Глава 1
Вы - обычный человек, нормальный индивидуум. Вы живете обычной жизнью в обычном мире. И вдруг за один день, за несколько часов одного дня, все вокруг вас рушится, расползается, как промокашка под дождем, и вы открываете, что шагнули прямо ОТСЮДА в бездонные черные глубины космоса, не имеющего ни начала, ни конца, ни одной знакомой истины-соломинки, за которую можно было бы зацепиться.
Именно это и случилось с Нейлом Бэннингом. Ему исполнился тридцать один год, он работал коммивояжером нью-йоркского издателя, был здоров, хорошо сложен и доволен своей работой. Он ел три раза в день, был недоволен налогами и временами подумывал о женитьбе. Но все это было до его поездки в Гринвилль.
Все получилось совершенно случайно. Деловая поездка по западному побережью, осознание того факта, что поезд всего в сотне миль от места, где прошло его детство, и внезапное сентиментальное решение. Три часа спустя ярким весенним днем Нейл Бэннинг вышел из вагона в маленьком городке штата Небраска.
Он взглянул на голубую равнину неба с пятнышками облаков на ней, перевел взгляд на широкую, сонную главную улицу и улыбнулся. Ничего не изменилось. Такие городки, как Гринвилль, неподвластны времени.
Возле вокзала стояло одинокое такси. Водитель, скуластый молодой человек, с неописуемой кепкой на затылке, положил багаж Бэннинга в машину и спросил:
– В отель "Эксельсиор", мистер? Это лучший.
– Отвезите туда багаж. Я пройдусь пешком, - ответил Бэннинг.
Молодой человек посмотрел на него.
– В любом случае платите пятьдесят центов. Прогулка у вас выйдет длинная.
Бэннинг заплатил водителю.
– И все-таки я пойду пешком.
– Деньги ваши, мистер, - пожал плечами водитель, и машина отъехала.
Бэннинг зашагал по улице, а свежий ветер прерии трепал полы его пальто.
Бакалейная лавка, дом лесозаготовительной компании, железоскобяные изделия старого Хортона, парикмахерская Дела Паркера. Тяжеловесный параллелепипед мэрии. На молочной закусочной появилась новая реклама - колоссальное изображение конусообразного стаканчика мороженного, а Хивэй-гараж стал больше, добавился участок, заполненный сельскохозяйственной техникой.
Бэннинг шел медленно, растягивая время. Встречные смотрели на него с открытым, дружелюбным любопытством жителей Среднего Запада, и он сам вглядывался в их лица, но ни одно не казалось знакомым. Да, десять лет отсутствия - это много. Однако должен же встретиться хоть один знакомый, должен же хоть кто-то поприветствовать его в родном городе! Десять лет - все-таки НЕ ТАК УЖ МНОГО.
Он повернул направо у здания старого банка и пошел вниз по Холлинз-стрит. Два больших, редко застроенных квартала. Дом-то, во всяком случае, должен стоять по-прежнему.
Дома не было.
Бэннинг остановился, огляделся по сторонам. Все верно. То же самое место и дома по обеим сторонам улицы точно такие, какими он запомнил их, но там, где должен был бы стоять дом его дяди, не было ничего, кроме заросшего сорняками пустыря.
"Сгорел, - подумал он. - Или перенесли на другое место."
Но сам с беспокойством чувствовал, что здесь что-то не так. Дом не так-то просто стереть с лица земли. Всегда что-нибудь остается - груда булыжника в том месте, где засыпан подвал, контуры фундамента, следы старых дорожек, деревья и цветочные клумбы.
Здесь же ничего похожего - лишь заросший сорняками пустырь. Казалось, здесь никогда и не бывало ничего другого. Бэннинг огорчился - дом, в котором ты вырос, становится частью тебя самого, это центр вселенной твоего детства. Слишком много воспоминаний связано с ним, чтобы можно было легко смириться с потерей. Но кроме огорчения он чувствовал и недоумение, смешанное со странным беспокойством.
"Грегги должны знать, - подумал он, направляясь к соседнему дому и поднимаясь по ступенькам крыльца. - Если только они все еще живут здесь."
На стук из-за угла, с заднего дворика, вышел незнакомый старик - розовощекий веселый маленький гном, держащий в руках садовую мотыгу. Он был не прочь поговорить, но, похоже, совершенно не понимал вопросов Бэннинга. Продолжая покачивать головой, он наконец сказал:
– Ты ошибся улицей, парень. Здесь поблизости никогда не жил никакой Джесс Бэннинг.
– Это было десять лет назад, - объяснил Бэннинг. - Наверное, до вашего приезда сюда…
Старик перестал улыбаться.
– Послушай, я - Мартин Уоллес. Я живу в этом доме сорок два года - спроси кого угодно. И я слыхом не слыхивал о каком-то Бэннинге. К тому же на этом пустыре НИКОГДА НЕ БЫЛО дома. Я-то уж знаю. Этот участок - мой.
Холодок неподдельного страха коснулся Бэннинга.
– Но я жил в доме, который там стоял! Я провел в нем все свои мальчишеские годы, он принадлежал моему дяде. Вас тогда здесь не было, а тут жили Грегги, у них была дочь с двумя соломенного цвета "поросячьими хвостиками" на голове, и мальчик, по имени Сэм. Я играл…
– Слушай, - прервал старик. Вся его дружелюбность исчезла, теперь он выглядел наполовину рассерженным, наполовину встревоженным. - Если это шутка, то она не смешная. А если ты не шутишь, значит ты или пьяный, или сумасшедший. Убирайся!
Бэннинг глядел на старика и не двигался.
– Как же так, сказал он, - вот и яблоня, на краю вашего участка - я упал с нее, когда мне было восемь лет, и сломал запястье, такие вещи не забываются.
Старик выронил мотыгу и попятился в дом.
– Если ты не уберешься отсюда через две секунды, я вызову полицию. - С этими словами он захлопнул дверь и запер ее изнутри.
Бэннинг свирепо смотрел на дверь, злясь на себя из-за того, что холодные иглы страха стали острее и вонзались в него все глубже.
– Этот старый маразматик просто свихнулся, - пробормотал он, и снова посмотрел на пустырь, а потом на большой кирпичный дом напротив и направился к нему. Он помнил, что дом был очень хорошим, под стать людям, жившим в нем. Там жили Льюисы, и у них тоже была дочь, с которой он ходил на танцы, ездил на пикники, работал на сенокосе. Если они по-прежнему живут здесь, то должны знать, что же случилось.
– Льюисы? - переспросила крупная краснолицая женщина, отворившая дверь на звонок. - Нет, Льюисы здесь не живут.
– Десять лет назад! - с отчаянием произнес Бэннинг. - Здесь тогда жили они, а там, где теперь пустырь - Бэннинги.
Женщина удивленно посмотрела на него.
– Я сама живу тут шестнадцать лет, а до того жила в том сером доме - вон, третий отсюда. Я в нем родилась. И здесь никогда не жили ни Льюисы, ни Бэннинги. А на пустыре НИКОГДА НЕ БЫЛО дома.
Она больше ничего не сказала. Молчал и Бэннинг. Тогда она пожала плечами и закрыла дверь. Бэннинг еще некоторое время смотрел на закрытую дверь, готовый грохнуть в нее кулаками, разнести в щепки, схватить краснолицую женщину и потребовать объяснений, что это значит - ложь, безумие или еще что-то. Потом он подумал, что нелепо выходить из себя.
Должно же быть объяснение, должна же быть причина всему этому! Может, дело в дядином участке, может, они боятся, что я имею на него какие-то права.
Возможно, поэтому мне и лгали, пытаясь убедить в том, что я ошибся.
Но есть место, где он сможет все точно выяснить. Там не соврут.
Бэннинг быстро пошел обратно - к главной улице, и по ней - к мэрии.
Там он объяснил девушке-служащей, чего хочет, и стал ждать, пока она просмотрит записи. Девушка не слишком торопилась и Бэннинг нервно закурил.
Его лоб был в испарине, а руки слегка дрожали.
Девушка вернулась с узкой полоской бумаги. Казалось, она раздражена.
– Дома рядом с номером триста тридцать четвертым по Холлинз-Стрит никогда не было, сказала она. - Вот выписка о владении…
Бэннинг выхватил из ее рук бумажную полоску. Там говорилось, что в 1912 году Мартин У. Уоллес приобрел дом и участок N 346 по Холлинз-стрит вместе с прилегающим пустырем у Уолтера Бергстрандера, сделка тогда же и была юридически оформлена. Пустырь так никогда и не застраивался.
Бэннинг перестал потеть. Теперь его бил озноб.
– Послушайте, - обратился он к девушке, - посмотрите, пожалуйста, эти имена в архиве. - Он нацарапал на бумажке имена. - В списке умерших. Джесс Бэннинг и Илэй Робертс Бэннинг. - Рядом с каждым именем он указал год рождения и год смерти.
Девушка взяла листок и, резко повернувшись, вышла. Она долго отсутствовала, а когда вернулась, то уже не казалась раздраженной. Она казалась очень рассерженной.
– Вы что, смеетесь? - спросила она. - Только время отнимаете! Ни об одном из этих людей нет сведений.
Девушка швырнула листок перед Бэннингом и отвернулась.
Дверца в барьере была тут же. Бэннинг толкнул ее и прошел внутрь.
– Посмотрите снова, - сказал он. - Пожалуйста… Они должны быть там.
– Вам сюда нельзя, - пятясь от него, сказала девушка. - Что вы делаете? Я же вам сказала, что там нет…
Бэннинг схватил ее за руку.
– Тогда покажите мне книги. Я буду искать сам.
Девушка с криком вырвалась. Бэннинг не пытался удержать ее, и она выбежала в холл, вопя:
– Мистер Харкнесс! Мистер Харкнесс!
Бэннинг, стоявший в архиве, беспомощно глядел на высокие стеллажи, забитые тяжелыми книгами. Не понимая значения маркировки на них, он решил свалить все книги с полок и искать в них доказательства, которые должны быть там, доказательства, что он не безумец и не лжец. Но с чего начать?
Начать он не успел. Послышались тяжелые шаги, на его плечо легла рука. Рука принадлежала невозмутимому крупному мужчине, сжимавшему в зубах сигару. Вынув сигару изо рта, мужчина сказал:
– Эй, парень, ты что здесь вытворяешь?
Бэннинг сердито начал:
– Слушайте, кто бы вы не были…
– Харкнесс, - прервал его невозмутимый мужчина. - Меня зовут Рой Харкнесс и я шериф округа. Вам лучше пройти со мной.
Несколько часов спустя Бэннинг сидел в офисе шерифа и заканчивал рассказывать свою историю третий раз.
– Это заговор, - устало сказал он. - Не понимаю, почему, но вы все в нем участвуете.
Ни шериф, ни его помощник, ни репортер-фотограф из городской газеты не засмеялись открыто, но Бэннинг увидел, усмешки, которые они не слишком скрывали.
– Вы обвиняете, - сказал шериф, - всех жителей Гринвилля в том, что они собрались и умышленно фальсифицировали записи в архиве. Это серьезное обвинение. И какая же у нас была для этого причина?
Бэннинг вдруг почувствовал тошноту. Он знал, что находится в здравом рассудке, но тем не менее мир внезапно показался ему бессмысленным кошмаром.
– Не представляю причины. Почему? Почему вы все хотите лишить меня прошлого? - Он потряс головой. - Не знаю. Но я знаю, что этот старый мистер Уоллес лгал. Может быть, за всем стоит именно он.
– Тут есть одна заковыка, - произнес шериф. - Дело в том, что я знаю старика всю свою жизнь. И я могу совершенно определенно сказать, что он владеет этим пустырем вот уже сорок два года, и что там никогда ни было сооружения крупнее куриной клетки.
– Выходит, вру я? Но зачем мне это?
Шериф пожал плечами.
– Может, вы разработали какой-то план для вымогательства. Может, вам зачем-то нужна известность. А может быть, вы просто тронутый.
Кипевший от ярости Бэннинг вскочил на ноги.
– Значит так - подтасовать все факты и объявить меня сумасшедшим! Ну что, посмотрим! - и он кинулся к двери.
Шериф подал знак, и фотограф получил прекрасную возможность запечатлеть, как помощник шерифа схватил Бэннинга и сноровисто затащил его сначала в тюремную пристройку, примыкавшую к офису, а потом в камеру.
– Псих, - сказал репортер, глядя на Бэннинга через прутья решетки. - Ты и сам-то не смог придумать ничего правдоподобного, верно?
В каком-то оцепенении Бэннинг смотрел на людей по ту сторону решетки, не в состоянии поверить в случившееся.
– Обман, - хрипло сказал он.
– Никакого обмана, сынок, - отозвался шериф. - Вы явились сюда и наделали шума, вы обвинили многих людей в заговоре против вас - хорошо, тогда вам придется остаться здесь, пока мы не проверим, кто вы такой. - Он повернулся к помощнику. - Телеграфируйте этому нью-йоркскому издателю, у которого, по его словам, он работает. Дайте общее описание - рост шесть футов, волосы черные, ну, и так далее, как всегда в таких случаях.
Он вышел, а за ним и остальные. Бэннинг остался один, в камере.
Он сел и сжал голову руками. Яркий солнечный свет лился сквозь зарешеченное окно, но Бэннингу все вокруг казалось мрачнее, чем в самую темную полночь.
Если бы только у него не появилась мысль посетить родной город…
Но она появилась. И вот перед ним стоит вопрос: "Кто же лжет, кто же сошел с ума?". И он не может ответить.
Когда стемнело, ему принесли ужин. Бэннинг спросил, нет ли возможности освободиться под залог, но не получил определенного ответа.
Шериф не приходил. Бэннинг спросил об адвокате, и ему ответили, чтобы он не беспокоился. Он снова сел и продолжал ждать. И беспокоиться.
Не имея других занятий, он перебирал в памяти годы своей жизни, начиная с самых первых воспоминаний. Они никуда не делись. Конечно, были и провалы, и смутные, неопределенные воспоминания - но они есть у каждого.
Кто запомнит все будничные дни своей жизни, в которые ничего не случалось!
Его зовут Нейл Бэннинг, и он провел большую часть жизни в Гринвилле, в доме, о котором теперь говорят, что он никогда не существовал.
Утром появился Харкнесс.
– Я получил ответ из Нью-Йорка, - сказал он, - здесь с вами все ясно.
Он внимательно рассматривал Бэннинга через решетку.
– Знаете, вы выглядите вполне приличным молодым человеком. Почему бы вам не рассказать, что все-таки это значит?
– Если бы я сам знал… - хмуро отозвался Бэннинг.
Харкнесс вздохнул. - Правда Пита, вы не можете придумать ничего правдоподобного. Боюсь, что нам придется задержать вас до психиатрической экспертизы.
– ДО ЧЕГО?
– Послушайте, я перерыл весь город и весь городской архив. Здесь никогда не жили никакие Бэннинги. Не было и Греггов. А единственные Льюисы, которых я смог найти, живут на ферме в двадцати милях от города и никогда не слыхали о вас. - Шериф развел руками. - Что же я должен думать?
Бэннинг повернулся к нему спиной.
– Вы лжете, - сказал он. - Убирайтесь.
– О'кей, - Харкнесс сунул что-то сквозь прутья. - В любом случае это должно заинтересовать вас. - И он вышел в коридор.
Прошло некоторое время, прежде чем Бэннинг решился поднять брошенное Харкнессом. Это была местная газета за вчерашний день, вечерний выпуск.
Там видное место занимал веселенький рассказ о чокнутом нью-йоркце, обвиняющем маленький небрасский городок в краже его прошлого. История была так забавна, что Бэннинг начал думать, что скоро ему действительно понадобится психиатр, а может быть, и смирительная рубашка.
Перед самым заходом солнца к камере подошел шериф и сказал:
– К вам посетитель.
Бэннинг вскочил на ноги. Кто-то его вспомнил, и докажет, что все, им рассказанное - правда!
Но человека, вошедшего в коридор, он не знал.
Это был смуглый мужчина средних лет. Одежда плохо сидела на нем и казалось, что он чувствует себя в ней неловко. Мужчина шагнул через порог коридора, двигаясь удивительно легко для владельца такого большого тела.
Его очень темные глаза напряженно всматривались в Бэннинга.
Хмурое, почти прямоугольное лицо мужчины не меняло своего выражения, но тем не менее что-то неуловимое менялось во всей его массивной фигуре по мере того, как он изучал Бэннинга. У него был вид угрюмого человека, ожидавшего чего-то долгие годы, а теперь, наконец, увидевшего то, что он так долго ждал.
– Валькар, - тихо сказал он, скорее не Бэннингу, а себе. Его голос звучал резко, словно медная труба. - Кайл Валькар. Минуло много времени, но я нашел тебя.
Бэннинг удивленно смотрел на незнакомца.
– Как вы назвали меня? И кто вы? Я никогда раньше не встречал ВАС.
– Не встречал меня? Но ты меня знаешь. Я - Рольф. А ты - Валькар. И горькие годы миновали.
Совершенно неожиданно он протянул руку через решетку и, взяв правую ладонь Бэннинга, положил ее на свой склоненный лоб жестом глубокого почтения.