Глава 17
Новый Год
Все мы в сточной канаве, но некоторые смотрят на звезды.
31 декабря
Несмотря на толстые стекла и бронированные жалюзи, рев снегоуборочной машины разбудил Миклоша.
Пребывая в самом наихудшем из своих многочисленных черных настроений, нахттотер спустился вниз. Заглянул в обеденный зал. Там хозяйничал Роман с помощниками. Сервировка стола была закончена. Слуги наводили последний лоск перед грядущим праздником.
— С наступающим Новым годом, нахттотер! — поприветствовал дворецкий господина Бальзу.
В ответ Миклош пробурчал что-то неразборчивое, но отнюдь не праздничное. Он придирчиво изучил помещение и перевел взгляд на высокое окно.
Недалеко от особняка возвышалась большая, нарядная, сверкающая многочисленными огнями ель. Вокруг нее суетились солдаты. Тут же, на большой расчищенной от снега площадке устанавливали коробки с фейерверками. Вдали, в английском саду, работали наемники. Они развешивали среди заснеженных кустов разноцветные пузатые фонарики.
— Душераздирающее зрелище! — фыркнул Миклош и покачал головой. — Осталось только пригласить цыган и утопиться. Кстати говоря, я, кажется, просил — никаких хлопушек. А… безнадежно, — он махнул рукой. — Черт с вами. Роман, проследи, чтобы эти идиоты не спалили мой дом.
— Разумеется, нахттотер.
— Ты видел Йохана?
— Да. Он в бассейне.
— Какую кровь прикажете подать к празднику?
— Никакую, — господин Бальза изучил на свет один из богемских фужеров, привезенных им еще из Праги. — Развлекайтесь, — он особо выделил это слово, — без меня.
— Будет ли мне позволено узнать, как тогда проводить мероприятие? — осторожно поинтересовался Роман.
— Без вселенских катастроф, — многозначительно произнес Миклош. — Если хотя бы один из бокалов окажется разбит — лучше тебе, не дожидаясь меня, самостоятельно выползти на солнце. Они мне гораздо дороже, чем все ваши пустые головы.
— Солдаты, из молодежи, просят разрешения отпраздновать в городе. В одном из особняков фэри состоится новогодняя вечеринка. Приглашаются все желающие.
Нахттотер в глубокой задумчивости потер гладкий подбородок. Молодняку не сидится в гнезде. Что ж… Разумеется, можно держать дуралеев на цепи, прививать им словом и делом философию клана, рассказывать о целях, стремлениях, грядущем величии, но… все это окажется впустую. Во всяком случае, пока они не вырастут и не поумнеют.
Не только кнут, но и пряник. Золотое правило! Он понимал желание покутить в обществе красивых, соблазнительных, безотказных фэри. Очень кстати вспомнилась несколько подзабытая Паула. Пожалуй, следует нанести ей визит. Они давно не общались. Могли бы поговорить, к примеру, о музыке. И… пожалуй, не только о музыке.
Но это придется отложить до тех пор, пока не закончится история с Храньей.
— Пускай катятся ко всем чертям. Хоть к фэри, хоть к Фелиции под елку. Но предупреди, если они будут вести себя, точно неопрятные свиньи, я расстроюсь.
Слуга кивнул.
— Потрудись отправить с ними кого-нибудь из старших. Гамса и Кнута, к примеру. Пусть приглядывают. Я не хочу, чтобы что-то случилось. В особенности, если поблизости будут даханавар. Возьмите лимузин.
— Вашу машину, нахттотер? — изумился Роман. Подобная щедрость с Миклошем еще не случалась.
— А что? У тебя есть своя? — ядовито поинтересовался Бальза и, не дожидаясь ответа на риторический вопрос, продолжил:
— Не следует приезжать на вечеринку в ржавом хламе. Это позорит клан. Вели им одеться поприличнее. Они не вшивые оборотни, а ночные рыцари! Не желаю краснеть и выслушивать от кого бы то ни было, что Золотые Осы похожи на немытых собак!
Роман тоскливо кивнул. Он мечтал лишь о том, чтобы быстрее смыться.
— И пусть будут поосторожнее с едой, — менторским тоном продолжил глава клана. — Сейчас я не желаю никаких неприятностей с прессой или полицией.
Спортивный зал бы пуст. Миклош прошел его насквозь. Плечом толкнул стеклянную дверь и оказался в помещении бассейна.
Пять пятидесятиметровых дорожек, две вышки, легкий запах озона в воздухе. В зале был полумрак, синие огни, горящие под водой, подсвечивали ее снизу, сияя, словно на взлетно-посадочной полосе аэродрома.
Йохана не оказалось и здесь, зато на скамейках вдоль правой стены восседала группа восторженных тхорнисхов. Они следили за плывущей по боковой дорожке Рэйлен, но стоило им заметить нахттотера, как интерес к девушке улетучился, и компания поспешно дунула прочь, решив не дожидаться неприятностей.
Миклош выудил из кармана носовой платок, обмахнул лавку, и удобно расположившись, принялся наблюдать за ученицей Йохана.
Рэйлен плыла мощным баттерфляем, с каждым взмахом рук едва ли не на полкорпуса вылетая из воды. Девушка преодолела пятьдесят метров за пятнадцать секунд, коснулась бортика и сняла плавательные очки. Шапочки на ней не было, мокрые рыжие пряди липли ко лбу и щекам.
— Доброй ночи, нахттотер. Решили поплавать?
Миклош показательно поморщился. Плавать он не любил. В особенности, безо всякой надобности.
— Я ищу Йохана.
— Он уже ушел. Но я сейчас позвоню ему.
Бальза поморщился еще раз.
Рэйлен выбралась из воды, однако нахттотер и не подумал подать ей полотенце. С отстраненным интересом изучил великолепную, едва скрытую купальным костюмом фигуру и произнес:
— Понимаю, почему здесь торчало столько восторженных поклонников спорта.
— О, — она улыбнулась. — Это платоническая любовь. На большее они, увы, не способны.
Тхорнисх рассмеялся. Она права. Никто не решится перейти дорогу Чумному.
— Собирайся, цыпленок. Ты мне понадобишься.
Он бросил ей полотенце и пошел прочь.
От вида принарядившегося нахттотера Роман впал в ступор. Господин Бальза, сияя так, словно ему только что сообщили о смерти мормоликаи, неспешно спустился по парадной лестнице. Красный тулуп, шапка, отороченная белым мехом, широкий синий кушак и накладная ватная борода изменили Миклоша до неузнаваемости.
— Закрой пасть, — посоветовал Бальза Роману и перевел взгляд на хмурого Чумного. — Чем ты, кстати, недоволен, Йохан?
— Не понимаю, зачем все это.
— Новый год, дубина. Маскарад. Карнавал. Елка. Праздник.
В маленьких черных глазках ландскнехта сквозило недоверие.
Миклош начал испытывать раздражение:
— Я ведь слыву у них сумасшедшим. А это, — он ткнул на одежду, — лучший способ доказать собственное безумие. Не желаешь присоединиться?
Кустистые брови Чумного сошлись к переносице.
— А зря, — хихикнул господин Бальза. — Представляю их глаза, если бы они увидели тебя в костюме Снегурочки.
— При всем уважении, нахттотер — мне хватило белого фрака на балу Фелиции.
— Так и знал. Ну и черт с тобой.
Глава клана посмотрелся в зеркало и совершенно по-мальчишески улыбнулся.
Рэйлен появилась спустя пару минут. И ей, похоже, маскарад тоже пришелся по вкусу. Короткая ярко-голубая шубка с белой оторочкой совершенно не гармонировала с кожаными сапогами на ужасающе высоких каблуках, черными в крупную сетку чулками и удручающе тесной, практически не оставляющей места для фантазий, кожаной юбкой. Но это не смущало девушку. Лицо ее сияло восторгом. Ей нравилась идея Миклоша.
Тхорнисхи вышли на крыльцо, где уже ждал лимузин. На улице было не холодно, снег оказался влажным и лип к подошвам. Во дворе всеми огнями мигала огромная елка, а принарядившийся английский парк сиял, точно городское шоссе. На большой расчищенной площадке веселились солдаты. Рядом с ними крутился будущий праздничный и пока еще ничего не подозревающий ужин — стайка смазливых человеческих девушек.
— Время? — не оборачиваясь, бросил господин Бальза.
— Без двадцати одиннадцать, нахттотер.
Миклош направился к веселящимся. Рэйлен и Йохан, которому, несмотря на его неодобрение всей затеи, вручили мешок с подарками, шли следом. Норико скрылась в салоне машины. Испанец сел за руль. Его товарищ расположился на соседнем с водителем кресле.
Солдаты мгновенно узнали главу клана. Их крики и смех приутихли.
— С Новым годом! — дурачась, заорал Миклош. — С новым счастьем!
Он подал знак Йохану, засунул руку в мешок, выудил новенький сотовый и вручил изумленному молодому тхорнисху. После чего подарки получили все остальные. Напряженные рожи кровных братьев засияли. Чтобы сам нахттотер, да еще и в карнавальном костюме, вручал подарки на Новый год — такого еще не бывало. Кто-то не преминул сказать «мировой чувак».
Господин Бальза был счастлив избавиться от залежей надоедливых аппаратов, которыми Роман, знающий сколь они не вечны в руках главы клана, умудрился забить целый шкаф в прихожей.
Лимузин черной торпедой несся по праздничной Столице. Нахттотер, по привычке, смотрел в окно. Мимо проносились удручающе-нарядные витрины дорогих бутиков. Они сверкали электрическими гирляндами, полыхали неоном. Город трепетал от грохота салютов и слеп от грандиозных вспышек. В какой-то момент у Миклоша возникло желание вылезти наружу и набить пороха в глотку первому попавшемуся умнику.
Йохан был мрачен и сосредоточен. Рэйлен передалась тревога учителя, и она покусывала губы, что говорило о крайней степени ее беспокойства. Норико смотрела на девушку с безмятежной улыбкой Будды.
Та поймала ее взгляд, вопросительно подняла рыжие брови, но не получила ответа.
— Что думаешь о приезде Храньи в Столицу? — спросил у японки Миклош.
Бывшая жрица храма Гинкаку-дзи ответила осторожно:
— Ее появление может стать первым шагом к хаосу.
— Хаос нам, конечно, нужен. Но не такой. Я не желаю изменения устоявшегося порядка.
Никто не стал оспаривать это утверждение.
Особняк, где скрывались заговорщики, находился недалеко от Семеновской набережной, рядом с небольшим заснеженным парком, и соседствовал с неработающим стадионом.
— Останови! — приказал Миклош. — Пройдемся.
Машины затормозили у высокой, давно не крашеной ограды. Йохан выбрался, придирчиво осмотрел окрестности, убедился, что опасности нет, и вытащил несколько оскудевший мешок с подарками.
Ландскнехт зашагал по заснеженной парковой дорожке первым. Положив правую руку на «кошкодер», в тусклом зеленоватом свете не добитых хулиганами редких фонарей он казался ожившим мертвецом.
За учеником, опираясь на посох, следовал Миклош. Рэйлен держалась за правым плечом нахттотера, то и дело косясь на Норико, сохраняющую образцовое спокойствие. Создавалось впечатление, что японка просто гуляет в свое удовольствие среди снега и застывших кленов и ей нет никакого дела до того, что должно случиться через несколько минут.
Сопровождавшие женщину телохранители казались ее тенью.
Миновав парк, они вышли к особняку, когда на часах было без пяти двенадцать. Массивное, некрасивое, двухэтажное здание с колоннадой восточного крыла, стояло в окружении старых лип. Ограду вокруг здания недавно покрасили, а на воротах установили электронный замок. Миклош машинально проверил вход на магическую защиту, ничего не обнаружил и кивнул Йохану. Тот двумя ударами кулака, усиленного магией тления, разнес замок и распахнул решетку.
Дорога, ведущая к дому, была неровной. Четыре неприметных автомобиля возле парадного входа оказались занесены снегом.
Навстречу тхорнисхам вышли двое, но никто из гостей и не подумал остановиться. Один из охранников выругался, поняв, что перед ним не люди. Однако, прежде чем он что-либо успел сделать, рядом оказался Йохан. Навис горой, ударил плечом, повалил в снег, бросил быстрый взгляд на Миклоша, дождался безразличного кивка.
Катценбалгер, по кромке которого пробегали фиолетовые искры, опустился на голову упавшего.
— Апеч, — господин Бальза помнил всех, кто его предал, поименно.
Второй бунтовщик бросился в особняк. Но тут за дело взялась Норико. Выбросив вперед руку, указала на беглеца, сжала пальцы и дернула, словно рванула веревку. Жертва упала на спину, и невидимое лассо потащило тхорнисха к ногам Чумного. Последнему оставалось лишь взмахнуть клинком.
— Вильгельм, — без всяких эмоций произнес Миклош, вычеркивая из своего списка еще одного врага и перешагивая через труп.
Йохан и Рэйлен первыми оказались внутри здания, за ними потянулись остальные.
— Здесь две лестницы. — Норико изящно скользнула направо, взяв с собой телохранителей.
Когда тхорнисхи поднялись на второй этаж, в доме начали гулко бить часы. Едва прозвучал двенадцатый удар, господин Бальза ухмыльнулся в накладную бороду и толкнул массивные белые створки двери, из-за которой доносился гвалт радостных поздравлений. Он, Йохан и Рэйлен вошли в праздничный зал, украшенный тяжелыми бархатными портьерами, придающими помещению строгий и торжественный вид. На столе, накрытом белой скатертью, стояло множество бронзовых подсвечников, увенчанных бледно-желтыми свечами, а также кувшины и бокалы с подогретой кровью.
Все предатели были здесь.
Миклош сразу же увидел Хранью, сидящую во главе, и всех до последнего бунтовщиков, одетых в широкие черные балахоны с вышивкой в виде золотых ос. От накатившей ярости у Бальзы на мгновенье потемнело в глазах, но он справился со своим истинным желанием и, изображая вселенскую радость, гаркнул, перекрывая праздничный гул:
— С Новым годом!
И наступила тишина.
Улыбка исчезла с лица Храньи. Оно стало восковым и безжизненным. На лицах остальных заговорщиков проступили страх, гнев и ненависть.
— Кто тут собрался? — Миклош подошел к столу и остановился напротив сестры. — Кто достоин подарков?! Расскажите, как вы вели себя весь этот год, маленькие негодники! Кто начнет первым? Иуна? Эвридика? Фавст? Лазарь? Константин? Бригитта? Конрад? А может быть ты, Ян? Прокоп? Или ты, Розалия? Что же вы молчите? Неужели вы были столь непослушны? Ай-ай. Кажется, среди вас нет тех, кто достоин моих подарков!
Он без сожаления отбросил мешок к стене.
— Боюсь, кто-то здесь заслуживает наказания, — зловещим голосом произнес Бальза. — Я до глубины души возмущен, что меня не включили в список приглашенных на вашу маленькую вечеринку. Неужели вы думали, что я пропущу встречу Нового года в кругу семьи?
Он взял со стола ближайший бокал.
— Думаю, стоит выпить. Йохан! Напомни, за что мы сегодня пьем?
— За величие тхорнисхов, нахттотер! — прогудел Чумной от двери. Он не спускал глаз с подобравшегося Альгерта.
— За величие тхорнисхов, господа! Истинных тхорнисхов и их грядущую славу! — он поднял фужер и увидел, что никто из сидящих за столом его не поддержал. — Ну?! Пейте!
Хранья демонстративно не притронулась к крови, Альгерт с решительным видом вылил содержимое бокала на пол. У седого Гунтрама от страха стучали зубы, Фавст вцепился побелевшими пальцами в край стола и едва сдерживался, чтобы не броситься на нахттотера.
— Впрочем, вы правы, — в оглушающей тишине произнес Миклош. — Пить такую дрянь! От нее несет падалью. И вы считаете себя великим кланом Нахтцеррет?! Надеждой Основателя?! Ха! Какие из вас Золотые Осы, если вы готовы лакать эти отбросы! — он с отвращением посмотрел на пищу. — Они достойны лишь пожирателей крыс!
Противоположная дверь в зал распахнулась и на пороге, с невозмутимостью сытой пантеры, возникла Норико. За ней, как всегда, следовали две неотлучные тени.
По воздуху растекся запах просыпающейся магии тления.
— Не советую! — резко бросил Миклош. — Я запихну вам заклинания в глотки и отправлю вместе с ними в небытие! Как это уже произошло с господами Вильгельмом и Апечем.
Но его не услышали. Три «Черепа забвения» ударили одновременно с разных сторон. Их вой заглушил предостерегающий крик Храньи. Господин Бальза одним движением пальца нейтрализовал угрозу. Рэйлен, в руках которой появилась алебарда, ударила ближайшего к ней атакующего.
Тот был сильнее, старше и опытнее, чем она, и простым ударом кулака разбил призрачное оружие и бросился на девчонку, посмевшую встать на его пути к Миклошу. Но Рэйлен, отшагнув назад, ударила заклинанием, которому ее обучил Бальза. Невидимые стальные пальцы сдавили шею нападающего, тот задергался и захрипел.
С двумя другими бунтарями расправилась Норико. Первый, перескочивший через стол, угодил в «Паутину тлена». Опутанный липкими разъедающими нитями, он воплем метнулся к портьере, запутался в ней и сорвал вместе с карнизом. Зал наполнился удушающим смрадом гниющей плоти.
Бригитта, последняя из напавших, попыталась бежать, выпрыгнув в окно, но с потолка упала длинная, очень похожая на волосы Норико веревка. Она, точно змея, петлей закрутилась вокруг шеи жертвы и вздернула ее к потолку.
— Остановитесь! — крикнула Хранья своим последователям. — Немедленно!
Альгерт метнул на нее недовольный взгляд, но не посмел ослушаться приказа и убрал «Смех Ракшаса».
— И вы хотели выступить против меня?! — презрительно произнес нахттотер. — Вы?! Жалкие подобия, насмешка над кровными братьями, слабаки! Убирайтесь!
И, видя, что никто не торопится, рявкнул:
— Вон, я сказал!!!
— Оставьте нас, — негромко приказала Хранья, заметив, что у брата от бешенства начинают белеть глаза.
Заговорщики потянулись к выходу. Альгерт, прошептав «как прикажете, нахттотерин», вышел последним. Услышав его слова, Миклош с насмешливым видом изогнул брови.
Норико изящно села на один из стульев и с пристальным интересом разглядывала лежащую на столе белую розу, окропленную кровью. Немного подумав, она осторожно взяла цветок и, стараясь не стряхнуть рубиновые капли, поставила в прозрачную бутыль с узким горлышком, на четверть заполненную кровью. Прожилки нежных лепестков налились алым, запульсировали, словно артерии, и роза стала багряной.
— Выйдите все, — приказал Миклош. Дождался, когда они с сестрой окажутся наедине, обогнул разложившийся труп, распахнул окно, впустив в зал свежий, морозный воздух, прогоняющий удушливый смрад.
— Тебе идет роль паяца, брат, — мрачно сказала Хранья.
— Totus mundus agit histrionem, soror, — усмехнулся Бальза и произнес на древнем, давно забытом всеми языке маркоман: — Так, значит, нахттотерин?..
Хранья не ответила. Миклош улыбнулся.
— Как единоличная власть в лице нахттотерин сочетается с теми разряженными олухами, что сейчас тебя окружали? Решила возродить Десять Гласов? Зря. Одетые в крашеные простыни идиоты, так и останутся одетыми в крашеные простыни идиотами. Не больше и ни меньше. Надо жить настоящим, а не прошлым, Хранья.
— Это — твое настоящее?! — она, с отвращением указала на труп возле его ног, а затем кивнула на повешенную. — Или это? Ты убиваешь братьев! Ради чего? Настоящего?! Или будущего?!
Он разочарованно вздохнул, сбросил маскарадный костюм, оставшись в свитере и брюках.
— Это не настоящее, не будущее и даже не прошлое. Это — ничто. Капля в море, о которой через два дня никто не вспомнит. Отродье расплатилось за собственную глупость. Они не мои братья. Всего лишь блаутзаугеры, посмевшие выступить против меня.
— Может быть, и я ничто? Не твоя сестра? — холодно процедила Хранья.
— Сколько наигранного негодования! — скривил губы Миклош.
— Зачем ты пришел? Убить меня? — она сложила руки на груди.
— Нет. Пока — нет. Знаешь, я никогда бы не узнал о твоем приезде, если бы не твой глупый пес, Альгерт.
Хранья в раздражении дернула плечом.
— Он тебя подставил, — голосом ангела-искусителя продолжил Миклош. — Надеюсь, ты его накажешь.
— Я разберусь без твоих советов! — зло отрезала она.
— Отдай его мне. Он все равно ни на что не годен. Даже моих слуг не смог убить. Раздутое самомнение помешало ему проверить, не выжил ли кто-нибудь после «Поцелуя».
— Пока я дышу, ты не получишь никого из них, кровопийца! — яростно прорычала Хранья.
— Кровопийца?! — рассмеялся Миклош и отвесил шутливый поклон, не вставая со стула. — Польщен! Ну-ну! Не смотри на меня волком, — он снял кожаные перчатки. — Лучше расскажи, где ты пропадала все это время после своего скоропостижного исчезновения.
— Боялся меня? — она впервые улыбнулась.
Светлые брови Миклоша сошлись у переносицы.
— Тебя? Кто ты такая, чтобы я боялся тебя? Ты всего лишь жалкое ничтожество, забившееся в крысиную нору! Что тобой движет, сестра? Неужели ты желаешь превратить клан в сборище жалких, никчемных созданий, какими стали твои «воины»?
— Убирайся! — прорычала она.
— Я уберусь, когда посчитаю нужным!!! — заорал он, перегибаясь через стол. — Никто не смеет мне приказывать! Никто! А уж тем более такая подлая тварь, как ты! Подумать только, что бы ждало тхорнисхов, если бы твой мятеж удался! Клан бы умер.
— Клан и так уже давно умер! С тех пор, как ты изменил его! Тхорнисхов не существует! Они другие! От Золотых Ос ничего не осталось. Слышишь?! Ничего! Ты разрушил семью!
— Я защитил ее! Я первый понял, что нас раздавят! Сомнут! Пожрут те, кто тогда был сильнее! Мы стали клинком, разящим любого, кто смеет пойти против нас, подмять под себя, заставить плясать под чужую волю! Именно этого хотел Луций!
— Не смей упоминать Луция, сволочь! Ты не стоишь даже его пальца! — теперь уже орала она, и Миклош почувствовал, как по ее рукам пробежала волна — первый предвестник магической атаки.
— Ты! — выплюнула она. — Ты разрушил все, что он создал! Все, что он любил! Все, во что он верил! Все, к чему нас так долго готовил!
— Он хотел, чтобы мы выжили, чтобы могли за себя постоять! Желал, чтобы нас не подчинили Нософорос, Лудэр, Лигаментиа или Кадаверциан! И я реализовал все, что он не успел осуществить! Это сделал я, а не ты! — его лицо перекашивало от гнева.
— Цена оказалась слишком высока, Миклош. Ты создал чудовище на костях клана, которое теперь лишь по недоразумению называют Нахтцеррет, — она взглянула на него с отвращением. — Ты уничтожил всех. И Луция, и тех, кто был до него. И меня. И себя тоже. Благодаря тебе, брат, мы всего лишь ходячие мертвецы.
— Ерунда! Хватит быть малодушной. Открой глаза! Клан спасен, хотя за это мне и пришлось заплатить свою цену.
— Ты чудовище! — прошептала она. — Тебя надо остановить.
— Если встанешь у меня на дороге — я забуду, что в нас течет одна кровь, — он наклонился к ее уху и прошептал. — Я сокрушу тебя.
Ее лицо застыло, но голубые глаза пылали лютой ненавистью.
— Мне кажется, что тебе не стоит покидать Столицу без моего разрешения. Ты сама вернулась сюда, так что имей смелость ответить за этот промах. Попытаешься скрыться — умрешь. Наслаждайся городом. Осмотри достопримечательности. А я пока подыщу для тебя приличную дыру на следующую тысячу лет. Мои солдаты глаз с вас не спустят.
— Когда я успела тебя потерять? — грустно прошептала она.
— В тот день, когда ты меня предала, — жестко ответил он.
По ее щеке сбежала одинокая слезинка.
Мятежники, словно бараны, были согнаны в холл. Миклош остановился перед ними, мрачно изучил посеревшие лица и процедил:
— Вы — den undankbaren schweinen. Вы живы лишь благодаря моей милости. Помните это. Тот, кто признает свою вину и пойдет за мной, будет прощен. Всем остальным пощады не будет.
Сказав это, он вышел на улицу. Несколько мгновений постоял на крыльце.
— Я еще нужна вам сегодня, господин? — поинтересовалась Норико. — Хочу поохотиться.
— Кровавой охоты, — пожелал Миклош.
— Доброй ночи, господин.
Японка и ее телохранители скрылись в парке, а нахттотер поспешил к машине, прислушиваясь, как снег противно скрипит под подошвами, словно кто-то возит углем по шероховатой бумаге.
— Никто не следует за вами, нахттотер, — прогудел Йохан.
— Разумеется. Я и не ожидал этого. Одни из них слишком трусливы, другие излишне глупы. Ни с теми, ни с другими мне не по пути.
Он сел в машину, лимузин плавно тронулся с места и, набирая скорость, устремился в сторону Садового.
— Для чего надо было раскрывать перед ней карты? — пробурчал Йохан, почесав себя под мышкой. — Весь эффект внезапности потерян. Теперь они будут готовы к удару.
Господин Бальза возвел глаза к потолку.
— Меня не волнуют, к чему они готовы. Неужели я должен считать эту шваль опасными противниками?! Мы сильнее отщепенцев. И я только что лишил Хранью поддержки Даханавар. Фелиции обязательно доложат о моем визите. И она не будет ничего делать, пока знает, что я глаз с Храньи не спускаю. Ты поставил наблюдателей?
— Да. Наемники уже занялись слежкой. Фелиция, возможно, думает, что вы и так знаете о ее участии.
— Это не важно. Она не будет мне мешать. А на Совете я, в любом случае, теперь смогу ее прижать.
Его отвлек какой-то раздражающий шум. Странный скрип. Пытаясь понять, что это такое, Бальза задумчиво нахмурился. Автомобильные покрышки? Проблемы в двигателе?
В этот самый момент машина резко затормозила, и Миклош едва не слетел с дивана.
— Жить надоело?! — заорал он на Рэйлен, сидящую за рулем.
— Нахттотер, я не при чем, — начала оправдываться она. — Там…
Но глава клана уже и сам увидел причину столь внезапной остановки и, в очередной раз чертыхнувшись, на этот раз с бескрайним удивлением, выбрался из лимузина следом за помощниками.
Тихую, уже отгулявшую праздник улицу перегораживала поперек высокая бетонная стена. Над ней сияло бездонное звездное небо и перевернутый рожками вверх месяц.
— Кто мог такое сделать? — прошептала Рэйлен, пораженная невиданным зрелищем.
Бальза не успел ответить. Йохан приблизился к преграде вплотную, и внезапно стена исказилась. Задрожав, начала плавиться, теряя форму и обрастая щупальцами. Одно из них потянулось вперед, и Чумной, не слушая предостерегающего окрика Миклоша, нанес удар.
Иллюзия развалилась на две части. Во все стороны плеснуло заключенной в камне Силой. Улицу затопило бирюзовое свечение, стекла в домах и машинах лопнули. Даже сквозь грохот был слышен полный боли вопль ландскнехта.
Снег растаял, земля дымилась. Чумной лежал на спине, из его рта и развороченной груди хлестала кровь. Рэйлен бросилась к учителю, склонилась над ним, подняла умоляющий взгляд на подошедшего, взъерошенного, точно хорек, Миклоша.
— Ты идиот, — безапелляционно заявил Бальза раненому. В домах загорался свет, слышались встревоженные крики. Полиция, наверное, уже была в пути. — Я разве не говорил ничего не трогать?
— Просс-сти-те, нахттотер, — просипел Йохан.
— Он не может регенерировать! — чуть не плача, сказала Рэйлен.
— Тоже мне открытие, — буркнул Миклош, набирая на сотовом номер. — Тащим его в машину. Алло. Роман, прикажи усилить охрану особняка. Собери всех. Слышишь?! Всех, кто есть в Столице! Выход в город без моего личного разрешения запрещен.
Он смахнул с сиденья осколки битого стекла, сел за руль и понесся прочь.
Йохан потерял сознание. Испуганная Рэйлен тщетно пыталась остановить кровь. Бальзе пришлось потратиться на «Клетку здоровья» — заклинание, способное хоть как-то справится с безумной, искажающей все законы, магией лигаментиа.
— Нахттотер. Он выживет?
Миклош мрачно хмыкнул и неприятно хрустнул суставами на пальцах:
— Не исключено.
Он думал о более серьезных вещах, чем здоровье ученика.
