Вступая в помещение, Грендаль попыталась не выглядеть удивленной, но ее наряд сделался черным прежде, чем она совладала с собой и вернула ему прежний дымчато— голубоватый цвет. Трудно было поверить, что эта палата находится в здании Совета Иллиана, — так обустроил свое жилище Саммаэль. Впрочем, она бы сильно удивилась, вздумай кто-нибудь самовольно заглянуть в резиденцию «лорда Бренда».

В воздухе витала приятная прохлада — в одном углу высился полый цилиндр обменника. Световые колбы хоть и выглядели довольно странно на высоких золоченых подсвечниках, зато светили ярко и ровно, не то что нынешние свечи или масляные лампы. Стоявшая на мраморной каменной доске маленькая музыкальная шкатулка извлекала из своих недр нежные рулады — то была не просто музыка, а звуковая скульптура. За стенами этих покоев ничего подобного не слышали уже три тысячи лет.

Она узнала некоторые из висевших на стене полотен и остановилась перед «Темпом бесконечности» Серана Тола. Сомневаться не приходилось, то был подлинник.

— Можно подумать, что ты ограбил музей, Саммаэль.

По легкой улыбке на его губах Грендаль поняла, что скрыть зависть ей не удалось.

Наполнив вином два чеканных серебряных кубка, Саммаэль протянул один ей.

— Какой там музей, всего-навсего стасис-накопитель. Я полагаю, в те, последние дни люди пытались спасти все что можно. — Он обвел взглядом комнату и улыбнулся,. отчего натянулся ужасный шрам, пересекавший его лицо.

С особой теплотой Саммаэль посматривал в сторону панели зара, проецировавшей свое по-прежнему прозрачное поле в воздух, — подобные жестокие забавы всегда были ему по душе. Наличие панели зара означало, что найденный стасис-накопитель наполнен кем-то из последовавших за Великим Повелителем, — чтобы заработала такая игрушка, нужно было захватить хотя бы одного пленника. Интересно, что он еще нашел?

Грендаль отхлебнула вина и с трудом подавила вздох разочарования. После всего увиденного она рассчитывала отведать нежнейшего сатарского или одного из изысканных комоладских, но вино оказалось нынешним.

— Я тоже нашла один накопитель. — Грендаль погладила свой наряд унизанными перстнями пальцами. — Но, кроме стрейта, там ничего путного не оказалось. В конце концов, раз уж он пригласил ее сюда и показал ей все это, она тоже может позволить себе легкую доверительность. Но только легкую.

— Не повезло тебе. — На его губах появилась та же легкая улыбка. Не иначе как он нашел нечто поважнее, чем все эти картины и милые вещицы. — Но с другой стороны, это еще как посмотреть. Вдруг, открыв накопитель, ты обнаружила бы там гнездо кафара, джумару или других премилых созданий Агинора. Можешь себе представить, в Запустении и по сей день водятся джумары? Живут на воле! Полностью выросшие, но теперь уже не способные к трансформации. Нынешние дикари называют их Червями. — Саммаэль затрясся от смеха.

Грендаль сумела выдавить из себя улыбку, и даже ее наряд почти не изменил цвета, хотя при воспоминании о созданиях Агинора ей становилось не по себе. Конечно, Агинор был выдающейся личностью, может быть, даже гением — но безумцем. Кто, кроме безумца, мог бы сотворить голама?

— Похоже, ты в прекрасном расположении духа?

— А почему бы и нет? — доверительным тоном отозвался Саммаэль. — Я, можно считать, уже добрался до тайного хранилища ангриалов. А возможно, и кое до чего еще. Чему ты удивляешься? Думаешь, я не знаю, что все вы пытались меня выслеживать. Надеясь, что я выведу вас на это хранилище! Так вот, ничего у вас не вышло и не выйдет. Конечно, я поделюсь с вами, но лишь после того, как отберу для себя все, что сочту нужным. — Небрежно развалившись в вызолоченном, а может, и литом, чистого золота — с него станется — кресле, Саммаэль покачивал ногой и поглаживал золотистую бородку.

— Но и это не все. Я отправил посланца к ал'Тору. И получил благоприятный ответ.

Грендаль едва не поперхнулась вином:

— Вот как? А я слышала, будто он убил твоего посланца.

То, что она знала так много, должно было потрясти Саммаэля, но он лишь небрежно улыбнулся:

— Ал'Тор никого не убивал. Я отправил туда Андриса, вовсе не рассчитывая на его возвращение. Стану я заботиться о гонцах! Может, мне еще забивать голову судьбами почтовых голубей? Именно из того, как умер этот бедолага, мне и стал ясен ответ ал'Тора.

— И каков же он был? — осторожно поинтересовалась Грендаль.

— Союз между нами.

Голову Грендаль будто сдавил ледяной обруч. Это не могло, никак не могло быть правдой, но… Саммаэль выглядел более непринужденно, чем когда бы то ни было со дня пробуждения.

— Льюс Тэрин никогда бы не…

— Льюс Тэрин давно мертв, Грендаль, — прервал он ее лукавым, насмешливым тоном. Без малейшего намека на гнев или раздражение.

Она скрыла глубокий вздох, делая вид, будто пьет. Неужели это правда?

— Но я собственными глазами видела его армию — солдаты по-прежнему стекаются в Тир. Помоему, не слишком похоже на союз.

Саммаэль откровенно рассмеялся:

— А куда им еще стекаться? Чтобы перенаправить такую армию, требуется время, но поверь, против меня она не выступит никогда.

— Ты так думаешь? А вот некоторые мои маленькие друзья уверяют, будто он хочет уничтожить тебя за то, что ты убил нескольких Дев, с которыми он так носится. На твоем месте я бы выбрала резиденцию поскромнее и постаралась, чтобы найти меня было как можно труднее.

Саммаэль и бровью не повел, словно все нити, с помощью которых удавалось воздействовать на него прежде, оказались обрезанными.

— Ну погибло несколько Дев, так что с того? Какое это имеет значение? — Вид у Саммаэля был настолько озадаченный, похоже, он и вправду не понимал, о чем здесь толковать. — Произошла битва, а в битвах всегда гибнут солдаты. Может, сам ал'Тор и пастух, но у него есть полководцы, способные разъяснить ему такие простые вещи. Да он, скорее всего, и не заметил этой потери.

— Ты, похоже, вовсе не приглядывался к этим людям Они изменились, Саммаэль, изменились не меньше, чем земля. И не одни Айил. В некоторых отношениях другие изменились гораздо больше. Те погибшие были не просто солдатами. Они женщины, а для ал'Тора это имеет немалое значение.

Он пожал плечами, будто отметая все эти рассуждения, и Грендаль с трудом помешала овладевшему ею презрению изменить цвет стрейта. Саммаэль не старался разобраться в людях, хотя заставить их исполнять твою волю гораздо легче, если их понимаешь. Спору нет, Принуждение — способ действенный, но его нельзя распространить на весь мир Интересно, гадала она, уж не был ли найденный им стасис-накопитель тем самым тайным хранилищем, до которого он «можно считать, уже добрался». Если у него есть хотя бы один ангриал… Впрочем, так это или нет, она, скорее всего, узнает, лишь когда сам он того захочет.

— Пожалуй, стоит посмотреть, насколько поумнел примитивный Льюс Тэрин — Никакой реакции. С каких это пор Саммаэль научился обуздывать свой нрав? Раньше он выходил из себя, стоило только помянуть имя Льюса Тэрина. — Если он не заставит тебя бежать из Иллиана с быстротой коса, взбирающегося на дерево, может быть…

— Возможно, тебе придется ждать этого слишком долго, — прервал Саммаэль. — Я хочу сказать, слишком долго для тебя.

— Это следует понимать как угрозу? — Наряд ее приобрел бледно-розовый цвет, и Грендаль не стала его менять. Пусть Саммаэль видит, что она сердится. — Я-то думала, ты давно понял, что угрожать мне неразумно.

— Помилуй, Грендаль, какие угрозы! — ответил он с неколебимым спокойствием. Похоже, его решительно ничем не проймешь. — Я только привожу факты. Ранд ал'Тор не нападет на меня, а я на него. И разумеется, я согласился не оказывать помощь никому из Избранных, если ал'Тор их найдет. Все это соответствует воле Великого Повелителя, не так ли?

— Безусловно. — Лицо Грендаль оставалось спокойным, но стрейт приобрел темно— розовый оттенок, лишившись дымчатой пелены. Этот цвет отчасти выдавал ее гнев. За словами Саммаэля несомненно что-то скрывалось, но поди узнай что.

— А это значит, — продолжал он, — что в День Возвращения я, скорее всего, останусь единственным, кто будет противостоять ал'Тору лицом к лицу.

— Сомнительно, чтобы ему удалось перебить нас всех, — с деланной ухмылкой отвечала Грендаль, но ей было вовсе не до смеха. Слишком много Избранных уже погибло. А Саммаэль, должно быть, нашел способ остаться в стороне до последнего дня — вот единственное объяснение.

— Ты уверена? Даже если он прознает, где вы все скрываетесь? — Улыбка его стала еще шире. — Я уверен, что Демандред строит свои планы, но где он прячется? Где Семираг, Месана? Как насчет Асмодиана, Ланфир и Могидин?

Холодный обруч снова стянул ей голову. Он ни за что не решился бы сидеть здесь развалясь и говорить таким тоном — даже помыслить о том не осмелился бы, — если только не…

— Асмодиан и Ланфир мертвы. Да и Могидин, я уверена, тоже. — Грендаль удивилась тому, как нервно и хрипло звучал ее голос. Похоже, вино даже не смачивало горло.

— А остальные? — Это был лишь вопрос, в тоне Саммаэля не слышалось даже намека на настойчивость, но по спине Грендаль пробежали мурашки.

— Я сказала тебе все, что знаю, Саммаэль.

— И при этом ничего не сказала. А когда я стану Ни'блисом, то выберу того, кто будет стоять лишь ступенью ниже меня. Того, кто должен будет остаться в живых, чтобы удостоиться прикосновения Великого Повелителя.

— Ты хочешь сказать, что побывал в Шайол Гул? Что Великий Повелитель обещал тебе?..

— Ты все узнаешь, когда придет время, не раньше. Но позволь дать тебе небольшой совет, Грендаль. Готовься сейчас. Заранее. Где они?

Грендаль лихорадочно пыталась найти единственно правильное решение. Должно быть, ему действительно обещано, хотя почему ему? Но времени гадать не было. В конце концов, Великий Повелитель выбирает кого ему заблагорассудится. И Саммаэлю известно, где она обосновалась. Конечно, ей ничего не стоило бы исчезнуть из Арад Домана — отказ от привычных маленьких удовольствий и забав не столь уж высокая плата. Даже от больших — ими, наверное, тоже пришлось бы поступиться, если вдруг по пятам за ней кинется ал'Тор — или Льюс Тэрин. Но у нее не было намерения открыто выступать против ал'Тора. Уж коли он одолел Ишамаэля и Равина, она не станет рисковать и испытывать его силу. Должно быть, Саммаэль действительно заручился обещанием, но если бы он сейчас умер… Как же. Наверняка держится за саидин, в противном случае только сумасшедший позволил бы себе говорить подобные вещи. Стоит ей попытаться обнять саидар, он мгновенно это почувствует. И тогда умрет она. Да, должно быть, ему и правда обещано.

— Я… я не знаю, где Демандред и Семираг. Месана… Она в Белой Башне. Это все, что мне известно, клянусь. — Грудь ее словно сжало тисками, и хватка эта ослабла, лишь когда он наконец кивнул.

— Ты найдешь для меня остальных. — То был не вопрос, а утверждение. — Всех, Грендаль. А если хочешь, чтобы я поверил в чью-либо смерть, покажи мне труп.

Больше всего ей хотелось увидеть его труп. По ее наряду пробежала невольная рябь оттенков, отражавшая смесь гнева, стыда и страха. Что ж, пусть думает, будто сумел ее запугать. И пусть скормит ал'Тору и Месану, и всех прочих, лишь бы это помогло уберечься ей самой.

— Я постараюсь, Саммаэль. Сделаю, что смогу.

— Сделай больше, чем можешь, Грендаль. Больше, чем можешь.

Когда Грендаль ушла и проход в ее арад доманский дворец закрылся, улыбка Саммаэля мгновенно растаяла. У него аж челюсти ныли, так долго пришлось улыбаться. Грендаль слишком много размышляла — она настолько привыкла заставлять других делать все за себя, что разучилась действовать сама. Интересно, что бы она сказала, узнав, что он манипулировал ею столь же ловко, как она в свое время вертела многими несчастными глупцами. Он готов был поклясться, что ей ни за что не понять, каковы его истинные цели.

Итак, Месана в Белой Башне. Месана в Башне, а Грендаль в Арад Домане. Имей Грендаль возможность увидеть его лицо сейчас, она поняла бы, что такое настоящий страх. Что бы ни случилось, он, Саммаэль, один доживет до Дня Возвращения. Он станет Ни'блисом и победит Возрожденного Дракона.