Глава 54
В КЭЙМЛИН

В сопровождении пятисот Дев во главе с Сулин Ранд отправился обратно в королевский дворец, где в огромном дворе подле главных ворот уже поджидал Бэил вместе с Громоходцами, Черноглазыми, Ищущими Воду и воинами из всех прочих сообществ. Их было много, они заполонили весь двор и стояли в выходивших сюда дверях. Кое-кто выглядывал из окон нижнего этажа, ожидая своей очереди. Окружающие каменные галереи и балконы были пусты. Во всем дворе находился лишь один человек, который не был айильцем. Когда здесь начали собираться айильцы, тайренцев и кайриэнцев — особенно кайриэнцев точно ветром сдуло, и к дворцовой площади они и приближаться не смели. Исключение стояло выше Бэила, на широких серых ступенях, ведущих во дворец. Певин, с темно-красным знаменем, вяло обвисшим на древке; лицо Певина выражало не более того, что можно было прочитать на лицах айильцев.

Позади Рандова седла, крепко цепляясь за юношу и плотно прижавшись грудью к его спине, сидела Авиенда. Прижималась она к нему до того самого мига, как он спешился. У причалов между девушкой и несколькими Хранительницами Мудрости произошел разговор, который, по убеждению Ранда, для его ушей вовсе не предназначался.

Покачивая головой, Ранд протянул руки, когда Авиенда, перекинув ногу через круп, собралась соскользнуть наземь, и снял девушку с крапчатого. Он задержал руки на талии девушки, глядя сверху вниз в ее чистые зеленовато-голубые глаза. Авиенда не отвела взора, выражение ее лица не изменилось, но руки девушки медленно сжали его предплечья. Что же у нее должно было получиться? Ранд пребывал в убеждении, что Хранительницы Мудрости приставили ее следить за ним, но если Авиенда и спрашивала о том, о чем он недоговаривал Хранительницам, это случалось, когда она откровенно сердилась на юношу за то, что у него есть секреты от Хранительниц. Никогда не обманывала, никогда не пыталась из него что-либо вытянуть. Угрожала, вынуждала — но никогда не хитрила. Ранду приходило на ум, что роль Авиенды схожа с тем, что вменяла в обязанность своим юным подопечным Колавир. Но через секунду он отметал эту мысль. Авиенда никогда не позволила бы использовать себя в подобном качестве. Кроме того, даже будь оно так, она должна была бы заманивать Ранда, а не отбиваться от него, как и от его поцелуя напоследок, не говоря уже о том, чтобы заставлять гнаться за ней через полмира! Не таким способом следует добиваться этой цели. Если же она и появлялась перед ним обнаженной, относясь к этому как к чему-то заурядному, так у айильцев обычаи совсем другие. А смущение Ранда доставляло Авиенде удовольствие, вероятно, потому, что она считала это великолепной шуткой, какую с ним можно сыграть. Ну так чего же она должна была добиться? Повсюду заговоры. Неужели все плетут интриги? Ранд видел свое лицо в ее глазах. Кто же подарил ей это серебряное ожерелье?

— Обниматься и ласкать мне нравится не меньше всякого мужчины, — заметил Мэт, — но тебе не кажется, что слишком много людей смотрит?

Ранд отпустил девушку и отступил на шаг, но не быстрей, чем сама Авиенда Она склонила голову и принялась придирчиво оправлять юбки, ворча, что поездка верхом, мол, привела их в беспорядок, но Ранд успел заметить алые пятна на ее щеках. Ну, смущать девушку он не собирался.

Обведя внутренний двор нахмуренным взором, Ранд произнес:

— Бэил, я же говорил, что не знаю, скольких сумею взять.

Девы цепочкой входили в ворота, и теперь во дворике стало совсем не повернуться. Шесть тысяч айильцев — по пять сотен от каждого сообщества; во внутренних коридорах, должно быть, не протолкнуться.

Рослый вождь пожал плечами. Как и у всех собравшихся здесь айильцев, голова у него была обмотана шуфа, вуаль наготове. Но и только, тогда как, по-видимому, не меньше половины остальных вдобавок имели темно-красные головные повязки с черно-белым кругом.

— Каждое копье, которое можно будет взять, тебе пригодится, — промолвил Бэил. — Две Айз Седай скоро придут?

— Нет. — Хорошо, что Авиенда сдержала свое обещание больше не позволять ему касаться ее. Ланфир пыталась убить ее и Эгвейн, потому что не знала, кто из них Авиенда. Откуда Кадир узнал? Ведь это он Ланфир рассказал. А, неважно. Лан прав. Женщинам достается боль — или смерть, — когда они оказываются слишком близко к ним. — Они не придут.

— Говорят, у реки... что-то случилось.

— Большая победа, Бэил, — устало промолвил Ранд. — И заслужено много чести. — Но не мною. По ступеням мимо Бэила спустился Певин и встал со знаменем позади Ранда. Его узкое, покрытое шрамами лицо не выражало абсолютно ничего. — Выходит, всем во дворце известно? — спросил Ранд.

— Я слыхал, — произнес Певин. Он задвигал челюстью, словно перекатывал во рту новые слова. Ранд подыскал замену заплатанной деревенской куртке Певина, и теперь тот был одет в добротную, из красной шерсти. На груди новой куртки по обеим сторонам были вышиты драконы. — Я слыхал, что ты уходишь. Куда-то. — Кажется, эти фразы исчерпали весь запас слов Певина.

Ранд кивнул. Во дворце слухи прорастают, точно грибы в тенечке. Но пока что Равин ничего не узнал. Ранд оглядел черепичные крыши и верхушки башен. Никаких воронов. В последнее время он не замечал ни одного ворона, хотя слышал, что их убивали. Вероятно, теперь мерзкие птицы избегали Ранда.

— Будьте наготове.

Ранд ухватил саидин, поплыл, лишенный эмоций, в пустоте.

У подножия лестницы возникли врата — сначала яркая линия, которая стала разворачиваться в прямоугольный, шириной в четыре шага проем, ведущий в черноту. Айильцы даже не зашептались. Стоявшие позади видели Ранда словно сквозь закопченное стекло, тускло мерцающее в воздухе, но им, пожалуй, проще было бы пройти через дворцовую стену, чем через это мерцание. Сбоку же врата оставались невидимы, за исключением немногих, кто стоял совсем рядом, — им врата в лучшем случае казались длинным и тонким туго натянутым волосом.

Четыре шага в ширину — большее Ранду не под силу. Как утверждал Асмодиан, у каждого есть свои ограничения; кажется, для всего всегда есть какие-то пределы. И количество зачерпываемой саидин тут не имеет значения. К самим вратам Единая Сила имеет мало отношения, только к их созданию. Сон сна, так называл это Асмодиан.

Ранд ступил через проем на то, что с виду напоминало камень мостовой, приподнятый над двором, но тут серый прямоугольник висел в сердце непроглядного мрака, и чувство было такое, будто во всех направлениях ничто. Вечное ничто. На ночь это не походило нисколько. Себя и камень Ранд видел превосходно. Но все прочее везде было темнотой.

Пора проверить, насколько большой можно сделать платформу. С этой мыслью разом возникло еще больше каменных плит, в точности до дюйма повторяющих внутренний двор дворца. Ранд представил себе площадь еще большей. И с той же быстротой серый камень протянулся во все стороны, насколько видел Ранд. Вздрогнув, он сообразил, что сапоги его начинают погружаться в камень под ногами; с виду камень никак не изменился, но медленно поддавался, будто грязь, наползая на сапоги. Ранд поспешно вернул все к прямоугольнику величиной с двор — тогда камень еще оставался твердым. Потом он начал понемногу увеличивать платформу, наращивая по одному ряду плит. Не потребовалось много времени, чтобы уяснить, что у него не получится создать платформу ощутимо большую, чем при первой попытке. Камень по-прежнему выглядел хорошо, ноги не тонули в нем, но Ранд добавил второй ряд, и возникло ощущение... хрупкости, точно под ногами тонюсенькая скорлупка, готовая проломиться при неверном шаге. Не потому ли, что он с самого начала не подумал о ней как о еще большей? Мы все создаем себе ограничения, неожиданно выскользнула откуда-то мысль. И замахиваемся на большее, чем имеем право.

Ранд ощутил дрожь. В Пустоте казалось, будто дрожит кто-то другой. И хорошо — дрожь напомнила, что внутри у него по-прежнему Льюс Тэрин. Ранд должен быть очень внимателен, чтобы во время сражения с Равином не ввязаться в схватку за себя. Не будь этого, он бы мог... Нет. То, что случилось на набережной, — в прошлом; и ни к чему опять пережевывать старое.

Уменьшив платформу на одно внешнее кольцо квадратных плит, Ранд повернулся. Бэил ждал на ступенях за порогом того, что казалось громадным дверным проемом, ведущим в сияние дня. Певин, как и айильский вождь, выглядел ничуть не взволнованным тем, что увидел. Казалось, Певина вообще ничто не может встревожить, и он понесет свое знамя, куда бы ни отправился Ранд, хоть в Бездну Рока, и даже не моргнет. Мэт, сдвинув на затылок шляпу, почесал в голове, потом вновь надвинул шляпу на глаза, ворча что-то об игральных костях у себя в голове.

— Впечатляет, — тихо произнес Асмодиан. — Очень впечатляет.

— Польсти ему как-нибудь иначе, арфист, — сказала Авиенда. И она первой шагнула в проем, глядя на Ранда, а не себе под ноги. Девушка прошла к Ранду, миновав всю платформу, ни разу не посмотрев вокруг, глядя лишь ему в лицо. Впрочем, подойдя к Ранду, она круто развернулась и, поправляя висящую на локтях шаль, принялась вглядываться в темноту. Порой женщины бывают крайне странными, пожалуй, они — самое необычное из всего, что сотворил Создатель.

Сразу за девушкой вошли Бэил и Певин; потом Асмодиан, одной рукой он судорожно стиснул на груди ремень от футляра с арфой, другая до белизны костяшек сжала эфес меча; затем Мэт — пошатнувшись, но преодолев нежелание и ворча, словно споря с самим собой. Причем на Древнем Наречии. Сулин заявила, что первой из прочих честь ступить сюда принадлежит ей, но вскоре воины двинулись сплошным потоком, и не только Девы Копья, но и Тайн Шари — Истинной Крови, и Фар Алдазар Дин — Орлиные Братья; Красные Щиты и Рассветные Бегуны, Каменные Псы и Руки-Ножи; на платформе вплотную, плечом к плечу выстраивались представители всех воинских сообществ.

Число воинов росло, и Ранд отошел на дальний от врат конец платформы. На самом деле не требовалось смотреть, куда двигаться, но ему так хотелось. По правде говоря, он мог бы оставаться и на том конце или отойти на другую сторону; направление тут менялось легко: какое ни избери, если все сделать правильно, он попадет в Кэймлин. А если ошибется, то в бездонную черноту, в никуда.

Айильцы оставили немного свободного пространства вокруг Ранда, Мэта и Асмодиана с Певином, рядом с ним стояли только Бэил и Сулин — и Авиенда, разумеется.

— Подальше от края стойте, — сказал Ранд. Ближайшие к нему айильцы отодвинулись как один. Дальше ему ничего не было видно за лесом обернутых шуфа голов. — Все встали? — окликнул он. На платформе поместилось, наверное, с половину тех, кто желал отправиться, но вряд ли много больше. — Поместились?

— Да, — долетел наконец женский голос, в котором слышалась легкая досада. Ранду показалось, что голос принадлежал Ламелле. Однако у проема продолжалось какое-то движение — айильцы, как видно, старались отыскать еще местечко.

— Хватит! — выкрикнул Ранд. — Больше не надо! Отойдите от врат! Подальше! — Ему бы не хотелось, чтоб с живым человеком произошло то же, что с шончанским копьем.

Пауза, а потом:

— Готово! — Это уж точно Ламелле. Ранд поставил бы в заклад свой последний медяк, что где-то рядом сыщутся и Энайла с Сомарой.

Врата будто развернулись боком, утончившись, и исчезли, сверкнув напоследок щелочкой света.

— Кровь и пепел! Да здесь похуже, чем в растреклятых Путях! — пробормотал Мэт, тяжело опираясь на свое копье, чем заслужил изумленный взгляд Асмодиана и еще один, задумчивый, — Бэила. Мэт же ничего не заметил он слишком напряженно всматривался во мрак.

Не было никакого ощущения движения, ни ветерка, от которого шевельнулось бы знамя в руке Певина. Все словно стояли на месте. Но Ранд знал, он почти чувствовал, как становится ближе место, к которому они направлялись.

— Если ты подберешься к нему слишком близко, он это почувствует. — Асмодиан облизнул губы, стараясь ни на кого не смотреть. — По крайней мере, так я слышал.

— Я знаю, куда направляюсь, — произнес Ранд. Не слишком близко. Но и не очень далеко. Он хорошо помнил то место.

Никакого движения. Бесконечная чернота, и они, повисшие в ней. Неподвижность. Прошло, наверное, с полчаса.

Среди айильцев пробежало легкое шевеление.

— Что такое? — спросил Ранд.

По рядам пронесся шепоток.

— Кто-то упал, — наконец промолвил коренастый мужчина рядом с Рандом.

Юноша узнал его. Мекиар. Он был из Кор Дарай, Ночного Копья. На голове у него была красная повязка.

— Это не... — начал было Ранд, но поймал на себе бесстрастный взгляд Сулин.

Ранд отвернулся, устремил взор во мрак, гнев пятном лип к лишенной чувств Пустоте. Получается, его не должно волновать, не упала ли какая-то из Дев, так? Но это волновало. Вечное падение сквозь безграничную тьму. Что наступит раньше: безумие или смерть — от голода, от жажды или от ужаса? При таком падении со временем даже айилец испытает такой сильный страх, что остановится сердце. Ранд почти надеялся на подобный исход; должно быть, это куда милосердней иного.

Чтоб мне сгореть, что же случилось с той твердостью, какой я так гордился? Дева или Каменный Пес — копье есть копье. Только, сколько ни тверди себе это, так не будет. Я буду тверд! Он отправит Дев танцевать с копьями, куда они захотят. Отправит. И Ранд знал, что вызнает имя каждой погибшей и что каждое имя будет еще одной ножевой раной на его душе. Я буду тверд. Да поможет мне Свет, буду. Да поможет мне Свет.

Будто недвижимы, зависшие во мраке.

Платформа остановилась. Трудно сказать, откуда Ранд это узнал, как и то, почему полагал, что раньше она двигалась, но он знал.

Ранд направил, и во мраке, точно так же, как в Кайриэне, открылись врата. Солнце светило под тем же углом, но здесь раннее утро заливало мощеную улицу и крутой склон с бурыми заплатками убитых засухой трав и луговых цветов — склон, увенчанный каменной стеной двух, а то и более спанов высотой. Грубо обработанные камни создавали иллюзию природного нагромождения. Поверх этой стены Ранд видел золотые купола королевского дворца Андора, несколько бледных шпилей несли колышущиеся на ветру стяги с белым львом. По ту сторону стены был сад, где Ранд впервые встретился с Илэйн.

Извне, из Пустоты, на него осуждающе смотрели голубые глаза, оттуда же всплыли и воспоминания о поцелуях, украдкой сорванных в Тире, о письме, в котором она клала свое сердце и душу к его ногам, о посланиях, переданных через Эгвейн, с признанием в любви. Что она скажет, если когда-нибудь узнает об Авиенде, о той их ночи в снежной хижине? Воспоминание о другом письме, в котором она изливала на Ранда ледяное презрение — королева, осуждающая свинопаса на вечное прозябание во мраке. А, все это не важно. Лан прав. Но ему хочется... Чего? Кого? Голубые глаза, и зеленые, и темно-карие. Илэйн, которая, наверно, любит его и которая, видимо, никак не может сама решить? Авиенда, которая изводит его, не позволяя ему коснуться себя и пальцем? Мин, которая смеялась над ним, считая балбесом с шерстью в голове? Все эти мысли проносились по границе Пустоты. Ранд пытался не обращать на них внимания, не замечать мучительных воспоминаний о еще одной голубоглазой женщине, лежащей мертвой в дворцовом коридоре, давным-давно.

Ранду нужно стоять на платформе. Айильцы же вслед за Бэилом устремились в проем, на ходу закрывая лица вуалями и рассыпаясь налево и направо. Именно присутствие Ранда сохраняло платформу, она исчезнет, едва он шагнет через проем. Авиенда ожидала с не меньшим спокойствием, чем Певин, хотя время от времени высовывала голову и, слегка хмурясь, смотрела то в один конец улицы, то в другой. Асмодиан нервно теребил рукоять меча и часто-часто дышал. Ранд подумал: а умеет ли тот оружием пользоваться? Да и вряд ли ему придется меч обнажить. Мэт глядел на стену, словно ему досаждали неприятные воспоминания. Однажды и он вошел во дворец этим путем.

Последний айилец в вуали шагнул наружу, и Ранд жестом велел выходить остальным, потом вышел следом. Проем, мигнув, исчез, оставив Ранда в центре широкого кружка Дев. Айильцы бегом рассредоточивались по дуге улицы — она следовала абрису холма, как и все улицы Внутреннего Города подчинялись изгибам ландшафта. Воины исчезали за углами улиц, отыскивая тех, кто мог бы поднять тревогу. Еще больше айильцев взбиралось по склону, а некоторые даже начали залезать на стену, опираясь на выступы, цепляясь за выемки ногами и пальцами.

Вдруг Ранд замер. Улица слева уходила вниз и, свернув, исчезала из виду; уклон открывал широкую панораму одного из множества парков, раскинувшегося позади башен с черепичными крышами, искрящимися в утреннем солнце и переливающимися сотней оттенков, за крышами домов до самого Внутреннего Города. Белые дорожки и монументы парка с этой точки зрения складывались в львиную голову. Справа же улица немного приподнималась и отклонялась в сторону; там над коньками крыш сверкало еще больше башен, увенчанных шпилями и куполами всевозможных форм. Улицу заполняли айильцы, веером растекавшиеся по боковым улочкам, плавными изгибами отходящим от дворца. Айильцы — и больше ни одной души. Солнце стояло высоко, и горожане давно должны были выйти из домов по своим делам, пусть и в такой близи от дворца.

Точно в кошмарном сне, стена в полудюжине мест опрокинулась, айильцы и камни повалились на тех, кто еще взбирался по склону. Не успели подпрыгивающие, соскальзывающие обломки кладки докатиться до улицы, как в брешах возникли троллоки. Отбрасывая тараны с добрый дуб в обхвате, которыми своротили стену, они выхватывали похожие на косы мечи. И еще больше громадных, похожих на человеческие, фигур в черных кольчугах с шипастыми оплечьями и налокотниками, размахивая зазубренными копьями и топорами с шипами на обухах, хлынуло по склону; их человеческие лица были обезображены звериными рылами, клювами, рогами и перьями. В гуще троллоков полуночными змеями скользили безглазые Мурддраалы. Из всех дверей, выходящих на улицу, выскакивали завывающие троллоки и безмолвные Мурддраалы, уродливые твари выпрыгивали из окон. С безоблачного неба ударила молния.

Против Огня и Воздуха Ранд сплел Огонь и Воздух — медленно расширяющийся щит устремился навстречу падающим молниям. Слишком медленно. Одна огненная стрела грянула в щит прямо над головой Ранда, разлетевшись слепящими искрами, но остальные достигли земли; волосы у Ранда встали дыбом, и тут будто сам воздух, точно молотом, сшиб его с ног. Ранд чуть не упустил плетения, чуть не упустил и саму Пустоту, но продолжал плести что мог, ничего не видя сквозь застившую глаза пелену ослепительного сияния, растягивая щит, спасающий от огненных копий с небес, которые, будто молотом, колотили по щиту. Молнии били, стремясь достать Ранда, но это можно исправить. Зачерпывая саидин через ангриал в кармане, Ранд плел щит, пока не убедился, что тот прикрывает по меньшей мере половину Внутреннего Города, потом закрепил плетение. Когда Ранд с трудом поднялся на ноги, зрение начало возвращаться, хоть поначалу глаза слезились и болели. Он должен быть попроворней. Равин знал, что Ранд здесь. А ему надо было...

По-видимому, прошло на удивление мало времени. Равину было наплевать, скольких своих он заденет. Оглушенные троллоки и Мурддраалы на склоне падали на копья в руках Дев, многие из воительниц и сами нетвердо стояли на ногах. Некоторые Девы, из тех, что находились ближе к Ранду, раскиданные первым ударом, только сейчас поднимались. Певин стоял враскорячку, держась прямо лишь благодаря древку знамени, его покрытое шрамами лицо было невыразительно и серо, как пластина шифера. Еще больше троллоков ломилось через бреши в стене, и улицы повсюду были наполнены звоном и криками битвы, но для Ранда это все могло бы происходить и где-нибудь в другой стране.

В том первом залпе была не одна молния, но не все они оказались нацелены на Ранда. Дымящиеся сапоги Мэта лежали шагах в десяти от самого Мэта, навзничь распростершегося на земле. Усики дыма вились над его черным копьем и над курткой, дымок курился даже над вылезшим на рубашку серебряным медальоном; лисья голова не уберегла его от удара, который направлял Силой мужчина. Асмодиан, превратившийся в скорчившуюся обугленную фигурку, угадывался лишь по почерневшему футляру с арфой, по-прежнему висевшему за спиной. И Авиенда... С виду без ран и ожогов, она словно прилегла отдохнуть — если б могла не мигая глядеть на солнце.

Ранд склонился над девушкой, коснулся ее щеки. Уже холодеющей. На ощупь щека была... совсем непохожей на человеческую плоть.

— РА-А-А-АВИ-И-ИН!

Ранда слегка ошеломил тот вопль, что вырвался из его горла. Он будто погрузился куда-то глубоко-глубоко в собственный разум, а Пустота вокруг стала шире и еще обширнее, чем прежде. Саидин яростно забурлила через него.

Ему было безразлично, что его может смыть прочь. И порча просачивалась всюду, пятная все. Ему было безразлично.

Три троллока прорвались через кольцо Дев, воздев в волосатых ручищах громадные шипастые топоры и оснащенные странными крючьями копья, взгляд слишком человеческих глаз был прикован к нему — стоящему, по-видимому, без оружия. Тот, что сверкал клыками на кабаньем рыле, пал от копья Энайлы, пробившего ему хребет. Орлиноклювый и медвежьемордый устремились к Ранду, один грохоча сапожищами, второй бесшумно ступая мягкими, как у кошки, лапами.

Ранд почувствовал, что улыбается.

Два троллока взорвались огнем. Пламя рванулось изо всех пор, пробиваясь сквозь черную кольчугу. Рты у троллоков распахнулись для вопля, и в то же мгновение на месте, где они стояли, развернулись врата перехода. Упали наземь окровавленные, аккуратно рассеченные половинки пылающих троллоков, но Ранд глядел в открывшийся проем. Не во тьму, а в громадный колонный зал, украшенный каменными панелями с резными львами, где с золоченого трона в удивлении приподнялся рослый мужчина с белыми прядями в темных волосах. С дюжину человек, кто выряжен как лорд, кто в кирасе, повернулись взглянуть, что привлекло взор их господина.

Ранд едва замечал их.

— Равин, — произнес он. Или кто-то другой. Ранд не знал кто.

Послав вперед себя огонь и молнии, Ранд шагнул в проем и позволил вратам сомкнуться за своей спиной. Он был сама смерть.

Найнив без всяких усилий сохраняла гнев, позволявший ей направлять поток Духа в янтарного цвета пластинку, с вырезанной фигуркой спящей женщины, что лежала в ее кошеле. Этим утром через ее гнев не проникло даже ощущение невидимых взглядов. Перед Найнив на улице Салидара, в Тел'аран'риоде, стояла Суан. Улица была пуста только они двое да несколько мух, и еще какая-то лисица ненадолго остановилась, с любопытством глянула на женщин и убежала восвояси.

— Ты должна сосредоточиться, — отрывисто говорила Найнив. — В первый раз у тебя было больше контроля, чем сейчас. Сосредоточься!

— Я сосредоточена, ты, глупая девчонка! — Простое платье Суан из синей шерсти вдруг стало шелковым. На шее возник семиполосный палантин Амерлин, а на пальце — золотой змей, кусающий собственный хвост. Хмурясь на Найнив, она словно не замечала произошедшей перемены, хотя сегодня уже раз пять оказывалась в подобном облачении. — Если в чем и загвоздка, так в том мерзостном пойле, которым ты меня напичкала! Тьфу, гадость! До сих пор его вкус чувствую. Будто желчь камбалы.

Палантин и кольцо исчезли; высокий ворот шелкового платья опустился настолько, что показалось перекрученное каменное кольцо, висящее на золотой тонкой цепочке в ложбинке груди.

— А кто настаивал, чтоб я тебя учила? Ты сама! И тебе ведь надо было как-то уснуть! Иначе ничего и не понадобилось бы!

В той смеси, вообще-то говоря, присутствовало немного корня овечьих язычков и кое-каких других травок, не совсем необходимых. Суан давно заслужила, чтоб у нее язык узлом свернулся.

— Вряд ли ты можешь обучать меня вместе с Шириам и остальными. — Шелк выцвел; ворот вновь стал высоким, окруженным плоеным жестким белым кружевом, волосы Суан прикрыл чепец из жемчужин. — Или ты хотела, чтоб я явилась сразу после них? Сама ведь твердила, что тебе надо немного поспать спокойно.

Найнив затряслась мелкой дрожью, прижав кулаки к бокам. Шириам и остальные были не самым худшим, что не давало погаснуть ее гневу. Они с Илэйн по очереди приводили Айз Седай в Тел'аран'риод, по двое за раз, иногда всех шестерых за ночь, и даже если Найнив и давала наставления, они не позволяли ей забыть, что она — Принятая, а они — Айз Седай. Одно резкое слово, когда они допускали дурацкую ошибку... Илэйн лишь раз отправили чистить котлы, но у Найнив кожа на руках сморщилась от горячей мыльной воды — во всяком случае, так было там, где спало ее тело. Но и не эти Айз Седай были для нее самым худшим. И не в том дело, что Найнив едва выкраивала минутку, чтобы заняться изучением хотя бы того, что касалось усмирения и укрощения. Хорошо хоть, Логайн был более сговорчив, чем Суан и Лиане, во всяком случае, на ее попытки он откликался с большим желанием. Хвала Свету, у него хватало ума держать занятия Найнив в тайне. Или он думает, что понимает ее, и, вероятно, полагает, будто со временем Найнив его Исцелит. Нет, хуже было то, что Фаолайн прошла испытание и ее повысили... Не до Айз Седай — ведь Клятвенного Жезла здесь нет, он под замком в Башне, — но она стала чем-то больше, чем просто Принятая. Теперь Фаолайн ходила в платьях по своему выбору, и хотя не имела права носить шаль или выбрать себе Айя, но всю прочую власть получила. Фаолайн то и дело посылала ее за бессчетными чашками воды, за книгами — оставленными нарочно, Найнив была уверена! — за перьями, за чернильницами и за прочей бесполезной всячиной, причем Найнив представлялось, что за последние четыре дня гоняла ее Фаолайн намного больше, чем за все время, проведенное Найнив в Башне. Однако даже Фаолайн была не самым худшим из всего. О том Найнив даже вспоминать не хотелось. Полыхавший в душе Найнив гнев, пожалуй, мог бы обогреть дом зимой.

— Ну, девочка, какой сегодня крючок засел у тебя в жабрах? — Платье на Суан походило на наряд Лиане, только было еще прозрачней, чем Лиане когда-либо носила на людях. Такая тонкая ткань, что трудно определить, какого платье цвета. И это происходило сегодня уже не в первый раз. Интересно, что сейчас всплыло в подсознании Суан? В Мире Снов подобные превращения, вроде изменения одежды, выдавали мысли, в которых себе порой и отчета не отдаешь. — До сегодняшнего дня с тобой еще вполне можно было дело иметь, — с досадой продолжила Суан и немного помолчала. — До сегодняшнего дня... Теперь я понимаю. Вчера днем Шириам поручила Теодрин помочь тебе сломать поставленный тобою барьер. Потому-то у тебя рубашка как жеваная? Тебе не нравится то, что Теодрин велела тебе сделать? Она же тоже дичок, девочка. Если кто и поможет тебе научиться направлять так, чтобы сначала крапивы не наесться, то она...

— А что тебя так дергает, коль тебе и платья не удержать? — Теодрин вот от чего на самом деле было больно Найнив. Неудача. — Может быть, что-то такое, что я прошлой ночью слыхала? — Теодрин была терпелива, уравновешена, хорошо приспосабливалась; она сказала, что за один раз может ничего и не получиться. Чтобы снять блок, самой Теодрин потребовалось несколько месяцев, а ведь она поняла, что способна направлять, задолго до того, как отправилась в Башню. Тем не менее, неудача больно язвила Найнив. И больше всего терзало другое — вдруг кто-нибудь когда-нибудь откроет, что она, точно ребенок, рыдала в утешающих объятиях Теодрин, поняв, что у нее ничего не вышло... — Я слыхала, ты Гарету Брину в голову сапогами запустила, когда он велел тебе сесть и как следует их начистить. Он-то до сих пор не понимает, почему их Мин чистит, да? А потом он перевернул тебя и...

От затрещины Суан — от души, наотмашь — у Найнив в ушах зазвенело. Какое-то мгновение она могла лишь глядеть на Суан, глаза ее становились все больше и больше. Потом, с бессловесным воплем, Найнив попыталась заехать Суан в глаз. Попыталась — потому что каким-то образом Суан запустила пятерню в ее волосы. Спустя миг обе оказались на земле, катаясь по улице, крича и яростно размахивая руками.

Хрипя, Найнив думала, что одерживает верх, хотя сама не понимала, когда оказывалась наверху, а когда внизу. Одной рукой Суан старалась с корнем выдрать противнице косу, а второй лупила Найнив по ребрам и вообще куда попало, но и Найнив обращалась с ней точно так же. Удары и дерганье за косу определенно становились слабее, и Найнив уже намеревалась отметелить Суан до бесчувствия, а потом вырвать ей все волосы. И тут Найнив вскрикнула — по голени ей крепко двинули ногой. Так Суан еще и лягается! Найнив попыталась пнуть ее коленом, но в юбках это оказалось не так-то просто. Но лягаться-то нечестно!

Вдруг до Найнив дошло, что Суан вздрагивает. Поначалу она решила, что та плачет, потом поняла, что Суан смеется. Оттолкнувшись руками от земли, Найнив привстала, смахнула с лица пряди волос — коса осталась почти целехонька — и сердито посмотрела сверху вниз на Суан.

— Над чем ты смеешься? Надо мной? Если ты!..

— Нет, не над тобой. Над нами. — По-прежнему сотрясаясь от смеха, Суан спихнула с себя Найнив. Волосы Суан были в диком беспорядке, пылью покрылось и платье, которое сейчас было на ней — из простой шерсти, поношенное и аккуратно заштопанное в нескольких местах. И она тоже была босиком. — Две взрослые женщины, а катаются в пыли, словно... Такого со мной не случалось с тех пор, как мне стукнуло... двенадцать, наверно. Я уж начала подумывать: не хватает, чтоб появилась толстуха Циан и ухватила меня за ухо, а потом принялась талдычить, что девочки не дерутся. Я слыхала, она однажды одним ударом уложила подвыпившего печатника, а за что — не знаю. — Нечто весьма смахивающее на хихиканье овладело ею, потом Суан успокоилась и встала, отряхивая с одежды пыль. — Если у нас имеются разногласия, то мы можем уладить их как взрослые женщины. — И осторожно добавила: — Тем не менее, возможно, здравой будет мысль не обсуждать Гарета Брина. — Она вздрогнула, когда ее поношенное платье превратилось в красное одеяние, вышитое черной и золотой нитями по подолу и длинному вырезу у горла.

Найнив так и сидела, глядя на Суан. Как бы поступила она сама, будучи Мудрой, застав двух женщин, барахтающихся этак в грязи? Так или иначе, мысль эта лишь еще пуще распалила ее гнев. Суан же, по-видимому, до сих пор не уяснила, что в Тел'аран'риоде вовсе незачем отряхиваться руками. Отдернув руки от косы, которую приводила в порядок, Найнив быстро вскочила на ноги; прежде чем она оказалась на ногах, коса ее в безукоризненном виде повисла через плечо, а добротное шерстяное двуреченское платье будто только что выстирали.

— Согласна, — промолвила она. Поймай Найнив за таким занятием двух женщин, они еще до того, как она притащила бы их на Круг Женщин, горько пожалели, что на свет родились. Чего она добивается, размахивая кулаками, как какой-то безмозглый мужчина? Сначала Керандин — о том эпизоде Найнив вспоминать не хотелось, но ведь было, — потом Лателле, а теперь еще и Суан. Или она намеренно все время злится, пытаясь так обойти свой блок? К несчастью, или, пожалуй, к счастью, эта мысль никак не подействовала на ее гнев. — Если у нас возникнут разногласия, мы можем их... обсудить.

— По-моему, это означает, что мы будем орать друг на друга, — сухо заметила Суан. — Ну, лучше так, чем по-другому.

— Нам незачем было бы орать, если б ты!.. — Глубоко вздохнув, Найнив резко отвела глаза в сторону — ни к чему затевать спор заново. Вздох замер в горле, и она стремительно повернулась опять к Суан: со стороны могло показаться, что Найнив мотнула головой. И она надеялась, что так оно и выглядит. Всего лишь на миг в окне дома напротив мелькнуло лицо. Внутри у Найнив все похолодело — вспух пузырь страха, ожог ярости оттого, что она испугалась. — Думаю, нам лучше сейчас вернуться, — тихо промолвила она.

— Вернуться! Ты сказала, та мерзостная бурда усыпит меня на добрых два часа, а мы тут пробыли с полчаса, не больше.

— Время здесь течет по-иному. — Неужели то была Могидин? Лицо пропало так быстро, словно кому-то приснилось на миг, будто он в Тел'аран'риоде. Если то была Могидин, они не должны — любой ценой не должны — позволить Отрекшейся понять, что ее заметили. А им надо убраться отсюда. Пузырь страха, ожог ярости. — Я же говорила тебе: день в Тел'аран'риоде может быть часом в мире яви или наоборот. Мы...

— Девочка, да я лучше воду из трюма корзиной вычерпывать стану! И не думай, будто можешь улизнуть, обсчитав меня. Ты будешь обучать меня всему, чему обучаешь остальных, как мы и договаривались. Мы уйдем, когда я проснусь.

Времени не было. Если то была Могидин. Теперь платье Суан стало зеленого шелка, вернулись палантин Амерлин и кольцо Великого Змея, но, как ни удивительно, вырез был почти такой же низкий, как и у тех платьев, что появлялись на ней раньше. На груди висело кольцо-тер'ангриал, каким-то образом став частью ожерелья из прямоугольных изумрудов.

Найнив действовала не раздумывая. Рука ее метнулась вперед, дернула за ожерелье с такой силой, что оно, оборвавшись, слетело с шеи Суан. Глаза Суан округлились, но, как только застежка лопнула, она исчезла и ожерелье с кольцом истаяли в руке Найнив. Мгновение она смотрела на свою опустевшую ладонь. Что случается с тем, кого вот так вышвыривают из Тел'аран'риода? Отправила ли она Суан в ее спящее тело? Или куда-то еще? Или в никуда?

Найнив охватила паника. Что же она столбом стоит? Быстро, как мысль, она бежала прочь, а Мир Снов словно переменился вокруг нее.

Она стояла на земляной улице в маленькой деревушке, вокруг виднелись деревянные домики, не выше одного этажа. На высоком шесте колыхался стяг с белым львом Андора, в широкую реку вдавался одинокий каменный причал, низко над водой взмахивала крыльями, двигаясь к югу, стая длинноклювых птиц. Все выглядело смутно знакомым, но Найнив не сразу сообразила, где очутилась. В Джурене. В Кайриэне. А эта река — Эринин. Здесь они с Эгвейн и Илэйн, продолжив плавание в Тир, взошли на борт «Змеешейки», названной столь же невпопад, как и «Речной змей». То время казалось чем-то далеким, вроде прочитанной давным-давно книжки.

Почему она переместилась в Джурене? Ответ был прост и явился, едва Найнив об этом подумала. Джурене была единственным местом, которое она более или менее знала, чтобы перепрыгнуть туда в Тел'аран'риоде, и о котором она с уверенностью могла сказать, что Могидин оно неизвестно. Здесь они с девушками пробыли всего час, и тогда Могидин даже не знала о существовании Найнив, и об этой деревне ни сама Найнив, ни Илэйн никогда не упоминали, ни в Тел'аран'риоде, ни наяву.

Но оставался и другой вопрос. В каком-то роде тот же самый. Почему Джурене? Почему Найнив не вышла из Сна и не проснулась в своей постели, если она не настолько устала от мытья посуды и мойки полов сверх всего прочего, что просто будет спать? Я по-прежнему могу уйти. Могидин видела ее в Салидаре, если то была Могидин. Значит, Могидин известно о Салидаре. Я могу рассказать Шириам. Как? Признаться, что она обучает Суан? Но Найнив не получила бы те тер'ангриалы в свои руки, если б не Шириам и другие. Как Суан ухитряется заполучить их, когда хочет, Найнив не знала. Нет, Найнив нисколько не страшило провести еще несколько часов по локоть в горячей воде. Она боялась Могидин. Гнев жег ее изнутри так яростно, что она пожалела, что у нее нет при себе немножко гусиной мяты из ее котомки с травами. Я так... проклятие, как я устала бояться.

Перед одним из домов была скамейка, смотрящая на реку и причал. Найнив села на скамейку и стала обдумывать ситуацию, в которую попала; вертела и так и сяк, со всех сторон. Что за нелепость. Истинный Источник казался своей бледной тенью. Найнив направила, заставив язычок пламени заплясать над ладонью. Она могла выглядеть основательной — для себя, по крайней мере, — но сквозь этот обрывок пламени видела реку. Она развязала плетение, и, едва исчез узелок, огонь потух, развеялся, как клочок тумана. Как противостоять Могидин, когда даже слабейшая послушница в Салидаре могла сейчас сравниться с Найнив или даже сильнее ее будет? Вот почему она бежала сюда, вместо того чтобы покинуть Тел'аран'риод. Испуганная и рассерженная на себя за этот страх, слишком сердитая, чтобы ясно думать, чтобы осознать собственную слабость.

Ей надо уйти из Мира Снов. Каковы бы ни были замыслы Суан, с ними покончено; ей стоит попытать счастья вместе с Найнив. При мысли о еще нескольких часах отскребывания полов Найнив невольно сжала в кулаке косу. Скорей всего, дни, и, может быть, Шириам еще и за розги возьмется. Они могут больше никогда не подпустить ее к этим тер'ангриалам, да и вообще к любому тер'ангриалу. А вместо Теодрин напустят на нее Фаолайн. Конец изучению Суан и Лиане и уж тем более Логайна; может быть, конец вообще всяким занятиям Исцелением.

В ярости Найнив опять направила Силу. Если язычок пламени на сей раз и был на волосок сильнее, она этого не заметила. Столько усилий, чтобы распалить свой гнев, — в надежде, что это поможет.

— Ничего не поделаешь. Придется сказать им, что я видела Могидин, — пробормотала Найнив, до боли дернув свою косу. — Свет, да они меня на съедение Фаолайн отдадут! Нет, лучше я умру!

— Но тебе, видно, нравится бегать у нее на посылках.

Этот насмешливый голос подбросил Найнив со скамьи — будто кто за плечи дернул. На улице, вся в черном, стояла Могидин. Глядя вокруг, она качала головой. Собрав все свои силы, Найнив сплела щит из Духа и швырнула его между женщиной и саидар. Точнее, попыталась — это было все равно что рубить дерево бумажным топориком. Могидин и в самом деле улыбнулась, прежде чем побеспокоилась рассечь плетение Найнив. Да и проделала это с такой небрежностью, словно смахнула с лица мошку-кусименя. Найнив глядела на Могидин, будто на занесенную секиру. После всего дело свелось к этому. Единая Сила бесполезна. Вся ярость, кипящая внутри, бесполезна. Все ее планы, все надежды тщетны. Могидин даже не позаботилась ударить в ответ, не потрудилась и направить Силу для создания собственного щита. Вот насколько она презирала Найнив.

— Я побоялась, что ты увидела меня. Кажется, я проявила беспечность, когда вы с Суан пытались убить друг дружку. Собственноручно. — Могидин уничижительно рассмеялась. Она что-то сплетала — лениво, потому что не было причины торопиться. Найнив не знала, что это такое, однако ей хотелось взвыть. Внутри бурлила ярость, но страх замутил разум, и она будто вросла ногами в землю. — Иногда мне казалось, что вы слишком невежественны и даже обучаться не способны, ты и бывшая Амерлин. Впрочем, все остальные тоже. Но я не допущу, чтобы ты выдала меня. — Плетение потянулось к Найнив. — Видно, пора наконец тебя к рукам прибрать.

— Не спеши, Могидин! — крикнула Бергитте.

У Найнив отвалилась челюсть. Это и в самом деле была Бергитте, собственной персоной, в короткой белой курточке и широких желтых шароварах, по плечу спускалась причудливая золотистая коса, на серебряном луке — серебряная стрела. Это невозможно. Бергитте больше не часть Тел'аран'риода, она — в Салидаре, сидит на страже, чтобы никто не начал задавать вопросов, обнаружив, что Найнив с Суан спят, хоть солнце высоко.

Могидин была так потрясена, что сплетенные ею потоки исчезли. Впрочем, потрясение ее длилось лишь миг. Сверкающая стрела сорвалась с лука Бергитте — и испарилась. Лук тоже испарился. Что-то схватило лучницу, рвануло ее руки вверх, оторвало от земли. Почти тотчас же ее рывком сложило вдвое, туго стянуло за спиной запястья и лодыжки в футе над землей.

— Напрасно я не подумала о тебе. Чуть не упустила из виду такую возможность. — Могидин повернулась к Найнив спиной, подходя ближе к Бергитте. — Ну и как тебе во плоти? Без Гайдала Кейна?

У Найнив мелькнула мысль направить Силу. Но что? Кинжал, который даже не поцарапает Могидин? Огонь, который не опалит ее юбки? Могидин знала, насколько беспомощна Найнив; она на нее даже не оглянулась. Если Найнив прекратит направлять поток Духа в пластинку со спящей янтарной женщиной, то проснется в Салидаре и сумеет всех предупредить. При взгляде на Бергитте лицо Найнив исказилось, она чуть не расплакалась. Золотоволосая женщина висела в воздухе, с вызовом глядя на Могидин. А та рассматривала ее — так опытный резчик изучает кусок дерева.

Есть только я, подумала Найнив. Допустим, у меня нет способности направлять. Только я, и все.

Сделать первый шаг было все равно что выдернуть ногу из липкой, по колено глубиной, грязи, да и второй шаг дался не легче. Шаг к Могидин.

— Только больно мне не делайте, — захныкала Найнив. — Пожалуйста, только ничего мне не делайте.

Холод охватил Найнив. Бергитте исчезла. На ее месте стоял ребенок лет, наверное, трех-четырех, в коротенькой белой куртке и мешковатых желтых шароварах. Девочка вертела в руках игрушечный серебряный лук. Перекинув за спину золотистую косу, малышка нацелила лук на Найнив и захихикала, потом сунула пальчик в рот, словно не уверенная, не сделала ли что-то неправильное. Найнив повалилась на колени. В юбках ползти было жутко неудобно, но она не думала, что сумеет устоять на ногах. Однако у Найнив как-то получалось ползти на коленях, умоляюще протягивая руку и всхлипывая.

— Пожалуйста, не делайте мне больно. Сжальтесь! Не делайте мне больно. — Раз за разом повторяя эти слова, Найнив тащилась к Отрекшейся — раздавленный жук, копошащийся в пыли.

Могидин молча наблюдала, потом наконец промолвила:

— Когда-то я считала, что ты сильнее и не докатишься до такого. Теперь же скажу, что мне и вправду нравится смотреть, как ты на коленях ползаешь. Довольно, девочка. Ближе не надо. Нет, я не думаю, конечно, что у тебя достанет смелости попытаться у меня волосы выдрать... — Казалось, это замечание позабавило Отрекшуюся.

Рука Найнив дрожала в спане от Могидин. Наверное, уже достаточно близко. Есть только она одна. И Тел'аран'риод. Найнив мысленно сформировала нужный образ, и вот он возник — серебристый браслет на запястье ее простертой руки, серебристая привязь, соединяющаяся с серебристым ошейником на горле Могидин. И не на ай'дам сосредоточены ее мысли, а на Могидин, носящей его; Могидин и ай'дам — часть Тел'аран'риода, вот что Найнив хотела удержать. Найнив предполагала, чего ей ждать; в Фалме она некоторое время носила браслет от ай'дам. Найнив странным образом чувствовала Могидин, как чувствовала собственное тело, собственные эмоции: два разных набора ощущений, все отчетливо и различно, но оба — в ее голове. Найнив надеялась на одно, поскольку на этом настаивала Илэйн. Эта вещь и в самом деле создает некую связь; Найнив чувствовала Источник через другую женщину.

Рука Могидин дернулась к ошейнику, потрясение округлило ее глаза. Ярость и ужас. Сначала больше ярости, чем ужаса. Найнив чувствовала их так, словно испытывала сама. Могидин должна бы знать, что такое ошейник с браслетом, однако она все равно попыталась направить Силу; в то же время Найнив ощущала легкое шевеление в себе, в ай'дам, это вторая женщина старалась сама использовать Тел'аран'риод. Пресечь поползновения Могидин оказалось проще простого: ведь ай'дам — устройство, связующее их, а главенство принадлежит Найнив. Когда знаешь это, ничего сложного нет. Найнив не желала направлять те потоки, поэтому они и не направлялись. Точно так же Могидин могла бы попытаться гору поднять голыми руками. Ужас одолел ярость.

Поднявшись на ноги, Найнив закрепила в уме нужный образ. Она не просто представила Могидин на привязи с ай'дам, она знала, что та в ошейнике, причем знала столь же твердо, как свое имя. Впрочем, ощущение шевеления, мурашек на коже не пропало.

— Прекрати, — резко сказала Найнив. Ай'дам не шелохнулся, однако он будто невидимо затрепетал. Она подумала о том, как черно-осиновая крапива легонько пробежалась по Могидин от плеч до колен. Могидин содрогнулась, судорожно вздохнула. — Прекрати, я сказала, не то хуже будет. — Шевеление пропало. Могидин опасливо косилась на Найнив, по-прежнему вцепившись в серебряный ошейник и всем своим видом выражая готовность в любой миг бежать.

Бергитте — ребенок, который прежде был Бергитте, — стояла, с любопытством глядя на них. Найнив создала перед своим мысленным взором ее образ как взрослой женщины, сосредоточилась. Маленькая девочка опять сунула пальчик в рот и принялась рассматривать игрушечный лук. Найнив раздраженно вздохнула. Трудно изменить то, что уже удерживает кто-то другой. И вдобавок ко всему Могидин заявляла, что способна производить необратимые перемены. Но раз она сумела сделать это, то сумеет и обратное.

— Верни ее в прежнее состояние.

— Если ты меня отпустишь, я...

Найнив вновь подумала о крапиве, на сей раз не о легком прикосновении. Могидин с присвистом втянула воздух сквозь стиснутые зубы, закачалась, точно простыня на сильном ветру.

— Ничего страшнее, — промолвила Бергитте, — со мной никогда не случалось. — Она вновь стала сама собой, в короткой куртке и широких шароварах, но ни лука, ни колчана не было. — Я была ребенком. Но в то же время то, кем была я, настоящая я, стало мечтой в глубине детского разума. И я знала о том. Понимала, что буду просто смотреть на происходящее и играть... — Перебросив свою золотистую косу за спину, она сурово взглянула на Могидин.

— Как ты тут очутилась? — спросила Найнив. — Спасибо тебе, конечно, но... как?

Бергитте окинула Могидин еще одним взглядом — будто камень кинула, распахнула куртку и выудила из-за горловины своей блузы перекрученное каменное кольцо на кожаном шнуре.

— Суан проснулась. Ненадолго и не до конца. Но хватило, чтобы она заворчала, что ты сдернула это с нее. А когда ты не проснулась сразу после нее, я поняла: должно быть, что-то не так. Поэтому я взяла кольцо и выпила остаток того питья, какое ты для Суан смешала.

— Да там почти ничего и не осталось! Один осадок.

— Ну, чтобы уснуть, мне хватило. Кстати, вкус просто жуткий. А после этого все было легко — проще, чем отыскать в Шиоте танцовщиц с перьями. В каком-то отношении я почти по-прежнему... — Бергитте умолкла, бросив взгляд на Могидин. В руке ее вновь появился серебряный лук, а у бедра колчан, полный серебряных стрел, но через миг оружие пропало. — Прошлое минуло, а будущее впереди, — твердо сказала Бергитте. — Я не особенно удивилась, сообразив, что вас в Тел'аран'риоде — двое. И обе отдают себе отчет, где находятся. Я поняла, что вторая должна быть Могидин, а когда появилась тут и увидела вас двоих... Похоже было, что она тебя уже захватила, но я надеялась: если отвлеку ее, ты, возможно, найдешь выход.

Найнив ощутила укол стыда. Она-то подумывала бросить Бергитте. Вот какой выход она чуть не придумала. Мысль эта возникла лишь на миг и тотчас же была отвергнута, но ведь она появилась. Какой же «храброй» она была! Наверняка у самой Бергитте не бывало и единого мига, когда страх имел малейший шанс ее одолеть.

— Я... — Слабый привкус разваренного кошачьего папоротника и измельченного листозная. — Я чуть было не убежала, — слабым голосом вымолвила Найнив. — Я так перепугалась, что у меня язык к небу присох. Я чуть не убежала и не бросила тебя.

— О-о? — Бергитте рассматривала ее, и Найнив внутренне вся сжалась. — Но ведь не убежала же? Я чуть было не спустила тетиву раньше, чем окликнула ее, но я всегда испытывала неловкость, стреляя в кого-то сзади. Даже в нее. Так или иначе, все получилось. Но что нам теперь с ней делать?

Могидин, по-видимому, переборола охвативший ее страх. Игнорируя серебряный ошейник на горле, Отрекшаяся глядела на Найнив и Бергитте с таким видом, будто пленницы они, а не она, и она размышляет, как с ними поступить. Не считая случайного движения рук, словно ей хотелось почесаться там, где кожа хранила воспоминание о крапиве, Могидин являла собой облаченную в черное безмятежность. Лишь благодаря ай'дам Найнив знала, что страх по-прежнему гнездится в женщине, почти невнятный и загнанный поглубже, отдающийся только приглушенным жужжанием. Найнив пожалела, что серебряная штуковина не позволяет ей знать, о чем Могидин думает, — только то, что та чувствует. А потом она обрадовалась, что не проникла в мысли, которые сверкали в этих холодных темных глазах.

— Прежде чем ты выдумаешь что-нибудь... радикальное, — промолвила Могидин, — не забывай: я знаю много такого, что будет для тебя полезно. Я наблюдала за другими Избранными, проникла в их замыслы. Разве это не стоит чего-то?

— Рассказывай, а я посмотрю, стоит ли это чего-то, — сказала Найнив.

Что же ей с этой женщиной делать?

— Ланфир, Грендаль, Равин и Саммаэль сговорились.

Найнив коротко дернула за поводок, Могидин покачнулась.

— Это мне известно. Расскажи что-нибудь новенькое. — Здесь Могидин пленница, но ай'дам существует лишь до тех пор, пока они пребывают в Тел'аран'риоде.

— А ты знаешь, что они подталкивают Ранда ал'Тора, вынуждая напасть на Саммаэля? Но когда он атакует, то обнаружит там всех четверых, подготовивших ему ловушку. По крайней мере, там будут Равин и Грендаль. Ланфир, по-моему, играет в другую игру, о которой тем ничего не ведомо.

Найнив встревоженно переглянулась с Бергитте. Об этом Ранд должен узнать. И узнает — сегодня ночью она и Илэйн должны встретиться с Эгвейн.

Если до того часа они еще сумеют удержать тер'ангриалы в своих руках.

— Вот так, — пробормотала Могидин, — если он проживет столько, чтобы успеть их отыскать.

Найнив взялась за серебряную привязь там, где та соединялась с ошейником, и притянула Отрекшуюся к себе, прямо к лицу. Темные глаза безучастно встретили ее взгляд, но через ай'дам она ощутила гнев. И страх, взвившийся было и вновь загнанный поглубже.

— Послушай-ка меня. Неужели я, по-твоему, не знаю, почему ты прикидываешься готовой обо всем рассказать? Ты думаешь, что, если сумеешь подольше поговорить, я дам маху, и ты удерешь. Ты надеешься, что чем дольше будешь мне зубы заговаривать, тем труднее мне будет убить тебя. — А вот это вполне могло быть правдой. Хладнокровно убить кого-то, даже Отрекшуюся, будет тяжело, наверно, даже еще труднее, чем Найнив может себе представить. Что же ей делать с этой женщиной? — Но заруби себе на носу вот что. Я не позволю тебе намеками ограничиваться. Попытаешься что-то от меня утаить, и я сделаю с тобой все, что ты когда-либо подумывала со мной сделать. — Ужас, ползущий по поводку, и точно леденящие вопли, раздающиеся глубоко-глубоко в душе Могидин. Может, она и не знает об ай'дам столько, сколько предполагает Найнив. Может, она считает, что Найнив, коли попытается, и мысли ее сумеет прочесть. — А теперь, если ты знаешь о какой-то угрозе Ранду, что-то помимо Саммаэля и прочих, говори. Немедля!

Слова посыпались с уст Могидин, язык то и дело, нервно мелькая, облизывал губы.

— Ал'Тор намерен напасть на Равина. Сегодня. Этим утром. Потому что он думает, будто Равин убил Моргейз. Не знаю, так оно или нет, но ал'Тор этому верит. Однако Равин никогда не доверял Ланфир. Он никому из них не доверяет. И с какой стати? Равин подозревает, что все окажется ловушкой, устроенной именно для него, поэтому расставил собственную западню. По всему Кэймлину он разместил стражей. Если какой мужчина направит хоть искорку Силы, Равин об этом непременно узнает. И ал'Тор шагнет прямиком в капкан. Он почти наверняка уже угодил в западню. По-моему, он собирался покинуть Кайриэн сразу после восхода солнца. Я тут ни при чем. Я никак в этой затее не участвовала. Я...

Найнив захотелось заткнуть ей рот; от выступивших на лице Могидин блестящих капелек пота Найнив затошнило, но если она станет прислушиваться к этому умоляющему голосу... Найнив начала направлять, не уверенная, хватит ли у нее сил удержать язык Могидин, потом улыбнулась. Она ведь связана с Могидин, и та у нее под контролем. Могидин выпучила глаза, когда сама же сплела потоки, заткнувшие ей рот, и сама затянула плетение. Найнив добавила ей еще и затычки в уши и повернулась к Бергитте:

— Что ты думаешь?

— У Илэйн сердце разобьется. Она любит мать.

— Я знаю! — Найнив глубоко вздохнула. — Я оплачу Моргейз вместе с ней, и каждая слезинка будет искренней, но сейчас меня тревожит Ранд. По-моему, она говорит правду. Я почти чувствую это. — Она подхватила серебряную привязь пониже браслета и потрясла ею. — Может, из-за этого, а может, просто воображение. Как ты считаешь?

— Это правда. Она никогда не проявляла особой храбрости, если только явно не брала верх или не думала, что побеждает. И ты вправду нагнала на нее страху перед Светом.

Найнив поморщилась. Каждое слово Бергитте порождало новый пузырь ярости в ее душе. Она никогда не была особенно храбра, если только не становилось очевидно, что она берет верх. Этими словами можно и ее саму описать. Она нагнала на Могидин страху перед Светом. Да, нагнала и, угрожая ей, тогда готова была на все. Надрать кому-нибудь уши при надобности — одно; угрожать же пыткой и мучить, даже Могидин, — разные вещи. И вот она пытается избежать того, что должна сделать. Никогда не выказывает особой храбрости, если только явно не берет верх. На сей раз пузырь гнева зародился по ее вине.

— Нам нужно отправиться в Кэймлин. По крайней мере, мне. С ней. Наверное, вряд ли Силой мне удастся хотя бы бумагу порвать, но с ай'дам я могу использовать ее силу.

— Из Тел'аран'риода ты ни на что в мире яви повлиять не сумеешь, — тихо промолвила Бергитте.

— Знаю! Знаю, но я должна что-то сделать!

Бергитте откинула голову назад и засмеялась.

— Ой, Найнив, я просто в замешательстве — связалась с такой отчаянной трусихой, как ты. — Вдруг глаза ее удивленно расширились. — Твоего снадобья осталось мало. По-моему, я просы... — И на полуслове лучница исчезла.

Глубоко вздохнув, Найнив распустила плетение вокруг Могидин. Или заставила это сделать ее; с ай'дам трудно было определить, что есть что.

Найнив хотелось, чтобы Бергитте по-прежнему оставалась рядом. Еще одна пара глаз. Кто-то осведомленный о Тел'аран'риоде куда лучше, чем Найнив. Кто-то смелый.

— Могидин, мы отправляемся в путешествие, и ты поможешь мне — изо всех сил. Если меня что-то застанет врасплох... Достаточно сказать, что все случившееся с носительницей браслета произойдет и с той, кто носит ошейник. Только ей аукнется десятикратно. — Судя по болезненной мине Могидин, было ясно, что она этому верит. И очень хорошо, поскольку это правда.

Еще один глубокий вдох, и Найнив начала формировать перед мысленным взором образ того места в Кэймлине, которое она сумела вспомнить более или менее хорошо. Королевский дворец, куда ее брала с собой Илэйн. Равин должен быть во дворце. Но — в мире яви, а не в Мире Снов. Тем не менее, она должна что-то предпринять. Тел'аран'риод вокруг Найнив изменился.