Глава 31
ДАЛЕКИЕ СНЕГА

Улицы Эйанрода шли прямо и пересекались под прямыми углами, кое-где они прорезали холмы, образовывая аккуратные террасы, выложенные камнем. Крытые шифером каменные дома выглядели угловатыми, словно бы целиком состояли из одних вертикальных линий. Эйанрод не пал перед Куладином; когда здесь пронеслись Шайдо, в городе уже не было жителей. Тем не менее очень многие дома превратились в пустые, разрушенные скорлупки с обугленными балками, в том числе и большая часть обширных трехэтажных зданий из мрамора, украшенных балкончиками, — они, по словам Морейн, принадлежали купцам. На улицах валялись обломки домашней утвари, обрывки одежды, черепки битой посуды, осколки оконного стекла, среди прочего мусора на глаза попадались то сапог, то игрушки, то разные инструменты.

Пожары свирепствовали в городке не раз, это Ранд мог определить и сам: по состоянию почерневших стропил и по тому, что в одних местах запах гари был сильнее, в других слабее. Но Лан, оглядев пожарища, мог расчертить карту прошедших здесь боев — город не раз переходил из рук в руки. Вероятнее всего, его захватывали и отбивали разные Дома, оспаривающие Солнечный Трон, хотя, судя по облику улиц, последними Эйанрод захватили разбойники. По Кайриэну бродило слишком много банд, не подчинявшихся никому и сохранявших верность лишь одному властелину — золоту.

К купеческому особняку Ранд и направлялся — на большей из двух городских площадей над безмолвствующим фонтаном с круглой пыльной чашей высились три просторных этажа серого мрамора, с тяжелыми балконами и широкими ступенями, обрамленными толстыми прямоугольными каменными перилами. Ранду не хотелось упускать нежданно выпавший шанс поспать на настоящей кровати, и он лишь надеялся, что Авиенда предпочтет остаться в палатке. Чья это будет палатка, его или Хранительниц Мудрости, Ранда мало волновало лишь бы не слышать ее дыхания в нескольких шагах от себя, тщетно стараясь уснуть. В последнее время Ранду начало мерещиться, что он слышит биение ее сердца — даже когда саидин не касается! Но на тот случай, если девушка не усидит в палатке, он предпринял кое-какие меры предосторожности.

Девы остановились у ступеней, обежали здание, окружив его часовыми. Ранд опасался, что они назовут дом Кровом Дев, пусть и на одну ночь, поэтому, выбрав его для себя из тех немногих строений, где имелась крыша и уцелела большая часть окон, он сказал Сулин, что объявляет этот особняк Кровом Братьев Винного Ручья. Тот, кто не пил из Винного Ручья, что в Эмондовом Луге, не имеет права войти. Сулин окинула Ранда взглядом, ясно дав понять, что разгадала его задумку, но ни одна из Дев не последовала за ним в широкие двери, будто целиком состоявшие из узких вертикальных панелей.

Внутри, в больших комнатах, было пусто, хотя в просторной прихожей, где высокий оштукатуренный потолок был отделан строгим узором в виде простых квадратов, гай'шайн расстелили для себя одеяла. Даже если б Ранд и захотел, удержать гай'шайн за порогом было выше его сил — точно так же, как он не мог избавиться от Морейн, если она еще не спит и, неровен час, заявится к нему. Сколь бы строго Ранд ни приказывал не тревожить себя, Айз Седай всегда изыскивала повод, чтобы Девы пропустили ее к нему, а оставляла его исключительно после недвусмысленного распоряжения уйти.

Ранд еще и дверь не закрыл, как, приветствуя его, встали гай'шайн гибкие мужчины и стройные женщины. Спать они не лягут, пока не уснет он, и даже потом будут по очереди бодрствовать, на случай, если Ранду ночью что-то понадобится. Он пытался приказывать им не делать так, но велеть гай'шайн не служить, как того требует обычай, все равно что пинать тюк с шерстью — как сильно ни пинай, нога утопает в податливом нутре, и больше ничего. Ранд махнул им рукой и стал подниматься по мраморным ступеням. Гай'шайн подобрали в брошенном городке кой-какую мебель, даже отыскали где-то кровать и пару пуховых перин, и Ранд предвкушал, как сейчас умоется, а потом...

Открыв дверь в спальню, Ранд остолбенел. Вовсе не в палатке решила ночевать Авиенда. Она стояла возле умывальника с разномастными облупленными тазиком и кувшином, сжимая в одной руке мочалку, а в другой брусок желтого мыла. Одежды на девушке не было. Авиенда казалась ошеломленной явно не меньше Ранда — она тоже замерла на месте.

— Я... — Девушка судорожно сглотнула, не отводя больших зеленых глаз от лица Ранда. — У меня не получилось устроить парильню в этом... городе, поэтому я собралась испробовать ваш способ... — Авиенда вся состояла из упругих мускулов, плавных изгибов и мягких выпуклостей; тело ее влажно блестело. Ранд не предполагал, что у нее такие длинные ноги. — Я думала, ты дольше пробудешь на мосту. Я... — Голос девушки чуть не сорвался на крик, глаза панически расширились. — Я не нарочно! Я не подстраивала, чтоб ты увидел меня! Мне нужно быть подальше от тебя. Как можно дальше! Я должна!

Неожиданно возле девушки возникла мерцающая вертикальная линия. Она расширилась и словно раскатилась в створ ворот. В открывшийся проем в комнату ударил порыв ледяного ветра, несущего с собой завесу плотного снегопада.

— Как можно дальше от тебя! — завопила Авиенда и одним прыжком сиганула в бушующую метель.

Ворота тотчас же начали сужаться, сворачиваться, но, не осознавая этого, Ранд направил Силу и заблокировал их — они успели уже уменьшиться вдвое. Он не понял, что именно сделал и как, но был уверен: это ворота для Перемещения, о котором ему рассказывал Асмодиан, но которому не мог научить. Раздумывать было некогда. Куда бы ни убежала Авиенда, отправилась она голой прямиком в снежный буран. Ранд затянул, скрепил сплетенные потоки, сорвал с кровати одеяла и швырнул их к одежде девушки на ее тюфячок, сгреб в охапку одеяла, одежду и ковры — сколько сумел — и нырнул в проем, отстав от Авиенды на считанные секунды.

В ночном воздухе кружились белые хлопья, стонал и выл ледяной ветер. Даже в коконе Пустоты Ранд ощутил, что дрожит всем телом. Мельком он различил во мраке какие-то разбросанные там и сям очертания и решил, что это деревья. Никаких запахов он не чуял, только холодный воздух. Впереди что-то двигалось, фигуру скрадывали темнота и буран — он бы и не заметил ее, но в Пустоте глаза его обретали большую зоркость. Авиенда, бегущая во всю мочь. Ранд, прижимая к груди толстый узел, затопал следом за ней, по колено проваливаясь в снег.

— Авиенда! Стой! — Он боялся, что крик его отнесет воющий ветер, но девушка услышала его оклик. И припустила еще пуще. Превозмогая себя, Ранд поднажал, оступаясь и увязая сапогами в снегу, который становился все глубже. Следы босых ног Авиенды быстро заметало снегом. Если он потеряет ее из виду в этаком...

— Стой, ты, дура! Убить себя хочешь? — Его голос точно подстегивал ее, и девушка неслась изо всех сил.

С мрачной решимостью Ранд зло подгонял и подгонял себя, он пошатывался и чуть не падал — ветер и снежные заряды сбивали с ног. Юноша спотыкался о сугробы, налетал сослепу на деревья. Нельзя отрывать взгляда от Авиенды. Надо лишь благодарить судьбу, что деревья в этом лесу — или что это такое? — редкие.

В Пустоте проносились мысли, идеи, предположения и тут же отбрасывались. Попытаться успокоить буран — а в результате, возможно, превратить воздух в лед. Оградиться от снегопада щитом Воздуха — а что делать с сугробами под ногами? Можно Огнем растопить для себя тропинку — и брести потом вместо снега по грязной жиже. Если только не...

Ранд направил, и снег перед ним растаял полосой в спан шириной. И эта полоса побежала вместе с ним. Заклубился пар, падающий снег теперь исчезал, не долетая фута до песчаной почвы. Жар земли Ранд ощущал и через подошвы сапог. Тело до самых лодыжек содрогалось от пронизывающего до костей мороза, а ступни вспотели, обжигаемые раскалившейся землей. Но теперь Ранд нагонял беглянку. Еще пяток минут и...

Вдруг расплывчатая фигура, за которой он бежал, исчезла, словно девушка провалилась в яму.

Не отрывая взора от того места, где видел ее в последний раз, Ранд изо всех сил рванул вперед. Внезапно он зашлепал по щиколотку в ледяном потоке, потом вода поднялась еще выше. Растаявший снег открывал взору все больше воды, а впереди медленно отступала кромка льда. Пар над черной водой не поднимался. Широкий ручей или река — слишком большой поток, чтобы та малость Силы, которую он направлял, хоть на волосок согрела быстротечный поток. Должно быть, Авиенда выбежала на лед и провалилась, но он не спасет девушку, если пойдет напролом. Преисполненный саидин, Ранд едва замечал холод, но зубы неудержимо стучали.

Вернувшись на берег и устремив взор туда, где, как ему казалось, ухнула под лед Авиенда, Ранд направил потоки Огня на все еще чистый от снега участок земли подальше от ручья, пока песок не расплавился, не потек, светясь белым. Даже в такой метели этот пятачок какое-то время останется горячим. Узел Ранд бросил в снег рядом — жизнь девушки зависит от одеял и ковров, их ни в коем случае нельзя потерять. Потом он отошел в сторону от тропы-проталины, на белый покров, и лег на живот. Ранд медленно выполз на заметенный снегом лед.

Ветер с визгом набросился на него, без труда кусая сквозь куртку. Руки онемели сразу, ноги тоже скоро окоченеют; дрожь прекратилась, лишь изредка тело сотрясалось в судороге. В бестрепетном спокойствии Пустоты Ранд понимал, что происходит: в Двуречье случались бураны, пожалуй, не менее жестокие, чем этот. Он замерзал. Если он вскоре не отыщет теплого уголка, то будет спокойно наблюдать из Пустоты за тем, как умирает. Но если умрет он, погибнет и Авиенда. Если уже не погибла.

Ранд скорее почувствовал, чем услышал потрескивание льда под своим весом. Вытянутые вперед руки окунулись в воду. Похоже, та самая полынья, но из-за кружащегося снега мало что было видно. Он принялся шарить в полынье, водя окоченевшими руками из стороны в сторону, расплескивая стылую воду. У кромки льда пальцы на что-то наткнулись, и он заставил их сжаться, чувствуя, как ломаются в кулаке смерзшиеся волосы.

Надо ее вытащить. Он пополз обратно, волоча девушку за собой. Она понемногу мертвым грузом выскальзывала из воды. Не волнуйся, если ее льдом оцарапает. Лучше пораниться, чем замерзнуть или утонуть. Надо ползти обратно. Не останавливайся, не смей. Если сдашься, она умрет. Шевелись же, чтоб тебе сгореть! Ползком. Переставлять ноги, отталкиваться одной рукой. Вторая намертво вцепилась в волосы Авиенды. Нет времени ухватиться получше а она все равно ничего не чувствует. Слишком долго тебе все доставалось с легкостью. Лорды падают на колени, гай'шайн за вином для тебя бегают, и Морейн делает то, что ты ей велишь. Обратно. Пора наконец и самому что-нибудь сделать, если еще на что-то способен. Шевелись же, ты, растреклятая безотцовщина, козел охромелый! Пошевеливайся!

Внезапно ступням стало больно, боль полезла вверх по ногам. Ранд не сразу оглянулся и скатился с пятачка расплавленного песка, над которым еще парило. Усики дыма от затлевших было штанов тут же унесло ветром.

Нашарив брошенный рядом узел, Ранд с головы до ног закутал Авиенду в ее одежду, в пледы, в тюфячок, в одеяла — во все, что успел сгрести тогда в охапку. Каждая тряпочка сбережет крупицу тепла, а значит, и жизни. Глаза девушки были закрыты, она не двигалась. Ранд немножко раздвинул одеяла и приложил ухо к ее груди. Сердце билось так редко, что он сомневался, в самом ли деле слышал удары. Мало было даже четырех одеял и полудюжины пледов, а направить в Авиенду тепло, как он поступил с землей, невозможно — даже уменьшив до предела поток, он скорей убьет девушку, а не согреет. Сквозь пелену метели Ранд ощущал плетение, которым заблокировал ворота, — в миле, а то и в двух отсюда. Если попытаться сквозь вьюгу донести к ним девушку, погибнет они оба. Им нужно укрытие, и нужно оно именно здесь.

Ранд направил потоки Воздуха, и снег начал двигаться по земле вопреки ветру, выстраиваясь в толстые прямоугольные стены трех шагов в длину, с проемом для двери в одной. Стены росли все выше, снег уминался, утрамбовывался, пока не заблестел точно лед. Выше человеческого роста пластами намело снежную крышу. Подхватив Авиенду на руки, Ранд, пошатываясь, шагнул в темень новообретенного убежища, свивая и завязывая сплетение, — в углах заплясали язычки пламени, заливая берлогу светом. Он зачерпнул еще чуток и направил, заделывая снегом дверной проем.

Едва ветер остался за стенами, сразу стало как будто теплее, но все равно этого недостаточно. Используя прием, показанный Асмодианом, Ранд сплел Воздух и Огонь, и воздух вокруг согрелся. Закрепить плетение он не решился если уснешь, воздух слишком нагреется и хижина растает. Кстати, и те язычки пламени тоже опасно оставлять без присмотра. Но Ранд совсем выбился из сил и продрог до костей, а потому не сумел бы надежно контролировать больше одного плетения.

Почву внутри он расчистил, еще возводя снежную хижину. На голой песчаной земле виднелись редкие бурые листья, которых он не узнал, да какие-то неряшливого вида низкие высохшие сорняки, которые тоже не были ему знакомы. Отпустив согревавшее воздух плетение, Ранд направил Силу, изгнав из земли стужу, и опять взялся за первое плетение. Хватило Ранда еще только на одно — он ухитрился нежно уложить Авиенду на землю, а не уронить ее.

Ранд запустил руку под одеяла, пощупал щеку девушки, плечо. Волосы оттаяли, и тоненькие струйки побежали по лицу. Сам он замерз, но Авиенда была вообще как ледышка. Ей необходима каждая частичка тепла, которую Ранд может для нее найти, а нагреть воздух в укрытии еще сильнее юноша не смел. Стены изнутри и так уже подтаяли и слегка блестели от потеков выступившей на них влаги. Каким бы окоченевшим он себя ни чувствовал, тепла в нем больше, чем в теле Авиенды.

Быстро раздевшись, Ранд забрался под одеяла к девушке, накинув сверху мокрую одежду — как-никак она поможет удержать тепло. Усиленная Пустотой и саидин способность к осязанию заставляла его еще сильнее чувствовать лежащее рядом девичье тело. Ее кожа гладкостью и нежностью превосходила шелк. По сравнению с ней и атлас был... Не думать! Ранд убрал влажные пряди с лица Авиенды. Надо бы высушить их, но вода больше не казалась такой холодной, да и все равно под рукой не было ничего, кроме одеял и одежды. Глаза Авиенды были закрыты, грудь медленно вздымалась в такт дыханию. Девушка лежала, уткнувшись лицом ему в грудь, голова ее покоилась на его руке. Ее можно было назвать спящей, если б на ощупь Авиенда не казалась самой зимой. Такая мирная, тихая, совсем не сердитая. Такая красивая. Прекрати об этом думать, пришла откуда-то издалека, из окружающего Ранда ничто команда, строгий приказ. Говори с ней.

Он попытался заговорить о первом, что ему пришло в голову, — об Илэйн, о смятении, в которое его повергли два ее письма, но вскоре из Пустоты вслед за мыслями о золотоволосой Илэйн приплыли и воспоминания о том, как они с ней целовались в укромных уголках Твердыни. Не думай о поцелуях, балбес! Ранд принялся рассуждать о Мин. О Мин он в подобном ключе никогда не думал. Ну, несколько снов не в счет. Мин надавала бы ему пощечин, попытайся он полезть к ней с поцелуями, а то бы еще на смех подняла и обозвала шерстеголовым олухом. Только оказалось, что всякий раз, как речь заходила о любой женщине, Ранд сразу же вспоминал, что сейчас он обнимает женщину, на которой нет ни нитки. Наполненный Силой, он чуял ее запах, каждый дюйм ее тела ощущал столь же явственно, будто гладил руками все эти соблазнительные изгибы прекрасного тела... Пустота затрепетала. О Свет, ты же только хочешь ее согреть! Что за свинские мысли? Гони их, прочь, нахал!

Стараясь отогнать незваные мысли, Ранд заговорил о своих надеждах на Кайриэн, о том, что хочет принести туда мир и покончить с голодом. Он хочет повести за собой государства без ненужного кровопролития. Но и этот разговор шел определенным путем, неизбежно подводя к Шайол Гул, где ему суждено встать против Темного и погибнуть — если верны Пророчества. Представлялось малодушием сказать, что он надеется каким-то образом выжить. Но может, сумеет? А айильцам трусость неведома — даже самый худший из них храбр как лев. «Разлом Мира убил слабых, а Трехкратная Земля убила трусов». Так говорил Бэил; Ранд как сейчас слышал его слова.

Ранд принялся вслух размышлять о том, где они могли оказаться, куда их нелегкая занесла из-за бессмысленного, безрассудного бегства Авиенды. Куда-то далеко-далеко, в необычные края, где в это время года валит снег. Это даже не безрассудный побег, хуже. Просто безумие какое-то. Однако Ранд понимал, что бежала девушка от него. Сбежала — от него! Как же Авиенда должна ненавидеть его, раз кинулась бежать как можно дальше, невесть куда, вместо того чтобы просто велеть ему уйти и дать ей спокойно искупаться!

— Надо было мне постучаться. — Куда? В дверь собственной спальни? — Я знаю, тебе в тягость находиться рядом со мной. Не хочешь, значит, и не надо. Чего бы ни требовали Хранительницы, что бы они ни говорили, ты вернешься к ним в палатки. И тебе больше не нужно будет приходить ко мне. А если даже ты придешь, я... Я тебя отошлю. — Почему он заколебался? Она же окатывала его то яростью, то холодом, то горечью, но спящая... — Что за сумасшедшая выходка! Ты же могла себя убить. — Он гладил девушку по волосам и, казалось, не мог остановиться. — Если ты еще когда-нибудь учудишь нечто подобное, хоть и менее глупое, я тебе шею сверну. Тебе ведь не понять, как мне будет не хватать по ночам твоего дыхания! — Не хватать? Да она его с ума свела! Похоже, он совсем спятил. Надо с этим кончать. — Ты уйдешь, вот и все. Пусть даже мне придется отослать тебя обратно в Руидин. Хранительницы Мудрости не станут мне перечить, если я буду говорить как Кар'а'карн. Больше тебе не придется от меня убегать.

Рука, которой Ранд никак не мог перестать гладить ее волосы, замерла — девушка зашевелилась. Он вдруг осознал, что она теплая. Очень теплая. Надо бы для приличия завернуться в одеяло и отодвинуться. Авиенда открыла глаза чистые, пронзительно-зеленые, серьезно смотрящие на Ранда. Она словно ничуть не удивилась и не отстранилась. Он разжал объятья, начал было откатываться в сторону, но она запустила руку ему в волосы и больно сгребла их в горсть — если б Ранд отодвинулся хоть на дюйм, она выдрала бы ему клок волос с корнем. Объясниться Ранду Авиенда не дала.

— Я обещала своей почти сестре присматривать за тобой. — Похоже, девушка говорила не только ему, но и себе — тихим, почти лишенным эмоций голосом. — Чтобы защитить свою честь, я бежала как могла. А ты последовал за мной даже сюда. Кольца не лгут, и я больше не могу убегать. — Голос девушки стал решительным и твердым. — И больше я бегать не буду.

Ранд, стараясь расцепить ее пальцы на своем виске, попытался спросить, что она мелет, но Авиенда второй рукой прихватила волосы Ранда на другом виске и притянула его губы к своим. На этом всякие разумные мысли повылетали из его головы; вдребезги разбилась Пустота, саидин ускользнула прочь. Ранд сомневался, что сумеет остановиться, даже если б и захотел, только у него и в мыслях такого не было, а Авиенда определенно этого не хотела. На самом деле последнее, что мелькнуло у него в голове, была мысль, что вряд ли он ее сумеет остановить. Потом довольно долго никаких связных мыслей у него и в помине не было.

Спустя достаточно много времени — часа два, а может, и три, Ранд не знал — он лежал, укрытый одеялами, на пледах, закинув руки за голову, и смотрел, как Авиенда разглядывает и ощупывает скользкие белые стены. Удивительно, но они очень хорошо удерживали тепло, не требовалось вновь обращаться к саидин — ни для того, чтобы не впустить холод, ни для того, чтобы согреть воздух. Встав с одеял, девушка всего-навсего расчесала и пригладила пальцами темно-рыжие волосы и теперь ничуть не стыдилась своей наготы. Конечно, немного поздновато смущаться и стыдиться этакой малости, как отсутствие одежды. Ранд изрядно поволновался, что поранит ее, вытаскивая из воды, но ссадин у Авиенды оказалось меньше, чем у него, и каким-то образом царапины нисколько не портили красоты девушки.

— Что это? — спросила она.

— Снег.

Как можно доходчивей Ранд объяснил, что такое снег, но Авиенда лишь покачала головой, отчасти изумленно, отчасти недоверчиво. Тому, кто вырос в Пустыне, падающая с неба замерзшая вода должна представляться столь же невероятным явлением, как и летящая. Согласно записям и изустным преданиям, единственный в Пустыне дождь прошел, когда его вызвал сам Ранд.

Ранд не сдержал вздоха сожаления, когда Авиенда стала через голову надевать сорочку.

— Как только вернемся. Хранительницам Мудрости надо будет поженить нас.

Он по-прежнему чувствовал плетение, благодаря которому ворота оставались открытыми.

Авиенда просунула голову в ворот сорочки и воззрилась на Ранда. Не враждебно, но и без одобрения. Хотя и решительно.

— Что заставило тебя подумать, будто мужчина имеет право просить меня об этом? Кроме того, ты принадлежишь Илэйн.

Через минуту он догадался захлопнуть рот.

— Авиенда, мы только что... Мы вдвоем... Свет, да теперь мы обязаны пожениться! Нет, я поступаю так не потому, что должен, — торопливо прибавил он. — Я хочу этого.

Вообще-то в последнем Ранд был не слишком уверен. Ему казалось, что он мог бы и ее полюбить, но ему также казалось, что он и Илэйн любит. И, неизвестно по какой причине, еще и Мин сюда приплелась. Да ты распутник не хуже Мэта! Но хоть раз Ранд наконец может поступить правильно.

Авиенда же фыркнула и пощупала свои чулки, проверяя, высохли ли они, потом уселась и начала их надевать.

— Эгвейн говорила мне о ваших двуреченских обычаях, и о тех, что со свадьбой связаны.

— Ты хочешь год ждать? — недоверчиво спросил Ранд.

— Год. Да, я именно об этом. — Раньше Ранд не отдавал себе отчета, что женщина, надевая чулок, так выставляет ногу на обозрение. Странно, что это зрелище оказалось столь волнующим и захватывающим после того, как он видел ее, нагую, мокрую от пота и... Ранд сосредоточился на том, что говорит Авиенда, и постарался внимательнее слушать ее. — Эгвейн говорила, что подумывала испросить у своей матери разрешение выйти за тебя замуж, но прежде чем она обмолвилась об этом, ее матушка сказала, что ей надо еще с годик подождать, пусть даже она уже заплетает косу. — Авиенда задумчиво нахмурилась, подтянула колено под самый подбородок. — Верно? Эгвейн говорила, девушке не позволяют заплетать косу, пока она по годам не может замуж идти. Понимаешь, о чем я толкую? У тебя вид, как у... рыбы. Морейн ее в реке поймала.

В Пустыне рыб не водилось, айильцы знали о них только из книг.

— Конечно, понимаю, — промолвил Ранд. На самом деле он ничего не понял, точно напрочь ослеп и оглох. Поерзав под одеялами, он постарался придать голосу как можно больше уверенности: — Вообще-то... Ну, обычаи — вещь запутанная, и я не совсем уверен, о каких из них ты говоришь.

Девушка подозрительно покосилась на него, но айильские обычаи были такими замысловатыми, что Авиенда поверила его словам. В Двуречье ты год «ходишь», потом, если придешься ко двору, обручаешься и наконец женишься. Вот и весь обычай.

Авиенда продолжала одеваться.

— Я вот о чем. Девушка в этот год спрашивает согласия у матери. И позволения у Мудрой. Не могу сказать, что понимаю это. — Белая блуза, которую Авиенда надевала через голову, на мгновение приглушила ее слова. — Если он ей нравится и она считается взрослой, чтоб идти замуж, зачем ей разрешение? Ну, теперь понятно? По моим обычаям, — голос Авиенды не оставлял сомнений, что для нее значимы лишь они, — мне выбирать, спрашивать тебя или нет. А я спрашивать не стану. Согласно же твоим обычаям, — застегивая пояс, Авиенда недоверчиво покачала головой, — я не получила согласия своей матери. А тебе, подозреваю, нужно разрешение твоего отца. Или, раз твой отец умер, отца-брата? Ну вот, разрешения нам никто не давал, значит, и пожениться мы не можем. — Авиенда сложила косынку и начала ее повязывать.

— Понятно, — слабым голосом отозвался Ранд.

Любой парень в Двуречье, сунувшийся к отцу за этаким дозволением, напросился бы на отменную взбучку и несколько дней ходил бы с красными ушами. Когда же он подумал о парнях, обливавшихся холодным потом в тревоге, вдруг кто-то — кто угодно! — ненароком прознает, что они делали с девушками, на которых хотят жениться... Что касается последнего, Ранд припомнил, как Найнив застигла Кимри Левин и Бэра Даутри на сеновале отца Бэра. Кимри уже лет пять с косой ходила, но когда с ней закончила разбираться Найнив, за дочку взялась сама миссис Левин. С бедняги Бэра Круг Женщин чуть заживо шкуру не спустил, и это еще цветочки по сравнению с тем, что за жизнь они устроили Кимри в тот месяц, который сочли самым коротким сроком, какой молодым приличествует дожидаться свадьбы. Втихомолку, чтобы не дошло до ушей Круга Женщин, рассказывали как шутку: первую неделю после свадьбы ни Бэр, ни Кимри сидеть не могли. Ранд подозревал, что Кимри запамятовала спросить согласия у матери.

— Но, в конце концов, Эгвейн не может знать обо всех обычаях мужчин, продолжил Ранд. — Женщины же не знают всего. Ну так вот, раз это начал я, то мы должны пожениться. И никаких согласий тогда не требуется.

— Ты это начал? — Фырканье Авиенды было выразительно и многозначительно. Таким фырканьем, хмыканьем и подобными звуками женщины, будь то айилки, андорки, да откуда угодно родом, обычно пользуются как стрекалом — уколоть, подтолкнуть, похлопать. — Все равно это не имеет значения, поскольку мы поступаем по айильским обычаям. Больше это не повторится, Ранд ал'Тор. — Его удивило — и обрадовало — сожаление, которое он услышал в ее голосе. — Ты принадлежишь почти сестре моей почти сестры. Теперь у меня к Илэйн тох. Но это не твоя забота. Ты собираешься тут вечно валяться? Я слышала, что мужчины потом становятся ленивы, но осталось не так долго ждать, когда кланы будут готовы к утреннему маршу. Ты должен быть там. — Внезапно она застыла, будто громом пораженная, и тяжело опустилась на колени. — Если мы сумеем вернуться... Я не помню точно, как проделала ту дыру, Ранд ал'Тор. Ты должен найти выход.

Ранд сказал, что заблокировал ее ворота и чувствует, что они по-прежнему открыты. У Авиенды будто гора с плеч свалилась, она даже улыбнулась ему. Однако, когда девушка уселась, скрестив ноги, и принялась расправлять юбки, Ранду стало ясно, что она не намерена поворачиваться к нему спиной, пока он будет одеваться.

— Ты — мне, я — тебе. Все честно, — подождав достаточно, пробормотал Ранд и вылез из-под одеял.

Он старался выглядеть таким же беспечным, какой была Авиенда, но получалось у него из рук вон плохо. Даже отвернувшись от девушки, Ранд ощущал на себе ее взгляд — будто она пальцем по его спине водила. И вообще, какое она имела право говорить ему, как он хорош сзади?! Он-то о ее красоте никаких замечаний себе не позволил! Так или иначе, а сказала она это только для того, чтобы он вспыхнул. Нарочно, чтоб смутить. Женщины ведь на мужчин так не глядят. И они не спрашивают, у матерей разрешения... У Ранда появилась мысль, что жизнь с Авиендой не стала легче и проще. Ни капельки.