Глава 19
Ночная охота
– Не угодно ли принять участие в охоте, господин де Койн? Вернее, понаблюдать за нею со стороны. Уверяю вас, зрелище стоящее.
– В охоте?!
Я попытался недоуменно вздыбить правую бровь, но не удалось. Да и как бы удалось, если раньше никогда не выходило? Вот у моего собеседника, графа Анри Коллайна, такое действие всегда получалось превосходно. И я поспешно уткнул лицо в лежавшие передо мной на столе бумаги, чтобы моя неудачная мимика не выглядела нервным тиком.
А недоуменно вздыбить бровь следовало бы. Какая может быть охота именно сейчас, накануне решающих событий? И вообще, до развлечений ли? Ведь буквально на днях имперская армия перейдет в наступление на западе, чтобы освободить оккупированную войсками короля Готома провинцию Тосвер. С севера на территорию его королевства вторгнется степная конница дормона вардов Тотонхорна, а на юге объединенный флот Империи и Скардара даст решающее сражение эскадрам Абдальяра и Трабона.
Оставался еще восток, где тот же Абдальяр захватил принадлежащий Империи портовый город Дижонт. Кроме того, на востоке следовало помочь дружественному герцогству Эйсен-Гермсайдр, вступавшему в неравную борьбу с королевством Монтарно, давно на него зарившемуся.
Но восток – дела не самого ближайшего будущего, все решится на западе и на юге, в море. Пока же я отправил в герцогство два полка конных егерей под командованием фер Энстуа, который получил от меня ряд строгих указаний.
– Ваша цель, господин барон, – заявил я ему, – не выиграть войну с Монтарно, нет. Задача перед вами одна-единственная, и я полностью на вас полагаюсь. Что бы там ни произошло, с герцогом и герцогиней Эйсенами и их детьми ничего не должно случиться. Ничего. Если дела пойдут хуже некуда, вы должны доставить их всех в Дрондер, даже если сам герцог будет решительно возражать против этого, даже против его воли. У господина Коллайна есть для вас письмо, он разъяснит, кому необходимо будет передать его в Эйсен-Гермсайдре. Так что в своих намерениях вы получите горячую поддержку внутри герцогства.
«В конце концов, – думал я, – герцогство мы отвоюем. Монтарно без союзничества Абдальяра – ничто. Уж лучше пусть Жюстин всю оставшуюся жизнь будет зол на меня за то, что я поступил таким образом, чем примет смерть в борьбе с Монтарно. А с него станется».
Характер великого герцога Жюстина Эйсена я знаю хорошо, и не хватало еще, чтобы он пал в неравной борьбе, отстаивая независимость Эйсен-Гермсайдра, лично ведя войска в атаку…
Лежавшие на столе бумаги, в которые я уткнулся носом после неудачной попытки поиграть мимикой лица, к королевству Монтарно имели самое прямое отношение, и предоставлены они были конечно же самим Анри. Каким-то образом ему удалось добыть часть дипломатической переписки Монтарно с Абдальяром. Копии, естественно, но это совершенно ничего не меняло.
Так вот, Абдальяр в весьма ультимативной форме настаивал на том, чтобы королевство выступило на его стороне, заявляя: кто не с нами – тот против нас – и угрожая в противном случае заняться Монтарно сразу после окончания победоносной войны с Империей.
Когда-то в Гостледере, в порту, принадлежавшем Монтарно, я крепко получил по голове в самом буквальном смысле этого слова, чтобы затем попасть в ситуацию, из которой мне едва удалось вывернуться.
«Отличный повод для оккупации, – размышлял я. – Да и о будущем стоит задуматься уже сейчас. Дети растут, не успеешь оглянуться, как они станут взрослыми. Кроме того, кто его знает, как все сложится в дальнейшем. Это пока у меня детей трое, но всякое старание обычно вознаграждается. Так что вполне может быть, что в скором времени у меня наследников еще прибавится. Янианна в последнее время какая-то загадочная ходит, и к чему бы это? Неплохо бы близняшек сразу, – вконец размечтался я, совершенно позабыв о ждущем от меня ответа Коллайне, – чтобы так хорошо начатое дело удачно продолжить».
В общем, участь Монтарно предрешена. Есть и еще одно: Скардару нужна база в здешних краях, военно-морская и прочая. Имперский порт Гроугент не совсем для нее подходит, лежит он достаточно далеко от тех морских путей, которые Скардару интересны в первую очередь. Так что союзник в будущей войне у меня имеется.
И повод для объявления войны отличный, его даже придумывать не нужно будет: Эйсен-Гермсайдр – давний союзник Империи.
Но все это в будущем. Пока же мне нужно определиться: остаться здесь, в Гроугенте, чтобы принять участие в морском сражении, или отправиться на запад, где имперские войска под командованием герцога Ониойского в самом ближайшем времени должны перейти в наступление. Конечно, к началу наступления я не успеваю, слишком большое расстояние придется покрыть, но кампания не закончится за тот срок, что потребуется на дорогу.
Если же говорить честно… Если честно, отправляться не хочется никуда: ни в море, ни на запад. Со времени моих последних подвигов прошло шесть лет спокойной жизни, но что-то не успел я по ситуациям, когда жизнь зачастую висит на волоске, соскучиться, и на новые героические свершения до сих пор не тянет. С другой стороны, если уж на то пошло, море мне как-то ближе, а выбирать все равно придется…
За окном темнота превращалась в серую муть, перемешанную с влажной взвесью. Изредка со стороны Тускойского залива налетали порывы ветра, довольно зябкого. Мы с Коллайном стояли у широкого открытого окна, наблюдая за тем, как все более явно проступает в рассветной дымке силуэт дома, расположенного на другой стороне узкой улочки на самой окраине Гроугента.
Дом был небольшой, в два этажа, довольно невзрачный на вид. В этом районе нет гигантских особняков, не тот народ здесь проживает. Но и трущоб нет, район вполне приличный. Вокруг дома – каменная ограда высотой примерно в рост взрослого человека, из-за которой видны фруктовые деревья. В одном из окон второго этажа горит свеча, и свет ее едва пробивается сквозь плотные занавеси. Вот, собственно, и все, ничего необычного в доме нет, таких домов тысячи.
Мы ждем условного сигнала, ждем уже третий час, и, должен признаться, ожидание мне успело наскучить. Это Анри семейная жизнь допекла до такой степени, что он старается бывать у себя дома как можно реже. Я же нашел бы себе занятие и поинтересней, и на его предложение согласился только потому, что Яна еще вчера утром уехала в Дрондер.
Коллайн отошел от окна, спрятавшись за стеной, и в который раз извлек из кармана репитер. Он осторожно щелкнул крышкой, приблизил часы к лицу, отчего цвет его лица на мгновение стал мертвенным, бледно-зеленым. Циферблат и стрелки покрыты фосфором, так что разглядеть, который час, можно даже в полнейшей тьме. Затем Анри снова прилип к окну. Его нетерпение понятно, скоро рассвет, а обещанного сигнала все нет. Неужели что-то пошло не так?
Как бы в ответ на мои мысли в окне второго этажа мигнул свет, как будто бы огонек свечи несколько раз прикрыли ладонью. И почти сразу же замелькали едва заметные серые тени. Они перемахивали через забор совершенно бесшумно, и для того, чтобы их разглядеть, нужно было знать, что они есть. Ничего удивительного, в ведомстве, возглавляемом Коллайном, имеются люди, способные решать подобные задачи. Они тоже проходят подготовку в Доренсе, правда, она несколько отличается от той, что получают диверы.
Дальше не было ничего интересного. Несколько приглушенных расстоянием и глушителями хлопков револьверов, звон выбитого стекла и чей-то крик, оборванный в самом зародыше. Крик ночной птицы, донесшийся с внутреннего дворика.
Перед домом появилась пара карет. Ворота, ведущие во двор, распахнулись, и оттуда начали выводить людей, согнутых почти пополам. Приняв их в свое нутро, первая из карет исчезла так же внезапно, как и появилась. Вторая немного задержалась. В нее загрузили три трупа. Все. «Ну и где тут зрелище?» – я посмотрел на по-прежнему припавшего к окну Коллайна.
Кстати, один из его людей, принимавших участие в захвате дома, кого-то мне напомнил, слишком уж своеобразная пластика, прямо кошачья какая-то. Так, а уж не тот ли это наглец, который мечтает стать моим зятем? Как его там? Андре… Андре фер… Никак фамилию вспомнить не могу. Ладно, ничего страшного, невелика птица.
Зять – нечего взять. Маленькой Яне еще не до женихов. Ее больше секреты интересуют. Я улыбнулся, вспомнив, как она, рассказав свой самый страшный секрет, потребовала от меня такой же. Мне в голову ничего не пришло, кроме того, как рассказать о подарке ее маме ко дню рождения, до которого еще добрых пару месяцев. Боюсь только, не утерпит малышка, поведает обо всем Янианне, тоже взяв с нее слово держать все в тайне. Возраст у нее такой, у маленькой Яны. И я улыбнулся вновь.
Коллайн, видимо, принял мои улыбки на свой счет и даже приосанился. Ладно, пусть так оно и будет.
– Отлично сработано, господин Коллайн, – заявил я ему. – Браво и еще раз браво!
В доме напротив находились не шпионы короля Готома, чья задача – сбор информации, а боевики, диверсанты. То есть люди, обученные связывать спичкой, а убивать соломинкой. И прибыли они сюда не в надежде похитить один из имперских секретов, но с конкретной целью – с диверсией в Гроугентском порту.
Все произошло быстро и тихо. У нас потерь нет, враг частично уничтожен, частично взят в плен. Так что мои поздравления были самыми искренними.
Вообще-то это дело в большей степени Тайной стражи, но думаю, граф Кенгриф Сток нисколько не обидится, что все произошло без участия его ведомства. В конце концов захваченный враг там и окажется, в возглавляемом им ведомстве, после того как Анри задаст пленникам несколько интересующих его вопросов.
Коллайн справился с улыбкой и принял самый равнодушный вид: мол, какие пустяки, мы по-другому и не умеем:
– Стараемся, господин де Койн, стараемся. Как видите, не зря свой хлеб едим.
Демонстрация, устроенная мне Коллайном, помимо всего прочего, преследовала и еще одну цель. Анри просил денег, причем немалую сумму. И дело-то важное, да вот только сумма, запрашиваемая им, была весьма велика. У меня же в силу затянувшейся войны с деньгами было не то чтобы очень. Для того чтобы дать деньги ему, придется отказать одному из тех, кому они уже были обещаны. Ну что ж, работа у Коллайна чуть ли не самая важная, так что придется подумать.
– Я посмотрю, что можно сделать.
Анри слегка склонил голову в поклоне, и вид у него был весьма довольный.
Когда мы вышли из дома, в котором провели чуть ли не полночи, окончательно рассвело.
– Хороший будет денек, – зевнул я, взглянув на безоблачное небо.
Ветерок, разгулявшийся на рассвете, разогнал с неба серую хмарь, которая грозила обратиться затяжным дождем, и небеса засияли голубым перламутром, они в этом мире по-особенному красивы.
«Посплю до обеда, а затем отправлюсь на борт «Императора Конрада I», флагмана имперского флота. Всем «Властелин морей» хорош, но комфорта на нем явно не хватает. Все же разгром вражеского флота нисколько не менее значим, чем освобождение провинции Тосвер, а трястись в седле по пути в Сверендер не придется», – принял я решение.
На линкоре держал флаг командующий объединенным флотом Империи и Скардара Дарим фер Разиа. К чести Иджина, скардарский правитель не стал оговаривать каких-то особых условий для прибывшего вместе с ним флота, за что я был ему благодарен.
Я уже вставил ногу в стремя Ворона, когда откуда-то сбоку вынырнул человек. Вынырнул так внезапно, что Проухв едва успел загородить меня своим телом.
– Господин де Койн! – донеслось откуда-то из-за необъятной Прошкиной спины. – Я с сообщением!
Прошка сделал шаг в сторону, пропуская гонца.
– Говори.
Судя по виду курьера, сообщение не очень приятное, это понятно и без слов.
– Господин де Койн, принцесса Яна… – Гонец замолк, не решаясь продолжить.
Сначала я подумал: что-то случилось с тримурой «Принцесса Яна», она как раз в походе. Что-то нехорошее, возможно, даже погибла. Ну что ж, бывает, в конце концов, идет война, и потери неизбежны. Главное, чтобы экипаж удалось спасти. И особенно капитана «Принцессы», Мелиню дир Героссо, он мне очень дорог.
Затем я увидел, как стремительно побледнел Коллайн – цвет его лица за долю секунды стал из смугловатого молочно-белым – и понял: дело совсем не в корабле.
Вид гонца говорил о том же. Пропыленная одежда, осунувшиеся черты лица… Не похоже, что он прибыл с вестью из порта, до которого всего несколько кварталов. Все говорит о том, что курьер примчался из Дрондера, не тратя на отдых ни минуты и только меняя коней.
– Говори! – Я схватил гонца за плечи и несколько раз с силой встряхнул его. – Говори!
И замер, опасаясь услышать самое страшное.
– Принцесса Яна… пропала, – после показавшейся мне вечностью паузы вымолвил наконец он.
– Как пропала?!
Яна не гуляет одна даже по дворцу, вокруг нее вечно целая толпа всяких нянек, воспитательниц, служанок… Она не может пропасть, ее могут только украсть.
Коллайна от моего взгляда отшатнуло далеко назад. Сейчас я ненавидел его не меньше тех, кто украл мою дочь.
– Стараетесь, говоришь? Хлеб не зря едите? А то, что творится под носом, в столице, не видите?
Голос сорвался на хрип, перешедший в шипение, от гнева перехватило горло, но Коллайн отлично меня понял. Я оглядел окружающих меня людей, отчаянно надеясь на то, что это всего лишь шутка, самая неудачная и глупая из всех, что мне приходилось слышать. Но люди старательно избегали смотреть мне в глаза…
Солнце клонилось к закату. Мое сопровождение отстало задолго до того, как местное ярило успело оказаться в зените. Ворон по-прежнему шел легко и, казалось, даже радовался тому, что его наконец-то не сдерживают, пытаясь подстроить под ход остальных. И впервые за весь тот срок, что он у меня был, я смог оценить его силу в полной мере. Надо же, день бешеной скачки, изредка прерываемой переходом на легкую рысь, а конь не показывает ни малейших признаков усталости.
Перед выездом из Гроугента я отделался от всех вещей, чтобы избавить Ворона от лишнего веса, оставив только револьверы и шпагу да захватив пару горстей золота. Гроугентский тракт – самый оживленный из всех трактов Империи, и постоялых дворов на нем предостаточно.
Злость на Коллайна давно испарилась, и я мысленно благодарил себя за то, что смог сдержаться и не наговорил ему кучу всего того злого, что вертелось на языке, да еще и при свидетелях. Анри, я не сомневаюсь, делает сейчас все, что может, и даже более того.
Люди, укравшие мою дочь, не кучка наркоманов, решивших заработать на очередную дозу местного дурмана – житою, нет. Они работают на человека, которого мне сейчас хочется увидеть больше всего на свете. Чтобы схватить его за отвороты камзола, как совсем недавно я схватил беднягу гонца, боявшегося озвучить то, с чем прибыл. Затем приблизить к себе его морду и взглянуть в глаза. Ну и задать вопрос: «Как мог ты опуститься до того, чтобы украсть ребенка? В конце концов, вызвал бы меня на дуэль, и я бы не смог отказаться, пусть и не приняты дуэли на таком уровне».
Яну украли люди короля Готома, больше некому. У него сейчас нет в мире большего врага после того, как я жестоко унизил его, не знавшего поражений полководца, обменяв на простого барона.
Я зарычал сквозь плотно сжатые зубы, и Ворон, почувствовав мое состояние, прибавил ходу. Люди уступали дорогу задолго до того, как с ними равнялся одинокий всадник с бледным лицом и горящими безумием глазами, бешено мчавшийся на черном как уголь скакуне.
Теперь я точно знал, куда должен отправиться, – на запад. Туда, где в самые ближайшие дни имперская армия перейдет в наступление. Но сначала я должен прибыть в Дрондер, чтобы утешить Янианну и найти свою дочь. Там сейчас все поднято на ноги, выходы из города перекрыты, и все ищут пропавшую принцессу. Но почему-то у меня не было сомнений в том, что именно я смогу найти маленькую Яну. Мне будет проще это сделать, ведь я должен почувствовать сердцем место, где именно ее прячут.
После полуночи я остановился на одном из постоялых дворов. Ворон – могучий конь, но и он не может обходиться без отдыха. Я долго водил его по кругу, чтобы конь смог сбросить напряжение после целого дня безумной скачки.
Меня никто не узнавал, еще не то время, когда портреты подобных лиц висят в кабинетах даже самых незначительных руководителей. А для того чтобы признать в черном скакуне аргхала, необходимо знать, какие они, эти аргхалы, простые люди не слишком в этом сведущи. Ведь у аргхалов нет рога посреди лба и пары лишних ног…
Успокоив Ворона, я напоил его теплой водой и пристроил к морде торбу с отборным ячменем.
Горсть золота, которую я, не считая, сыпанул перед хозяином корчмы, как обычно оказала магическое воздействие на качество сервиса. А я, если бы только мог, отдал бы все золото мира для того, чтобы прямо сейчас усадить на колени маленькую Яну, прижать ее к себе, поцеловать в макушку и услышать на ухо очередной секрет.
Ворон вздремнул часок, не переставая хрустеть ячменем, а я продолжал ходить вокруг коновязи кругами. Затем конь начал искоса поглядывать на меня: хозяин, раз в жизни ты разрешил мне промчаться так, как я могу, и что, неужели это все?
И мы помчались дальше, я перекусывал пирогом, который сунул мне в руки хозяин, и запивал пирог вином из бутылки. Пока Ворон отдыхал, не было сил, чтобы хоть что-то проглотить, хотя и следовало бы.
Сияли такие близкие звезды, и их света было больше, чем в моем мире от луны в полнолуние. Безрассудство, полнейшее безрассудство пуститься в путь в одиночку, это я понимал отлично. Просчитать мои дальнейшие действия после получения вести о пропаже любимой дочери легко, даже элементарно. И разработать несколько вариантов, которые можно выполнять одновременно, чтобы перехватить меня по дороге с целью убить или тоже похитить. Так что вполне возможно, что во-о-он там, где лес темной стеной вплотную примыкает тракту, меня ждет засада.
Да и разбойников за время войны развелось великое множество. Гроугентский тракт, несмотря на малую протяженность и близость к столице, никогда не был спокойным: движение оживленное, а рельеф местности вполне подходящий – горные участки и множество лощин, заросших густой, почти непроходимой растительностью, где так легко устроить логово. Сейчас, когда егеря, в чьи задачи входила и борьба с разбоем на дорогах, находятся на фронте, а стража попросту не справляется, так легко нарваться на неприятности.
Но я представлял себе, что сейчас творится в душе у Янианны, и подгонял Ворона, который и так шел на пределе своих возможностей. Я чувствовал себя виноватым в том, что произошло, и никак не мог от этого чувства избавиться.
Под утро снова был кратковременный отдых для Ворона на очередном постоялом дворе, и я опять не мог заставить себя проглотить хоть что-нибудь. На этом дворе подавали кофе, продукт для Империи все еще новый и не очень распространенный, и чашечка крепкого, почти густого напитка, приготовленная заспанным хозяином, пришлась очень кстати. Я положил перед ним на стойку остаток золотых монет, до Дрондера осталось полдня пути, можно не экономить.
Скоростью передвижения можно было гордиться, даже гонец, принесший мне эту весть, потратил на дорогу значительно больше времени, хотя менял лошадей так часто, как это было возможно. Это рекорд, который вряд ли кто-нибудь побьет до того времени, когда в этом мире появятся автомобили, но будь оно проклято, то обстоятельство, которое меня на него вынудило.
Меня опять никто не узнал, вернее, почти никто. Лишь один дворянин, показавшийся во дворе с чашкой того же самого напитка, проводил меня в путь изумленным взглядом. Весь его вид словно говорил: «Что вы здесь делаете, ваше величество, один, без свиты и в таком виде?»
А что здесь делаешь ты, молодой, здоровый, с заспанным и слегка опухшим после вчерашних излишеств лицом, когда сейчас на западе, в провинции Тосвер, решается судьба Империи?
Все произошло через пару часов после последней остановки. Тракт, соединяющий столицу и город-порт Гроугент, прямой как стрела почти на всем своем протяжении, в одном месте закручивался чуть ли не в петлю. Спуск с поворотом, в самом конце спуска – поворот налево, теперь уже с подъемом, и снова поворот и спуск.
В моем мире такие участки дороги обычно называют «тещиным языком», и подобный язык есть чуть ли не в каждой местности. Здесь такого названия нет, хотя вряд ли в этом мире тещи другие. Мне об этом судить трудно, Янианна – сирота.
Ворон под уклон прибавил в беге, и из-за поворота мы выскочили на бешеном галопе. Выскочили, чтобы едва успеть затормозить. В низине тракт не слишком широк, особенности рельефа. Так вот, дорогу чуть ли не полностью перегородили две сцепленные телеги. Одна из них, та, что побольше, с наращенными бортами, лежала на боку, полностью освободившись от груза – капусты, раскатившейся по всей округе. Вторая, прикрытая пологом и груженная непонятно чем, оставалась на колесах.
«Вероятно, все произошло совсем недавно, – решил я, потому что вокруг телег, пытаясь их расцепить, суетились люди, человек семь, не меньше, с виду – типичные крестьяне, причем не самые зажиточные. – И виновата во всем та, что была загружена капустой. Телегу перегрузили, и на спуске ее понесло. А урожай капусты в этом сезоне хорош, очень хорош. Столько возов с ней по дороге попадалось, что такой вывод сам собой напрашивается. Ждать же, когда они расчистят проезд, смысла нет. Слева обойти их будет затруднительно, там откос, а вот справа… Если слезть и взять Ворона в повод, то можно и протиснуться. И вообще, закончится война, надо будет заняться этим вопросом – спрямить дорогу. Чуть ли не главный тракт в Империи – и такое безобразие».
Я склонился к холке Ворона, чтобы с него соскочить. Именно это меня и спасло. Близким выстрелом с головы сорвало шляпу. Голове досталось тоже, от удара пулей я так отшатнулся в сторону, что хрустнуло в шее.
«Жив», – мелькнуло в голове, когда я яростно вонзал шпоры в бока Ворона. Конь чуть ли не с места перескочил телегу, задев в прыжке ее борт задними ногами, но устояв.
Не знаю, что повлияло – напряжение последних суток, удар пулей по голове, прошедшей по касательной, но на меня навалилось бешенство. Навалилось так, что от ярости потемнело в глазах. И вместо того, чтобы снова пришпорить коня, посылая его в намет, ведь с каждой долей мгновения попасть в меня будет все сложнее, а поворот дороги – вот он, рядом, и его прикрывает росшая на самом краю тракта густая буковая поросль, я развернул Ворона, обнажая шпагу и выхватывая левой рукой револьвер.
В последние несколько месяцев времени на отдых, не говоря уже о развлечениях, катастрофически не хватало. Но на стрельбу из револьвера, причем именно левой рукой, часок-другой раз в несколько дней я выкраивал. Почему именно левой? Да потому что правая рука для шпаги, которая не дает осечек, у нее не заканчиваются патроны, она не требует времени на перезарядку, а все ее достоинства ограничиваются только длиной клинка.
В Доренсе, кстати, имелось приспособление, которое с натяжкой можно было бы назвать тренажером для стрельбы верхом на скаку. Или на месте, потому что любая лошадь категорически не желает замирать, даже когда стоит, чтобы дать своему наезднику пару мгновений на прицеливание. Несложное приспособление в виде седла на высоте, соответствующей всаднику на лошади, раскачиваемое помощниками.
Нет, верхом на настоящей лошади диверы в стрельбе практиковались значительно чаще, но и на этом тренажере получить необходимые навыки можно было отлично. И всякий раз, бывая в Доренсе, я непременно тренировался. Получалось неплохо, вероятней всего потому, что ученики не раскачивали меня так, как раскачивали друг друга.
Первый выстрел пришелся в человека, показавшегося мне главным среди людей, устроивших засаду. И почему-то только сейчас я вдруг понял, что на крестьян эти люди похожи лишь одеждой.
Еще выстрел, теперь уже в ближнего бандита по левую сторону от меня, кинувшегося с короткой пикой в руках. Удар наотмашь по правую руку, и опять выстрел.
Ворон грудью сшиб бросившегося наперерез бородача в нахлобученной на самые глаза шляпе, и вздрогнул, когда наступил на его тело копытом.
«Сейчас можно, родной, – успел подумать я. – Сейчас это уже не люди, а враги».
Снова выстрел, затем еще и еще. Я стрелял с закрутившегося на месте Ворона, натянув повод правой рукой так, что он захрипел.
«Мало тренировался, мало, – мелькнула мысль. – Ну хотя бы каждый второй выстрел в цель».
Все, барабан пуст. Я разжал пальцы левой руки, роняя револьвер на землю. Было не до того, чтобы успеть его спрятать, пусть он и стоит целое состояние. Ценность сейчас у меня была единственная – собственная жизнь, и доли секунды могли решить все.
Выпад шпагой во всю длину руку, склонившись, даже за луку седла пришлось схватиться. И достал, самым кончиком клинка, но достал. Очередной враг, выронив взведенный пистолет, рухнул на колени, прижав руки к лицу.
Теперь смахнуть рукавом кровь с лица, правый глаз ничего не видит. А это очень плохо, могут ткнуть, и не заметишь, кто и откуда. Накаркал, черт побери. Бедро правой ноги обожгла резкая боль. Причем обожгла сразу, обычно от ранения до пришедшей боли проходят какие-то мгновения, но не в этот раз. Я заорал, ткнув шпагой чуть ли не в рычащий рот бородатого разбойника.
Люди, напавшие не меня, почему-то действовали молча, и только тот, которому досталось острием шпаги в лицо, завыл на одной ноте, раскачиваясь на коленях из стороны в сторону.
Я направил коня на шарахнувшегося от меня в сторону низкорослого типа, похожего на сказочного гнома из-за своей непомерной ширины и бороды лопатой, доходившей ему до середины груди, и достал его клинком. Двое оставшихся врагов поспешили скрыться в кустах, один из них бежал, сильно склонившись набок.
Все, как будто бы все. Я огляделся по сторонам и убедился, что больше никого нет. Соскочив с Ворона, я попытался опереться на раненую ногу и едва не упал, успев в последний момент ухватиться за ремень стремени. Плохо дело, очень плохо. Рана большая, крови успело набежать полный сапог, необходима срочная перевязка. Но сначала маленькое дельце, иначе никак. Их трое, еще живых врагов, и каждый из них должен умереть. Не хочется получить пулю или железо в спину, когда стану перевязать рану и мне будет не до них. И никаких уколов совести, что мне придется добивать раненых, потому что я спешу спасти свою похищенную дочь, а эти люди встали у меня на пути.
Шелк сорочки вырывался из рук. И я плюнул на то, чтобы разорвать ее на узкие полоски, обмотав ею ногу прямо поверх штанов. Куда же они угодили, раз кровь едва удалось унять? И еще очень плохо то, что почти не чувствую ноги, хуже некуда.
Послышался стук подков по каменным плитам, покрывающим тракт. Стук очень частый, вероятно, люди спешат на звуки выстрелов. Но кто они?
В седло с ходу вскочить не удалось, и я прикрылся Вороном, держась за него. Голова пульсировала болью при каждом ударе сердца, серьезно же ей досталось. Раненую ногу почему-то сгибало в колене, хотя сам я не прикладывал к этому ни малейших усилий. Ну кто же там едет, дьявол их всех разбери?
Наконец из-за зарослей молодого бука показалось несколько всадников, то ли трое, то ли все четверо, разглядеть было сложно из-за пелены в глазах, которую я безуспешно пытался проморгать.
Первый из всадников, увидев открывшуюся перед ним картину недавнего боя, придержал коня и удивленно присвистнул, затем шенкелями послал коня вперед. За ним показались и остальные. Они определенно не были бандитами, те не щеголяют в мундирах конной стражи.
Стоять на одной ноге стало невмоготу, и я опустился на траву, обхватив голову руками.
– Артуа? – спросил один из приблизившихся, чей голос показался мне смутно знакомым.
Я с трудом поднял голову. Так и есть, этого человека я знаю. Хотя с той поры, когда мы виделись с ним в последний раз, прошло уже без малого десять лет. Он мало изменился за эти годы, такой же худой, как будто бы его долго вялили на солнце, с лицом, покрытым многочисленными морщинами, и темными, совсем не выцветшими от возраста глазами.
– Здравствуй, Хийом, давно не виделись. – Меня хватило лишь на несколько слов. Хийом бросил взгляд на шпагу, лежавшую рядом, под рукой, на украшенный золотыми позументами камзол, валявшийся на траве неподалеку, который мне не хватило ума сменить на что-либо более скромное, и голос его стал другим:
– Ваша милость… светлость… – И затем, после небольшой паузы: – …сиятельство?..
Последнее слово он произнес чуть ли не с придыханием, при этом понизив голос.
Все равно не угадал, да и важно ли это? Сейчас важно только одно: мне срочно нужно в Дрондер.
– Ты должен мне помочь, Хийом. Очень тебя прошу. Помоги мне добраться до Дрондера. А там… А там проси что хочешь, все, что смогу…
Слова давались с трудом. После того как схлынула горячка боя, до ужаса хотелось одного – прилечь на травку и лежать. Тихо так лежать, не шевелясь, чтобы в голове перестал бить болью колокол.
В столицу мы прибыли под вечер. Уже в самых предместьях, когда меня начало сильно пошатывать в седле, Хийому удалось нанять карету. Небольшую такую, тесную, с жесткими сиденьями, но пересесть в нее было чуть ли не блаженством, ведь появилась возможность пристроить раненую ногу поудобней.
Хийом стушевался, когда мы въехали в центр Дрондера, и я велел править к императорскому дворцу.
Непонятная логика: броситься втроем на звуки выстрелов, когда неизвестно, кто там и сколько, – не страшно, а вот дворец внушает страх. Мы подъехали к черному ходу, ведь перед тем, как увидеть Янианну, мне необходимо было хоть немного привести себя в порядок, а не показываться перед ней залитым кровью с головы до ног, в камзоле на голое тело и в безобразном тюрбане на голове с проступающими сквозь него алыми пятнами.
Выбраться из кареты мне помогли. Сначала я попытался прыгать на одной ноге, опираясь на Хийома. Получалось плохо, каждый прыжок отдавался в голове, и я не стал возражать, когда Хийом с одним из своих спутников, таким же худым, как и он сам, но не в пример более рослым, сцепили руки крестом, и я уселся на них, придерживаясь за их плечи.
«Успеть бы смыть с себя кровь и переодеться, – думал я, когда мне на голову лили теплую воду, стекающую на пол розоватыми струями. – Янианне уже непременно сообщили, в каком виде я заявился. В императорский дворец не пробраться незамеченным. Но ведь негодяи, укравшие мою дочь, умудрились и пробраться, и выбраться из него, и их не видели. Никто не знает, где ее искать, а я в таком состоянии».
Боль ушла, уступив место отчаянию.
Привести себя в порядок я не успел. Обернувшись на слабый вскрик, я увидел в дверях Янианну, медленно опускавшуюся на руки окружавших ее фрейлин.
