомнения отозвался Браун.

Внезапно в душе Пита вспыхнул гнев, хотя он и не мог объяснить почему. Только одно он знал наверняка: Терренса Маккензи Ларсона не в чем обвинять. Одни высшие чины, адмиралы, одержимые пылкой любовью к громадным и бесполезным кораблям, считали необходимым наказать его. Но они поручили грязную работу цуням и левенталям, достойным офицерам, которые с трудом смирились с необходимостью выполнить этот долг. Пит вдруг понял, что больше не желает слышать слово «долг».

В дверь деликатно постучали. Донельзя вежливый конвойный в белых перчатках сообщил, что трибунал готов продолжить заседание.

Все трое спустились с башни в плавно движущемся бесшумном лифте и по уже знакомому пути направились в зал суда.

Последовали бесконечные церемонии, приветствие суда, шелест бумаг, напряженное молчание, и наконец губы Левенталя нехотя задвигались, выдавливая три слова:

— Подсудимый признан виновным.