Глава тридцать первая
Памела глянула на часы и вздохнула.
— Эдди! Четыре часа! Разве вы не говорили, что обед заказан на шесть?
— Совершенно верно, Памела! — проревел Эдди через полный суеты двор.
Он вскочил со скамьи и подошел к художнику, торопливо заканчивавшему рисунок фонтана. Артемида осторожно спустилась с возвышения и присоединилась к ним. Памела слышала, как они поздравляли мастера с отлично сделанной работой.
Отлично сделанная работа…
Была пятница, и заказ был выполнен. Как могли так быстро пролететь два с половиной дня? Памела провела рукой по волосам. Она устала, вымоталась просто невообразимо. Она целыми днями занималась деталями оформления виллы, представлявшей собой мечту Эдди: так и эдак уговаривала художников и камнерезов, решала проблемы креплений и разбиралась с неверно подобранными тканями. А ее ночи были полны солнечной любви Аполлона. Она почти не спала и работала до полного изнеможения. И все равно они отставали от графика.
Но Памела ни на что не променяла бы ни единое мгновение этих дней.
— Памела, как насчет вот такого варианта оформления домашнего театра? — Отделочник нервно ткнул карандашом в макетную доску глубокого бордового цвета с тонкой паутинкой ониксовых и золотых нитей.
— На этот раз просто идеально, Стив! — с облегчением произнесла Памела. — Это как раз то, что я хотела видеть в этом помещении.
— Прекрасно! Это будет просто прекрасно, дорогая! — Стив торжествующе взмахнул карандашом. — Я с этого и начну в понедельник утром.
— Я буду здесь, — сказала Памела.
Стив кивнул и упорхнул к дому, чтобы на радостях принять душ и отправиться отдыхать. Памела, куда более мрачная, начала аккуратно укладывать дневные заметки в портфель. В понедельник она будет здесь. В Лас-Вегасе. В современном мире смертных. А Аполлон и Артемида будут на Олимпе.
И не будет больше ужинов с ними на террасе вместе с фантастически интересным Эдди. И не будет больше вечерних обсуждений с Аполлоном качества нового мрамора, только что доставленного для хозяйской ванной комнаты — и оказавшегося совершенно не того цвета. Не будет больше планов, разработанных вместе, и рисунков, которые скоро превратятся в полы купален Эдди.
Но все равно губы Памелы изгибались в тайной улыбке при мысли о последних двух днях. Кроме работы с архитектором, сначала лично, а потом еще и по телефону, и дивного маленького ноутбука, который раздобыл для него Эдди и с которым бог света освоился с удивительной легкостью, Аполлон еще разобрался и с кабельным телевидением и стал настоящим поклонником кино. Был ли он древним богом или нет, в нем нашлось достаточно много такого, что свойственно современным людям. Например, он наслаждался изучением разной электронной техники. Когда прошлым вечером Памела вернулась с виллы, Аполлон был полностью поглощен второй серией трилогии «Властелин колец».
— Арагорн напоминает мне Гектора. А этот маленький хоббит… у него такое же преданное сердце, как у Ахиллеса, преданного Патроклу.
— Фродо похож на какого-то Патрокла? — спросила Памела.
— Нет, я думал не о Фродо. Я имел в виду Сэма. Но надеюсь, их история кончится лучше, чем история Гектора и Патрокла, — серьезно сказал Аполлон.
Памела не настолько знала мифологию, чтобы понять, о ком он говорит, но заверила Аполлона, что у Арагорна и Сэма все будет хорошо.
Он хмыкнул и вскинул здоровую руку.
— Только не рассказывай мне конец! Это все испортит.
Памела все равно едва удержалась от того, чтобы рассказать. Фильм-то был длинным, а у Аполлона оставалось немного времени. Но он мог и никогда вообще не увидеть «Властелина колец».
В последнюю ночь они приняли окончательное решение. Нет, мысленно поправила себя Памела, это она приняла решение. Она отлично помнила напряжение, сжавшее все тело Аполлона, когда он понял, что она не вернется, не может вернуться на Олимп вместе с ним.
— От меня там не будет никакого толку, Аполлон, — сказала она.
— Толку? Да как ты вообще можешь такое говорить?
Он разочарованно взмахнул рукой и тут же судорожно втянул воздух от нового приступа резкой боли.
— Видят боги, я буду весьма рад избавиться наконец от этой напасти! — прошипел он.
Памела передвинулась, чтобы не лежать рядом с ним, а устроиться поперек, лицом к нему. Она осторожно погладила его плечо, чувствуя, как он расслабляется под ее пальцами.
— Так лучше?
Аполлон кивнул и поцеловал ее ладонь.
— Да, твои прикосновения меня успокаивают. Это единственная сила, способная облегчить проклятую бесконечную боль. Теперь ты видишь, как мне нужно, чтобы ты была рядом со мной?
Памела грустно улыбнулась.
— Аполлон, на Олимпе тебя не будут кусать змеи.
— Нет, но мне будет больно от твоего отсутствия.
— Я знаю. — Памела прикусила губу. — И мне тоже будет больно без тебя.
— Так идем со мной! Ты моя половинка, и я прошу тебя стать моей женой.
Памела ощутила во рту горький вкус будущего без Аполлона. Если бы все было так просто…
— И что мне делать там, на горе Олимп, среди всех этих богов? — Она покачала головой и набрала побольше воздуха, чтобы продолжить, не давая Аполлону возразить. — Как бы тебе того ни хотелось, я все равно не художник. Я не хочу иметь какую-то божественную студию и сидеть там, делая вид, что я ужасно талантлива и что мне интересно создавать что-то там для кого-то.
Она снова качнула головой и вздохнула.
— Аполлон, разве там живет хоть кто-то из смертных? Вообще хоть кто-то?
— Многие нимфы и служанки — полубожественной природы, — быстро ответил он. — И частенько жрицам и жрецам позволяется посетить их бессмертных покровителей.
— Полубожества — не смертные. Жрицы и жрецы всего лишь приходят туда ненадолго; а потом возвращаются к своей обычной жизни смертных, — грустно сказала Памела.
— Но ты будешь моей женой. Я попрошу Зевса даровать тебе бессмертие.
Памела выдернула руку из его пальцев.
— То есть скажем так: я выйду за тебя замуж и меня сделают бессмертной? И чем я потом буду заниматься, целую вечность? Представь: у меня нет собственных владений, как у твоей сестры. У меня нет работы. У меня нет ничего, кроме того, что мне позволено иметь благодаря тебе.
Она увидела, как в его глазах вспыхнуло понимание.
— Это станет новой клеткой, — медленно произнес он. — Я не Дуэйн, но это не делает разницы. Для тебя… ты будешь снова ощущать себя запертой в клетке, более просторной, более удобной, гуще позолоченной, но…
— Но все равно в клетке, — закончила Памела.
Аполлон снова взял ее руку.
— Тогда я останусь с тобой.
Глаза Памелы широко распахнулись, и она энергично затрясла головой.
— Нет! Ты не можешь! Ты Аполлон, бог света! Ты не можешь покинуть свой мир… не навсегда, и ты знаешь, что не можешь. Что тогда случится с людьми? Разве ты не обречешь их на проклятие тьмы?
— Солнце прекрасно может двигаться по небу и без меня. Мои кобылы знают дорогу, по которой должна катиться золотая колесница; они частенько обходятся без меня.
— Аполлон, это было бы неправильно. Ты не можешь уйти с Олимпа. Ты не можешь стать смертным человеком.
— Я ведь был смертным эту неделю. Могу стать им и на всю жизнь.
— Да, но насколько долгой будет эта жизнь? Подумай только, что уже случилось — в твой первый же смертный день! Ты умер! — Слова вырывались у Памелы сплошным потоком. — Неважно, что ты говоришь своей сестре, или Эдди, или себе самому… я была там! Я видела, как все произошло. Да, ты спас мою жизнь, но тут же потерял свою! Если бы не явился Гермес, ты бы уже был мертв!
Она судорожно вздохнула, чувствуя, что дрожит, и крепче вцепилась в его руку.
— Мне этого не вынести, Аполлон. Я не смогу еще раз увидеть, как ты умираешь.
— Тише, тише… — пробормотал он, обнимая Памелу. — Должен быть выход. И мы его отыщем.
— Как? — спросила она, прижимаясь к его груди.
— Я расскажу все отцу. Попрошу, чтобы мне было позволено навещать твой мир.
— А если он откажет?
— Не знаю, но Деметра и Персефона нашли ведь компромисс. Вот и мы найдем. — Он подхватил пальцем ее подбородок и заставил поднять голову. — Я не буду разлучен с моей половинкой. Я клянусь тебе в этом, Памела.
И он поцеловал ее с такой страстью, что и теперь, во дворе, Памела ощущала его поцелуй. Она вздрогнула и снова сосредоточилась на документах, которые держала в руках. Пятница. Солнце зайдет всего через несколько часов, и Аполлону с Артемидой придется пройти через портал и вернуться на Олимп. Она может никогда больше его не увидеть. Волна боли, нахлынувшая на Памелу, была ее собственным, личным ядом.
— Памела?
Она подняла взгляд от портфеля и посмотрела в глаза Артемиде. Богиня выглядела так, словно почти не спала прошедшей ночью, и хотя она постаралась замаскировать это, воспользовавшись чудом современной косметики, Памела все равно заметила темные круги под ее глазами.
— Ты кажешься усталой, — сказала Памела.
— Мысли не дали мне отдохнуть.
— Мысли?
— Я тревожилась за тебя. И за Эдди. — Взглядом богиня отыскала писателя, с обычным оживлением обсуждавшего что-то с поставщиком тканей. — Я поняла, что чем ближе сумерки, тем менее страстно я стремлюсь покинуть ваш мир.
Памела улыбнулась богине. Артемида не стала менее тщеславной, или избалованной, или властной, но знакомство с Эдди смягчило ее. Она стала теплее; из абсолютно холодного, безупречного мрамора она превратилась в настоящую женщину.
— Я буду скучать по тебе, Артемида.
— Так идем с нами! — тут же сказала богиня. — Если тебе надоест на Олимпе, можешь приходить в гости в мои владения. Мои леса всегда будут рады приветствовать супругу моего брата.
— Я не могу, — прошептала Памела, до глубины души тронутая словами богини. — Я не принадлежу тому миру.
— Ты принадлежишь Аполлону! — решительно произнесла Артемида.
— Если я уйду с ним, я потеряю себя. И во мне постепенно не останется ничего из того, что он полюбил.
Артемида вскинула голову и внимательно посмотрела на Памелу.
— Ты очень мудра, моя подруга. Из тебя получилась бы исключительная богиня.
— Леди! — Эдди предстал перед ними, словно Титан. — Надо поспешить. Фебус ждет, и ужин — тоже. Я обещал доставить вас ко входу во «Дворец Цезаря» ровно в восемь часов, чтобы оттуда ваш личный шофер повез вас в аэропорт.
Эдди нахмурился, выражая недовольство историей, которую они сочинили, чтобы он не последовал за Артемидой во «Дворец Цезаря». Артемида сказала писателю, что их греческие родственники пришлют за ней и братом собственный автомобиль ровно в восемь — то есть в момент заката, как выяснила Памела, заглянув в Интернет, — ко «Дворцу» и что она терпеть не может прощания в аэропортах. Аполлон, конечно, смертельно побледнел, когда Памела объяснила ему, что самолет — это нечто вроде огромного летающего автомобиля.
Эдди был крайне несчастен из-за такого поворота событий, но, как обычно, не мог отказать Артемиде в ее царственном требовании. Писатель только глубоко вздохнул, а Памела вдруг подумала, что он выглядит очень старым.
— Я выполню любое твое желание, но ты должна согласиться быть точной. Я подготовил для нас необыкновенный прощальный ужин.
— Эдди… — Артемида очаровательно надула губки, беря писателя под руку и мягко уводя его от дальнейшего разговора на тему поездки в аэропорт в его лимузине. — Я надеюсь, ты не забыл подыскать для ужина местечко с хорошим видом вокруг. Я просто влюбилась в наши изумительные ужины на той прекрасной террасе, и мне даже думать противно о том, чего я лишаюсь.
— Прекрасный пейзаж всегда будет ждать тебя здесь, когда ты устанешь от путешествий. Но сегодня, моя богиня, мне показалось, что лучше будет увидеть что-то новое.
Писатель коснулся щеки богини, а она потерлась о его ладонь. Улыбка Эдди почти скрыла ту грусть, что не покидала его глаз.
Памела пошла за ними через двор, думая о том, что Эдди, пожалуй, мог бы стать еще лучшим актером, чем Артемида.
— Я всей душой и абсолютно ненавижу этих железных тварей! — процедил Аполлон сквозь зубы, неловко выбираясь с переднего сиденья лимузина.
— Сэр? — Швейцар выглядел сконфуженным.
— Его укачивает в машине, — пояснила Памела.
Весьма английского вида швейцар бросил взгляд на позеленевшее лицо Аполлона и его перевязанную руку, неодобрительно потянул носом и быстро отступил в сторону, освобождая дорогу.
Памела взяла Аполлона за здоровую руку и оттащила на тротуар. Он смахнул со лба пот и приказал своему желудку вести себя прилично, пока им с Памелой пришлось достаточно долго ждать выхода Эдди и Артемиды из злобной утробы лимузина.
— Обещай мне, — сказал он на ухо Памеле, — когда нам пора будет возвращаться во «Дворец Цезаря», мы пойдем пешком.
Его слова в очередной раз напомнили Памеле, как мало времени осталось им провести вместе. Как будто она нуждалась в таких напоминаниях… Да еще и солнце словно насмехалось над ними, склоняясь к горизонту. Памела попыталась улыбнуться Аполлону, хотя и безуспешно.
— Обещаю.
Он посмотрел ей в глаза.
— Я не смогу жить без тебя. Все будет хорошо. Помни, я поклялся тебе.
Памела быстро кивнула.
«Он Аполлон, бог света. Он может сделать так, что все будет хорошо! Он может найти для нас способ быть вместе!» — упорно твердила она себе, стараясь не дать пролиться внезапно подступившим слезам.
Ей необходимо было сосредоточиться на окружающем и взять себя в руки. Как бы то ни было, она не хотела, чтобы он запомнил ее в слезах и страдающей. Она хотела, чтобы Аполлон знал: она верит ему… верит в его силу и в его любовь.
Перед входом в ресторан «Белладжио» находилась круглая подъездная площадка, а над ней красовался балкон, выходивший на тихое темное озеро, которое, как знала Памела, ожидало лишь музыкального знака к тому, чтобы взорваться светом и жизнью.
— Те самые фонтаны… — сказал Аполлон, проследив за ее взглядом.
Обняв Памелу за плечи, он прижал ее к себе.
— Наши фонтаны.
Памела подняла голову, посмотрела на него и на этот раз действительно улыбнулась. Он был таким сильным и уверенным в себе… таким настоящим. Она не могла сомневаться в нем. Ей дал клятву сам бог света. Он не может предать ее. И что куда более важно, он не может предать их обоих.
— Да, наши фонтаны, — сказала она.
— Не будем медлить! Я подготовил сюрприз для моей богини, и мы не можем опаздывать!
Эдди и Артемида стремительно промчались мимо и вошли в «Белладжио». Памела и Аполлон не спеша последовали за ними. В холле Памела замерла на месте. Совершенно ошеломленная, она уставилась в потолок.
— Дэйл Чичули! — благоговейно произнесла она, глядя на невероятное произведение искусства, которое представляла собой люстра в фойе «Белладжио». — Я и забыла, что он работал здесь!
Удивленный Аполлон тоже посмотрел вверх.
— Весьма необычная люстра.
— Она изумительна! Ты только посмотри, какая тут сложная выдувка стекла и как играют краски! Это как целая стая переливающихся медуз. Жаль, что Эдди не решил подражать вот этому декору вместо дурацкого «Дворца Цезаря».
— Ну, не знаю… — Аполлон прижал ее к себе и поцеловал в макушку. — Мне все больше нравится эксцентричный вкус Эдди. В конце концов, именно он свел нас вместе.
— Скорее! Мы опаздываем! — воскликнула Артемида, хватая брата за рукав и таща вперед, туда, где их нетерпеливо ждал Эдди; он стоял перед входом в ресторан.
— Э.Д. Фост с гостями, — сказал Эдди метрдотелю. — Я делал специальный заказ.
— Разумеется, мистер Фост. Сюда, пожалуйста.
Они пошли вслед за метрдотелем через великолепный ресторан, вечером в пятницу буквально битком набитый посетителями, к ряду наклонных окон, между которыми находилась высоченная стеклянная дверь; официант распахнул ее перед компанией, и они вышли на большой полукруглый балкон, под которым виднелись прославленные фонтаны Белладжио. Метрдотель подвел их к единственному столику, стоявшему на балконе, — стол был накрыт льняной скатертью, и на ней красовались хрусталь и фарфор. Метрдотель поклонился сначала Артемиде, потом Памеле и помог им сесть в мягкие бархатные кресла.
— Как вы и распорядились, мистер Фост, балкон был оставлен исключительно для вас.
— Отлично. Теперь можете разливать «Дом Периньон».
— Ох, Эдди! Как ты догадался, что мне ужасно хочется снова выпить этого чудесного шампанского? — спросила Артемида.
— Я прочел это в твоих прекрасных глазах, богиня, — ответил Эдди.
Памела обменялась веселым взглядом с Аполлоном. Официант откупорил бутылку, а когда он разливал шампанское по бокалам, прозвучали первые ноты музыки — и фонтаны ожили.
Лишь одно! Единственное чувство…
Звучала песня, танцевали фонтаны, и Эдди поднял свой хрустальный бокал, глядя на Артемиду.
— За тебя, моя богиня. За единственное чувство.
— Ох, Эдди, — произнесла она, тихонько чокаясь с ним и быстро моргая, чтобы смахнуть слезы, внезапно выступившие на глазах. — Ты просто ошеломил меня.
— Мне это доставило немалое удовольствие, — ответил он, и его глаза тоже подозрительно заблестели.
Потом он откашлялся и жестом приказал официанту подать меню.
Им подали великолепный ужин — и они не спеша ели под музыку танцующих фонтанов, любуясь на небо пустыни, медленно терявшее синеву и становящееся пурпурным. Они были одни на балконе, и вечер казался волшебным и таинственным. Хотя они находились в самом сердце Лас-Вегаса в суетливую пятницу, никто не нарушал их уединения и не мешал любоваться пышным зрелищем. Памеле казалось, что боги Лас-Вегаса даровали им сегодня личную ложу. Впрочем, кто знает? Вполне могло быть и так. Иной раз случаются весьма странные вещи.
Когда умолкла последняя песня фонтанов, Эдди посмотрел на часы. И, мрачно поднявшись с места, повернулся лицом к столу.
— Уже почти восемь. Мы насладились вином и едой, дружбой и музыкой.
Его добрые глаза сначала посмотрели на Памелу, потом на Аполлона и наконец остановились на Артемиде.
— И теперь я с грустью говорю — мы должны попрощаться. Но я уже сказал, что приготовил вам сюрприз.
Он не отводил взгляда от Артемиды.
— Особенно для тебя, моя богиня.
Он широким жестом показал на все вокруг.
— Часть сюрприза — этот балкон и этот ужин. Вторая часть — я рад официально объявить, что выбрал наконец сюжет следующей трилогии. Это будет история о воине, обещавшем своему гибнущему народу нечто вроде бы невыполнимое: завоевать сердце богини, которая, в свою очередь, пообещает вернуться к людям, жить рядом с ними и спасти его мир. На обложке каждой книги будет образ, священный для героя на протяжении всего его путешествия, — образ его богини. И это будет ничто иное, как один из портретов, написанных нашим художником с тебя.
Он умолк и торжественно поклонился женщине, которую провозгласил своей богиней.
Артемида встала и медленно подошла к Эдди.
— Спасибо, мой воин.
И Охотница присела в низком реверансе. Когда же она гибко выпрямилась и взяла Эдди за руку, Памела увидела, что щеки Артемиды повлажнели. Писатель извлек из нагрудного кармана шелковый носовой платок и промокнул ее слезы; а потом знакомым жестом похлопал ее по руке.
— Ну что ж, идемте, завершим наше путешествие.
Все четверо молча прошли через ресторан и через фойе «Белладжио». На этот раз искусное творение Чичули не привлекло взгляда Памелы. У нее было слишком тяжело на сердце; она просто не могла посмотреть вверх. Она могла только покрепче держать Аполлона за руку и верить, что прикасается к нему не в последний раз. И именно через его руку Памела ощутила мгновенно возникшее напряжение, когда ко входу подкатил лимузин, и вспомнила о своем обещании.
— Эдди, ты не против, если мы с Фебусом пройдемся пешком? Ты ведь знаешь, как он относится к машинам, — сказала она, несколько отстранение пытаясь угадать, как сейчас звучит ее голос.
Наверное, как у человека с разбитым сердцем. Так, словно ее жизнь кончится вместе с заходом солнца.
— Конечно! Встретимся перед «Дворцом Цезаря». И у нас будет время сказать друг другу «до свидания».
Писатель улыбнулся, хотя и с заметным усилием, и сел в лимузин.
Бахус сидел на троне в своем дворце на Олимпе. Он закрыл глаза и собрал в кулак всю волю. На его широком лбу выступил пот. Щеки загорелись красными пятнами. Между дряблыми губами выступила пена, пузырившаяся в такт дыханию.
«Где же оно?..»
Он сосредоточился еще сильнее. Не надо паниковать. Не надо впадать в отчаяние. Это будет найдено.
Где?! Где это?
Он же чувствовал это в последние дни. Да, когда портал закрылся — оно ослабело, но он знал, что оно по-прежнему там. И все, что ему нужно сделать, — это найти… и тогда она снова будет принадлежать ему. Бахус поднял толстые руки ладонями вперед, как будто ощупывая воздух перед троном. И что-то кольнуло кожу. Со всей силой бессмертного его ладони сжались, а ум ухватился за крошечный обрывок цепи.
Он нашел связь! Он нашел ее…
Как рыбак, вываживающий редкую добычу, Бахус вцепился в нить, тянувшуюся к нему от души смертной, натягивая ее и усиливая связь, пока наконец не увидел ее отчетливо мысленным взором. Она была на работе, она на самом деле мало чем отличалась от рабыни, обреченная на тяжкий труд… она приносила выпивку мужчинам с жадными руками, а потом исчезала в темном углу, чтобы поднести стакан и к собственным губам.
Бахус сильнее натянул цепь, и смертная осушила стакан огненной жидкости.
Да… пей меня… прими меня… позволь мне ослабить твою боль…
Бахус мысленно обращался к ней через соединявшую их цепь, он ведь именно так привязал к себе смертную — через ее жажду выпивки. Спиртное завладело ею, поглотило ее… и это было единственным способом для Бахуса самому завладеть ею и поглотить ее. Он на самом деле не сделал ничего дурного. Он просто даровал смертной женщине исполнение ее заветного желания. Тонкая ирония этой ситуации вызвала у Бахуса улыбку. Он использует эту смертную, чтобы с помощью ее заветного желания разрушить то, что было связано с золотой Артемидой, а сделав это, он заставит обоих близнецов почувствовать вкус той боли, которую ему причинила утрата его королевства.
А боль этой утраты до сих пор терзала его. Они думали, что победили. Во всем виноват Аполлон. Он и его золотая сестрица. И разве Зевс наказал их? Конечно нет. Они же его любимчики. И это нестерпимо.
Оскорбление, нанесенное ему, должно быть возмещено. На этот раз — никаких отсрочек. И ни единой ошибки.
Бахус направил в смертную свою силу. Он влился в ее душу, смеясь от того, как легко она отдалась ему. Через нее его дух вернулся в мир смертных, расползаясь, как невидимый туман, из «Дворца Цезаря». Он искал, искал… и наконец испустил триумфальный вопль: он нашел то, что нужно! Блестяще. Они такие беспечные… так поглощены своими маленькими драмами, что и не ощутили его присутствия.
Бахус снова сосредоточил свою силу на совершенно безвольной смертной. Он находился в ней, он пульсировал в ее венах и наполнял ее ум темными стремлениями.
«Да, ты все отлично делаешь! — подбадривал смертную Бахус, когда та ушла с рабочего места, взяв с собой только ключи. — Теперь поспеши, времени мало. Дай-ка я объясню тебе точно, что именно ты должна сделать…»
