ГЛАВА 29
Вот дедушка идет. У него нет ног.
Егор Летов
Вывалившись из кабины грузовика в сырую, пахнущую бензином траву на обочине, Сергей попытался перевернуться, но оперся на поврежденную руку и вскрикнул.
— Плохо дело, капитан, — сказали над головой. — Что там у вас?
Это был Костюм. Он присел на корточки рядом с Сергеем и ощупал руку прямо сквозь одежду.
— Вывих, — сказал он. — Чепуха, сейчас исправим. Только не ори, хорошо?
С этими словами он ловко и резко дернул руку. Боль ударила куда-то в голову, но через мгновение стало необыкновенно легко. Рука почти не болела.
— Спасибо, — кивнул Сергей.
— Не за что.
— Вас и этому учат?
— Нас много чему учат… Ну что, капитан, прекратим военные действия? — Ствол маленького автомата смотрел прямо на Сергея.
— Зачем?
— А затем, что ты и так глубоко залез, Слесарев.
Сергей огляделся. Мусоровоз стоял на полянке, в тишине, нарушаемой лишь попискиванием птиц и щелчками остывающего двигателя. Хорошо наезженная такая полянка, наверное, лесовозы тут стояли, вон соляркой как воняет…
На подножке сидел унылый Хейти с мешком в руке. Что у него в мешке? Давешняя кастрюля? Что ж, хороший подарок господам контрразведчикам… если только Костюм — контрразведчик. А ведь он неправильный контрразведчик, не настоящий… «А царь-то не настоящий!», — вспомнилось из «Ивана Васильевича»…
— Ладно, поговорим. Так и будем по званиям?
— А чего? Я майор.
— Штурмбаннфюрер, стало быть? — улыбнулся Сергей.
— Пошути мне, пошути, — кивнул Костюм. Беззлобно так кивнул, почти по-приятельски.
— Самое обидное, герр штурмбаннфюрер, — продолжал Сергей, переходя из положения «лежа» в положение «сидя», — что мне уже рассказывал много интересных историй ваш коллега — любитель кактусов. Правда, что-то мне подсказывает, что не такой уж он вам коллега, но тем не менее. Каких историй ждать от вас?
— А никаких, — серьезно ответил Костюм. — Живым хочешь быть? Хочешь. И он вон тоже хочет. — Костюм мотнул головой в сторону молчаливого Хейти. — Хочет, но молчит.
— Про жизнь мне он тоже вкручивал, — сказал Сергей, переходя из положения «сидя на заднице» в положение «сидя на корточках». Он прикинул, что вполне может достать Костюма, если тот не просчитает его намерения.
— И правильно вкручивал, потому что это главный козырь.
— Главный? А такие понятия, как честь и совесть, тебе знакомы, герр штурмбаннфюрер?
Костюм очумело посмотрел на Сергея, потом покачал головой и расхохотался. Смеялся он долго, утирая глаза тыльной стороной левой руки; автомат, правда, не опускал. Переведя дух, сообщил:
— А ведь я даже поверил сначала. Думал, ты это серьезно… Ну, капитан, даешь! Ты, часом, комсоргом в школе милиции не был? «Ум, честь и совесть нашей эпохи». Умеешь фасон давить. Ладно, давай серьезно.
— А я и говорю серьезно. Я, кстати, партбилет не сжигал, как некоторые. Если хорошую идею просрали, это еще ничего не значит.
— Ну, тогда считай, что разговора не вышло. Ты мне не так уж и нужен в живом виде, капитан, нужно бы тебе это было понять… Прощай, капитан.
Сергей вскинулся, как пружина, оттолкнувшись ногами, коротко рыкнула очередь, совсем маленькая очередюшка, а потом Костюм бросился на него. Вернее, Костюма бросило на него, потому что Хейти выстрелил ему в затылок.
Майор лежал ничком в траве. Автомат валялся поодаль, и Сергей бережно поднял его. Малопонятный автомат, не наш, что ли? Одна малина, главное, стреляет. Осмотрел карманы майора, нашел запасной магазин, удостоверение, бумажник. В бумажнике — несколько сотенных, полтинник, мятые червонцы и мелочь. Неплохо.
Хейти отстранение смотрел, как Сергей мародерствует. В руке его подрагивал «глок».
— Спасибо, — сказал Сергей, поднимаясь. — Спас.
— Я его убил? — спросил Хейти.
— Ага. Диагноз: труп. Он тебя что, вербовал?
— Да.
— Получилось?
— Почти.
— За чем же дело стало?
— Не знаю, — признался Хейти. — Слишком у него гладко все выходило. К тому же он работал не на ваших.
— А на кого?
— На Штаты, — сказал Хейти. Сергей развел руками:
— Ну, надо же кому-то и на Штаты работать… Хотя не верю я, что вот так он запросто работал на эти самые Штаты. Может, и не только на них, а то и совсем не на них… Во, блин. История… Ну, что делать-то будем?
— Сдаваться? — спросил Хейти.
— Тю на тебя. Кому? Им? Ладно, пошли со мной, там разберемся.
Сергей решил временно спрятаться там, куда он вначале послал Хейти, — в старом укрытии. Огромное бомбоубежище, которое так и не успели достроить с приходом Горбачева, записавшего всех условных противников в товарищи по оружию, облюбовали бомжи и жили там постоянно. Милиция их не трогала, кроме редких случаев, когда ради очередного месячника или праздника требовалось провести показательные выступления и отловить десяток-другой лиц без определенного места жительства.
Огородами и дворами они пробрались к парку, не вызывая особых подозрений: два грязных мужика тащат куда-то мешок, то ли бомжи, то ли рыбаки. В одном месте, правда, на них наорала через забор сухая взлохмаченная старуха, почему-то решившая, что они собрались воровать белье
Наконец впереди показалось укрытие, чернеющее среди низеньких кустов шиповника выбитой дверью.
По бетонным ступеням они спустились в сырую, пахнущую дымом и грибами темноту. Впереди, сразу за поворотом, горел костер, возле которого сидели двое.
Эта парочка была Сергею хорошо знакома: флегматичный длинный Сашок и толстяк Слоненков, известные местные бомжи старой формации Сейчас они что-то жарили на палочках и явно наслаждались жизнью.
— Привет, мужики! — сказал Сашок, не оборачиваясь. — Садитесь. Некисло позабавимся!
Слоненков в подтверждение показал бутылку чего-то технического, что явно можно было пить.
— Привет, — сказал Сергей, подсаживаясь. Сашок тут же узнал его и подскочил:
— Здравствуйте, товарищ капитан!
Слоненков, не отличавшийся почтительностью к чинам, что-то невнятно пробормотал. Хейти осторожно опустился рядом.
— По службе, товарищ капитан? — подобострастно спросил Сашок. — Или как?
— Выгнали из милиции, вот теперь жить тут буду, — сказал Сергей.
Сашок икнул, потом понял, что капитан шутит, и заржал.
— Доставай жратву, — велел Сергей эстонцу. Увидев пищу, бомжи еще больше оживились, Слоненков опять достал свою бутылку.
— Что там у тебя за отрава? — спросил Сергей.
— Жидкость для чистки полированных поверхностей, — ответил Сашок. — Редкая вещь! Только в «Хоэтоварах» на Покрышкина продается, и то мало осталось.
— Не сдохнем?
— Да ну! — обиделся Сашок. — Второй месяц употребляем, и все в шоколаде.
— Тогда наливай.
Сашок извлек откуда-то пластиковые стаканчики, а Слоненков принялся накрывать на стол, что-то бормоча себе под нос. Он был известен своим непроходимым пессимизмом, а также особым мнением на любой счет. В отделении иногда на досуге собирались специально, чтобы послушать в очередной раз отловленного Слоненкова. Затевался разговор так: один из присутствующих рассказывал странную историю, на что Слоненков тут же отвечал еще более крутой, случившейся с его теткой. Теток, судя по всему, у него было немерено, штук сорок, и жизнь каждой была наполнена приключениями. Особенной популярностью пользовалась история про бабушку Слоненкова, которая, собирая грибы, нашла в лесу двести долларов.
Еще одним увлечением Слоненкова было посещение дискотек. Его часто можно было увидеть у молодежных клубов, притопывающего ножками в такт доносящейся оттуда электронной музыке, за что Слоненков получил у тусующейся молодежи прозвище Ди-Джей Бромн. Что такое Бромн, не знал даже сам Слоненков, но подозревал, что аббревиатура.
— А я его знаю, — сказал Сашок, указывая на Хейти. — Его на днях наши отпи… Извините, побить хотели. А оказалось, ничего мужик!
Он разлил в стаканчики мутно-желтую жидкость, пахнущую клеем для резины. Хейти вздохнул, но стаканчик взял. Сергей принюхался.
— Точно не сдохнем?
— Нуяже сказал, — заверил Сашок. Оничокнулись и выпили.
Жидкость для чистки полированных поверхностей провалилась в желудок омерзительным комком, опалив стенки пищевода. Сергей выдохнул, судорожно схватил огурец и принялся жевать. Хейти, напротив, выпил свою порцию стоически, без гримас.
Что бы там ни было, но после стаканчика Сергею сразу стало легче. Сырой и грязный подвал показался чуть уютнее, а давно не мытые физиономии Слоненкова и Сашка, казалось, излучали добродушие. Впрочем, так оно и было.
Подцепив кусок колбасы, он устроился поудобнее и прикинул, что же ему дальше делать. Точнее, не ему, а им. Конечно, Хейти можно бросить здесь, под присмотром Сашка со Слоненковым, но это опасно. И брать с собой опасно… Ладно, жизнь подскажет.
— Сашок, — сказал он, — вот тебе деньги, пойди в секонд-хэнд — знаешь, в кинотеатре «Победа», купи что-нибудь на наш размер по погоде, а то мы пообносились слегка. Хотя… С ним все в порядке, только на меня купи. Да сдачу не пропей и особенно не шикуй!
— А открылись уже?
— Открылись, открылись. Вали давай.
— Есть, товарищ капитан! А на дорожку?
— Лучше потом. Быстрее вернешься.
Сашок взял деньги и затопал вверх по лестнице.
— У меня тетка в секонде купила пальто, а в кармане сто долларов, — мрачно сказал Слоненков, помешивая угли.
— В самом деле? — вяло спросил Сергей.
— Ну. Что я, врать буду?
Костер потрескивал, распространяя запах креозота. Хейти молчал, Слоненков что-то бормотал себе под нос о своих удачливых тетках, а Сергей думал и сопоставлял. Хотя и думы, и сопоставления приводили к одному: деваться некуда. К экс-супруге? Незачем ее под удар подставлять… Из друзей вряд ли кто-то пойдет навстречу… Разве вот Екатеринбургский? Эксцентричный краевед наконец-то сможет побороться с всесильными органами, как оно и полагается почтенному диссиденту со стажем. Где он живет? На Молодой Гвардии, дом 102, подъезд Сергей помнил, квартиру можно и у старух узнать, благо краевед личность популярная. И архивами он, помнится, грозился…
— Что тебе говорил фээсбэшник? — спросил Сергей у эстонца. Тот пожал плечами:
— Да не из ФСБ он. Точнее, из ФСБ, но работает на… э-э… — Хейти посмотрел на Слоненкова.
— При нем можно, — успокоил Сергей. — Надежный человек.
— На какую-то закрытую контору в Штатах. И у них есть свой интерес в городе. Он сказал, что операция пошла наперекосяк… По плану я должен был контактировать с ним.
— Какая операция?
— Вот и я так спросил. Он сказал, что объект охраняется не службой безопасности и что он может в случае ЧП привести в действие такие механизмы, о существовании которых я не догадываюсь… Короче, он — необходимое мне звено. Без него я не выполню задание и не смогу безболезненно покинуть страну. Он мне должен был помочь.
— Ай да штурмбаннфюрер! А ты его из пестика — хлоп!
— Вневедомственная структура, сказал он…
— Вневедомственная, стало быть? Мать их… — Сергей помассировал ноющую руку. Все-таки нужно быть благодарным покойному чекисту-цэрэушнику — руку исправил. Правда, потом сам же и пристрелить собирался, так что благодарности временно отставить…
— Я ничего не понимаю… Ничего… — устало сказал эстонец.
— А тебе и не надо. Уедешь в свою Эстонию, будешь там мацу кушать, или что там все кушают у вас в Эстонии, радоваться жизни, в море Балтийском купаться. Понимать нужно мне. Понимать, зачем я оставил свои спокойные и милые дела о краже лодок, тракторов и домашних заготовок, вот этих вот обормотов подвальных, алкоголиков родных и любимых… Полез в этот хренов подвал…
Сергей остановил себя с трудом, потому что из него попер какой-то словесный понос. Да и кому жаловаться? Эстонцу, который тут, как карась на берегу? Или Слоненкову, которому по большому счету наплевать и на ФСБ, и на ЦРУ, и на тарелки с кастрюлями… Вот истинно счастливый человек.
Философские мысли прервал Сашок, вернувшийся с уловом. Он честно отдал сдачу (хотя десятку как минимум замылил, в этом Сергей был уверен) и вручил объемистый пакет со словами:
— Вот, тусуйтесь в заграничном, товарищ капитан!
Из заграничного в пакете обнаружились джинсовые шорты, что было не совсем по погоде, большая футболка с размытым рисунком и куртка ярко-зеленого цвета из готащевки.
— Что ж ты принес, зараза? — с горечью спросил Сергей. — Я что, на карнавал иду?
— Так красиво же, товарищ капитан, — расплылся в улыбке бомж. — Я б сам одел.
— Я б тебе одел. — Сергей стащил с себя рваные и испачканные кровью и грязью штаны и надел шорты. Хейти захихикал. «Ладно, пусть лучше так, а то молчал как сыч — как бы умом не тронулся», — подумал Сергей и пробормотал: — Как дурак.
— И очень красиво, — уверенно сказал Сашок.
«Если вернусь, упеку на пять суток», — решил Сергей.
— Особенно штанишки вам очень идут. «На пятнадцать», — разозлился Сергей.
— А я себе галстук недавно купил, всего рубль, а оказался Кристиан Диор, — не обращаясь ни к кому, сказал Слоненков. Ситуация стала напоминать сцену из спектакля театра абсурда. То же, видимо, подумал и Хейти, потому что захихикал пуще прежнего.
— Ну все, посмейтесь мне еще, — рявкнул Сергей. — Где ваша братия шляется?
— По бутылки пошли, — сказал Сашок. — А кто и в баню.
— Значит, так: о нас — никому. С меня два пузыря.
Уяснили?
Бомжи закивали.
— Наливай еще по одной, и хватит, — распорядился Сергей.
Сашок послушно разлил свою политуру. Выпили, закусили.
— Не по-людски, — заметил Сашок. — Бог любит троицу.
— Ну, давай твою троицу… — смилостивился Сергей, подумав, что человек в его одежде, да еще пахнущий выпитой химией, вряд ли привлечет внимание серьезного мента.
Попрощавшись с гостеприимными бомжами, Сергей и Хейти двинулись к выходу из лесопарка. По раннему времени, им никто не попался, кроме двух собачников и пьяного, который спал на лавочке. У выхода тоже никого не было, только сидела в ожидании покупателей одинокая старуха, торгующая семечками. При виде парочки она прикрыла свое тортовое хозяйство руками, словно наседка.
— Куда мы идем? — спросил Хейти у ворот
На толстой тумбе висела драмтеатровская афиша:
«А. Толстой. Упырь», рядом еще одна: «Цирк. Группа „Руки вверх“.
— К одному человеку. Очень интересному человеку, — рассеянно сказал Сергей. — Твоя чушка в мешке не рванет?
— Я так думаю, не рванет.
— А если и рванет. — Сергей махнул рукой. — Слушай меня: что я скажу, то и делай. Скажу лежать — лежи. Скажу ползать — ползи.
— Хорошо, — покорно согласился эстонец. Как ни странно, но к дому краеведа они тоже подошли без приключений. На лавочке старух не было, но зато сидел и грелся на солнышке парнишка, с виду больной ДЦП или другой какой страшной хворобой.
— Земляк, в какой квартире Екатеринбургский живет? Я ему пятерку должен, — сказал пропитым голосом Сергей, подойдя к лавке.
— В сорок второй, — испуганно сказал больной, двигая в разные стороны руками.
«Вот на кого надо деньги тратить, подумал Сергей, ведь лечат же, говорят, где-то».
— Спасибо, земляк.
Звонка у двери с номером 42 не имелось, и Сергей постучал кулаком. После непродолжительной тишины с той стороны зашаркало, закашляло, и в приоткрывшейся щели показался хитрый глаз краеведа. К удивлению Сергея, он узнал его безошибочно.
— А-а, вы… Ну, прошу, прошу.
В полутемной прихожей пахло кошками и книжной пылью. Краевед провел их на маленькую кухню, точь-в-точь похожую на кухню покойного старичка-генерала, и указал на кривые табуретки. Хейти и Сергей сели.
— Что-то вы одеты не по форме, товарищ, — ехидно сказал Екатеринбургский.
— Работаю под прикрытием. Кино смотрите?
— Кино… Все бы вам кино… — беззлобно пробормотал краевед и бухнул на плиту закопченный чайник с изображением заснеженных домишек.
— Дмитрий Дмитриевич, — позвал Сергей. Встопорщив бороду, краевед обернулся. — Дмитрий Дмитриевич, им бы пожить у вас денек.
— Вот еще новости! — фыркнул Екатеринбургский. — Посади свинью за стол…
— Очень нужно, Дмитрий Дмитриевич, — серьезно сказал Сергей.
— Очень нужно… Были тут у меня ваши в ночи, ясно? Перерыли все, перекопали, архивы забрали! А теперь вы являетесь и приюта просите? Не выйдет!
Краевед принял театральную позу, но все испортил толстый полосатый кот, спрыгнувший с форточки на подоконник и сваливший на пол пустую трехлитровую банку.
Сергей поймал банку на лету и подал краеведу. Тот, что-то шепча под нос, вернул ее на место и сказал уже чуть мягче:
— Докопались до своего, да? А я предупреждал. А теперь что я вам скажу? Что покажу? Ворвались в темноте, как тати, и руки ломать…
Про руки ломать, скорее всего, Екатеринбургский загнул, но на лице его была написана небывалая гордость. Еще бы, как в тридцать седьмом. Ночь, машина с погашенными фарами, все дела. Утомленные солнцем дети Арбата.
— Милиция? — спросил Сергей.
— Нет. Чека.
— Значит, они и сюда успели, — помрачнел Сергей. — Это плохо.
— Что плохо? Что архивы забрали?
— Это тоже плохо. Но еще хуже то, что за квартирой определенно следят. И мы влезли в мышеловку сами, хотя сыра в ней уже давно не было…
