Стоя на коленях в одной сорочке, Эгвейн хмуро разглядывала зеленый шелковый костюм для верховой езды, тот самый, который был на ней, когда она появилась в Пустыне. Казалось, это было давным давно. Но предаваться воспоминаниям времени не было — предстояло многое сделать. Торопливо набросав записку, Эгвейн разбудила Ковинде и велела той поутру отнести это послание в гостиницу «Долговязый малый». Не вдаваясь в подробности, Эгвейн написала, что ей необходимо срочно уехать. Девушка и сама не очень хорошо представляла почему, но не могла покинуть Кайриэн, не сообщив ничего Гавину. Некоторые фразы — уже потом, когда она о них вспомнила, — заставили ее покраснеть. Одно дело признаваться мужчине в любви, но просить его не забывать ее — совсем другое. Но, так или иначе, письмо было написано, и теперь следовало подготовиться — к чему именно, Эгвейн толком не знала. Неожиданно полог палатки откинулся, и на пороге появилась Эмис. За ней вошли Бэйр и Сорилея. Хранительницы встали плечом к плечу в ряд. устремив на девушку суровые, неодобрительные взгляды. Эгвейн едва не прижала платье к груди — в одной сорочке она чувствовала себя неловко. Впрочем, при сложившихся обстоятельствах она, наверное, испытывала бы неловкость и будучи закованной в броню.

Глубоко вздохнув, Эгвейн сказала:

— Если вы явились, чтобы наказать меня, наказывайте, но учтите: таскать воду, рыть ямы или делать что-нибудь в том же роде у меня нет времени. Я прошу у вас прощения, но я обещала им, что прибуду так скоро, как смогу. Они ждут и, наверное, считают минуты.

Эмис удивленно подняла светлые брови. На лицах Сорилеи и Бэйр тоже было написано недоумение.

— Почему мы должны тебя наказывать? — спросила Эмис. — Да и как мы можем? Ты перестала быть ученицей с того момента, как твои сестры призвали тебя к себе. Как Айз Седай, ты обязана отправиться к ним.

Эгвейн вздрогнула, но сумела скрыть это, сделав вид, будто внимательно разглядывает платье. Помялось оно на удивление мало, хотя и провалялось в сундуке несколько месяцев. Наконец она вздохнула и заставила себя поднять глаза:

— Я знаю, вы на меня сердитесь, и у вас есть на то причины…

— Сердимся? — перебила ее Сорилея. — С чего ты взяла? Я думала, ты знаешь нас лучше.

И верно, голос ее звучал совсем не сердито, хотя лица всех трех Хранителььиц трудно было назвать довольными.

— Но ведь вы сами говорили, будто то, что я теперь собираюсь сделать, очень плохо. Что о таком даже и помышлять нельзя. А я, хоть на словах с вами и соглашалась, придумала способ, как это делать.

На лице Сорилеи неожиданно расцвела улыбка, а многочисленные браслеты забряцали, когда она с удовлетворенным видом принялась теребить шаль-

— Видите? Я же говорила, что она сообразит! Она могла бы быть одной из нас, одной из Айил.

Лица Эмис и Бэйр слегка смягчились, и Эгвейн поняла, в чем дело. Они вовсе не осуждали ее за желание проникнуть в Тел'аран'риод во плоти. По их мнению, этого делать не следовало, но она могла поступать так, как казалось правильным ей, а ее удача или неудача не накладывали на нее никаких обязательств, разве что по отношению к себе самой. Они в самом деле на нее не сердились — пока не сердились. Единственное, что их задевало, — это ложь. А ведь она призналась лишь в мелком обмане.

Ей потребовался еще один вздох, чтобы заставить себя говорить дальше.

— Я ведь и в другом вас обманывала. Обещала, что не стану одна бывать в Тел'аран'риоде, а сама… — Эмис вновь помрачнела. Сорилея, которая не была ходящей по снам. лишь сокрушенно покачала головой. — Я обещала повиноваться вам как ученица, но, хотя вы и говорили, что после ранения Мир Снов для меня слишком опасен, все равно ходила туда Бэйр бесстрастно сложила руки на груди, а Сорилея пробормотала что-то насчет «глупых девчонок» — но не слишком сурово.

Эгвейн набрала воздуху в третий раз — сознаться в этом было труднее всего. Внутри все дрожало, и она удивлялась, как у нее не стучат зубы.

— Хуже всего, что я никакая не Айз Седай, а просто Принятая. Это, по-вашему, все равно что ученица. Айз Седай мне не быть долгие годы, а может, после всего этого, и никогда.

Сорилея вскинула голову, губы сжались в ниточку, но ни она, ни две другие Хранительницы не вымолвили ни слова. Как поправить дело, должна была решать сама Эгвейн. Они уже никогда не смогут относиться к ней так, как прежде, но…

Ты во всем созналась, прошептал внутренний голос. Теперь твоя задача как можно скорее добраться до Салидара. Может, ты и станешь когда-нибудь Айз Седай, но не рассчитывай на это, если рассердишь их своей медлительностью.

Эгвейн опустила глаза, уставясь на цветной ковер, и скривилась от презрения к этому трусоватому шепотку. Если ей в голову лезут такие мысли, это позор. Нет, прежде чем уйти, она должна уладить все дела здесь. Уладить в соответствии с джи'и'тох. Пусть она не могла поступить иначе — за все надо платить. А какова плата за ложь, Авиенда показала ей еще в Пустыне, несколько месяцев назад.

Собрав все свое мужество — хотелось надеяться, что его хватит, — Эгвейн отложила в сторону платье. Странно, но оказалось, что самое трудное — начать. Она бестрепетно подняла глаза, и ей вовсе не пришлось выдавливать из себя слова.

— Я имею тох. — Дрожь ее больше не била. — Прошу об одолжении: помогите мне исполнить мой тох.

Салидару придется подождать.

Опершись на локоть, Мэт следил за ходом игры в змей и лисичек, разложенной на полу палатки. Порой с его подбородка капала капля пота — хорошо еще, что не на игровую доску. Правда, на самом деле это была не доска, а расчерченный черными чернилами кусок красной материи. Стрелки указывали, с каких линий можно ходить только в одну сторону, а с каких — в обе. Десять круглых фишек из светлого дерева с нарисованными черными треугольниками означали лисичек, а десять таких же, но с волнистыми линиями

— змей. Две лампы, горевшие по обе стороны от доски, давали достаточно света.

— На сей раз мы точно выиграем, Мэт. — Голос Олвера звучал возбужденно.

— Обязательно победим, вот увидишь.

— Очень может быть, — отозвался Мэт. Две их фишки — каждая с черным пятнышком — уже находились неподалеку от центрального круга, но теперь предстояло бросать кости для змей и лисичек. Обычно их в лучшем случае удавалось выставить лишь на внешний край. — Встряхни кости.

Сам Мэт даже не прикасался к кружке с костями, поручив это дело Олверу, ибо не собирался растрачивать свою удачу на детскую игру. Ухмыльнувшись, Олвер встряхнул кожаную кружку и выбросил изготовленные его отцом деревянные кости. Сосчитав очки, парень застонал. Три кости упали лицевой стороной, помеченной треугольником, а еще три — волнистыми линиями. Значит, они должны кратчайшим путем передвинуть змей и лисичек к собственным фишкам, а если ход лисички или змеи заканчивался на твоем поле…

Змея побила фишку Олвера, лисичка — фишку Мэта. И, насколько мог видеть Мэт, следующим ходом еще две змеи настигали его фишку.

Он знал, что, пока следуешь правилам, выиграть в эту детскую игру невозможно. Когда Олвер повзрослеет, он тоже поймет это и, как и все дети, просто-напросто забросит бессмысленную забаву. Игра — это игра, но Мэту все равно становилось не по себе, когда лисичка, а особенно змея ела его фишку. Это наводило на не слишком приятные воспоминания, даже если одно не имело отношения к другому.

— Ну, — пробормотал Олвер, — мы почти выиграли. — Сыграем еще разок? — Не дожидаясь ответа, мальчик сделал знак, открывающий игру, — начертил треугольник и волнистую линию и нараспев произнес: — Смелость дух укрепит, огонь глаза ослепит, музыка сердце потешит, железо узы скрепит. Мэт, а почему мы так говорим? Ведь у нас нет ни огня, ни музыки, ни железа.

— Не знаю.

Стишок разворошил что-то в голове, но что именно, Мэт сообразить не мог. Воспоминаниям из тер'ангриала он не слишком доверял, а в собственной его памяти оставались провалы, заполняемые смутными видениями. А этот мальчишка только и знает твердить «почему» да «почему».

Из темноты вынырнул Дайрид. Лицо его блестело от пота, но он все равно был в кафтане, хотя на сей раз все же расстегнутом. На физиономии офицера розовел свежий рубец.

— Олвер, я думаю, тебе пора спать, — промолвил Мэт, неохотно поднимаясь на ноги. Он ощутил несколько уколов боли, но они были вполне терпимы — раны заживали довольно быстро. — Складывай свою доску. — Подойдя к Дайриду, Мэт понизил голос до шепота: — Если хоть заикнешься об этом, я тебе глотку перережу.

— Это еще почему? — с деланной серьезностью поинтересовался Дайрид. — По-моему, из тебя вышел неплохой папаша. А малец похож на тебя как две капли воды. — Дайрид с трудом подавил смешок, но в следующее мгновение действительно заговорил серьезно: — В лагере Лорд Дракон. Он чем-то озабочен и идет сюда.

Мысль о том, чтобы съездить Дайриду кулаком по носу, мигом улетучилась. Даже не набросив кафтана, Мэт откинул полог палатки и нырнул в ночь. Завидя его, стоявшие на часах у палатки шестеро солдат Дайрида вытянулись в струнку. Все шестеро были арбалетчиками — пики не самое подходящее оружие для караула. Стояла ночь, но темно в лагере не было. Восковой свет висевшей на безоблачном небе луны в третьей четверти сливался с отсветами многочисленных костров, горевших между палатками. На всем пути от палатки Мэта до ограждавшего лагерь частокола в двадцати шагах один от другого были расставлены часовые. Не совсем то, чего хотелось бы Мэту, но он надеялся, что в случае нежданного нападения эта мера предосторожности окажется полезной.

Местность была ровная, и Мэт издали приметил шагавшего по направлению к нему Ранда. Тот был не один. Его сопровождали двое айильцев с закрытыми вуалями лицами. Они скользили на цыпочках, мгновенно оборачиваясь на любой шорох — даже если какой-то солдат всхрапывал во сне. А еще с ним была та айильская девица, Авиенда. Закинув за плечи какой-то узел, она вышагивала с таким видом, словно готова была вцепиться в глотку любому, кто встанет на ее пути. И зачем только Ранд повсюду таскает ее за собой? От айильских женщин вообще одни неприятности, мрачно подумал Мэт, а от этой неприятностей больше, чем от кого бы то ни было.

— Он что, и вправду Возрожденный Дракон? — едва не подпрыгивая от возбуждения, спросил Олвер, прижимая к груди свернутую игровую доску.

— Самый настоящий, — подтвердил Мэт. — А теперь марш в постель! Мальчишкам тут делать нечего.

Олвер, обиженно ворча, ушел, но никак не дальше ближайшей палатки. Краешком глаза Мэт приметил, как тот выглядывает из-за угла, но оставил паренька в покое, хотя, приглядевшись к Ранду, решил, что не только мальчишкам, но и взрослым лучше бы держаться отсюда подальше. Лицо Возрожденного Дракона казалось окаменевшим, хотя глаза его лихорадочно поблескивали. В одной руке Ранд сжимал пергаментный свиток, другой непроизвольно поглаживал рукоять меча. В свете костров сверкала пряжка ремня с Драконом; изредка ало-золотые отблески вспыхивали и на голове одного из драконов

— когда тот проглядывал из-под манжета.

Подойдя к Мэту, Ранд не стал тратить время на приветствия:

— Мне нужно поговорить с тобой. Наедине. Я хочу, чтобы ты кое-что сделал.

Ночь стояла душная, но, хотя зеленый, с золотым шитьем и высоким воротом кафтан Ранда был застегнут доверху, на лице его не было ни капли пота.

Дайрид, Талманес и Налесин — каждый в том, что успел набросить, — стояли поодаль. Мэт сделал знак, чтобы они подождали, и кивком пригласил Ранда в палатку. Следуя за Рандом, он нащупал сквозь рубаху серебряную лисью головку. Хотелось надеяться, что ему нечего бояться.

Хотя Ранд и сказал, что им надо поговорить наедине, Авиенда, по всей видимости, решила, что к ней это не относится. Она тоже прошмыгнула в палатку и стояла там как ни в чем не бывало, с непроницаемым видом глядя на Ранда. Впрочем, время от времени она бросала взгляды и на Мэта. Ранд, похоже, вовсе не обращал на нее внимания. Войдя в палатку, он, кажется, забыл о том, что спешит, и принялся рассеянно озираться по сторонам, хотя, как думалось Мэту, едва ли что-нибудь замечал. По правде сказать, и замечать-то было нечего. Лампы Олвер вновь поставил на маленький складной столик — складными были и кресло, и умывальник, и походная кровать. Все было покрыто черным лаком с золотыми узорами — коли у человека завелись денежки, почему бы и не позаботиться о некоторых удобствах? Разрезы, сделанные в стене палатки айильцами, были аккуратно зашиты, но все равно оставались заметными.

Мэт первым прервал затянувшееся молчание:

— В чем дело. Ранд? Надеюсь, ты не вздумал в последний момент изменить план?

Ответа не последовало. Ранд лишь взглянул на собеседника так, словно только сейчас заметил его присутствие. Мэту стало не по себе. Что бы там ни думали молодцы из отряда, он всеми силами старался избегать сражений. Другое дело, что тяготение таверена порой пересиливало его везение. И тут, как считал Мэт, не обходилось без воздействия Ранда, таверена более сильного. Порой Мэту казалось, что он физически ощущает Рандово притяжение. Коли в дело вмешивался Ранд, все было возможно — Мэт не удивился бы, заснув в амбаре, а проснувшись в гуще ожесточенной битвы.

— Еще несколько дней, и я буду в Тире, — сказал Мэт. — Паромы перевезут отряд через реку, и мы соединимся с Вейрамоном. Слишком поздно что-нибудь менять…

— Я хочу, чтобы ты доставил Илэйн в Кэймлин, — перебил его Ранд. — Доставил в целости и сохранности. Не отходи от нее, пока она не воссядет на Львиный Трон.

Авиенда прокашлялась.

— Да, — сказал Ранд. Голос его почему-то стал таким же суровым и холодным, как и лицо. Впрочем, ничего удивительного, если он сходит с ума. — Да, Авиенда отправится с тобой. Я думаю, так будет лучше всего.

— Ты думаешь? — негодующе воскликнула Авиенда. — Да не проснись я вовремя, ты бы и не сказал мне, что узнал, где нынче Илэйн! Ты, Ранд ал'Тор, никуда меня не посылаешь. Это мне надо поговорить с Илэйн о… У нас с ней свои дела.

— Я очень рад, что ты выведал, где Илэйн, — промолвил Мэт без особого восторга. На месте Ранда он оставил бы эту Илэйн там, где она до сих пор пряталась. О Свет, подумал он, по мне так Авиенда и то лучше. Айильские женщины, на худой конец, не задирают нос и не считают, будто все обязаны плясать под их дудочку. Шутки у них, правда, грубоватые, да и привычку время от времени убивать людей нельзя назвать приятной. — Илэйн так Илэйн, но я-то тебе зачем понадобился? Нужна она тебе — сигани в свой проход, поцелуй ее покрепче, сгреби в охапку да тащи в Кэймлин.

Авиенда устремила на Мэта негодующий взгляд, можно подумать, он предложил поцеловать не Илэйн, а ее.

Вместо ответа Ранд расстелил на столике пергамент — чтобы не загибались края, он придавил их лампами. То была карта долины реки Элдар и прилегающих земель, миль по пятьдесят в обе стороны от русла. Начертанная синими чернилами стрелка указывала на лес, рядом со стрелкой было написано «Салидар». Судя по обозначениям, местность там была в основном лесистой.

— Она там. А вот здесь большая прогалина. Видишь, ближайшая деревня милях в двадцати к северу. На этой прогалине я и открою проход — для тебя и отряда.

Мэт вздрогнул, но скрыл это за ухмылкой:

— Слушай, раз уж тебе втемяшилось, что этим должен заняться я, ладно, но при чем здесь отряд? Открой для меня проход в этот Салидар. Я заброшу ее на лошадь и…

И что дальше? Собирается ли Ранд открыть проход еще и из Салидара в Кэймлин? А то ведь с берегов Элдар до Кэймлина путь неблизкий, тем паче в компании со знатной заносчивой девицей да айилкой.

— Отправишься с отрядом, Мэт, — отрезал Ранд, — со всем отрядом, до последнего солдата. — Он перевел дыхание, и голос его смягчился. Голос, но не лицо. И глаза по-прежнему лихорадочно блестели. Мэт готов был подумать, что он попросту болен. — В Салидаре Айз Седай, Мэт. Сколько — не знаю. Поговаривают, будто их там сотни, но я думаю, не больше пятидесяти. Не все же перебежали туда из Башни. Я собираюсь выпустить тебя в двух-трех днях пути от Салидара, чтобы они прознали о твоем приближении заранее. А то ведь от неожиданности подумают еще, будто на них напали Белоплащники. Раз они выступили против Элайды, им и без нас есть кого бояться, так что не стоит пугать их еще больше. Думаю, тебе и делать-то ничего не придется; просто явишься туда и объявишь, что Илэйн должна короноваться в Кэймлине, чтобы они ее отпустили. А там сам посмотришь; если сочтешь, что они заслуживают доверия, предложи им свою поддержку. И мою — предполагается, что они на моей стороне и должны обрадоваться такому известию. А потом отвези Илэйн — и стольких Айз Седай, сколько захочет ехать, — в Кэймлин. Прямо через Алтару и Муранди. Развернешь мое знамя, объяснишь, куда и зачем едешь, — думаю, тебя пропустят безо всяких препон. А ежели тебе попадутся Принявшие Дракона, собери их и возьми с собой. Коли вовремя не накинуть на них узду, они могут превратиться в обычных разбойников, я слышал, такое уже случалось, но, помаши у них перед носом моим знаменем, и они побегут за тобой. — Ранд осклабился, но глаза его не улыбались. — Сколько птиц можно зашибить одним камушком, а, Мэт? Проедешь через Алтару и Муранди с шестью тысячами солдат, уведешь оттуда Принявших Дракона, а возможно, и покоришь для меня обе эти страны.

От всего услышанного Мэту стало не по себе — сомнений в том, что Ранд спятил, у него почти не осталось.

Хорошенькое дельце — внушить полусотне Айз Седай мысль, будто он собирается на них напасть! Неужто от него ожидают, что он напугает пятьдесят Айз Седай? Предположим, пять-шесть Айз Седай его не устрашат, но пятьдесят? Мэт невольно коснулся лисьей головки и подумал, что на сей раз ему предоставляется возможность выяснить, действительно ли он удачлив. Что же до похода через Алтару и Муранди, то Мэт заранее мог сказать, что из этого выйдет. Каждый паршивый лордик, по землям которого пройдет отряд, надуется, как драчливый петух, и попытается клюнуть, стоит повернуться к нему спиной. А коли вдобавок сработает и влияние таверена, не будет ничего удивительного, если какой-нибудь лордишка соберет войско и преградит ему дорогу.

— Послушай, Ранд! — Мэт предпринял последнюю попытку вразумить друга. — А не привлечет ли это внимание Саммаэля? Мы ведь хотели, чтобы он смотрел на восток. На восток, а не на север. Потому-то я и нахожусь здесь. Ранд покачал головой:

— Все, что он сможет увидеть, — это почетный эскорт, сопровождающий новую королеву Андора в ее столицу. Да и то неизвестно, узнает ли он об этом до вашего прибытия в Кэймлин. Как быстро ты успеешь собраться?

Мэт открыл было рот, но возражать не стал — Ранда все едино не переубедить.

— Мне потребуется два часа.

Поднять отряд по тревоге и усадить в седла можно и быстрее, но куда спешить? Меньше всего Мэту хотелось, чтобы солдаты решили, будто отряд собирается на кого-то напасть.

— Хорошо, — отозвался Ранд. — Мне и самому понадобится примерно час. — На что именно, он уточнять не стал. — Держись поближе к Илэйн, Мэт. Оберегай ее. Ежели она не доберется живой до Кэймлина и не сможет короноваться, во всей этой затее не будет никакого смысла.

Ну-ну, сказал себе Мэт. Можно подумать, будто я не видел, как вы нежничали да обнимались по всем закоулкам Твердыни.

— Я буду относиться к ней как к сестре. — Родная сестрица Мэта обычно делала все возможное, чтобы испортить ему жизнь, да и от Илэйн следовало ждать того же. Может, хоть Авиенда окажется получше. — И глаз с нее не спущу, пока она не усядется на свой трон.

А станет задаваться, придется ее окоротить, подумал Мэт, но вслух этого говорить не стал.

Ранд задумчиво кивнул:

— Да, кстати, чуть не забыл сказать. Бодевин сейчас в Кэймлине. И не она одна, Верин с Аланной привезли туда много двуреченских девчонок. Они собираются учиться, хотят стать Айз Седай. Но в нынешних обстоятельствах я не могу позволить им ехать в Тар Валон. Может, те Айз Седай, которых ты привезешь из Салидара, помогут с этим разобраться.

Мэт опешил. Сестрица Боде. ябеда, вечно жаловавшаяся матушке на его проказы, — и вдруг Айз Седай?

— И еще, — продолжал Ранд, — может случиться, что Эгвейн окажется в Салидаре раньше тебя. И боюсь, тамошние сестры прознали, что она выдавала себя за Айз Седай. Постарайся ее выручить. Скажи, что я при первой возможности помогу ей вернуться к Хранительницам Мудрости. Думаю, она с удовольствием поедет с тобой, хотя… может, и нет, сам ведь знаешь, какая она упрямая. Но главное — Илэйн. Покуда не доставишь ее в Кэймлин, глаз с нее не спускай.

— Обещаю, — пробормотал вконец сбитый с толку Мэт. Как, во имя Света, Эгвейн может оказаться на берегах Элдар? Мэт точно знал, что, когда он покидал Мироун, она находилась в Кайриэне. Разве что и она выучилась Рандову фокусу с проходами. Коли так, ей ничего не стоит когда угодно оказаться в любом месте. Или, к примеру, открыть проход прямо из Салидара в Кэймлин. Для него и всего отряда. — Не беспокойся насчет Эгвейн. Постараюсь избавить ее от неприятностей, несмотря на все ее упрямство.

Уж ему-то не привыкать таскать для других каштаны из огня без всякой надежды на благодарность. Но это ж надо — Боде вздумала сделаться Айз Седай! Кровь и кровавый пепел!

— Хорошо. — Ранд кивнул, не отводя глаз от карты. Точнее, он их все-таки отвел, но лишь на мгновение. Мэту показалось, будто он хотел сказать что-то Авиенде, но передумал и резко от нее отвернулся. — Вместе с Илэйн должен быть и Том Меррилин. — Ранд достал из кармана сложенное и запечатанное письмо. — Передай ему вот это.

Сунув письмо в руку Мэту, он поспешно вышел из палатки.

Авиенда двинулась было следом и открыла рот, но тут же сжала зубы, зажмурилась и вцепилась в подол.

Так вот откуда ветер дует, сообразил Мэт. Стало быть, и она хочет поговорить с Илэйн. И как только Ранда угораздило угодить в такой переплет? Ведь кто-кто, а он всегда умел обходиться с женщинами. Ранд и Перрин.

Впрочем, это не его, Мэта, забота. Он рассеянно повертел в руке письмо. Имя Тома было выведено женской рукой, а печать — раскидистое, увенчанное короной дерево — ничего Мэту не говорила. Чудно, с чего бы это знатной даме писать старому менестрелю? Однако и это не его забота. Бросив письмо на стол, он взялся за трубку и кисет.

— Олвер, — распорядился Мэт, набивая трубку табаком, — позови сюда Талманеса, Налесина и Дайрида.

— Да, Мэт, — отозвался из-за входного клапана мальчонка и припустил бегом.

Авиенда подняла на Мэта глаза, но он заговорил первым:

— Давай условимся: пока ты путешествуешь с отрядом, ты находишься под моим командованием. Мне неприятности не нужны, так что будь любезна их не устраивать.

А вздумаешь устроить, подумал он, я доставлю тебя к Илэйн привязанной к вьючному седлу, пусть для этого потребуются усилия десятка солдат.

Авиенда хмыкнула:

— Я умею подчиняться… военный вождь. Но и ты запомни: айильские женщины не такие, как у вас в мокрых землях. Тот, кто вздумает силком усадить женщину на лошадь, запросто может получить нож между ребер.

Мэт чуть не выронил трубку. Айз Седай не умели читать мысли, иначе его шкура давным-давно украшала бы Башню, но может быть, айильские Хранительницы Мудрости… Нет, конечно же, нет. Тут просто какая-то женская хитрость. Он наверняка мог бы сообразить, что к чему, стоит только пораскинуть мозгами. Но не больно ему это нужно.

Прокашлявшись, он сунул в зубы незажженную трубку и принялся разглядывать карту. По всей видимости, отряд мог бы добраться с той поляны до Салидара за день, но Мэт не собирался спешить. Два дня, а то и три. Пусть Айз Седай узнают о его приближении, не следует пугать их сверх меры. Одному Свету ведомо, на что способны испуганные Айз Седай. Даже при наличии серебряного медальона Мэту не хотелось иметь дела с испуганными Айз Седай.

Мэт почувствовал на затылке взгляд Авиенды и услышал скрежещущий звук — усевшись в уголке, она принялась править свой нож на точильном камне.

Вошли Налесин, Талманес и Дайрид.

— Значит, так, — с ходу заявил им Мэт. — Мы собираемся малость пощекотать Айз Седай, выручить из беды одну упрямицу, а другую зазнайку усадить на Львиный Трон. Ах да, это Авиенда. Ежели кто не так на нее взглянет, она, чего доброго, перережет ему горло ножом. А может, по ошибке, перережет свое.

Авиенда расхохоталась — видать, шутка Мэта пришлась ей по нраву. Но точить нож она не перестала.

Какое-то время Эгвейн не могла понять, почему боль перестала усиливаться. Затем, пошатываясь и сотрясаясь от рыданий, она поднялась на ноги. Слезы струились по ее лицу, бедра и ягодицы горели. Обнаженная, то и дело всхлипывая, стояла она посреди палатки под взглядами попивавших чай женщин. Стоять было тяжело; и Эгвейн не знала, долго ли она проплакала.

Сорилея, Эмис и Бэйр холодно смотрели на нее, да и не они одни, хотя большинство, сидя или лежа на подушках, переговаривались друг с другом. Благодарение Свету, все присутствующие, включая разносившую чай стройную гай'шайн, были женщинами — Хранительницами Мудрости и ученицами, которым она лгала, выдавая себя за Айз Седай.

К ее признанию они отнеслись по-разному. Худощавая желтоволосая Косайн из Станового Хребта, из Миагома, угрюмо заявила, что Эгвейн не имеет к ней тох. То же самое сказала и Эстейр, хотя обе решили остаться попить чаю. А вот Аэрон, похоже, готова была разорвать ее на части, да и Суранда…

Сквозь туманившие глаза слезы Эгвейн взглянула на разговаривавшую с Хранительницами Мудрости Суранду. Та оказалась совершенно безжалостной, правда, и многие другие от нее не отставали. Кожаный, в ладонь шириной ремень, найденный Эгвейн в одном из сундуков, был упругим и хлестким, а руки у этих женщин крепкими. И каждая отвесила Эгвейн не меньше полудюжины ударов.

Такого стыда Эгвейн не испытывала никогда в жизни. И дело было не только в том, что она стояла перед ними голая и рыдала, словно ребенок. И даже не в том, что они, когда не лупили сами, наблюдали за поркой. Больше всего Эгвейн стыдилась собственной слабости — даже айильская девчонка оказалась бы куда более стойкой. Впрочем, вряд ли бы какой девчушке пришлось испытать такой позор, но все же…

— Все?

Неужели этот дрожащий, запинающийся голос принадлежит ей? Как, наверное, смеялись бы эти женщины, узнай они, с каким трудом удалось Эгвейн собрать остатки самообладания.

— Только ты сама знаешь цену своей чести, — бесстрастно ответила Эмис, державшая ремень за широкую пряжку. Беседовавшие притихли.

У Эгвейн перехватило дыхание. Так значит, достаточно ей сказать, что все кончено, и все будет кончено? Она могла покончить с этим, получив по одному удару. Она могла…

Морщась от боли, Эгвейн опустилась на колени, а потом растянулась на коврах. На сей раз она не станет плакать, не станет дергаться и хныкать, ни за что не станет. Подняв голову, Эгвейн сморгнула слезы и спросила:

— Чего вы ждете? — Голос ее еще дрожал, но в нем чувствовалась и нотка гнева. Пожалуй, не только нотка. Как они могут в довершение ко всему еще и заставлять ее ждать? — Делайте свое дело, да поскорее. Может, вы забыли, что сегодня мне предстоит отправиться в путь?

Эмис бросила ремень на ковер:

— Эта женщина не имеет тох ко мне.

— Эта женщина не имеет тох ко мне, — прозвучал голос Бэйр.

— Эта женщина не имеет тох ко мне, — промолвила Сорилея и, склонившись над Эгвейн, убрала с лица девушки влажные волосы. — Я всегда знала, что у тебя айильское сердце. Ты исполнила свой тох. А теперь вставай, девочка, пока мы не подумали, что ты хвастаешься.

Хранительницы помогли Эгвейн подняться, утерли ее слезы и вручили носовой платок, чтобы она могла высморкаться.

Другие женщины по очереди подходили к ней — каждая объявляла, что Эгвейн не имеет к ним тох, после чего следовали объятия и улыбки. Эти улыбки поразили Эгвейн больше всего — Суранда, так та просто лучилась. Правда, уже в следующее мгновение она поняла, в чем дело. Будучи исполненным, тох переставал существовать, а вместе с тох исчезала и породившая его причина. Исчезала напрочь, будто ее и не было. Наверное, помогло и то, как повела она себя под конец. Может, поначалу она и не проявила должной твердости духа, но в конце концов все исправила. И насчет айильского сердца Сорилея не ошиблась. Частица ее сердца останется айильской навсегда.

Постепенно Хранительницы Мудрости и ученицы разошлись. По обычаю, им следовало остаться с Эгвейн подольше, но у девушки просто-напросто не было времени. В конечном итоге с ней остались лишь Сорилея и обе ходящие по снам. К тому времени объятия и улыбки уже иссушили слезы Эгвейн, но губы ее по-прежнему подрагивали. Ей снова хотелось плакать, но уже по другой причине.

— Я буду скучать по вам.

— Глупости, — фыркнула Сорилея. — Пусть даже они скажут, что тебе йе бывать Айз Седай, невелика беда. Вернешься к нам и станешь моей ученицей. С твоими-то способностями ты уже годика через три-четыре заполучишь целую крепость. Я, признаюсь, даже мужа для тебя присмотрела. Это Тарик, младший правнук моей правнучки Амарин. Думаю, со временем он станет вождем клана, так что я, на твоем месте, присмотрела бы сестру-жену заранее. Ему ведь потребуется и хозяйка крова.

— Спасибо, — рассмеялась Эгвейн. Похоже, если салидарские сестры отошлют ее прочь, ей есть куда податься.

— А мы с Эмис будем встречаться с тобой в Тел'аран'риоде, — сказала Бэйр, — и рассказывать обо всем, что произойдет здесь. И о Ранде ал'Торе тоже. Нынче тебе предстоит идти в Мир Снов своим путем, но потом, если захочешь, я продолжу тебя учить.

— Еще как хочу! — воскликнула Эгвейн, подумав, что это будет возможно, лишь если Айз Седай хотя бы подпустят ее к Тел'аран'риоду. Впрочем, нет, не пустить ее в Мир Снов им не удастся. Они много чего могут, но только не это.

— Пожалуйста, — попросила она, — приглядывайте за Рандом и этими Айз Седай. Не знаю, что за игру он затеял, но нутром чую: она опаснее, чем ему кажется.

Эмис об учении говорить не стала — видимо, даже исполнение тох не заставило ходящую по снам забыть, что Эгвейн нарушила ее указания. Она лишь промолвила:

— Думаю, Руарк пожалеет о том, что его здесь не было. Он отправился на север, присмотреть за Шайдо. Но не бойся, при первой же встрече он предоставит тебе возможность исполнить тох и по отношению к нему.

Эгвейн чуть не ахнула и поспешно прикрыла лицо платком. Ну конечно, она и думать забыла о Руарке. Но ведь, наверное, не обязательно исполнять свой тох к нему именно таким способом. Может, сердце у Эгвейн и было айильским, но сейчас она судорожно пыталась придумать какую-нибудь другую возможность. Наверняка такая найдется, а как же иначе. К тому же до ближайшей встречи с Руарком у нее, скорее всего, уйма времени.

— Я буду очень признательна, — промолвила Эгвейн слабым голосом, припомнив, что не ответила еще перед Мелэйн. И перед Авиендой. О Свет, а она-то думала, что с этим покончено. Но ведь должен, должен существовать другой способ!

Бэйр открыла рот, но ее перебила Сорилея:

— Надобно дать девочке одеться. Ей ведь еще собираться в дорогу.

Бэйр осеклась, Эмис поджала губы. Видать, ни той ни другой задуманное Эгвейн не нравилось. Более чем не нравилось. Возможно, они предпочли бы остаться и попытаться отговорить ее, но Сорилея забормотала себе под нос что-то насчет дурех, пытающихся помешать женщине делать то, что она считает нужным. Младшие Хранительницы — Бэйр было лет семьдесят, если не восемьдесят, но в сравнении с Сорилеей и она могла считаться молодой, — обняли на прощание Эгвейн и удалились со словами:

— Да обретешь ты всегда прохладу и воду. Сорилея чуть задержалась.

— Ты все-таки подумай о Тарике. Я бы на твоем месте пригласила его в парильню да пригляделась как следует. Ну да ладно, нынче тебе не до того. Главное, помни: мы всегда пугаемся больше, чем нам бы хотелось, но зачастую оказываемся смелее, чем ожидали. Прислушивайся к своему сердцу, и никакие Айз Седай ничего не смогут с тобой поделать. Оставаться собой — вот в чем все дело. Они не так уж могущественны, как мы думали раньше. Да обретешь ты всегда прохладу и воду, Эгвейн. Прислушивайся к своему сердцу.

Оставшись одна, Эгвейн некоторое время стояла, молча уставясь в пространство. Прислушиваться к сердцу? Ну что ж, может, у нее и впрямь больше храбрости, чем думалось ей самой. Она исполнила все, что от нее требовалось, и айильцы признали ее своей. Но, хотя Айз Седай в некоторых отношениях отличаются от Хранительниц Мудрости, в суровости они им никак не уступают. И когда им станет известно, что она выдавала себя за Айз Седай, снисхождения ждать не придется. Если они еще не узнали. Трудно придумать другое объяснение столь срочному вызову. Но, в конце концов, у айильцев не принято признавать себя побежденным до начала сражения.

А коли сдаваться без боя я не собираюсь, с усмешкой сказала себе Эгвейн, стоит ввязаться в драку.