В доме Родеринфов я прожил почти два месяца. И дело было не в том, что произошло между нами с Тиассой, тем более мы тщательно старались скрывать сам факт наших встреч. Дело было в ее брате Дерке.

Он давал уроки фехтования. Соглашусь, что молодой человек не имел такого мастерства, как его брат, Бронс, не говоря уже об их отце, непревзойденном мастере, если судить по рассказам Тиассы. Но даже то, что он умел, привлекало множество людей, стремящихся за деньги постичь хотя бы часть того, что знал и умел он сам.

Желающих было более чем предостаточно. Огнестрельное оружие пока не достигло того уровня развития, чтобы заменить клинки всех форм и размеров благодаря удобству в обращении, многозарядности, скорострельности и точности, поэтому умение обращаться с узкой полоской остро отточенной стали было необходимостью.

Взять, например, мой пистолет, тот самый, что был моим первым трофеем. Длиной около полуметра и весом чуть ли не пару килограмм. Из него я успел выстрелить лишь один раз, при абордаже «Пулуса». Необходимо постоянно следить за состоянием кремня, наличием пороха на полке, заботиться о том, чтобы не отсырел порох и не выкатилась из ствола пуля. А что, это вполне возможно, особенно когда трясешься на лошади, а сам пистолет направлен стволом вниз, пусть и в седельной сумке. Хорошо, что он мне не понадобился.

И еще частые осечки. Насколько я помню, пистолеты и носили всегда в паре, тогда существовала вероятность того, что хотя бы один не подведет. Кроме того, что это за оружие, если попасть в цель на расстоянии тридцати шагов можно только благодаря случаю.

Вот и приходится людям, очень далеким от войны и всего того, что с ней связано, всегда иметь под рукой лезвие достаточной длины. И причина самая прозаическая – хочется вернуться домой, к деткам и жене. А возможностей, чтобы этого не произошло, сколько угодно.

Нет, с преступностью в Империи борются самыми радикальными средствами, попросту вешая разбойников на глазах собравшейся толпы. Но почему-то потенциальных висельников не становится меньше, и их можно встретить и на темных городских улицах, и на дорогах, больших и не очень. Причины тому разные, но вот как раз они-то меня абсолютно не интересуют.

Одинокий всадник всегда привлекает внимание и является слишком лакомой добычей. Не принято здесь путешествовать в одиночку, особенно с моим-то обликом. Люди живут семьями, кланами, общинами. Так же и перемещаются, если заставляет необходимость или возникает нужда.

Нет в Империи никаких ограничений на оружие: ни на длину клинка, ни на длину ствола, ни на их количество, кроме шпаг, разумеется. Да и чего бояться властям? Империя – держава богатая, могущественная, на своей территории уже пару столетий не воевала. И катаклизмов, таких, как страшные засухи, наводнения или еще что, тоже не было давным-давно. Следовательно, и предпосылок, чтобы оголодавший люд за вилы и колья взялся, тоже нет. Да и когда и где изъятие оружия у добропорядочных граждан помогало остановить восстание? Как правило, у бандитов-то оружия всегда хватает.

В общем, к Дерку я отважился подойти после того, как увидел, что он занимается с мужчиной лет на пять меня старше и в несколько раз шире в обхвате талии. Мужчина, с виду больше всего похожий на торговца средней руки, старательно повторял за учителем все движения. Вряд ли он мечтал стать бойцом экстра-класса. Сомневаюсь и в том, что жена отправила толстяка избавиться от лишнего веса.

Дерк мою просьбу воспринял спокойно, безо всякой усмешки, и лишь поинтересовался, чему бы я хотел научиться. Да всему, чему смогу. Подумав, он коротко кивнул в знак согласия и лишь добавил, чтобы я не питал надежд стать его единственным учеником.

Даже в голову не приходило. И так слишком удачно все сошлось, ведь их семейным бизнесом вполне могла оказаться торговля лошадьми или выращивание кактусов. Мне и сейчас торопиться некуда, а будет ли другая такая возможность? Не сомневаюсь, что в столице полно заведений подобного толка, как и не сомневаюсь в том, что обойдется обучение мне значительно дороже.

Теперь следовало решить вопрос с проживанием и питанием, желательно вкусным и разнообразным. Встать на полный пансион, так сказать. Все-таки проживание на постоялом дворе обойдется дороже, и с каждым лишним днем разница будет все более ощутимой.

С этим вопросом я и обратился к Мирте. Женщина, даже не дослушав меня до конца, предложила остаться в ее доме. Нет, конечно, в глубине души я надеялся на такую возможность. Так, слегка. И очень обрадовался. Ее, наверное, тоже можно было понять. Дом хоть и не выглядел гигантским, но свободных комнат пустовало несколько, никого не потесню. И лишний медный грошик, вернее, пара серебряных монет достоинством в четверть ала каждая за неделю не помешает.

Сейчас, по прошествии полугода, я наконец разобрался с имперской денежной системой. Одна золотая имперская крона состояла из четырех серебряных крон, любая из которых равна двум серебряным полукронам. Полукрона, в свою очередь, состояла из восьми серебряных алов, ал – из четырех серебряных контов, а дальше шла уже медь.

Экономия выходила существенная, ведь проживание на постоялом дворе обошлось бы за неделю в два раза дороже, и это еще без питания.

Вообще-то, помимо того что Дерк продолжал заниматься семейным бизнесом, Мирта была владелицей лавки, занимавшей соседнее с ее домом здание.

Был я в ней. Смесь антикварного магазинчика с продуктовым ларьком. Для меня, естественно, антикварного. Горожане же видели здесь лишь предметы повседневного пользования. Фасады обоих зданий выходили к улице, а на огороженном дворе располагались всякие грядки, клумбы, неизменный курятник и отделенная приличным по высоте сплошным забором площадка, где и проводил свои занятия Дерк. Одна часть площадки была крытой, с деревянным полом, а другая находилась под открытым небом. Ну и всяких тренажеров с манекенами полно.

Вот те несколько плотно увязанных снопов соломы явно для отработки колющих ударов, я такие в фильмах видел, в них штыки вонзали. Справа от них – для рубящих ударов, неоспоримый факт.

Бум из отесанного бревна, видимо, чтобы на нем сражаться, когда необходимо продемонстрировать ограниченность ристалища.

А это что еще за страшилище? На лошадь похоже, даже седло на нем имеется и стремена. Не иначе как рубке верхом посвящено. Тоже необходимый инвентарь.

Помню, я на своей Мухорке пробовал изобразить летящего в атаку кавалериста, так чуть без ушей ее, бедную, не оставил.

Всему остальному оборудованию я дать объяснений пока не смог. Ни на что не похоже, и понять их назначение трудно.

И принялся я со всем энтузиазмом изучать благородное искусство фехтования. Глупо, конечно, рассчитывать, что мне удастся за сколь-нибудь короткий срок стать даже не мастером, а так, подмастерьем. Но у меня появилась возможность заняться тем, что, наверное, необходимо мне в первую очередь, – научиться себя защищать. Это чужой мир, случись какая неприятность, на помощь не придет никто. Поэтому я и поставил перед собой именно такую цель.

А к чему еще мне сейчас стремиться? Потрясти местную цивилизацию своими познаниями? Какими? Ходить и изображать из себя сумасшедшего пророка, которому ведом путь на многие века вперед? И как ее найти, эту самую другую цель? В чем она должна заключаться? Я не хочу ничего здесь менять, да и зачем? Любое общество принимает изменения только тогда, когда оно уже созрело для них. Все у них будет, и революции, и гражданские войны, и всякие там индустриализации. Всему свое время.

Меня не интересует власть, ни абсолютная, ни вообще какая-нибудь. Я никогда не представлял себя во главе могущественной армии, побеждающей одну державу за другой. Мне совершенно не нужны знамена, валяющиеся у моих ног. А что же тогда нужно? Да откуда я знаю?

Домой мне нужно, чужое здесь все, до сих пор не привык и привыкать не хочется. Иной раз проснешься утром и не спешишь глаза открывать. Лежишь и прислушиваешься, как чирикают воробьи на ветках, совсем как у нас чирикают. И сердце замирает: вдруг сейчас мимо окон проедет автомобиль или заговорят на родном языке.

Но вместо этого – Кер Артуа менйл коуст троуглишьес ксот? И хотя отлично понимаешь, о чем идет речь, но как же хочется вместо этого услышать на телефоне «Каприз» Паганини, установленный у меня на входящий вызов от Светки. А затем поднять трубку и ответить на звонок. Эх, где это все? Нет, исчезло, испарилось, и нужно вставать, потому что все уже поднялись и завтракать без тебя не сядут, хотя каждого ждут дела.

Спускаясь к завтраку, я продолжил свои размышления. Я должен просто вписаться в то общество, что существует сейчас. Удачно вписаться.

Пока мне везет. И люди хорошие попадаются, и трудностями не очень загружен. А если и появляются какие-то проблемы, то, в первую очередь, я сам в этом и виноват. Так что сейчас нужно просто плыть по течению, чтобы было время осмыслить все и сделать выводы. И самое главное, нужно проникнуться всем тем, что меня окружает. А вот когда проникнусь (вернее, если проникнусь), можно будет подумать и о многих других вещах.

Как я уже сказал, утром мы все вместе собирались за завтраком, затем расходились по своим делам: Мирта открывала лавку, Тиасса обычно уходила вместе с ней, но затем возвращалась, чтобы приготовить обед. Дерк отправлялся по своим делам в город, его ученики обычно приходили всегда после обеда. Я оставался предоставленным самому себе. Поэтому я шел в тренировочный зал и занимался самостоятельно. Занимался до самого обеда, на который мы снова собирались все вместе. После обеда к Дерку приходили клиенты. Их никогда не было много, один-два, реже три человека. Никаких стройных рядов учеников, повторяющих за учителем все движения.

Дерк говорил, что если их больше, то невозможно уследить за каждым. А тут еще и я, так сказать, сверх плана. Но у него хватало внимания и на меня. Чуть выше локоть, до конца разгибай руку, или наоборот – в этом положении никогда нельзя до конца ее разгибать.

Затем одни ученики уходили и приходили следующие.

Было все – и бессчетное повторение одних и тех же приемов, и учебные схватки с такими мастерами, как и сам я, и продолжающиеся часами уколы и рубящие удары, отрабатываемые на несчастных чучелах.

– Это очень важно, – говорил Дерк, – тело, когда очень устает, само начинает выбирать наиболее легкий путь. Пойми, только когда ты уже не можешь без напряжения поднять руку, и начинается сама суть твоих занятий. Все остальное делается лишь с целью довести тело до такого состояния. От таких усилий у меня несколько раз судорогой сводило правую руку.

Вечерами, правда, не так часто, как мне бы того хотелось, в мою комнату приходила Тиасса. Как правило, она заставала меня за попытками сделать очередной шажок все из той же крайне нелепой позы. Конечно, я продолжал отрабатывать эту самую походку, но очень сильно сомневался, что подобный способ передвижения хоть как-то прибавит мне скорости.

Занимайся я тем, чем сейчас занимаюсь под присмотром Дерка, хотя бы лет семь-восемь, наверняка двигался бы достаточно быстро и без всяких экзотических упражнений. Но бросать не бросал, будет толк – хорошо, не будет – не так уж много времени у меня это занимает.

А еще Тиасса учила меня грамоте.

Что характерно, грамотные люди в Империи не были редкостью. Даже если по вывескам судить. Изображения дублировали надписи, а не наоборот. Книги я уже видел, взять, например, каюту Фреда, где их имелось несколько штук. И доктор, когда осматривал мою руку с незаживающей раной, в какую-то книгу при этом заглядывал, и она не была написанной от руки на пергаменте. Мирта иной раз какие-то записи вела.

Словом, взялась Тиасса со мной заниматься. Я даже специально в город ходил, за бумагой, чернилами, перьями и всяким песком. Книги у них в доме свои были. Заодно и лексикон свой обогащал во время наших занятий. Самым первым слово «дурень» выучил, уж слишком часто она его повторяла.

Мне казалось, что Мирта догадывалась о наших с Тиассой ночных встречах, но ни разу на эту тему не заговаривала, по крайней мере со мной. А Дерк меньше всего обращал внимания на такие мелочи.

Иногда приходил Доминкус. На первый взгляд он не производил впечатления человека, который немного не в себе. И все же, если приглядеться внимательнее, можно было уловить легкий отпечаток чего-то непонятного, не присущего обычным людям. Вполне возможно, это происходило потому, что я знал его историю и пытался увидеть в нем признаки безумия.

Обычно он усаживался где-нибудь в сторонке и наблюдал безо всяких реплик, комментариев и попыток влезть в чужое обучение. Иногда правая рука у него рефлекторно дергалась, и похоже это было на то, как если бы футболист наблюдал за игрой со стороны и видел подходящий момент для удара. С той лишь разницей, что у футболистов дергаются ноги.

Я всегда приветствовал его, хотя осадок в душе все же оставался. Как же так, при его мастерстве бездушно наблюдать бой со стороны, а потом еще с улыбкой заявить, что мне следовало бы убежать. Злило меня еще и то, что мой порез все никак не заживал и иногда напоминал о себе резкой дергающей болью.

Только один раз мужчина подошел ко мне и посоветовал проворачивать немного кисть руки в том уколе, который я пытался выучить уже который день подряд. Не знаю, помог ли мне его совет, или просто подошло время, но дело сдвинулось с мертвой точки.

Через две недели моих занятий с Дерком я решил поинтересоваться у него, каковы мои успехи. Тот с улыбкой ответил:

– Артуа, у тебя превосходно получается держать дистанцию. Так вот, держи ее всегда, и все будет отлично. И ничего больше делать не нужно.

Затем, посерьезнев, добавил:

– Иногда у тебя какие-то вещи выходят так замечательно, что я даже диву даюсь. Но в следующий миг ты действуешь так, будто взял клинок в первый раз. Я не пойму, в чем дело, такого не должно быть. Был бы отец жив…

Его лицо сразу погрустнело. Я знал, что он пытается узнать подробности исчезновения своего отца, пропавшего вместе с мужем Тиассы.

– Почему ты считаешь, что он погиб? – поинтересовался я.

– Мы нашли тела обоих и похоронили их, – начал рассказывать Дерк. – Об этом знают все, кроме Тиассы. Она так тяжело переживала смерть своего ребенка, что мы просто не смогли рассказать ей еще и об отце и муже. А потом не стали ничего менять. Кстати, спасибо тебе.

– Это еще за что?

– В последнее время Тиасса начала улыбаться. И так давно этого не было.

Вот тебе и раз. Я-то думал, что Дерк ни о чем даже не подозревает.

Однажды под вечер он явился в крайне возбужденном состоянии и позвал меня в тренировочный зал. Вероятно, ему нужно было снять напряжение, и он не нашел лучшего способа. Нет, я не оказался в роли избиваемого, хотя несколько раз прилетело крепко. И один раз даже умудрился достать его длинным выпадом, таким, какой он мне и рекомендовал в качестве основного тактического приема. После этого мы оба застыли от изумления. Затем Дерк махнул рукой: все, хватит. Мы присели на бум, мой самый нелюбимый снаряд из всего, что тут было собрано.

– Сколько я должен тебе за этот урок? – попытался подколоть его я.

Однажды Дерк заявил, что каждый урок, в котором мне удастся коснуться его, будет бесплатным. Такое он говорил не только мне, и, поскольку занятия стоили не слишком дешево, задеть учителя желали все. Правда, на моей памяти таких случаев было не больше двух.

– Да иди ты, – отмахнулся он, – все равно я твои деньги Тиассе отдавал.

И рассмеялся, посмотрев на выражение моего лица.

– Рассказывай, что случилось. Сегодня ты сам на себя не похож, – потребовал я.

Дерк немного помолчал, а затем произнес:

– Я знаю, кто убил моего отца.