Глава 19
Разгром
К реке мы вышли по ответвлению от межгорского тракта – удобной дороге, доступной и для конных, и для телег. Лошадей пришлось оставить неподалеку от заброшенной корчмы, «домом призраков» стоявшей возле моста: на лесных тропах они станут обузой.
Река называлась Мега. Слово, возможно, еще языческое, так как мой «внутренний переводчик» ничем не смог помочь в прояснении его смысла. Не исключено, что означает оно что-то вроде «Огрызок» – этот короткий водный путь, связывающий Западное и Северное озера, на узкой весельной лодке можно было пройти за полдня, а то и быстрее.
С галерой подобное проделать гораздо сложнее. При всем водном богатстве Межгорья площадь водосбора не столь велика, чтобы ее хватило для питания широких рек. Тех крох, что достались Меге, оказалось маловато для превращения ее в легкий путь к Мальроку. Узость, мели, скальные пережимы, каменистые перекаты, островки, завалы из упавших деревьев и нанесенного на коряги хлама. Если мелкой лодке все нипочем, то даже небольшому стругу придется туго – без опытной команды здесь нечего делать.
С судами более серьезными, вроде галер, здесь вообще весело. В межень нечего даже думать такое провести; при высокой воде варианты есть, но про скорость можно забыть. Надо вооружиться терпением и хорошим инструментом, после чего, посадив в лодки команды рабочих, расчистить русло от завалов и осторожно протащить корабль. Причем ни в коем случае не на веслах или тем более парусе – перетаскивая с помощью канатов, обязательно заведенных на оба берега. Русский художник Илья Репин в своей знаменитой картине «Бурлаки на Волге» обошелся одним, но не стоит сравнивать лениво текущую великую русскую реку с этим взбалмошным узким огрызком.
Процесс расчистки фарватера – дело небыстрое, так что караван из двух галер продвигался с черепашьей скоростью, и главные силы большую часть времени простаивали, греясь у костров на берегах. Короткие переходы совершали, когда удаленность между подразделениями становилась угрожающей, так что неизменного во времени построения не наблюдалось.
Само построение включало в себя семь групп. Первая двигалась по воде: шесть лодок с рабами и надсмотрщиками – они занимались расчисткой завалов. Параллельно им или чуть отставая, перемещался дозор на левом берегу – около двух десятков воинов. Далее располагались основные силы – сотни полторы или две: даже Люк не смог пересчитать их точно. Эти никуда не торопились, держась на виду у галер. При них же находилось большинство рабов, разделенных на два отряда, по числу кораблей. Напротив – по правому берегу – тоже двигались две ватаги бурлаков под охраной, но и невольников и охранников там было на порядок меньше, отчего тягловое усилие получалось асимметричным. Но кормчим виднее, как лучше. К тому же на картине Репина оно и вовсе было односторонним, но работало прекрасно.
За кормой последней галеры по обоим берегам двигались дозоры – по пять – десять воинов. Других вражеских групп обнаружено не было. Я было насторожился отсутствием далеко вынесенных боковых дозоров, но местные пояснили, что пойменный лес по обеим сторонам от реки непроходим даже в зимний период. Болота, не замерзающие в самые суровые зимы, озера с топкими берегами и многометровым слоем ила на дне, буреломы, заросли кустарника с переплетенными ветвями, через который даже страдающий от дистрофии ребенок не проберется. Движение здесь возможно лишь по тропам поблизости от русла – их сеть более развита на левом берегу, а с правым вообще швах: даже для прохода группы бурлаков местами приходилось работать топорами или срезать заросли высоченного тростника, через который не получалось протаскивать трос. Местами, в тихих заводях, воду затянуло льдом, но попытки пройти по нему часто заканчивались плачевно – многие рабы были мокрыми по пояс.
Все это я разузнал с помощью Люка, ухитрившегося подобраться вплотную к берегу. Чистая фантастика – я и в летнем лесу вряд ли бы такое провернул, а уж в зимнем даже не стал пытаться.
Что мы имеем? Грубо говоря, канава с водой, по обе стороны ее подпирает непроходимая местность, в которой даже матерым лесовикам трудно приходится. Ни о каких засадах на ее краю не может даже речи идти: в зимнем лесу войска не спрячешь. Пригодны для боевых действий лишь узкие полосы суши по берегам – там имеются тропы, стиснутые все теми же зарослями ненавистного кустарника. Конные действия невозможны, пехота не способна перемещаться крупными массами за короткие отрезки времени – этому мешает низкая пропускная способность троп.
Что по врагу? Противник разделен, но имеет крупный, опасный для нас кулак, – это и плюс, и минус. Он не подозревает о нашем приближении – это жирный плюс. Река узкая и легко простреливается, учитывая, что у демов немало арбалетчиков, – минус. На воде две галеры, оснащенные метательными машинами, – это жирный минус. У противника отличная пехота, возможно, лучшая в этом мире – это жирный минус. Но у него меньше бойцов – это жирный плюс.
Вот такой расклад.
Полученная детальная информация возбудила область мозга, отвечающую за военное дело. Тут же забрезжили прекрасные на первый взгляд варианты. Ведь отряд противника разделен на семь частей – просто мысли разбегаются от изобилия прекрасных задумок.
Можно попросту оставить демов без галер. Перебраться на правый берег, атаковать хлипкое охранение на той стороне, закидать палубы зажигательными гранатами, обстреливать тех, кто попытается их потушить, до тех пор, пока не запылает как следует. Врагу придется остановить продвижение, послать за оставшимися кораблями. Пока их притащат, пройдет некоторое время – успеем по пути подготовить еще более эффектную засаду и тоже сожжем.
Реализацию замысла останавливает отсутствие зажигательных гранат и некоторые неудобства плана. Правый берег совсем уж непролазный, тропа на нем всего одна и часто теряется в непроходимых дебрях. Устроить засаду можно лишь непосредственно возле нее, и шансов не быть обнаруженными издали – ноль. Попробуй спрячь пять сотен воинов в голом зимнем лесу, отлично просматривающемся с берегов, причем сделать это надо на до безобразия узкой полоске. Но даже если такое каким-то чудом произойдет, то разбираться с галерами придется на открытом месте – арбалетчики демов легко будут вести обстрел с левой стороны, причем нашим лучникам придется гораздо хуже: их оружие на таком расстоянии резко теряет в убойности, а противник превосходит нас качеством доспехов. По словам Конфидуса, даже три десятка темных с арбалетами способны перебить сотню слабо защищенных бойцов за пару-тройку минут на куда более приличной дистанции. Вариант с посылкой одних лишь дружинников неприемлем: их маловато для такого замысла, да и брони хорошей у них не так уж много. В принципе даже латы Тука не гарантия сохранения целостности шкуры – если не издали, то бронебойный болт их может пробить.
Сколько у нас займет подобная операция? Уж никак не меньше двух минут. Сколько арбалетчиков у противника? Люк говорил, что вряд ли меньше трех десятков, но не больше полусотни. Если он не ошибается, наши потери в любом случае будут колоссальными. Может, галеры и уничтожим, но отходить придется по узкой тропе левого берега, где нас наверняка продолжат обстреливать. Обремененные ранеными, мы не сможем идти быстро. Если попытаемся удалиться в глубь леса, то потеряем уйму времени на борьбу с непроходимыми дебрями. А если противник не сглупит, то вышлет вперед отряд, и тот через мост выйдет наперерез. Да зачем нужен мост? Лодками воспользуется – и повесит нам на хвост стрелков под прикрытием латных мечников и пикинеров. В этих условиях о маневренности с фланговыми ударами говорить не приходится – даже полсотни хорошо закованных преследователей дадут нам прикурить, а их ведь будет наверняка больше.
Бросать раненых и улепетывать, выманивая преследователей на открытое пространство? А не устанем выманивать? Ведь до больших полян не один час топать придется. У нас на марше, где никто не мешал и не дышал в затылок, едва половину армии не растеряли в лесу из-за тотальной нерасторопности. Нет, тактическое отступление – не самая лучшая идея. И вообще сложных маневров мы не потянем. Две лучшие сотни, может, и не подведут, но остальных это точно не касается.
Остальные варианты, на первый взгляд представляющиеся гениальными, при вдумчивом рассмотрении оказывались не менее сомнительными: в лучшем случае сулили первоначальный кратковременный успех – и последующий фунт лиха с опасностью полного разгрома. Более-менее изъянов не нашел лишь в одном замысле: со стороны левого берега атаковать передовой дозор и быстро расстрелять лодки с надсмотрщиками, после чего еще быстрее унести ноги. Демы при этом потеряют до тридцати бойцов, мы же, если не затянем до подхода основных сил, отделаемся малой кровью. Но даже при лучшем раскладе противник ослабнет не фатально, зато будет знать, чего от нас можно ожидать, и не оставит возможностей для таких безнаказанных наскоков. А если подумать, что и он способен на активные действия и аккуратную разведку, то лучше даже не начинать. Ведь пока что мы без особого труда можем получать о нем более-менее полную информацию. Если усилит контрразведку – потеряем это преимущество.
Оптимальный для нас вариант: на своих условиях втянуть в бой основные силы и разбить их или заставить отступить, бросив корабли. Галеры потом дотащим до удобных мест, развернем поперек русла, загрузим камнями и затопим, после чего подожжем. Все, что останется выступать над водой, сгорит, а подводная часть наглухо перегородит фарватер. Чтобы разобрать такое препятствие, потребуются водолазные работы, невозможные в зимний период. Могут, конечно, использовать рабов, но их количество небесконечно, а речной холод может убить за несколько минут. Нет, вряд ли решатся. Таким образом, с подвозом осадного оборудования и припасов возникнут проблемы. Противнику придется использовать дорогу, которая тянется по местности, будто созданной для партизанских действий: на тракте нет этих безумных кустов, вымахавших непроницаемыми стенами. Там где хочешь, там и нападаешь, после чего отходишь в понравившемся направлении, не приноравливаясь к особенностям местности. Учитывая, что у нас хватает межгорцев, знающих толк в этом деле и хорошо знакомых с долиной, демов потреплем изрядно.
Сейчас у нас есть два преимущества: первое сомнительное – превосходство в численности; второе бесспорное – неожиданность. Но последнее не вечно – чем дольше мы здесь топчемся, тем выше риск обнаружения. Не сомневаюсь, что где-то уже сломя голову несутся гонцы от людоловов, обнаруживших утоптанную тропу, оставшуюся за войском.
Застигнуть беспечного противника на марше – мечта любого полководца. И плевать, что местность не способствует быстрому достижению успеха: если не решимся, потом будем локти кусать, укоряя себя за нереализованную возможность. Риск велик, но при победе выигрыш колоссален. В конце концов, перед нами не супермены – они тоже ошибаются, тоже боятся, а в данный момент понятия не имеют о нашем приближении.
Надеюсь на это…
Ладно, прочь сомнения. Какой же завоеватель может обойтись без сражений? Последние приказы – и вперед, хватит резину тянуть.
Правда, нормальные герои каким-то образом всегда находили варианты с незаметным продвижением крупных отрядов, одновременными четко проведенными атаками разрозненных вражеских частей, эффективными обстрелами с безопасных позиций, ювелирно выполненными обходами, заманиванием в смертельные капканы засад или на минные поля, устроенные из подручных материалов, быстрым развертыванием в любых ландшафтных условиях. Все это у них получалось без «стеллс-пехоты», радиосвязи, хорошо обученного опытного младшего и среднего командного состава, и противник у них был не слепоглухонемой (хотя вел себя именно так – слепо и глухо).
А еще на их стороне всегда была география: в нужных местах выращенные заросли леса, лошади не ломали ног при конной атаке по непроверенному лугу, холмы для обзора на самых лучших позициях. А у меня будто черт впереди войска бежит и еле успевает пакости городить.
Какой-то я неполноценный герой…
* * *
Подготовка к битве прошла под лозунгом «Не увлекайся сложностями – они вреднее героина». Я не стал разделять войско на части. Во-первых, местность не способствует развернутому построению: проходима лишь узкая прибрежная полоса, да и та лишь местами; во-вторых, это ни к чему: чтобы ударить эффективно, нужен кулак, а не растопыренная пятерня. К тому же подготовленных воинов, способных без радиосвязи вовремя понимать, что к чему, у нас маловато, а остальные могут вообще не дойти до рубежа атаки, заблудившись по пути на этих запутанных тропах. А если и не заблудятся, то уснут на позиции, не догадавшись, что давно уже пора начинать. Про скрытность вообще помалкиваю.
Латники Дирбза, частенько патрулировавшие левый берег и потому хорошо с ним знакомые, вывели войско к относительно удобному месту. К берегу здесь прижималась полоса деревьев и непроходимого кустарника, но дальше лес был реже, не такой захламленный и пронизан целой сетью троп, хоть и извилистых, но в целом протянутых параллельно реке. Некоторые из них едва заметны, но парочка такой ширины, что и телегу можно рискнуть протащить. Ландшафтные условия не благоприятствовали широким построениям, что важно для максимального раскрытия возможностей численного превосходства, но лучших мы до самого замка вряд ли найдем, а каждая минута промедления угрожает преждевременным обнаружением с потерей главного козыря.
Воевать придется в узкой полосе между берегом или зарослями с правого фланга и еще более густыми зарослями с левого. Границы поля боя слева местами осложнялись болотами, справа – просветами, выводящими к воде. А еще разведчики говорили про вереницу полян – на таких открытых местах как раз и предпочитают останавливаться отряды демов.
Впереди двигались латники Дирбза и дружинники Арисата. От этих опытных вояк меньше всего шума – профессионалам даже доспехи не мешают. Ну и первый удар, нанесенный ими, обещает стать самым сильным – решающим. Надо как можно быстрее смять передовой дозор, чтобы уцелевшие в страхе бросились назад, заражая своей паникой основные силы. Маневрирование здесь затруднено, залповая стрельба выстроившихся лучников тоже невозможна – по сути, нас ждет тупая драка «толпа на толпу», а там решают не только численность, опыт и качество оружия, но и боевой дух. Вот у драпающих, уже получивших по носу, он на минимальной отметке – если это и на других перекинется, то, считай, победа в кармане.
Далеко впереди послышался гневный крик. Уже не в первый раз – похоже, с одной из галер возникли проблемы и надсмотрщики срывают злость на рабах. Нам это на руку – пусть смотрят куда угодно, лишь бы не в нашу сторону.
– Дирбз, разворачивай своих на левую широкую тропу, как договаривались.
– Мои все уже там – это среди людей Арисата латы горбуна мелькают. Что-то он далеко от вас оторвался…
– Хорошо. Главное, вы не отрывайтесь – двигайтесь параллельно бакайцам.
Вот и все. Похоже, это последние спокойно произнесенные слова. Далее будут крики и невнятные команды, которые мало кто расслышит, а еще меньше найдется тех, кто бросится их выполнять. Таковы уж особенности средневековых боев – сталкивался уже. Как ни накачивай народ перед дракой, как ни следи, а все равно стадо баранов получается и основную работу выполняют группы наиболее опытных бойцов под командованием лучших командиров. Они – своего рода островки в море страха и тупости. В земной истории их количество можно было оценить по флагам: если знамя еще не упало, значит, элитный отряд сражается.
Если у нас таких островков будет больше – демам хана.
Шлем у меня новый, с забралом. Опустил – и сразу наполовину ослеп. Проклятье, в этом лесу и без того видимость ужасная, а здесь еще сам себе подгадил. В щели мелькают кривые стволы деревьев – почти все в сторону воды стараются наклониться. Между ними непроходимое переплетение кустарников и редкие разветвляющиеся тропы. Вижу все фрагментами – будто в каком-то сюрреалистическом калейдоскопе. Хоть снимай эту кастрюлю… Несколько раз с силой сжал пальцы на правой руке – разминка. Лезвие Штучки пока спрятано, и она безобидным с виду шестом болтается в ременной петле под рукой. Мешает, конечно, но для стрельбы из арбалета мне надо две свободные конечности. Вот и приходится все внимание уделять поворотам – чтобы не зацепить товарищей.
Длинные копья латников, к слову, постоянно цепляются за ветки. Иной раз жалею, что позволил вообще взять это оружие, – есть мнение, что в густом лесу от него проку будет немного. Но попробуй отними – ведь самое надежное средство против погани. Пока один-два удерживают тварь на остриях, остальные рубят на куски. И то, что попугай сохраняет ледяное спокойствие, народ не успокаивает: демы и без моей помощи прочно ассоциировались с тьмой, а уж после такой политической накачки тем более. К тому же дальше должны быть поляны: там копейный строй к месту.
Будущее показало, что копья не столь бесполезны, как казалось. Но тогда я об этом еще не догадывался.
Впереди опять кричат – уже гораздо ближе. Тревожно, удивленно, с испугом. Все – нас заметили. Началось.
Передовая группа самых защищенных воинов припускает бегом, торопясь выскочить на полянку. Бойцы не кричат – здесь собрались опытные убийцы. Лишь дыхание тяжелеет – дружно вентилируют легкие, по опыту зная, что скоро кислород понадобится для важного дела.
А вот позади, из толпы ополченцев и межгорцев, раздается отчаянно-яростный вопль, который тут же подхватывают десятки глоток. Эх… Не удержались мужики. Ну да ладно – несколько секунд важной роли, надеюсь, не сыграют. Про нас и без горлопанов уже знают.
В спину начинают подталкивать – народу невтерпеж выскочить на открытое место. Прекрасно их понимаю – меня самого сдерживают лишь закованные в металл и кожу спины впереди идущих. И где-то там, уже совсем рядом, зазвенела сталь, закричали от боли и предсмертного ужаса. Попугай, коротко бросив: «Всем удачи», – отталкивается от плеча, взмывает к макушкам деревьев, с брезгливостью высшего создания поглядывает на происходящее.
Все – вот и полянка. Крошечный огрызок луга, заполненный дерущимися людьми. Демы выделяются резко: в своих до мельчайших деталей выверенных доспехах они выглядят напыщенными павлинами, атакованными стаей потрепанных жизнью воробьев. Враги пятятся, отступают, удерживаясь от бегства лишь потому, что нельзя подставлять спину. Наши навалились как следует, дружно, но пираты тоже шевелиться умеют – не меньше половины успели углубиться в лес, где их теперь гонят по двум самым широким тропам. Те, кто за ними не успел, сейчас умирают, избиваемые со всех сторон. Все – жалкое подобие строя сломано. Даже крепкие латы теперь не спасут – серьезных «танков» здесь цепляют крюками за ноги, валят, а потом забивают толпой. Подняться под ударами в такой тяжести невозможно, а узкие лезвия кинжалов всегда найдут щель: демов колют в пах, в щели забрал, в сочленения. А иным без затей лупят по шлемам боевыми молотами или обухами топоров – против лома нет приема.
На первый взгляд вроде порядок, но немало мужиков увлеклось – надо продолжать натиск, а добивать неудачников останутся ополченцы.
– Вперед! Вперед все! Не останавливаться!
Мой приказ подхватывает Тук – его зычный голос перекрывает даже крики умирающих. Арбалет не находит цели – пятящихся врагов не достать: между ними и мной слишком много своих.
Продолжая орать одно и то же, пересекаю полянку, чуть отклоняюсь влево, вслед за нашими латниками. Здесь явный успех – напор принес результат: остатки вражеского дозора потеряли всякое подобие строя, разворачиваются, пытаются сбежать. В спины бьют копья и мечи, воздух переполнен лязгом, воплями, воем, хрипами. Если и у Арисата все так же, то про эту группу можно забыть: мало кто сумеет уйти.
Как ни мало, но все же сумели. В первых рядах у нас нет лучников, так что достать шустрых не смогли, а теперь остается лишь бежать следом, пытаясь дотянуться копьем. Спаслись лишь самые легковооруженные демы – в кожаных доспехах. Латы – вещь хорошая, но вот бегать в них – увольте. Лишь Тук на это способен, хоть и недолго, но он уникум, каких мало.
Впереди просвет очередной поляны – эта побольше. Там нас ждет главный отряд – центр вражеского построения. Я все так же бегу с дурацким арбалетом – некуда разряжать. Ничего – уж там наверняка подвернется цель.
Подвернулась…
Когда мы на плечах улепетывающей парочки «кожаных» выскочили из леса, нас встретила стальная стена, перегородившая противоположную опушку, и свист арбалетных болтов, прилетающих слева и справа. Я не верил своим глазам: демы и не думали паниковать или впадать в растерянность. Они уже успели организовать строй, разместив стрелков за флангами, – воины там присели на колени, чтобы не мешать. Места здесь для маневров и прочего, конечно, нет, но им и не требовалось: встали в несколько неровных шеренг, прикрылись щитами, выставили копья. Обойти их невозможно – с одной стороны не даст река, выглянувшая в просвете, с другой такие непролазные кустарники, что через них без бульдозера не продерешься. Одно утешает – врагов, похоже, не слишком много.
Хотя компактный строй может легко обмануть взгляд.
Толком не прицелившись, разрядил арбалет в эту мишень для слепых, забросил его за спину, выхватил Штучку из плена ременной петли, заорал:
– Стоять! Сбиться в строй! Щиты вперед!
Это и без меня уже кричали Дирбз и Арисат, но передовой отряд вообще-то не нуждался в подобных приказах. Никто не бросился стучаться о толпу – все сбивались в линию, зеркально повторяющую построение врага, лишь с тем отличием, что делали это под обстрелом. Хоть и нечастым, но уже появились первые раненые, а возможно, и убитые – на такой дистанции арбалет вещь страшная.
Ничего, мы ведь не собирались жить вечно. Сейчас собьем строй, и стрелять им станет труднее. Затем дождемся, когда построение станет глубже за счет притока текущих по тропам ручьев ополченцев, и попремся вперед паровым катком. Там уж не до арбалетов станет.
Тот, кто придумал знаменитое: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги», – был чертовски прав. Эти проклятые две главные тропы сыграли с нами плохую шутку. Да, они способствовали быстрому передвижению, что для нашего замысла было важно, но затем начали вредить. Народ не стал ломиться тонкими стежками, более-менее развернуто, как приказывали, и, начиная от полянки, где побили дозор, поперся широкими путями. А широкими они были относительно – людям приходилось тесниться, чтобы не цепляться за кусты и деревья. Выбираясь из леса, они не могли быстро разойтись в стороны – полоса между уже выстроившимися шеренгами и густыми зарослями оказалась слишком узкой, если не сказать хуже. Наседающая масса ополченцев не успевала растекаться к флангам, давила в спины, толкала навстречу врагу. Сформировалось подобие автомобильной пробки – с той лишь разницей, что машины обычно стоят смирно, а не бьют бамперами передних.
Я, увлекшись осмотром вражеского отряда, пропустил начальный этап развития процесса и обернулся, лишь увидев, что центр нашего уже почти сформированного построения начинает вспухать под давлением монолитной человеческой массы, продолжавшей выливаться из леса. Попытался криками предотвратить безобразие, но бесполезно – это все равно что пальцем полностью открытый кран попробовать перекрыть. К тому же кричал не только я, а, похоже, абсолютно все. Причем преимущественно что-то нехорошее, если не сказать прямо – матерное. Жизненный опыт подсказывал командирам, что крепкое слово всегда самое сильное: без него тебя никто не расслышит.
Попробовать послать передние шеренги вперед? Рановато, конечно, – позади полный хаос, но хоть место появится для этих «толкателей». Но как это организовать в таком шуме и под обстрелом? Сам себя вряд ли услышу – ведь сотни глоток завывают на все лады. Буду надеяться, что эта суматоха быстро уляжется, не приведя к серьезным потерям.
Я опять повернулся к противнику, с удивлением увидев, что стальная стена приближается.
Вот это да! Демов в этом отряде, похоже, раза в три меньше, чем нас, но они хладнокровно идут в атаку и даже бодро покрикивают при этом. Арбалетные болты перестали стучать по щитам и доспехам – вражеским стрелкам теперь мешала своя же тяжелая пехота. Пришло время честного оружия.
Первыми под удар попали ополченцы, устроившие кашу в центре нашего построения. Выдавленные напором за линию дружинников и латников, они оказались перед копьями демов. Опять хор криков, и понятно – ранеными там не отделаются.
Блин! Ну почему здесь все через одно место делается! Даже простейшее не получается выполнить!
Бойцы гибли в считаных шагах от меня, а я мог лишь бессильно наблюдать – возможности добраться до них через сдавленный строй не было. Ну и что я могу сделать в одиночку?..
Стальная стена налетела на стену, заработали копья с обеих сторон. И там и там небезуспешно, но оценить масштабов потерь я не смог – проклятые ополченцы обступили меня со всех сторон, тоже норовили протолкнуть сквозь строй, но безуспешно – навстречу теперь давили враги. Все наше войско сбилось в какую-то дикую кучу, где самая боеспособная часть оказалась разрезанной на две половины ударом с тыла, нанесенным своими же войсками. И теперь ополченцы, вместо того чтобы поддерживать опытных вояк, мешали им и бестолково гибли под ударами профессиональных убийц.
Всякие приказы теперь бесполезны. Теперь кто кого передавит: или наши демов, или демы наших. Причем последние действуют при невольной поддержке части ополченцев, норовящих укрыться в спасительной глубине строя, из-за чего наметилось встречное движение, еще более запутавшее ситуацию. Понимая, что если так и буду отпихиваться здесь локтями, то рискую до конца боя простоять беспомощным статистом, я направил все усилия в более перспективное русло – начал протискиваться на правый фланг. Там, на берегу, в стороне от злосчастных троп, попросторнее, и, судя по интенсивному звону оружия, – гораздо веселее. Хотя до размашистых ударов мечами и топорами доходило редко – в основном работали копья и щиты, которыми противники местами уже столкнулись, стараясь напором опрокинуть врага. Но большая часть бойцов бездействовала, оказавшись в ситуации переполненного троллейбуса: рукой тяжело пошевелить, не то что ударить. Таким образом противник, не имея численного преимущества, фактически его имел – основная масса наших не могла участвовать в деле. Мы оказались в положении выплескивающихся из переполненного транспорта пассажиров, путь которым преградил строй омоновцев.
Нас много, а толку…
Как я сумел выбраться из свалки – сам не понимаю. Протискивался будто червяк земляной, каждую секунду ожидая резкого звука разорвавшейся от натуги кольчуги или треска сломавшегося позвоночника. Один раз чудом устоял на ногах – длинное вражеское копье каким-то образом проскользнуло через человеческую массу, подрезав чье-то бедро. Несчастный завалился на моем пути, и пришлось шагать прямо по нему: толпа вынудила.
Внезапно давление на плечи резко ослабло, и я в последнем рывке выскочил на почти свободное место, ощущая себя новорожденным, вывалившимся на свет божий. Слева в прорезях забрала различил неплотную стальную стену – вражеский строй на фланге был жидковат и растянулся до самой воды: боялись обхода. Там и сям расчетливо рубились латники и дружинники, медленно пятясь под натиском все более утончавшейся шеренги врагов, далеко обогнавших остановившиеся по центру основные силы, – быстро пройти по сбившейся массе наших бойцов они там не смогли. Многие ополченцы, выскакивая из давки, тоже пытались действовать из-за спин более серьезных товарищей. Воевали здесь спонтанно и зачастую бестолково, но перспектив все же побольше, чем напротив тех проклятых троп.
Вот теперь другое дело – можно попытаться докричаться:
– Всем стоять! Сбить строй! Щиты в первую шеренгу! Копейщиков за ними! Давим их! Зажимаем с этой стороны! Вперед, сказано! Давить!!!
Не переставая орать, я двигался навстречу противнику, поднимая спящую Штучку. Дем, пытавшийся под прикрытием товарищей протиснуться между парой разошедшихся дружинников, сунул копье между ними, попробовал ударить. Я легко отбил наконечник левым наручем, приставил к глухому шлему торец шеста и освободил лезвие.
Мозгами и кровью забрызгало и меня, и дружинников, и пару щитоносцев демов. Не останавливаясь, я потянулся к следующему, вбил лезвие в щель забрала, рванул в сторону, вскрывая шлем и лицо. Тук говорил, что узковат клинок? Не расширяется к основанию? Да что он понимает – это просто песня иметь тонкую несокрушимую сталь в бою против тяжело закованных противников.
Оставшийся щитоносец успел отступить, чему я не слишком огорчился: этого и добивался. Пусть все пятятся назад, позволяя нам обойти основные силы с фланга, после чего начать их давить уже с двух сторон – численное преимущество малополезно, если линия соприкосновения с противником слишком коротка. Сплющить их в лепешку, забить ударами со всех сторон, растоптать!
Еще шаг. И еще. Есть – второй щитоносец падает, и мы получаем хоть и небольшой, но все же разрыв в стене вражеского строя. Слева и справа меня прикрывают те самые дружинники, а дальше налипают другие люди. Я, шагая по трупам, становлюсь центром кристаллизации тонкого клина, рассекающего вражеские шеренги, заставляющего их пятиться, растягивать ряды, утончать построение. Здесь оно и без нас слишком хлипкое, чтобы достать до моей наглой тушки копьями задних рядов. Жалкие две цепочки, к тому же стоят свободно. Избегая прорыва, они пятятся, расступаются. Крепкое дерево их пик для Штучки не более чем вареная колбаса – ближайшие противники уже остались без основного оружия. В дело вступают мечи, демы своими энергичными замахами сами усугубляют ситуацию – покидают свои места, чтобы иметь больше простора. Бой, и без того не слишком организованный, начинает походить на бездумную киношную свалку, состоящую из индивидуальных поединков.
Я хоть и увлекся пиками, но не пропустил начала потехи: успел рубануть навстречу мчащемуся на меня клинку. Лезвие Штучки скользнуло по нему, сняло искрящуюся стружку с кромки, легко прошло через украшенную бронзой крестовину, через боевую перчатку, через стальной наруч и податливо-мягкое предплечье, расщепив руку будто расколотое полено. Противник, рассыпая пальцы, скользнул назад. Я не пытался достать покалеченного – взялся за другого.
Этого убил, перешагнув через очередной труп. И заработал удар сталью в лицо: отбивая удар меча, расколол его клинок – обломок отлетел неудачно.
Хотя почему неудачно? Я ведь не пострадал.
Вот и пригодилось забрало…
* * *
Кто знает, может, мы бы и сумели окончательно переломить ситуацию в свою пользу – развить локальный успех в общий. Но бой, начавшийся на оптимистичной ноте, пошел вразнос из-за поспешных действий ополчения, а затем нам на головы вывалился целый ворох гадостей.
Все те же ополченцы, выползая вслед за мной на простор флангового боя, не спешили бросаться в драку. Нет – многие бились очень даже достойно, но немало оказалось и таких, которые растерянно взирали на происходящее, не понимая, чем им теперь следует заниматься. В лучшем случае они воинственно орали, в худшем – пытались протиснуться назад, подальше от демов. Вся эта масса не реагировала на крики командиров, но прекрасно поддавалась веянию ситуации. Стоит нам всерьез продавить сталь вражеского строя, ударить в бока и спины, расширить прорыв, завалив землю трупами, – как до них дойдет вся прелесть момента, и бросятся дружно, без страха, в полной уверенности, что победа в одном шаге. Возможно, через минуту-другую так бы и случилось. Но не судьба…
Галеры были предоставлены сами себе – у нас не было сил их атаковать, к тому же без лодок это затруднительно. Изначально посчитали, что там слишком мало врагов, чтобы уделять им особое внимание. Разберемся с отрядами на берегу – и тогда уж возьмемся за этих.
Несколько демов на палубе не стали любоваться баталией, а помчались к установленной на носу метательной машине – чему-то вроде баллисты. Эти выродки рода человеческого хладнокровно ее натянули и выпустили в сомневающихся ополченцев тяжелый снаряд. Дистанция для такого оружия, что называется, «в упор»: «фуфайки» каменный шар порвал, не заметив. Да и стальной доспех против такого оружия бессилен. Разорванные тела, фонтанирующие кровью, – зрелище даже для закаленного характера непростое: сразу несколько паникеров подняли крик, достучавшийся до робких душ. Иридиане и межгорцы рванули назад чуть ли не все до единого, за ними потянулись самые никчемные из бакайцев. Процесс заражения паникой усугубили раненые, которые, как им и полагается, двигались туда же. Среди них выделялась группа хорошо экипированных: сержант Ритол, игнорируя все остальное, вытаскивал с поля боя потерявшего сознание баронского сынка, для чего привлек всех своих пареньков, до которых сумел докричаться, – долг перед своим сюзереном, увы, превыше всего.
Не мог получше момента выбрать…
Только что войско стояло на позиции, к тому же успешно продавливая фланг противника, как вдруг назад ринулась лавина отступающих. По центру, удивившись прекращению давления в спины, начали оборачиваться дружинники с латниками, тут же взрываясь проклятиями: они пытались организованно пятиться к выходам троп, не в силах устоять без поддержки, – демы давили лучше.
Все это поначалу прошло мимо меня: я тупо колол, рубил, отбивал удары, напрочь позабыв про роль полководца в сражении. Но и толку от меня как командира в свалке, где никто, кроме ближайших, тебя не слышит, да и те не всегда подчиняются? Зато как от бойца прок колоссальный – я такую брешь в строю уже проделал, что можно телегу боком протащить – враги начали шарахаться будто от чумы. Теперь ополченцам остается пройти по расчищенной дороге и устроить демам сталинградский котел в миниатюре.
Когда с обеих сторон закричали подстреленными зайцами, я вдруг понял, что не ощущаю поддержки со спины: слева и справа все еще держатся дружинники, залитые своей и чужой кровью, а вот копья, которые иногда помогали с тыла, вдруг перестали показываться.
Удар – очередной дем заваливается на колени, пытаясь зажать разваленный наплечник, фонтанирующий кровью. Короткий шаг назад, быстро развернуться посмотреть. Дружинник ловко отбивает пику, скользнувшую к моей груди: демы поумнели и пытаются добраться до меня издали, не принимая ближнего боя. Из-за того, что отвлекся, перерубить древко не успел, но оно того стоило – я увидел нечто очень важное.
Позади нас никто не поддерживает, и куда ни кинь взгляд, виднеются спины разбегающихся бойцов. Теперь у нас не было преимущества в численности – скорее, наоборот. А из леса за вражеским строем выскакивали новые демы – видимо, арьергард подоспел. Если Люк не ошибся, то их немного, но нам сейчас и десятка хватит, чтобы лиха хлебнуть: навалятся свеженькие, горящие от нетерпения, добавят бедлама в наше и без того перемешанное построение.
Это конец. Если не отойти, нас сейчас выдавят на те самые тропы, перемешав с паникерами, или того хуже – в непролазные дебри, где можно завязнуть, как муха в паутине. А потом переправится подкрепление с правого берега и запечатает единственный путь отхода. Шаг настолько очевидный, что даже в этой горячке я до него сумел догадаться. Враги не дураки – тоже догадаются.
– Отходим вдоль берега! Быстрее! Не бежать! Держать строй! Вдоль берега! Там мелко – не бойтесь в воду ступать!
Под ногами захрустел ледок заберегов. Глубина по щиколотку – подводное продолжение узкой полосы пляжа, сложенного крупным песком и галькой. Демы, потрепанные нашими действиями, не сразу пришли в себя, и мы успели оторваться. По центру у ребят такое вряд ли получится – как раз туда мчится подмога. Продолжаю орать, разрывая легкие, и слышу, как то же самое кричит Арисат: или донеслись мои слова и мгновенно среагировал, или сам догадался (что вероятнее). С правого берега в нас бьют арбалетчики, но их там слишком мало – поток болтов редок, серьезного урона не наносят. Но пугает баллиста – после очередного выстрела, разорвавшего два тела, опять заскрипел механизм.
Самое время начинать спасаться бегством, пока за нас не принялись всерьез.
Опомнившиеся демы не рискнули преследовать сразу – на этом фланге мы их заставили себя уважать. Все без исключения видели, на что способен ловкач со странным оружием, и выбравшиеся за строй арбалетчики дружно начали лупить исключительно в меня. С меткостью у них дела обстояли не ахти – первыми же болтами ранили одного из дружинников, который до последнего прикрывал своего сюзерена. Раненому начал помогать боевитый ополченец – и тут же выдал порцию ругательств: ему продырявили руку. Но молодец, не бросил товарища.
Я, пятясь спиной вперед, угрожающе помахивал Штучкой, намекая, что гнаться за нами – не самая удачная идея. Никто и не пытался – разбираться со мной доверили арбалетчикам. Не менее полдесятка стрелков поспешно нагибались и разгибались, взводя свое оружие с помощью поясных крюков. Но, в отличие от луков, скорость перезарядки несерьезная – я относительно легко уклонялся, засекая, как очередной враг начинает теребить пуск. А затем между нами и противником выросла стена подступающего к воде леса. Он зимний, без листьев, но кустарник среди деревьев столь густой, что даже из серьезной винтовки достать через него будет непросто.
В этот момент с удивлением услышал за спиной звон оружия. Обернулся – так и есть: отступающие бойцы рубятся с какими-то оказавшимися на пути демами. Их немного, и все в легких доспехах, но чуть дальше возле воды сгрудилась толпа непонятных оборванцев, взирающих на происходящее как-то странно. И в бой они не спешат, да и оружия у них не видно.
Откуда они здесь взялись? Известно откуда – скрытые той самой прибрежной полосой густых зарослей, они не просматривались с троп, и, преследуя разбитый дозор, мы их не заметили.
Лишь увидев конец толстого пенькового каната и цепи на ногах, я понял, что это те самые рабы-гребцы, исполняющие здесь роль бурлаков, а демы в коже – их надсмотрщики. После чего совершил один из самых умных в жизни поступков – заорал во всю мощь глотки:
– Ребята! На веслах! Кто успеет удрать с нами – тот свободен! Бегите же!
Реакции не последовало – рабы стояли столь же неподвижно. Эх… всего лишь забитые жизнью невольники, отупевшие и ко всему безразличные, – помощи от таких не дождешься. Поспешил к месту событий, изготавливая Штучку к размашистому удару сверху вниз – успел понять, что этот простейший прием на диво эффективен. Лишь щит может спасти с гарантией – мечи или древки топоров редко выдерживают встречу с серебряным лезвием.
Но пустить волшебное оружие в ход не успел. Из толпы рабов внезапно выскочил смуглый оборванец исполинского роста и чудовищной ширины плеч, с яростным ревом он налетел на шеренгу пытающихся нас задержать демов и начал расшвыривать врагов как котят. А следом ринулись остальные гребцы – темных, не ждавших удара в спину, попросту смело этой бушующей волной. Их рвали руками, втаптывали в песок, кусали, били головами о валуны и деревья, топили на мелководье.
Дальше мы драпали дружно с рабами – покончив с надсмотрщиками, они не стали задерживаться. Лишь у парочки, похоже, произошло помутнение в голове: оставшись на месте короткой схватки, они продолжали терзать тела мучителей, не обращая внимания на происходящее вокруг. Никто не стал им мешать: вид у безумцев был столь страшен, что нет сомнений – накинутся на каждого, кто рискнет оторвать их от кровавой потехи.
В нас продолжали лететь болты – демы обстреливали с правого берега. Дистанция все же поприличнее, чем раньше, – попадали нечасто, да и арбалетчиков там не прибавилось: семь-восемь, не больше. Тук, вывалившийся непонятно откуда, зазвенел латами: ударило, но не пробило. На бегу он прохрипел:
– Простите, сэр страж. Оттеснили меня от вас в этой давке. Еле пробился. Пришлось через лес кабаном ломиться. Ох и тяжко было – едва не расплющило.
Я не отвечал – не до этого, да и дыхание стоит приберечь. Драпать нам, наверное, придется долго. Но и молчать нельзя – я должен сохранить как можно больше людей:
– Все туда! К тропе! Заходим в лес и мчимся по берегу к той развилке, откуда пришли! К корчме! Кто потеряется – сбор возле лошадей! Кто не помнит, где их оставили, – бегите за теми, кто помнит! Раненых не бросать!
Как ни странно, меня поняли. Даже рабы не стали продолжать бег по полосе песка, подставляясь под обстрел. К тому же дальше берег чуть повышался, и она сходила на нет, а глубина в таких местах подступает вплотную к урезу воды.
Не один я был таким умным – когда укрылся за деревьями, увидел, что по тропам, густо тянущимся параллельно реке, в сторону развилки поспешно продвигаются сотни бойцов. Ими весь лес кишел. И не сказать чтобы они отступали в панике. Нет, хватало и паникующих, но в основном народ держался бодренько: шли быстро, оглядываясь с воинственным видом, покрикивая угрожающе, не потеряв оружия, помогая раненым.
Потери у нас, конечно, просто ужасающие. Но если демы не устроят быстрой атаки, то сумеем сохранить приличные силы. Мы проиграли, но нас не разгромили – войско уцелело. Не прежнее, конечно, но лучше чем ничего. Может, у нас еще будет победоносное будущее. Уже сейчас начинают вырисовываться кое-какие идеи. Демы небось думают, что мы не скоро опомнимся после такого разгрома, – должны хоть немного расслабиться. А мы обязаны это использовать – нельзя оставлять их в покое, позволяя спокойно делать все, что заблагорассудится.
Я зол. Разъярен. Но не запуган и рассуждаю почти хладнокровно. К тому же за битого двух небитых дают – я стал гораздо опаснее.
