Прошло еще несколько дней, за время которых не случилось ничего примечательного. Разве что интрижка на постоялом дворе с одной болтливой хохотушкой или хохотливой болтушкой, не знаю даже, как будет точнее. Она не только поведала мне всю свою жизнь в мельчайших подробностях, но и просветила насчет значения слова «гийд». Как я и предполагал, самое близкое по смыслу будет «смерд».

Трясясь на Мухорке целыми днями, я о многом успевал поразмыслить. А чем еще заниматься? И думы эти были не всегда веселые. Все-таки хоть и очень похожа была окружающая меня местность на мои родные края, но все равно отличий хватало, пусть даже мелких. Манера разговаривать, жестикуляция, построение фраз, еще что-то едва уловимое. Казалось бы, не первый день здесь, пора привыкнуть, но пока что-то плохо получается.

Не должен человек моего положения так держаться и так разговаривать. Я же веду себя совершенно обычно, как всегда и вел. И в итоге выходит, что выгляжу как гийд, а манеры как у высокородного. Вот и случаются всякие казусы.

Недавно остановил меня один местный дворянчик. Похож он был больше на разорившегося фермера, но наличие шпаги не давало сомневаться в его благородном происхождении. Честное слово, и одет я лучше, и денег у меня на целых четыре золотых монеты больше, факт.

С деньгами-то как раз проблем нет. Если только на питание тратить, то на год точно хватит. Даже серебром редко пользуюсь, и только в том случае, если медь заканчивается. А со всем остальным у меня нормально. В столице, правда, придется потратиться на новую одежонку, чтобы в глаза своей провинциальностью не бросаться. Но туда еще попасть надо.

Так вот, преградил этот тип мне дорогу и вопрошает, как ему пройти к местному муниципалитету, то есть к ратуше, получается. Выглядел он при этом так, что впору рассмеяться: дворянчик напыжился, приняв горделивый вид, левую руку положил на эфес шпаги, правую ногу чуть отставил вперед и правой же рукой плавно так повел в мою сторону. И интонации такие, как будто ему пришлось сделать неимоверное усилие над собой, и лишь крайняя необходимость заставляет его ко мне обращаться. Наверное, я все же не смог бы сдержать смех, если бы лихорадочно не подбирал слова, готовя ответ. Как же, до меня такая особа снизошла.

Такого я даже в исторических фильмах не видел. С подобными манерами можно любую трагедию в комедию превратить, честное слово. Неужели и у нас так было?

– Сьютрум, – отвечал я ему, это слово «вашу милость» обозначает, на «вашу светлость» он точно не тянет. – Вам достаточно проследовать вон к тому шпилю, – и рукой ему показываю, чтобы более доходчиво было. Ну еще головой что-то среднее между кивком и неглубоким поклоном изобразил, на большее меня не хватило. Перебьется.

Кто бы видел, как его взгляд изменился. Как будто бы я его в нетрадиционной ориентации обвинил вместо ответа на вопрос. Пока он глаза пучил и ртом воздух набирал, слинял я, от греха подальше. Иначе пришлось бы в челюсть приложить – и успеть сделать это в тот краткий миг, пока он свою шпагу достает.

Да уж, имею я обыкновение по улицам города побродить перед сном, конечно, если время позволяет, чтобы получше ко всему присмотреться. Останавливаюсь обычно на постоялом дворе подальше от центра и гуляю по улицам, пока не стемнеет. Правда, ходить я всегда стараюсь так, чтобы в любой момент можно было смыться.

Мне бы как-то произношение свое исправить. Понимают меня отлично, но почему-то улыбаться начинают. Даже не представляю, в чем дело. Читал как-то, что одному человеку волей случая среди чукчей долго жить пришлось. Учила его языку женщина, и, когда он начинал говорить с мужчинами, те всегда смеялись. Как оказалось, у чукчанок свой особый женский язык.

И ведь местное-то наречие довольно простое. Так что даже не догадываюсь, в чем дело.

Здесь, в Стоклерде, я уже второй день. Причина для задержки была более чем уважительная. Бронс попросил навестить его родных и письмо вручил. Еще на словах велел передать, что все у него в порядке. Адрес простой: квартал Оружейников, дом Родеринфов. Ага, простой: кружу уже который час. И сегодня, и вчера достаточно времени потерял.

Сам квартал Оружейников я нашел быстро, а вот где Родеринфы живут, никто подсказать не смог. Наконец нашелся один, объяснил, что кварталов с таким названием здесь два. И второй находится чуть ли не в противоположном конце города. И рукой неопределенно махнул, указывая направление. Понятно, не слишком-то и намашешься, если на плече бочонок, литров семьдесят навскидку будет. И на том спасибо.

Все-таки дворяне, на мой взгляд, слишком много себе позволяют. Например, вон те двое стоят на самом перекрестке и о чем-то громко разговаривают. Причем расстояние между ними не меньше двух метров. И плевать они хотели, что мешают всем. На перекрестке застыла груженная каким-то барахлом телега, в которую впряжена понурая лошаденка. И не менее понурому возчику даже в голову не приходит попросить их посторониться.

Нет, надо определяться, чем мне здесь дальше заниматься. Например, создать политическую партию и бороться со всем этим негодяйством. Затем, когда местная политическая охранка совсем продыху давать не будет, эмигрирую. И стану я спокойно доживать свой век в каком-нибудь курортном местечке на партийные деньги. Еще буду хорошеньких кандидаток в партию принимать, вдумчиво так, не спеша. Может быть, даже «Капитал» свой напишу, чтобы память о себе на века оставить.

С другой стороны, слишком уж опасно. Вдруг здесь диссидентов, как в свое время у нас еретиков, сразу же на костер отправляют. Нет, в политику все-таки не полезу.

Есть у меня и другой вариант, не менее привлекательный. Смотрю я внимательно вокруг и вижу, что блондинок здесь не больше, чем от природы отпущено. А это уже безобразие получается. У нас перекись водорода еще в Древнем Риме изобрели. Нисколько не сомневаюсь в том, что многие женщины и здесь хотели бы стать светловолосыми. Спят и во сне такими себя видят. На их счастье, я объявился. Вполне может быть, что в этом и есть моя миссия.

Начну со скромного. Открою в столице пару салонов, где помогу женщинам их мечту осуществлять. Именно со столицы начинать нужно. Ведь оттуда вся мода распространяется. Дальше – больше. Широкая сеть по всей державе, обязательная монополия, деньги – рекой, а женщины – толпой. Живи и радуйся. Еще стилистом стану и визажистом, наверняка у меня и в этом смысле знаний больше, чем у местных цирюльников.

Во всем этом я вижу только две проблемы. Я понятия не имею, как его получить, этот самый пергидроль.

Вторая проблема значительно круче. Станешь стилистом и перестанешь на женщин внимания обращать. А как на них можно внимания не обращать, вон какая миленькая куда-то спешит, не забывая глазками постреливать. Засмотревшись на симпатичную горожанку, я столкнулся с тем, кого уже и не рассчитывал встретить. Вот это да! Наконец-то за все время пребывания в этом мире мне по-настоящему улыбнулась удача. С ума сойти можно.

Передо мной стояли два дворянина. Одним из них был тот, кто так неудачно соскочил с коня при въезде в Сверендер. А вторым оказался тип, которому буквально вчера я попытался объяснить дорогу к ратуше. Похоже, они оба тоже были рады меня видеть.

– Представляешь, Ониор, этот гийд у меня не так давно кошелек украл. И так мне мечталось его встретить, – обратился давний мой знакомец к недавнему.

– А еще я ему с удовольствием по морде настучал, – в свою очередь радостно сообщил Ониору я. Не знаю, что у меня получилось, но, по крайней мере, именно это я пытался сказать. И меня отлично поняли.

– Ги-ийд! – с веселым изумлением протянул первый и хлестнул мне по лицу зажатыми в руке перчатками. Зря. Мне не вручали в пять-шесть лет маленькую шпагу, сообщив при этом, что именно она символизирует мое отличие от обычных людишек. Со мной не занимались в детстве и юности опытные наставники. Но некоторые вещи я делаю несравненно лучше.

Поднырнув под его правую руку, я с огромным удовольствием заехал кулаком ему в печень. Когда-то давно такой прием я увидел в старом американском фильме о нью-йоркской шпане, в одном из самых моих любимых фильмов. И я немало времени потратил, отшлифовывая удар.

Моя маленькая мечта сбылась. Все, в его сторону можно даже не смотреть. Боль при ударе в печень приходит не мгновенно, но выдержать ее не может никто.

Довернув корпус, я от души приложился Ониору подъемом стопы под колено. Его развернуло ко мне спиной. А я чего добивался? Теперь наносим тяжелый сокрушающий удар локтем в спину, и тоже в правый бок. Для пущего эффекта не забываем обхватить ладонью левой руки кулак правой, ударной. И делаем ноги.

Так быстро я не бегал давно. С разбегу перескочив через прилавок с фруктами, умудрившись не задеть его, забежал в щель между двумя близко стоящими домами. Затем пробежал через маленький дворик, перепрыгивая через клумбы и виляя между деревьев. Затем слегка сбавил скорость и вышел на очередную улицу уже обычным шагом.

Да уж. Пройдет немного времени – и в каждом городе меня будут встречать радостные лица местных дворян. Надо срочно что-то менять в своем поведении. Сегодня мне повезло. В этом мире, как и когда-то у нас, поместье наследует старший сын. Остальные, сколько бы их там ни было, стремятся сделать карьеру, военную или гражданскую – неважно. Иначе, если делить любое, даже очень крупное, имение, через несколько поколений от него останутся клочки.

К чему все это я говорю. Обычно выбирают военную стезю, но и остальные дворяне, за редким исключением, шпагу носят не только для украшения. Понятно, что сегодня меня не проткнули только лишь потому, что это могло вызвать усмешки у других высокородных господ. Как же, вонзать в гийда благородную сталь… Боюсь, что при нашей следующей встрече любой из них сначала продырявит меня, а уже затем примется объяснять столь неблаговидный поступок.

Ну и этому, что не Ониором зовется, не повезло. Теперь ему будет трудно объяснить, что дело было именно в кошельке. Как говорится, где один раз, там и второй. И в любом случае впредь надо быть осторожнее.

И еще я понял одну немаловажную вещь. Этот таинственный незнакомец является злым гением нового для меня мира. Моим личным злым гением. Доводы? Да легко. Стоит мне засмотреться на хорошенькую девицу, так он сразу же тут как тут. Невероятно.

Так, а куда это меня ноги принесли? Интересный район. Дома сплошь в два и три этажа. И жизнь кипит, хотя скоро уже стемнеет. Вот это да. Так это же квартал с интересными заведениями, только фонарей красных не хватает. Как я вообще сюда попал, неужели по зову сердца? Нет, не до такой же степени я женщин люблю.

Когда я спросил дорогу у здоровенного амбала, дежурившего возле входа одного из таких заведений, тот дружелюбно оскалился:

– Уважаемый, куда спешишь, ты пришел уже. Проходи, проходи, дорогим гостем будешь. – Ему бы еще акцент соответствующий – и вообще один в один.

Не пойду я к вам, ни за что не пойду. У вас в винной карте каждое наименование со слова «клофелин» начинать нужно. Ну или как его здесь называют.

Дорогу к кварталу Оружейников громила все же объяснил. Правда, как-то уж больно подозрительно при этом улыбнулся, словно намекая: «Лучше бы ты здесь остался».

«Лучше бы я там остался», – пронеслось у меня в голове минут через тридцать бодрого вышагивания в указанном направлении. Случилось это после того, как из сгустившихся сумерек непонятно откуда вынырнули три крайне неприятных субъекта и перегородили мне дорогу. И по крайней мере двое сжимали в руках ножи, лезвия которых ловили последние отблески света.

Ну ситуация-то довольно предсказуемая, путь к нужному мне кварталу лежал чуть ли не через трущобы. Нужно пройти через мостик, который я раньше почему-то не приметил. Что самое неприятное, свой тесак я на постоялом дворе оставил, посчитав за ненужную в городе вещь, только кинжал с собой прихватил.

– Смотри-ка, Вебс, этот тругин тоже ножик достал! – со смехом в голосе произнес один из бродяг. Нет, а вы что думали, я сейчас начну орать: милиция? – Так все равно не докричусь, далеко слишком. Вот, опять слово новое услышал – тругин. Надо будет не забыть узнать его значение. Если уцелею, конечно.

Я прижался спиной к глухой стене дома. На помощь звать бесполезно, вряд ли эти типы вышли бы здесь на охоту, если бы не были уверены в собственной безнаказанности. Что-то многовато событий для одного дня. Черт, и куда это стража смотрит? Я вообще, можно сказать, иностранный подданный. Международного конфликта хотите?

Шайка разделилась, два бродяги начали обходить меня, намереваясь зайти с обеих сторон. Ну что ж, попляшем, братия.

Бандиты попались несуетливые: не сопят, не нервничают. Видно, что это вполне привычная для них ситуация. Двое из них с приличной длины ножами. А у третьего, которого Вебсом кличут, – дубинка. Видел я такие, сверху кожей обтянуты, а внутри свинец залит. Вот этот-то тип и самый опасный, судя по всему. В принципе с него и начинать надо. Если бы на кулаках, я бы так и сделал. Но здесь ставки слишком высоки. И потому начнем с того, что слева подкрадывается, как с самого слабого. Если все получится, то бродяг двое останется. С Вебсом же завязнуть можно. А исподтишка любой ткнуть сможет, даже дохляк. Так что выберем самого хилого: не до благородства тут, живым бы остаться. Тем более кто его знает, может, именно он у них – мастер ножевого боя.

– Что-то молчаливый нам сегодня тругин попался, – засмеялся мой потенциальный противник. Или нервничает, подбодрить себя пытается, или по жизни такой. Неужели не знает, что говорить во время драки нельзя: это скорость реакции замедляет.

Все, пора действовать, сзади стена, пространства для маневра никакого. Еще пара шагов – и шансов у меня не будет. Тот, что слева, снова открыл рот, видно, хотел очередную шутку озвучить. Выпадом в сторону Вебса я обозначил ложную атаку и рывком приблизился к говоруну, беспокоясь только о том, чтобы не нарваться на встречный удар. От неожиданности он дернулся назад и лишь судорожно вытянул руку с ножом в моем направлении. Отклонив его руку в сторону своим предплечьем, я с размаху полоснул кинжалом, целясь ниже его уха. Колющим ударом бить не отважился: лезвие может застрять в теле, а сзади, совсем близко, еще двое. Затем, ухватив за плечо, отшвырнул бродягу навстречу оставшимся двоим. Получилось удачно, безжизненное тело приостановило того, кто подходил ко мне справа.

А вот теперь колющий, в смутно белеющее лицо. Есть. Все-таки как похож мерзкий звук рвущейся мышечной ткани, показавшийся мне сейчас музыкой, на звук рвущейся ткани обыкновенной. Не потому ли у них одинаковое название? Все, теперь один на один, и это уже легче.

И тут на меня накатило. Нет, я не почувствовал себя всесильным и неуязвимым. И не было в том, что я чувствовал, ничего мистического. Просто я перестал бояться. Бояться того, что одно неверное движение – и я останусь лежать здесь, а они поживятся моим нехитрым имуществом и уйдут. Вернее, Вебс поживится и уйдет.

– Вебс, – словно со стороны я услышал свой голос, звучавший даже немного нежно, – как ты себя чувствуешь? Боишься смерти?

Бандит не убежал. Но теперь уже я теснил его, прижимая к каменной кладке стены. Когда он коснулся ее спиной, то оттолкнулся лопатками и ударил дубинкой, целясь мне в голову. Ну с дубиной иметь дело мне не приходилось, а вот палкой по голове – такое мы много раз проходили. В этом случае главное – подставить предплечье как можно ближе к руке, сжимающей предмет. Целясь в грудь, я ударил ножом недостаточно сильно и почувствовал биение сердца, отдававшееся в рукоятке. После еще одного нажатия нож перестал чуть заметно подрагивать в моей руке, и Вебс сполз на колени.

Все. Звуки снова стали обычными, и в левое предплечье пришла боль, острая и режущая. И еще меня начало трясти. Это откат, я знаю.

Господи, восемь человек. Я здесь немногим больше чем полгода – и уже восемь человек. Всех их я убил руками. Нет, одного застрелил из пистолета.

Последние трое были самыми трудными. И еще я почему-то ничего не ощущал. Не было у меня ни чувства вины, ни чувства радости. Как будто всего лишь сделал неприятную работу. Никогда не думал, что к такому можно привыкнуть.

– А что, вполне прилично сработано! – громом среди ясного неба раздался чей-то голос.