36

Капитан Робинсон налил себе еще одну чашку кофе и отодвинул подальше поднос с нетронутой и уже остывшей едой. Горячий черный крепкий кофе давно уже стал его единственным блюдом на завтрак. Капитан худел — он знал об этом без помощи весов. Он всегда переставал питаться как следует, когда нервничал. Постоянное напряжение лишало его аппетита. Капитан Робинсон никогда еще не пребывал на опасной грани так долго, как теперь.

Он вспомнил о жене, Милдред, оставшейся дома, на Кеннеди, и понял, что она встревожилась бы, увидев его в эту минуту. За годы совместной жизни она успела изучить все опасные признаки мужа — едва заметные подергивания и нервные жесты рук предупреждали ее, что дела плохи.

А сейчас дела были не просто плохи. Впервые Робинсон серьезно задумался о том, что, возможно, он не вернется к Милдред. Он поднес чашку ко рту, глотнул кофе и обжег язык. Слишком горячо.

Последней каплей, переполнившей чашу на этот раз, оказался Приго. Разумеется, перекличку экипажа на корабле провели сразу же, едва обнаружили пропажу второй секретной шлюпки. Отсутствовал только проклятый Приго, дважды предатель. Опыта ему хватало, чтобы вскрыть любой файл на борту и сделать с него копию. Следовало предположить, что теперь гардианам доподлинно известно, где находится каждый из кораблей, и все они должны перейти на новые позиции, чтобы не стать подсадными утками. Все планы, каждую диспозицию требовалось пересмотреть и существенно изменить, а удар был задуман мощный. Теперь же Лига была вынуждена изобретать второй план, ничем не хуже первого. Напрасная потеря времени, энергии и топлива.

Ну, может быть, время они потеряли не по вине Приго. Время они тратили зря и без помощи предателей. Силы Лиги неделями торчали возле центра тяжести, не нападая и не подвергаясь атаке. Адмирала Томаса изнуряющее ожидание вполне удовлетворяло. Целыми днями он занимался лишь тем, что расхаживал по мостику, просматривал отчеты, беседовал с капитанами кораблей. Единственное, чем Томас действительно интересовался, — это действием исследовательской команды, работающей на голом куске камня в центре тяжести системы. Робинсон никак не мог взять в толк, какую ценность представляет для флота грубая сферическая глыба размером километров сто в поперечнике. Оправданий для столь пристального внимания со стороны главнокомандующего к этому куску камня не находилось. Каждый вечер адмирал уходил к себе в каюту, а рано утром стюард выносил оттуда пустую бутылку портвейна. Несколько часов спустя из каюты появлялся сам адмирал — с чрезвычайно деловитым видом, ярким румянцем на щеках и блеском в глазах. Он постоянно был навеселе, и день ото дня его обычная порция спиртного увеличивалась. Но на действиях адмирала это почти не отражалось. Он оставался проницательным, настороженным и в совершенстве владел собой. Но Робинсон знал, к чему приводит пьянство, и помнил, что внешнее впечатление обманчиво. Рано или поздно наружный свежевыкрашенный фасад даст трещину.

Племянница адмирала, Джослин Ларсон, казалось, имела на него некоторое влияние и знала, как удержать адмирала от пьянства. Но сейчас она находилась на Заставе, вела переговоры с аборигенами. Никто не знал, жива ли еще крохотная импровизированная команда первого контакта Лиги. При наличии станций гардианов и кораблей на орбите Заставы пользоваться радиосвязью было бы самоубийством. Нет, переговоры с командой «Больного лося» следовало отложить до выяснения исхода битвы.

Имелся смысл установить связь со станцией «Ариадна» и Джонсоном Густавом, но зачем? Что могли сказать друг другу стороны? Ради чего им следовало рисковать?

Пока Робинсон сидел в задумчивости, его кофе остыл. Капитан допил его одним глотком, запрокинув чашку, поморщился от горьковатого вкуса и судороги в желудке, но, взглянув на часы, понял: пора приниматься за работу.

Джордж Приго не знал в точности, зачем им опять занялась разведка, но происходящее ему не нравилось. Из камеры его привели прямо в кабинет Филлипса.

— Приго, — начал капитан Филлипс, — думаю, вам будет полезно узнать: благодаря вашему прибытию наша атака на центр тяжести начнется через пятьдесят часов. Первые суда уже осуществили запуск. Если не будем терять времени, мы застанем Лигу врасплох, пока меняются позиции кораблей — как раз в то время, когда флот наиболее уязвим. Изменения в планах должны позволить нам нанести противнику значительный ущерб.

— Но зачем им менять расположение кораблей? Какое отношение это имеет ко мне?

— Разве вы об этом не подумали, когда решились на столь рискованный полет? В Лиге вынуждены считать, что вы выдали всю известную вам информацию. Все планы битвы. Любое другое предположение с их стороны было бы равносильно самоубийству.

— Но я не выдавал никаких планов Лиги! Я ничего о них не знаю!

— В Лиге будут вынуждены думать иначе, разве вы еще не поняли? Скажите, Приго, после того как вы предали обе стороны, чьей победы вы ждете?

Но Джордж Приго был слишком ошеломлен, чтобы ответить.

— Господи помилуй! Мостик, говорит служба наблюдения! Противник появился неожиданно, сразу с нескольких сторон. Повторяю, мы видим многочисленные объекты противника, которые быстро приближаются! Мостик, вы слышите нас?

— Говорит капитан, — отозвался Робинсон. — Мы тоже видим их на мониторе, сынок, так что незачем кричать и сотрясать стены. Назовите нам цифры и векторы.

— Слушаюсь, сэр. Объектов становится все больше — тактический компьютер показывает, что все они выходят из режима С2 на траекториях, ведущих от Столицы… О Господи! Еще целая банда — не менее пятидесяти мишеней — со стороны Заставы.

— Чертовски хорошее начало атаки, — заметил Робинсон спокойным голосом, хотя желудок его уже превратился в чудовищный узел. — Радист, вызывайте боевые станции и передавайте всю информацию флоту. Заодно разбудите адмирала и сообщите ему, что нас атаковали.

Загудели сирены, обычный фоновый ропот голосов на мостике стал громче, едва начали сбегаться из своих кают операторы и офицеры. Обычно здесь бывала занята только треть пультов. Не прошло и четырех минут, как на мостике не осталось ни одного свободного места. Через пять минут была установлена связь со всеми боевыми станциями.

Задержка была лишь за одним. Робинсон закричал, не поворачивая головы:

— Радист, где, черт побери, адмирал Томас?

— Из его каюты никто не ответил, сэр. Возможно, повреждена внутренняя связь. Я уже отправил туда посыльного.

— Спасибо, лейтенант.

Оба офицера чертовски хорошо знали, что дело вовсе не в повреждении связи. Робинсон был готов поручиться: адмирал опять пьян в стельку.

Техник-связист третьего класса Карл Либер к тому времени уже колотил в дверь адмиральской каюты. Он чертыхнулся, когда по кораблю передали предупреждение и «Орел» резко прекратил вращаться. Либеру осталось лишь сорок пять долгих секунд висеть, держась за поручень, — за это время адмирал так и не отозвался. Помедлив еще минуту, Либер вытащил ключ, который получил неделю назад. Командир Уайтхед, начальник связистов, вручил технику ключ, едва слухи о пьянстве старика докатились до рубки. Уайтхед не хотел, чтобы пьяная забывчивость адмирала мешала его солдатам выполнять свой долг. Либер вставил ключ в дверь и вошел в кабину.

Адмирал Джордж Уилфред Томас мирно спал, зависнув в воздухе над постелью.

Либер попытался разбудить его криком, но не сумел. Подпрыгнув, Либер схватил Томаса за плечо, крепко встряхнул его, но ничего не добился. В дыхании адмирала чувствовался запах перегара. Техник знал, как следует будить людей в таком случае, и решил, что положение достаточно серьезно для такого риска. Мысленно распрощавшись с будущим повышением и карьерой, он отбуксировал Томаса в душевую, затолкал под душ и включил холодную воду.

Томас мгновенно проснулся, зло отплевываясь.

— Черт побери, что все это значит? Кто вы такой?

— Техник Либер, сэр. Гардианы начали атаку, вас вызывают в командный центр.

Томас перестал сыпать проклятиями и выключил душ. Внезапно он стал более бодрым, чем когда-либо прежде.

— Да что ты говоришь! Наконец-то им надоело ждать. Ладно, выпусти меня отсюда, пора одеваться.

Томас выбрался из душевой и вплыл в каюту, оставляя за собой хвост капель. Он сбросил промокшую пижаму, и техник Либер смутился, увидев тощее и нагое адмиральское тело. Томас отшвырнул пижаму, и она шлепнулась о потолок. Быстро растеревшись полотенцем, он вытащил из шкафа белье и носки, извлек оттуда же мундир и за секунды привел себя в полный порядок. Побрился адмирал с молниеносной быстротой, вернувшись из уборной, нахлобучил фуражку поглубже на голову, чтобы не потерять ее в невесомости, и, позабыв об оставшемся в каюте Либере, поплыл по коридору в командный центр.

Весь штаб был уже на месте, обрабатывая данные сенсоров «Орла» и других кораблей. Никто из офицеров даже не оглянулся, когда прибыл адмирал. Томас был доволен: формальности могли подождать до конца боя.

— Командный центр вызывает мостик. Адмирал Томас прибыл.

Обернувшись к радисту, Томас сделал жест, приказывая ему переключить связь.

— Доброе утро, капитан. Наконец-то нам с вами представился случай отработать свое жалованье. Что скажете о диспозиции сил противника?

— Ну, что тут можно сказать, сэр? Это классический маневр развертывания сил, в сущности, пока он во многом…

— Во многом похож на задуманный нами, — радостно подхватил Томас. — Вы совершенно правы. Я уже не надеялся, что они когда-нибудь решатся на атаку. Даже наполовину достроенная оборонная система центра тяжести оказалась крепким орешком. Мне» бы не хотелось прорываться сквозь оборонные системы Заставы и Столицы. А теперь гардианы избавили нас от лишних хлопот.

— Оптимистическая точка зрения, адмирал.

— Вот именно, капитан, и я уверен, вскоре вы поймете, откуда этот оптимизм. Командный центр разговор закончил. — Томас повернулся и вгляделся в экраны, испытывая приятное чувство собственной пользы. Да, так и есть — классическая двухсторонняя атака. А медленное, осторожное подтягивание сил заставляло предположить, что удар будет нанесен только со Столицы.

Либо вся переброска сил с самого начала была хитрой уловкой, либо появление этого Приго заставило гардианов поменять планы. Это было уже не важно, как и многое другое. Настоящий план Томаса, его лучшее творение, держался под слишком большим секретом, чтобы какой-нибудь Приго знал о нем.

Улыбнувшись самому себе, Томас погрузился в обработку поступающих донесений. Несмотря на внешний энтузиазм, время от времени он ощущал страх. Томасу не хватало времени анализировать его, даже признавать его существование — этот страх терзал его всю жизнь и был отнюдь не боязнью смерти. Томас был уже стар, считал, что прожил довольно долгую жизнь, и успел примириться с собственной смертностью.

Нет, боялся он только неудачи, поражения. Боялся узнать, что спиртное украло у него душу, способность думать и чувствовать — вместе со способностью бояться, одиночеством и раздражением во время бесконечного ожидания. Он убеждал себя, что работа, бой и необходимость победят страх и дрожь, когда придет время действовать. Теперь он имел возможность проверить самого себя.

— Радист, передайте по флоту приказ начинать отступление в боевом порядке — от флота Столицы к флоту Заставы. Всему персоналу покинуть центр тяжести, кораблям Лиги отойти от него не менее чем на миллион километров в сторону флота Заставы. Только когда отступление начнется, запустите противорадарное устройство, создавая помехи. Я хочу, чтобы они знали, что мы движемся, но не знали куда.

Адмирал флота гардианов Бернард Стрикленд был удовлетворен действиями своих кораблей и людей. Прорыв к центру тяжести был осуществлен с впечатляющим умением и точностью. Понадобились бесконечные маневры, постоянные запуски и остановки двигателей каждого корабля флота, чтобы вывести корабли в нужную позицию. Они почти вплотную приблизились к Лиге. Центр тяжести представлял собой небольшую каменную глыбу, и другого тела с достаточно большой массой в этой зоне не было. Оба флота гардианов сумели выйти в нормальный космос перед самым носом у сил Лиги. Ведущие корабли флота Столицы должны были оказаться в пределах досягаемости противника через считанные минуты. Флот Заставы, который действовал почти как независимое соединение, был гораздо меньше, двигался менее внушительно, но для общего плана годился. Пока все шло как нельзя лучше. На этот раз никаких игр в кошки-мышки, как во время сражения при Британнике, — силы гардианов начинали атаку по всему фронту сразу с двух направлений.

Корабли Лиги маневрировали, отходя от центра тяжести. Внезапно вся тактическая раскладка на экране перепуталась, поблекла, и когда экран вновь прояснился, на нем был лишь пустой космос. В безумную секунду Стрикленду подумалось, что весь флот Лиги, как один корабль, совершил прыжок в режиме С2. Но нет, это было просто нелепо. На экране вновь появились корабли Лиги — лишь некоторые, едва заметные. Очевидно, они воспользовались каким-то устройством для создания помех.

— Оператор, уберите изображение в реальном времени и дайте мне обратные проекции курсов до начала помех. Служба наблюдения, пробейтесь как-нибудь сквозь помехи! Пульт управления орудиями, сколько еще мы будем находиться в пределах эффективной дальности?

— Если судить по маневру противника, они будут в пределах дальности орудий флота Заставы через двадцать минут, сэр.

— Значит, они решили первым уничтожить флот поменьше… Отлично. Посмотрим, сумеют ли они, — заключил Стрикленд.

Адмирал Томас пристально всматривался в экраны. В обширном космосе даже скоростные маневры флота казались замедленными. Постепенно флот Лиги отходил от центра тяжести. Прямо на поверхности каменной глыбы была установлена целая коллекция сложного оборудования, уже начавшего передавать информацию в командный центр. Через несколько часов сенсоры в центре тяжести будут уничтожены, но к тому времени они выполнят свою работу. Пришло время сменить отступление атакой. Бегство от флота Столицы привело их прямо к меньшему по размеру флоту Заставы.

— Радист, установите связь со всеми кораблями.

— Вы на связи, адмирал.

— Адмирал Джордж Уилфред Томас — всем кораблям. Всем кораблям, не имеющим специального назначения, приказываю атаковать флот противника, движущийся со стороны Заставы. (Специальное назначение имел лишь один корабль, «Сапер», но пока это было не важно.) Через несколько минут вы окажетесь в пределах досягаемости орудий противника. При любом попадании любых снарядов в ваш корабль требуется проводить тщательные процедуры обеззараживания. Мы должны помнить, что оружие гардианов может включать биологический компонент. Мне нужна атака в движении, а не оборона. Я хочу пройти сквозь их флот. Удачи всем.

Оба флота сближались почти ленивыми темпами по меркам современных космических судов. Томас не отрывался от экранов: приближался переломный момент.

— Адмирал, капитан Робинсон вызывает вас, — произнес радист.

— Спасибо, переключите меня на личный канал. — Томас знал, что Робинсон уже начал нервничать, но обвинять капитана в этом не мог — сам Томас волновался не меньше, чем хозяин «Орла». А если бы ему пришлось иметь дело с командующим-алкоголиком…

Томас надел наушники и включил связь.

— Слушаю вас, капитан.

— Адмирал, при всем уважении к вам хочу напомнить, что, проходя сквозь флот Заставы, вы позволяете ему соединиться с флотом Столицы. Оба флота могут составить крупное соединение.

— Мне известно об этом, капитан. В сущности, на это я и рассчитывал, приказывая совершить маневр.

— Не могли бы вы пояснить вашу мысль, сэр?

— Сожалею, капитан, но пока не могу. У нас и без того весьма серьезные нарушения секретности. Возможно, Приго каким-то образом удавалось подслушать внутренние переговоры. Боюсь, я и так сказал слишком много, но уверяю вас — ситуация под контролем. Конец связи. — «По крайней мере, я надеюсь, что ситуация под контролем», — мысленно поправился Джордж. Если операция «Поручни» развернется по плану, все будет в порядке. Сейчас бы не помешало выпить… Джордж потряс головой, отгоняя греховную мысль, и сосредоточился на развитии сражения.

Силы Лиги и Заставы сближались, показанные горсткой ярких точек на экране. Обозначенный зеленой точкой корабль «Бисмарк» получил первый удар, взорвался ослепительным пламенем и исчез. Два фрегата отомстили за «Бисмарк», лазерами разорвав обшивку противника от борта до борта. Томас крепко вцепился в подлокотники кресла, стараясь не представлять за разноцветными точками трупы погибших.

А на борту «Орла» капитан Робинсон обливался потом еще задолго до того, как флагман вступил в опасную зону. Этот корабль был поручен его заботам, как и весь экипаж, а капитану приходилось выполнять приказы человека, которому он больше не доверял. По крайней мере, истребители «Орла» держались поближе к базе, защищая флагман, а не помогая в атаке. Узнав, что натворила на Британнике одна торпеда, полная яиц червей-пожирателей, никто не желал рисковать главным кораблем в разгар боя. Если бы «Орел» не был единственным уцелевшим боевым кораблем, достаточно большим, чтобы вместить штаб и всю тактическую систему, биологов, дипломатов и так далее, его оставили бы на орбите Кеннеди. В этот момент Джозия Робинсон искренне пожалел о том, что все получилось иначе.

Истребитель гардианов пролетел близко от «Орла», на расстоянии тысячи километров, и выпустил целую россыпь торпед. Истребителям «Орла» удалось сбить торпеды, но вражеский корабль ускользнул. Робинсон задумался, стоит ли отправлять за ним погоню, и решил отказаться от такой мысли. «Орлу» следует защищать себя, а не предпринимать атаки. Корабль был самым мощным среди обеих сторон, и им не осмелились рисковать.

С подачи Мака Ларсона.