Глава 17
ТОРЖЕСТВО ЛОГИКИ

Мэт, стараясь не торопиться, покинул дворец, как только Тайлин позволила ему уйти, хотя, если бы он считал, что от этого будет какой-то толк, кинулся бы бегом. По спине у него бегали мурашки, и он даже почти позабыл о костях, выплясывающих в голове. Хуже всего, просто ужасно он чувствовал себя, когда Беслан начал поддразнивать мать, говоря, что балы – самое подходящее развлечение для нее, а Тайлин со смехом ответила, что у королевы нет времени для молодых людей, не сводя при этом с Мэта своего проклятого орлиного взгляда. Теперь Мэт понял, почему кролики бегают так быстро. Он пересек площадь Мол Хара, ничего не видя перед собой. Даже если бы в фонтане под изображающей какую-то давно умершую королеву скульптурой высотой больше двух спанов, с рукой, простертой к морю, барахтались Найнив и Илэйн вместе с Джайхимом Карридином и Элайдой, он прошел бы мимо не оглянувшись.

В общем зале «Странницы» было темновато и казалось даже прохладно после изнурительной жары улицы. Мэт с облегчением снял шляпу. В воздухе висел табачный дым, но света, проникавшего сквозь покрытые причудливой резьбой ставни, защищавшие от солнца сводчатые окна, было более чем достаточно. Над некоторыми окнами были привязаны сосновые ветки – в честь праздника Ночь Свован. В одном из углов сидели две женщины с флейтами, а между ними мужчина с маленьким барабаном. Они играли назойливую ритмичную мелодию из тех, которые в последнее время так нравились Мэту. Даже сейчас, днем, здесь было несколько постоянных посетителей. Чужестранные купцы в простых шерстяных одеждах и несколько местных жителей, большинство в жилетках, указывающих на принадлежность к различным гильдиям. Здесь не было ни учеников, ни даже подмастерьев; расположенная рядом с дворцом «Странница» не то место, где можно дешево поесть, выпить и тем более переночевать.

Стук костей на столе в углу эхом отозвался у Мэта в голове, но он повернулся в другую сторону, туда, где на скамьях вокруг еще одного стола сидели трое его людей. Коревин, плотный, мускулистый кайриэнец с таким огромным носом, что глаза казались даже меньше, чем на самом деле, сидел, раздевшись до пояса и подняв над головой покрытые татуировкой руки, а Ванин обматывал ему грудь бинтом. Ванин был втрое толще Коревина и походил на облысевший куль сала, расползшийся по скамье. Его куртка выглядела так, точно он неделю спал в ней, не снимая; она всегда так выглядела, даже через час после того, как служанка отутюжит ее. Кое-кто из купцов беспокойно поглядывал на эту троицу, но местные жители не обращали на них внимания – им доводилось видеть и такое, и кое-что похлеще.

Коревин на чем свет стоит крыл Гарнана, командира десятка, родом из Тира, со впалыми щеками – на левой щеке красовался грубо вытатуированный ястреб.

– ...даже не слушая этого разъяренного торговца рыбой, ты, помесь козла и жабы, схватил свою проклятую дубину и полез в драку просто потому... – Он осекся при виде Мэта и попытался сделать вид, что ничего не говорил, скорчив такую физиономию, будто у него болят зубы.

Спроси Мэт, что произошло, и Коревин станет выкручиваться, нести всякий вздор – мол, он поскользнулся и напоролся на собственный кинжал, или еще какую-нибудь глупость в этом роде, – и Мэту пришлось бы притвориться, что он поверил. Поэтому он сел, положив кулаки на стол, с таким видом, будто не замечает ничего необычного. По правде говоря, ничего необычного и не произошло. Ванин был единственным из них, кто еще не влип в какую-нибудь историю раз двадцать с лишним; по каким-то причинам те, кто искал неприятностей, обходили Ванина стороной, как и Налесина. Единственное различие между ними состояло в том, что Ванина это, похоже, устраивало.

– Том и Джуилин были здесь?

Ванин невозмутимо продолжал бинтовать:

– Не видел ни рожи, ни кожи, ни коготка. Хотя Налесин забегал ненадолго. – От Ванина не услышишь чепухи вроде «милорд». Он не скрывал, что терпеть не может благородных. К несчастью, у этого правила, как и всегда, обнаружилось единственное исключение – Илэйн. – Оставил в твоей комнате сундук, стянутый железными полосами, и ушел, болтая что-то о безделушках. – Ванин сделал вид, что собрался сплюнуть сквозь брешь в зубах, но взглянул на одну из служанок и передумал. Госпожа Анан прибила бы любого, посмевшего плюнуть на ее пол, кинуть на него кости или даже вытряхнуть пепел из трубки. – Парнишка отправился на конюшню, – продолжил Ванин, прежде чем Мэт успел спросить его об Олвере, – со своей книжкой и с одной из дочерей хозяина гостиницы. Другая девица вертела тут задом, напрашиваясь, чтобы ее ущипнули. – Завязав последний узел, Ванин бросил на Мэта укоризненный взгляд, будто это отчасти его вина.

– Бедный малыш, – пробормотал Коревин, изгибаясь, чтобы проверить, не сползает ли бинт. На одном предплечье у него были вытатуированы леопард и кабан, на другом – лев и женщина. На женщине не было никаких покровов, если не считать волос. – Как он хныкал... Но расцвел, когда Лерал позволила ему взять себя за руку. – Все солдаты отряда приглядывали за Олвером, точно компания дядюшек, но никакая мамаша не захочет для своего сына этаких опекунов.

– Ничего, выживет, – сухо сказал Мэт. Мальчишка скорее всего перенял эти повадки у своих «дядюшек». Еще немного, и он начнет канючить, чтобы его украсили татуировкой. По крайней мере Олвер не убегал носиться по городу с уличными мальчишками; а ведь это нравилось ему не меньше, чем надоедать взрослым женщинам. – Гарнан, подожди здесь и, если увидишь Тома или Джуилина, задержи их. Ванин, я хочу, чтобы ты разузнал как можно больше о дворце Челзейн, что около Ворот Трех Башен.

Сомневаясь, стоит ли говорить здесь самое главное, Мэт оглядел зал. Служанки сновали из кухни и обратно, разнося еду и – гораздо чаще – напитки. Большинство завсегдатаев, казалось, интересовались только своими серебряными кубками, лишь две женщины в жилетках ткачих тихонько болтали, наклонившись друг к другу через стол и не обращая внимания на винный пунш. Некоторые купцы, по-видимому, торговались; они размахивали руками и, окуная пальцы в кубки, выводили на столе цифры. Музыка звучала достаточно громко, так что вряд ли кто-нибудь мог подслушать, но Мэт на всякий случай понизил голос.

Узнав, что Джайхима Карридина посещают Друзья Темного, Ванин сморщил круглое лицо, словно собирался сплюнуть, несмотря ни на какие запреты. Гарнан пробормотал что-то о грязных Белоплащниках, а Коревин предложил сообщить о предательстве Карридина Гражданской Страже. Это вызвало на лицах двух других выражение такого отвращения, что Коревину ничего не оставалось, как уткнуться в кружку с элем. Он был одним из немногих известных Мэту людей, способных даже в такую жару пить эбударский эль. Вообще всякий эль, если уж на то пошло.

– Будь осторожен, – предостерег Мэт Ванина, когда тот встал. Это не означало, что он действительно обеспокоен. Для такого толстяка Ванин двигался удивительно легко. Прежде он был лучшим конокрадом по крайней мере в двух странах и мог незаметно проскользнуть даже мимо Стража, но... – Они очень опасны. И Белоплащники, и Приспешники Темного.

Ванин лишь хмыкнул в ответ и жестом велел Коревину взять рубашку и куртку и идти следом.

– Милорд... – начал Гарнан, когда они остались вдвоем. – Милорд, я слышал, вчера в Рахаде появился туман.

Мэт, собравшийся было уходить, остановился. Гарнан выглядел обеспокоенным, хотя его трудно взволновать.

– Что ты имеешь в виду, говоря «туман»? – При такой-то жаре не стоило волноваться даже из-за густого, как кисель, тумана.

Гарнан смущенно пожал плечами и заглянул в свою кружку.

– Туман. Я слышал... Что-то было... в нем. – Он перевел взгляд на Мэта. – Я слышал, что люди просто исчезали. И некоторых потом находили обглоданными. Находили куски от них.

Мэта пробрала дрожь.

– Тумана больше нет, верно? И тебя там не было. Будешь беспокоиться, когда попадешь в него. Это все, что можно сделать.

Гарнан недоверчиво нахмурился, но Мэт сказал чистую правду. Эти пузыри, или миазмы зла – так их называли и Ранд, и Морейн, – лопались где и когда им вздумается, и, похоже, даже Ранд ничего не мог с ними поделать. Поэтому волноваться из-за них так же глупо, как из-за того, не упадет ли завтра на голову черепица с крыши. Можно, правда, вообще избежать волнений – сидя дома.

У Мэта и без того имелись вполне реальные основания для беспокойства. Налесин бросил их выигрыш наверху – заходи кто хочет, выноси что хочешь. Эти проклятые вельможи швыряются золотом, точно песком. Оставив Гарнана изучать содержимое кружки, Мэт направился к лестнице без перил в дальнем конце зала, но, прежде чем он добрался до нее, его остановила одна из служанок.

Кайра была стройной девушкой с пухлыми губами и дымчато-серыми глазами.

– Один человек разыскивал вас, милорд, – сообщила она, смущенно теребя край фартука и глядя на Мэта сквозь длинные ресницы. Голос ее звучал странно неуверенно. – Сказал, что он Иллюминатор, но вид у него нездоровый. Заказал поесть и сказал, что вы заплатите, но госпожа Анан ничего не подала ему. Ну, он и ушел.

– В следующий раз, голубка, накорми его, – сказал Мэт, засовывая серебряную марку в вырез ее платья. – Я поговорю с госпожой Анан.

Он хотел найти Иллюминатора – настоящего, а не пройдоху, торгующего фейерверками, набитыми опилками, – но сейчас это не так уж важно. Во всяком случае по сравнению с лежащим без охраны золотом. И туманом в Рахаде, и Друзьями Темного, и Айз Седай, и этой проклятой выжившей из ума Тайлин, и...

Кайра хихикнула и выгнулась, точно кошка, которую погладили.

– Может, принести пунша в комнату, милорд? Или еще чего-нибудь? – Она соблазнительно улыбнулась, ожидая ответа.

– Попозже, может быть, – сказал Мэт, легонько ударив девушку кончиком пальца по носу. Она снова хихикнула в своей обычной манере. Если бы госпожа Анан позволила, Кайра открывала бы на всеобщее обозрение свои нижние юбки до бедер и выше, но хозяйка гостиницы приглядывала за своими служанками почти так же бдительно, как и за собственными дочерями. Почти. – Попозже, может быть.

Взбегая по широким каменным ступеням, он и думать забыл о Кайре. Как быть с Олвером? В один прекрасный день мальчишка и в самом деле окажется в беде, если будет и дальше так вести себя с женщинами. Надо держать его подальше от Гарнана и остальных. Они и вправду плохо влияют на него. А вообще только этих забот ему и не хватает! Он должен увезти Найнив и Илэйн из Эбу Дар прежде, чем с ними случится что-то скверное.

Комната Мэта располагалась со стороны фасада и выходила окнами на площадь. Когда он оказался перед своей дверью, позади скрипнула половица. Будь он где-нибудь в другом месте, ему и в голову не пришло бы обратить на это внимание, но вся соль в том, что полы в «Страннице» не скрипят.

Мэт оглянулся на скрип и успел развернуться – он выронил шляпу и левой рукой перехватил опускающуюся на его голову дубину. Рука тут же онемела, но он отчаянно сопротивлялся, когда толстые пальцы схватили его за горло и толкнули спиной вперед к двери в его комнату. Мэт ударился затылком о дверь. Черные пятна с серебристыми ободками заплясали перед глазами, мешая разглядеть потное лицо нападавшего. Как в тумане, маячили лишь большой нос и желтые зубы. Внезапно Мэт почувствовал, что еще немного, и он потеряет сознание; пальцы нападавшего с такой силой сдавливали горло, что ни кровь, ни воздух не поступали в мозг. Правой рукой он скользнул под куртку и нашарил один из ножей, пальцы с трудом слушались его. Дубина снова взметнулась вверх. Мэт видел, как она поднимается, предчувствовал каждой частицей тела, что сейчас она обрушится вниз и размозжит ему череп. Подобравшись, он резко выхватил нож и ударил.

Нападавший испустил пронзительный вопль, и дубина, падая на пол, задела плечо Мэта, но толстые пальцы по-прежнему сжимали горло. Спотыкаясь, Мэт отступал назад, одной рукой стараясь оторвать вцепившиеся в него пальцы, а другой снова и снова коля ножом.

Внезапно нападавший упал, потянув за собой нож, а заодно и самого Мэта; все было кончено. Жадно хватая воздух ртом, он ухватился за то, что подвернулось под руку – дверной косяк, – стараясь удержаться на ногах. Вытаращив глаза, которые уже никогда ничего не увидят, с пола на него смотрел плотный мужчина с грубым лицом, с загнутыми на мурандийский манер усами, в темно-голубой куртке, какие носили мелкие купцы и преуспевающие лавочники. Мужчина нисколько не походил на вора.

И только тут до Мэта дошло, что в пылу драки они ввалились в открытую дверь вовсе не его комнаты. Эта была поменьше, без окон, ее освещали две тусклые маленькие лампы, стоявшие на низком столике рядом с узкой кроватью. Над громадным открытым сундуком, занимавшим большую часть комнаты, удивленно глядя на труп, разгибался долговязый белобрысый мужчина. Сундук занимал почти все свободное пространство комнатки.

Мэт открыл было рот, собираясь извиниться за столь грубое вторжение, но долговязый выхватил из-за пояса длинный кинжал, а с кровати схватил дубину и прыгнул через сундук прямо на Мэта. Во взгляде светловолосого сквозило нечто позволявшее предположить, что убитый не совсем ему незнаком. Цепляясь за косяк, Мэт коротким движением метнул нож и в тот же миг сунул руку под куртку за следующим. Но первый кинжал попал долговязому в горло. Мэт едва не упал снова; он почувствовал облегчение, когда долговязый схватился руками за горло – кровь хлынула у него между пальцами – и рухнул навзничь в открытый сундук.

– Хорошая штучка везение, – хрипло пробормотал Мэт.

Пошатываясь, он выдернул из тела нож и вытер его о серую куртку долговязого. У этого куртка была побогаче, чем у первого; тоже шерстяная, но лучшего покроя. Ее не постыдился бы носить и какой-нибудь мелкий лорд. Судя по воротнику, долговязый был андорцем. Мэт опустился на постель, хмуро разглядывая лежащего в сундуке человека. Шорох заставил его поднять голову.

В дверном проеме возник Мэтов слуга, безуспешно пытавшийся спрятать за спиной большую черную сковороду. Нерим держал полный набор кухонной утвари и всего прочего, что, по его мнению, могло понадобиться слуге лорда в путешествии, в комнатушке рядом с той, которую занимал Мэт; он делил ее с Олвером. Даже для кайриэнца Нерим был мелковат и вдобавок тощ как щепка.

– Боюсь, куртка милорда снова в крови, – грустно пробормотал он. В тот день, когда его голос прозвучит иначе, солнце взойдет на западе. – Хотелось бы, чтобы милорд поберег одежду. Попробуй-ка отстирай кровь, не испачкавшись; да и насекомые поналезут, их не надо уговаривать прогрызать дырки в мокрой ткани. Столько моли, как здесь, я нигде не видел, милорд. – И ни слова о двух мертвецах или о том, что он собирался делать со сковородкой.

Шум привлек внимание и других людей; «Странница» не относилась к тому сорту гостиниц, где крики никого не удивляют и не интересуют. В коридоре послышались тяжелые шаги, и на пороге возникла госпожа Анан. Она оттолкнула стоявшего у нее на пути Нерима и, приподняв юбки, обошла вокруг трупа на полу. Вслед за ней появился ее муж, седовласый, с квадратной челюстью и серьгой из двух сцепленных колец в левом ухе, указывающей на его принадлежность к Древней и Почтенной Лиге Рыбаков. Два белых камня на нижнем кольце свидетельствовали о том, что помимо корабля, на котором он был капитаном, ему принадлежали и другие. Именно существование Джасфера Анана заставляло Мэта крайне осторожно одаривать улыбками дочерей госпожи Анан. За поясом у мужа хозяйки гостиницы были заткнуты нож и кривой кинжал, длинный зеленый с голубым жилет оставлял обнаженными руки и грудь, покрытые полученными на дуэлях шрамами. Дуэли, однако, не помешали ему остаться в живых, чего нельзя сказать о большинстве тех, кто наградил его шрамами.

Другой причиной осторожного поведения Мэта была сама Сеталль Анан. Никогда прежде Мэт не пропускал ни одной девушки, если она ему нравилась, из-за ее матери, даже будь та хозяйкой гостиницы, в которой он остановился, – тут дело было в самой госпоже Анан. Большие золотые кольца в ее ушах закачались, когда она, не дрогнув, склонилась над мертвецом. Она была очень мила, несмотря на тронутые сединой волосы, а ее брачный кинжал покоился между весьма аппетитных выпуклостей, которые в любом другом случае притянули бы взгляд Мэта, точно свеча мотылька. Но смотреть так на нее все равно что смотреть так... Нет, не на мать. На Айз Седай или – хотя Мэт все равно смотрел, конечно, только смотрел, больше ничего! – на королеву Тайлин, помоги ему Свет. Тронуть ее хоть пальцем просто немыслимо. Так что дело в ней самой. Сделать что-то такое, что могло бы обидеть Сеталль Анан, – у него и мыслей таких не мелькало.

– Один из них набросился на меня в коридоре. – Мэт пнул легонько ногой сундук; раздался такой звук, будто сундук совершенно пуст, хотя из него торчали руки и ноги мертвеца. – Кроме трупа, там ничего нет. Думаю, они собирались набить сундук тем, что украдут. – Может, золотом? Нет, вряд ли они могли узнать о золоте, выигранном всего несколько часов назад, и все же недаром Мэт собирался попросить госпожу Анан спрятать выигрыш в безопасное место.

Она спокойно кивнула, во взгляде карих глаз не было ни малейших признаков волнения. Подумаешь, в ее гостинице всего-навсего кого-то закололи ножом. Это не могло нарушить ее спокойствия.

– Они заявили, что хотят непременно сами внести свой сундук. Там у них товар, так они объяснили. Сняли эту комнату прямо перед вашим приходом. На несколько часов, так они сказали, чтобы выспаться перед тем, как отправиться в Северный Чезен. – В восточной части побережья и в самом деле была такая деревушка, но вряд ли они говорили правду. По тону госпожи Анан можно было понять, что она тоже сомневается в этом. Она сердито взглянула на покойников, точно сожалея, что не может оживить их, чтобы получить ответы на свои вопросы. – Они сами выбрали эту комнату. Белобрысый был у них за старшего. Он отверг три комнаты, которые ему предлагали, и остановился на этой, а ведь она на одного человека, притом для слуги. Я еще подумала, что у него просто плохо с деньгами.

– Даже воры бывают скуповаты, – рассеянно ответил Мэт. Может, из-за этого кости и вертелись у него в голове – в голове, которую явно размозжили бы, если бы ему снова не повезло и этот тип не наступил на единственную во всей гостинице скрипучую половицу. Но проклятые кости продолжали кувыркаться. И это ему очень не нравилось.

– Вы думаете, это случайность, милорд?

– А что же еще?

Госпожа Анан не ответила и продолжала хмуро смотреть на трупы. Может, она вовсе не такая уж оптимистка, как ему казалось. В конце концов, она родом не из Эбу Дар.

– В последнее время в городе слишком много головорезов. – Голос у Джасфера был низкий и гулкий; чувствовалось, что он привык выкрикивать команды на рыболовном судне. – Может, вам имеет смысл нанять охранников. – Госпожа Анан удивленно вскинула бровь, и ее муж поднял руки, точно защищаясь. – Успокойся, жена. Я сказал, не подумав. – Женщины в Эбу Дар славились тем, что весьма круто обходились с мужьями. Не исключено, что некоторыми своими шрамами Джасфер обязан именно жене. У брачного кинжала не одно предназначение.

Мысленно возблагодарив Свет за то, что не женат на женщине из Эбу Дар, Мэт спрятал нож. Хвала Свету, что он вообще не женат. Неожиданно его пальцы нащупали бумагу.

Госпожа Анан не собиралась позволить мужу отделаться так легко.

– Ты часто говоришь, не подумав, – сказала она, поглаживая пальцами рукоятку ножа в ложбинке между грудями. – Многие женщины не спустили бы тебе такое. Элинда говорит, что я не проявляю необходимой твердости, когда ты перечишь мне, а ведь я должна быть примером для дочерей. – Жесткость сменилась улыбкой, хотя и едва заметной. – Считай, что ты наказан. Я не буду тебе указывать, кто какую должен тянуть сеть и на каком корабле.

– Ты слишком добра ко мне, жена, – тусклым голосом ответил он. В Эбу Дар нет гильдии хозяек гостиниц, но всеми гостиницами в городе заправляли женщины; с точки зрения жителей Эбу Дар, горе-злосчастье поселилось бы в любой гостинице, управляемой мужчиной, и на любом судне под командованием женщины. В рыболовецкой гильдии не было женщин.

Мэт развернул сложенный в несколько раз лист. Белоснежная, дорогая бумага. Там печатными буквами было написано всего несколько строк. Так мог бы написать Олвер. Или взрослый человек, не желавший, чтобы его почерк узнали.

ИЛЭЙН И НАЙНИВ ЗАШЛИ СЛИШКОМ ДАЛЕКО. НАПОМНИ ИМ, ЧТО ОПАСНОСТЬ СО СТОРОНЫ БАШНИ ЕЩЕ НЕ МИНОВАЛА. ПОСОВЕТУЙ ВЕСТИ СЕБЯ ПООСТОРОЖНЕЕ, ИЛИ ИМ ПРИДЕТСЯ НА КОЛЕНЯХ МОЛИТЬ ЭЛАЙДУ О ПРОЩЕНИИ.

Больше ничего; подпись отсутствовала. Им все еще угрожает опасность? В этих советах не содержалось ничего нового, и так или иначе вряд ли сами мятежницы могли подстроить им ловушку. Нет, надо зайти с другого конца. Кто подсунул ему записку? Очевидно, тот, кто по каким-то причинам считал, что сам не может вручить ее. У кого была такая возможность с тех пор, как Мэт утром надел куртку? Тогда записки в кармане не было, в этом он не сомневался. Кто-то стоявший очень близко к нему. Кто-то... Не отдавая себе в этом отчета, Мэт принялся напевать куплет из песенки «Она сводит меня с ума». Правда, в здешних краях ее пели с другими словами, тут она называлась «Все кругом вверх дном»... Только Теслин или Джолин – но это совершенно невозможно.

– Плохие новости, милорд? – спросила госпожа Анан.

Мэт сунул записку в карман:

– Есть ли на свете хоть один мужчина, способный понять женщину? Я имею в виду не только Айз Седай. Любую женщину.

Джасфер захохотал; жена многозначительно взглянула на него, и он засмеялся еще громче. Взгляду, которым госпожа Анан одарила Мэта, позавидовала бы любая Айз Седай со всей их непробиваемой безмятежностью.

– Это совсем нетрудно, милорд, надо только держать раскрытыми глаза и уши. У женщин задача посложнее. Мы должны попытаться понять, что у мужчины на уме.

Джасфер, продолжая смеяться, ухватился за дверной косяк, слезы катились по его смуглому лицу. Жена искоса взглянула на него, наклонив голову, повернулась с холодным спокойствием на лице и... неожиданно ударила под дых с такой силой, что у него подогнулись колени. Его смех тут же перешел в хрип.

– У нас в Эбу Дар есть поговорка, милорд, – бросила она Мэту через плечо, – мужчина похож на заросли ежевики, по которым бредешь в полной темноте, и даже он сам не знает, как оттуда выбраться.

Мэт фыркнул. Беспомощной ее не назовешь. Ладно, Теслин, Джолин или кто-то другой – наверно, все-таки кто-то другой, но вот кто? – Белая Башня далеко. Зато Джайхим Карридин совсем рядом. Мэт хмуро взглянул на трупы. А ведь найдется еще сотня негодяев. Как бы то ни было, похоже, Найнив с Илэйн окажутся в безопасности только вдали от Эбу Дар. Мэта грызла тревога, но ключа к разгадке не было. И эти проклятые кости... Как бы ему хотелось, чтобы они остановились и... будь что будет.

Комнаты, которые Джолин делила с Теслин, были довольно просторны; каждая из женщин располагала спальней, комнатой для служанок и еще одной, где вполне могли бы разместиться Блерик и Фен, если бы Теслин согласилась, чтобы Стражи Джолин жили с ними. Эта женщина относилась к любому мужчине как к волку, который может оказаться бешеным, а уж если она упрется, на нее не действуют никакие доводы. Такая же безжалостная, как Элайда, Теслин тоже сметала все, что вставало на ее пути. Во всех делах они были на равных, но взять верх над Теслин, не имея совершенно очевидных преимуществ, практически невозможно.

Когда появилась Джолин, Теслин сидела в гостиной за письменным столом, царапая бумагу пером, издававшим противный скрип. Теслин вечно экономила на чернилах.

Джолин без единого слова промчалась мимо нее на балкон, который представлял собой окрашенную в белый цвет длинную металлическую клетку. Просветы ажурной ограды были так узки, что человек, работающий в саду, даже не заподозрил бы, что на балконе кто-то есть, хотя комнаты располагались всего-навсего на третьем этаже. Цветы в этих краях обычно пышно распускались в жаркое время года, соперничая окраской с интерьером дворца, но сейчас они не цвели. Садовники постоянно ходили по посыпанным гравием дорожкам с ведрами воды, но листья лишь желтели и бурели. Джолин никогда не призналась бы в этом, даже под угрозой пытки, но жара внушала ей страх. Темный прикоснулся к миру, а их единственной надеждой был парень, не поддающийся контролю и управлению.

– Посадить на хлеб и воду? – неожиданно заговорила Теслин. – Отправить мальчишку Коутона в Башню? Если в наших планах должны произойти какие-то изменения, будь так любезна, сообщи об этом сначала мне, а уж потом всем остальным.

Джолин почувствовала, как у нее вспыхнули щеки.

– Мерилилль заслужила, чтобы ее поставили на место. Она учила меня, когда я была послушницей. – Все, что у Джолин накопилось против Мерилилль, в полной мере относилось и к Теслин; та тоже была суровой наставницей, державшей своих учениц железной хваткой. Тон, которым это было сказано, должен напомнить Теслин, а точнее, откровенно предупредить, что никому не следует выступать против нее, Джолин, не важно, равны они теперь по положению и возможностям или нет. Мерилилль к тому же стояла ниже. – Она заставляла нас стоять навытяжку перед остальными послушницами, снова и снова добиваясь того ответа, которого хотела. Нам было ужасно стыдно стоять перед всеми, и в конце концов мы начинали плакать. Тогда она делала вид, что сочувствует нам, возможно, так и было. Но чем больше она похлопывала каждую из нас по спине и уговаривала не плакать, тем хуже становилось.

Внезапно Джолин резко замолчала. Не следовало всего этого говорить. Теслин и без того всегда смотрела на Джолин так, как будто заметила на ее платье пятно и собиралась прочесть по этому поводу нотацию. Но она могла понять Джолин – Мерилилль учила и ее.

– Неужели ты все время помнила об этом? – недоверчиво спросила Теслин. – Сестры, которые нас обучали, просто выполняли свой долг. Иногда мне даже кажется, что слова Элайды о тебе верны. – И отвратительное «скрип-скрип» раздалось снова.

– Это... просто пришло мне в голову, когда Мерилилль начала вести себя так, точно она и является настоящей посланницей. – А не мятежницей. Нахмурившись, Джолин поглядела вниз, в сад. Она презирала женщин, которые учинили раскол в Белой Башне и вдобавок гордились этим перед всем миром. Их и всех, кто им помогал. Но и Элайда совершила грубую, просто ужасную ошибку. Возникшие разногласия можно было уладить без особых усилий, и тогда никакого мятежа попросту не случилось бы. – Что такое она говорила обо мне, Теслин? – Скрип, подобный тому, который издает скребущий по грифельной доске ноготь, не прекращался. Джолин шагнула с балкона в комнату. – Что говорила Элайда?

Теслин прикрыла письмо листом бумаги – то ли чтобы промокнуть чернила, то ли чтобы Джолин не увидела написанного, – но ответила не сразу. Она сердито посмотрела на Джолин – впрочем, она всегда так смотрит; временами с ней очень нелегко разговаривать. И вздохнула:

– Ну хорошо. Если ты настаиваешь. Она говорила, что ты все еще ведешь себя как ребенок.

– Ребенок? – Удивление Джолин не произвело на Теслин ни малейшего впечатления.

– Некоторые, – холодно пояснила Теслин, – надев белое платье послушницы, постепенно и незаметно меняются день ото дня. Другие вообще не меняются. Элайда убеждена, что ты из последних. Ты не взрослеешь и никогда не станешь по-настоящему взрослой.

Джолин гневно вскинула голову, стараясь удержаться от возражений. Подумать только! И это сказала та, чья мать была ребенком, когда она, Джолин, уже носила шаль! Элайду слишком избаловали, когда она была еще послушницей, ей слишком многое позволяли из-за ее силы и поразительной скорости, с которой она обучалась. Джолин всегда подозревала, что причиной ее яростной ненависти к Илэйн, Эгвейн и этой дикарке Найнив была зависть; до сих пор никто не продвигался так быстро, как она, – кроме них. К тому же Найнив вообще ни дня не пробыла послушницей, что просто неслыханно.

– Раз уж ты заговорила об этом, – продолжала Теслин, – давай попытаемся извлечь все преимущества из ситуации.

– Что ты имеешь в виду? – Дотянувшись до Истинного Источника, Джолин, направив Воздух, подняла со стола, выложенного бирюзовой мозаикой, серебряный кувшин и наполнила серебряную чашу пуншем. Как всегда, радость от слияния с саидар взволновала ее и одновременно, тоже как обычно, подействовала успокаивающе.

– Мне казалось, что это очевидно. Приказания Элайды не отменены. Как только Илэйн и Найнив будут обнаружены, их надо тут же отправить в Белую Башню. Я согласна немного подождать, хотя, возможно, время уже на исходе. Жаль, что эту девчонку ал’Вир не удастся отправить вместе с ними. Но если мы исполним хотя бы два приказания Элайды, это вернет нам ее благосклонность, а если сумеем захватить еще и этого нахального юнца Коутона... Мне даже кажется, что, выполнив эти три пожелания Элайды, мы добьемся ее расположения почти в той же мере, как если бы мы явились к ней с самим ал’Тором. И из Авиенды получится прекрасная послушница, не важно, что она дикарка.

Поток Воздуха перенес чашу прямо в руки Джолин, и она неохотно отпустила Силу. Восторг, который она ощутила, впервые прикоснувшись к Источнику, никогда не покидал ее. Дынный пунш, увы, никак не мог заменить саидар. Самой тяжелой частью наказания, наложенного на Джолин перед тем, как она покинула Башню, было лишение права прикасаться к саидар. Почти самой тяжелой частью. Она сама предложила для себя подобное наказание, однако Элайда дала ей понять, что, если бы потребовалось ее, Элайды, вмешательство, результат был бы гораздо хуже.

– Ее благосклонность? Теслин, ты готова унижаться только ради того, чтобы показать Элайде, что ее приказания выполняются? Она отослала нас в эту засиженную мухами дыру – хорошо хоть не на другой берег Океана Арит, – чтобы мы не вмешивались ни во что по-настоящему важное. Отослала к королеве, у которой меньше власти, чем у дюжины благородных лордов, каждый из которых завтра захватил бы ее трон, если бы это их хоть немного волновало. И ты предлагаешь сделать все то, о чем говорила, только чтобы подольститься к Элайде и вернуть ее благосклонность?

– Она все-таки Амерлин. – Положив руку на прикрывавший письмо листок, Теслин стала водить пальцами туда-сюда, будто это помогало ей думать. – Она поймет, что мы не комнатные собачки, раз не кинулись сразу же исполнять ее приказания. Но если наше молчание слишком затянется, это может быть воспринято как измена.

Джолин презрительно фыркнула:

– Не смеши меня! Если они снова окажутся в Башне, их всего лишь накажут за побег и за то, что они выдавали себя за полноправных сестер. – Она поджала губы. Обе они, конечно, виновны, так же как и те, кто допустил это, но больше всего Джолин возмущало, что одна из них выдавала себя за принадлежащую к ее собственной Айя. Зеленая Айя, конечно, спустит с Илэйн шкуру, и ей станет не до мыслей о троне Андора. Хотя, может, будет лучше, если Илэйн прежде завладеет Львиным Троном. Так или иначе, ее обучение необходимо завершить. Джолин не считала Илэйн полностью потерянной для Башни, что бы та ни натворила.

– Не забывай об их связи с мятежницами.

– Ради Света, Теслин, не говори ерунды. Скорее всего мятежницы обманом увели их из Башни, как и прочих девчонок. Какое значение имеет, когда они начнут чистить котлы, завтра или через год? – Именно такая участь несомненно ожидала всех мятежных послушниц и Принятых. – И Айя тоже нет никакой нужды срочно разбираться с ними. Они же рядом – только руку протяни. В конце концов, они Принятые и, похоже, не скрываются от нас, хотя знают, что при желании мы в любой момент доберемся до них. Вот что я предлагаю. Раз уж Элайда отослала нас в эту дыру, будем сидеть тут, ничего не предпринимая и храня молчание. Пусть она – очень вежливо – поинтересуется, чем мы занимаемся, тогда, возможно....

Если, конечно, раньше не случится то, о чем она умолчала, – в один прекрасный день Элайда, проснувшись, обнаружит, что ее свергли точно так же, как Суан. Совет, конечно, не потерпит ту, которая лишь запугивает, но действует неумело; Теслин из Красной Айя, она об этом и слушать не захочет.

– Ну что ж... Полагаю, необязательно принимать решение прямо сейчас, – задумчиво произнесла Теслин, хотя за ее словами явственно ощущалось невысказанное «но».

Подвинув с помощью потока Воздуха кресло с гнутыми ножками, Джолин присела к столу, чтобы окончательно убедить Теслин в том, что молчание – лучшая тактика. Все еще ребенок – это она-то? Если все пойдет так, как она задумала, Элайда не получит ни словечка из Эбу Дар, пока не начнет умолять об этом.

Женщина на столе изгибалась дугой, насколько позволяли веревки; глаза выпучены, из стянутого веревкой горла вырываются пронзительные крики – снова и снова. Внезапно вопли сменились громким хрипом, женщина забилась в судорогах, сотрясаясь с головы до пят, потом внезапно обмякла. Широко распахнутые глаза невидяще уставились в затянутый паутиной потолок подвала.

Возмущаться и проклинать не имело смысла, но Фалион выругалась не хуже любого конюха. Она в который раз пожалела, что здесь Испан, а не Тимэйл. Тимэйл умеет вытягивать ответы, у нее никто не умирал прежде, чем она добивалась, чего хотела. Конечно, Тимэйл слишком увлекалась подобной работой, получая от нее заметное удовольствие, но это делу не мешало.

Снова направив Силу, Фалион подобрала одежду женщины с грязного пола и набросила ее на голое тело. Красный кожаный ремень упал, она подхватила его и швырнула в кучу. Может, следовало действовать иначе, но порка, щипцы и раскаленное железо казались такими... грязными методами.

– Бросьте тело где-нибудь в переулке. Перережьте ей глотку, пусть все выглядит так, будто ее ограбили. Возьмите себе деньги из ее кошелька.

Двое мужчин, сидевших на корточках возле каменной стены, переглянулись. Арнин и Над могли быть братьями – оба черноволосые, покрытые шрамами, с маленькими блестящими глазками. Мускулов у них хватило бы и на троих, а может, еще и осталось; но важнее то, что у них хватало мозгов, чтобы выполнять простые приказания. Как правило.

– Простите, госпожа, – нерешительно произнес Арнин, – но никто не поверит...

– Делайте что велено, – сердито оборвав его, Фалион направила Силу, подняла Арнина и ударила спиной о камни.

Его голова дернулась, хотя, конечно, все это не могло причинить ему серьезного вреда. Над бросился к столу, приговаривая в испуге:

– Да, госпожа. Как прикажете, госпожа.

Когда она отпустила Арнина, тот, не издав ни звука, шатаясь, подошел к Наду и помог ему взвалить на спину тело, словно груду тряпья, и унести его. Да, теперь это всего лишь хлам. Фалион пожалела о своей вспышке – позволять раздражению брать верх нет смысла. Хотя иногда гнев, как ни странно, действовал. После стольких лет это все еще удивляло ее.

– Могидин... Ей это не понравится, – сказала Испан, как только мужчины вышли. Голубые и зеленые бусинки, вплетенные в бесчисленные черные косички, пощелкивали друг о друга, когда она покачивала головой. Все это время Испан оставалась в тени, сидя в углу, огражденная малым стражем, сплетенным так, чтобы она ничего не могла слышать.

Фалион чуть не бросила на нее гневный взгляд, но вовремя удержалась. Будь у нее возможность выбирать, она никогда не стала бы работать вместе с Испан. Испан была Голубой, во всяком случае когда-то. А возможно, и до сих пор. Фалион не считала, что больше не принадлежит к Белой Айя из-за того, что связалась с Черными. Голубые всегда были чересчур пылки и открыто проявляли свои эмоции, когда следовало сохранять бесстрастность. Рианна, еще одна Белая, – вот с ней было бы приятно работать. Хотя эта женщина имела странные, зачастую неверные понятия о том, какую роль в жизни играет логика.

– Могидин позабыла про нас, Испан. Или ты получила от нее весточку? Лично ты? Во всяком случае я убеждена, этого тайника не существует.

– Могидин говорила, что тайник точно есть. – Вначале голос Испан звучал сурово, но быстро потеплел. – Целое хранилище ангриалов, са’ангриалов и тер’ангриалов. Кое-что достанется нам. Собственный ангриал, Фалион! Может, даже са’ангриал. Она обещала.

– Могидин ошиблась. – Фалион наблюдала, как ошеломленная Испан широко распахнула глаза. Избранные всего лишь люди. В свое время Фалион тоже испытала потрясение, усвоив этот урок, но некоторые вопреки всему отказывались признавать очевидную истину. Избранные гораздо сильнее, несравненно больше знают и, очень может быть, уже бессмертны, но, судя по всему, они плели интриги и сражались друг с другом так же безжалостно, как два мурандийца, готовые выцарапать друг другу глаза из-за какого-нибудь одеяла.

Потрясение Испан мгновенно сменилось гневом:

– Есть же и другие, кто ищет их. Не может быть, что все это тоже ошибка. Есть Приверженцы Тьмы, которые тоже ищут; их, должно быть, направили сюда другие Избранные. Если ищут Избранные, как ты можешь говорить, что ничего нет?

Она не понимала. Если, несмотря на все усилия, вещь не удается найти, самое очевидное объяснение состоит в том, что ее просто не существует.

Фалион молча ждала. Испан не тупица, просто ею владеет благоговейный ужас, но Фалион верила в способность людей в конце концов осознавать то, о чем они в глубине души давно догадывались. Просто тех, у кого ленивый ум, приходится подгонять.

Испан принялась вышагивать туда-сюда, метя юбками и хмуро глядя на пыль и старую паутину.

– Здесь смердит! И грязно! – Она вздрогнула, заметив карабкавшегося по стене большого черного таракана. Вокруг нее возникло сияние – поток Силы шлепком раздавил насекомое. Скривившись, Испан вытерла о юбки руки, точно уничтожила таракана ими. У нее был чувствительный желудок, который, к счастью, не подводил, когда она занималась делом. – Я не сообщу о неудаче Избранной, Фалион. Она может заставить нас позавидовать участи Лиандрин, правда?

Фалион даже не вздрогнула. Она прошла в другой конец подвала и налила себе чашку сливового пунша. Сливы были старые, а пунш слишком сладкий, но самое главное, что руки у нее не дрожали. Страх перед Могидин совершенно естественен, но это не означает, что так же естественно поддаваться ему. Может, Могидин вообще умерла. Иначе она, конечно, уже вызвала бы их к себе или снова поймала в Тел’аран’риоде, чтобы они объяснили, почему все еще не выполнили ее приказа. Хотя логика подсказывала Фалион: пока она не увидела тела Могидин, разумнее всего вести себя так, будто та может появиться в любой момент.

– Есть способ избежать этого.

– Какой? Допросить всех Мудрых Женщин в Эбу Дар? Сколько их? Сотня? Или, может, тысяча? Или... Сестры во Дворце Таразин, кажется, могут кое-что знать.

– И не мечтай завладеть са’ангриалом, Испан. Ни в каких дворцах никаких тайных сокровищниц и хранилищ нет. – Фалион говорила холодным, размеренным тоном – тем более размеренным, чем сильнее волновалась Испан. Ей всегда доставляло удовольствие гипнотизировать вверенных ей для обучения послушниц звуками своего голоса. – Почти все Мудрые Женщины – дикарки, и никому из них скорее всего ничего не известно о том, что нас интересует. Нет такой дикарки, которая хранила бы у себя ангриал, а тем более са’ангриал, поэтому мы, сколько бы ни старались, не найдем ни одной из них. Наоборот, согласно всем архивным записям, дикарка, которая даже случайно наткнется на какой-либо предмет, связанный с Силой, постарается избавиться от него как можно скорее из страха навлечь на себя гнев Белой Башни. С другой стороны, женщины, которые были в Белой Башне и покинули ее, такого страха не испытывают. Ты прекрасно знаешь, что, когда их обыскивают перед тем, как отпустить, почти у каждой третьей находят какой-нибудь предмет Силы или что-то, что она считает таковым. Из немногих местных Мудрых наилучшим выбором была Каллей. Отосланная из Башни четыре года назад, она попыталась украсть маленький тер’ангриал. Бесполезная вещь, всего лишь создает образы цветов и шум водопада, и все же предмет, связанный с саидар. И Каллей старалась выведать секреты других послушниц, что в большинстве случаев ей удавалось. Будь в Эбу Дар хоть один-единственный ангриал, не говоря уже о большом хранилище, неужели ты думаешь, что она, проведя здесь четыре года, не выяснила бы, где он находится?

– Я тоже ношу шаль, Фалион, – с необычной для нее резкостью сказала Испан, – и мне все это известно не хуже, чем тебе. Ты сказала, есть способ. Какой?

Не желает думать, напрягать мозги – и все!

– Что обрадовало бы Могидин так же сильно, как хранилище предметов Силы? – Испан все так же непонимающе смотрела на Фалион, постукивая ногой. – Найнив ал’Мира, Испан. Могидин велела нам найти ее, но та каким-то образом ускользнула. Если мы доставим ей Найнив – и заодно эту девчонку Траканд, – она простит нам сотню са’ангриалов. – Что лишний раз со всей очевидностью доказывало, насколько безрассудны могли быть Избранные. Самое лучшее, имея дело с такими несравненно более могущественными, но неспособными совладать со своими порывами людьми, соблюдать крайнюю осторожность. К Испан все это, конечно, не относилось, по крайней мере в отношении могущества.

– Я же говорила, нужно было убить ее, как только она появилась. – Испан сплюнула. Она снова, размахивая руками, ходила взад-вперед; песок скрипел у нее под ногами. – Да-да, я понимаю. Сестры во дворце становятся подозрительными, не стоит привлекать их внимание. Ты не забыла Танчико? И Тир? Там, где появляются эти две девицы, жди неприятностей. Я так считаю: раз мы не можем убить их, нужно держаться подальше от Найнив ал’Мира и Илэйн Траканд. Как можно дальше!

– Успокойся, Испан. Успокойся.

Не важно, что успокаивающий тон Фалион, казалось, лишь еще больше взвинчивал Испан. Фалион была уверена – логика должна преобладать над эмоциями. И она всегда торжествует.

Сидя на перевернутой бочке, стоящей в на редкость прохладном, узком, затененном переулке, он не сводил глаз с дома, расположенного на противоположной стороне оживленной улицы. Неожиданно он осознал, что снова схватился за голову. Она не болела, но временами возникало... какое-то странное ощущение. Чаще всего тогда, когда он думал о том, чего не мог вспомнить.

Трехэтажный дом, покрытый белой штукатуркой, принадлежал ювелирше, у которой – предположительно в гостях – были две подруги. Она познакомилась с ними во время поездки на север несколько лет назад. Этих подруг заметили мельком, лишь когда они прибыли, после этого их никто не видел. Разузнать все это оказалось делом нетрудным, а выяснить, что они Айз Седай, – лишь чуть-чуть сложнее.

Тощий парень в рваном жилете, который, насвистывая, шел по улице – на уме у него явно было что-то недоброе, – остановился, увидев его, сидящего на бочке. Его куртка, то, что он явно прятался в тени, где мало кто мог его заметить, – и весь облик, с сожалением подумал он, – наверно, все это выглядело искушающе. Он сунул руку под куртку. Его руки больше не обладали силой и гибкостью, необходимой для сражения на мечах, но два длинных ножа, которые он всегда носил с собой вот уже более тридцати лет, не раз приводили в изумление многих искусных фехтовальщиков. Возможно, что-то мелькнуло в его взгляде, потому что тощий парень, немного поразмыслив, снова засвистел и продолжил путь.

Распахнулись ворота, ведущие на конюшню ювелирши, и появились двое крупных, сильных мужчин. Они тащили ручную тележку, доверху нагруженную навозом и соломой. Чем они тут занимались? Арнин и Над не походили на парней, которых нанимают чистить конюшни.

Останусь здесь до темноты, решил он, а потом посмотрю, смогу ли снова найти маленького убийцу, Карридинова прихвостня.

И вновь оказалось, что он держится за голову. Он отдернул руки. Рано или поздно он вспомнит. У него оставалось не так уж много времени, но это все, что у него есть. Этого он не забывал никогда.