Глава двадцать шестая

Памела с удивлением заметила, что Аполлон избегает ее. И еще больше она удивилась, что его уклончивость слишком сильно ее обеспокоила. Он все же посматривал на нее, но как только она пыталась встретиться с ним взглядом, он тут же отворачивался и делал вид, что очень занят разговором с ближайшим из рабочих. Он избегал ее даже во время обеденного перерыва. Памела сидела вместе с Эдди и Артемидой и наблюдала, как они отчаянно флиртуют, в то время как сама она с удовольствием жевала великолепные, невероятно вкусные сэндвичи, которые приготовил для всех гениальный повар писателя. Аполлон же лишь остановился возле стола ровно настолько, чтобы взять один сэндвич и коротко, отстраненно улыбнуться Памеле, прежде чем снова вернуться к архитектору, который не отходил от того места, где рабочие уже начали ставить столбы для фундамента купальни.

Нельзя, конечно, сказать, что Памела ничем не занималась. В этот день им предстояло решить, какими будут полы в купальне, и это превратилось в грандиозное событие. Сначала Эдди хотел устроить у себя чудовищную копию дурацкого настила из фальшивого камня, весьма щедро представленного в «Форуме». К счастью, Артемида, стоявшая в царственной позе на возвышении и державшая в руке лук вместо вчерашней вазы, покачала головой и коротко сказала: «Ох, нет, Эдди, это же просто жуть!» И фальшивый камень был мгновенно отвергнут. Потом Памела попросила троих представителей фирм, производящих покрытия из натурального камня, принести лучшие образцы мрамора. И тут началось… Эдди был полностью захвачен разнообразием цвета и фактуры камня, он метался от одного ошеломляющего образца к другому, теряя рассудок от восторга и настаивая, чтобы для каждой комнаты была выбрана своя цветовая гамма.

В итоге он довел Памелу до ужасной головной боли.

Она пыталась объяснить писателю, что если от мрамора «Сантьяго» — с красными, золотыми, желтоватыми и зелеными прожилками — сразу перейти к «Вер-де Файр», в котором преобладают светло-зеленые, желтые и черные тона, а потом к «Золотой Александре», которая… ну, в основном золотая, — это будет чудовищной дизайнерской ошибкой.

И снова ее спасла Артемида.

— Мне нравится вот этот, — заявила она, показывая изящным пальчиком на никем не замеченную небольшую плитку, лежавшую в стороне от других.

— Правда, моя богиня? — встрепенулся Эдди, всем своим видом изображая внимание.

Памела чуть ли не бегом бросилась к указанной плитке. Камень был мягкого кремового цвета, с переходами к сливочному и кое-где желтому и золотистому. Памела улыбнулась.

— Он чудесный, но это не мрамор. Это полированный известняк.

Она взяла плитку и принесла ее Артемиде. Богиня ласково провела рукой по гладкой поверхности камня.

— Он мягкий и безупречный.

Артемида посмотрела на писателя и промурлыкала:

— Эдди, мне бы очень понравилось, если бы к моей обнаженной коже прикасался вот такой камень.

Глаза Эдди потемнели.

— Тогда позволь мне выполнить твое желание, богиня. Я выбираю этот известняк для пола в моем скромном доме.

Скромный дом? Ох, великие боги… Памеле хотелось возвести взор к небесам… но вместо этого она благодарно подмигнула Артемиде и начала изучать спецификации, чтобы заказать нужное количество восхитительного камня. Но не успела она покончить с этим, как ее вдруг посетило вдохновение. Велев торговцу немножко подождать, она, усмехаясь, села рядом с Эдди на скамью у возвышения, где стояла Артемида.

— У меня появилась идея, и, возможно, вам она покажется интересной, — сказала Памела.

— Так скажите скорей, Памела!

— Ну… как бы вы посмотрели на то, чтобы сделать полы из известняка во всей вилле, кроме купален? В купальнях вы могли бы позволить себе что угодно — и даже выбрать разные сорта мрамора для каждого помещения, а уж потом мы подберем цветовую гамму и отделку, чтобы подчеркнуть именно этот особенный мрамор. Это было бы похоже на путешествие — из комнаты в комнату, с новыми впечатлениями. А там, где к купальням будут примыкать анфилады спален — например, комнаты хозяина и пять гостевых помещений, — мы могли бы взять один из цветов выбранного мрамора и использовать его как основной акцент.

— Что за чудесная идея, Памела! — воскликнула Артемида с искренним, похоже, энтузиазмом. — А как весело будет выбирать все это!

Гулкий смех Эдди заставил несколько человек оглянуться и посмотреть в их сторону.

— Неплохо придумано, Памела!

Памела улыбнулась большому мужчине.

— Ваш дом, похоже, станет по-настоящему уникальным, Эдди.

И в первый раз за последнее время Памела действительно хотела сказать комплимент. Потом она позвала остальных продавцов камня и велела принести все образцы мрамора.

Она изучала квадратики мрамора, понемногу отпивая из бутылки ледяную шипучую воду, когда почувствовала на себе взгляд Аполлона. Снова. Памела подняла голову. Должно быть, он сделал небольшой перерыв, потому что просто стоял на другой стороне двора, как бы глядя на набросок через плечо художника, рисовавшего его сестру. Пожалуйста, пусть он не отворачивается, подумала она. И осторожно улыбнулась. Аполлон улыбнулся в ответ, но тут же его лицо изменилось, как будто бог света напомнил себе о чем-то, и уставился на рисунок. Памела вздохнула.

— Зачем вы его мучаете?

Голос Эдди, непривычно тихий, раздался совсем близко от нее. Памела вздрогнула, мысленно чертыхнувшись; и как он сумел подкрасться так тихо? Памела подняла взгляд на писателя, готовая заявить, что понятия не имеет, о чем он говорит… но выражение искренней заботы на его лице заставило ее сказать совсем другое.

— Я не хочу мучить его. Я просто не знаю, что с ним делать, — пробормотала она.

— Вы знаете, что он любит вас?

Памела удивленно моргнула, а Эдди негромко, раскатисто рассмеялся.

— Вам не следует забывать, что я писатель. Я постоянно наблюдаю за миром вокруг себя. Кроме того, Фебус не слишком-то и пытается скрыть свое чувство к вам; это вы пытаетесь никак не показать свое стремление к нему. Разве не так?

— Так, — тихо ответила Памела.

— Я понимаю, что с моей стороны несколько бесцеремонно задавать такой вопрос, но все же — почему? Он выглядит человеком блестящих достоинств.

Памела замялась, не зная, можно ли сообщить писателю хотя бы часть правды.

— Вы можете ничего не опасаться, Памела. Что бы вы ни сказали, это никак не повлияет на наши деловые отношения. А мне было бы приятно думать, что вы считаете меня другом. Люди частенько заявляют: нельзя смешивать деловые отношения с удовольствиями. Вот глупость! Какой же бесцветной должна быть их жизнь, если они тащатся по ней в одиночестве, под грузом таких строгих правил! Так что скажите мне, что именно мешает вам сблизиться с Фебусом?

Памела заглянула в глаза Эдди. Они были простодушными и полными теплого сочувствия.

— Если я скажу вам правду, не придется ли мне опасаться, что все это потом появится в ваших книгах?

На этот раз хохот Эдди разнесся по всему двору.

— Ну, такая опасность есть всегда, если дружишь с писателем!

Он наклонился к Памеле и понизил голос до шепота:

— Но я могу поклясться, что все имена будут изменены.

Памела, повинуясь одному лишь внутреннему ощущению, брякнула:

— Я просто боюсь, что мне будет больно. А вы не боитесь?

Эдди перевел взгляд с Памелы на Артемиду. На мгновение его лицо омрачилось печалью, но писатель тут же глубоко вздохнул — и печаль исчезла, сменившись понимающей улыбкой.

Не отрывая глаз от богини, Эдди сказал: — Вы ведь помните, когда мы с вами впервые встретились, я хотел поставить в центре фонтана фигуру Бахуса?

— Конечно, — кивнула Памела, надеясь, что она, черт побери, не сказала ничего такого, что заставило бы Эдди вернуться к первоначальному плану.

— Бахус очень долго был моим любимцем. Он не типичен для олимпийца. Мифы утверждают, что он был последним богом, взошедшим на Олимп, — Гомер вообще не признавал его. Он по своей природе чужд другим богам; они, любящие порядок и красоту, никогда не одобряли ни странный характер самого Бахуса, ни его почитателей. Мне это понятно. Я знаю, каково это — если тебя называют так, а думают о тебе иначе. Но я отклонился от темы. Я хотел вам рассказать историю не Бахуса, но его матери.

Большой мужчина махнул рукой одному из рабочих, чтобы тот принес им кресла. Памела села рядом с писателем, ожидая, пока тот устроит как следует свои телеса и потребует стакан холодного медового вина. Когда Эдди спросил Памелу, не хочет ли и она того же, она пожала плечами и кивнула. Почему бы и нет? Работая с Эдди, поневоле приходилось отступать от правил. Когда им принесли вино, Эдди, перед тем как начать излагать историю, сделал основательный глоток.

— Семела была прекрасной принцессой из Фив. Хотя ее родители были смертными, она обладала лицом и фигурой настоящей богини. К несчастью, она попалась на глаза Зевсу, верховному правителю Олимпа. Зевс развлекался со многими смертными девами, как и большинство богов и богинь.

Тут Памела недовольно фыркнула и сменила позу. Эдди улыбнулся.

— Не забывайте, моя дорогая, мир тогда был совсем другим. Представьте всего лишь на мгновение, что вы — юная прелестная девица, живущая в Древней Греции. Вы родились в семье мелкого торговца, которому приходится постоянно трудиться, и вы недовольны той ролью, которую вам отвела судьба. В свое время вам необходимо будет забыть о ваших тайных надеждах и молча выйти за того человека, которого выберут ваши родные. И вдруг, например, на вашем пути появляется красавец мужчина. Он для вас недоступен, но в его объятиях вы находите любовь. А потом обнаруживаете, что беременны. Что вы сделаете? Со стыдом сбежите из дома, потому что навеки опозорены? Или приметесь рассказывать, как однажды, когда вы собирали цветы на лугу за городской стеной, некий бог появился перед вами, соблазнил вас и сделал вам ребенка… ребенка, который затем и родится как бы узаконенным и чья жизнь будет окружена тайной и магией?

— Да, я поняла, о чем вы, — негромко произнесла Памела.

— Могу я продолжить свою сказочку?

— Извините, — сказала Памела, откидываясь на спинку кресла и делая очередной глоток вина.

— Как я уже говорил, Семела стала одной из многих смертных возлюбленных Зевса. Но она отличалась от прочих, и не только своей необычной красотой. Мифы утверждают, что Зевс был полностью очарован юной возлюбленной, настолько, что, когда она сообщила ему, что ждет ребенка, он поклялся водами реки Стикс, что дарует Семеле все, чего только она пожелает.

Эдди замолчал, неторопливо наслаждаясь вином.

— И что? Что потом случилось?

— Семеле очень хотелось увидеть Зевса в его полном величии, как повелителя грома и молний. Зевс умолял возлюбленную отказаться от этого желания. Он знал, что ни один смертный не смог бы увидеть его таким и остаться в живых, но Семела не хотела отступать. А клятву водами священного Стикса не мог нарушить даже сам Зевс. И вот, прослезившись оттого, что он знал последствия, Зевс явился к Семеле в последний раз и показал себя таким, каким она хотела его видеть, в сверкании молний. И от этого ужасающего и прекрасного видения она умерла.

— Но это невозможно! Если она умерла, то как же родился Бахус?

— Из любви к Семеле Зевс выхватил младенца из ее утробы и поместил в собственное бедро, пока не пришло время родиться богу вина.

До вчерашнего дня Памела отнеслась бы к изложенному Эдди древнему мифу как к забавной сказке. Но теперь она очень хорошо знала, что слишком многое возможно и это не простая выдумка. И она приняла близко к сердцу горькую историю Семелы, умершей потому, что не захотела отказаться от своего заветного желания.

— Я и не знала… — тихо сказала Памела.

— Как вы думаете, Семела пожалела о своем поступке? — спросил Эдди.

— Ну, он ведь ее убил.

— Но как вы думаете, она сожалела? Как вы думаете, согласилась бы она променять этот чудесный, вызывающий благоговение момент — исполнение желания столь огромного, что ее смертное тело не выдержало, — на долгую, безопасную жизнь, лишенную ослепительного, великолепного мига?

— Я не знаю, могу ли я ответить на такой вопрос. А вы что думаете, Эдди?

— Вы должны решить это для себя.

Он отвернулся от Памелы и посмотрел на Артемиду. И в его улыбке уже не было грусти.

— Я свой выбор сделал.

— И вам не страшно? — Памела обнаружила, что с трудом подбирает слова.

— Конечно страшно. Вот только в любви не бывает гарантий, Памела, а есть лишь бесконечные возможности — и для боли, и для счастья. Но я могу сказать без малейших сомнений: я предпочел бы лишь раз коснуться ее и быть сожженным, чем прожить всю жизнь в темноте, не зная ее света.

И от этих слов что-то изменилось в Памеле. Что-то внутри ее, до сих пор дремавшее, внезапно шевельнулось и потянулось… И проснулось окончательно. Памела знала, что это такое — жить в темноте, и знала также, что значит прикоснуться к свету.

— Я, во всяком случае, не хочу жить без его света, — сказала она, чувствуя, как перехватывает горло.

Эдди посмотрел на нее и просиял улыбкой.

— Неплохо сказано, Памела! Неплохо сказано!

Он вдруг встал и оглушительно закричал:

— Фебус! Иди-ка сюда!

Памела хотела что-то сказать, что-то вроде: «Эдди, подожди! Я вовсе не имела в виду, что готова прикоснуться к этому его чертову свету прямо сейчас!» — но писатель не обращал на нее ни малейшего внимания. Когда Аполлон быстро подошел к ним, Памела с ужасом поняла, что ее лицо пылает. Она покраснела, как школьница! Потрясающе.

— Ну-ка, мой мальчик, у меня к тебе просьба.

— Чем могу быть полезен, Эдди?

— Мне кажется, Памела слишком много работает. А у меня есть строгое правило: всегда сочетать дела с удовольствиями. И наша Памела уже знакома с этим правилом.

Эдди говорил так, словно Памела и не сидела в футе от него, заливаясь краской.

— Я тоже заметил это, — сказал Аполлон, стараясь удержать на лице нейтральное выражение.

— Отлично! Тогда ты прекрасно знаешь, что нужно сделать. — Видя полное непонимание на лице золотого близнеца, Эдди встал и хлопнул Аполлона по плечу. — Ну же, уведи ее отсюда, парень! Прогуляйтесь по курорту. Окунитесь в источники, освежитесь. Я велю Джеймсу, чтобы он уложил для вас вкусный ужин, и мы не ждем вашего возвращения до темноты!

Аполлон выглядел таким же ошеломленным, как и Памела.

— Джеймс! — проревел Эдди, и его помощник, как обычно, тут же возник неведомо откуда. — Скажи Роберту, чтобы отвез Памелу и Фебуса на курорт. Упакуйте для них хороший старомодный ужин, чтобы устроили там пикник. Им обоим надо немного отдохнуть и…

Он чуть помолчал и подмигнул Фебусу.

— И омолодиться в источниках.

— Конечно, Эдди, — коротко ответил Джеймс и поспешил прочь.

— Ну, убирайтесь отсюда! — сказал Эдди Памеле и Аполлону. — И не беспокойтесь, Памела, мы с Дианой сами закончим выбор мрамора для купален.

— Вы уверены, что я вам не понадоблюсь для проверки заказа на известняк?

— Нет, нет и нет! — Эдди отмахнулся от ее сомнений. — У того парня есть кальки с чертежей. Уматывайте!

Не видя выхода, Памела поднялась и пошла с Аполлоном через двор. Входные двери были распахнуты, и лучи солнца играли на серебристом капоте лимузина, подъехавшего к вилле. Аполлон остановился.

— Помни, Фебус, ты должен убить дракона, чтобы завоевать прекрасную деву! — крикнул им вслед Эдди.

Бог света поднял руку и весело помахал Эдди, но Памела услышала, как он судорожно вздохнул, и заметила, как мигом побледнело его лицо при виде лимузина. Однако Аполлон расправил плечи и решительно шагнул вперед.

— А в Древнем мире были драконы? — шепотом спросила Памела, идя рядом с ним.

— Да, но они не ездили на автомобилях. Могу честно признаться, я бы предпочел сразиться с драконом.

— Я сяду впереди, вместе с тобой.

— А убить его нельзя?

— Не думаю, что это хорошая мысль. — Памела попыталась сдержать смех, но ей это не удалось.