Книга: Диаспора
Назад: Глава 8 ЛОВУШКА
Дальше: Часть третья ПОСЛЕДНЕЕ ИЗМЕНЕНИЕ

Глава 9
НОЧЬ СТРАННЫХ ПТИЦ

— Ну вот: их шестеро, — сообщил Блант, разглаживая разложенную перед ним распечатку. — Из тех, что не бывали на планете после прибытия господина Санди в наши пенаты и до убытая его с Фронды при обстоятельствах, вызывающих гм… сомнения в исходе операции… Но с того момента по вашему приказу была прервана аренда каналов подпространственной связи, и по сю пору Фронда обходится без нее. Причина вполне логичная — длительная неуплата долгов по этой самой аренде. Так что если кто со станции и выложил Хубилаю приметы федерального следователя, то теперь с сообщниками связаться не сможет ни за какие тугрики… Это вы сделали четко, подполковник. Но это может навести партнеров Хубилая — там, на Инферне, — на определенные мысли…
— Так или иначе, мы работаем только с этой шестеркой, — вздохнул Гвидо и подтянул листок к себе. — И работаем быстро. Кстати, почему вы вычеркнули из списка подозреваемых дока Кульбаха? Я, конечно, далек от того, чтобы подозревать старину Эберхардта, но все-таки?
— Да потому, что в файл о его командировках в «музей ранарари» и в Медакадемию Фронды внесен в качестве «лица, обеспечивающего режим командировки», капитан Санчес. Орландо Санчес… Запись внесена вами. А за Орландо Санчеса можете поручиться не только вы. Я его неплохо знал задолго до перевода в ваш департамент. Ненавидит мафию — у него сын погиб на дежурстве — еще не успев доучиться в академии управления расследований… Кроме того — безупречно честен. Так что «старина Эберхардт» не подпадает под критерий «бесконтрольно перемещавшихся». Никак не подпадает…
— Что ж, вы лучше ориентируетесь в моих кадровых проблемах, чем я — в ваших, — усмехнулся подполковник. — Принимаю «отставку» дока Кульбаха. Итак… С кого из оставшихся шести начнем?
* * *
Первым из «оставшихся шести» оказался Поль Камингс, специальный агент в звании лейтенанта. Молчаливый ассистент ввел его в кабинет, что располагался за дверью без таблички и, не говоря ни слова, отоварил комплектом датчиков — необходимым атрибутом для дачи показаний «Особой межведомственной следственной комиссии Директората Федерации». Сделав свое дело, ассистент так же молча удалился. Происходящее за безымянной дверью не терпело свидетелей.
Допрашивать Камингса было сплошным удовольствием для Бланта. Профессионалам вообще приятно работать с профессионалами.
— Ваше мнение? — осведомился Блант, когда дверь кабинета закрылась за аккуратно подстриженным худощавым блондином.
— Имеет значение только ваше… — отозвался Гвидо, несколько рассеянно поигрывая карандашом. — Я слишком долго работал с этим человеком и почти всегда оставался о нем самого лучшего мнения. Ни малейших подозрений. Было бы обидно обмануться в нем…
— Как вы обманулись в человеке по фамилии Фальк? — невинно поинтересовался Блант.
Уж он-то знал, насколько это было обидно Гвидо, так и оставшемуся в результате проявленной доверчивости трубить подполковником на полковничьей должности в дыре, которая, по идее, должна была стать всего лишь краткосрочной промежуточной инстанцией на стремительном пути к уже готовому для него креслу в одном из министерств Метрополии.
Гвидо вздохнул.
— Не стоило мне делать ставку на человека с философским складом ума. От них — жди подвоха… Но Камингс — не из того теста…
— Да. Пожалуй — да, — честно признал главный контршпион. — Ответы он дал четкие и конкретные. Хорошо проверяемые. За те несколько часов, за которые он не смог полностью отчитаться, не отчитался бы ни один нормальный индивидуум. Учитывая бардак, который творится на нашей с вами подотчетной планетке… Да его и не могли бы обработать за эти часы. Его не на чем подцепить — в смысле шантажа…
— Да и по роду своих заданий Поль на мафию не выходил и выходить не мог, — как-то хмуро подтвердил Гвидо. — Работал исключительно в среде высшего офицерства. Правда, и среди этого народца встречаются экземпляры… Склонные приторговывать оружием, к примеру. Но этим у меня занимался другой человечек… Он и сейчас там — на поверхности.
— Психохимическое и гипнотестирование Камингс, как и все спецагенты, проходит регулярно и с блеском, — констатировал Блант, небрежно вороша бумаги. — Наводящие вопросы о талисманах — никакой реакции. Лобовые фальш-вопросы — чисто профессиональное понимание… Ему и самому приходится провоцировать партнеров. Система детекции психофизиологического состояния — мимо. Система чтения латентной речи — мимо. Все мимо. Вызывайте следующего.
Несмотря на относительно бодрый тон обсуждения, оба они — и Блант и Дель Рей — ощущали себя неважно. С чисто теоретической точки зрения «Кротом» мог оказаться любой из подозреваемых — и первый и шестой. Но психологически выбывание одного — как на грех, самого первого — из круга подозреваемых всегда напрягает, как потеря еще одного запасного выхода.
Всегда лучше, если за очередным «кандидатом» тянется мохнатый хвост неуточненного и непроверяемого. Это оставляет надежду. Если все шестеро, попавших под подозрение, убедительно докажут свою чистоту, то последует кошмар: работа с каждым из них на все новом и новом уровне накала, допросы ночные и перекрестные, шантаж и «шитье» дела… Потому что отступать нельзя.
Крот — это самое плохое, что может приключиться с таким вот отдаленным филиалом разведслужб Федерации. Мало того, даже при успешном его — Крота — выявлении, задержании и потрошении на доверие Центра рассчитывать надолго не приходится. Но мерзкое подземное создание может и не попасться. Или попасться, скажем так, — с натяжкой. Уйти из-под носа следствия в бега. Пустить себе пулю в лоб, а то и хуже — доказать свою невиновность. Тогда филиальчику конец! Расформирование с последующим произрастанием всех без исключения сотрудников — вплоть до последнего программиста — в дырах вроде Нью-Ориноко. Это в том случае, если Крот не завязан на кого повыше там, в Метрополии. Вот тогда могут произойти страшные вещи.
Такие, как на «Океании-200» — станции, подобной «Эмбасси-2». Разгерметизация (и надо же — ни одна из защитных систем не сработала вовремя). Кто был тамошним Кротом, так и кануло в небытие вместе со всем персоналом «Океании». Как и то, кто и на каком уровне предопределил его судьбу…
Такие, как на Харуре, когда вот в такое же тихое шпионское гнездо, мимикрировавшее под невинный лингвистический институтик, ворвались неизвестные и в капусту покрошили из скорострельной техники всех, кроме одного, сотрудников. За этого одного, отлучившегося за какой-то мелочевкой в магазинчик напротив, под раздачу попал техник, зашедший ремонтировать ксерокс.
Дело списали на жестокосердие контрразведки Одноглазого Императора и глупее сделать не могли: контрразведка Харура, докопайся она до природы языковедческого заведения, без особого шума и треска умучила бы его кадры в своих подвалах и уж никогда не допустила бы такого прокола, какой вышел с тем техником. Притом политическая ситуация была такова, что Директорат Федерации обошелся бы в ответ на арест и казнь дюжины «лингвистов» каким-нибудь ерундовым политическим демаршем, а то и просто проглотил бы эту пилюлю.
Тогда, правда, небытию пришлось подавиться. Из-за осечки с ускользнувшим раздолбаем вышло какое-то очень закрытое расследование и подковерный скандал в верхах, в результате которого перепало по шее всем — и разведке, и управлению, и контрразведке, и тому педанту, который столь успешно довел дело до конца… Как бишь его звали?..
Блант задумчиво потер лоб.
«А звали его Санди. Кай Санди!» — он поздравил себя с таким совпадением. Ничего хорошего оно не предвещало.
* * *
— Почему тебя так зовут? — спросил Кирилл.
Он сидел, прижимаясь спиной ко все еще теплой после довольно жаркого дня скале Аш-Ларданара. Точнее — остаток жаркого дня, который достался на их долю после того, как знобящая темнота Ловушки отпустила их — троих невольно и двоих по своей воле вступивших в ее сумеречный круг…
— Ты о чем? — нехотя отозвалась придремывающая по другую сторону от громоздкого рюкзака, угловатая, на хулиганистого парня смахивающая и до конца еще не ставшая девушкой девчонка-переросток.
— Я про твою кличку.
Кирилл постарался стряхнуть с себя сумрак зыбкого вечернего сна — самого дурного из даров, посылаемых незаметным богом наваждений. Небо, видневшееся между почти смыкавшимися над их головами сводами обрушившейся пещерки, как-то особенно грозно темнело, и звезды, которые — он уже привык к этому — всегда рано приходили в опрокинутую над Аш-Ларданаром бездну, теперь не торопились с этим, и лишь немногие из них смотрели хмурыми глазами обитателей нездешних глубин. Озноб начинал пронизывать пятерых, расставшихся с Ловушкой, да и до прогревшегося за полный день Роги стал добираться потихоньку. Он поднялся от крохотного, бездымного костерка и принялся высматривать в сгущающейся мгле подавшегося в дозор Штучку. Но и его собственная фигура становилась плохо различимой в набиравшем силу тумане.
— То не совсем кличка…
Дурная Трава качнулась вперед и раскладываясь, словно складной аршин, поднялась на ноги. Шагнула к костерку и изломанной птицей нависла над ним.
— В том смысле, что «травкой» балуешься? — с некоторым, отеческим почти сочувствием спросил Микис, плотной тушкой обрисовывавшийся в тени скал.
— Не в том, — угрюмо уведомила его, да и Кирилла тоже, неразговорчивая Трава. — Вставайте, раскачивайтесь… Будите своих… Сейчас темнота ударит…
— Еще рано… — возразил Кирилл, с неохотой отрываясь от сохранившей остатки дневного тепла скалы. Он с неуверенностью поднес часы к глазам.
— Сегодня ночь непростая… — бросила Трава и, не добавив ничего, шагнула в туман.
В том же тумане, словно на смену ей, обрисовался Картежник, за плечом которого маячил Рога.
— Карин права, — сообщил Штучка. — Поднимайте ваших друзей. Пойдете с нами — одна тройка и одна четверка. Я, Рога и Микис — с вашим кэпом. Все остальные — с ней…
— Так ее зовут Карин?
— Карин Малерба, — уточнил Рога. — Итальянский знаете? Или французский хотя бы? Малерба — «дурная трава», сорняк. Фамилия древняя. Дворянская. У нее — родня довольно высокая. Из первой иммиграции. И в Метрополии Малерба — целый клан. Только Карин — это для близких друзей. Для нас с вами — Трава. Так что, — он с упреком глянул на Микиса, — напрасно это вы о «травке»… Слышащим такие вещи противопоказаны. Категорически.
— А она хорошо слышит Камни? — поинтересовался Кирилл.
— Увидишь, — буркнул Рога. — Буди капитана своего…
* * *
В кабинет — снова в сопровождении молчаливого ассистента — вошел следующий кандидат в Кроты. Пресс-секретарь Культурного представительства Федерации на Фронде, спецагент в звании лейтенанта Мария Нуньес.
Результат следующих двух часов интенсивной работы следственной комиссии был прямо противоположен первым: прекрасная телом и душой Мария была одним из самых бестолковых сотрудников подполковника Дель Рея и специализировалась по графе «сбор общей политической информации». Область, что и говорить, туманная.
Агент Мария Нуньес реализовала свою деятельность путем приобретения круга знакомств — достаточно пестрых и совершенно неожиданных по составу, часто сомнительных. Совершалось это во время почти беспрерывной циркуляции по изрядно потраченному молью экономического кризиса, но все еще блестящему фрондийскому бомонду.
Еще транслировались по обморочным, спорадически работающим каналам «Ти-Ви» планеты пышные презентации, еще давали приемы посольства и представительства галактических фирм. Все еще пыжились и старались хоть кому-то подороже продать себя артисты, писатели, художники. Хорохорилась местная знать. Мирок неутихающего банкета на пожарище.
Каждая чума знает свой пир. И на этом пиру почти постоянной и довольно желанной гостьей была пресс-секретарь Нуньес. Дама приятной наружности, от которой зависело, кому перепадут кое-какие крошки со стола, столь ненавидимой «свободнейшим из свободных» народом Фронды Федерации Тридцати Трех Миров. Часто — довольно весомые крошки… Почти даром.
Собственно «политической информации» Мария приносила — кот наплакал. Но зато, тут надо отдать ей должное, благодаря ее бурной деятельности ведомство подполковника Дель Рея могло запросто утопить в компромате половину творческой интеллигенции и две трети дипломатического корпуса Фронды. Что позволяло подполковнику медленной и кропотливой вербовкой восстанавливать агентурную сеть военной разведки. Сеть, изрядно пощипанную в свое время контрразведчиками Самостоятельной Цивилизации. Контрразведка была, пожалуй, единственной системой Фронды, не скатившейся в полный маразм и только еще начинавшей сдавать свои позиции. Должно быть, потому, что создавали ее советники ранарари и ориентировали именно на борьбу со спецслужбами Федерации.
Конечно, не на одной Марии держалась работа по вербовке и «склонению в пользу», но именно ей прощалось многое. В том числе — практически полная безотчетность в вопросах совершенно беспорядочной жизни на планете. Что греха таить, при первом знакомстве с этой своей сотрудницей Гвидо собрался было за ней приударить, но, прочитав в личном файле милейшей Марии ее рабочую кличку — «Росянка», — передумал.
И правильно сделал. В противном случае ему пришлось бы неприятно себя чувствовать эти два часа. Хотя куда уж хуже.
И знакомств подозрительных у Марии хватало. И с денежными суммами, вверенными ей «на представительские расходы», явно не все было в ажуре. И даже коллекцию оберегов и амулетов она собирала… А лапку «подземного духа» давно собиралась приобрести.
На Марию можно было повесить всех собак. Кроме одной — она была, наверное, единственным человеком на «Эмбасси», который не имел понятия о существовании операции «Тропа». Нет, она могла узнать о ней многое — и допуск к части файлов по этой теме у Марии был, и задействовать ее при дальнейшем развертывании дела, в случае его успеха, Гвидо собирался… Потому и оказалась она в числе подозреваемых. Но только вот все интересы шикарной дамы лежали в области сплетен, амурных и финансовых афер полусвета Фронды, а не в сфере скучнейшей и занудной рутины внутренней жизни Второго Посольства. Это, конечно, не снимало с нее подозрений, но — на данном этапе — сводило всю работу комиссии с ней к нулю.
Так и не поняв, чего от нее добиваются два весьма серьезных и начавших уставать начальника, Мария была отпущена — с богом и под расписку, — прощебетала что-то очень милое и выпорхнула в дверь. Притворив ее, она с недоумением спросила у кемарившего в «предбаннике» молчаливого ассистента:
— Что за птица этот, как его, Санди? Ну, о котором что-то хотели от меня услышать там — в кабинетике?
Удостоившись в ответ бессловесного пожатия плечами, Мария с досадой сплюнула в случившуюся под рукой пепельницу и убыла окончательно.
По другую сторону двери снова состоялся довольно короткий обмен мнениями:
— Или стерва безумно хитра, — задумчиво произнес Блант, — или так же бестолкова…
— Примем как резервный вариант, — без всякого энтузиазма определил Гвидо.
Уж он-то знал, что, поработав с любым из смертных, следственная комиссия смогла бы убедить этого последнего в том, что именно он совершил все преступления и служебные проступки, зафиксированные в письменной истории человечества. Если не все, то большинство. Да только в том и состоит лихо следственных комиссий, что следом за ними в дело вступают комиссии проверочные и уточняющие, которые столь же живо убеждают «клиента» в чем-нибудь обратном. Мария Нуньес была идеальным материалом для разработки. Но только не для разработки результативной.
Блант не стал спорить с принятым решением и распорядился в селектор подать кофе и сандвичи. А через полчаса пригласить для собеседования мисс Кальвини. Номер третий.
* * *
— Ей-богу же, я так не умею, — пробормотал Смольский, кивнув на еле различимую впереди фигуру Дурной Травы. — Экие звуки издает…
— Неудивительно, — пожал плечами Кирилл. — Это здешние птицы так кричат. А может, растения здесь поют ночами. В общем — что-то здешнее, неземное. А ты — в свисток дуди почаще. А то снова потеряемся. Девочка вроде не слишком часто оборачивается…
Словно услышав его, Дурная Трава резко остановилась и угрюмо уставилась в каменистую землю. Оба спутника чуть было на нее не налетели.
— Вот что, — сказала она глухо и зло. — Постарайтесь понять хорошенько, для чего каждый из нас тут находится… Не ваше дело — к Камням принюхиваться. Из всех ваших — только тюфяку этому и повезло… Большое, между прочим, счастье. А вы в это дело не суйтесь. Раз уж свалились на наши головы при оружии — держите дозор, чтоб на «стервятников» ненароком не напороться. Хоть такая от вас польза. Ночь сегодня странная будет. И ваше дело кругом смотреть, но и меня из виду ни-ни… У меня свое дело — место почувствовать и на Камни потом выйти. А за вами, словно за малыми детьми, я присматривать не буду… И, главное, когда начнется — не пугайтесь! То есть сами со страху хоть обмараться можете, но чтоб не спугнули — ни за какие коврижки! Головы снесу!..
В другой раз и в другом месте эти слова, вычитываемые слегка очумелой девчонкой двум взрослым мужчинам, звучали бы смешно, но здесь и сейчас Смольский поверил — и вправду снесет!
— А кого, собственно, не спугнуть-то? — поинтересовался Кирилл, чем, видно, крупно прогневил потомка древнего рода Малерба.
— О таких вещах в таких местах не спрашивают! — зло отрезала она. И добавила, смерив рослого десантника взглядом: — Я была о тебе лучшего мнения… Черт тебя такого сюда занес… Кровью от тебя пахнет. Кровью и одиночеством… Должен, вроде, такие вещи понимать…
Сказала и повернулась лицом к туману. Шагнула в него.
Это была действительно странная ночь. И туман этой ночью был странен. Кириллу казалось, что за последние ночи он уже свыкся со странностями этих встающих у него на пути призрачных туннелей и ущелий, этих ленивых растений, почти касающихся твоего лица, этих изваянных из мглы колоссов, чудящихся в зыбкой, неверной дали… Но в эту ночь все было не так.
Он не сразу понял, что именно было «не так». Ветер… Там, высоко над их головами, словно хлопали гигантские и невидимые паруса — порывы ветра, совершенно не ощутимого здесь, внизу, в море зыбкого мрака. Порывы, сотрясающие горные выси… И какой-то странный гул стоял над Аш-Ларданаром: словно души миллионов мертвецов исторгали в огромное пространство над каменной чашей плато чудовищной мощи реквием по чему-то несбывшемуся, горькому и великому…
Кирилла пронял озноб. Он покосился на маячившего слева Смольского. Тот, рухнув на колени и уткнувшись лбом в землю, словно ему свело живот, стал быстро-быстро нашептывать самому себе что-то.
«Инфразвук, что ли?» — подумал Кирилл. Но уже понимал, что не один только инфразвук. Гул нависал над Ларданаром. Гул нездешних крыл.
* * *
Франческа спокойно и не выдавая своих эмоций выдержала процедуру крепления датчиков, необходимую, как она знала, для допроса теоретически попавших под подозрение сотрудников разведки. Так же спокойно она отказалась от предложенной ей инспектором Блантом сигареты. Учитывая то обстоятельство, что мисс Кальвини была в иерархии «Эмбасси-2» не только не последним человеком, но и человеком, находящимся в прямом подчинении его коллеги, он решил немного изменить тактику, а именно — предоставить ей возможность первой задавать вопросы вместо того, чтобы отвечать на них. Однако инициативу ведения допроса, любезно предоставленную ему подполковником Дель Реем, инспектору упускать не хотелось.
— Итак, насколько я знаю, — приступил он к сути дела после короткой словесной разминки, — вам ведь пришлось поработать с господином Санди, то есть консультировать его… Подготовить его, так сказать, к жизни в условиях Самостоятельной Цивилизации. По сути дела, кроме господина подполковника, присутствующего здесь, вы — наиболее компетентный в отношении операции «Тропа» человек… Вам, наверное, небезразличны результаты вашей работы?
— Скорее, мне небезразлична судьба самого следователя, — довольно спокойно отозвалась Франческа.
— Гм… Вот как?
Ее спокойный ответ несколько смутил Бланта, которому хотелось как можно быстрее загнать мисс Кальвини в угол.
— Это ведь, в конце концов, и есть конечный результат такой, как вы говорите, работы. Разве не так? — перешла она в наступление.
Блант оторопел. Он никак не ожидал, что уже с первых минут допроса она воспользуется предоставленным ей послаблением. Но Франческа, так и не дав ему опомниться, продолжала атаковать:
— Если у вас есть что сказать мне на этот счет, то что же… Я готова удовлетворить ваше любопытство. Только, судя по всему, вы намереваетесь сказать мне что-то не очень приятное… А жаль. Следователь — не самый плохой человек из тех, кого мне посчастливилось узнать…
Она, мельком глянув на гору изувеченных зубочисток, украшавшую стол, и не удостоив чести их хозяина, быстро перевела равнодушный взгляд на расположенную позади него голограмму с видом соснового леса.
— Следователь Санди жив и здоров, — поспешил успокоить ее Блант. — Но… — он сделал многозначительную паузу, — спокойной его жизнь теперь, правда, не назовешь. Он чудом избежал довольно крупной опасности. Опасности, которая исходила, как ни странно, отсюда, с борта «Эмбасси-2»…
— Вот как? — осведомилась мисс Кальвини. Стараясь скрыть нервное напряжение, она принялась хлопать себя по карманам в поисках пачки сигарет. Но, вспомнив, что курить отказалась сама — всего несколько минут назад, — не стала ее доставать.
— Так вы говорите, он ее избежал — этой опасности? — она горьковато усмехнулась. — Значит, обереги все-таки помогают…
— Обереги? — встряхнув головой, переспросил инспектор.
— Ну да — обереги… Амулеты… — сдерживая раздражение, подтвердила она.
На секунду в кабинете повисла тишина.
— И кто же тот э-э… благодетель, что так удачно снабдил господина следователя этаким э-э… приспособлением? — тщательно подбирая слова и одновременно силясь придать голосу шутливую интонацию, осведомился инспектор.
Ему не верилось, что следствие так молниеносно вышло на финишную прямую, и он просто боялся спугнуть удачу.
— Да знаете… — Франческа неопределенно взмахнула тонкой рукой. — Я себе позволила выступить в роли такого благодетеля…
Подполковник Дель Рей выронил изо рта так и нераскуренную — из уважения к воздержанности в том же вопросе мисс Кальвини — сигару и воззрился на нее как на привидение.
— Я что — очень нехорошо поступила? — удивилась Франческа.
— К-кто надоумил вас? — вдруг став косноязычным, спросил он. — И кто дал вам эту штуку?
— «Эта штука» валялась у меня в ящике стола уже больше года, — пожала плечами Франческа, недоумевая, с чего бы это разговор устремился в столь третьестепенное русло. — Ее еще Херби привез с Шарады. Его ведь оттуда перевели к нам…
Лицо ее погрустнело — видимо, от каких-то воспоминаний. Но она тут же поморщилась, сообразив, что сказала лишнее.
— Вы говорите о Герберте Фальке? — уточнил Блант, зачарованно глядя Франческе в рот и теряясь в догадках, что еще сенсационного может из него явиться на свет божий.
— Ну да… — чуть нервозно ответила она, приглядываясь к собеседникам: с теми явно происходило что-то непонятное…
«Господи, теперь и этот перебежчик к делу прилип», — пронеслось в голове у Гвидо.
— Я знаю, что он теперь на плохом счету… — Франческа дернула плечом. — Но я до сих пор не верю в то, что его просто перекупили… Или шантажировали… Скорее что-то заставило его. Что-то, чего мы не знаем или не можем понять… А что до того, кто надоумил меня, — она вдруг резко повернулась к Дель Рею, — так вы, подполковник, как раз сами и надоумили…
Сигара второй раз брякнулась с отвисшей челюсти Гвидо на бумаги, разложенные на столе. Он нервно подхватил ее и, вновь зажав в зубах, стал шарить рукой среди разбросанных на столе измочаленных зубочисток в поисках зажигалки.
— Простите… — вмешался в разговор инспектор. Слова он старался выговаривать медленно, но решительно. — Простите, мисс Кальвини, вы со всей ответственностью утверждаете, что повесить лапку «подземного духа» на ручку двери каюты следователя Санди вам посоветовал э-э… присутствующий здесь ваш непосредственный руководитель подполковник Гвидо Дель Рей?
На этот раз остолбенела Франческа. Ей пришла в голову мысль, что шефы явно обкурились чего-то сильнодействующего.
— О чем это вы? Я что, по-вашему, влюбленная гимназистка, чтобы вот так — тайком — вешать чьи-то лапки на двери мужчинам?
— Тогда я ничего не понимаю, мисс, — откинулся на спинку кресла инспектор.
Гвидо продолжал сидеть с таким видом, словно проглотил порядочных размеров кол. На Франческу он смотрел как кролик на удава. Довольно высокопоставленный кролик на довольно симпатичного удава. Зажигалку он все-таки столкнул со стола. Франческа достала из кармана куртки свою и протянула ему огонек. Потом — снова нервно похлопав себя по карманам — достала-таки сигареты и закурила сама.
— Я говорю про тот орех… Погремушка… Шептун… Бес худых тайн… Ну, который Херби носил на шее — на счастье… Он его мне подарил на Рождество. И я его потом тоже таскала… — она коснулась шеи, словно пытаясь поправить отправленную за миллионы километров отсюда цепочку. — А вы, подполковник, вспомнили — потом, уже после того, как Херби растворился там, на Инферне, — чей он был, и посоветовали мне отдарить его кому-нибудь, кому он не будет ни о чем дурном напоминать. Вы вообще любите давать мне ценные советы…
Тут Франческа поперхнулась табачным дымом, закашлялась и стала разгонять образовавшееся облако энергичными взмахами руки.
— Например — бросить курить, — закончила она прерванную кашлем фразу. — Я орешек этот сначала просто в стол переложила, чтобы не раздражать вас… Но он все время попадался мне под руки… Мешал. Напоминал о Херби. А потом подвернулся случай, и я передарила штуковину следователю. Из рук в руки — без всяких фокусов с дверными ручками… Может, она его приведет к прежнему хозяину — там, на Инферне. Они, говорят, помнят старых хозяев, эти орешки… Вот и все…
Теперь закашлялся Гвидо. Точнее, зашелся чем-то вроде короткого нервного смешка. Сообразив, что сигару свою, с подачи мисс Кальвини, он разжег не с того конца, подполковник сосредоточенно занялся решением этой проблемы.
— Итак, как я понял, — начал подытоживать Блант, бросив выразительный взгляд на демонстративно самоустранившегося от ведения следствия коллегу, — вы никогда не видели амулета, талисмана или оберега, представляющего собой оправленную в металл темного цвета лапку так называемого «подземного духа» с планеты Джей? И тем более никогда — ни прямо, ни косвенно — не передавали ее федеральному следователю Каю Санди?
— Такие лапки обычно торчат в витринах антикварных лавочек в центре столицы, — пожав плечами, уточнила Франческа. — Там, — она машинально ткнула пальцем в пол, — на Фронде… Так что не могу поклясться, что никогда такую штуку в руках не держала. Это, — традиционный сувенир. За все остальное из того, что вы только что сказали, — могу расписаться.
— Спасибо… — сказал Блант и перевел разговор в запланированное русло. — Поскольку все ваши командировки на Фронду носили, так сказать, академический характер, у вас не было, надо полагать, незапланированных контактов… Работа в архивах, анализ компьютерных сетей, беседы со специалистами… В общем, почти все легко проверяемо, да и шла ваша работа, как вам известно, «под регистратор»… Но иногда вас просили выполнять и э-э… некоторые действия по поддержке агентурной работы… Не так ли?
— Верно, — признала Франческа. — Если выражаться яснее, то я поддерживала связь с некоторыми лицами, которые были внедрены в экономические и в м-м… ну, назовем вещи своими именами, в криминальные структуры. В том числе и в обеспечение операции «Тропа»… Почти всегда — через третьих лиц. Втемную…
— Вот об этом — поточнее, пожалуйста. — Блант нетерпеливо заерзал в своем кресле. — С кем вы поддерживали связь в ходе оперативных мероприятий по этой м-м… теме?
Франческа потерла лоб. Уже не нервным, а привычным движением. Разговор вернулся на круги своя. Шла нормальная работа.
— Я систематически передавала инструкции и м-м… материалы резиденту Биберу Не лично, конечно, а в два этапа: сначала или сама размещала «зомби» в тайниках, или привозила с собой их координаты, а потом эти координаты сбрасывала одной чудачке, числившейся в секретарях у господина Алоиза Бибера — все под видом чисто криминальных контактов…
— Если можно, уточните, — надавил голосом инспектор. — «Зомби» — это в вашем департаменте что обозначает?
Франческа задумалась и при этом, как-то по-детски смешавшись, шмыгнула носом.
— Так это — по-разному, господин инспектор… Если говорить о передачах через тайники…
Она была искренне удивлена некомпетентностью столь высокопоставленного лица.
— Есть просто «посылки», есть «куклы», а есть «зомби»… Ну — «посылка», это то, чем она и является. Допустим, определенная сумма денег или ампула с ядом. В случае обнаружения — неопровержимая улика. А вот «кукла» уже должна ввести противника в заблуждение. Заставить его себя выдать. Как правило, ее передают по тому каналу, который подозревают на «засветку». И представляет она собой что-то невинное. То, к чему нельзя придраться. Контрразведка противника проделывает огромную работу, чтобы застукать вас именно тогда, когда вы помещаете «куклу» в нишу за мусорным контейнером, и — бац! — обнаруживает в этой нише гнилую морковь. «А что еще, господа, по-вашему, я могла принести на помойку?» И господам приходится умыться. А их внедренный агент или система подслушивания превращаются в отработанный материал…
— А «зомби»?
Инспектор поймал на себе иронический взгляд Гвидо. Так смотрит профессионал на любителя. Подполковник тут же отвел глаза в сторону и принялся с величайшем тщанием стряхивать с мундира сигарный пепел.
— «Зомби», господин инспектор, это способ выдать один грех за другой. Шифровку — за поддельную купюру, проявитель для тайнописи — за понюшку наркотика, видеозапись тайных переговоров — за порнокассету… И так далее. Способ сбить невидимых преследователей со следа. Или даже спровоцировать их на немалые расходы — совершенно впустую. Правда, и сама такая обработка посылок обходится недешево. Да к тому же еще приходится, как говорится, временами «жертвовать пешкой» — для полной убедительности картины. Собственно, вся операция «Тропа» это по-своему одно очень большое «зомби»… С Бибером работали исключительно через «зомби».
— Гм… — Блант, морщась, потер переносицу.
— Так что Мардж… Это я про секретаршу Бибера. Она должна была принимать вещи именно так — как шалости своего шефа с наркоподпольем… Она или кто-то с ее подачи собирали урожай с наших тайников. А я только сообщала ей, куда и что положено для ее шефа… За милой беседой в кафе при библиотеке университета. Пока кофе не стало роскошью, привлекающей излишнее внимание. Потом мы просто кормили с ней голубей на площади Трех Птиц. Пока голубей не сожрали местные бомжи. Потом мы просто курили там. Знаете, до того я не любила курить. Но у Мардж это получалось очень заразительно… У этой смешной тетки вообще масса заразительных привычек…
Она принялась хлопать себя по карманам в поисках новой сигареты. Предыдущая поломалась у нее в пальцах.
— Вы сказали — «должна была»… — осторожно ухватил Блант вынырнувший из потока слов Франчески хвостик противоречия. — «Должна была принимать вещи именно так…»
— Не думаю, что в том есть моя вина, но… Просто Мардж оказалась немного умнее, чем те, с кем можно запросто играть в такие игры. Боюсь, что она о многом догадывается. А если говорить точно — видит своего шефа насквозь. Да, думаю, оно и к лучшему: у меня сложилось впечатление, что за госпожой Каллахен наш резидент как за каменной стеной. Не знаю, как закону и справедливости, а вот ему лично Мардж предана всецело.
— Да, резиденту Биберу не стоило далеко отходить от своей секретарши, — с досадливой иронией заметил инспектор. — Тогда бы его не занесло туда, куда занесло, если судить по рапорту господина следователя…
Франческа недоуменно воззрилась на него:
— С нашим резидентом — не все в порядке?..
— Ладно, мисс Кальвини… — Блант тяжело вздохнул. — Ладно… Мы уже достаточно хорошо ознакомились с вашим мнением о Марджори Каллахен… Теперь…
Он встал из-за стола и стал расхаживать по кабинету, заложив руки за спину.
— Вы уже достаточно заморочили нам голову… Позвольте уж теперь только мне задавать вам вопросы. Вернемся, так сказать, к нормальному способу работы: я буду спрашивать, а вы — отвечать. Ясно, однозначно и без особых размышлений. Впрочем, думаю, вам особо объяснять тут нечего…
Гвидо выразительным жестом пододвинул Франческе пепельницу, и та погасила в ней сигарету, сумев этим жестом выразить свое полнейшее согласие с предложенным ей образом действий.
* * *
Гул нездешних крыл… Листер осторожно повел стволом бластера вверх, но Штучка остановил его неторопливым жестом знающего человека. Их четверка недалеко оторвалась от тройки с Дурной Травой во главе. Не более чем на километр. Рога дал знак остановиться на привал и опустился на подходящую глыбу, торчащую из рыжей щебенки.
Микис тоже слышал этот гул. Но мысленно он пребывал в другой Вселенной. В той, в которой у него теперь был друг. Внешне этот его друг не выглядел никак. Точнее, Микис не мог связать тот его образ, что медленно и мучительно складывался в его душе, с неказистым красноватым булыжником, прижатым надежной повязкой к животу. Камень стал для него предметом уважаемым — чем-то вроде персонального телефона, связывающего его с теми сферами, ступить в которые иным не дано. Ключом к обиталищу кого-то богоподобного. Нет, не богоподобного! Друга. Именно — друга.
Ключом, но не самим же другом!
Они теперь понимали друг друга. Почти говорили. Хотя Микис, от рождения способный к языкам и свободно болтающий на дюжине принятых в Обитаемом Космосе диалектов, не мог сказать с уверенностью, на каком из известных ему языков происходил этот их разговор — сбивчивый и непрерывный одновременно. Не та цепь смутных чувств, что позвала его на помощь попавшим в Ловушку спутникам, а затем вывела их всех из капкана, нет — это был уже обмен более-менее ясно сформулированными мыслями.
Этот странный диалог и был смыслом его, Микиса Палладини, существования в последние сутки. Разговор продолжался даже во время их дневного нервного, неспокойного сна. Его перестало удивлять все это. Словно так и должно было быть всегда. У Микиса успела выработаться привычка — машинально прижимать повязку с камнем к животу, как только его контакт с невидимым собеседником начинал ослабевать.
Поэтому он оказался последним из всех, услышавших этот пришедший с небес звук. Да, собственно, не он, а как раз этот его незримый друг услышал его и… притих. И на Микиса словно бы шикнул.
Что-то важное затевалось там — в закрытом занавесом тумана небе.
Все семеро путников замерли.
К надвигающемуся с высоты трепещущему гулу добавились сначала едва слышные, а потом уже легко различимые голоса — совсем не птичьи, скорее какие-то потусторонние, переполненные сжимающей душу тоской, высоким, клокочущим гневом и в то же время такой же высокой, прозрачной и отрешенной радостью. Они то вскрикивали, то окликали друг друга, то заводили сбивчивый, перерастающий в гомон разговор, эти невидимые и странные существа…
А туман становился все плотнее, все реальнее — словно был соткан не из мельчайших капель влаги, а из камня или из тусклого, матового металла. И словно каменные или кованые своды наполнились гулким, перекатывающимся эхом, которое бесконечно повторяло и перебрасывало с одного конца плато на другой раздававшиеся в нем голоса таинственных крылатых созданий.
А потом к этим слышимым голосам добавились другие — сродни тем, что изредка окликали Микиса во время его пути через Аш-Ларданар. Сродни голосу его незримого друга. Только были эти неслышимые голоса тревожны и беспомощны. Не обращенные ни к кому, они словно вторили той тоске и тому гневу, которые принесли сюда, на каменное ложе горного плато, невидимые крылья… Душа Микиса сжалась, засуетилась в тесноватой клетке его порядком утомленной плоти. А его друг словно очнулся и вновь заговорил.
Но заговорил не с ним. Незримый приятель Микиса обратился к тем — смятенным и испуганным соплеменникам, неожиданно снизошедшим на Аш-Ларданар. Теперь Микис понял, что то были именно соплеменники его друга, такие же невидимые, преисполненные неземной мудрости и так же, как и его незримый собеседник, — обреченные. Обреченные на нечто такое, чего ни вместить, ни постигнуть человеческий разум не мог. Только вот были они растеряны, и мудрость их была еще только мудростью новорожденных, явившихся в новый и чуждый для них мир.
Палладини испуганно оглянулся на Рогу. Тот замер, словно врос в камни, между которыми укрылся. Картежника и вовсе не было видно. И даже сигналы — криком неизвестной твари — перестали доноситься из тумана.
* * *
Час с небольшим словесного пинг-понга с мисс Кальвини порядком умотал Ференца Бланта. А вот подполковнику Дель Рею удалось сберечь свои силы, лишь изредка вмешиваясь в словесную дуэль двух своих коллег.
Оставшись наконец одни, члены комиссии некоторое время сердито перебирали разложенные перед ними бумаги, демонстративно не глядя друг на друга.
— Странные птички, однако, живут в вашей голубятне, — прервал паузу Блант. — Майор Кальвини могла бы пройти проверку без сучка и задоринки, но сделала все, чтобы навлечь на себя как можно больше подозрений… Был момент, когда я даже подумал, что она специально их на себя навлекает, чтобы покрыть кого-то другого. Или скрыть что-то большее, чем просто работа на мафию. И еще… Я не могу отделаться от впечатления, что мисс специально намудрила с этим вторым талисманом, чтобы нам и в голову не приходило больше, что этой чертовой лапкой отоварила следователя тоже она…
— Самое неприятное состоит в том, — роясь в бумагах, процедил Гвидо, — что решительно никаких зацепок нам показания мисс Франчески не дают. Все то, что вы мне высказали сейчас, свидетельствует в основном о вашей с мисс Кальвини психологической несовместимости, — не более того. Должен сознаться, что мне тоже не всегда легко приходится с ней как с подчиненной. Вы, впрочем, наблюдали это собственными глазами. Однако анализ допроса и документов личного дела не дает никаких поводов реально подозревать ее… Все ее контакты с лицами, имеющими отношение к мафии, предпринимались по моим указаниям, и ход их регистрировался. В том числе и болтовня со старой идиоткой Каллахен… Контакты с университетскими светилами и народом из различных министерств — тем более… Теоретически, когда Франческа открывала в банках Фронды тайные счета — вы хорошо осведомлены, что такие у нашего филиала есть, — у нее была возможность открыть такой счет и на себя и пуститься в финансовые авантюры. Но как раз подобные вещи нами хорошо контролируются…
— Понимаю ваше стремление оградить своего высококвалифицированного сотрудника от необоснованных подозрений, — в голосе Бланта просквозила ирония, — но не откладывайте далеко файл с информацией о майоре Кальвини… И немедленно направьте Санди шифрованный запрос относительно этого, второго, оберега. Надо в деталях знать, как выглядит эта история с его точки зрения. У него может быть свое мнение о поведении мисс… Позаботьтесь об этом. Просто из осторожности… Вы меня слушаете? Что вы там ищете в своих листингах?
Гвидо потряс головой — он и сам не мог еще толком сформулировать суть одолевших его сомнений, ту мысль, что мышиной тенью проскользнула в каком-то сумеречном уголке его сознания.
Он снова полистал распечатки, поморщился и устало вздохнул:
— Так, инспектор… Как говорится — издержки работы. Не обращайте на это внимания. И давайте тянуть нашу с вами четвертую карту…
* * *
Теперь они уходили с Аш-Ларданара назад — в небеса — эти гул и гомон. И тишина опускалась с этих небес. Только лишь неслышные голоса продолжали окликать тех, кто способен был их услышать. Но и они затихали, прятались — один за другим… Микис тревожно поглядывал на спутников, но все молчали, не спуская глаз с Роги. А тот, в свою очередь, всматривался в туман, который начал изменяться. Становился чем-то новым, неожиданным. Громадой дымчатого хрусталя, подсвеченной странным, таинственным светом. Хрусталя, становящегося все более ясным и глубоким. Истаивающим в холодной ночи Ларданара.
Все. Не стало его.
Только звонкая холодная ночь висела над плато. Здесь — на каменистом склоне, залитом светом двух лун, забирающихся в высь бездонных небес Инферны, — было светло, как днем. Оказалось, что тройка с Дурной Травой во главе находится совсем недалеко от них — метрах в двухстах, не больше.
— Теперь — твой выход…
Рога осторожно поднялся и махнул Микису, а оказавшийся за спиной Палладини Штучка тихонько подтолкнул его:
— Если слышишь голоса — иди к ним. Не давай себя сбить. И — не спугни… Сейчас — не думай о деньгах… Настраивайся… Надо… ну как тебе это сказать… В резонансе надо быть с… этим…
Палладини только зло зашипел в ответ. Странно, но сейчас он не нуждался ни в каких советах и ни в каких советчиках. Кроме того, единственного, который вот уже вторые сутки не оставлял его своим вниманием. Но вот именно теперь — смолк. Правда, молчание его не было глухой тишиной, которую умудряются испускать притаившиеся человеческие существа. Не было оно и гулкой тишиной мертвой пустоты. Оно было преисполнено скорби. Скорби и какой-то странной решимости. «Будь что будет… Поступай, как сам решишь…» говорило Микису это молчание. Он закрыл глаза и прислушался к затихающим зовам, несущимся к нему со всех концов каменистого ложа Аш-Ларданара. Вздохнул и направился к тому, что «звучал» ближе…
* * *
«Четвертой картой», выпавшей на долю «Особой межведомственной следственной комиссии Директората Федерации», был старший лаборант Свен Мальстрем — один из двух лаборантов отдела доктора Кульбаха, удостоившийся разрешения систематически посещать Фронду официально в целях закупки препаратов для исследовательских работ. Такой вид деятельности не мог не навлечь на него уйму подозрений.
Не вызывало сомнения, что таковыми закупками Свен — невысокий, рыжий флегматик — и впрямь занимался, пока в промышленности органического синтеза и фармакологии Самостоятельной Цивилизации еще теплилась жизнь. Точно так же не вызывало сомнения, что попутно с этим Свен исправно выполнял свои непосредственные обязанности — активно скупал и отправлял в отдел биомедицинских исследований «Эмбасси» любые материалы и сведения, касающиеся биологии и образа жизни довольно многочисленных на Фронде ранарари. Никто не говорил об этом вслух, но вожделенной целью целого ряда солидных исследовательских центров Федерации было получение в свое распоряжение целого и неповрежденного (нет, никто не говорил вслух «еще живого») «черта». За это поставщику заплатили бы много, очень много и лишних вопросов не задавали бы. Но в реальности приходилось обходиться гораздо меньшим — вплоть до исследования случайно добытых экскрементов этих малосимпатичных созданий. Иногда — после нескольких имевших место дорожно-транспортных происшествий — «на рынок» поступали образцы органов и тканей, невезучих выходцев с Инферны.
Сам характер такого промысла делал образ жизни прилежного Свена на Фронде слабоконтролируемым и балансирующим на грани между законом и беззаконием. Это не прошло для него даром.
Перекрестный и довольно умело построенный допрос, правда, не дал следствию ничего, что имело бы отношение к истории с лапкой «подземного духа». Зато допрос этот вылил на голову Гвидо основательный ушат помоев: хитроватый лаборант прокололся на том, на чем и должен был проколоться — на выплатах довольно крупных сумм несуществующим поставщикам за образцы медицинских препаратов, используемых для лечения захворавших ранарари в специализированных госпиталях их посольства и представительства на Фронде. Свен — довольно квалифицированный химик-органик, — закупив сотню миллиграммов какой-нибудь из этих субстанций (часто ничего особенного собой не представляющих), успешно и без особых хлопот изготовлял, не отходя от своего рабочего места в лаборатории, с десяток граммов соответствующего препарата, за покупку которого по ценам черного рынка и отчитывался.
Сделав на обороте какого-то документа соответствующие расчеты, Гвидо понял, что уголовного дела не избежать — приблизительные итоги шести лет работы Свена на «Эмбасси» не шли ни в какое сравнение с предполагаемыми шалостями госпожи Нуньес с ее представительскими расходами… Утешало только то, что в непосредственном подчинении у военной разведки чертов химик не состоял. Шишки должны были посыпаться на биомедицинский отдел дока Кульбаха, официально проходящий по линии Академии военной медицины. Надо было топить жертву быстро и решительно, пока блохи с ее шкуры не перескочили на его — подполковника Гвидо Дель Рея — мундир.
Как только стало ясно, что жертва надежно запуталась в расставленных силках, оба члена комиссии взяли ее в оборот, и в оборот нешуточный. Допрос затянулся далеко за полночь. Дважды в кабинет вызывали сервисный робот с кофе и бутербродами и один раз врача — не для флегматичного Свена, а к испытавшему легкий приступ стенокардии инспектору. Узнав много нового относительно того, во что можно превратить «черный нал» — тут же, не покидая борта «Эмбасси-2», и по каким каналам соответствующий эквивалент может с этого борта перетечь в пределы Федерации, Гвидо не добился от подследственного только одного — хоть малейшего свидетельства о вербовке Свена мафией и его участия в передаче Каю пресловутого оберега. Хотя это и облегчало судьбу лаборанта Мальстрема, кабинет комиссии он покинул в наручниках.
— Осел этот ваш профессор Кульбах! — констатировал посеревший от трудов праведных Блант. — Теперь лишится должности из-за того, что не приглядывал за персоналом… Кульбах — осел, а Мальстрем — жулик! Но не предатель — вот что обидно!
— Вы тоже в этом уверены? — с некоторым удивлением осведомился Гвидо. — Мне показалось, что…
— И совершенно напрасно показалось, — сухо прервал его Блант. — Если вы думаете, что главная моя цель — хоть как-нибудь закруглить дело, сдать первого попавшегося придурка вместо настоящего преступника и подпортить вашу карьеру, то вы ошибаетесь!
Он бросил на Гвидо пристальный взгляд, чтобы убедиться, что тот достаточно серьезно относится к его словам..
— То есть так бы оно и было, работай мы где-нибудь на Террамото, с милыми аборигенами, самый страшный замысел которых — это прикупить грамм-другой оружейного плутония для перепродажи повстанцам. Повторяю: точно так бы и было — там. Потому что я — именно тот, за кого вы меня принимаете: провинциальный карьерист, приставленный присматривать за работой профессионалов, в делах которых не смыслю ни уха ни рыла, но подноготную каждого из которых знаю, как свои пять пальцев!
Тут его голос дрогнул.
— Но в нашем случае дело не может окончиться сдачей гладкой отчетности! Мы с вами — в зоне межцивилизационного противостояния. А это сумеречная зона… Здесь каждый неверный шаг — это шаг на тот свет! Здесь ворочают тоннами «пепла» и гигатонными зарядами. И трансгалактические крейсера присматривают друг за другом…
Он нервно потер руки:
— Нас просто ликвидируют, если не будут уверены в нас хоть на один процент! Пришлют сюда «чистильщика» или активируют уже внедренного и выкосят под корень! И вас, и меня, и всех здесь, включая лабораторных кроликов доктора Кульбаха! Ради того, чтобы уклониться от такого финала, стоит позабыть о кабинетных играх…
Вид тертого бюрократа, перепуганного до готовности расстаться со своей сутью, порядком позабавил Гвидо. «Поздно же ты хватился, дружок, — подумал он. — Тебе не приходилось хлебать дерьмо на Фронтире или сигать с парашютом в чащу джунглей Гринзеи. Там ставки были не меньше…» Слегка садистское желание посыпать соль на раны заклятого товарища по несчастью заставило его меланхолически заметить.
— К сожалению, у нас в распоряжении только две возможности решить наши проблемы Вы не хотите сделать перерыв или, может, выпьете психоэлеватор?
— Пейте элеваторы сами! — отмахнулся Блант. — Мои дед и прадед — австрийцы из Вены — выпили за свой век больше крепкого кофе, чем воды. Я в Вене не был, но пошел в них — в моих предков — я кофе жив…
Он помассировал грудь и снова махнул рукой:
— Закажите еще пару чашек, и — за дело!
* * *
К рассвету они закончили собирать свой странный урожай. Дурная Трава оказалась абсолютным рекордсменом — в ее сумке лежали двенадцать Камней. Микис и Рога набрали по четыре. Картежник немного приотстал — его вклад в добычу группы составили всего два Камня. Однако, как понял Кирилл по общему настроению, ночь эта была удачной. Глаза всех членов пестрой компании горели азартом. У одних — чистым и трепетным, у других — тревожным и темным.
— Вот что, — определила Трава, когда они, все семеро, спустились в полумрак глубокой пещеры. — Ты и ты, — она указала на Листера и Смольского. — Пока давайте-ка ваши стволы сюда…
Она похлопала по каменной глыбе, на которой устроилась в позе усталой, но настороженной птицы. Смольский нервно закашлялся. Листер пожал плечами, поставил бластер на предохранитель и аккуратно положил его куда было велено.
— Так вы что? — с досадой в голосе осведомился литератор, следуя его примеру. — Считаете нас за… Пока требовалось вас охранять, вы нам доверяли…
— Ничего личного, — бросила Трава. — У нас договор. Мы вас сводим с людьми, которые вам помогут здесь… устроиться. Вы нам уже помогли малость… Только вот… Камни, они всегда располагают… к разным фокусам. В общем… соблазн есть. Он вас подвести может…
Кирилл сбросил с плеча свое оружие и протянул его Траве. Та коротко отмахнулась.
— Тебя не касается. Ты — другой породы…
Рога кинул взгляд на застывшую в гримасе обиды физиономию Анатолия и на отрешенно-безразличную мину Листера. Перевел взгляд на Микиса, которого Трава вообще как будто не брала в расчет. Тот, похоже, скис окончательно.
— Ладно, господа, не кисните, — примиряюще прогудел он. — Просто лучше и вправду не подставляться под соблазн… На Траву зла не держите — у нее свое чутье… А ты, — он ткнул пальцем в обмякшее подбрюшье Микиса, — молодец! Ты подумай еще… Может, тебе здесь с нами лучше по Ларданару побродить годок-другой, чем назад, на Фронду, лыжи вострить… А? Потом деньжат добудешь и в Диаспоре запросто пристроишься. Нюх у тебя — что надо…
Взглянув на Палладини еще раз, он безнадежно махнул рукой и кивнул всей компании, привлекая внимание:
— Ладно, а теперь…
Он осторожно стал раскладывать собранные Камни в небольшой кружок. Похоже, дело это было весьма ответственное. Сакральное.
Все остальные присели вокруг, наблюдая. Одни — с любопытством неофитов, другие — с пониманием знатоков.
— Сейчас чуть расслабимся, — ухмыльнулся Штучка. — Ночью — трудный переход. А надо успеть… Товар — он к сроку хорош…
Рога закончил свои манипуляции с Камнями и принялся устраивать в центре выложенного из них круга небольшой костерок. Не глядя, протянул руку в пространство, и Трава вложила в нее старинную кремневую зажигалку, неведомо откуда извлеченную. Штучка предвкушающе хмыкнул, вытянул из-под полы и пустил по кругу объемистую флягу.
Зажигалка щелкнула раз, другой, и тонкий, странного аромата дымок потянулся к сумеречному своду пещеры. Рассвет там, в ставшей вдруг ужасно далекой глубине Аш-Ларданара, словно замер, решив повременить с выходом в мир. Кирилл тряхнул головой. Тонкий запах костра вдруг «повел» его. Мир словно поплыл вокруг… Трава легонько толкнула его в плечо и передала флягу со Штучкиной отравой. Кирилл сделал основательный глоток обжигающе-крепкой смеси. Передал флягу Смольскому. Снова тряхнул головой — нет, ему не послышалось: над костерком звучала странная мелодия.
Ее тихонько наигрывал на подобии губной гармоники Рога, ее отбивал ладонями по гладкому валуну Штучка, ее выводила голосом — пока еще невнятно — Дурная Трава. И, странно наклонив голову, словно прислушиваясь к подсказке незримого дирижера, стал прихлопывать ладонями в такт Микис. К тому моменту, когда посудина с дурманным настоем завершила круг, все они, даже вечно замкнутый в себе Листер, каждый по-своему подтягивали, подпевали эту мелодию.
А потом Трава начала колдовать над кругом Камней — то ли выполняя какой-то неведомый ритуал, то ли выплескивая в мир какую-то обрушившуюся к ней в душу магию. А может — она просто плясала, радуясь заработанному богатству. Но делала это так, как не сумел бы никто другой. Лицо ее, измененное камуфляжной или ритуальной раскраской, оставалось жестким, неподвижным и в то же время каким-то детским, а движения были резкими, угловатыми, но гармоничными. Кирилл впервые видел такой, словно в омут затягивающий, гипнотизирующий танец. Он так и не понял, когда поднялся с каменюки, на которой пристроился, наблюдая за манипуляциями Продавцов, и стал неожиданно для себя вписываться в этот дикий, нелепый и чем-то жутковатый танец. Трава кивком головы показала ему — правильно.
И они вдвоем, подчиняясь завораживающей мелодии, стали не то чтобы танцевать — скорее шаманить под звуки призрачных заклинаний, эти заклинания выплясывать. Кирилл уже не мог отвести взгляда от подсвеченного тусклым светом костерка и изуродованного идиотской раскраской лица Дурной Травы. Он чувствовал, что ему трудно будет расстаться с этой девчонкой, дичком, выросшим на камнях заколдованного плато. И даже не знал и знать не хотел — почему.
А через минуту плясала уже вся компания. Нечто сложное вытанцовывал ушедший в себя и странно помолодевший Картежник. Это был обряд его личной веры. И Рога выплясывал свое… Ярмарочным шестом вскинув над головой костлявые ладони и отбивая ими такт своего танца, медленно вращался вокруг собственной оси кэп Листер.
А потом шабаш кончился. Оборвался так же самопроизвольно, как и начался. Все его участники повалились на пол пещеры. Только Дурная Трава как ни в чем не бывало опустилась на корточки возле умирающего костерка, да кэп Листер подпер собой низкий каменный свод пещеры. Каждый из них был погружен в себя и даже не пытался потревожить остальных.
* * *
С пятым из подозреваемых приключился конфуз — правда, не того рода, что приключился с лаборантом Мальстремом: начальник внутренней охраны «Эмбасси-2» запинаясь доложил по селектору, что специальный агент лейтенант Смит на борту «Эмбасси» отсутствует уже вторые сутки.
— Вы не могли об этом доложить сразу, как только это стало вам известно? — заорал в селектор Гвидо.
На что главный охранник, вполне в традициях воинской дисциплины, напомнил ему, что имеет распоряжение не беспокоить членов «Особой комиссии» без особой же на то причины.
Гвидо помянул дьявола и осведомился — куда же он унес лейтенанта Смита? Кроме поверхности Фронды, в отсутствие рейсового «дальнобойщика» или хотя бы каботажного орбитера убывать простому смертному с «Эмбасси» было некуда.
Начальник охраны, опасаясь навлечь на себя гнев подполковника, осторожно напомнил ему, что упомянутый лейтенант Смит был лично командирован на поверхность — рейсовым «челноком» — самим Дель Реем…
Гвидо коротко поблагодарил его и вырубил коммутатор, чуть не сломав переключатель.
— Ваши действия… — хмуро протянул Блант, прикладываясь к чашечке с дымящимся «мокко». — Ваши действия, подполковник, вот уже второй раз здорово облегчают ход следствия…
— Я совершенно упустил из виду…
Дель Рею уже надоело оправдываться за упущения, которые до получения злополучной шифровки федерального следователя никакими упущениями вовсе и не были. И отряхивать пепел с мундира.
— Я упустил из виду, что действительно командировал Харви на планету — разобраться с обстоятельствами досрочного старта «Ганимеда» и исчезновения Алоиза Бибера. Практически всего за несколько часов до того, как Санди вышел на связь…
Он пресек собственную попытку поворошить так беспокоящую его пачку распечаток и добавил:
— Кстати, отправил я его на это задание как одного из самых надежных моих людей. Смит ориентируется в местной обстановке почти как абориген…
— По-вашему, в данном случае это работает в его пользу? — мрачно прервал его Блант. — Когда он должен вернуться на станцию?
— Я определил ему срок от двух до четырех суток…
— Вы бы его еще на месяц туда отправили!
Некоторое время инспектор кипел с трудом сдерживаемым гневом.
— Надо немедленно… Хотя нет — не надо… Спугнете. Лучше давайте сюда хотя бы файлы на этого вашего «аборигена». Рассмотрим этот вариант на худой конец заочно…
* * *
Кирилл не мог сказать ни другим, ни себе, сколько минут или часов продолжался этот странный, плывущий полусон-полуявь, сначала унесший его куда-то далеко от себя самого, но потом аккуратно положивший снова на жесткие камни плато Аш-Ларданар. В маленькую пещеру-нишу, в которой только что умер маленький костер.
— Отоспались? — поинтересовался Рога. — Собираем шмотки и трогаемся. Сумерки уже.
— А ведь еще и поесть не помешало бы… — недовольно прогундел, не открывая глаз, Микис. — Поужинать перед дорогой…
Он покоился на суровых каменьях, словно на пуховой перине, что было совершенно не характерно для человека его склада характера и образа жизни. Красноватый Камень он подложил под голову вместо подушки.
— Никакой еды и никаких ужинов! — отрубила Дурная Трава. — Этой ночью в брюхо осколок схлопотать или пулю — проще простого. Через плохое место пойдем.
— А нельзя ли плохие места обходить? Чтоб не искушать, так сказать, судьбу? — осведомился Смольский, поднимаясь с земли и с хрустом разминая затекшие суставы. — Пока что нам это вроде удавалось…
— По Ларданару ты броди, как хочешь, — вразумил его Рога. — Тут воля твоя — можешь, как сумеешь, разойтись и с лихими людьми, и… со всяким-разным. А вот пройти на Ларданар и с Ларданара уйти можно только по четырем ущельям. Два — на севере и на западе — контролируются ранарари с Диаспорой. Туда сейчас ходить — не след. Там таких, как мы, сейчас ждут. На юге — тоже ждут. «Стервятники». А на востоке проход контролирует Далекий Серый монастырь. Дом Последнего Изменения. Это — Община Отверженных. С этими мы дружим… Но и там — по дороге — можно нарваться. Тогда придется держать бой.
— Со «стервятниками»? — уточнил Анатолий.
— Скорее всего с ними, — вошел в разговор Штучка. — Но, по большому счету, всякое бывает…
— Тогда было бы логично вернуть нам наше оружие, — холодно произнес Листер. — Иначе от нас не будет ни малейшего толку. Разве что сгодимся в качестве живого щита. Но меня лично роль пассивной мишени не устраивает…
— Капитан прав, — поддержал его Анатолий. — Вы, господа камнеторговцы, ведете себя нелогично. Будь у нас разбойные намерения, мы бы напали на вас еще в прошлую ночь. Но вместо этого мы честно прикрывали вас. А теперь…
— Тогда Камни еще не были собраны, — перебил его Рога.
— Послушайте… — убедительной скороговоркой начал Микис.
Он умудрялся заглядывать в глаза сразу всем своим собеседникам и каждому — по-своему.
— Послушайте… Ведь вы не имеете нас за идиотов — да? Тогда вы должны понимать, что мы сюда прилетели не для того, чтобы нас здесь убили и даже не похоронили как надо! Мы сюда прилетели, чтобы как-нибудь отсюда выбраться…
— От тебя у меня «крыша» едет, толстяк! — схватился за голову Штучка. — Вроде все понятно говоришь, а уразуметь о чем — ну никак! Черт вас сюда вообще принес, если…
— Послушайте сюда! — требовательно прервал его Микис. — Если мы ради Камней этих ваших на вас нападем, то будем последними идиотами по эту сторону неба, честное слово! Ведь нас же здесь просто съедят! Ведь мы же здесь — чужаки без связей! Мы и про Камни-то только от вас узнали. А..
— Оставь эти фокусы! — оборвал его Рога. — Вы четверо — самые стремные пентюхи, которых я встречал на Ларданаре! Может, вы только из себя разыгрываете дурней незнающих, а сами как раз за Камнями и охотитесь. Может, и не случайно, что ты Камни слышишь… Очень уж ловко получается — один Слышащий, а при нем трое амбалов в прикрытие…
— Брейк! — оборвала его Дурная Трава. — Вот ему, — она резко выбросила руку в сторону Кирилла, — я ствол оставила. Ему я верю. И вон тому, — она, не глядя, ткнула растопыренными пальцами в сторону Смольского, — тоже отдай. Все меньше на себе тащить… Толстяку, — она косо глянула на Микиса, — ствол ни к чему — изрешетят раньше, чем он кочан свой повернет в нужную сторону. Или с перепугу в кого из своих впилит… А тот, — она кивнула в сторону Листера, — и впрямь стремный. У меня на это глаз. Будто есть он и словно нет его…
Кирилл поймал удивленный взгляд Травы.
Рога молча расстегнул тяжеленный рюкзак и кивнул Анатолию:
— Выбирай свое…
* * *
Снег падал на камень, выстилавший угрюмый двор «Кречета». Первый снег предстоящей зимы — долгой и злой в этом полушарии Фронды. Небо было пасмурным, чернело облаками, подчеркивая яркую белизну бесшумно падающих на горы и ущелья крупных, но редких пока что хлопьев.
«Короткая была в этот раз осень», — сказал себе Мюрид.
От снега этого, а еще от вида направленного на него бешеного взгляда Кублы Мюрида в этот день пробирал озноб. Доклад, с которым он предстал перед шефом, вполне мог оказаться последним в его жизни.
— Служба навигации, — говорил он как можно убедительнее, — не считает досрочный старт «Ганимеда» чем-то экстраординарным. В лицензии на полет не оговаривают такие детали. Иногда не проставляют даже условные сроки…
— Не рассказывай мне эти сказки! — тихим, но невероятно напряженным голосом оборвал его объяснения Кубла. — Служба навигации может считать или не считать что-то там экстраординарным, а вот у нас все было расписано по минутам. И если кораблик стартовал, не подав условного сигнала, да еще на целых восемь часов раньше срока… Это — срыв операции. Кто-то из них пошел со своего козыря. И тебя, Мюрид, перехитрил…
Он поиграл желваками и снова тихо и зло заговорил:
— А то, что Федерация именно сейчас, как черт к грешной душе, пристала к Верховному насчет уплаты планетарной задолженности за подпространственную связь — это тоже не экстраординарно?
— Федералы явно хотят перекрыть все каналы связи с Инферной, — вздохнул Мюрид. — И с этим ничего не поделаешь…
— Так просто они это сделать не могут! — оборвал его Кубла. — Фронда слишком велика. Официальные каналы они прихлопнули. Но есть еще уйма неофициальных. И где-нибудь да найдется человечек, который за неважно какую сумму организует нам сеанс связи с нашими друзьями на Инферне. Не думаю, что это так уж дорого обойдется. Хотя в средствах я тебя ограничивать не буду…
Мюрид почтительно склонил голову, выражая совершеннейшее согласие с каждым словом шефа. Но все-таки осмелился доложить о своих действиях.
— Я поработал уже со всеми, кто имеет хоть малейший доступ к системе подпространственных трансляторов… Но в этот раз — какой-то особый случай, какая-то особая ситуация. Перекрыто буквально все! Хуже всего то, что заработали «глушилки»… Те несколько каналов, которые не контролируются федералами, — вне игры. Такого еще не бывало. Со времен Империи не бывало! Знающие люди считают, что это штучки Второго Посольства…
— Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться! — оборвал его Кубла. — Нас обставили, как сопляков!
— Да, нас обложили… — горестно признал Мюрид. — Если им удалось-таки захватить «Ганимед»… Тогда наши друзья в Диаспоре могут оказаться в сложной ситуации… И мы не в силах предупредить их.
Кубла резким жестом приказал ему замолчать. Энергично прошелся взад-вперед по свежему снегу. Снова остановился перед Мюридом и вперил в него ненавидящий взгляд:
— Федералы пошли на такое, несмотря на то, что у них будут крупнейшие дипломатические неприятности. Наплевали и пошли!
— Акт информационной войны, — подтвердил Мюрид умным словом мнение шефа.
Лицо Кублы дернулось.
— Только Фронда еще не до такой степени сдохла, чтобы вытирать об нее ноги. Я сегодня же нажму на кого следует в канцелярии Верховного… Но политики слишком медленно разворачиваются… На них не стоит делать главную ставку. У меня придумано кое-что получше… Но об этом потом. Ведь у тебя есть еще что сообщить мне?
— Есть, есть, Абдулла! — торопливо заверил его Мюрид. — Наш человек… Тот, кто работает на нас во Втором Посольстве… Он сейчас на Фронде.
— С этого и надо было начинать! Он вышел на тебя? У него есть для нас какие-нибудь новости?
— С этим еще придется подождать… — все так же торопливо признался Мюрид. — Дело в том, что он… Этот наш человек, похоже, сильно испуган. Собственной тени боится… Кажется, он засветился — там, у своих. Но и нас он тоже боится. Во всяком случае, он не торопится выходить с нами на связь. Его засекли мои люди из иммиграционной службы. И сейчас Том и Адам пасут его. Прилетел с одним паспортом, в «Альтаире» остановился под другим. Оба — липовые.
— Вот как? — в голосе Кублы прибавилось яду.
— Он никуда не денется от нас! — все с той же неотделимой от его естества суетой в голосе заверил хозяина Мюрид. — Если надо будет, мы перевернем вверх дном всю Самостоятельную Цивилизацию…
— Короче говоря, и здесь мы на грани провала… Кубла безнадежно махнул рукой и, отвернувшись от своего преданнейшего, но потерявшего доверие слуги, медленно пошел по белой глади снежного ковра, выстилающего двор. Это был плохой признак. Очень плохой.
— До этого далеко, шеф!
Мюрид постарался придать своему голосу как можно большую уверенность:
— Мы постараемся…
Кубла резко повернулся и снова, почти вплотную подошел к начальнику своей разведки.
— Постарайся сделать только одно! Постарайся работать головой! Если ты этого не умеешь, то я могу подсказать тебе, как это делается. Как обойтись без того, чтобы переворачивать Фронду вверх дном.
Голос Хубилая стал ласково-доверительным. И это тоже было плохим признаком. Хуже некуда.
— Подумай, — продолжил он. — Подумай, куда здесь, на Фронде, деваться «засвеченному» типу из Второго Посольства? Такому типу, который к тому же еще и боится идти на контакт с тобой? И не зря боится. Потому что понимает, что теперь он — отработанный материал. Куда? Сдаться госбезопасности и остаться беженцем на нищей планетенке? Нищим беженцем. Потому что за все секреты, которые он притащит с собой, не так уж много и дадут. Подумай, какие у него еще есть варианты? Подумай также, какие карты у него на руках?
Мюрид сглотнул слюну. Лицо его изобразило величайшее напряжение мысли — намного превосходящее реально необходимое для решения нехитрой задачки, поставленной перед ним обозленным шефом. Один из секретов преданнейшего порученца Кублы, позволивший ему удивительно долго для его должности сохранять голову на плечах, состоял в том, чтобы изображать из себя идиота. Но при том идиота сообразительного. Тонкий баланс ума и глупости, угодный Хубилаю, он умудрялся выдерживать почти идеально.
— У него на руках четыреста восемьдесят килограммов «пепла», — выдавил из себя он. — На борту «Ганимеда». Он лучше всех нас осведомлен об этой операции. С этим он может пойти к кому-то, кто даст ему «крышу». К кому-то из конкурентов. К такому, который имеет партнеров там, в Диаспоре. Чтобы перехватить кораблик. К такому, кто пообещает ему выправить ксиву и оплатит билет куда-нибудь к черту на кулички…
— Неплохое предположение, — оценил его умственные труды Кубла. — Только вот для того, чтобы выйти на такого авторитета, у которого есть партнер на Инферне, в Диаспоре, надо в нашей жизни разбираться очень хорошо. Или знать такого доку, который тебя сведет с кем надо. А у Второго Посольства только один такой дока в запасе — проклятый иуда Бибер, которого ты не слишком активно ищешь…
— Он найдется. Деться ему некуда. А вот наш человек из Второго Посольства вряд ли его отыщет. А если и отыщет, то тот его, пожалуй, заложит…
— Ты все-таки плохо просчитываешь ситуацию, — с грустью в голосе заметил Кубла. — Бибер сейчас — проваленный резидент. У Второго Посольства он под подозрением. Так что шантажировать его — проще простого. А вот о той норе, в которой он сейчас сидит, человек Второго Посольства может знать гораздо больше нас. Может, он нас как раз и выведет на проклятого Бобра… Не спускай с него глаз. И не спускай глаз с этой, как ее… рыжей сучки, которая у Бобра секретарила.
Мюрид снова сглотнул ставшую горькой слюну. Чудовищный прокол с подменой Мардж Каллахан на ее сестрицу попортил ему немало крови.
— Может быть, снова поработать с ней? Поплотнее? — осведомился он.
— Плотнее надо взяться не за эту заразу, а за тех, кто будет крутиться вокруг нее и этой их конторы… Как ее… «Риалти»… Кто-то теперь туда наверняка наведается. И думаю, что этот «кто-то» будет как раз нашим человечком из Второго Посольства… Но это не главное!
Молчание повисло в воздухе. Змеиные зрачки Кублы гипнотизировали Мюрида.
— Но это не главное…
Кубла поморщился так, словно речь шла не о «засвеченном» агенте и его секретах, а о некоем докучливом насекомом, недостойном даже упоминания в приличном обществе. Но зрачки его оставались неподвижны.
— Главное — это «пепел»! Главное — знать, что с «Ганимедом»… Если мы не имеем возможности докричаться до нашего партнера в Диаспоре, то придется поработать ножками, дойти до них и похлопать по плечу… Знаешь, если гора не идет к Магомету… Мне нужен бот, Мюрид. Бот Орбитальной стражи. Настоящий. С действующей системой радиоопознания. И к нему — команда. В полном камуфляже и при оружии. Только состоящая из наших людей, естественно.
Мюрид задумался.
— Это будет очень дорого стоить, — с некоторой робостью в голосе произнес он. — Я имею в виду корабль, бот… Набрать команду не составит труда. Безработных специалистов — как собак нерезаных…
— Мне не нужны случайные шавки! — Кубла резко взмахнул рукой. — Это должны быть люди дисциплинированные. И на все готовые в то же время!
— Все равно это не проблема, шеф, — пожал плечами Мюрид. — Наберем из бывших в Космодесанте. Но вот за корабль военные запросят много. Они у нас — люди обеспеченные. Я — про генералитет. А иметь дело придется именно с…
— С расходами считаться не приходится! — оборвал его Кубла. — Когда Большой Кир «включит счетчик», о деньгах придется забыть вообще! Но мы вернем все сторицей, когда я доберусь до «Ганимеда»…
— Как? — искренне поразился Мюрид. — На ботике Орбитальной стражи?
Кублу перекосило от глупости подручного. Он повернулся к нему спиной и решительно зашагал к ближней стене, ограждающей двор «Кречета». Похоже было, что он собирается пробить ее лбом. Однако, дойдя до стены, он резко повернулся и двинулся на Мюрида, глядя куда-то сквозь него, в затянутую сеткой реденького снегопада даль. Он уже готов был, показалось, пройти сквозь массивную тушу своего бестолкового вассала, как сквозь туман, но вдруг остановился перед ним и, уставившись снизу вверх в его преданные зрачки, заговорил тихо и зло:
— Очень жаль, что мне приходится оставлять все дела на такого ишака, как ты, Мюрид! Надеюсь, что я не застряну на Инферне надолго… Постарайся выслушать меня внимательно: операцию надо подготовить и провести быстро. Очень быстро. Молниеносно!.. Слушай и запоминай…
* * *
Выйдя за ворота «Кречета», Мюрид подошел к ожидавшему его бронированному «Опель-Даймонда», молча забрался на заднее сиденье и, бросив шоферу-телохранителю короткое: «В город!», резким движением открыл вмонтированный в стенку салона бар. Вытащив из держателя хрустальный графин с бренди, он не стал чикаться со стаканами, а просто сделал несколько основательных глотков прямо из горлышка. Сунул посудину на место, закрыл глаза и провел растопыренными пальцами по лицу.
Пальцы у него дрожали.
* * *
Восточное ущелье сначала не показалось Кириллу чем-то особенным. И только когда они зашли в него достаточно далеко, он начал понимать, насколько громаден этот каменный коридор, стиснутый с обеих сторон уходящими все круче и круче ввысь стенами скал. А по дну этой пропасти, набирая силу от сочащихся отовсюду родников, журчали сначала разрозненные ручейки, а затем шумела образовавшаяся от их слияния небольшая, но довольно бурная речка. Вдоль ее берега пролегала тропа.
Однако Рога тропой пренебрег и повел отряд по сплошным буеракам, протискиваясь сквозь нагромождения обрушившихся с отвесных стен скальных обломков и продираясь сквозь заросли.
Кирилл осторожно придерживал снятый с предохранителя бластер стволом вверх. Больше всего он боялся сейчас, что он сам или идущий вслед за ним Смольский грохнется оземь, запнувшись о какую-нибудь неразличимую во мраке преграду, и выпалит в кого-то рядом идущего.
Рога вел отряд маршрутом, обозначенным ему одному известными знаками и указателями. Разговоры — любые — он запретил, и двигались они в тишине, наполненной звуками ущелья и озабоченным сопением Микиса
Поэтому взрыв, который прозвучал далеко впереди, показался им оглушительным, а вспышка, пробившаяся к ним через переплетения ветвей, ослепила, заставила вздрогнуть. А за взрывом последовала еле слышная издалека трескотня разрядов бластеров, хрипение войсковых разрядников и снова — один за другим — взрывы. Пять или шесть взрывов десантных гранат.
— Всем — носом в землю! — прошипел Рога. — За укрытия отползайте!..
«Какие в этой темнотище укрытия найдешь?» — зло подумал Кирилл, отползая, однако, за оказавшийся рядом валун.
Тут он нос к носу столкнулся с выбравшей то же укрытие Карин. Даже в темноте ему удалось разглядеть ее глаза, ставшие широкими и наполненными холодным бешенством.
— Кто-то напоролся, — прошептала она. — И это могли быть мы…
Кирилл молча проверил предохранитель бластера. Осторожно выглянул из-за валуна.
Ни черта не было видно. Только вдалеке поблескивала река — сквозь ночные шорохи иногда доносился ее журчащий голос. Стрельба не возобновлялась.
Потом снизу, с открытой тропы, стали доноситься шаги и голоса.
О чем говорили, разобрать было невозможно: голоса были глухи и язык, на котором переговаривались неизвестные, был неправилен. «Акцент какой-то», — подумал Кирилл.
Должно быть, одна из здешних лун, а может, обе сразу успели выбраться в небо над Ларданаром: все окрест начал заливать желтоватый, но в то же время холодный, металлический свет. Словно в окружающем пейзаже прибавилось золотой фольги. И в этом недобром свете стали видны те, кто шел оттуда, от места стычки, вверх по ущелью.
Сначала Кириллу показалось, что это и не люди вовсе, а какие-то чудища из кошмара подростка, насмотревшегося триллеров. Потом он сообразил, что пропорции тела шестерых людей, бредущих по тропе, искажены надетыми на них скафандрами высшей защиты, а чудовищные горбы за спиной у каждого — всего лишь откинутые шлемы этих скафандров…
Но это была не единственная странность, поразившая его.
— Гос-с-споди! — прошептал он. — С ними дети! М-ма-льчики-монахи… Трое…
— Замолчи, дурак! — цыкнула на него Дурная Трава. И с кипящей в горле ненавистью добавила: — Тоже мне — мальчики в балахонах… Сукку! Это — сукку!..
Напрягая память, Кирилл вспомнил то немногое, что знал об этих существах. Всего несколько строк было отведено им в той горе бумажного хлама, которую ему пришлось перечитать, прежде чем он принял решение, приведшее его (о, господи, как это давно было!) к дверям Посольства Инферны…
Вторая из цивилизаций (после Самостоятельной Цивилизации Фронды), вступившая в союзные отношения с Миром ранарари. Недружественно настроенная в отношении Федерации Тридцати Трех Миров…
— Эти твари ненавидят нас!.. — прошептала Карин. — И у них на нас — нюх! Молчи, бога ради — молчи!!!
Кирилл вжался в сырую твердь валуна. Прикусил язык. Но, похоже, было уже поздно.
Корявая, низкорослая фигура чутко застыла и, тревожно втягивая в себя воздух, протянутой ручонкой вдруг дернула за локоть шествовавшего впереди короткой колонны верзилу. Что-то непонятное прощебетала, указывая в сторону чащобы короткими, нетерпеливыми жестами…
— Крышка… — прошептала Трава. — Вычислил, сволочь…
Кирилл сообразил, что произойдет сейчас — через долю секунды. Бесшумно захлопнутся колпаки скафандров. Поднимутся и потянутся к засеченной цели короткие стволы бластеров…
После этого они больше ничего не увидят — ни он сам, ни Карин, ни Рога, ни Микис — никто. И понимание этой — такой простой — сущности пружиной распрямилось в нем.
Рука его автоматически бросила регулятор бластера на максимум, ноги напряглись, а сам он, рывком выпрямившись в полный рост, вскинул оружие перед собой и надавил спуск. Особенно целиться было незачем — заряженный на полную мощность армейский бластер обладал довольно широким углом поражения.
Ослепительная вспышка выстрела залила тропу нестерпимо ярким пламенем.
* * *
Заочное рассмотрение дела лейтенанта Смита дало куда меньше оснований подозревать его в сотрудничестве с уголовными кругами злополучной планеты, чем предыдущую тройку претендентов на роль Крота.
— Оставим окончательное принятие решения до… — Блант отбарабанил пальцами по столу короткую дробь. — Как вы прогнозируете его действия в случае, если?..
— В том случае, если… — довольно кисло отозвался Гвидо, — если Смит у нас удался Кротом, то первое, что он узнает от сообщников, это то, что они схапали по его наводке совершенно постороннего человека. И что объявился второй кандидат на роль хозяина «груза». Скорее всего, с ним немедленно начнут разбираться, и тогда нам не видать его, как собственных ушей…
На минуту он задумался.
— Но на его месте я поступил бы иначе… Если уж имел место досрочный старт, то как дважды два ясно, что случился какой-то сбой, и сбой, в конечном счете, не в пользу людей Хубилая… В таком случае ему надо за версту обходить их. Так же, как и нас. Вот тогда все для нас потеряно.
— Значит, по-вашему, он не посмеет вернуться на станцию?
— Это возможно только в том случае, если ему некуда скрыться на Фронде. Но, как я уже сказал, он прекрасно знает тамошнюю обстановку.
— Не имеет ли смысла отправить за ним э-э…
— Экспедицию? — Гвидо безнадежным движением смахнул с рукава остаток пепла. — Фронда — не планета Федерации, где можно действовать напролом.
— Он может использовать кого-то из нашей агентуры. Надо известить…
— И ставить на уши всех наших людей? Не стоит… — поморщился Гвидо. — Уж не думаете ли вы, что у меня один агент может самостоятельно выйти на другого? Такие агентурные сети не живут слишком долго. Когда я говорю, что Смит прекрасно знаком с обстановкой, это значит, что он может действовать в условиях Фронды совершенно спокойно, без всякой связи с нашей системой… За такой дичью и в таких условиях надо отправлять индивидуальных охотников… Но это будет очень опасная охота…
— Вы, помнится, говорили про резервную сеть генерала, — задумчиво напомнил Блант.
Гвидо с сомнительным видом забарабанил пальцами по столу:
— Пожалуй что…
И закончил более твердо:
— Посылаем к ним своего связного и ждем.
— Ждем, — согласился Блант.
* * *
— Ты сильно рисковал, парень…
Рога потеребил воротник куртки и наконец расстегнул его.
— Так что же, я должен был ждать, пока они нас перестреляют как цыплят? — зло парировал Кирилл.
— Продавцы Камней никогда не стреляют первыми, — задумчиво бросил Штучка, нагибаясь над тем, что осталось от одного из сукку.
Он и Рога, вооружившись палками, что-то искали в еще дымящихся останках людей и сукку, заваливших тропу. Да, впрочем, ясно, что. Дурная Трава отрешенно присела на камень поодаль, словно послушать шум реки. Смольский стоял на стреме, стараясь не смотреть на громоздящиеся у самой воды обгоревшие, похожие на панцири чудовищных древних ракообразных, все еще закованные в скафандры трупы шестерых «стервятников». Микис отошел подальше и был занят в основном борьбой с приступами подступающей рвоты.
— Я — не Продавец, — глухим голосом парировал Кирилл замечание Картежника. — Я — посторонний. У нас уговор: вы нас выводите на Диаспору и на нужных людей в ней. Мы… Я, в частности, не даю вас убить… Нам чудовищно повезло, что эти пентюхи поленились закрыть свои шлемы. Иначе они стали бы неуязвимы…
— Им и в голову не могло прийти, что, услышав звуки боя, кто-то не уберется восвояси, а устроит на них засаду, — усмехнулся Картежник. — Ведь у нас фактически засада получилась…
— Это была банда Лонга, — бросила в пространство Дурная Трава. — Только один он снюхался с этими беглыми сукку. Они ушли из резервации — пятеро или шестеро — и пристали к «стервятникам». Но из «стервятников» никто, кроме Лонга, с ними не поладил…
Она запнулась.
— Камни… Мне кажется, я слышу… Чертова вонь…
Смрад сожженной плоти мешал ей сосредоточиться.
— Какого черта вы копошитесь в… в этом? — неожиданно окликнул Рогу и Штучку Микис. — Там… Смотрите там… Я тоже слышу. Я очень ясно слышу…
Те послушно двинулись в указанном направлении.
— Нашел! — выкрикнул Штучка, вытаскивая из-под почерневшего скафандра погромыхивающий контейнер.
Он подался в сторонку и, присев, углубился в изучение его содержимого.
— Кажется — порядок, — радостно сообщил он. — Это чудо, но Камни не пострадали!
Микис присел с ним рядом и как-то по-детски потянулся к заполнявшим контейнер сокровищам. Картежник было отвел его руку ревнивым движением, но, подумав, не стал мешать новоявленному Слышащему. Карин легко, словно во сне, поднялась на ноги и подошла к ним. За ней потянулись и другие.
— Десять. Ровно десять… — зачарованно прошептал Штучка.
— Вы здорово обогатились, ребятам — похлопал его по плечу Микис.
Штучка скривился:
— Мы не мародеры, толстяк! Такие трофеи — а они бывают редко — пускают на поддержку родных… Я имею в виду родных тех, кого поубивали и ограбили. Ну… отстегнув себе процент за труды, конечно. И когда они есть — эти родные…
— Интересно, у кого они это отняли? — сказал Листер, заглядывая ему через плечо.
— Может быть, мы это узнаем, — пожал плечами Рога, — если двинемся дальше, а не будем дожидаться, пока сюда принесет еще одну банду… А в Монастыре нас уже заждались — в Доме Последнего Изменения… Вперед, ребята!
Отряд не стал дожидаться повторной команды и вслед за своим командиром потянулся во тьму. Шли молча. Только раз Трава тихим голосом спросила Кирилла:
— Тебе тяжело?
Он не ответил. Смерть привязалась к нему в попутчики в этом его путешествии. Смерть по имени «Стреляй первым»…
— Не комплексуй, — тихо бросила Трава. — Это были сволочи из сволочей. Много крови на них. И клятв ты никому никаких не давал. Или боишься, что будут мстить? Не бойся, «стервятники» нашего брата и без всякой мести при первой встрече в расход пускают. И это — плюс. Живым им лучше не сдаваться.
Кирилл молчал. Он вглядывался в то возникающий из тьмы, то исчезающий силуэт кэпа Листера. Ему не нравилось, очень не нравилось то выражение, какое он заметил на лице капитана несколько минут назад. Он и раньше замечал его — это напряженное и задумчивое выражение, появлявшееся на узком, бесстрастном лице воскресшего мертвеца. Похоже, что Листер хотел принять какое-то решение, был даже к этому решению близок, но в то же время боялся принять его. Кирилл решил не спускать с него глаз.
* * *
— Вот.
Мюрид положил перед шефом магнитную карточку.
— Здесь все — пароли корабельных компьютеров, схема внутренних помещений, сведения об экипаже… Получено, как говорится, из первых рук — от помощника капитана. Солидный «дальнобойщик». С броском до Инферны справится запросто. И, кстати, тип недорого взял. Не в курсе здешних расценок.
— А это, часом, не ловушка? — с напускным безразличием поинтересовался Хубилай. — Что-то Второе Посольство стало склонно к таким вещам в последнее время…
— Я очень хорошо знаю этого типа, — пожал плечами Мюрид. — Он у меня давно на крючке. Из тех, кто любит пожить не по средствам. Вечно по уши в долгах. Начинал с мелочей и постепенно доехал до переброски партий «пепла». Каждый раз, когда их посудина заваливает на Фронду, является ко мне — за деньгами на карманные расходы. Его расписками можно обклеить весь мой кабинет. И еще столько же останется…
— Вот для того, чтобы аннулировать свои долги, такие типы и закладывают своих друзей! — раздраженно бросил Кубла.
Разговор их происходил как раз в том кабинете, стены которого могли быть покрыты двойным слоем долговых расписок. Но пока что эту экзотику заменяли панели из натурального, с Земли завезенного дуба.
— Что ж, — немного помолчав, бросил Кубла, — ответственность за выбор кораблика — на тебе.
— Я, разумеется, дал ему все гарантии его личной безопасности, — Мюрид косо улыбнулся. — Он ведь не идиот и понимает, для чего нужны все эти сведения…
— Под гарантиями ты понимаешь свое честное слово? — усмехнулся Хубилай.
Мюрид промолчал.
— Учти… — Кубла подхватил со стола старинную вещицу — нож для разрезания бумаги, сделанный под средневековый кинжал, покрутил перед носом и закончил: — Твое слово — это твое слово. Я лично никому ничего не обещал…
— Разумеется, я это учитываю. Теперь еще кое-что…
Еще одна карточка легла на стол.
— Это — разработка по маршруту до Инферны. Обошлась подороже, чем информация по кораблю. Естественно: наши люди из Навигационной службы страхуются. Если выяснится, что они выполняют подобную «левую» работку, то по головке их не погладят…
Хубилай нервно дернул щекой.
— Можешь не объяснять мне азбучных истин. Лучше скажи, тебе удалось найти общий язык с людьми из Орбитальной стражи?
— Да, — с чувством произнес Мюрид. — Они отдают бот нам в аренду на пару суток. И прикрывают нас на это время. То есть обеспечивают радиоопознание, подтверждение Навигационной службы и все такое… Но мне пришлось выписать вот этот чек…
Некоторое время Хубилай рассматривал пластиковый прямоугольничек. Потом поднял глаза на Мюрида:
— И это всего лишь за двухдневную аренду паршивого космобота? Да ты оставил нас без штанов, Мюрид!
— Я предупреждал, что военные возьмут очень дорого, — с чуть заметным упреком напомнил Хубилаю его верный помощник. — И ты разрешил мне не стесняться в средствах…
Некоторое время в кабинете царила тишина.
— Ладно… Теперь о команде… — так, словно не было предыдущей заминки, спросил Кубла.
— Тут все в порядке. Набрал лучших специалистов. Из тех, с которыми мы уже работали… Сам знаешь — дальние перевозки за два года сильно сократились. Почти весь летный состав здешних компаний вылетел на улицу. И никто не думает платить им ни выходных пособий, ни пособий по безработице…
— Среди них нет слабонервных?
— Нет и быть не может. Все прошли через Легион или Космодесант…
— И почему же не задержались там?
— За каждым в Федерации числится слишком длинный хвост. Даже Легион сдает таких. А наш Космодесант — тем более…
— Ну что ж. Подвези через час всю команду к «Кречету». Мне надо познакомиться с людьми лично. А сейчас — принимай дела.
* * *
Доктор Лариса Юрьевна Леонтьева походила на грустную, отягощенную мыслями о своем многочисленном выводке птицу и тем располагала к себе. Ей было сорок восемь лет, и именно на этот возраст она и выглядела. Ничего другого, кроме строгого служения науке, ее внешний вид не предполагал. Среди всей довольно разношерстной компании, прошедшей перед глазами «Объединенной комиссии», она выглядела наиболее спокойным, уравновешенным и предельно далеким от дел разведки человеком. В хозяйстве дока Кульбаха Леонтьева занималась наименее скрытой от людских глаз деятельностью: отбирала материал для открытых публикаций и занималась вопросами совместных с исследовательскими учреждениями Фронды научных программ, посвященных биологии и медицине ранарари.
Занятие это было неблагодарное — «черти» не желали делиться ни с фрондийцами, ни тем более с людьми Федерации никакими сведениями, которые даже в отдаленном будущем могли быть использованы против них, будь то военные или экономические меры воздействия, к которым земляне часто прибегали даже в отношении своих собственных колоний. Опыт, накопленный за годы научной работы представлялся Ларисе Юрьевне ничтожным, и с течением времени, по мере того как выветривался былой оптимизм, безрезультатность лет, проведенных в стенах подвешенной на орбите лаборатории, все более и более угнетала ее. Изредка она делилась своей кручиной с шефом и коллегами, и кручина эта была соответствующим образом зафиксирована в материалах личного дела.
Впрочем, причина расстроенного вида доктора Леонтьевой в данный момент крылась в ином. Это выяснилось минут через сорок допроса, который применительно к ситуации принял форму неспешной и горестно-обстоятельной беседы. Ларисе Юрьевне даже не приходило в голову, что какие-то подозрения могут коснуться лично ее, отнюдь: по станции уже успела прокатиться волна слухов о «неприятностях» Свена Мальстрема, и доктор Леонтьева — некогда научный руководитель стажера Мальстрема — искренне переживала по этому поводу. Она была убеждена, что вся процедура допроса, как и все вопросы, адресованные к ней, касаются только тех «некрасивых гешефтов», в которые, по ее глубокому убеждению, лишь по своей неопытности оказался втянут Свен.
Подобная наивность была на руку следствию, но только в известных пределах. К глубокому сожалению обоих членов комиссии, доктор Леонтьева была вторым по неосведомленности о содержании операции «Тропа» человеком на «Эмбасси-2»… Правда, в отличие от вечно занятой светской жизнью Марии Нуньес, Лариса Юрьевна имела-таки случай переброситься парой слов с федеральным следователем. Однако встреча эта слабо отложилась в ее памяти. Да ей было и неинтересно, зачем околачивается тут этот чиновник. Впрочем, по ее словам, он был «по-своему мил». Доктор Леонтьева вообще обо всех, кого знала, была самого лучшего мнения. Кай тут не составлял исключения.
Относительно талисманов, оберегов и другой «тому подобной чуши» доктор была и вовсе не осведомлена и вполне искренне, как убежденная атеистка, считала, что подобной ерунде не место на станции.
Все случаи пребывания госпожи Леонтьевой на поверхности планеты и все ее контакты там были до отвращения хорошо задокументированы, и хотя проверка и могла теоретически обнаружить брешь в этой непреодолимой стене, надежды на это было мало.
«Еще один человек, которого не за что зацепить, — подумал Гвидо, перебрасываясь довольно мрачным взглядом с инспектором Блантом. — Ладно, чего я ожидал в конце концов? Того, что Крот сам выползет из своей норы у меня под ногами? Нет, нет и нет! Бой предстоит беспощадный. Кажется, за время работы в этой дырище я вконец расслабился и утратил форму. А ведь все просто: кто-то из этих шести — хочу я того или нет — человек мафии. Сволочь, которая не моргнув глазом отправила Санди на верную смерть. Продажная сука, а вовсе не какой-то бесплотный призрак… Кто-то из этих шести. Или…»
Тут его буквально подбросило на месте, и холодный пот бисеринками заискрился на лбу. С этого момента он напрочь утратил интерес к показаниям последней из подозреваемых.
— Вот что, — уверенно сказал он Бланту, когда, тяжело вздыхая и промокая раскисший от сострадания к несчастному Свену нос, Лариса Юрьевна покинула скорбную юдоль допросов и дознаний, — если вас не клонит в сон, то займитесь сейчас самой тщательной проверкой всего того, что вам показалось подозрительным и что можно проверить вот так — не покидая станцию. А я займусь подготовкой человека, которого мы закинем вслед Смиту. Думаю, необходимость в этом все-таки есть. Через час-полтора я присоединюсь к вам.
Блант мрачно промолчал в ответ.
* * *
Серый монастырь вырос перед ними неожиданно. Обозначился из стены утреннего тумана нелепым каменным сундуком, нависшим над пропастью. Но чем ближе к нему продвигался маленький отряд, тем больше понимал Кирилл, насколько же он громаден. Это было первое здание, которое он сподобился увидеть на Инферне. И оно ничем не напоминало ему то, что он видел в буклетах и фильмах агентств, вербующих рабочие руки для этой планеты.
Узкие щели окон Дома Последнего Изменения прорезали слоистый камень стен и в лучах восходящего солнца сверкнули злым блеском глаз притаившегося дракона. Потребовалось пройти примерно половину пути от тропы до Дома, чтобы Кириллу стало ясно, что странные клочья тьмы, прилепившиеся к стенам здания и застывшие на кромке высокой стены, опоясывающей его, это — ранарари.
«Совсем забыл, что „черти“ летают, — подумал он. — Худо-бедно, а летают. А стена… Значит, от нашего брата — от людей построена..»
К монастырю пришлось подходить по петляющей между тяжелыми валунами тропинке, норовящей исчезнуть в серых россыпях каменной кручи.
А позади монастыря, в залитой еще ночной мглой долине, еле видимыми контурами обозначился город. Типичный небольшой город ранарари, раскинувшийся по берегам утопавшей в жемчужном утреннем тумане реки. Вот он показался Кириллу знакомым. Такой же утренний элегический пейзаж со знаменитыми домами-деревьями ранарари можно было увидеть в каждом втором из тех самых буклетов и фильмов, о которых он перед этим вспомнил.
Он перевел взгляд на своих спутников — коротенькую цепочку фигурок, над которыми уже высились угрюмые стены ограждения Дома. Внутрь, к самому зданию, вели только одни ворота из просмоленной древесины с выжженным на них огромным, в три человеческих роста, знаком.
— Это герб? — спросил Кирилл шагавшую впереди него Дурную Траву. — Деревья, сросшиеся корнями, так, что ли?
— Это одно дерево, — глухо ответила Карин, даже не обернувшись. — Запретное дерево. Из Запретных рощ… Каждая роща — одно дерево там, под землей. Только стволов — много. Ты не вздумай про эти вещи кого-нибудь расспрашивать — там, в Доме… Это, знаешь, похуже будет, чем воздух прилюдно испортить…
— Табу? — уточнил Кирилл.
— Хуже, наверное, чем табу, — Трава пожала плечами. — Никто ничего про это не знает точно. Раньше, говорят, из этого дерева что-то вроде теперешнего «пепла» получали. Из листьев или из корней… Бог его знает.
Некоторое время они молча перебирались через очередное нагромождение скальных обломков, ставших у них на пути.
— А еще… — Карин косо глянула на Кирилла. — Их всех в конце концов отсюда свозят вон в те рощи… На последней стадии… В жертву Запретным деревьям.
— Это как на удобрение, что ли? — спросил Кирилл и тут же почувствовал, что в вопросе его прозвучала совсем неуместная ирония.
— Не знаю как, — чуть раздраженно отозвалась девушка. — Может, они что-то вроде росянки — эти деревья… Не знаю… Знаю только, что ранарари, если он на «пепел» сядет, сначала перестает слышать свой Камень. А потом — их свозят сюда. Когда у них скелет начинает меняться и они теряют способность зарабатывать на очередную дозу. Чтоб бед не наделали. Они же ради «пепла» становятся на все готовы…
— И их удается вылечить?
— Не знаю… Леченых — не видела. Ведь Дома — это такое дело… Их сначала Каста содержала. Посвященные из ранарари. Говорят, что колдуны они. А потом, когда привезли «пепел», когда счет Изменяющихся на миллионы пошел, тогда стали нанимать людей и сукку — строить новые Дома. И в них работать. Особо доверенных — тоже Посвященными делают… Они… Официально они как бы и не существуют. Власть Дома не трогает, Дома — власть. Им для лечения якобы немного «пепла» государство сбывает. Самый мизер. Для неизлечимых. Только… На самом деле почти весь порошок, что из Метрополии идет, в конечном счете в Серые монастыри приходит…
Кирилла словно пыльным мешком по голове огрели.
«Не мне здесь надо было быть, — обалдело подумал он, — а федеральному следователю… Это же надо… Здесь же все на поверхности лежит. Бродяжка с Ларданара первому встречному — просто со скуки — этакое выбалтывает, а они там — резидентуру внедряют да явки с паролями изобретают…»
— Ну, не весь, так половина, — уточнила Карин.
— У них — у Посвященных этих — должно быть, неплохие доходы, если так… — предположил Кирилл.
— А то бы…
Трава, задрав голову, окинула взглядом стену, окружавшую Дом. Теперь отряд брел к воротам уже вдоль этой каменной громады.
— Ведь они нам и покупателей на Камни сватают…
— И от того имеют какой-то процент, — понимающе сказал Кирилл.
Дурная Трава чуть не рассмеялась.
— Дурень… Это мы — мы имеем процент. А они — весь доход хапают. Но Торговцы не в обиде. На хлеб с маслом нам хватает. Мы все — богатенькие… Любой из нас может отвалить и купить себе пару особнячков почище, чем у самого Большого Джона. Только мало кто от этого дела отходит… При жизни. А иногда — и потом…
Она косо усмехнулась чему-то.
— И потом… Дома — нам защита. И от закона, и от «стервятников»… Нам с ними ссориться не с руки. Так и живем: Камни — деньги — «пепел»…
«Все сошлось», — подумал Кирилл.
Шедший впереди Рога наконец достиг ворот и принялся условным стуком колотить дверным молотком (тоже кованным в виде Запретного дерева) в небольшую калитку, устроенную в одной из створок ворот.
Калитка тотчас открылась, чего ни Рога, ни его спутники не ожидали. На пороге стояли двое. На монахов они походили мало — скорее уж на шоферов или садовников. Оба в грубоватых комбинезонах и клетчатых грубошерстных рубахах. Оружия Кирилл у них не заметил.
— Ух!.. Ну, ты испугал меня, Готфрид… — вымолвил Рога, обращаясь к тому из встречавших, что выглядел noстарше. — То не достучишься до вас, то, как черт из бутылки, навстречу выскакиваете…
— Тут у нас были основания за вас беспокоиться, — ответил тот, кого назвали Готфридом. — Ночью в ущелье стрельба была… Обидно было бы вас потерять. Вы ведь гостей с собой ведете — так?
Он кинул взгляд в сторону сбившихся в кучку пассажиров «Ганимеда».
— Так их здесь ждут. И, похоже, неспроста… Сам Верховный Посвященный по их души прибыл. Настоятель Герберт Фальк. Он ждет их в трапезной.
* * *
По локальному времени «Эмбасси-2» уже близилось утро. Гвидо только на минуту заглянул в свой кабинет — чтобы звонком по селектору поднять на ноги Петро Криницу — того человека, которого он наметил пустить по следу ранее командированного им же самим «на поверхность» лейтенанта Смита. Приказав тому через час быть в его приемной, Гвидо набрал на клавиатуре номер дока Кульбаха, однако сигнал вызова остался без ответа. Подождав немного, он торопливо вышел из кабинета.
Беспокойство, донимавшее его с какого-то момента ночной допросной эпопеи, наконец оформилось в некую законченную мысль. Она — эта мысль — чуть не заставила его подпрыгнуть на своем месте в конце «беседы» с Ларисой Юрьевной, удрученной бедами злосчастного Мальстрема. Поминая всех чертей — как обитающих на Инферне, так и прочих, — Гвидо стремительно следовал коридорами станции, на ходу перебрасываясь короткими фразами с ночным дежурным по госпиталю.
Тот встретил его на своем рабочем месте далеко не дружелюбно.
— Я, конечно, не смею возражать вам, господин подполковник, — с досадой заметил уставший к концу дежурства майор медицинской службы. — Я понимаю — дело не терпит отлагательств… Да… И пациент далеко не в критическом состоянии. Перелом был, можно сказать, пустячный… Собственно, мы готовим его к выписке в ближайшие день-два… Но неужели нельзя дать выздоравливающему человеку возможность добрать свои два-три часа сна? Насколько я знаком с природой разных дел, которые не терпят отлагательств, после беседы с вами пациент уж во всяком случае не заснет сном невинного младенца…
— Скорее всего, это я уже не засну таким сном… А вот что касается капитана Орландо Санчеса, то, в любом случае, я пришел сюда не для того, чтобы отоварить его бессонницей…
Майор молча пожал плечами и кивнул медсестре. Та, точно так же — молча и не скрывая недовольства столь ранним визитом руководства, — проводила Гвидо в пустынную палату, в которой на единственной занятой койке чутким утренним сном спал капитан Санчес.
Сестра пододвинула к кровати вертящийся стул и предложила его подполковнику. Затем, включив и чуть подрегулировав ночник, осторожным движением коснулась плеча больного. Тот моментально проснулся. Узнав в склонившемся над ним госте своего непосредственного начальника, капитан сделал некоторую попытку принять на кровати менее расслабленную позу, но Гвидо удержал его от резких движений.
— Оставьте нас наедине, сестра, — попросил он. — И, если не затруднит, свяжите меня с Эберхардтом Кульбахом. Вы знаете, о ком я говорю. Если он спит — пусть профессора разбудят… И как только он будет на связи — немедленно дайте мне знать…
Капитан Санчес с тревогой посмотрел на шефа и, морщась, все-таки перешел в положение «сидя».
— Что-то не так, шеф? — профессионально понизив голос, спросил он.
— Не беспокойся…
Гвидо проводил медсестру цепким взглядом и прислушался к тому, как тихо щелкнул дверной замок.
— Сам знаешь, — успокаивающим тоном проговорил он. — Бывают в нашем деле этакие закавыки… Маленькие, но не терпящие промедлений.
— Берите быка за рога, шеф… Не стоит мне долго объяснять такие вещи…
— Вот и хорошо, — улыбнулся Гвидо. — Мне всего-то и надо, что уточнить хронометраж одной истории… Скажи, сколько примерно времени прошло с того момента, как там — на поверхности — вышла неприятность с твоей ногой, и до того, как док Кульбах забрался в шаттл и убыл на станцию?
Орландо задумался.
— Да, строго говоря, вся эта командировка, — пожал плечами Санчес. — Я и часу не был с доком. Мы ведь влетели в аварию прямо на выезде с Космотерминала. И меня сразу завернули назад — в медпункт там же, на терминале… Я немедленно направил вам свой рапорт…
«Которому я не придал тогда никакого значения, — с досадой подумал Гвидо. — Точнее, я озаботился только здоровьем покалеченного Орландо. Мне и в голову не пришло тогда, что Эберхардт отправился в город без присмотра. Это вообще было такой чушью — присматривать за невиннейшим доком Кульбахом… Настолько большой чушью, что у меня просто стерлось из памяти это простое обстоятельство. Все — по Фрейду…»
— …а потом я там и дождался дока, — продолжал Орландо. — Мы вернулись на одном шаттле. Вместе… А…
«Правильно, они вернулись вместе, — устало припомнил Гвидо. — И это закрепило у меня в памяти иллюзию того, что все в общем-то в порядке. Я даже не стал вносить никаких поправок в файл по командировкам дока. А это уже… Сдаю я, маразматиком делаюсь. Пора меня списывать в расход, на мыло старого дурака…»
— Не беспокойся, — он похлопал капитана по плечу. — С твоим рапортом — все в порядке… Скажи-ка еще вот что: хотя ты и был за рулем, виновным за ДТП признали того водителя, который…
— Виновным признали фирму грузоперевозок, — остановил его Санчес. — Это был «Додж-автомат». Кстати — порожний. Черт его принес… А за рулем был как раз не я, а док. Тоже — черт нагадал… Впрочем, если бы вел как всегда я, то на этой койке лежал бы он. Удар пришелся как раз в правую часть кабины. А у стариков хуже заживают переломы… Хотя…
— Док плохо водил? — сочувственно осведомился Гвидо.
— Да нет, — покачал головой Санчес, с тревогой присматриваясь к лицу шефа. — За рулем док прямо орел. Только вот здесь, на борту, ему развернуться негде. Вот я ему и позволяю иногда… В тот раз — напрасно…
— Так ведь виноват-то был не он, — успокоительно проворковал Гвидо. — Будь ты за рулем, только переломом бы поменялись… Или…
— Или, — нехотя глядя в сторону, выдавил из себя увечный капитан. — Я бы все-таки притормозил — там, на выезде… И потом — у дока в правах не было вкладыша — он не проходил на Фронде никакой регистрации на этот счет… И сами права просрочены были. Да их у него с собой и не было — по сети вычисляли… В общем — потрепали нервы профессору…
Гвидо не стал уточнять, как обстояло дело с отчетностью на этот счет. Вряд ли эта небольшая нервотрепка нашла отражение в лаконичном рапорте капитана. Он только натужно улыбнулся и еще раз похлопал по руке Орландо.
— Ну, поправляйся… — произнес он, вставая со стула. — Не бери в голову всю эту чертовщину. За головную боль платят мне…
За его спиной вежливо откашлялась медсестра.
— Профессора Кульбаха не могут найти, господин подполковник, — сообщила она. — Его нет ни в его боксе, ни в лаборатории… Вашу просьбу передали дежурному по охране станции…
— Спасибо, сестра, — поблагодарил Гвидо и зашагал к выходу.
Сестра переглянулась с Орландо.
— Кажется… — начала она.
— Да, — согласился капитан. — Кажется, мы здорово подвели дока Кульбаха.
* * *
Хрипловатым спросонья голосом начальник охраны «Эмбасси-2» извинялся перед Гвидо, хотя никакой вины за собой не чувствовал.
— Кажется, я не могу сыскать для вас уже второго человека за последние сутки, подполковник… Но доктор не покидал станцию… Так что его найдут в течение часа-двух…
— Вы уверены, что он действительно не мог покинуть, «Эмбасси» ни при каких обстоятельствах? — сверлящим голосом уточнил Гвидо.
Он впился в изображение главного охранника на экране довольно неприязненным взором.
— Уверен, — заверил его тот. И тут же смазал весь произведенный эффект:
— Если, конечно, все в порядке с бортовым компьютером…
— Немедленно, — зашипел Гвидо. — Я повторяю: немедленно проверьте, все ли с ним в порядке. И пеняйте на себя, если…
Но тут коммутатор голосом только что разбуженной секретарши сообщил ему, что в его приемной вот уже четверть часа находится вызванный по срочному делу лейтенант Петро Криница.
* * *
— Вам, господа, стоит подождать здесь…
Человек, проводивший их в прохладную глубину Дома и затворивший за Рогой дверь в помещение, которое здесь называли трапезной (наверное, так же условно, как сам Дом — монастырем), указал четырем чужакам — уже умывшимся, сдавшим оружие и проглотившим по чашке чая с непонятного вида закуской — на каменную скамью, тянущуюся вдоль просторного коридора.
— Скорее всего, Верховный Посвященный захочет поговорить и с вами, господа.
— А вы, — он повернулся к Штучке и Карин, — наверное, можете сразу отправиться приводить себя в порядок и отдыхать. Туда же, где и всегда… Ваши комнаты в левом крыле мы не трогали. Только прибрали, как всегда.
Картежник облегченно вздохнул и, сделав ручкой своим новым знакомым, подмигнул Микису и затопал по коридору. Карин, кивнув, последовала за ним. По дороге она несколько раз обернулась, встретилась глазами с Кириллом и неуверенно махнула смуглой ладонью. Потом уже больше не оборачивалась.
— Это я называю — номер, чтоб я помер! — определил ситуацию Микис.
Вид у него был вымотанный. Да и всем участникам перехода через Аш-Ларданар словно прибавилось лет по десять. Один лишь капитан Листер держался так, словно только что вернулся с прогулки по грибы в пригородном лесочке.
— Вы представляете? — продолжал развивать свою мысль Палладини. — Мы прячемся, конспирируемся, ломаем ноги — идем только ночами и в проклятом тумане… А нас тут, видите ли, давным-давно ждут!.. С нами, оказывается, просто играют как кошка с мышкой!
— Плевать! — устало вздохнул Смольский.
Он осторожно оперся спиной о шершавый камень монастырской стены и блаженно прикрыл глаза.
— Наконец-то мы попали хоть в чьи-то руки… Господи! Быть высланным с этой планеты, хоть на грузовом транспорте, на мешках с рудой — какое это будет счастье!
Листер иронически покосился на него:
— Не обольщайтесь, господин писатель. Община Отверженных — это далеко не государственное учреждение. И даже не то, что принято называть «общественной организацией». Это нечто очень близкое к криминалу… нечто на грани подполья. Ни расследовать инцидент с «Ганимедом», ни решать вопрос о вашей высылке «нах фатерлянд» Община не компетентна. Но вот начать с нами какую-то игру — это с них вполне станется. Так что, как говорится, «пристегните ремни»… Вы рано расслабились, господин писатель. Стоило вам увидеть электрическое освещение и краны с горячей и холодной водой, как вы уж и решили, что достигли земли обетованной… Рано, рано, господин Смольский!
Смольский и сам понимал, что его просто-напросто развезло от того элементарного факта, что над головой у него находится крыша, оттого, что не надо ежесекундно озираться, ожидая нападения неведомо кого, неведомо откуда, оттого, что не надо больше таиться под навесами скал. И оттого, что теперь можно будет ночью спать, а не карабкаться по чертовым каменьям Аш-Ларданара…
«Надо будет не заваливаться сейчас дрыхнуть, а дотерпеть до вечера, чтобы вернуться к нормальному ритму», — подумал он, выпрямившись на скамье и повернувшись к Кириллу. Но переброситься с ним парой слов не получилось — Кирилл напряженно всматривался в глубь коридора, весь собравшись, словно приготовившись к рукопашному сражению. Анатолий перевел взгляд туда, куда пристально смотрел его товарищ.
По коридору шли сукку.
Просто и обыденно. Неторопливо приближаясь к ним. Вот подошли вплотную. Но не произошло ровным счетом ничего. Просто двое сукку, не обращая на чужаков особого внимания, пронесли мимо них носилки. И хотя то, что на этих носилках лежало, и было покрыто серым грубошерстным одеялом, высунувшаяся поверх него когтистая лапа не оставляла сомнений в том, что на носилках покоится один из хозяев этого Мира…
Смольский снова покосился на Кирилла — конечно, карлики с бульдожьими рылами и горящими злобой глазами являли собой зрелище, напоминающее дурной сон, но не до такой же степени… «Комплексует из-за тех сукку, что он положил там, на тропе? Что ж, пожалуй, и я сам, — Анатолий нервно поморщился, — на его месте комплексовал бы».
— А вы не знали, что в Домах Последнего Изменения ранарари используют в качестве рабочей силы не только людей? — осведомился Листер. — Мне показалось, что вы достаточно подробно расспрашивали нашу спутницу о таких вещах… Пожалуй, Серые монастыри — единственное место, где люди и сукку успешно уживаются бок о бок…
Кирилл промолчал.
За то время, что четверо с «Ганимеда» провели в ожидании, мимо них пронесли с полдюжины таких носилок.
А потом из дверей трапезной быстрым шагом вышел Рога. Вид у него был озадаченный. Он остановился перед своими бывшими спутниками и почесал в затылке:
— Ну, вы даете… Только вам и скажу: вы даете, ребята! Заходите к Фальку. И помните: называть его надо «господин Посвященный». Не вздумайте по имени…
* * *
Человек, который ждал их в просторном и светлом помещении, смахивающем не столько на трапезную, сколько на студию древнего живописца или скульптора, был суховат, коротко стрижен и смугл. Он принадлежал к тому типу людей, чей возраст трудно определить на глаз. Как и у тех, кто встретил путников, одежда его ничем не напоминала монашеское одеяние. Скорее уж это был рабочий комбинезон, дополненный шерстяной клетчатой рубахой. Только все это было почище, чем у настоящего работяги.
Коротким жестом Верховный Посвященный пригласил гостей занять места на отменно неудобных, тяжелого дерева табуретах, расставленных вдоль одного из столов, составлявших внутреннее убранство помещения. Сам присел на краешек стола — наискосок от них — и несколько секунд, наклонив голову по-птичьи, разглядывал всю компанию.
— Мы с вами уже некоторым образом представлены друг другу, господа, — начал он так, словно продолжал недавно прерванную беседу. — Так что не будем терять время на пустые формальности.
Он поискал в устремленных на него взглядах согласие. И, найдя таковое, продолжил:
— Надеюсь, вы не столь наивны, чтобы думать, что ваше прибытие на Инферну, столь м-м… драматически обставленное, осталось незамеченным для какой-нибудь из компетентных служб планеты?
— Таким иллюзиям мы не подвержены, — сухо заверил его Листер.
— Вас не удивляет, однако, то, что разговариваю сейчас с вами я — настоятель Общины Отверженных, а не кто-нибудь из чинов Службы безопасности или просто полиции?
— У меня, — Листер пожал плечами, — есть на этот счет срои предположения, но, наверное, все будет проще и много быстрее, если вы сами…
— Ваши предположения, я полагаю, совершенно верны. Вам сам бог велел быть догадливым, капитан, — хмуро улыбнулся Фальк. — Ведь вы не первый раз приземляетесь на Инферну?
— У вас точная информация, — согласился Листер.
— Ну что ж… — Фальк снова окинул гостей внимательным взглядом. — Давайте, как говорится, уточним наши позиции. Вам, господа, разрешили погулять. Никто там, — он ткнул пальцем куда-то неопределенно вверх, — не заинтересован в том, чтобы всей Инферне и особенно земной Диаспоре стало известно, что вы — прилетевшие на том самом корабле, что совершил несанкционированную посадку, — находитесь в руках властей. Это автоматически будет означать, что местонахождение вашего корабля рассекречено. По ряду причин это крайне нежелательно для властей Инферны и Диаспоры. Это одна сторона вопроса… Есть еще и другая. Если ваша компания — пусть даже и снабженная вполне приличными документами, появится в Диаспоре, то она непременно станет мишенью… Дичью, за которой начнется охота.
— Отчего же? — подал голос Смольский. — Кому и как мы успели не угодить на планете?
Фальк то ли хмуро улыбнулся, то ли просто поморщился.
— Вы сами — никому не насолили здесь. Пока что. Если не считать того маленького эпизода в ущелье… Но это — отдельный вопрос. Я о другом… Давайте договоримся с самого начала — не морочить друг другу голову. Да-да… Немногим более двух суток назад я имел беседу — и довольно сложную беседу, заметьте, — с парой высоких чинов из Службы безопасности Диаспоры. Притом — в присутствии нескольких «господ хозяев» этого Мира. Тоже довольно высокого ранга по понятиям ранарари. Я сподобился быть посвященным в некоторые секреты, связанные с вашим, мягко говоря, экстравагантным прибытием на эту планету. Так что не стоит вам пребывать и дальше в заблуждении и думать, что никто не догадывается о том, что и для кого вез ваш кораблик.
В трапезной воцарилась напряженная тишина. Только сдавленное дыхание Палладини, которому вдруг стал мал его воротник, нарушало тишину.
— В этой связи, — продолжил Фальк, — и господа хозяева и руководство Диаспоры обратились ко мне как к одному из глав Общины с просьбой — очень настоятельной просьбой — взять на себя заботу о вашем приеме на Инферне. Сами понимаете, в такой просьбе я отказать им никак не мог. Пришлось поспешить сюда, как говорится, «теряя колеса»… К тому же едва я успел переступить порог этой обители, как мне доложили, что в ущелье… Ну, вы сами знаете, что там произошло… Мне пришлось срочно направить туда своих людей — вас выручать. Но они, к несчастью, с вами разминулись.
Он нервно дернул щекой, выражая досаду, оторвался от стола и, коротко пройдясь взад-вперед, остановился перед притихшей четверкой гостей.
— После того, что я узнал об их… находках — там, в лесу, мы, посовещавшись, решили, что самое разумное для вас сейчас — погостить здесь недельку-другую, пока вам не выправят документы на неких других лиц, разумеется. А уж потом — без особого шума и пыли — спровадят на Фронду, куда, как я думаю, вы все четверо всей душой и стремитесь. Не так ли?
При этом Верховный Посвященный почему-то выразительно поглядел на бедного владельца «Риалти», который все это время ожесточенно вертел шеей, пытаясь ослабить объятия своего воротника.
— Да, — хрипло выдавил из себя Микис, словно вопрос был адресован только ему. И тут же осекся, вспомнив вдруг про бассейн с пираньями, ожидающий его там, на «родной» Фронде…
Фальк, не ожидавший ответа на свой риторический вопрос, слегка смутился.
— Не спешите с ответом, господа, — успокоил он всех. — Время еще терпит. Здесь и крыша над головой для вас найдется, и с голоду умереть вам не дадут… Территория Дома Последнего Изменения по неписаному закону закрыта для властей любого рода, а от лихих людей тут найдут, чем отбиться. К тому же никто не собирается афишировать место вашего пребывания. Так что здесь вы будете в полной безопасности.
Кириллу такое проявление человеческого участия здесь, в чужом нечеловеческом мире, казалось подарком судьбы — неожиданным и подозрительным одновременно. Он переглянулся с Листером, но лицо капитана было невозмутимым.
— Простите, господин Фальк, — заговорил Листер. — Но прежде чем меня депортируют с Инферны, мне надо будет довести до конца кое-какие дела здесь, на Аш-Ларданаре…
— Бог мой! — Фальк выразительно развел руками. — Быть может, мне необходимо довести до конца кое-какие дела в Метрополии. Это, однако, не означает, что меня там ждут с распростертыми объятиями… К сожалению, мало что зависит от наших с вами намерений. Неужели вы всерьез полагаете, что ранарари предоставят возможность беспрепятственно передвигаться по своей планете любому из тех, кому взбредет в голову совершить несанкционированную да еще и аварийную посадку на ее поверхность?
— Но это не главное из того, что мне довелось совершить в качестве капитана космоклипера «Ганимед», — возразил Листер. — Может быть, в вопросе о предоставлении мне — и не только мне, — тут он косо глянул на хранящего молчание Кирилла, — временного вида на жительство сыграет роль тот факт, что…
— Послушайте, капитан, — остановил его резким жестом Высший Посвященный, — у вас будет возможность высказать все ваши аргументы тем, кто имеет право принимать такие решения. Община — не иммиграционная служба. Община — это убежище. Временное и довольно надежное. И я не могу ничего другого вам предложить, кроме как им воспользоваться. Ни арестовывать, ни удерживать вас здесь силой я не уполномочен. Просто тем из вас, кто не воспользуется э-э… гостеприимством Общины, не долго придется гулять на свободе. Будет счастьем, если первыми, кто встретится на вашем пути, окажутся представители властей…
— Однако, — продолжал настаивать Листер, — ведь и ответственности Община не несет — за тех, кто не пожелает прибегнуть к ее защите и покровительству?
— Нет, не несет, — согласился господин Фальк. — Но вот тот, кто отвергает такие, как вы выразились, защиту и покровительство, тот берет на себя ответственность за тех своих друзей, которые не пошли по одной с ним дорожке… в том случае, если он станет причиной их смерти или неволи…
— Ну, что же… — Листер смотрел прямо перед собой, избегая взглядов своих спутников в странствиях по Аш-Ларданару. — Я готов поручиться за то, что в любых обстоятельствах ни словом, ни делом не причиню вреда ни своим товарищам, ни их м-м… репутации.
Смольский резко выпрямился на дьявольски неудобном сиденье.
— У меня лично нет никаких оснований скрывать свое имя, — выпалил он нервной скороговоркой. — И все, чего я хочу, а это чтобы со мной поступили именно по закону. Чтобы меня сдали с рук на руки властям Федерации Тридцати Трех Миров. Все. Точка. Конец абзаца…
— Именно так с вами и поступят… Дайте только срок.
В голосе Верховного Посвященного звучала усталость.
— Я повторяю: Община никого и никогда не заставляет делать что-то вопреки его желанию. Я просто рассчитываю на то, что каждый из вас в том случае, если он захочет покинуть этот Дом, поставит меня в известность. Заблаговременно.
В воздухе снова тишина.
— Это мы можем вам обещать, — один за всех ответил капитан Листер. — Пожалуй, это единственное, что мы можем обещать твердо.
* * *
Разговор с Верховным Посвященным — полный намеков и недомолвок — оставил в душе Кирилла странный осадок. Вообще, все, что произошло с ним с того момента, когда странный незнакомец окликнул его, в отчаянии опустившегося на поребрик тротуара в сотне-другой метров от посольства Инферны, теперь представилось ему каким-то маршем по топкому болоту к неведомой и ненужной цели. Желание смыть с себя липкую жижу этого невидимого болота заставило его подняться с лежанки и, сняв с крючка одноразовое полотенце, направиться в душевую. Собственно, этот крючок и лежанка и составляли всю меблировку небольшой кельи. И эта келья должна была служить его жилищем в течение довольно долгого времени. Тех двух или трех недель, что понадобятся господину настоятелю для «выправки документов» гостям с Фронды.
Келья располагалась в том же самом «левом крыле» огромного здания Серого монастыря, куда ранее отправились на постой его бывшие спутники и проводники по Аш-Ларданару. Этот унылый, согнутый буквой L коридор, надежно изолированный от остальных помещений Дома, судя по всему, специально предназначался для содержания гостей. Он был оснащен всего лишь одной душевой на дюжину выходивших в него комнат. И одними на всех «удобствами».
Ладно. Тот, кто годика четыре провел в орбитальных казармах Космодесанта, обычно не задумывается о комфорте. Это, помнится, всегда бесило Ганку… Но о Ганке тоже лучше не задумываться.
Ледяная вода и впрямь помогла Кириллу избавиться от одолевшей его вконец душевной маеты. Топая по гулкому коридору обратно к своей келье, он уже чуть меньше прислушивался к брюзжанию своего «внутреннего голоса» и чуть больше — к гулкой тишине вокруг. Тишина эта, впрочем, оказалась не абсолютной.
За одной из дверей кто-то скулил. Тихо и безнадежно, иногда захлебываясь и замолкая. Так скулят раненые зверьки. Или просто брошенные кем-то. С некоторой растерянностью Кирилл определил, откуда, из-за какой двери льется этот странный плач. Подошел к ней, прислушался и затем осторожно ее приоткрыл. В Доме, видно, не признавали замков и даже защелок. И хорошо смазывали дверные петли. Дверь открылась без звука, впустив его в полутемную комнату.
Судя по всему, Торговцев в Доме жаловали больше, чем непрошеных гостей с небес. Во всяком случае, комнату, которая досталась Дурной Траве, трудно было назвать кельей. В ней присутствовали некоторые элементы комфорта — жалюзи на окне-амбразуре, пара табуретов и даже нечто вроде прикроватной тумбочки. Между этим «нечто» и стеной, скорчившись, словно от страшной боли, сидела и размазывала кулаками слезы по лицу Карин Малерба.
— Что с тобой? — испуганно спросил Кирилл, подходя к ней.
Он машинально присел перед Карин, взял за плечо:
— Ты… Тебя кто-то обидел?
Он вспомнил, что Торговцы только что вернулись из города — в долине. С торгов.
«Надули их там, что ли? — подумал он. — Или между собой чего-то не поделили?»
— Нет! — вдруг выкрикнула Дурная Трава. — Никто не может меня обидеть, дурак!
Она запнулась, уставившись на Кирилла злым взглядом заплаканных глаз.
— Просто у меня всегда так, когда я возвращаюсь с Аша… Реакция у меня такая. Н-на то… На то, что осталась жива. Вообще — на все. Я… Я все время боюсь, что меня… Что придется платить. За то, что я слышу Камни. За то, что я продаю их. За удачу… За жизнь вообще…
Она неожиданно вцепилась в Кирилла и ткнулась заплаканным лицом ему в грудь.
— Не-на-ви-жу! — сдавленно выдохнула она. — Не-на-ви-жу, когда ко мне лезут с утешениями… Это пройдет все…
Она оттолкнула его так, что тот едва не полетел на пол. Выпрямилась и отвернулась к окну.
Кирилл тоже поднялся с корточек, шагнул к выходу.
— Считай, что меня здесь не было, — сказал он, берясь за ручку двери.
Карин порывисто обернулась и выкрикнула чуть хрипловато:
— Останься! Не смей уходить…
Назад: Глава 8 ЛОВУШКА
Дальше: Часть третья ПОСЛЕДНЕЕ ИЗМЕНЕНИЕ