ГЛАВА 9

Как показало уже ближайшее будущее, Герти совсем не грозило разучиться говорить. За следующие пару недель она постепенно опомнилась от трагических событий, связанных с гибелью матери, освоилась в новой обстановке, и хотя до болтливости Абигали ей было далеко, но за словом в карман не лезла.

Марк виделся с Герти почти каждый учебный день — по понедельникам и четвергам она посещала практикумы по общей магии с группой четвероклассников, а в среду и пятницу приходила на занятия вместе с другими «переростками». Как оказалось, покойная Визельда весьма серьезно занималась образованием дочери, что в сочетании с бесспорной талантливостью и трудолюбием Герти дало неплохие результаты. Марк не знал, как обстоят у нее дела с другими дисциплинами, но что касалось основных приемов колдовства (что, собственно, и составляло предмет изучения общей магии), то года за два она вполне могла осилить весь курс и успешно сдать выпускные экзамены.

Кафедра общей магии была самая большая в школе: на ней работали четверо ассистентов и двое старших учителей — сам Ильмарссон и мастер Аль-Нури, преподававший географию Граней и элементарную математику с ее применением в колдовстве. Практические занятия по общей магии в основном вела Андреа Бреневельт, а с младшими классами (ведь чем меньше дети, тем внимательнее за ними нужно присматривать) ей помогал Гидеон Викторикс, сорокалетний магистр естествознания и колдовских искусств, который работал в школе лишь с начала этого учебного года, но благодаря своей высокой квалификации сразу занял должность старшего ассистента на кафедре. Он отвечал за семинары по ОМБ — что расшифровывалось как «основы мироздания и бытия». Это был сугубо теоретический и почти философский предмет, посвященный принципам строения Вселенной и месту в ней человека; лекции по нему читал Ильмарссон. С появлением Марка обязанности между ассистентами несколько перераспределились: Викторикс ушел с общего практикума и взял на себя часть занятий по географии, а Марк и Андреа стали работать в паре. Ясное дело, что Андреа, как старше и опытнее, была в их тандеме главной.

Первые несколько уроков прошли у них не совсем гладко, хоть и не так плохо, как опасался Марк. А вскоре он приспособился к методике Андреа, и между ними больше не случалось серьезных недоразумений в присутствии учеников. Зато во внеурочное время они часто спорили о том, как лучше вести занятия; в этих спорах Марк обычно уступал Андреа, но нередко случалось и так, что она признавала его правоту.

Впрочем, их разногласия не носили принципиального характера, и в целом они придерживались одинаковых подходов к магии и ее практическому применению. У Андреа был такой же, как у Марка, промежуточный дар, но в ее манере колдовства (опять же как и у него) явственно чувствовалась инквизиторская выучка. Возможно, она училась в одной из провинциальных академий Инквизиции, и если так, то, скорее всего, вместе с Гвен, которая обладала полностью доминантным даром. Однако об этом Марк мог только гадать. Хотя между ним и Андреа вскоре завязались не только профессиональные, но и чисто дружеские отношения, она всячески избегала разговоров о своем прошлом и даже сердилась, когда он затрагивал эту тему.

Марку удалось выяснить лишь то, что ее родным языком был умбрийский, на который она часто переходила, разговаривая с Гвен. Этот язык в Торнинском архипелаге совершенно не употреблялся, а в Империи занимал восьмое место по распространенности, и Марк изучал его в академии в качестве дополнительного. Но говорил он на нем скверно, поэтому с Андреа общался в основном на мидгардском, а порой — на коруальском, которым она владела почти в совершенстве.

Что же касается Гвен, то приставать к ней с расспросами о ее прошлом Марк даже не пытался — он не сумел наладить с ней нормальных отношений, она лишь терпела его ради Андреа. Да и сам Марк испытывал к Гвен безотчетную неприязнь, которую всеми силами пытался преодолеть, но тщетно…

Как и всякий нормальный человек, Марк был не лишен известной доли любопытства, поэтому его чрезвычайно заинтересовала странная история с замурованной аудиторией номер шестьсот двенадцать, где раньше находился кабинет истории. В разговорах с учителями и обслугой школы он иногда затрагивал эту тему, но не узнал от них ничего существенного сверх того, что ему рассказал Ульрих Сондерс. Шестьсот двенадцатая действительно никак не проявляла себя, никто ни разу даже не слышал, чтобы оттуда доносился хоть малейший шум. Что, впрочем, было вполне объяснимо — ведь помимо прочей магии, помещение со всех сторон защищал комплекс надежных звукоизолирующих заклятий. Все чары были настолько мощными, что Марк сразу понял — они ему не по зубам. Он даже и пробовать не стал разобраться в них, тем более что еще в первый день Ильмарссон предупредил его о крайней нежелательности любых попыток проникнуть в тайну бывшей шестьсот двенадцатой аудитории. А Марк, при всем своем любопытстве, совсем не хотел терять работу, которая ему очень нравилась.

Заниматься с учениками оказалось трудно, но приятно. К удивлению Марка, больше всего хлопот ему доставляли младшие классы, а не старшие, как он боялся вначале, принимая во внимание свой возраст — ведь некоторые школьники были всего лишь на пару лет моложе его. Но как раз со старшеклассниками и «переростками» Марк поладил без особых усилий — возможно, потому что большинство из них видели в нем не столько учителя, сколько старшего и более опытного товарища, лидера и вожака, чей авторитет они не подвергали сомнению. Немалую роль тут сыграла и его шкура, и та история шестилетней давности, о которой среди учеников ходило много искаженных и крайне преувеличенных слухов (однажды Марк случайно услышал разговор, из коего следовало, что он самолично расправился чуть ли не с сотней черных колдунов, а их замок сровнял с землей). Ну и, конечно, производило должное впечатление его личное знакомство с новоявленными Великими, особенно то обстоятельство, что Марк был дальним родственником верховной королевы. И если младшеклассники, будучи еще детьми, часто проказничали на его уроках, как и у других учителей, то старшие школьники чуть ли не выстраивались перед ним в струнку и слушались его беспрекословно. Разве что Абигаль Ньердстрем на первых порах вела себя с Марком несколько фамильярно, явно рассчитывая на снисходительное отношение к ней благодаря ее дружбе с Герти. Однако он быстро поставил девушку на место, недвусмысленно дав понять, что на занятиях у него нет и не будет никаких любимцев.

Еще среди учеников была группа так называемых трудных. Но не тех, которые вечно прогуливали уроки, не выполняли заданий и вообще относились к учебе спустя рукава — таковые в школе Ильмарссона долго не задерживались, их быстро отчисляли, невзирая на то, учились они за деньги или бесплатно. «Трудными» называли принцев и принцесс королевской крови, да и то не всех, а только тех, кто не мог смириться с тем, что их громкие титулы здесь ровным счетом ничего не значат и никого не интересуют. В свои школьные годы Марк, хоть и сам происходил из древнего дворянского рода, таких зазнаек страшно не любил и сторонился их. А теперь, оказавшись в роли учителя, был вынужден раз за разом усмирять их спесь, что было делом весьма неприятным и неблагодарным.

Одной из таких «трудных» была Зигфрида фон Дитцель-Бильмердер, которая поступила в школу лишь в начале этого года и с которой Марк познакомился еще заочно, со слов Абигали. Впрочем, эта тринадцатилетняя девчушка вызывала у Марка не столько раздражение, сколько острую жалость, ибо главная ее проблема заключалась вовсе не в заносчивости, а в неумении справляться с трудностями. Зигфрида была внучкой правителя одного захолустного королевства на окраинной Грани и раньше обучалась колдовству под руководством придворного мага, который оказался слишком покладистым и не смел обременять свою царственную ученицу мало-мальски сложными заданиями. С детства привыкшая к тому, что все дается ей легко и без особых усилий, Зигфрида чисто психологически не могла осилить высокую планку школьных требований, при любой неудаче у нее сразу опускались руки, нередко она закатывала истерики. Лишь немногие учителя могли справиться с ней, но ни Андреа Бреневельт, ни ее бывший напарник Гидеон Викторикс не принадлежали к их числу. Зато Марк неожиданно легко наладил с девочкой контакт; он всякий раз находил нужные слова, чтобы подбодрить ее, когда она неправильно выполняла заклинания, и умел внушить ей уверенность в собственных силах. Вскоре это дало свой результат, и ее успеваемость заметно возросла.

Ильмарссон прокомментировал его первый учительский успех одной короткой фразой: «Я в тебе не ошибся», — и он воспринял это как высшую похвалу.

А Андреа сказала:

— Ты, Марк, действительно, учитель от бога. Я тебе по-доброму завидую… Хотя это не значит, — тут же добавила она, — что считаю все твои педагогические идеи гениальными. Вот когда главный мастер назначит тебя старшим в нашей паре, тогда и буду тебя слушаться. А пока окончательное решение за мной.

Со временем Марк понял, почему он с такой завидной регулярностью затевает с Андреа жаркие дискуссии касательно методики ведения занятий. Во-первых, это давало повод продлить их общение; а во-вторых, в пылу спора она становилась еще больше похожей на королеву Ингу, и ему это нравилось. А однажды, набравшись смелости, Марк прямо сказал Андреа о ее сходстве с Ингой.

— Да, знаю, — невозмутимо ответила она. — Мне уже говорили об этом. Даже спрашивали, не родственница ли я верховной королеве. Ты небось тоже так думаешь?

Марк неопределенно пожал плечами:

— Этого нельзя исключить. Ведь Инга долгое время не знала о своей семье и считала приемных отца с матерью родными. То же самое может быть и с тобой. А вдруг у Алиабеллы де Бреси родилась двойня — именно двойня, не близнецы, — и Ривал де Каэрден отдал девочек на воспитание в разные семьи. Только у Инги дар высшего мага сохранился, а у тебя нивелировался.

Андреа тихо рассмеялась:

— Таким хитрым образом ты хочешь выяснить мой возраст? Мог бы просто спросить, я его не скрываю. Мне двадцать четыре; а верховной королеве, если не ошибаюсь, двадцать семь.

— Пока еще двадцать шесть, — уточнил Марк. — Двадцать семь будет через полтора месяца.

— Это несущественно. Так или иначе, мы с ней не можем быть двойней. И просто сестрами тоже.

— Просто сестрами можете, — не сдавался Марк. — По возрасту ты вполне годишься в двойняшки Сигурду де Бреси. Это старший сын герцога и герцогини Бокерских…

— Я в курсе этой истории, — перебила Андреа, уже теряя терпение. — Но все равно ничего не получается. Ведь прятать меня был смысл только в том случае, если бы я родилась высшим магом. Но тогда бы мой дар нивелировался до доминантного — а у меня он всего лишь промежуточный.

— Да, действительно, — сконфузился Марк. — Я этого не учел.

— И вообще, — добавила она, — почему тебе так хочется, чтобы я оказалась сестрой верховной королевы?

Смущенный Марк отделался невнятным ответом, и на этом их разговор закончился.

Тем не менее эта мысль не оставляла его в покое. На одном из уроков, когда они демонстрировали второклассникам действие оглушающих чар, он отправил Андреа в легкий нокаут (как раз была ее очередь изображать мишень) и за те несколько секунд, пока она находилась без сознания, незаметно срезал у нее несколько светло-русых волосков. Другим образцом Марк уже располагал — у него в медальоне, вместе с прядями матери, Беатрисы и Цветанки, хранилось также маленькое колечко золотистых волос Инги.

С просьбой произвести проверку на предмет родства он обратился к Сондерсу, однако выяснилось, что Ульрих, как и сам Марк, не обладает для этого достаточными познаниями. Но он был заинтригован идеей Марка и решил попросить о помощи своего шефа, преподавателя алхимии мастера Алексиса, нагородив ему с три короба вранья о какой-то своей семейной тайне. Вряд ли мастер Алексис поверил ему, но анализ сделал. Результат оказался однозначно отрицательным — признаков близкого родства у Инги и Андреа не обнаружилось.

— Ничего другого я не ожидал, — сказал Сондерс. — Если бы Андреа и вправду оказалась сестрой верховной королевы, это противоречило бы всем законам вероятности.

— Э, да что ты знаешь о вероятностях! — разочарованно вздохнул Марк. — Со мной случались совпадения и похлестче…

А через два дня его вызвал к себе Ильмарссон. Выглядел главный мастер весьма сурово.

— Мне все известно о твоем расследовании, — произнес он, смерив Марка тяжелым взглядом. — Правда, мастер Алексис ни о чем не догадывается, он думает, что Ульрих Сондерс затеял какой-то розыгрыш. Но я-то сразу разобрался, что к чему. Недавно Андреа Бреневельт рассказала мне как шутку, что ты подозреваешь ее в родстве с королевой Ингой.

— Извините, главный мастер, — сгорая от стыда, пробормотал Марк. — Я знаю, что поступил неэтично. И готов понести любое наказание.

— Ты уже не мальчик, чтобы я наказывал тебя. У тебя есть своя голова на плечах, и ты должен сам осознать всю безответственность своего поведения.

— Я осознаю, главный мастер. Просто… просто меня одолело любопытство.

Ильмарссон кивнул:

— Прекрасно тебя понимаю, Марк. Это чувство мне тоже знакомо. Любопытство — очень полезная штука, но одновременно и крайне опасная. Ты должен научиться сдерживать себя.

— Больше этого не повторится, — твердо пообещал Марк.

— Вопрос не в том, повторится или нет, — сказал главный мастер. — В жизни бывает всякое, и порой даже самым нравственным людям приходится нарушать общепринятые нормы этики и морали. Это, впрочем, не может служить ни оправданием, ни извинением. Такой поступок все равно остается предосудительным, и коль скоро ты решаешься его совершить, то обходись собственными силами, не проси никого о помощи. А для этого ты должен многое уметь — гораздо больше, чем умеешь сейчас. Я не требую от младших учителей университетского диплома; тех знаний, которые ты получил в академии, вполне достаточно, чтобы работать в нашей школе ассистентом. Но если ты желаешь продолжить свое образование и в будущем сдать экзамены на степень бакалавра, я окажу тебе всяческое содействие.

— Вообще-то я продолжаю учиться, — признался Марк. — Не ради степени, а для собственного удовольствия.

— Да, я догадывался. И все ждал, когда ты обратишься ко мне. Самообразование — это, конечно, хорошо. Но все же предпочтительнее овладевать знаниями под руководством опытных наставников — так и легче, и продуктивнее.

— Я думал об этом, главный мастер. И решил немного подождать. Ведь обратиться к вам значило взять на себя определенные обязательства, занять ваше время и других преподавателей. А я еще не был уверен, что смогу совмещать работу с дальнейшей учебой.

— Но теперь-то ты уверен?

Ни секунды не колеблясь, Марк ответил:

— Теперь да, главный мастер. Совершенно уверен.